ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ
И. Е. Герасименко
Тульский государственный педагогический университет
им. Л. Н. Толстого
КРИТИЧЕСКИЕ КОНЦЕПЦИИ КУЛЬТУРЫ И ГЕНДЕРНЫЕ
ИССЛЕДОВАНИЯ
В статье речь идет о критических концепциях культуры и гендерных исследованиях. Автор исходит из следующих положений. В области коммуникативных исследований критические концепции культуры изучают ее взаимосвязь с категорией власти. Опираясь на критические теоретические и культурологические исследования, это направление предлагает анализ текстов, артефактов, практики и институтов, чтобы понять их потенциал для поощрения или упреждения равенства и социальной справедливости. Критическая теория общества, имеющая марксистское происхождение, использует свои постулаты в качестве основы для критики и оспаривания систем господства или угнетения. В области культурологии основное внимание уделяется социальным формациям с особым акцентом на тексты в средствах массовой информации и на практику их восприятия аудиторией. И критическая теория, и культурология подчеркивают важную взаимосвязь между идеологией, или структурами веры, и материальными условиями, в которых живут люди. Критические исследования в области культуры рассматривают дискурс и репрезентацию, в том числе языковую и визуальную культуру, а также социальные отношения, институциональные структуры, материальную практику, экономические силы и различные формы воплощения.
Центральное значение для критических концепций культуры имеет внимание к построению, регулированию и оспариванию категорий идентичности, включая расу, этническую принадлежность, пол, сексуальность, способности и класс. В заключение автор статьи приходит к выводу, что в значительной части важнейших исследований культуры подвергаются анализу вопросы о том, как идеи о гендере и сексе распространяются и развиваются, как и почему некоторые конструкции пола становятся нормативными и получают гегемонию, или культурные привилегии, в конкретном контексте.
Ключевые слова: гендер, критические концепции культуры, власть, феминизм
I. E. Gerasimenko
Tula State Lev Tolstoy Pedagogical University
(Tula, Russia)
CRITICAL CONCEPTS OF CULTURE AND GENDER STUDIES
The article focuses on the critical concepts of culture and gender studies. The author proceeds from the following provisions. Within the field of communication studies, critical cultural scholarship examines the interarticulation of power and culture. Drawing from critical theory and cultural studies, this research offers analysis of texts, artifacts, practices, and institutions in order to understand their potential to promote or preempt equality and social justice. Critical theory, which
has Marxist origins, uses theory as a basis for critiquing and challenging systems of domination or oppression. The field of cultural studies focuses on social formations with a particular emphasis on media texts and the reception practices of audiences. Both critical theory and cultural studies emphasize the important interrelationship between ideology, or structures of belief, and the material conditions in which people live. Critical cultural research examines discourse and representation, including language and visual culture, as well as social relations, institutional structures, material practices, economic forces, and various forms of embodiment.
Central to critical cultural scholarship is attention to the construction, regulation, and contestation of categories of identity, including race, ethnicity, gender, sexuality, ability, and class. In conclusion the author comes to the conclusion that a significant branch of critical cultural studies examines how ideas about gender and sex develop and circulate, asking how and why some constructions of gender and sex become normative and gain hegemony, or cultural privilege, in a particular context.
Keywords: gender, critical conceptions of culture, power, feminism
Исследование гендерно-половых факторов находится в центре ряда таких «подполей» в рамках коммуникативистики, как межличностная коммуникация, организационная коммуникация, межкультурная коммуникация, риторические исследования и медиа-исследования. Пересекая как социально-научные, так и гуманистические перспективы, эти подполя используют различные методы для изучения гендера и пола. В рамках гуманистических традиций исследований в области коммуникации ряд ученых применяет критически важные культурные подходы для анализа гендерных аспектов. Хотя критическое культурное направление иллюстрирует подход, применяемый многими учеными в области коммуникации, этот подход не является ни единственным, ни исчерпывающим для исследований.
В сфере коммуникации ученые критических культурологических направлений предлагают анализ текстов, артефактов и практик для понимания того, как они формируются и развиваются культурными контекстами и социальными формациями, из которых они появляются. Помимо простого изучения культуры, важнейшие культурологические исследования направлены на борьбу с социальными и политическими силами, поощряющими несправедливость или неравенство. Фраза «критические исследования культуры» отражает сложную взаимосвязь между широкой междисциплинарной областью «критической теории общества» (термин Хоркхаймера) и культурологией. Критические культурологические подходы к изучению гендера и пола по-прежнему разнообразны в их конкретных методах анализа и предметах исследования. То, что объединяет этот аппарат исследования, как в области коммуникационных исследований, так и за ее пределами, представляет интерес для изучения культурного построения различий и вмешательства в создание социального неравенства.
Термин «критическая теория общества» широко описывает междисциплинарный спектр концепций, направленных на социокультурную критику. Такие теории ставят под сомнение понятие объективного знания, утверждая, что исторические контексты и социальные процессы всегда формируют сознание. Ученые обычно связывают первое применение ключевых слов теории с Франкфуртской школой - группой интеллектуалов, чья деятельность восходит к марксистской мысли и испытывает влияние
фрейдовского психоанализа. Эти ученые, в том числе Теодор Адорно, Вальтер Бенджамин, Эрих Фромм, Макс Хоркхаймер и Геберт Маркузе, связаны с Институтом социальных исследований, который был основан в Германии в 1923 году. Они высказывались за способность теории раскрывать и вмешиваться в разрушение структур господства. Хоркхаймер противопоставил критическую теорию традиционным эмпирическим формам теории, которые пытались постичь и объяснить явления, не предлагая их критики [10]. Не стремясь генерировать новые знания, критическая теория стремится создать теоретические основы, которые могли бы способствовать эмансипации человечества из различных форм угнетения. В частности, Франкфуртская школа сосредоточилась на классовых формах господства в капиталистических обществах.
Особенный интерес для членов Франкфуртской школы представляло то, как средства массовой информации и массовая культура порождают знания и убеждения. Адорно и Хоркхаймером введено понятие «культурной индустрии» для описания воздействия коммерческих СМИ на формирование сознания аудитории в целях, которые согласуются с доминирующей идеологией или системой верований [9]. Эта критическая точка зрения предполагает иерархический контроль над СМИ и, следовательно, культурой, которая понимается как идеологически значимая. Таким образом, во Франкфуртской школе сложилось довольно пессимистичное или, по крайней мере, амбивалентное отношение к массовой культуре, которое члены школы воспринимали как стремление манипулировать преимущественно пассивной аудиторией. Фактически Франкфуртская школа понимала коммерческие средства массовой информации не только как влияющие на аудиторию, но и как формирующие ее в соответствии с доминирующей идеологией общества.
Этой точки зрения соответствуют аргументы теоретика, не связанного непосредственно с Франкфуртской школой, Луи Альтюссера, чья работа влияет на критическую теорию и культурологию. Под влиянием Маркса, Альтюссер рассматривал отношения между идеологией и человеческой субъективностью, утверждая, что идеология функции, в основном, представляет собой отдельных людей как субъектов, сознательно и бессознательно понимающих свое положение в мире. Тогда как Маркс подчеркивал определяющую роль экономических сил, Альтюссер утверждал, что люди и общество зависят от определенных, но относительно автономных сил, включая экономические, политические и культурные [1].
Исследователи культуры использовали работы Альтюссера, а также заимствования из психоаналитической теории Жака Лакана [11]. Теории Альтюссера об идеологии и интерпелляции характеризуют субъектность человека как результат социальных и культурных процессов. Для Альтюссера никакая личность не существует вне идеологии и культуры. Лакан, который также развивал теории структурной лингвистики и семиотики, еще больше критиковал экзистенциальные представления, утверждая, что человек является продуктом культурных сил и символических практик.
Некоторые культурологи, однако, критиковали модели субъектности Альтюссера и Лакана за отсутствие идеи о свободе воли. Одним из таких критиков был Антонио Грамши, в теоретических работах которого можно отметить противовес марксистской подоплеке теории Франкфуртской школы и Альтюссера [6]. Центральное значение для понимания Грамши гегемонии имеет его аргумент о том, что социальные группы завоевывают гегемонию не через принуждение или силу, а путем переговоров и формулировок, направленных на получение согласия. Грамши считал, что средства массовой информации позволяют воспроизводить доминирующие идеологии, предполагая, что такие убеждения являются общепризнанными или естественными. Таким образом, определенные убеждения, нормы и ценности -как правило, связанные с правящим классом - становятся идеализированными и получают культурные привилегии, часто завоевывая признание даже тех, кто находится в подчиненном положении.
Эта теория ослабляет марксистские теории господства, потому что она рассматривает гегемонию не как монолитную или статическую, но как постоянно требующую адаптации и обновления. Грамшиаская теория утверждает, что гегемонические структуры часто сохраняют свою привилегию, сотрудничая или поглощая то, что может показаться противоречащим им. Однако в то же время эта теория гегемонии открывает возможности для сопротивления и социальных преобразований, и многие британские ученые-культурологи проявляют особый интерес к изучению субкультур и оппозиционных практик тех, кто был подчинен и маргинализирован.
Влияние семиотики позволило школе Бирмингема развивать комплексное понимание текстов и текстуальности, утверждая, что различные виды культурных продуктов, практики и учреждений могут быть «прочитаны» как тексты, и настаивая на взаимосвязи между символическими и материальными регистрами опыта. Особое место в таком текстовом анализе занимают средства массовой информации, которые, как правило, включают в себя тщательное чтение отдельных текстов, а также межтекстовые чтения, определяющие взаимосвязь между, казалось бы, дискретными текстами.
Кроме того, центральное место в лексике культурологии занимает термин «дискурс», который можно охарактеризовать как «сборник» идей или заявлений, которые могут быть прослежены различными текстами, но не могут быть отнесены к одному автору или докладчику. Мы уже писали ранее: «Сущность дискурса представляет собой триаду «человек - сознание - язык»: одна его сторона сосредоточена на прагматике, исследующей отношение человека с миром знаков, знаковых систем, вторая - на процессах формирования знаков культуры в сознании человека, где отражаются в культурной картине мира компетенции участников общения, и последняя, третья - сконцентрирована на тексте» [15, с. 96].
Хотя дискурс сам по себе не может иметь отсылку к единственному источнику, изучение дискурса, или дискурсивных образований, восходит к Мишелю Фуко [5]. Для Фуко дискурс представляет собой распределенную форму власти, которая помогает составлять не только знания, но и
интерпретировать предметы и их социальные миры. Ссылаясь на целый ряд культурных явлений, включая такие институты, как тюрьмы, и такие виды практики, как исповеди, Фуко считал, что власть циркулирует через повседневные структуры регулирования отношений. Фуко воспринимал власть не только как репрессивную, но и как продуктивную, как центральную в формировании субъектности. Изучение дискурсов, как правило, включает в себя децентрализованный и интертекстуальный анализ различных символических артефактов и практик.
Большинство ранних исследований британской культуры не рассматривали гендерную специфику в качестве отдельного объекта и не подвергали анализу непосредственно гендерные аспекты власти. Ряд феминисток, в том числе Дороти Хобсон, Анжела McRobbie, и Дженис Уиншип вывели культурные исследования за ранее очерченные пределы, включив в анализ текстов такие темы, как личность, тело и сексуальность.
Важнейшие культурологические подходы к исследованию гендера и пола сформировались из ранних примеров феминистской критики культуры, которые были связаны не только непосредственно с этими категориями, но и были нацелены на противостояние гендерному неравенству в структуре общества.
Феминистская культурная критика изучала текстовые представления женщин и практику их восприятия. Особое внимание уделялось текстам, которые способствовали бы появлению голоса женщин в различных канонах, включая литературу, кино, музыку, искусство.
Феминистская критика представлений о женщинах, как правило, затрагивает распространенность сексизма и господство женщин в патриархальном обществе - в обществе, в котором преобладают мужчины. Эта критическая работа выявила ряд важных тем в рамках представлений и публичных дискуссий о женщинах, включая молчание женских голосов, ассоциацию женщин с частной сферой, подчинение женщин мужчинам, а также девальвацию самой категории женской принадлежности. Критический акцент на объективизации и сопутствующей сексуализации женских тел во многом обусловлен формой критической теории.
На феминистские культурологические исследования оказала значительное влияние психоаналитическая работа Лауры Малви по мужскому взгляду [12]. Малви утверждала, что в голливудских фильмах камера работает на маскулинного зрителя. С ее точки зрения, процесс объективизации колеблется между неким садистским насилием в отношении женского тела, вуайеристическими потребностями и фетишизацией, что превращает женское тело, или, точнее, части тела, в объекты наслаждения для зрителя. Таким образом, Малви интерпретировала мужской взгляд как дисциплинарную технологию или форму власти, направленную на формирование и регулирование.
В этой работе подчеркнуто подчинение женщин культуре. В другой же критической работе о культуре основное внимание уделяется концепции способности человека делать выбор, думать и действовать критически. Одним
из следствий такого понимания стало аналитическое внимание к культурным артефактам, которые часто описываются как принадлежащие к «женским» жанрам, включая романы, телепередачи, мыльные оперы и мелодраматические фильмы. К числу таких исследований следует отнести, например, исследования женщин Иен Анг [2].
Это направление является примером существенного отклонения от критической теории, поскольку оно фокусируется на потенциальной ценности текстов средств массовой информации для их активной аудитории. Тем не менее, другие критики советовали не переоценивать способность аудитории читать сопротивляться текстам СМИ, учитывая бесчисленные политические, экономические и культурные силы, которые побуждают их читать тексты в соответствии с гегемоническими идеологиями [4].
Дискуссии о взаимосвязи между дискурсом, в том числе репрезентативностью и значимостью, и материальностью были общими и давними в критических культурологических исследованиях. В то время как некоторые ученые подчеркивают роль дискурса в построении реальности, другие выдвигают на первый план важность материальных отношений и сил в конституции субъективности человека. Эти прения охватили обсуждение гендерных вопросов и вопросов пола. Некоторые ученые-феминистки утверждают, что гендер - это социальный и культурный строй, а пол - это материальная реальность. Другие ученые доказывали, что и гендер, и пол должны пониматься как составляющие дискурса. Последняя тенденция в этом споре, возникшая влиянием поструктурализма, позиционирует гендер и пол не как биологические данности, а как дискурсы, образованные представлениями, практикой и институтами. Эти теории определяют процесс формирования идентичности как нестабильный и условный, приводя аргументы как против сущностных, так и против нормативных понятий пола и сексуальности [см. об этом 14].
Помимо рассмотрения вопроса о построении гендера и пола, культурная критика, обусловленная постструктуралистической теорией, затрагивала исполнительные и нормативные аспекты этих категорий идентификации. Акцент на концепции перформативности доказывает, что люди интерпретируются в гендерные и половые категории, которые предшествуют им и которые структурируют их субъективность. Помимо теоретического вклада Альтюссера и Лакана, на важные культурологические концепции гендера и пола в качестве перформативных категорий повлияли работы Джудит Батлер [3]. Теория перформативности Батлер утверждает, что субъективность человека является результатом, а не причиной выбора, который люди делают в течение жизни ежедневно. Со временем этот выбор позволяет чувствовать себя естественно и дает ощущение внешней стабильности, связанной с идентичностью. Батлер считает пол не тем, что человек «имеет», но тем, что он «делает». В дополнение к аргументу о том, что гендерные аспекты являются эффективными, Батлер также определила гендер как дискурсивную конструкцию. Она утверждала, что представления о поле не только
предварительно существует в языке и культуре, но и формируются под влиянием культурных ожиданий относительно пола.
Поскольку изучение феминистской культуры привлекло внимание к опыту женщин, оно также позволило провести анализ гендерных аспектов более широко. В результате важными объектами критического культурного исследования стали представления о мужчинах и мужественности. В критическом культурном анализе гендера и пола такие категории, как мужчины / женщины, рассматриваются как реляционные. Так, культурные представления о женственности существуют в связи с представлениями о мужественности, и подчинение женщин происходит в прямой связи с доминирующим положением мужчин [16, с. 41].
Теории Грамши о гегемонии послужили основой для объяснения культурной привилегии, с которой сталкиваются некоторые мужчины, а также превосходства в оценке мужественности над женственностью. Однако критический анализ показал, что мужественность не является монолитной и не поддерживает гегемонию только подчиненностью женственности. Некоторые культурологи описывали господство мужского начала как следствие культурных ожиданий, связанных с мужской идентичностью, включая такие характеристики, как физическая сила и агрессивность, а также различные практики, которые работают на индивидуальном, культурном и институциональном уровнях при формировании привилегированности одних и подчинения других.
Некоторые ученые-феминистки выразили обеспокоенность в связи с тем, что особый интерес к мужественности сопряжен с риском вытеснения внимания к и без того маргинализованному опыту женщин. Эти критические замечания указывают на то, что некоторые версии исследований мужественности фиксируют логику постфеминизма или убежденность в том, что феминизм больше не является необходимым или актуальным культурным проектом.
Таким, образом, постфеминистская риторика доказывает, что гендерные или сексуальные различия больше не имеют значения в современной культуре, поскольку женщины уже добились равенства, за которое борется феминизм. Многие критики в области культуры утверждают, что исследование мужественности должно основываться на феминистских политических рамках, направленных на борьбу с асимметрией в том, как распределяется власть между мужчинами и женщинами [13].
Некоторые ученые пытаются выйти за пределы языка, очерчивая сложные взаимосвязи между различными категориями идентичности. Эти категории не просто пересекаются друг с другом; они могут формироваться во взаимодействии друг с другом, и одна категория помогает образовать другую. Например, ряд феминистских ученых утверждает, что гегемония гетеросексуализма повлияла на культурные представления о гендере и сексе.
Эти ученые попытались нарушить предполагаемую преемственность между полами, утверждая, что взаимосвязь между этими узлами идентификации может быть произвольной и скользкой. Такое направление
критикует модель двух полов в пользу более гибкого, нестабильного понимания пола и ставит перед собой теоретические задачи в отношении натурализованных связей между мужественностью и женственностью. Например, было высказано мнение о существовании таких категорий, как женская мужественность или мужская женственность, не как о производных или как об отклонениях от нормативных гендерных и половых категорий, а как об одном из способов самоидентификации.
Новые медиа и цифровые технологии, в том числе и видеоигры, смартфоны и социальные медиа сайты, такие как YouTube, Facebook и Twitter, стали центром внимания критических культурологических исследований в области коммуникации. Акцент на технологии также ориентирован на значительную часть важнейших культурологических направлений, в которых подвергаются анализу гендерные аспекты. Такие исследования включают рассмотрение представленности гендерных и сексуальных аспектов на различных платформах цифровых и социальных медиа. Это направление также уделяет внимание гендерной и сексуальной динамике, которая затрагивает практику людей, занимающихся цифровыми технологиями и средствами массовой информации, как на уровне производства, так и на уровне восприятия. В ходе этой работы были проанализированы не только способы воздействия пола на самобытность пользователей, которые используют новые технологии, но и логику конструирования самих технологий.
Еще одним недавним направлением в области критических исследований культуры был конъюнктурный анализ. Ученые, такие как Холл [8] и Гроссберг [7], использовали термин коньюктура для определения социальных формаций как структурированных различными пересекающимися и конфликтующими силами, которые часто порождают кризисы и неопределенность. В исследовании коньюктур уделяется внимание сложным, условным и часто противоречивым путям пересечения и взаимодействия экономических, политических и культурных сил. Гроссберг призвал критиков культуры более пристально следить за этими перекрестками и взаимодействиями. Эта перспектива отказывается от дезагрегации экономического, политического и культурного, тем самым бросая вызов гегемонии текстового анализа в критических культурологических исследованиях. Гроссберг утверждал, что будущее культурологических исследований заключается в конъюнктурном анализе, который затрагивает не только вопросы представления и значимости, но и вопросы производства, распространения и восприятия. Он призвал деятелей культуры изучить тексты и артефакты, а также отрасли и учреждения и изучить интерпретационную работу, а также трудовую практику. Таким образом, конъюктурный анализ гендерных факторов и факторов пола предполагает рассмотрение вопроса о том, каким образом такие категории идентичности формируются различными символическими и материальными факторами. Перспективой гендерных исследований является выявление сложной взаимосвязи субъективных и социальных ролей, их совмещения, конфликта и пересечений с различными
регистрами идентичности, включая способности, класс, пол, сексуальность и т.д.
Литература
1. Althusser L. Lenin and philosophy and other essays. N. Y.; L.: Monthly Review Press, 1971. 272 p.
2. Ang I. Watching Dallas: Soap opera and the melodramatic imagination. L.; N. Y.: Routledge, 1989. 148 p.
3. Butler J. Bodies that matter: On the discursive limits of "sex." N. Y.; L.: Routledge, 1993. 288 p.
4. Condit C. The rhetorical limits of polysemy // Critical Studies in Mass Communication. 1989. № 6(2). P. 103-122.
5. Foucault M. Discipline and punish: the birth of the prison. L.: Penguin books (Lane), 1977. Vol. IX. 333 p.
6. Gramsci A. Selections from the prison notebooks of Antonio Gramsci. N. Y.: International Publishers. 572 p.
7. Grossberg L. Is there rock after punk? // Critical Studies in Mass Communication. 1986. № 3. P. 50-74.
8. Encoding/decoding / Eds. S. Hall, L. Hobson, A. Love, P. Willis // Culture, media, language: Working papers in critical studies, 1972-79. Boston: Unwin Hyman, 1980. P. 128-139.
9. Horkheimer M., Adorno T.W. Dialectic of Enlightenment: Philosophical Fragments. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 2002. Vol. XIX. 282 p.
10. Horkheimer, M. Critical theory: selected. N. Y.: Continuum, 1982. 290
p.
11. Lacan J. Écrits: A selection. L.: Tavistock, 1977. 99 p.
12. Mulvey L. Visual pleasure and narrative cinema // Screen. 1975. № 16 (3), P. 6-18.
13. Wiegman R. Unmaking: Men and masculinity in feminist theory // Masculinity Studies and Feminist Theory. N. Y.: Columbia University Press, 1985. P. 31-59.
14. Герасименко И. Е. Гендер в коннотативном пространстве русской лингвокультуры: монография. Тула: Изд-во ТГПУ им. Л.Н. Толстого, 2008. 189 с.
15. Герасименко И. Е. Дискурс и триада «человек - сознание - язык» // Инновационная наука. 2016. № 11-2. С. 96-98.
16. Герасименко И. Е. Концепты «мужественность» и «женственность» как основа гендерной культуры и ментальности [Электронные ресурсы] // Вестник Челяб. гос. ун-та. 2008. № 20. С. 40-44. URL: https://cyberleninka.ru/article/n7kontsepty-muzhestvennost-i-zhenstvennost-kak-osnova-gendernoy-kultury-i-mentalnosti (дата обращения 31.05.2017)
References
1. Althusser L. Lenin and philosophy and other essays. N. Y.; L.: Monthly Review Press, 1971. 272 p.
2. Ang I. Watching Dallas: Soap opera and the melodramatic imagination. L.; N. Y.: Routledge, 1989. 148 p.
3. Butler J. Bodies that matter: On the discursive limits of "sex." N. Y.; L.: Routledge, 1993. 288 p.
4. Condit C. The rhetorical limits of polysemy // Critical Studies in Mass Communication. 1989. № 6(2). P. 103-122.
5. Foucault M. Discipline and punish: the birth of the prison. L.: Penguin books (Lane), 1977. Vol. IX. 333 p.
6. Gramsci A. Selections from the prison notebooks of Antonio Gramsci. N. Y.: International Publishers. 572 p.
7. Grossberg L. Is there rock after punk? // Critical Studies in Mass Communication. 1986. № 3. P. 50-74.
8. Encoding/decoding / Eds. S. Hall, L. Hobson, A. Love, P. Willis // Culture, media, language: Working papers in critical studies, 1972-79. Boston: Unwin Hyman, 1980. P. 128-139.
9. Horkheimer M., Adorno T.W. Dialectic of Enlightenment: Philosophical Fragments. Stanford, Calif.: Stanford University Press, 2002. Vol. XIX. 282 p.
10. Horkheimer, M. Critical theory: selected. N. Y.: Continuum, 1982. 290
p. ,
11. Lacan J. Écrits: A selection. L.: Tavistock, 1977. 99 p.
12. Mulvey L. Visual pleasure and narrative cinema // Screen. 1975. № 16 (3), P. 6-18.
13. Wiegman R. Unmaking: Men and masculinity in feminist theory // Masculinity Studies and Feminist Theory. N. Y.: Columbia University Press, 1985. P. 31-59.
14. Gerasimenko I. E. Gender v konnotativnom prostranstve russkoy lingvokul'tury [Gender in the connotative space of Russian linguoculture]: monograph. Tula: Lev Tolstoy TSPU Publishing House, 2008. 189 p.
15. Gerasimenko I. E. Diskurs i triada «chelovek - soznaniye - yazyk» [Discourse and triad "person-consciousness-language"] // Innovative Science. 2016. No. 11-2. P. 96-98.
16. Gerasimenko I. E. Kontsepty «muzhestvennost'» i «zhenstvennost'» kak osnova gendernoy kul'tury i mental'nosti [Concepts of "masculinity" and "femininity" as the basis of the gender culture and mentality] [Electronic resources] // Vestnik Chelyab. gos. un-ta. 2008. No. 20. P. 40-44. URL: https://cyberleninka.ru/article/n/kontsepty-muzhestvennost-i-zhenstvennost-kak-osnova-gendernoy-kultury-i-mentalnosti (accessed: 31.05.2017)
Статья поступила в редакцию 23.06.2017 Статья допущена к публикации 14.09.2017 The article was received by the editorial staff 23.06.2017 The article is approved for publication 14.09.2017