CC BY
104
УДК 820
© ДН. Жаткин, А.А. Рябова
Кристофер Марло в восприятии и осмыслении М.П. Алексеева
u u *
и представителен ленинградской школы сравнительно-исторического литературоведения
Выявлена специфика интереса к творчеству яркого представителя английского Ренессанса Кристофера Марло в трудах основателя ленинградской школы сравнительно-исторического литературоведения М.П. Алексеева. Отмечены отдельные упоминания о Кристофере Марло в трудах учеников и последователей М.П. Алексеева - Ю.Д. Левина и В.Е. Багно.
Ключевые слова: Кристофер Марло, М.П. Алексеев, сравнительно-историческое литературоведение, драматургия, трагедия, традиция, русско-английские литературные связи.
D.N. Zhatkin, A.A. Ryabova
Perception and understanding of Christopher Marlowe by M.P.Alekseev and representatives of Leningrad school of comparative and historical literary criticism
The article reveals the specificity of interest to the creative work of Christopher Marlowe, the outstanding representative of the Renaissance. This interest was depicted in the works of M.P.Alekseev, the founder of Leningrad school of comparative and historical literary criticism. The articles of Yu.D.Levin and V.Y.Bagno, representatives of M.P.Alekseev school, show only episodic mentions of Marlowe.
Keywords: Christopher Marlowe, M.P. Alekseev, comparative and historical literary criticism, drama, tragedy, tradition, Russian-English literary relations.
В работах представителей ленинградской школы сравнительно-исторического литературоведения и прежде всего ее создателя академика М.П. Алексеева можно видеть устойчивый интерес к творчеству английского драматурга елизаветинской эпохи Кристофера Марло, ранее привлекавшему внимание таких известных отечественных ученых, как Н.И. Стороженко [Жаткин, Рябова, 2013а, с. 7987], Г Г. Шпет [Жаткин, Рябова 20136, с. 143-146], А.А. Аникст [Жаткин, Рябова 2013в, с. 359-362] и др. В 1959 г. был опубликован ставший ныне классическим учебник «История зарубежной литературы. Раннее Средневековье и Возрождение» М.П. Алексеева, В.М. Жирмунского, С.С. Мокульского и А.А. Смирнова, в котором была написанная М.П. Алексеевым глава о развитии английской драмы до Шекспира [Алексеев, 1959, с. 499-515]. В этой главе наиболее значительное внимание уделялось Кристоферу Марло.
Размышляя об отражении в трагедиях Марло его гуманистического и материалистического мировоззрения, М.П. Алексеев называл драматурга «одним из ярких выразителей титанизма эпохи Ренессанса», создавшим «героическую трагедию сильной личности, дерзновения мысли и волевые устремления которой являются центром драматического действия» [Алексеев, 1959, с. 511]. В частности, в «Тамерлане Великом» Марло представил «освобожденную от "клоунады" и шутовского остроумия рифмованных стихов» возвышенную героическую драму, в центре которой - мощный, титанический образ героя, «наделенного огромной волей к власти и незыблемой верой в свои силы» [Алексеев, 1959, с. 511], не испытывающего ни колебаний, ни поражения. В образе Тамерлана, далеком от исторического прототипа, М.П. Алексеев видел апологию нового человека, героя эпохи Возрождения, всеми успехами обязанного лишь самому себе - своим дерзаниям и волевым устремлениям. Именно поэтому он чужд грубого насилия, даже наделен «особым демократизмом», проявляющимся как в освобождении пленников-рабов в Алжире, так и в вызове догмам - «веками слагавшемуся патриархальному укладу, всем правовым, социальным и религиозным предрассудкам прошлого» [Алексеев, 1959, с. 511]. В восприятии М.П. Алексеева Тамерлан представал положительным героем, нередко грозным и даже жестоким, но способным пережить «чувства великодушия, благородства, страстной, всепоглощающей любви» [Алексеев, 1959, с. 511], верящим в безграничное могущество разума, не разделяющим силу и знание.
Главный герой «Трагической истории доктора Фауста», значительно трансформировавшей фило-
* Статья подготовлена в рамках реализации проекта по гранту Президента РФ МД-2112.2013.6 «Текстология и поэтика русского художественного перевода XIX - начала XXI века: рецепция поэзии английского романтизма в синхронии и диахронии».
софский и нравственный смысл немецкой народной легенды, - титаническая личность, подобная Тамерлану, стремящаяся, как и он, к власти над миром, к неограниченному могуществу. Однако, по мнению М.П. Алексеева, Фауст не столь эгоистичен, свою власть он хотя бы частично стремится использовать в общественное благо, основав новые университеты, увеличив военную мощь отечества, окружив его непроницаемой медной стеной и т.д. [Алексеев, 1959, с. 512]. В марловской трактовке Мефистофеля исследователь усматривал патетическую близость позднейшим образам Сатаны у Дж. Мильтона и Дж.-Г. Байрона, отмечал, что Мефистофель у Марло «не похож на чертей средневековых легенд», «в нем нет никаких комических черт» [Алексеев, 1959, с. 512], ибо это прежде всего дух, страдающий, носящий ад в своем сердце, и вместе с тем мятежник, восставший против высших сил.
Варавва в «Мальтийском еврее» также наделен чертами сверхчеловека, но при этом его человеческие свойства носят отрицательный характер. В связи с этим М.П. Алексеев характеризовал Варавву как мстительного злодея, стяжателя, все помыслы которого «направлены на приобретение несметного богатства, на совершение преступлений и месть за то презрение, которое выпало ему на долю». Используя в борьбе со всем миром самые разнообразные средства, не гнушаясь изменой, предательством, подкупом, Варавва умирает, «лишь вдоволь насытившись кровью своих многочисленных жертв» [Алексеев, 1959, с. 513]. Привлекая внимание к образу Макиавелли в прологе пьесы, М.П. Алексеев уверенно говорил о том, что в словах Макиавелли выразилась гражданская позиция самого Марло - материалиста и атеиста, убежденного в том, что «религия - только орудие для достижения политических целей», а единственный грех человека - невежество. По мнению исследователя, представляя в одинаково негативном свете и христиан, и мусульман, и иудеев, Марло стремился показать, что «пороки буржуазного мира не зависят от религиозных убеждений и национальных свойств» [Алексеев, 1959, с. 513].
Наивысшую оценку М.П. Алексеева получила историческая хроника Марло «Эдуард II», приближающаяся к шекспировским произведениям «по своей технике и зрелости мастерства», являющаяся «одним из важнейших произведений <...> на пути к утверждению реализма в "елизаветинской" драме» [Алексеев, 1959, с. 513, 514]. В этом произведении, не представляющем титанических характеров, невероятных страстей, не воссоздающем «героических и несколько обобщенных образов честолюбцев, властителей и сильных волевых фигур» [Алексеев, 1959, с. 513], представлены, на взгляд исследователя, обычные слабые люди, решающие проблемы власти и этики поведения житейскими способами. Отказавшись от стихийных, бурных порывов, Марло, по мнению М.П. Алексеева, смог достичь более полного и глубокого восприятия событий. Заметным было и пришедшее на смену статичным характерам «их изменение и развитие в пределах драматического действия и в тесной зависимости от него» [Алексеев, 1959, с. 514].
М.П. Алексеев особо акцентировал явные черты влияния Марло на творчество Шекспира: это и белый стих, и некоторые идейные особенности пьес, и используемые в них стилистические приемы, и характерный «тип трагического героя, вокруг которого концентрируется действие» [Алексеев, 1959, с. 514], и пафос характеристики, и внимание к этическим и общественно-политическим проблемам. Исследователь усматривал традиции «Мальтийского еврея» в «Ричарде III» и «Венецианском купце», «Эдуарда II» - в «Ричарде II» и, отчасти, в «Короле Лире» и «Макбете» (в последнем было и влияние «Тамерлана Великого»): «Скиталец Лир, подобно заточенному Эдуарду, проникается сознанием суетности человеческой жизни и призрачности власти; леди Макбет сродни королеве Изабелле, а в самом Макбете оживают черты властолюбца Тамерлана» [Алексеев 1959, с. 514]. Таким образом, М.П. Алексеев приходил к мнению, что марловское влияние не ограничилось ранним творчеством Шекспира, затронув и его позднейшие великие трагедии.
Вместе с тем М.П. Алексеев решительно не приемлет позиции предшественников, соотносивших образ Роджера Бэкона, знаменитого ученого XIII в., основоположника опытного знания, воссозданный в «Истории монаха Бэкона и монаха Бенгея» Роберта Грина, с образом марловского Фауста, «мятежного искателя истины» [Алексеев, 1959, с. 514]. Если у Марло сюжет о средневековом чернокнижнике превратился в грандиозную философскую драму, то у Р. Грина - «был обработан почти в комедийном стиле, не лишенном, впрочем, лирических тонов» [Алексеев, 1959, с. 515]. В восприятии М.П. Алексеева Марло оказывается выше иных «предшественников Шекспира», что, однако, не мешает ему высоко характеризовать всю плеяду представителей дошекспировской драматургии со свойственными ей «разнообразием жанров, высоким мастерством техники, богатой идейной содержательностью» [Алексеев, 1959, с. 515].
Марло упомянут в двух статьях М.П. Алексеева 1970-х гг. - «Образ Демогоргона в драме Шелли и его источники» (1974) [Алексеев, 1974; Алексеев, 1983] и «Чарлз Роберт Метьюрин и его "Мельмот Скиталец"» (1976) [Алексеев, 1976; Алексеев, 1991]. В первом случае упоминание обусловлено тем обстоятельством, что в сцене заклятия марловский Фауст, очертив жезлом магический круг, называл имя Демогоргона в числе властителей подземного мира [Алексеев, 1983, с. 277]. Во второй статье вопрос о родстве «Мельмота Скитальца» Ч.Р. Метьюрина с легендой о Фаусте решался в пользу знакомства писателя с ранним английским переводом «Фауста» И.-В. Гете, а не с текстом «Трагической истории доктора Фауста» Марло [Алексеев 1991, с. 247].
В посмертно изданном капитальном труде «Русско-английские литературные связи (XVIII - первая половина XIX в.)», насыщенном богатым фактографическим материалом, М.П. Алексеев впервые собрал и обобщил сведения о России, содержавшиеся в марловских трагедиях. В «Тамерлане Великом» ученый нашел характеристику главного героя как «разбойника с Волги» («rogue of Volga»), а также упоминание о «волнах пятидесятиглавой Волги» («fifty-headed Volga's waves»), не имеющее однозначного прочтения и подразумевающее «либо многочисленные притоки Волги, либо рукава устья этой многоводной реки» [Алексеев, 1982, с. 30]. В «Мальтийском еврее» Москва, наряду с Флоренцией, Венецией, Антверпеном, Лондоном, Севильей, Франкфуртом, Любеком, была названа в перечне городов, в которых вел свою торговлю преуспевающий Варавва. Наконец, в «Парижской резне» М.П. Алексеев выявил упоминания о польско-московских войнах Стефана Батория (1575), а также географические сведения об Уральском хребте в Татарии («lofty mounts of Zona Mundi that fill the midst of farthest Tartary») [Алексеев, 1982, с. 30]. Хорошее знакомство Марло с политическими процессами во всех частях Европы исследователь объяснял влиянием «всесильного <Фрэнсиса> Уол-сингема» [Алексеев, 1982, с. 30], начальника английской разведки и контрразведки, министра елизаветинского двора.
В трудах учеников и последователей академика М.П. Алексеева также можно встретить отдельные упоминания имени английского драматурга. Так, Ю.Д. Левин в книге «Русские переводчики XIX в. и развитие художественного перевода» отмечал переводы Н.В. Гербеля отдельных сцен из трагедии Марло «Эдуард II» [Левин, с. 169], указывал, что Н.Г. Чернышевский в одном из писем к М.Л. Михайлову от ноября 1850 г. имел в виду не «Трагическую историю доктора Фауста» Марло, как считалось ранее, а гетевского «Фауста» [Левин, с. 192]. В.Е. Багно в статье «Договор человека с дьяволом в "Повести о Савве Грудцыне" и в испанской драматургии Золотого века» (первый вариант статьи под заголовком «Договор человека с дьяволом в "Повести о Савве Грудцыне" и в европейской литературной традиции» был опубликован В.Е. Багно в 1985 г. [Багно, 1985, с. 364-372]), вошедшей в книгу «Россия и Испания: общая граница», говорил, с одной стороны, о генетической связи мотива о союзе человека с дьяволом в марловской «Трагической истории доктора Фауста» с немецкой народной легендой [Багно, 2006, с. 171-172], а с другой - о том, что это произведение, подобно другим вершинам мировой литературы («Фаусту» И.-В. Гете, «Магу-чудодею» П. Кальдерона), «примыкая ко вполне определенной линии традиции, в последней не умещается» [Багно, 2006, с.178].
Как видим, в рамках ленинградской сравнительно-исторической школы пристальное внимание к творчеству Марло было характерно лишь для ее основателя, академика М.П. Алексеева, в работах которого отчетливо проявилась тенденция к осмыслению возможных взаимосвязей трагедий Марло с произведениями других авторов, относящихся к позднейшим эпохам литературного развития. Ученый впервые исследовал «русскую тему» в творчестве английского драматурга, выявив географические и исторические реалии, связанные с Россией, в «Тамерлане Великом», «Мальтийском еврее» и «Парижской резне».
Литература
1. Алексеев М.П. Образ Демогоргона в драме Шелли и его источники // Современные проблемы литературоведения и языкознания: сб. ст. к 70-летию академика М.Б. Храпченко / отв. ред. Н.Ф. Бельчиков. - М.: Наука, 1974.
2. Алексеев М.П. Образ Демогоргона в драме Шелли и его источники // Сравнительное литературоведение / отв. ред. Г.В. Степанов. - Л.: Наука, 1983.
3. Развитие английской драмы до Шекспира // История зарубежной литературы. Раннее Средневековье и Возрождение / М.П. Алексеев, В.М. Жирмунский, С.С. Мокульский, А.А. Смирнов; под общ. ред. В.М. Жирмунского. - М.: Учпедгиз, 1959.
4. Алексеев М.П. Русско-английские литературные связи (XVIII век - первая половина XIX века). - М.: Наука, 1982. (Литературное наследство. Т. 91).
5. Алексеев М.П. Чарлз Роберт Метьюрин и его «Мельмот Скиталец» // Английская литература: очерки и исследования / отв. ред. Н.Я. Дьяконова, Ю.Д. Левин. - Л.: Наука, 1991.
6. Алексеев М.П. Чарлз Роберт Метьюрин и его «Мельмот Скиталец» // Метьюрин Ч.Р. Мельмот Скиталец / подг. М.П. Алексеев, А.М. Шадрин. - Л.: Наука, 1976.
7. Багно В.Е. Договор человека с дьяволом в «Повести о Савве Грудцыне» и в европейской литературной традиции // Труды Отдела древнерусской литературы. - Л.: Наука, 1985. - Т. XL.
8. Багно В.Е. Договор человека с дьяволом в «Повести о Савве Грудцыне» и в испанской драматургии Золотого века // Россия и Испания: общая граница. - СПб.: Наука, 2006.
9. Жаткин Д.Н., Рябова А.А. Творчество Кристофера Марло в литературоведческих трудах Н.И. Стороженко // Гуманитарные исследования. - 2013а. - № 4 (48).
10. Жаткин Д.Н., Рябова А.А. Густав Шпет о Кристофере Марло // XXI век: итоги прошлого и проблемы настоящего. Сер. Социально-гуманитарные науки. - 20136. - № 11 (15). - Т. 1.
11. Жаткин Д.Н., Рябова А.А. Осмысление творчества Кристофера Марло в литературоведческих и искусствоведческих трудах А.А. Аникста // Мир науки, культуры, образования. - 2013е. - № 6 (43).
12. Левин Ю. Д. Русские переводчики XIX века и развитие художественного перевода / отв. ред. А.В. Федоров. - Л.: Наука, 1985.
Жаткин Дмитрий Николаевич, профессор, заведующий кафедрой перевода и переводоведения Пензенского государственного технологического университета, доктор филологических наук.
Zhatkin Dmitriy Nikolayevich, рго1е880г, head of the department of translation and methods of translation, Penza State Technological Academy, doctor of philological sciences. Те1: +7-9093156354, +7-9273856909; е-mail: ivb40@yandex.ru
Рябова Анна Анатольевна, профессор кафедры перевода и переводоведения Пензенского государственного технологического университета, кандидат филологических наук.
Ryabova Anna Anatolievna, рrofessor, department of translation and methods of translation, Penza State Technological Academy, candidate of philological sciences. Те!:. +7-9272897169; е-mail: asnowflake@yandex.ru
УДК 821.161
© Т.В. Затеева, Т.Р. Ленхобоева Рецепция романов И.С. Тургенева в трудах В.М. Марковича
Рассматриваются особенности рецепции романов И. С. Тургенева в трудах известного отечественного литературоведа В.М. Марковича.
Ключевые слова: Тургенев, Маркович, рецепция, роман, герой, концепция трагического.
T.V.Zateeva, I.R. Lenkhoboeva I.S. Turgenev's novels reception in the works of V.M. Markovitch
The article is devoted to the peculiarities of I.S.Turgenev's novels reception in the works of the Russian literary critic V.M.Markovitch.
Keywords: Turgenev, Markovitch, reception, novel, character, concept of tragic.
Изучение рецепции творчества писателя представляется важным по целому ряду обстоятельств. Во-первых, рецепция, если она посвящена большому писателю, актуализирует еще неисследованные аспекты его творческого наследия в целом или содержит принципиально новую интерпретацию его отдельных произведений и, следовательно, стимулирует ту или иную отрасль филологической науки. Во-вторых, рецепция значима как образец высказывания, обладающего методологическим потенциалом и в этом смысле она способна инициировать возникновение новых научных методов и подходов. Наконец, в-третьих, рецепция, если она принадлежит перу оригинального ученого, раскрывает своеобразие его творческого метода и способствует созданию его научной биографии.
Наше обращение к рецепции известного литературоведа В.М. Марковича, безусловно, не претендует на абсолютную полноту (поскольку рамки одной статьи не позволяют решить сразу все задачи), но является одной из первых попыток установить меру вклада ученого в развитие тургеневедения, с которым у него связаны два фундаментальных исследования - монография «Человек в романах И.С. Тургенева» (1975) и ее логическое продолжение - «И.С. Тургенев и русский реалистический роман XIX века» (1982). Работа над ними пришлась на 1970-1980-е гг. и по времени совпала с публикацией работ известных тургеневедов А.И. Батюто, Г.А. Бялого, Г.Б. Курдяндской, П.Г. Пустовойта, С.Е. Шаталова и других исследователей. Заметим, что этот период в истории тургеневедения является его «золотым веком», отличительной чертой которого стало создание оригинальных методологических
