CC BY
261
Суть проводимых на публичных площадках российских вузов открытых лекций признанных зарубежных специалистов в сфере управления социокультурными проектами в том, что теперь имеют значение не производства, а люди и их идеи. Теперь человек готов работать не ради выживания и денег, а ради удовлетворения и самореализации. В этом смысле креативность является ключевым феноменом запуска нового образа жизни.
Размышления на эту тему приводят к выводу, что существует реальная опасность того, что эта новая для России западная идея абсолютизации креативности (что бы это слово ни означало) станет очередным модным проектом [1]. Само слово «креативный» уже встречается не реже, чем когда-то популярный эпитет «гламурный». И это только начало.
Опираясь на опыт продвижения прозападных социальных феноменов (например, института медиации в социально-правовой сфере), приходится делать вывод о том, что в условиях все более жесткой, бескомпромиссной реальной жизни времени для критического осмысления сути зарубежных процессов остается не так много. Иначе уже в недалеком будущем мы в очередной раз столкнемся с неминуемой острой идейно-теоретической борьбой, которая зачастую опять ничего общего не будет иметь с реалиями. Речь идет о тех прогнозируемых реалиях, которые порождаются самим национальным обществом и выражают его социальные потребности.
Зарубежные эксперты социокультурного развития характеристику «креативный» чаще всего добавляют к таким понятиям, как «экономика» [2] и «город» [3], рассматривая, соответственно, новейшие способы
хозяйствования и территориального развития. Однако в обоих случаях базовым обоснованием такого подхода является утверждение о социальном феномене формирования креативного класса - людей, обустраивающих под себя новый «креативный мир» [4].
Поэтому в настоящей статье следует вначале разобраться с корнем тех терминов, которые обозначают процессы и тенденции социокультурного развития. Речь идет об описании ключевых характеристик понятия «креативный класс», о критическом рассмотрении позиции зарубежный исследователей, оценке первых шагов адаптации новейших представлений о будущем креативного класса в России.
Само внедрение американским ученым Ричардом Флорида термина «креативный класс» в 2000 году является творческим, нетривиальным ходом: такое словосочетание мало кого может оставить равнодушным. Можно предположить, что уже вряд ли возникнет термин (пусть даже более грамотный и удачный), который сможет заглушить звучание «креативного класса»: ведь даже его оппоненты (если не сказать противники) на сегодняшний день не предлагают особых понятийных альтернатив и критикуют аргументацию, но никак не тезисы-принципы Р. Флориды [5, р. 841-847].
Однако сам подход выделения прогрессивного социального слоя принципиально новым не является. Еще в шестидесятых годах XIX века американец П. Друкер ввел термин «работник познания» (knowledge worker),
а в 1973 г. Даниэль Белл заявил, что теоретическое знание становится все более важным фактором в экономике, что подтверждается формированием целого класса работников познания (knowledge class), состоящего преимущественно из ученых и инженеров. В начале же 90-х XIX века Р. Реич утверждал, что экономическое будущее США в большей степени зависит от навыков «аналитиков-символистов» (symbolic analysts), чем от прибыльности корпораций [6, р. 740-770].
Между тем новое социальное явление исследователи расценивали по-разному: Претт замечает, что Белл еще в 1978 г. в работе «Культурные противоречия капитализма» («Cultural contradictions of capitalism») говорит о том, что ценности его «knowledge class» противоречат ценностям господствующего постиндустриального общества [7, р. 107-117]. Они склонны к максимальной свободе, а следовательно, например, к радикализму в политике. Флорида же не ищет в идее «креативного класса» подводных камней [8].
В свою очередь, отечественные исследователи, например Д.В. Галкин и Е.В. Казанкина, видят в идее «креативного класса» существенные преимущества. По их мнению, появляется миссия привнесения в культуру нематериальных ценностей и нормы (в основе которых лежит личностное развитие и преумножение интеллектуального капитала), приходящие на смену материальным ценностям общества индустриального [9]. Вслед за Флоридой ими упоминается ценность индивидуальности, возможности самовыражения, открытость новым идеям, возможность
экспериментирования, поощрение разного рода различий (в противовес унификации). Кроме того, отечественные исследователи замечают, что «креативный класс привносит с собой утверждение в качестве основного нового типа деятельности - творческого, или креативного, - взамен отживающего - трудового» [9].
В связи с этим возникает очевидный вопрос об актуальности для России введения термина «класс». Безусловно, этот термин выглядит провокационным, а значит, привлекающим внимание. Его употребление в данном контексте представляется многим весьма спорным - ведь Флорида говорит о самоидентификации и системе ценностей некой группы людей, а не о специфическом способе производства (как принято в марксистской традиции). Претт считает, что креативный класс Флориды можно отнести к элементу людей сферы обслуживания, относящихся, в свою очередь, к более обширной буржуазии [7, с. 107-117]. Рассматривая теорию более детально, исследователь становится категоричным, утверждая, что Флорида уменьшил понятие класса до таксономии, не определив, кроме всего прочего, границы его использования. Аналогичная ситуация сложилась и с термином «средний класс», который невозможно выделить, потому как он включают почти всех.
Критике подвергается неоднородность и эклектичность креативного класса, состоящего, по Флориде, непосредственно из креативщиков (Creative Core), которых представляют ученые, инженеры, архитекторы, дизайнеры, преподаватели вузов, а также креативных профессионалов (Creative
Professionals), к которым относятся люди связанных с креативом профессий -менеджеры, финансисты, юристы и т.п. Оппоненты отмечают, что такое объединение носит искусственный характер [5, р. 841-847].
Поиск ответа на поставленный вопрос неочевиден и весьма вариативен, т.к. он кроется в институциональной и ценностно-функциональной характеристиках креативного класса.
Структурный состав креативного класса отражает профессиональные компетенции и занятость людей. Однако такое измерение не позволяет идентифицировать их как людей нового образца (на чем настаивает Флорида), т.к. определение креативности как «способность создавать значимые новые формы» представляется весьма расплывчатым и не конкретным.
Книга «Креативный класс. Люди, которые меняют будущее» содержит указание на систему ценностей и приоритетов креативного класса, которая отражена в так называемых «трех “Т”: Толерантность - Технологии - Талант (Tolerance - Technology - Talent)» [4]. Однако, как верно замечает Претт, это не условия и не предпосылки формирования креативного класса, а всего лишь факторы привлекательности «среды обитания». В связи с этим стоит отметить, что подмена понятий «условия», «предпосылки» и «факторы» свойственна западной теории кретивного класса.
В прикладном аспекте западная теория «креативного класса» базируется на индексах, которыми Флорида измеряет привлекательность города или территории для креативного класса. Поэтому есть смысл кратко их описать.
Индекс богемы. Формально этот индекс в цифровом исчислении отражает количество людей, профессионально занимающихся творчеством. Важно, что этот показатель связан с ключевой ценностью креативного класса -толерантностью, проявляющейся в терпимости к своевольным, вечно ищущим приключений (в том числе и в социальной среде) людям искусства. Кроме того, богема зачастую выступает против общепринятых представлений и течений, что также непросто принять окружающим. В связи с этим нельзя не упомянуть скандальный гей-индекс, определяемый Флоридой также как показатель толерантности и разнообразия «среды обитания» креативного класса. В ответ на вполне ожидаемые критические выпады сам автор замечает, что в своей книге он посвятил этому индексу пару страниц. По его мнению, критики просто интуитивно не могут принять тот факт, что рост численности геев имеет положительный эффект.
Индекс доступности культурных благ и рекреационных ресурсов и индекс социальной обеспеченности. Ключевым является то, что креативный класс не является самодостаточным и требует детально построенной внешней социальной инфраструктуры. Прописные истины и здравый смысл свидетельствуют о том, что в первую очередь решаются вопросы, связанные с приобретением элементарных благ (бытовых и социальных), и уже впоследствии - креативности.
Описывая потребности этих новых людей, Флорида обращает внимание на то, что новому классу необходима уже, например, не просто эффективная
сфера услуг, но в первую очередь интересная сфера услуг: так, имеет значение не просто недорогое кафе со вкусной едой, а заведение со стильным дизайном и круглосуточным графиком работы (ведь важна сама возможность в любое время туда прийти). Без разветвленной и доступной системы культурных институтов представитель креативного класса себя не мыслит. О том, что социальные сервисы не предоставляют или некачественно исполняют свои обязанности, и речи быть не может. Креативный класс избалован качеством жизни, хотя, конечно, без подобного социального богатства вряд ли можно было бы говорить о его существовании.
Индекс таланта. Индекс занятости населения в высокотехнологичном производстве. Интересно, что последователи Флориды высчитывают талант как пропорцию населения старше 18 лет с бакалаврской степенью. Получается, что образование автоматически делает человека креативным. Кроме того, степень - это тот образовательный минимум, который ожидается от окружающих представителем исследуемого класса. Стоит отметить, что отношения теории кративного класса и системы образования остаются неясным. Если Флорида и пишет о каких-либо образовательных процессах, то это преимущественно его собственные мастер-классы для городских управленцев по привлечению креативного капитала. Тем не менее именно через систему высшего образования предположительно проходит большинство интересующих нас людей. Представляется невозможным их исследование без понимания того, какие ориентиры и приоритеты изначально были в них заложены. Только вторым шагом является выяснение, что и как из это было реализовано.
Важным является не только сам факт получения диплома, но и сфера практической деятельности. Чем инновационнее и престижнее работа, тем, соответственно, «креативнее». Сейчас такой значимостью наделена сфера динамично развивающихся высоких технологий - в ней новое придумывается ежеминутно, а прогресс не позволяет долго почивать на лаврах и постоянно держит в тонусе. Кроме того, hi-tech - это их естественная среда обитания, т.ч. они фактически работают сами на себя, создавая вокруг себя приятный и комфортный мир. Не стоит также забывать, что это очень хорошо оплачиваемая работа.
Индекс социального разнообразия. Индекс социальной сплоченности. Про американскую одержимость всеобщей толерантности сейчас не говорит только ленивый. Безусловно, Флорида не мог не вписать всестороннюю терпимость в базовые принципы кративного класса. Получилось даже масштабнее: креативный класс не просто «терпит» других рядом с собой - он требует, чтобы вокруг все были разные. Многочисленные вероисповедания, этносы, субкультуры - все это приветствуется и ожидается от территорий. Однако принципиально, чтобы все это социальное разнообразие отвечало другим базовым запросам креативного класса: находиться среди
«разнообразных» людей должно быть максимально безопасно (здесь также стоит вспомнить пресловутый гей-индекс), кроме того, все они желательно
должны прямо или косвенно «вдохновлять» креативщиков своими традиционными культурами или спецификой образа жизни.
Что же остается в этой ситуации «некреативному» населению? Клифтон замечает, что такого населения в США около 60 % и в концепции Флориды оно безосновательно обделено вниманием [10, р. 63-82]. Действительно, получается, что для креативного класса само собой разумеется, что «скучные» производства и сфера услуг эффективно и бесперебойно работают, создавая им комфортные условия для инноваций и просто жизни. Зарубежные исследователи забывают, что без этой базовой инфраструктуры ничего бы не было. Взгляд из российских реалий позволяет увидеть вещи, которые на Западе уже давно естественны и сомнению не подвергаются. Мы разные, и это важно настолько, насколько мы учитываем естественное действие принципа «жизненной целесообразности» и обусловленность тех или иных явлений современной жизни.
Поэтому для России в первую очередь важны ценностные представления о феномене креативного класса, причин появления новых ценностей и нового образа жизни. Романтизация западного образа креативного класса для российской действительности столь опасна, что стоит весьма осторожно и не спеша говорить только о прогнозах генерации людей. Следует обозначить те опорные точки отсчета и сравнения, по которым можно было бы сопоставить отечественную и зарубежную ситуации. Ведь пока не найдено однородных элементов для первичного сравнения - разговоры о любых зарубежных новшествах в России смысла не имеют.
Складывается впечатление, что практически 70 % тематической западной литературы посвящено креативным городам [3], где креативный класс -всего лишь термин, отражающий качества людей, которые этим города требуются [11, р. 64-79]. Ведь сущностное определение креативному классу представляется возможным вывести описательно и только через все эти спорные индексы привлекательности территории. Иногда кажется, что исследователи и не ставят себе целью работать с понятием: термин сразу накладывается на реальность цифр и таблиц, подтверждая не всегда обоснованные выводы. Интересно, что и оппоненты Флориды критикуют его преимущественно в этой зоне. Что это за люди, креативный класс, чем и почему отличаются от остальных - мало кто обсуждает. Специалисты спорят, а верно ли та или иная группа названа этим классом или действительно именно тот или иной фактор привлекает в город нужных людей. Даже сам факт того, что не выдвигается альтернативного термина, отражающего схожую тенденцию, говорит сам за себя. Такой подход может показаться неоправданным и поверхностным.
По формальным критериям Россия - страна развитого кретивного класса: Флорида подсчитал, что у нас около 13 млн человек могут быть отнесены к этой категории (для сравнения в США эта цифра составляет 38 млн человек). Безусловно, при таких подсчетах ключевыми стали уровень образования и профессиональная принадлежность, ведь качественные характеристики остаются вне внимания Флориды. Тем не менее даже подобная
интерпретация идеи «креативного класса» в России воспринимается позитивно. Так, современный российский исследователь В.Л. Иноземцев утверждает, что данный класс «имеет все шансы стать достаточно устойчивой социальной группой по мере того, как он будет рекрутировать в свой состав наиболее достойных представителей иных слоев общества» [12]. Однако нет оснований разделять уверенность этого эксперта в том, что отечественный креативный класс ждет такая же положительная динамика, как и зарубежный.
Опасно, что в реализации идеи «креативного класса» в России, с одной стороны, присутствуют спекулятивные элементы, а с другой - возникают безосновательные ожидания ее безболезненного воплощения в силу положительного опыта западных практик.
Безусловно, и сейчас ничто не мешает всех людей с высшим образованием и с определенными профессиональными умениями называть «креативным классом». И это, возможно, не так страшно - очередной социальный самообман. Его безопасная вариация - это слепое копирование зарубежных образцов из логики «мы ведь тоже в тренде». Его опасная вариация - это использование далеких нам западных тенденций для прикрытия
отечественных (неудачных или необоснованных) социальных программ. Так, например, с внедрением медиации идеология посредничества фактически стала прикрытием для удобного, но не оправдывающего, изменения системы разрешения административных споров. Что помешает оправдать
«креативным классом» очередную невнятную реформу?
Опасным также представляется ситуация, если в стране «креативный класс» займет место в синонимическом ряду рядом с «интеллигенцией», «диссидентами», «элитой» и пр. Такие же страхи возникают и у канадской общественности, выступающей против реализации идей Флориды.
Показателен пример анонимного общественного объединения «Борьба против креативного класса» (Creative Class Struggle). Эта группа жителей Торонто - города, где непосредственно работает Ричард Флорида, где городские власти весьма чутко прислушиваются к его замечаниям.
Противники идеи креативного класса заявляют об ее мифологизации, выгодной чиновникам и бизнесменам. Creative Class Struggle призывает жителей активно включиться в дискуссию с агентами насаждаемой «сверху» парадигмы, не отвечающей запросам реальности. Так, им представляется более эффективным направление средств налогоплательщиков не на проекты Флориды, а на вопросы социального обеспечения и стабильности. Кроме того, их не устраивает, что оппонирование Флориде идет только в научных кругах, в то время как его идеи влияют на повседневную жизнь обычный людей. Creative Class Struggle считает опасным навешивание ярлыков креативного класса на людей, принимающих решения о жизни их города, которые, по их мнению, должны обсуждаться всеми заинтересованными сторонами, независимо от их социальной, экономической принадлежности или творческого потенциала.
Так или иначе, но термин «креативный класс» уже начинает укореняться и в дискурсе российского экспертного сообщества. Однако интерес представляет тот смысл, который россияне вкладывают в этот зарубежный термин.
Например, Фонд эффективной политики создал интернет-сайт (liberty.ru), предназначенный именно для креативного класса. Представляется очень важным отразить то определение, которое дают сами создатели сетевого ресурса: «... высокообразованный и материально благополучный класс
российского общества. В нем велика доля жителей крупных городов и представителей среднего класса. Высокий интеллектуальный потенциал позволяет этому классу выступать в роли идеолога, создавать образцы политических предпочтений. Мы назвали этот класс - “образцовой средой”, по критерию основного вида деятельности - “креативным классом”. Ключевой социально-политической функцией креативного класса является трансляция в общество образцов и моделей для подражания (идеологических, социальных, экономических, культурных, бытовых и т.д.)». Пожалуй, комментарии здесь излишни. Загадкой осталась также и реакция экспертов на тезис о некоторой утопичности разговоров о повышении креативности российских территорий в отсутствии инфраструктурной «подушки» (социальной, культурной, экономической, административной), которая позволяет этому процессу успешно идти на Западе. Складывается впечатление, что специалисты уверены в применимости представленных ими прозападных сценариев.
При всех угрозах и рисках в ближайшее время термины «креативный класс», «креативный город» и «креативная экономика» станут неотъемлемой частью российской реальности. Однако для того, чтобы прогрессивные изменения произошли в реальности, недостаточно регулярного
словоупотребления. Принципиальным является понимание глубины социального процесса и его основных причинно-следственных связей. В этом случае интеллектуальный процесс формирования национальных
представлений и позиций по отношению к западным образцам
социокультурного развития, к перспективам отечественных практик
становится существенным и необходимым условием.
Литература
1. «Возможно ли создание креативных городов в России» - тема дискуссии, прошедшей в рамках Форума стратегов // http://www.csr-nw.ru/content/news/default.asp?shmode= 2&ida=2344
2. Gibson С., Kong L. Cultural economy: a critical review // Progress in Human Geography. 2005.
3. Лэндри Ч. Креативный город. М.: Классика-XXI, 2006.
4. Флорида Р. Креативный класс. Люди, которые меняют будущее. М.: Классика-XXI, 2007.
5. Wilson D., Roger K. The real creative class // Social & Cultural Geography. 2008. № 3.
6. Peck J. Struggling with the creative class // International Journal of Urban and Regional Research. 2005. № 29 (4).
7. Pratt A.C. Creative cities: The cultural industries and the creative class // Geografiska Annaler: Series B, Human Geography. 2008. № 90 (2).
8. The source on how to live, work and play // http://www.creativeclass.com
9. Галкин Д.В., Казанкина Е.В. Истина в мире без истины: самоопределение интеллектуалов в культуре постиндустриального общества // http://sun.tsu.ru/mminfo/000063105/298/image/298_072-079.pdf
10. Clifton N. The «creative class» in the UK: An initial analysis // Geografiska Annaler: Series B, Human Geography. 2008. № 90 (1).
11. Atkinson R., Easthope H. The consequences of the creative class: The pursuit of creativity strategies in Australia’s cities // International Journal of Urban and Regional Research. 2009. № 33(1).
12. Иноземцев В.Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы: Учеб. пособие для студентов вузов. М.: Логос, 2000.
