КРИТИКА ДЖ. ОСТИНА В ПОСТХАРТИАНСКОЙ ЮРИСПРУДЕНЦИИ: К РЕВИЗИИ ОСНОВАНИЙ

Касаткин Сергей Николаевич

УДК 340.12 ББК 67

Касаткин Сергей Николаевич Kasatkin Sergei Nikolayevich

доцент кафедры теории и истории государства и права Самарского юридического института ФСИН России, доцент кафедры теории права и философии Самарского государственного экономического университета кандидат юридических наук, доцент.

Associate Professor, the Department of Theory and History of State and Law, The Samara Law Institute of the Federal Penitentiary Service of Russia, Associate Professor, the Department of Theory of Law and Philosophy, the Samara State University of Economics, PhD in Law, Associate Professor. E-mail: [email protected].

КРИТИКА ДЖ. ОСТИНА В ПОСТХАРТИАНСКОЙ ЮРИСПРУДЕНЦИИ:

К РЕВИЗИИ ОСНОВАНИЙ*

Criticism of J. Austin in post-hartian jurisprudence: to the revision of grounds

Статья обращается к восприятию командной теории права Джона Остина (1790-1859) в современной англо-американской юриспруденции, начиная с Г.Л.А. Харта. Обсуждается противоречивость оснований такой оценки: отвергая учение Дж. Остина, как «несоответствующее фактам», его критики сами вводят концепции, которые страдают от схожих дефектов, претендуя при этом на статус легитимных вариантов теоретического осмысления права. Как следствие, в статье подчеркивается про-блемность и неабсолютность стандарта соответствия правовой теории фактам (действующего в контексте иных ценностно-методологических ориентиров), а также обоснованность более широкого горизонта в оценке учения Джона Остина.

Ключевые слова: Дж. Остин, Г.Л.А. Харт, юридический позитивизм, методология юриспруденции, стандарты оценки правовых теорий, понятие права, «перспектива участника».

В современной западной юриспруденции учение выдающегося британского правоведа, одного из основателей юспозитивизма, Джона Остина традиционно воспринимается в критическом ключе и во многом рассматривается лишь как исторический образец правовой теории. Определяющей для такой трактовки в англо-американской мысли стала оценка доктрины Дж. Остина, как «не соответствующей фактам», предложенная в 1950 - 60-х гг. другим известным британским правоведом Гербертом Хартом. Г.Л.А. Харт не просто указал на отдельные содержательные дефекты трак-

The paper addresses to perception of John Austin 's (1790-1859) command theory of law in modern Anglo-American jurisprudence starting from H.L.A. Hart. The contradiction of grounds for such assessment is discussed: rejecting J. Austin's doctrine as «failing to fit facts», his critics themselves introduce conceptions that suffer from similar defects, while claiming a status of legitimate versions of theoretical understanding of law. Therefore the article emphasizes problematic and non-absolute character of the standard of consistency of legal theory with facts (operating within a context of other value and methodological guidelines) as well as validity of a wider horizon in assessing John Austin's doctrine.

Key words: J. Austin, H.L.A. Hart, legal positivism, methodology of jurisprudence, standards for assessing legal theories, concept of law, «participant 's perspective».

товки права как приказа суверена, но настаивал на коренном пороке учения Дж. Остина -его неспособности надлежащим образом объяснить нормативность права и тем самым его понятие/природу. В противоположность этому Г. Харт предлагает концепцию права как союза первичных и вторичных правил, методологически основанную на учете восприятия и практик права самими участниками правового общения, т.е. их «внутренней точки зрения» [24, сЬ 4-5], формируя новый стандарт теоретизирования о праве в англо-американской мысли. Между тем, реализация такого

* Публикация подготовлена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научных проектов № 20-011-00914 «Проект позитивизма сегодня: историческая траектория, проблемное поле и система юридического позитивизма в англо-американской традиции».

подхода содержит в себе проблему: в духе установок Г. Харта многие современные правоведы, с одной стороны, оспаривают учение Дж. Остина и иные концепции права, имеющие существенные расхождения с «внутренней точкой зрения» участников юридической практики, с другой - допускают такие отступления в собственных рассуждениях о праве, порождая вопросы о содержании, значении и роли стандарта фактуальной адекватности правовой теории.

В свете сказанного настоящая статья обращается к рассмотрению критики учения Дж. Остина в англо-американской мысли и установлению (с опорой на позицию Брайана Бикса [8] и ряда других исследователей) связанных с ней проблемных методологических следствий. Такой ракурс позволяет не только иначе взглянуть на идеи британского правоведа XIX века, но и прояснить некоторые установки, используемые сегодня в построении и оценке теорий права.

Итак, фигура британского правоведа XIX века Джона Остина традиционно рассматривается в качестве одного из родоначальников юридического позитивизма [30; 33; 41; 29, p. 7; 48] и аналитического правоведения [47, p. 67-69; 26, p. 7, etc.; 42; 20, p. 18]. Как и другой именитый британский мыслитель Джереми Бентам, Дж. Остин критически настроен в отношении синтеза доктрин общего права и естественного права, доминировавшего в британской юриспруденции вплоть до первой половины XIX столетия. В противовес этому Дж. Остин пытается выстроить «науку о праве», которая бы обеспечивала адекватное и строгое описание базовых правовых понятий и тем самым предлагала юристам ясные и эффективные инструменты практической деятельности [3, vol. 2., p. 1107-1108]. Правовед начинает с определения области юриспруденции, разграничивая правильное и неправильное употребление терминологии «права» («law»). Основой для такой лингвистической ригоризации, по сути, выступает установление эмпирических референтов юридического дискурса (в духе концепции языка Дж. Бентама, связывающего состоятельность терминов с наличием у них аналогов в мире фактов [6, p. 251 ff.]). В этой перспективе Дж. Остин объясняет право через приказы или «команды» суверена. По его мнению, правовая норма, как вид команды,

включает выраженное знаками или словами желание одного разумного существа в отношении другого о должном поведении, желание, подкрепленное санкцией, т. е. возможностью причинения вреда на случай неисполнения [4, p. 24, 18, etc.]. При этом правовая норма должна исходить от суверена - лица (или совокупности лиц), которое в независимом политическом сообществе не имеет привычку подчиняться схожему вышестоящему лицу и которому привычно подчиняется большинство данного сообщества [4, p. 16, etc.].

Став авторитетным образцом теоретизирования о праве и повлияв на оформление юри-дико-позитивистской традиции, учение Джона Остина породило критику по ряду различных направлений [43, p. xx ff.]. Для англо-американской юриспруденции второй половины XX века (и, так или иначе, для континентальной правовой мысли [30; 10; 5, p. 2]), в сущности, «канонической», становится трактовка учения Дж. Остина, введенная другим английским правоведом, Гербертом Хартом (19071992) [23; 22, s. 2; 24] и разделяемая адептами различных течений в философии права (включая таких авторов, как Джозеф Раз [39, s. 3], Джон Финнис [18, ch. 1], Рональд Дворкин [15, ch. 2], Нейл Маккормик [31] и др.).

Г. Харт признает ценность учения Дж. Остина и использует последнее в качестве точки отсчета в формировании надлежащей теории права. Он принимает идею раздельного изучения права, как оно есть и каким оно должно быть, развивает проект аналитической (понятийной) юриспруденции на базе методологии философского анализа языка, поддерживает позитивистский тезис о разделении права и морали [22, s. 2; 24, ch. 1, 8-9]. Вместе с тем Г. Харт отвергает состоятельность отстаиваемого предшественником описания права в целом ряде аспектов. Так, по его мнению, сведение Дж. Остином юридических правил к приказам не учитывает либо не дает надлежащего объяснения разнотипности содержания правовых предписаний (устанавливающих как обязанности, так и правомочия), многообразию их источников (включая правовой обычай и судебный прецедент), а также сфере их распространения (охватывающей самих субъектов правотворчества) [24, ch. 2-3]. Неудовлетворительной видится Г. Харту и предлагаемая Дж. Остином идея юридически неограничен-

ного суверена, трудно соотносимая с практиками не только республиканских, но и монархических государств с их нормами и процедурами передачи власти, распределением полномочий между различными властными субъектами и «рассеиванием» суверенитета в обществе [24, ch. 4]. Главным же пороком учения Дж. Остина, по мысли критика, является неудовлетворительное объяснение центральной для права идеи правила, не позволяющее отграничить его от простых привычек/поведенческих обыкновений: существование правила подразумевает не только наличие единообразия в групповом поведении («внешний аспект»), но и его принятие членами сообщества в качестве образца собственных действий и основания оценки действий других («внутренний аспект») [24, ch. 4-5]. Отсюда, определяющей методологической установкой для Г. Хар-та выступает необходимость учета правовой теорией «внутренней точки зрения» участников правового общения, учета того, как они воспринимают и практикуют действующее в обществе право, используют его в качестве основания собственного поведения. Подобная - «герменевтическая» - установка формирует новый общий стандарт в англо-американской философ-ско-правовой мысли ХХ века [22, p. 13-14; 18, ch. 1; 7], обусловливая «проверочный тест», который не проходит доктрина Дж. Остина. Последняя «не соответствует фактам» [24, p. 78, 80, etc.], т.е. тому, как право воспринимается и практикуется гражданами и должностными лицами, а значит, она должна быть отвергнута, оставаясь тем самым лишь примером исторического учения, ошибки которого образуют урок для студентов-юристов и основу для исследователей в создании более адекватных концеп-туализаций права [34, p. 218 ff.].

Несмотря на широкое распространение изложенной трактовки учения Джона Остина в англо-американской (и в целом западной) юриспруденции, таковая, однако, вызывает и ряд существенных возражений.

С одной стороны, приведенная «каноническая» трактовка дает не вполне справедливое прочтение Дж. Остина, не учитывает содержащихся у него контраргументов против многих замечаний современных критиков, а также отказывается от возможного более тщательного переформулирования суждений британского мыслителя для нейтрализации или

уменьшения их несоответствия текущим практикам и пониманию права членами конкретных сообществ. Это, среди прочего, касается разделяемых Дж. Остином стандартов методологической строгости, обусловливающих характер и содержание даваемых им дефиниций [32, ch. 1; 47, p. 88, etc.; 33, p. 198 ff.], наличия у правоведа представлений об управо-мачивающих предписаниях [43, p. xxiii] и о своеобразной «внутренней точке зрения», связанной с мотивацией правомерного поведения [27, p. 2 ff.], контрдоводов относительно сути и универсальности авторской идеи суверена [21; 43, p. xxiii ff.; 12, p. 63 ff.] и пр.

С другой стороны, что особенно важно, концепции сегодняшних правоведов - критиков Дж. Остина, также сталкиваются с обвинениями в несоответствии фактам, продолжая при этом позиционироваться в качестве легитимных вариантов теоретического осмысления права [8, p. 2 ff.].

В этом плане весьма показателен случай самого автора «канонической» интерпретации Дж. Остина, Герберта Харта. Как известно, Г. Харт отстаивал взгляд на право как на систему первичных и вторичных правил, укорененную в принятом в обществе «правиле признания», устанавливающем критерии юридического без необходимого обращения к морали; при этом он допускал наличие в праве пограничных случаев, где судебное решение не может строиться лишь на юридических правилах и требует выбора/усмотрения [24]. Такой взгляд, изменив «интеллектуальный ландшафт» англо-американской юриспруденции, породил массу критической литературы и фундаментальных полемик, структурирующих содержание философско-правовых исследований и академических курсов по сей день [19; 2]. При этом среди адресованных Г. Харту критических замечаний представлены и те, что во многом схожи c его возражениями против доктрины Дж. Остина. В их числе можно назвать следующие:

1. Г. Харт отвергает как состоятельность общей дефиниции понятия права, так и уместность понятия правила в качестве используемой здесь родовой категории [24, ch. 1], оспаривая соответствующие методологические приемы в юриспруденции, включая подход Дж. Остина. Между тем, как отмечают критики, Г. Харт одновременно практикует

объяснение права как союза первичных и вторичных правил [24, ch. 5], по сути, имплицитно делая то, что Дж. Остин, проводя границы правовых понятий, делает открыто [32, ch. 1].

2. Оспаривая установку Дж. Остина, центрирующую страх санкций как главный мотив подчинения правовым предписаниям (аналогичную точке зрения «плохого человека» («bad man») О.У. Холмса, не разделяющего ценности права, но лишь просчитывающего возможные санкции за свое поведение [25]), Г. Харт ставит во главу угла «внутреннюю» точку зрения «озадаченного» человека, принимающего предписания права как легитимные основания собственных и чужих действий [24, p. 40, etc.]. При этом, однако, такой методологический акцент не подкрепляется какими-либо эмпирическими аргументами и, на деле, девальвирует разнообразный опыт альтернативных установок в отношении права [45].

3. В продолжение Г. Харт, в разрез с Дж. Остином и др., выводит санкции и принуждение за пределы необходимых элементов понятия права [24, ch. 3]. На фоне важности и распространенности принуждения в известных правопо-рядках, данная позиция означает сомнительный крен в сторону абстрактно-понятийного в противовес актуально-эмпирическому, сужает и проблематизирует предметное поле общей теории права [45].

4. Аналогичным образом Г. Харт трансформирует образ правопорядка, заменяя фигуру суверена, как его основание, на систему метаправил, прежде всего, правило признание, определяющее критерии юридической действительности [24, ch. 5]. Однако, как и конструкция Дж. Остина, такая модель имеет свои ограничения по сфере применения, исключая из анализа множество сообществ с доминированием неформальных механизмов правотворчества и разрешения споров [40, p. 23-25] или с жесткой властной иерархией и опорой на насилие [45]. Более того, допуская существование системы, где вторичные правила признания, изменения и суда, определяющие действие первичных обязывающих правил, находятся под контролем должностных лиц [24, ch. 6], Г. Харт, вопреки собственной критики Дж. Остина, также не дает четкого разграничения между правопорядком и «правлением шайки разбойников» [16].

Как известно, эти и многие другие критические выпады не привели к исключению

Г. Харта и формируемых им образцов теоретизирования из системы современной фило-софско-правовой мысли. Наоборот, они стимулировали дальнейшее развитие позитивистского подхода и подходов его оппонентов, а также общей методологии правоведения. Иначе говоря, случай Г. Харта, как и иные примеры в юриспруденции, показывает, что несоответствие правовой теории фактам вовсе не означает ее краха и окончания дискуссии. Адепты теории, при желании, могут сохранить ее силу и авторитет, прибегая к механизмам защиты от обвинений в отступлении от практик и восприятия участников правового общения [8, p. 5 ff.].

Такие защитные механизмы различны. С одной стороны, это могут быть стратегии «компромиссов», согласно которым отклонение от фактов признается допустимой платой за уяснение или постижение теорией важных моментов изучаемой предметности. Теория, как и любая модель, неизбежно подразумевает упрощение или искажение, связанное с «редукцией сложности жизни к простой картине», и чем более глубоким будет считаться предлагаемое теоретиком «проникновение в суть» предмета, тем большие фактуальные девиации в деталях будут оправдываться [9; 8, p. 6, 7]. Вопрос здесь заключается в проблемном согласовании того, что понимается под целью, ценностью или «успехом» правовой теории, легитимирующими ее «отступление» от фактов, будь то объяснение части самосознания соответствующего общества [39, s. 3], наилучшая морально-политическая интерпретация его юридической практики [14, ch. 2, 3, etc.], выбор модели, общественная вера в которую приведет к наилучшим последствиям [34, p. 371 ff.], исследование роли права в осуществлении добра [13, p. 10 ff.] или его соотнесение с моральными требованиями по достижению общего блага [17], и т.п. [8, p. 5-8]. С другой стороны, это могут быть альтернативные стратегии защиты. Так, совместно принимаемые и взаимосвязанные убеждения, составляющие «сеть» теории, доступны «растягиванию»/пе-реинтерпретации, обеспечивающей их приспособление к изначально «непримиримым» фактам [38]. Другой вариант - нейтрализация самих фактов (их трактовок), противоречащих выдвигаемой теории. В этой перспективе «неудобные» высказывания судей,

юристов и простых граждан о праве могут признаваться неподлинными и причинно объясняться действием существующих презентационных и языковых конвенций, политическим/социальным давлением, или самообманом [8, p. 8-9].

Как следствие, апелляция к prima facie «понятному» и «самоочевидному» стандарту соответствия фактам как в построении правовых теорий, так и в их критике / оценке не является каким-либо абсолютным (и даже необходимым) аргументом в обосновании. С одной стороны, «факты» всегда теоретически нагружены, конструктивны [37], а значит, требование фактуальной адекватности подразумевает метатеорию о том, что такое факт, какова точка отсчета или перспектива его концептуализации, каковы основания проверки (истинности) теоретических утверждений, и пр. С другой стороны, теория всегда соединяет в себе ценности и факты, а ее «успех», как бы он не определялся, выступает более фундаментальным и комплексным критерием оценки, несводимым к соответствию фактам. Он задается и меняется в зависимости от социально-практического контекста употребления теории, ее ценности (в том числе «популярности») для пользователей и иных заинтересованных лиц, ее восприятия и востребованности в той или иной эпохе, традиции, сообществе, правопорядке и т.д. [1, гл. 12].

Критика любого правового учения как «не соответствующего фактам» базируется на ряде мировоззренческо-методологических презумпций, подлежащих учету. Отсюда, в свете доводов Б. Бикса и других исследователей, типичный для англо-американской мысли тезис о фактуальной неадекватности учения Джона Остина видится скорее упрощенным, а само такое учение - открытым для легитимизации. Здесь допустимы как более убедительное переформулирование доктрины британского правоведа и / или противоречащих ей «фактов» либо ее «компромиссное» обоснование, трактующее отступление от фактов в качестве допустимой платы за достижение важной цели - глубинного понимания права.

При этом переоценка доктрины Дж. Остина может вестись по-разному, в том числе в зависимости от толкования его методологических интенций [47, p. 67-69; 12, p. 81-83; 8, p. 10-11]: рассмотрения его проекта в каче-

стве понятийного анализа права как элемента юридической «науки» (того, что необходимо истинно в отношении любой правовой системы) [47, p. 88; 29; 32] и / или в качестве его эмпирического описания (того, что истинно в отношении известных правовых систем) [33, p. 2, 192, etc.] (не считая более экстравагантных трактовок Дж. Остина как «реалиста» подобно Н. Макиавелли и Т. Гоббсу [11, p. 70, etc.] или «комплементариста» в духе Ф. Аквинского [32]).

Тогда, например, «понятийный» вариант репрезентации командной теории Дж. Остина может связывать ее объяснительную ценность / «инсайт» с утверждениями о том, что, во-первых, право сущностно связано с властью; во-вторых, что его лучше понимать (и практиковать) в качестве «нисходящего» института, нормы которого установлены государством для граждан, а не наоборот; в-третьих, что любая правовая система представляет собой целостность с фактически неограниченной властью [12, p. 49-77; 8, p. 10-11]. В свою очередь «эмпирический» вариант может подчеркивать акцент Дж. Остина на значении санкций и принуждения в реальных правопорядках в противовес их исключению из «логически необходимых» свойств права в традиции после Г. Харта (отсекающей огромный и важный пласт опыта правовых систем в различных исторических и культурных средах) [28; 36; 46; 45]. Возможны и варианты сквозной или синкретичной репрезентации подхода Дж. Остина, показывающие его потенциал [42, p. 96; 20, p. 29]. Сюда, например, относимы методологические аргументы в пользу ценности для правовой теории перспективы «плохого человека» (учитывающего в праве лишь негативные для себя следствия), эмпирически не менее важной, чем перспектива «озадаченного» и законопослушного человека [45, p. 14 ff.], а также близкий аргумент, расценивающий децентрацию «внутренней точки зрения» как достоинство учения Дж. Остина и, наоборот, недостаток концепции Г. Харта (чрезмерно сосредоточенной, в духе юснатурализма, на том, как право формирует (моральные) основания поведения) [44].

Сказанное не означает полного отрицания существующей квалификации и автоматического первенства доктрины Дж. Остина по отношению к Г.Л.А. Харту и др., но скорее принятие более широкого горизонта в осмыслении

ее места и ценности в системе координат теоретизирования о праве. Даже в свете предложенной методологической ревизии взгляды Дж. Остина по-прежнему будут вызывать -обоснованную - критику: это касается и явной неуниверсальности эмпирической картины права в командной теории, и спорности объяснения ею идеи права через власть и принуждение на фоне господствующих сегодня и базовых для теории ценностей и политических ориентиров. При этом, однако, спорность, чуждость или провальность правовой доктрины в одном контексте не исключает ее возможной близости или успешности - в других. Отсюда верным видится резюме, данное Б. Биксом: «...Успех или провал теории... [есть больше] вопрос восприятия и оценки среди ее потребителей. Правовые теории... возникают в ответ на интеллектуальные вопросы и практи-

Литература

1. В поисках теории права: коллективная монография. СПб., 2020.

2. Касаткин С.Н. Основной труд Герберта Л.А. Харта (на публикацию русского издания книги «Понятие права») // Вестник Самарской гуманитарной академии. Сер. Право. № 2. 2007.

3. Austin J. Lectures on Jurisprudence, or The Philosophy of Positive Law. 4th rev. ed. 2 vols. London, 1879.

4. Austin J. The province of jurisprudence determined. Cambridge, 1995.

5. Bayуn J.C. The Province of Jurisprudence Underdetermined // Neutrality and Theory of Law. Dordrecht, 2013.

6. Bentham J. Of Laws in General. London, 1970.

7. Bix B. H.L.A. Hart and the Hermeneutic Turn in Legal Theory // Southern Methodist University Law Review. Vol. 52. 1999.

8. Bix B. John Austin and Constructing Theories of Law // The Legacy of John Austin's Jurisprudence. Dordrecht, 2013.

9. Bix B. Reductionism and Explanation in Legal Theory // Properties of Law: Essays in Honour of Jim Harris. Oxford, 2006.

10. Bobbio N. Dalla struttura alla funzione. Nuovi studi di teoria del diritto. Milano, 1977.

11. Cotterrell R. Scholar in Law: English Jurisprudence from Blackstone to Hart. New York, 1996.

ческие проблемы. [своего] времени... И хотя они могут быть приспособлены или переописаны таким образом, чтобы казаться чуткими к вопросам и проблемам другого периода, неизбежно наступит время, когда теория, когда-то считавшаяся влиятельной и важной. начнет казаться причудливой и бесполезной новому поколению мыслителей. Для одного поколения понимание, предлагаемое Остином (или Кельзеном, или Разом), может казаться центральным, а [ее] отклонения [от фактов] -тривиальными, тогда как для более позднего поколения такое понимание будет незначительным или малоприемлемым, а отклонения -фатальными... И если [сегодня] теория Джона Остина видится менее устойчивой, чем когда-то, это может говорить о нас и о том, что нас беспокоит, в той же мере, в какой и о его теории» [8, p. 13-14].

Bibliography

1. In search of the theory of law: a collective monograph. St. Petersburg, 2020.

2. Kasatkin S.N. The main work of Herbert L.A. Hart (for the publication of the Russian edition of the book «The Concept of Law») // Bulletin of the Samara Humanitarian Academy. The «Right» series. № 2. 2007.

3. Austin J. Lectures on Jurisprudence, or The Philosophy of Positive Law. 4th rev. ed. 2 vols. London, 1879.

4. Austin J. The province ofjurisprudence determined. Cambridge, 1995.

5. Bayуn J.C. The Province of Jurisprudence Underdetermined // Neutrality and Theory of Law. Dordrecht, 2013.

6. Bentham J. Of Laws in General. London, 1970.

7. Bix B. H.L.A. Hart and the Hermeneutic Turn in Legal Theory // Southern Methodist University Law Review. Vol. 52. 1999.

8. Bix B. John Austin and Constructing Theories of Law // The Legacy of John Austin's Jurisprudence. Dordrecht, 2013.

9. Bix B. Reductionism and Explanation in Legal Theory // Properties of Law: Essays in Honour of Jim Harris. Oxford, 2006.

10. Bobbio N. Dalla struttura alla funzione. Nuovi studi di teoria del diritto. Milano, 1977.

11. Cotterrell R. Scholar in Law: English Jurisprudence from Blackstone to Hart. New York, 1996.

12. Cotterrell R The Politics of Jurisprudence: A Critical Introduction to Legal Philosophy. 2nd ed. London, 2003.

13. Coyle S. From Positivism to Idealism. London, 2007.

14. Dworkin R. Law's Empire. Cambridge, Ma., 1986.

15. Dworkin R Taking Rights Seriously. 2nd ed. Cambridge, 1978.

16. Dyzenhaus D. The Demise of Legal Positivism? // Harvard Law Review. Vol. 119. 2005.

17. Finnis J. Law and What I Truly Should Decide // American Journal of Jurisprudence. Vol. 48. 2005.

18. Finnis J. Natural law and natural rights. 2nd ed. Oxford, 2011.

19. Green L. Introduction // Hart H.L.A. The Concept of Law. 3rd ed. Oxford, 2012.

20. Halpin A. Austin's Methodology? His Bequest to Jurisprudence // The Legacy of John Austin's Jurisprudence. Dordrecht, 2013.

21. Harris J.W. The Concept of Sovereign Will // Acta Juridica (Essays in Honour of Ben Beinart, vol. II). Cape Town, 1979.

22. Hart H.L.A. Essays in Jurisprudence and Philosophy. Oxford, 1983.

23. Hart H.L.A. Introduction // Austin J. The Province of Jurisprudence Determined and The Uses of the Study of Jurisprudence. London, 1954.

24. Hart H.L.A. The Concept of Law. 2nd ed. Oxford, 1994.

25. Holmes O.W. The Path of the Law // Harvard Law Review. Vol. 10. 1897.

26. Hutchinson A. The Province of Jurisprudence Democratized. Oxford, 2009.

27. Kramer M. John Austin on Punishment // University of Cambridge Faculty of Law Research Paper. № 45. 2011.

28. Lamond G. Coercion and the Nature of Law // Legal Theory. Vol. 7. 2001.

29. Lobban M. The Common Law and English Jurisprudence 1760-1850. Oxford, 1991.

30. Lцwenhaupt W., von. Politischer Utilita-rismus und bbrgerliches Rechtsdenken: John Austin und die «Philosophie des Positiven Rechts». Berlin, 1972.

31. MacCormick N. Legal Obligation and the Imperative Fallacy // Oxford Essays in Jurisprudence (Second Series). Oxford, 1973.

32. Moles R.N. Definition and Rule in Jurisprudence: A Critique of H.L.A. Hart's Response to John Austin. Oxford, 1987.

12. Cotterrell R. The Politics of Jurisprudence: A Critical Introduction to Legal Philosophy. 2nd ed. London, 2003.