CC BY
21ТЕОРИЯ И ИСТОРИЯ ПРАВА И ГОСУДАРСТВА
Theory and history of law and state
УДК 343.9
А. О. Легкий
КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
ПЕНИТЕНЦИАРНОЙ ПРЕСТУПНОСТИ НА БЕЛОРУССКИХ ЗЕМЛЯХ В ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЕ ХХ ВЕКА
Проводится ретроспективный анализ причин и условий существования пенитенциарной преступности на белорусских землях в составе Советского Союза в первой половине ХХ в. Особая роль отводится криминальной субкультуре как идеологической составляющей противоправных деяний, совершаемых осужденными в местах лишения свободы.
Целью исследования является изучение и анализ тех исторических факторов и событий, которые помогут составить верное представление о пенитенциарной преступности, существующей в местах лишения свободы Республики Беларусь в современном виде.
Актуальность заключается в потребности разработки системы мер предупреждения и борьбы с преступностью в учреждениях Республики Беларусь, исполняющих уголовные наказания, связанные с лишением свободы, на современном этапе.
Научная новизна состоит в том, что в Республике Беларусь впервые проводится комплексное исследование нормативно-правовых актов, архивных документов, монографических источников и других материалов, касающихся вопросов исполнения наказания в виде лишения свободы на белорусских землях в составе Советского Союза в первой половине ХХ в. с целью выяснения причин и условий существования пенитенциарной преступности.
Ключевые слова: пенитенциарная преступность; лишение свободы; осужденные; криминальная субкультура; исправительно-трудовые учреждения.
A. O. Liogkiy
CRIMINOLOGICAL CHARACTERISTIC OF PENITENTIARY CRIME ON THE BELARUS LAND IN THE FIRST HALF OF THE 20TH CENTURY
A retrospective analysis of the reasons and conditions for the existence ofpenitentiary criminality on Belarusian lands in the Soviet Union in the first half of the 20th century is being conducted. A special role is assigned to the criminal subculture as an ideological component of unlawful acts committed by convicts in places of deprivation of liberty.
The aim of the study is to study and analyze those historical factors and events that will help to draw up a correct idea of the penitentiary criminality existing in the places of imprisonment of the Republic of Belarus in the modern form.
The urgency lies in the need to develop a system of measures to prevent and combat crime in the institutions of the Republic of Belarus, executing criminal penalties related to imprisonment at the present stage.
© Легкий А. О., 2018 © Liogkiy A. O., 2018
Scientific novelty consists in the fact that for the first time in the Republic of Belarus there is a comprehensive study of normative legal acts, archival documents, monographic sources and other materials concerning the execution of punishment in the form of imprisonment on Belarusian lands in the Soviet Union in the first half of the twentieth century with the aim of finding out the reasons and conditions for the existence of penitentiary criminality.
Keywords: penitentiary criminality; imprisonment; convicts; criminal subculture; correctional labor institutions.
На современном этапе в Республике Беларусь среди видов наказаний за совершение уголовных преступлений превалирует лишение свободы. Данный вид наказания обеспечивает не только строгую изоляцию осужденных от общества, но и способствует достижению целей уголовной ответственности. Вместе с тем и в процессе исполнения наказания в виде лишения свободы не исключаются факты совершения новых общественно опасных уголовно наказуемых деяний, что формирует пенитенциарную преступность в органах и учреждениях уголовно-исполнительной системы.
Зародившаяся вместе с лишением свободы пенитенциарная преступность до второй половины XX в. не рассматривалась как самостоятельное социальное негативное явление. Однако противоправные деяния, совершаемые в условиях изоляции от общества, представляют серьезную угрозу национальным интересам не только Республики Беларусь, но и всякому государству, которое стремится обеспечить неукоснительное соблюдение прав, свобод и законных интересов своих граждан.
Борьба с преступностью в местах лишения свободы является одним из приоритетных направлений уголовно-исполнительной политики Республики Беларусь. Однако пенитенциарная система Беларуси по сей день остается практически не изученной. Вместе с тем целенаправленный комплекс мер по борьбе с нарушениями уголовного законодательства в процессе отбывания наказания должен основываться на приобретенном историческом опыте. Такой опыт должен не просто раскрывать исторические факты, связанные с уголовно-
исполнительными правоотношениями, но и оказывать существенную помощь в поиске новых средств и способов борьбы с этим негативным социальным явлением.
Очевидная тенденция к переменам в местах лишения свободы Российской империи, в состав которой входили и белорусские земли, сформировалась в начале ХХ в. Наметившаяся было стабильность в укладе тюремной жизни стремительно разрушалась благодаря политическим, экономическим и социальным потрясениям того времени. Изменения в тюремном контингенте приняли необратимый характер, что самым непосредственным образом негативно сказалось на общей обстановке в местах лишения свободы. Так, контингент исправительных учреждений обогатился осужденными на длительные сроки (от 8 лет и более). Преступники новой формации, воодушевленные революционными настроениями своего времени, вставали на путь прямой конфронтации с государственной властью. Наличие длительного срока лишения свободы и их молодой возраст (в начале XX в. основная часть арестантов находилась в возрасте до 30 лет [5]), превращали такого осужденного в непримиримого врага тюремной администрации. Зачастую не имея в таком возрасте никакого другого опыта, кроме криминального, такие осужденные действовали безрассудно и безоглядно, впоследствии становясь жертвами своих же криминальных устремлений. Именно эта прослойка тюремного «населения» являлась основными субъектами преступлений в пенитенциарных учреждениях начала ХХ в. Но была и другая сила, являвшаяся
катализатором негативных изменений в тюремном мире — либерально-демократическая общественность,
преследовавшая своей целью освобождение так называемых политических заключенных.
Волнения, сотрясающие, с одной стороны, общество и государство, а с другой — тюрьмы, вызвали кадровый «голод» пенитенциарной системы. Профессия тюремщика, и без того не являвшейся престижной, в новых условиях обрела репутацию опасной для жизни. Острая нехватка кадров, недостаточная квалифицированность большинства работников уголовно-исполнительной системы и отсутствие надлежащего надзора послужили еще одной причиной роста преступности в условиях изоляции [3, с. 31].
Изменения, произошедшие в жизни общества в результате Октябрьской революции 1917 г., не могли не затронуть преступный тюремный мир, качественный состав которого не только обогатился, но и значительно пополнился. Потомственные арестанты вынуждены были отстаивать свое главенствующее положение в неформальной тюремной иерархии. Активное противостояние между высшей арестантской кастой и преступниками «новой формации» не только влекло совершение новых преступлений в пенитенциарных учреждениях, но и порождало новые прослойки тюремного общества [6, с. 84].
В 1919 г. образовалась Советская Социалистическая Республика Белоруссия, которая в 1922 г. переименовывается в Белорусскую Советскую Социалистическую Республику (БССР). Новому государственному образованию потребовалась собственная пенитенциарная система. Однако первые несколько лет после указанного события система исправительно-трудовых учреждений БССР практически полностью регулировалась нормативно-правовой базой РСФСР.
В первые 5-7 лет после Октябрьской революции общие места заключе-
ния значительно пополнились арестантами. В период с 1922 по 1925 гг. численность контингента увеличилась практически на 70%. В такой обстановке действующее законодательство пенитенциарной сферы оказалось устаревшим и малоэффективным [13, с. 65-67].
Новое правительство не спешило с разработкой современной нормативно-правовой базы для мест лишения свободы. Главное управление местами заключения (ГУМЗ), созданное в 1922 г., в своей работе продолжало руководствоваться устаревшими дореволюционными приказами и инструкциями, что было недопустимо в сложившихся обстоятельствах. Осужденные практически не воспринимали старые требования. Это привело к расширению полномочий тюремных «авторитетов», увеличению числа преступлений в исправительно-трудовых учреждениях, в том числе побегов и неповиновений [17, с. 109].
Начальник Главного управления исправительно-трудовых колоний НКЮ И. А. Апетер, давая характеристику работы НКЮ тех времен, говорил: «Этот период знаменовался страшной разрухой тюремного дела. ГУМЗ, не подвергшееся персональным переменам, саботировало работу. Надзиратели образовывали союзы тюремных служителей, ввели выборы начальства. Избранное руководство миротворило им во всех проделках, покрывало их бездеятельность, смотрело сквозь пальцы на расхищение казенного имущества. Нередко тюрьмы обращались в самоуправляющиеся организации. Стража несла внешний караул, а внутренний распорядок предоставлялся самим арестованным. Тюремные авторитеты, пользуясь безграничной властью, облагали заключенных поборами, отнимая у них пищу и одежду» [13, с. 65].
Следует отметить, что из резко возросшей массы осужденных выделились две основные группировки, способные бороться за лидирующие позиции криминального тюремного мира. «Жиганы»,
никогда ранее не причислявшие себя к «авторитетам», значительно увеличили свою численность в местах лишения свободы. Знание «тюремного мира» и криминальный опыт этой прослойки осужденных позволил претендовать на роль главенствующей силы в местах лишения свободы. В свою очередь, им противостояли старые лидеры, потомственные арестанты — «иваны», «бродяги». Потомки создателей тюремной идеологии, хранители «истинной веры», старые «авторитеты» лучше «жиганов» ориентировались в условиях изоляции от общества. Заручившись поддержкой примкнувших к ним близких по «профессии» воров: «карманников», «домушников», «налетчиков», «майданщиков» и др., «иваны» и «бродяги» удерживали лидерские позиции, устанавливая свои порядки и правила в тюрьме [11, с. 200-201].
Укоренение «воровских традиций» в местах лишения свободы, их перенаселение, а также отсутствие необходимых знаний и навыков работы со спецконтингентом у тюремных работников (менее 40 % сотрудников тюремной администрации имели необходимое образование [12, с. 24]) влекло ослабление влияния последних на внутренние процессы в исправительных учреждениях.
К 1926 г. в БССР возникла необходимость систематизации значительного количества нормативных документов, регулирующих деятельность исправительно-трудовых учреждений, а также единообразной политики в сфере исполнения уголовных наказаний. В результате был принят Исправительно-трудовой кодекс БССР (ИТК БССР) [18]. Кодекс содержал прогрессивные идеи, однако на практике просуществовал недолго. Начиная с 1930-х гг. деятельность исправительно-трудовых учреждений БССР, как и других союзных республик регулировалась ведомственными
нормативно-правовыми актами НКВД (позднее — МВД).
В период активного построения советского социалистического государ-
ства (1920-ы — начало 1930-х гг.), когда для государственных деятелей на первое место выходила политическая борьба за власть, профессиональные преступники смогли вздохнуть свободно. Не представляя никакой опасности в качестве политических конкурентов, рецидивисты того времени зачастую были предоставлены сами себе. Уголовные дела, возбужденные в отношении них еще в дореволюционную эпоху, в результате отсутствия четкого механизма перехода к новому государственному устройству не попадали в руки новых служителей закона. Это освобождало многих представителей воровского сообщества от ответственности за ранее совершенные преступные деяния. Такая обстановка не могла не отразиться на состоянии пенитенциарной преступности. Попадая в места лишения свободы как лица, впервые преступившие уголовный закон, преступники-профессионалы содержались вместе с впервые осужденными. Матерые уголовники занимали должности старост камер. Насаждая сокамерникам воровскую идеологию, рецидивисты вовлекали в свои ряды новых преступников. Исправительно-трудовое учреждение превращалось в «воровскую школу».
Формирование обновленного уголовного мира в особый социальный институт, которому присущи собственные «законы» и «профессиональная» этика, заканчивается к 30-м гг. ХХ столетия. Представляя собой устойчивую тюремную структуру, «воровское сообщество» органично встраивается в советскую пенитенциарную систему.
Начало 1930-х гг. не приносит каких-либо существенных изменений. Как и во многих пенитенциарных учреждениях Советского Союза, в белорусских тюрьмах жизнь осужденных была подчинена не столько официальным требованиям администрации, сколько неписанным правилам воровского закона. Профессиональный преступный мир, заключенный в стенах тюрем и исправительно-трудовых колоний,
следил за строгим выполнением негласных норм всеми осужденными. Особенно сильны были такие традиции в бывших губернских тюрьмах в Минске, Витебске и Могилеве. Отличались от последних тюрьмы, ранее относившиеся к уездам. В таких учреждениях администрация жестко расправлялась с любыми попытками криминального мира установить там свою диктатуру. Нередко противостояние администрации и рецидивистов заканчивалось расстрелом последних. Такие нетрадиционные меры позволяли молодой советской пенитенциарной системе сдерживать натиск преступной среды.
В качестве дополнительной меры борьбы с пенитенциарной преступностью и влияния «авторитетов» воровского мира на тюремное население администрацией учреждения постоянно производились перемещения части осужденных из одной камеры в другую. Такая мера позволяла частично предотвратить сплочение криминального контингента, а также различные конфликты в камере [8, с. 151, 163-165, 171-172].
Следует отметить, что проведенный специальными службами НКВД мониторинг отдельных тюрем Беларуси показал, что фактическое количество заключенных в этих учреждениях превышало лимит почти в 3,5 раза. Вместо допустимых 6293 количества осужденных — в пенитенциарных учреждениях Минска, Витебска, Могилева, Гомеля, Орши, Бобруйска, Полоцка и Слуцка в 1933 г. содержалось 21520 человек. При этом число осужденных в этих учреждениях росло в геометрической прогрессии [15, с. 585].
К середине 1930-х гг. переход пенитенциарной системы от тюрьмы к исправительно-трудовым учреждениям вносит вынужденные изменения в расстановку сил криминальной «элиты» мест лишения свободы. Происходит новое расслоение профессионального преступного сообщества на «воров» («урок») и «фраеров». Воры, которые привлекались исключительно за пре-
ступления против имущества, объявили себя наследниками «урок» (от дореволюционной аббревиатуры УРК — уголовно-регистрируемый контингент) и «иванов». «Фраером» же считался тот осужденный, который отбывал наказание за насильственные и иные, не связанные с посягательством на имущество, преступления. Таким образом воры, объявившие себя носителями «старых заветов» и «истинной веры», составили воровскую «элиту», которая полностью обособилась от остальной массы осужденных.
Составлявшие не более 7 % от общей численности осужденных [14, с. 16] «воры», с целью усложнить попадание в «элиту», дополняют требования, созданные еще «иванами». Так, истинный вор не должен был трудиться, служить в армии, заниматься любой общественной деятельностью и пр. Практически все категории осужденных пополняли «общак».
Вместе с тем для середины 1930-х гг. характерен разгул пенитенциарной преступности. Вымогательства, разбойные нападения, грабежи и другие преступления, совершаемые «авторитетами» в отношении «фраеров», значительно дестабилизировали обстановку в исправительно-трудовых учреждениях, что привело и к увеличению числа побегов.
Такое состояние дел в советской пенитенциарной системе требовало решительных действий. Впоследствии глава НКВД Н. И. Ежов подписывает приказ, согласно которому администрации исправительных учреждений предписывалось выявлять лиц, ведущих активную преступную деятельность в местах лишения свободы, и рассматривать их дела в тройках на местах. В результате такой борьбы с уголовниками в лагерях и колониях всего Советского Союза была значительно подорвана деятельность криминальной «элиты», а количество преступлений в условиях изоляции от общества резко снизилось [9, с. 263-274].
Конец 1930-х гг. ознаменовался для Беларуси значительным расширением территории и практически двукратным увеличением численности населения. Вместе с тем это обусловило и расширение сети пенитенциарных учреждений. Так, численность тюрем общего назначения выросло с 10 до 23 [2]. К началу Великой Отечественной войны на территории Беларуси действовали 24 исправительно-трудовые колонии [ 16, с. 106], в том числе 4 трудовые колонии для несовершеннолетних на 350-400 мест в каждой [10, с. 94].
Начало Великой Отечественной войны ознаменовало новый этап криминальной жизни в местах лишения свободы. Массовая отправка на фронт осужденных, в том числе и «элиты» тюремного населения, в период с 1941 по 1943 гг., а также жесткие меры, применяемые администрацией учреждений к оставшимся в условиях изоляции от общества «блатным», привела к расколу тюремной «верхушки» на два лагеря. Две противоборствующие стороны состояли из «воров», оставшихся преданными «закону», и «сук», не желавших терять своего прежнего элитарного положения, однако в нарушение «воровского закона» воевавших и трудившихся во время войны [7, с. 71-72].
Такие перемены привели к всплеску пенитенциарной преступности. В результате завязавшейся между устоявшими против советской власти и преступившими «воровской закон» так называемой «сучьей войны» по лагерям, колониям и тюрьмам прокатилась волна насилия. Вчерашние «авторитеты» признавались «суками» и предателями «истинной веры» и подвергались жестоким расправам. В ответ на это «суки» объединились с профессиональными преступниками из рядов «воров», воевавших в разных странах, в том числе и Польше, а также «авторитетов», прибывших из Прибалтики, Западной Украины и других граничащих с Польшей территорий. Таких осужденных принято было называть «польскими во-
рами». Новое объединение криминальных «авторитетов» заставляли «законников» отказываться от своей принадлежности под угрозой физической расправы, в некоторых случаях «ссученные» прибегали к половому насилию. Так появилась новая каста осужденных: «опущенные», «обиженные», «девки». С целью укрепления своих позиций лидеры новой формации создали свой «воровской закон». В отличие от прежнего закона, новый разрешал «порядочному арестанту» частично сотрудничать с администрацией мест лишения свободы, иметь семью, служить в армии [1, с. 129].
Следует отметить, что в борьбе за лидирующие позиции «законники» также преступили установленные воровским миром правила, объединившись с «фраерами», ранее считавшимися «низкосортными» арестантами [4, с. 21].
Подводя итоги, необходимо признать, что пенитенциарная преступность, возникшая на белорусских землях еще в средневековье, развивалась и изменялась в зависимости от политических, экономических и социальных преобразований в государстве. Борьба с преступностью в местах лишения свободы и ее главными идеологами — «воровской элитой», проходила с переменным успехом. Тем не менее, полностью искоренить это негативное социальное явление советской власти первой половины ХХ столетия так и не удалось по нескольким причинам:
- экономические, политические и социальные потрясения в результате революционной смены власти в государстве привели к увеличению общей численности осужденных, и как следствие — переполнению учреждений, исполняющих уголовные наказания, отсутствию в них нормальных материально-бытовых условий и недостаточному финансированию пенитенциарной системы;
- в результате классовой борьбы и преследования политических конкурентов контингент осужденных в первые 5-7 лет после революции пополнился
высокоинтеллектуальными осужденными, настроенными против советской власти и нового государственного строя, что незамедлительно находило отклик среди криминальной тюремной элиты;
- бросая значительные силы на установление «врагов революции», государственная власть практически упускает из виду профессиональных преступников. В силу отсутствия упорядоченной системы документооборота при переходе к новому государственному устройству была утеряна или уничтожена определенная часть сведений о совершенных ранее преступлениях и их исполнителях, благодаря чему матерый рецидивист, совершавший очередное злодеяние, направлялся для отбывания наказания как осужденный впервые;
сопряженная с риском для жизни, профессия тюремного работника потеряла всякий престиж среди мужского населения, имеющего достаточное образование, что повлекло острую нехватку специалистов и квалифицированных работников пенитенциарной системы и, как следствие, отсутствие надлежащего надзора и воспитательной работы с осужденными;
- возникновение и преобразование новых субкультурных формаций и каст в период советского правления, вызванное необходимостью выживания криминального элемента, позволило преступности в исправительно-трудовых учреждениях надежно удерживать позиции.
Литература
1.
Анисимков, В. М. Россия в зеркале уголовных традиций тюрьмы : монография. — СПб.: Юрид. центр Пресс, 2003. — 204 с.
Архив МВД Республики Беларусь. — Ф. 50. — Оп. 1. — Д. 13. — Л. 128, 144. Ваганов, А. Б. Криминологическая характеристика пенитенциарной преступности и ее профилактика : дис. ... канд. юрид. наук. — Челябинск, 2012. Важенин, В. В., Васильченко, Д. А., Зуев, В. А. Закономерности формирования и развития высшего криминального сословия в России // Общество и право. — 2015. — № 4. — С. 18-22.
Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ). — Ф. 122. — Оп. 6. — Д. 4868.
Гуров, А. И. Криминальный профессионализм и борьба с ним: понятие криминального профессионализма в историческом аспекте. По материалам уголовного розыска. Ч. 1 / А. И. Гуров; под ред. И. И. Карпец. — М.: Изд-во ВНИИ МВД СССР, 1983. — 96 с.
Дубягина, О. П. Криминологическая характеристика норм, обычаев и средств коммуникации криминальной среды. — М.: Юрлитинформ, 2008. — 204 с. Заерко, А. Л. Тюрьмы Беларуси. Кн. 1. 1929-1935. — М. : Типография «Поли-мак», 2002. — 265 с.
Иванова, Г. М. История ГУЛАГа. 1918-1958: Социально-политический и политико-правовой аспекты. — М.: Наука, 2006. — 438 с.
10. История сталинского ГУЛАГа. Конец 1920-х — первая половина 1950-х годов : Собр. док. : в 7 т. / Т. 2. Карательная система : структура и кадры / отв. ред. и сост. Н. В. Петров ; отв. сост. Н. И. Владимирцев. — М.: РОССПЭН, 2004. — 696 с.
11. Казак, Б. Б. Социально-психологические особенности личности и среды осужденных : учеб. пособие для образовательных учреждений ФСИН / Б. Б. Казак, А. И. Ушатиков ; под общ. ред. С. Х. Шамсунова. — 2-е изд., испр. — Псков : Псков. юрид. ин-т ФСИН, 2007. — 345 с.
2.
3.
4.
5.
6.
7.
9.
12. Кузьмин, С. И. Политико-правовые основы становления и развития исправительно-трудовых учреждений : учеб. пособие для слушателей Акад. и др. учеб. заведений МВД СССР. — М.: Акад. МВД СССР, 1988. — 96 с.
13. Маланкин, А. Тяжелые годы и большие надежды // Преступление и наказание.
— 2007. — № 4. — С. 64-67.
14. Монахов, В. И. Группировки воров-рецидивистов и некоторые вопросы борьбы с ними. — М.: Изд-во Политотдела ГУ ИТК МВД СССР, 1957. — 79 с.
15. Протько, Т. С. Становление Советской тоталитарной системы в Беларуси (19171941 гг.). — Минск: Тесей, 2002. — 688 с.
16. Система исправительно-трудовых лагерей СССР, 1923-1960 : справочник / О-во «Мемориал», ГАРФ; сост. М. Б. Смирнов ; под ред. Н. Г. Охотина, А. Б. Рогин-ского. — М.: Звенья, 1998. — 599 с.
17. Шарков, А. В. Уголовно-исполнительная система Республики Беларусь : история и современность : монография. — Минск: Акад. МВД Респ. Беларусь, 2010.
— 323 с.
18. Электронная библиотека БГУ [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http://elib.bsu.by/handle/123456789/49911 (дата обращения: 25.03.2018).
References
1. Anisimkov, V. M. Rossiya v zerkale ugolovnykh traditsiy tyur'my [Russia in the mirror of criminal traditions of the prison] : monograph. — St. Petersburg, Law Centre Press, 2003. 204 p.
2. Arkhiv MVD Respubliki Belarus' [Archive of the Ministry of Internal Affairs of the Republic of Belarus]. F. 50. Op. 1. D. 13. L. 128, 144.
3. Vaganov, A. B. Kriminologicheskaya kharakteristika penitentsiarnoy prestupnosti i yeye profilaktika [Criminological characteristics of penitentiary crime and its prevention] : dis. ... cand. of law. — Chelyabinsk, 2012.
4. Vazhenin, V. V., Vasil'chenko, D. A., Zuyev, V. A. Zakonomernosti formirovaniya i razvitiya vysshego kriminal'nogo sosloviya v Rossii [Laws of formation and development of the higher criminal estate in Russia] // Obshchestvo i pravo [Society and law], 2015, no. 4, p. 18-22.
5. Gosudarstvennyy arkhiv Rossiyskoy Federatsii (GARF) [The State Archives of the Russian Federation (SARF)]. F. 122. Op. 6. D. 4868.
6. Gurov, A. I. Kriminal'nyy professionalizm i bor'ba s nim: ponyatiye kriminal'nogo professionalizma v istoricheskom aspekte. Po materialam ugolovnogo rozyska. [Criminal professionalism and the fight against it: the concept of criminal professionalism in the historical aspect. Based on the materials of the criminal investigation] Pt. 1 / A. I. Gurov ; ed. I. I. Karpets. Moscow, All-Union Research Institute of MIA of USSR, 1983. 96 р.
7. Dubyagina, O. P. Kriminologicheskaya kharakteristika norm, obychayev i sredstv kommunikatsii kriminal'noy sredy [Criminological characteristics of norms, customs and means of communication of the criminal environment]. Moscow, Yurlitinform, 2008. 204 р.
8. Zayerko, A. L. Tyur'my Belarusi. Kn. 1. 1929-1935. [The Prisons of Belarus. Book 1. 1929-1935]. Moscow, Printing house "Polimak", 2002. 265 р.
9. Ivanova, G. M. Istoriya GULAGa. 1918-1958: Sotsial'no-politicheskiy i politiko-pravovoy aspekty [History of the Gulag. 1918 — 1958: Socio-political and political-legal aspects]. Moscow, Science, 2006. 438 р.
10. Istoriya stalinskogo GULAGa. Konets 1920-kh — pervaya polovina 1950-kh godov : Sobr. dok. : v 7 t. / T. 2. Karatel'naya sistema : struktura i kadry [History of Stalin's Gulag. The end of the 1920s — the first half of the 1950s: Sobr. doc. : in 7 vol. /
Vol. 2. Punitive system: structure and frames] / ex. ed. and comp. N. V. Petrov ; re-spons. originator N. I. Vladimirtsev. Moscow, ROSSPEN, 2004. 696 р.
11. Kazak, B. B. Sotsial'no-psikhologicheskiye osobennosti lichnosti i sredy osuzhden-nykh : ucheb. posobiye dlya obrazovatel'nykh uchrezhdeniy FSIN [Socio-psychological characteristics of the individual and the environment of convicts: a textbook for educational institutions of the FPS of Russia] / B. B. Kazak, A. I. Ushatikov; under the general ed. S. Kh. Shamsunova. — 2nd ed., rev. Pskov. Pskov Law Institute of the FPS of Russia, 2007. 345 р.
12. Kuz'min, S. I. Politiko-pravovyye osnovy stanovleniya i razvitiya ispravitel'no-trudovykh uchrezhdeniy [Political and legal foundations of the formation and development of correctional labor institutions] : textbook. allowance for listeners. Acad. and other study. establishments of the Ministry of Internal Affairs of the USSR] / S. I. Kuz'min. Moscow, Akad. MVD SSSR, 1988. 96 р.
13. Malankin, A. Tyazhelyye gody i bol'shiye nadezhdy [Heavy years and high hopes] // Prestupleniye i nakazaniye [Crime and Punishment], 2007, no. 4, p. 64-67.
14. Monakhov, V. I. Gruppirovki vorov-retsidivistov i nekotoryye voprosy bor'by s nimi [Groups of thieves-recidivists and some issues of combating them]. Moscow, Poli-totdel GU ITK MVD USSR, 1957. 79 р.
15. Prot'ko, T. S. Stanovleniye Sovetskoy totalitarnoy sistemy v Belarusi (1917-1941 gg.) [Formation of the Soviet totalitarian system in Belarus (1917-1941)]. Minsk, Tesey Publ., 2002. 688 р.
16. Sistema ispravitel'no-trudovykh lagerey SSSR, 1923-1960 [The system of forced labor camps of the USSR, 1923-1960] : reference book / Memorial Society, GARF; compiler M. B. Smirnov; ed. N. G. Okhotin, A. B. Roginskiy. Moscow, Zven'ya, 1998. 599 р.
17. Sharkov, A. V. Ugolovno-ispolnitel'naya sistema Respubliki Belarus' : istoriya i sov-remennost' [The Criminal Executive System of the Republic of Belarus: History and Modernity] : monograph. Minsk, Akad. of MIA of Belarus' Rep., 2010. 323 р.
18. Elektronnaya biblioteka BGU [Electronic library of BSU]. URL: http://elib.bsu.by/handle/123456789/49911 (accessed: 25.03.2018).
Сведения об авторе
Легкий Алексей Олегович: Академия МВД Республики Беларусь (г. Минск, Республика Беларусь), адъюнкт научно-педагогического факультета. E-mail: [email protected]
Information about the author
Legkiy Aleksey Olegovich: Ministry of Internal Affairs academy of Republic of Belarus (Minsk, Republic of Belarus), an adjunct of the scientific-pedagogical faculty. E-mail: [email protected]
