CC BY
17
Рахманова Е.Н.
Криминогенные последствия универсализации прав человека
Права человека, будучи одним из базовых элементов современной западной цивилизации, становятся планетарной, универсальной ценностью, поскольку имеют под собой общий для всех стран экономический и этический базис и отражают идею универсального равенства всех людей на земле. Вместе с тем практика распространения концепции прав человека и ее восприятия в мире, а вслед за ними и теоретическая оценка данных процессов не являются однозначными. Сложившиеся в науке представления на этот счет отражают приверженность их авторов и последователей различным сценариям развития самой глобализации, крайние варианты которых представлены универсализацией и регионализацией. В соответствии с этим существуют и два подхода к решению проблемы универсализации прав человека и выработке единых гуманитарно-правовых стандартов.
Суть первого подхода, признающего и возможность, и важность формирования универсальных прав человека и создания единых правовых стандартов в гуманитарной сфере, достаточно четко выражена Л.И. Глухаревой, которая признает всеобщие права человека не только реальным фактом современности, но и активно функционирующей глобальной нормативно-правовой системой современности; именно в них отражается то «всеобщее, объективное, постоянное, неизбежное», что присутствует в развитии человека и человечества. Всякий скептицизм по поводу универсальных прав в ситуации, когда мир интенсивно движется к интеграции, по мнению автора, вряд ли уместен [1, с. 227-228].
Согласно второму, противоположному, подходу ни о какой универсальной концепции прав человека в принципе не может быть речи. Наиболее последовательно эту позицию отстаивает академик Н.Н. Моисеев, который считает, что «предложение о неких универсальных правах человека, одинаково пригодных для населения всей планеты, является такой иллюзией, как и представление о возможности однозначной интерпретации представления о добре», и что «понятия о правах человека тесно связаны в сознании людей с теми особенностями цивилизации, к которым они принадлежат и которые определяют на протяжении многих сотен лет условия их бытия и поведения» [2, с. 104-109].
Не ставя перед собой цели вступать в дискуссию относительно полезности или вредности (опасности) универсализации прав человека, а также искать новые аргументы в пользу каждой из представленных точек зрения (они достаточно хорошо известны и весьма убедительны), отметим, что распространение идеи прав человека в современном мире кардинально отличается от процессов становления данной идеи в границах западной цивилизации. Если во втором случае зарождение и утверждение гуманитарной концепции носило естественный, эволюционный (несмотря на все западноевропейские революции) характер и сопровождало собственно оформление самой западноевропейской цивилизации, превратив права человека в базовый элемент европейской культуры, то в современном мире (теперь уже несмотря на всю объективность протекания глобализационных процессов) распространение доктрины прав человека, во-первых, в большей степени напоминает управляемый (самими западными странами через экономические и политические рычаги) процесс, во-вторых, осуществляется в отношении стран, цивилизационные и культурные основы которых существенно отличаются от привычных европейцам стандартов, в-третьих, происходит на фоне трансформации (а следовательно, и нестабильности) самой гуманитарной концепции и ослабления могущества Запада.
Сказанное нельзя не учитывать при анализе вопроса о криминогенных следствиях универсализации прав человека. Если рассматривать универсализацию прав человека как объективный, но все же управляемый процесс распространения и унификации западноевропейских стандартов прав человека, то представляется, что в криминологическом измерении данного процесса должно учитывать оценку поведения как активных распространителей этих стандартов, так и тех, кто становится объектом приложения их усилий.
Распространение концепции прав человека, как известно, предполагает проведение не только (а возможно, и не столько) просветительских, культурных мероприятий, экономической и политической поддержки на международном уровне усилий отдельных государств по формированию и защите гуманитарных стандартов, сколько формирование жесткой зависимости легитимности и признания того или иного государства от его приверженности идее прав человека, а также осуществление жесткого контроля за соблюдением прав человека во всем мире. Оставляя за рамками исследования вопрос о криминогенных последствиях экономического эмбарго, политической и культурной изоляции стран, отрицающих доктрину прав человека или практикующих нарушения прав человека при реализации внутренней или внешней политики, обратим внимание на один, наиболее показательный криминогенный аспект международного (а в реальной жизни - фактически американского и западноевропейского) контроля за соблюдением прав человека. Речь идет о так называемых «гуманитарных интервенциях» в поддержку и защиту прав человека.
Современные западные сторонники универсальной концепции прав человека иной раз не без оснований отмечают, что при декларируемой универсальности прав человека ответственность за их нарушение чаще всего носит локальный характер, то есть возлагается лишь на определенное государство и ограничивается пределами его юрисдикции. В связи с этим предлагается активно работать над доктриной транснациональной ответственности и создать четкие правила, предусматривающие основания и процедуры вмешательства международных институтов во внутренние дела государств в целях предотвращения нарушения универсальных прав на их территории или же восстановления этих прав в случае их нарушения [3, р. 295; 4, р. 531-532]. Как справедливо отмечает Н.М. Марченко, в данном случае имеет место плохо скрываемое стремление под флагом защиты универсальных прав обеспечить возможность «на законных основаниях» не только в принудительном порядке насаждать содержащиеся в них сугубо прозападные - либеральные и неолиберальные представления о правах и соответствующие социально-политические взгляды, но и беспрепятственно вмешиваться во внутренние дела других стран» [5, с. 46-47]. Наиболее опасной формой такого вмешательства, отчетливо продемонстрировавшей свою криминогенную сущность в последнее время, стали откровенно противоправные акции, прикрываемые идеями гуманитарных интервенций.
В самом общем виде гуманитарную интервенцию можно определить как применение силы или угрозу силой, осуществляемые государством или группой государств за пределами своих границ без согласия страны, на территории которой применяется сила, и направленные на предотвращение или пресечение масштабных и грубых нарушений основных прав людей, не являющихся гражданами этих государств. Авторитетная неправительственная организация «Хьюман Райтс Вотч» (Human Rights Watch), учитывая Доклад Международной комиссии по проблеме интервенции и государственного суверенитета, созданной под эгидой правительства Канады, в своем собственном докладе «Война в Ираке и гуманитарная интервенция» определила некоторые параметры правомерности проведения гуманитарных интервенций [6]. В частности, она исходит из того, что гуманитарная интервенция без согласия соответствующего правительства может быть оправданна только при наличии продолжающегося или неминуемого геноцида либо сопоставимых массовых убийств или человеческих жертв. Другие формы тирании заслуживают осуждения и активных усилий по их искоренению, но не дают достаточных оснований для столь чрезвычайной меры, как применение военной силы. Гуманитарная интервенция должна оставаться исключительной мерой, зарезервированной для ситуации крайней необходимости. Если такая ситуация все же действительно возникает, для определения обоснованности гуманитарного характера интервенции, по мнению «Хьюман Райтс Вотч», необходимо обратиться к анализу пяти важных факторов. Во-первых, военные действия должны быть последней возможностью прекращения или предотвращения убийств; при наличии эффективной альтернативы военная сила использоваться не должна. Во-вторых, гуманитарные соображения должны быть основным мотивом вооруженного вмешательства. В-третьих, должно быть сделано все возможное, чтобы обеспечить соответствие самой интервенции международным нормам о правах человека и гуманитарному праву; нельзя во имя прекращения одних нарушений пойти на некоторые и со своей стороны. В-четвертых, должна присутствовать разумная уверенность в том, что военные действия принесут больше пользы, чем вреда; гуманитарная интервенция изначально не должна предприниматься, если это явно может привести к эскалации конфликта или к значительно превосходящим страданиям. Наконец, предпочтительно наличие санкции Совета Безопасности ООН или других достаточно авторитетных многосторонних органов; однако, учитывая несовершенство современной системы принятия решений на международном уровне, в ситуации, не терпящей промедления, возможно гуманитарное вмешательство и без такой санкции. Несмотря на некоторые спорные положения приведенной концепции гуманитарного вмешательства, нельзя не согласиться с принципиальным выводом, сделанным «Хьюман Райтс Вотч»: «Позволить использовать гуманитарную интервенцию как прикрытие для совсем другой войны чревато риском запятнать принцип, сохранение которого может быть прямо связано с возможностью спасти бесчисленные жизни в будущем».
Вместе с тем реальная практика проведения гуманитарных интервенций далека от стандартов, установленных даже «Хьюман Райтс Вотч». Развитые страны, используя доктрину «гуманитарной интервенции» и «ограниченного суверенитета», распространяя «зону своих национальных интересов» на другие государства, без оглядки на мировое общественное мнение и нормы международного права, позволяют себе инициировать и обострять конфликтные ситуации в тех или иных странах. Драматический опыт агрессии против Югославии, совершенной под прикрытием идеи защиты прав человека, лишний раз свидетельствует, что незаконное использование силы умножает проблемы, а не решает их, переводит их из разряда политических в разряд сугубо криминальных. Прямым следствием непродуманной «гуманитарной интервенции» против Югославии следует признать появление на политической карте мира нового криминального государства - Косово, идеологией которого выступает этническая и религиозная ненависть по отношению к православным сербам; суть внутренней политики состоит в геноциде против сербского народа; основой экономики становится хорошо налаженный наркотрафик и проникновение косовских мафиозных кланов в Европу и США. «Государство Косово изначально запрограммировано на
агрессивную политику. Это будет проявляться в легко прогнозируемых рейдах террористов на территорию Югославии, актах террора в Европе, дальнейшей активизации криминальной активности мафиозных албанских кланов по всему миру» [7, с. 394; 8].
Нельзя признать безупречной с точки зрения гуманитарных и правовых стандартов и ситуацию, возникшую в августе 2008 года вокруг Южной Осетии. Отечественная наука уже отреагировала на нее уголовно-правовой оценкой деятельности грузинских властей [9], однако, как представляется, в силу политических соображений правовая оценка действий российских властей в этой ситуации еще не представлена. Вместе с тем очевидно, что применение Россией силы против другого государства без санкции и без уведомления Совета Безопасности ООН, выход за пределы контролируемой миротворческими силами территории (на «ядерную» территорию Грузии), применение в конфликте не только миротворческих, но и собственно военных сил, а также военной силы при отсутствии со стороны грузинских властей юридических фактов геноцида и агрессии как поводов к проведению гуманитарной интервенции в сочетании с проводимыми российскими дипломатами прямыми параллелями между Осетией и Косово - все это не может не наводить на мысль о «юридической нечистоте» соответствующей миротворческой операции. Не имея возможности в рамках данной работы провести полный и объективный анализ действий грузинской и российской сторон конфликта, все же отметим, что факт нарушения гуманитарных требований к проведению миротворческой операции налицо.
Сегодня должно быть очевидным, что международные конфликты, возникающие под эгидой «гуманитарных интервенций», приводят к изменению геополитической ситуации, что порождает цепные реакции приграничных и этнических конфликтов, неконтролируемое распространение современного оружия в зонах нестабильности, коррупцию, вспышку употребления и торговли наркотиками, геноцид национальных меньшинств, ведет к разрушению семейных и общинных ценностей; что в совокупности служит и причиной, и прямым проявлением массовых нарушений прав человека, в том числе и криминальных. Особенно важно учитывать, что «любой международный конфликт приводит к поляризации общественного мнения и позиций заинтересованных государств по прямо противоположным векторам, а это дополнительно обостряет проблему гарантий прав личности в конфликтных регионах и способствует разрушению традиционных ценностей демократии» [10, с. 324].
Международные конфликты, замаскированные под процедуры «гуманитарных интервенций», отчетливо выявляют не только «двойные стандарты» в сфере международной политики, но значимые в криминологическом отношении глубинные противоречия в трактовке прав человека странами различных цивилизационных форматов.
«Победоносное шествие» капиталистического способа производства и «духа капитализма» по миру не является линейным, универсальным и однозначным. В понимании особенностей восприятия и усвоения незападными культурами западных стандартов прав человека важно учитывать основные модели цивилизационного ответа Востока на технологическую и интеллектуальную экспансию Запада. В блестящем, ставшем классическим исследовании С. Хантингтона указывается на три таких модели: полное отторжение, полное принятие («кемализм») и «реформизм» как ответ, сочетающий в себе принятие технической модернизации и отторжение культурной вестернизации [11, с. 100-110]. Посредством различных механизмов (как через ощущение отчужденности и кризис личностной идентичности, так и через ощущение возрастающего могущества государства, ставшего на капиталистический путь развития) каждая из указанных моделей в конечном итоге ведет к возрождению местных культур, обычаев и традиций, в том числе и национальных (религиозных, этнических) представлений о правах человека, о характере взаимоотношений между личностью и государством. При этом важно отметить, что незападные концепции прав человека в своих базисных характеристиках зачастую (практически всегда) резко диссонируют с западными аналогами.
Возрождение местных (традиционных) культур, усиление их привлекательности для большей части населения - в целом положительный процесс. Однако в современных условиях он зачастую приобретает откровенно криминальные очертания. «Цивилизационные устремления» Запада, сопровождающиеся порочной практикой «гуманитарных интервенций» и двойными стандартами в международной политике, на фоне кризиса ценностей самой западной цивилизации порождают ответную агрессивную реакцию Востока, в идеологическом плане прикрываемую идеями возрождения традиционных ценностей и культур. При совокупном действии комплекса иных глобализационных факторов эта реакция оформляется в террористические и экстремистские движения, руководствующиеся националистическими мотивами, активность которых наиболее заметна в связи с феноменом «исламского возрождения».
Многие современные исследователи замечают, что корни современного национализма -идеологические и политические. Эта мысль подтверждается не только криминологическими, но и политологическими исследованиями. Так, Ф. Фукуяма в одной из последних своих работ указывает, что частной причиной современного фундаменталистского возрождения ислама является сила той угрозы, которую несут либеральные, западные ценности традиционным исламским обществам. Радикальный исламизм как раз и порождается утратой национальной и религиозной идентичности, сопровождающей
переход к современному, плюралистическому обществу. Поэтому «распространение демократии», происходящее в ряде исламских регионов, означает также распространение отчуждения, радикализма и терроризма [12].
В целом можно констатировать, что проблема универсализации прав человека на современном этапе развития человеческой цивилизации и при нынешнем уровне развития международных отношений потенциально опасна своими криминогенными следствиями. И насаждение западной концепции прав человека, и активное сопротивление этому процессу в незападных странах способны порождать комплекс негативных последствий, криминологическая оценка которых варьируется в широком диапазоне от установления дискриминационных правил в отношении каких-либо групп населения или отдельных стран до политически и идеологически мотивированного насилия. При этом важно понять, что проблема прав человека в противостоянии «Запад - Восток» является лишь одним из множества существующих «камней преткновения», ее следует рассматривать всегда в общем контексте противостояния идеологий, культур и цивилизаций.
Пожалуй, невозможно определить, что именно - насаждение прав человека или сопротивление им -обладает более мощным криминогенным зарядом. Практика лишь дает убедительные свидетельства того, что между крайними формами этих процессов - насилием, используемым той и другой стороной, существует ряд серьезных различий:
а) насилие-сопротивление всеми и всегда изначально оценивается и рассматривается как криминальное, в то время как оценка насилия-насаждения в качестве криминального напрямую зависит от политических или правовых решений Совета Безопасности ООН или иных коллективных международных органов;
б) насилие-насаждение осуществляется под благовидным предлогом и прикрытием гуманистической идеи защиты универсальных прав человека, тогда как насилие-сопротивление имеет своей идеологической основой защиту местных традиций и культур, а потому чаще всего религиозно окрашено;
в) насилие-насаждение осуществляется официальными правительственными воинскими формированиями; насилие-сопротивление, напротив, как правило, неправительственными, стихийными (хотя и в ряде случаев хорошо организованными) силами;
г) насилие-насаждение приобретает форму широкомасштабных, фронтальных военных действий, в то время как насилие-сопротивление в большей степени выражено в отдельных (пусть и постоянно повторяющихся), точечных террористических акциях.
Учет этих особенностей, равно как и понимание причин и природы насилия, связанного с универсализацией прав человека, является непременным условием разработки современных, в первую очередь, международных стандартов политико-криминологической безопасности. Очевидно, что насилие-сопротивление гораздо чаще (если не сказать - всегда) получает оценку в контексте норм права, в том числе международного и уголовного; оно становится предметом озабоченности международного сообщества, разрабатывающего и реализующего совместными усилиями комплекс мер по противодействию ему. В то же время насилие-насаждение в большей степени легитимируется посредством политических деклараций и тем самым «выводится» из-под сферы уголовно-правовой и криминологической оценки, что представляется не всегда оправданным.
Литература
1. Глухарева Л.И. Современные проблемы теории прав человека. М., 2004.
2. Моисеев Н.Н. Судьба цивилизации. Путь разума. М., 1998.
3. Gibney M., Tomasevski K., Vedsten-Hansen J. Transnational State Responsibility for Violations of Human Rights // Harvard Human Rights Journal. 1999. Vol. 12.
4. Sloane R. Outrelativizing Relativism: A Liberal Defense of the Universality of International Human Rights // Vanderbilt Journal of Transnational Law. 2001. № 3.
5. Марченко Н.М. Проблемы универсализации прав человека в условиях глобализации // Права человека и современное государственно-правовое развитие / Отв. ред. А.Г. Светланов. М., 2007.
6. Всемирный доклад «Хьюман Райтс Вотч» «Война в Ираке и гуманитарная интервенция», январь 2004 г. // http://www.hrw.org/russian/reports/2004/world/iraq.html
7. Клейменов И.М. Криминальное государство: необходимость противодействия // Противодействие преступности: уголовно-правовые, криминологические и уголовно-исполнительные аспекты: Материалы III Российского конгресса уголовного права (29-30 мая 2008 г.) / Отв. ред. В.С. Комиссаров. М., 2008.
8. Овчинский В. Независимая мафиозность // http://www.globalaffairs.ru/articles/9002.html
9. Кибальник А.Г. О юридической оценке вооруженного вторжения Грузии в Южную Осетию // http://sartraccc.sgap.ru
10. Малевич Ю.И. Права человека в глобальном мире. М., 2004.
11. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций / Пер. с англ. Т. Велимеева. М., 2007.
12. Фукуяма Ф. Неоконсерватизм в его нынешнем виде я принять не могу // http://www.rvps.ru/r_doc.php?id=372
