CC BY
66САМОРОДСКИЙ Дмитрий Сергеевич,
студент Юридического факультета Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, e-mail: [email protected] SPIN-код: 3798-2750, AuthorlD: 1075772
СЁМКИНА Ирина Александровна,
студентка Юридического факультета Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, e-mail: [email protected]
РУДНЕВ Валерий Олегович,
студент Юридического факультета Финансового университета при Правительстве Российской Федерации, e-mail: [email protected]
КРАТКИЙ СРАВНИТЕЛЬНО-ПРАВОВОЙ АНАЛИЗ ПРИНЦИПА ДОБРОСОВЕСТНОСТИ В НЕМЕЦКОМ И РОССИЙСКОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ
Аннотация. в данной стать производиться сравнительно-правовой анализ принципа добросовестности в гражданском законодательстве Российской Федерации и Федеративной Республики Гзрмании. Анализируется процесс становления данного принципа в законодательствах двух стран. Рассматриваются доктринальные и законодательные особенности принципа добросовестности, а также производиться сопоставление германского и российского принципа добросовестности с целью выявления общих черт и черт различия. Поднимается проблематика применения принципа на практике. В данной статье используются общенаучные методы познания, такие как анализ и синтез, сравнение, индукция и дедукция. Также использовались специально юридические методы: сравнительного право-веденья, толкования права, формально-логический. В результате работы обоснованно: во-первых, наличие схожести определения добросовестности и ее толкования в российском и немецком праве, во-вторых, близость законодательной конструкции.
Ключевые слова: добросовестность, Гражданский кодекс РФ, Германское Гэаждан-ское Уложение, доктринальное определение, презумпция, гражданские правоотношения, германская судебная практика
SAMORODSKY Dmitry Sergeevich,
student of the Faculty of Law of the Financial University under the Government of the Russian Federation,
SEMKINA Irina Alexandrovna,
student of the Faculty of Law of the Financial University under the Government of the Russian Federation,
RUDNEV Valery Olegovich,
student of the Faculty of Law of the Financial University under the Government of the Russian Federation
BRIEF COMPARATIVE LEGAL ANALYSIS OF THE PRINCIPLE OF GOOD FAITH IN GERMAN AND RUSSIAN LEGISLATION
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
DOI: 10.24412/2076-1503-2021-9-145-152 NIION: 2018-0076-9/21-171 MOSURED: 77/27-023-2021-09-370
Annotation. in this article, a comparative legal analysis of the principle of good faith in the civil legislation of the Russian Federation and the Federal Republic of Germany is carried out. The process of the formation of this principle in the laws of the two countries is analyzed. The doctrinal and legislative features of the principle of conscientiousness are considered, as well as a comparison of the German and Russian principles of conscientiousness is made in order to identify common features and differences. The problem of applying the principle in practice is raised. This article uses general scientific methods of cognition, such as analysis and synthesis, comparison, induction and deduction. Also, specially used legal methods: comparative jurisprudence, interpretation of law, formal-logical. As a result of the work, it is justified: firstly, there is a similarity between the definition of good faith and its interpretation in Russian and German law, and secondly, the similarity of the legislative structure.
Key words: good faith, Civil Code of the Russian Federation, German Civil Code, doctrinal definition, presumption, civil legal relations, German jurisprudence.
Принцип добросовестности, прямо упоминающийся или предполагающийся во многих нормах Гражданского кодекса РФ, привлекал особое внимание отечественных цивилистов до 2013 года, когда данное понятие еще не нашло своего прямого закрепления в гражданском законодательстве, и продолжает вызывать интерес сейчас, поскольку до сих пор ни в правовой науке, ни в правоприменительной практике не сложилось четкого и однозначного понимания понятия добросовестности, по сути, оценочного.
Так, поведение участников гражданского оборота оценивается, исходя из нравственных устоев, сложившихся в обществе, которые, в свою очередь, основаны на представлениях о добре и зле. Принцип добросовестности определяется множеством оценочных категорий, для которых свойственна постоянная трансформация в соответствии с текущими нравственными нормами и ценностями общества, что делает если не невозможным, то очень затруднительным установление «правильного» определения понятия добросовестности, ее содержания и критериев.
Нам К.В. отмечает «нежелание» отечественных правоведов обращаться к опыту других стран, где «доктринальная проработка и обширная судебная практика привели принцип добросовестности к его эффективности» [7, с. 200]. Мы считаем, что в этой связи особый интерес вызывает изучение как теоретических, так и практических аспектов, и подходов к вопросу добросовестности в гражданском праве Германии.
Как уже было сказано, на данный момент в отечественной правовой науке отсутствует единая позиция в отношении феномена добросовестности, который давно известен западной цивилистике. Отметим, §242 Германского гражданского уложения (далее - ГГУ), закрепляющий принцип доброй совести, именуется «Королевским параграфом», «параграфом-королем», что также свидетельствует о значимости и эффективности данного принципа.
Принцип добросовестности является неотъемлемой частью гражданского законодательства Российской Федерации уже на протяжении более тридцати лет. Впервые данный принцип был легально включен в отечественное законодательство в 1991 г., когда были разработаны и приняты Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик [10]. В процессе развития российского законодательства данный принцип прочно вошел в гражданское законодательство, что выразилось его закреплением в пункте 5 статьи 10 Гражданского кодекса Российской Федерации в следующей трактовке:
«Добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются» [4].
В пункте 1 статьи 10 ГК РФ законодатель прямо запретил заведомое осуществление недобросовестных действий, и впоследствии закрепление данного принципа в отечественном законодательстве имело огромное значение.
В пояснительной записке к проекту Федерального закона «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» введение данного принципа объясняется тем, что добросовестность позволит «не только установить важнейшие ориентиры поведения субъектов права, но и более широко применять меры гражданско-правовой защиты в случаях недобросовестных действий участников оборота» [12]. При этом не было дано прямого определения данной дефиниции, что внесло определенные сложности в правильное и логичное понимание данного принципа.
Пленум Верховного суда РФ в своем Постановлении от 23.06.2015 №25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» разъяснил смысл, заложенный в данную дефиницию законодателем следующим образом: «Оценивая действия сторон как добросовест-
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
ные или недобросовестные, следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе в получении необходимой информации. По общему правилу пункта 5 статьи 10 ГК РФ добросовестность участников гражданских правоотношений и разумность их действий предполагаются, пока не доказано иное» [11]. Данный акт имеет определенные недостатки, однако В.В. Витрянский отмечал, что установление «обязательного набора признаков, характеризующих добросовестное поведение участников гражданского оборота во всех абсолютно случаях и применительно ко всем правоотношениям, вряд ли возможно и практически бесполезно» [3, с. 75].
Но несмотря на это сложности в правильной трактовке данного определения все же сохранились, что объясняется не столько недостаточной проработкой законодателем нормы, сколько ее сложностью и двоякой трактовкой смысла.
В целом это не ново, ведь данная проблема известна еще со времен римского права, где принцип добросовестности был впервые сформулирован как bona fides. Римские юристы трактовали данное понятие как «собственная честность и доверие к чужой честности, верность данному слову, нравственная обязанность всех людей выполнять свое обязательство, в чем бы оно не выражалось» [6, с. 173; 5, с. 97]. Именно нравственная основа данного принципа создает проблемы в едином нормативном определении понятия и содержания добросовестности.
В этой связи приобретает важное значение доктринальное определение данного принципа. Так, современная российская цивилистическая доктрина рассматривает добросовестность в объективном и субъективном смыслах, что было еще предложено в свое время профессором И.Б. Новицким [9].
С объективной точки зрения, добросовестность определяется как действие, которое проявляется при возникновении и осуществлении гражданских прав и обязанностей и направлено на достижение равных, доверительных и открытых отношений между субъектами.
С субъективной стороны добросовестность - это внутренний механизм субъекта права, характеризующийся специфическим психическим состоянием, основанным на существующей в обществе морали и нравственности. Понятия философской категории, которые меняются в процессе жизни и развития общества, делают принцип добросовестности таким же изменчивым и не постоянным.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
Именно требования морального порядка весомо осложняют четкое формулирование в законах определения и содержания принципа добросовестности. Тем не менее, фундаментальность и необходимость данного принципа при построении справедливого законодательства очевидна. По своей сути учет добросовестности законодателем в нормах позволяет создать стабильные, но при этом динамичные правовые конструкции.
В связи с этим, упоминание данного принципа содержится во многих нормах Гражданского кодекса Российской Федерации. Как уже было сказано выше, в пункте 5 статьи 10 Гражданского кодекса РФ содержится упоминание о презумпции добросовестности в гражданских правоотношениях. В статьях 302, 303 ГК РФ идет речь о добросовестном и недобросовестном приобретателе, а в статье 1103 регулируются правоотношения, связанные с недобросовестным поведением обогатившегося лица. Притом это только «вершина айсберга»: принцип добросовестности находит свою конкретизацию и материализацию и в иных нормах Гражданского кодекса РФ, например, п. 2 ст. 6, п. 4 ст. 62, п. 3 ст. 157, ст. 220, п. 3 ст. 307, ст. 431.1, п. 4 ст. 450. Стоит отметить, что в зависимости от регулируемых отношений (корпоративные, семейные, наследственные и так далее) правовая характеристика принципа добросовестности будет отличаться определенными нюансами. К.В. Нам отмечал, что учет специфики правоотношений - это составная часть системного подхода к принципу добросовестности, и в качестве примера рассматривал отношения в сфере вещных прав и корпоративные отношения.
Принципу добросовестности уделено важное место в гражданском законодательстве России, что подтверждает установление законодателем презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений. Если при защите своего права требуется установление добросовестности, то она уже предполагается в силу пункта 3 статьи 10 Гражданского кодекса РФ. В свою очередь данная особенность влияет на практическую защиту нарушенного права лица. В условиях судебного разбирательства бремя доказывания недобросовестности возложено на контрагента.
Анализируя принцип добросовестности, можно прийти к выводу, что его введение способствовало построению равных партнерских отношений между сторонами договорных отношений. Законодателем была сделана попытка минимизации возможности необоснованного обогащения за счет другой стороны. Кроме этого данная мера привела к «оживлению» российского гражданского права. Так, у судов при рассмотрении споров появилась возможность изучения ситуации не
только со стороны сухой буквы закона, но и исходя из самого его духа, духа справедливости и доброй воли.
Подобную тенденцию стоит воспринимать положительно, в виду того, что подобными мерами государство пытается укрепить и воспитать институт гражданского общества в России. Нравственность, добрые нравы, добрая совесть участников гражданского оборота - это и есть фундамент гражданского общества.
Подводя итог ко всему выше сказанному, можно отметить, что под добросовестностью в российском праве следует понимать сложившуюся в обществе и признанную законом, обычаями или правоприменительной практикой систему представлений о нравственности поведения при приобретении, осуществлении и защите прав, а также при исполнении обязанностей [1, с. 52]. Важным при определении добросовестности всегда будет то, какие представления о добре и зле сложились в обществе, ведь именно из этих представлений будет складываться добросовестное и недобросовестное поведение соответственно.
Прежде чем анализировать германское законодательство по рассматриваемой теме, нужно принять во внимание тот факт, что в законодательстве Европейского союза принципу добросовестности не уделяется должного значения. В основном проследить принцип добросовестности можно в Хартии Европейского союза об основных правах, а именно статья 54 «Запрет на злоупотребление правами» наиболее полно характеризует его на основании того, что определение схоже с общеправовым толкованием добросовестности в романо-германской правовой доктрине [14]. Безусловно, отображение данного принципа можно обнаружить и в других нормах основных актов ЕС, связанных с договорным правом и основами правами, однако, прямого закрепления и трактования принципа европейское законодательство не предусматривает. В основных законодательствах стан ЕС романо-германской правовой семьи принцип добросовестности закрепляется на законодательном уровне, а не только на доктринальном.
Сам по себе принцип добросовестности прошел долгий путь становления в качестве позитивного права: научная концепция, законодательное установление, судебная практика, корректирующая выдвинутую идею. На сегодняшний день принцип «Treu und Glauben» является основополагающим в гражданском праве Германии.
В контексте развития научной немецкой правовой мысли стоит отметить, что германское право выработало и сформулировало данную идею эволюционным путем. Принцип добросовестности в немецком праве основывался на мно-
говековом постепенном осмыслении и рецепции римского права. Путь становления данного принципа можно проследить, начиная с XIV века и вплоть до его официального закрепления в рамках Германского гражданского уложения.
Уже в начале двадцатого века, после принятия в 1900 г. Уложения, немецкие судьи получили возможность опираться на понятие доброй совести для преодоления нормативной строгости закона. Также на развитие данного принципа повлияла сложная и противоречивая немецкая история XX века. Под влиянием поражения в Первой Мировой войне, тяжелого экономического кризиса и гиперинфляции во время существования Веймарской республики немецкому праву потребовалось перестроиться и уйти от принципа номинализма права к добросовестности, позволяющей более справедливо и объективно рассматривать правоотношения в условиях как тяжелой экономической, так и политической ситуации в стране [8].
Столь долгая история развития данного принципа способствовала богатой теоретической проработке вопроса места добросовестности в германском праве. Были сформулированы ряд теорий, обосновавших применение данного принципа, например, теория К. Шнайдера, основанная на предполагаемой воле сторон [16, с. 132]; теория, Р. Штаммлера, основанная на социальных, нравственных ценностях [17, с. 36] и многие другие.
На сегодняшний день из существующих док-тринальных разработок, повлиявших на развитие добросовестности в немецком праве, можно выделить функциональную теорию Ф. Виакера, запечатленную в работе «К вопросу о теоретико-правовом уточнении §242 BGB» [9, с. 20]. В ней он произвел общее осмысление принципа «доброй совести» в Германском гражданском уложении, а также вывел ряд основных проблем, связанных с применением параграфа 242. Основная проблема сводится к отношению судьи к писанному праву и его возможности конкретизировать положение закона, опираясь на принцип добросовестности. Таким образом в центре внимания функциональной теории лежит проблема разработки методик и правил, по которым судья мог бы работать с законодательством.
Как мы ранее упоминали основы принципа добросовестности содержатся в § 242 Германского гражданского уложения:
«Должник обязан исполнять обязательство добросовестно с учетом обычаев гражданского оборота» [15].
Исходя из законодательного трактования, принцип понимается как обязанность и подразумевает, что стороны должным образом учитывают интересы друг друга и ведут себя открыто при
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
заключении и реализации договора. Стоит также учитывать, что основной чертой принципа доброй совести в германском праве является не формально определённый перечень действий, а скорее обязывающий признак любых гражданских правоотношений, в чем имеется схожесть с российским правом.
В правоприменительной практике и Германии, и России в принцип добросовестности закладывается значительная роль участия сторон договора в раскрытии информации, способствующей исполнению обычаев гражданского оборота или, как предписывает разъяснение Пленума Верховного суда Российской Федерации, «содействие, в том числе в получении необходимой информации» [11]. В германской судебной практике можно проследить схожие примеры применения принципа добросовестности, а также эстоппеля. Для примера рассмотрим Постановление IV сената Федерального суда об оспаривании договора по страхованию, в котором суд разграничивает формальную правовую возможность возражать и принцип личной заинтересованности сторон в предоставлении информации для осуществления (расторжения) договора страхования. В своём обосновании суд ссылается на §242 ГГУ: «Осуществление права на возражение является неправомерным в соответствии с §242, если используется только формально существующая правовая позиция без достойной защиты собственных интересов страхователя» [18].
Достаточно полно раскрывают «принцип доброй совести» случаи в судебной практике, где как таковое отсутствует нормативное регулирование. Другими словами, это те редкие случаи, когда для решения спора невозможно подобрать специализированную норму права виду её отсутствия. В таком случае судьи применяют общую норму как руководящий принцип действия законодательства.
Еще одним достаточно полным и наглядным примером действия принципа добросовестности будет являться Постановление IV Гражданского сената Федерального суда от 10.02.2011 [19]. Суть дела заключается в том, что после развода супругов, отца обязали выплачивать алименты в пользу несовершеннолетнего сына, однако, через некоторое время выяснилось, что отец не является биологоческим, после чего он обратился в суд с требованием к бывшей жене возместить выплаченные алименты. В данном деле имелась определённая норма о праве оспаривания отцовства (§1600 ГГУ), однако суд разъяснял данное дело с точки зрения §242 ГГУ и трактовал случившееся как факт непредоставления информации, то есть недобросовестное действие ответчика - бывшей супруги. Апелляционный суд справедливо обязал
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
ее предоставить полноценную информацию о зачатии ребенка, кассация ответчика по вопросам права была отклонена. Анализируя данный случай, невозможно не согласиться с мнением К. В. Нама по определению действия принципа добросовестности: «Принцип добросовестности призван служить тому, чтобы в каждом конкретном случае правовой результат соответствовал известным и/или подразумеваемым целям правового регулирования» [7, с. 264].
Также в германской судебной практике имеются примеры необоснованного прекращения переговоров в области договорного права. Как отмечает И. Бостаника, необоснованный разрыв переговоров можно определить как нарушение преддоговорных обязательств. Недобросовестное прекращение переговоров стоит понимать как совершение действий с целью предотвращения предстоящих договорных отношений. В своей работе ученый отмечает, что «ответственность по преддоговорным обязательствам выполняет в данном случае защитную функцию при подготовке к заключению договора» [2], из чего можно сделать вывод, что принцип добросовестности как руководящий принцип препятствует совершению действий по неправомерному разрыву преддоговорных отношений. Принцип добросовестности так же применим к затягиванию переговоров по заключению соглашения между сторонами, о чём свидетельствует судебная практика [13]. Определённо сам принцип не может стоять на страже договорных отношений, ведь обеспечение защиты прав лежит на судебной защите, однако может обеспечивать охрану, чтобы минимизировать количество случаев, когда дело дойдет до суда. Однако также отметим, что судам достаточно сложно определить меру ответственности того или иного лица при рассмотрении дел о разрыве переговоров, ввиду фактической невозможности определить фактор недобросовестного предоставления информации стороной предстоящего договора.
Анализируя германскую нормативную составляющую и правоприменительную практику принципа добросовестности, можно сделать вывод о том, что в Германии доктринальная позиция принципа складывалась эволюционным путем долгий период времени. Сам принцип был насыщен институтами, складывающимися из правовой философии позитивизма XIX века. Современное же трактованные принципа добросовестности сводиться к тому, что характер действий должен быть определённым, четко не указанным в нормативном правовом акте, а больше проистекающем из национального правосознания, внутренних убеждений, совести. Проводя параллель с российской практической составляющей принципа
добросовестности, можно отметить, что в Германии принцип активно применяется на практике.
Сравнив в рамках романо-германской правовой семьи законодательство двух государств, посвященное принципу доброй совести, можно сделать вывод, что российский и немецкий принцип добросовестности имеют много общего: схожи определения добросовестности, ее толкование, близки законодательные конструкции, а также понимание важности места данного принципа в рамках гражданского права.
Отличным же остается способы использования данного принципа на практике, а также различные имеющиеся проблемы в национальном законодательстве, решения которых с точки зрения методологии и содержания обладают национальной и исторической спецификой.
В частности, к таким проблемам в российском праве можно отнести недостаточную проработанность в современной науке гражданского права понимания природы принципа доброй совести. Стоит отметить также, что в российском и германском гражданском праве добросовестность имеет характер открытой нормы. Данный законодательный инструмент расширил возможности судейского усмотрения для корректировки несовершенного закона.
Но в российском праве добросовестность не стала полноценной клаузулой. На данный момент можно говорить о номинальности данного принципа в силу его не частого использования судами при вынесении решений в гражданских спорах.
Отдельно можно отметить, что в ГГУ несмотря на то, что оно формировалось под влиянием позитивизма, был прописан ряд общих условий, одним из которых является принцип добросовестности, который на сегодняшний день является одним из наиболее значимых для германского гражданского права. Общая формулировка этого параграфа дала возможность судьям достигать справедливости в тех случаях, когда система законодательства не позволяет это сделать в силу абстрактности закона.
С точки зрения судебного трактования принципа, наблюдается определённое расхождение. В Германии понимание данного принципа основывается на множественности судебных решений и формируется посредством анализа судебных актов периода преимущественно 1956-1980-х годов. Российское судебное толкование основано преимущественно на Постановлении Пленума Верховного суда РФ, а не на обобщенной практике. Существует мнение о необходимости дополнительного централизованного судебного разъяснения основных принципов гражданского законодательства. Несмотря на это, на примере правоприменительной практики Германии мы можем
убедиться, что децентрализованное толкование также гармонично вписывается в национальное правовое понимание добросовестности.
Таким образом, можно отметить большую проработанность принципа добросовестности в германском праве по сравнению с российским, в этой связи выглядит разумным использование богатого немецкого опыта для дальнейшего совершенствования принципа добросовестности в целом.
В частности, необходимо закрепить в российском Гражданском кодексе принцип доброй совести в качестве общего условия, как это сделано в немецком гражданском законодательстве. Таким образом, потребуются соответствующие изменения в вопросах соотношения злоупотребления права и шиканы, а также санкции за злоупотребление правом, что, в свою очередь, должно расширить возможности российского судейского корпуса в правотворчестве и наиболее справедливого разрешения гражданских споров.
Хотелось бы выразить благодарность научному руководителю старшему преподавателю департамента правового регулирования экономической деятельности юридического факультета Финансового университета при Правительстве РФ, кандидату юридических наук Якимовой Екатерине Сергеевне, без которого данная работа не
была бы возможна.
Список литературы:
[1] Богданова, Е. Е. Принцип добросовестности и эволюция защиты гражданских прав в договорных отношениях: монография / Е. Е. Богданова. — Юрлитинформ. — Москва: Юрлитин-форм, 2014. — 344 с.
[2] Бостаника, И. Ответственность за недобросовестное ведение переговоров в России и Германии // Сборник статей о праве Германии (юбилейный выпуск № 3). — Германо-Российская ассоциация юристов, 2018. — С. 78-89.
[3] Витрянский, В. В. Реформа российского гражданского законодательства: промежуточные итоги / В. В. Витрянский. — Москва: Статут, 2018. — 528 с.
[4] Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая) от 30.11.1994 №51-ФЗ (ред. от 09.03.2021) // Российская газета - 1994 - №238239.
[5] Дождев, Д. В. Добросовестность (bona fides) как правовой принцип. В кн.: Политико-правовые ценности: история и современность. / Д. В. Дождев, В. С. Нерсесянц. — Москва: Эдиториал УРСС, 2021. — 256 с.
[6] Дождев, Д. В. Римское частное право / Д. В. Дождев, В. С. Нерсесянц. — Москва: НОРМА, 2021. — 784 с.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
[7] Нам, К. В. Принцип добросовестности: развитие, система, проблемы теории и практики / К. В. Нам. — Москва: Статут, 2019. — 278 с.
[8] Нам, К. В. История развития принципа добросовестности (Treu und Glauben) в период с 1900 по 1945 г. // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. — 2018. — № 6. — С. 63-97.
[9] Новицкий, И. Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. — Петроград: М.М. Винавер, 1916. — С. 56-90.
[10] «Основы гражданского законодательства Союза ССР и республик» (утв. ВС СССР 31.05.1991 №2211-1) (ред. от 26.11.2001) // Ведомости СНД и ВС СССР - 1991 - №26 - ст. 733.
[11] Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 №25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» // Бюллетень Верховного Суда РФ - 2015 -№8.
[12] Пояснительная записка к проекту федерального закона №47538-6 «О внесении изменений в части первую, вторую, третью и четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации, а также в отдельные законодательные акты Российской Федерации» // СПС «Гарант». URL: http:// base.garant.ru/58024598/ (дата обращения: 22.03.2021).
[13] BGH, 23.03.1979 - V ZR 81/77 // Dejure. org. — URL: https://dejure.org/1979,17621 (дата обращения: 25.03.2021).
[14] Charter of Fundamental Rights of the European Union // European Parliament. URL: https:// www.europarl.europa.eu/charter/pdf/text_en.pdf (дата обращения: 07.11.2021).
[15] §242 Leistung nach Treu und Glauben // Bürgerliches Gesetzbuch. URL: https://www.gesetze-im-internet.de/bgb/index.html (дата обращения: 25.10.2021).
[16] Schneider, K. Treu und Glauben im Rechte der Schuldverhaltnisse des Burgerlichen Gesetzbuches / K. Schneider. — Munchen, 1902.
[17] Stammler, R. Das Recht der Schuldverhaltnisse in seinen allgemeinen Lehren / R. Stammler. — Berlin, 1897.
[18] Urteil des IV. Zivilsenats vom 10.2.2021 -IV ZR 32/20 // Bundesgerichtshof. URL: http://juris. bundesgerichtshof.de/cgi-bin/rechtsprechung/ document.py?Gericht=bgh&Art=en&az=IV%20 ZR%2032/20&nr=115231 (дата обращения 25.03.2021)
[19] Urteil des XII. Zivilsenats vom 9.11.2011 -XII ZR 136/09 // Bundesgerichtshof. URL: http://juris. bundesgerichtshof.de/cgi-bin/rechtsprechung/
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
document.py?Gericht=bgh&Art=en&nr=58529&pos= 0&anz=1 (дата обращения: 25.10.2021).
[20] Wieacker, F. Zur Rechtstheoretischen Prazisierung des § 242 / F. Wieacker. — Tübingen: Mohr, 1956. — 53 p.
Spisok literaturi:
[1] Bogdanova, E. E. Princip dobrosovestnosti i jevoljucija zashhity grazhdanskih prav v dogovornyh otnoshenijah: monografija / E. E. Bogdanova. — Jur-litinform. — Moskva: Jurlitinform, 2014. — 344 c.
[2] Bostanika, I. Otvetstvennost' za nedo-brosovestnoe vedenie peregovorov v Rossii i Germa-nii // Sbornik statej o prave Germanii (jubilejnyj vypusk № 3). — Germano-Rossijskaja associacija juristov, 2018. — S. 78-89.
[3] Vitrjanskij, V. V. Reforma rossijskogo grazh-danskogo zakonodatel'stva: promezhutochnye itogi / V. V. Vitrjanskij. — Moskva: Statut, 2018. — 528 c.
[4] Grazhdanskij kodeks Rossijskoj Federacii (chast' pervaja) ot 30.11.1994 №51-FZ (red. ot 09.03.2021) // Rossijskaja gazeta - 1994 - №238239.
[5] Dozhdev, D. V. Dobrosovestnost' (bona fides) kak pravovoj princip. V kn.: Politiko-pravovye cennosti: istorija i sovremennost'. / D. V. Dozhdev, V. S. Nersesjanc. — Moskva: Jeditorial URSS, 2021. — 256 c.
[6] Dozhdev, D. V. Rimckoe chactnoe pravo / D. V. Dozhdev, V. S. Nersesjanc. — Moskva: NORMA, 2021. — 784 s.
[7] Nam, K. V. Princip dobrosovestnosti: razvi-tie, sistema, problemy teorii i praktiki / K. V. Nam. — Moskva: Statut, 2019. — 278 s.
[8] Nam, K. V. Istorija razvitija principa dobrosovestnosti (Treu und Glauben) v period s 1900 po 1945 g. // Vestnik jekonomicheskogo pravosudija Rossijskoj Federacii. — 2018. — № 6. — S. 63-97.
[9] Novickij, I. B. Princip dobroj sovesti v proekte objazatel'stvennogo prava // Vestnik grazhdanskogo prava. — Petrograd: M.M. Vinaver, 1916. — S. 56-90.
[10] «Osnovy grazhdanskogo zakonodatel'stva Sojuza SSR i respublik» (utv. VS SSSR 31.05.1991 №2211-1) (red. ot 26.11.2001) // Vedomosti SND i VS SSSR - 1991 - №26 - st. 733.
[11] Postanovlenie Plenuma Verhovnogo Suda RF ot 23.06.2015 №25 «O primenenii sudami nekoto-ryh polozhenij razdela I chasti pervoj Grazhdanskogo kodeksa Rossijskoj Federacii» // Bjulleten' Verhovnogo Suda RF - 2015 - №8.
[12] Pojasnitel'naja zapiska k proektu feder-al'nogo zakona №47538-6 «O vnesenii izmenenij v chasti pervuju, vtoruju, tret'ju i chetvertuju Grazhdanskogo kodeksa Rossijskoj Federacii, a takzhe v otdel'nye zakonodatel'nye akty Rossijskoj Federacii»
// SPS «Garant». URL: http://base.garant. ru/58024598/ (data obrashhenija: 22.03.2021).
[13] BGH, 23.03.1979 - V ZR 81/77 // Dejure. org. — URL: https://dejure.org/1979,17621 (data obrashhenija: 25.03.2021).
[14] Charter of Fundamental Rights of the European Union // European Parliament. URL: https:// www.europarl.europa.eu/charter/pdf/text_en.pdf (data obrashhenija: 07.11.2021).
[15] §242 Leistung nach Treu und Glauben // Bürgerliches Gesetzbuch. URL: https://www.geset-ze-im-internet.de/bgb/index.html (data obrashhenija: 25.10.2021).
[16] Schneider, K. Treu und Glauben im Rechte der Schuldverhaltnisse des Burgerlichen Gesetzbuches / K. Schneider. — Munchen, 1902.
[17] Stammler, R. Das Recht der Schuldverhaltnisse in seinen allgemeinen Lehren / R. Stammler. — Berlin, 1897.
[18] Urteil des IV. Zivilsenats vom 10.2.2021 -IV ZR 32/20 // Bundesgerichtshof. URL: http://juris. bundesgerichtshof.de/cgi-bin/rechtsprechung/docu-ment.py?Gericht=bgh&Art=en&az=IV%20ZR%20 32/20&nr=115231 (data obrashhenija 25.03.2021)
[19] Urteil des XII. Zivilsenats vom 9.11.2011 -XII ZR 136/09 // Bundesgerichtshof. URL: http://juris. bundesgerichtshof.de/cgi-bin/rechtsprechung/docu-ment.py?Gericht=bgh&Art=en&n-r=58529&pos=0&anz=1 (data obrashhenija: 25.10.2021).
[20] Wieacker, F. Zur Rechtstheoretischen Pra-zisierung des § 242 / F. Wieacker. — Tübingen: Mohr, 1956. — 53 p.
ОБРАЗОВАНИЕ И ПРАВО № 9 • 2021
