CC BY
22
УДК 140.8 ГРНТИ 02.15.61
«костромской экзистенциализм»
игоря дедкова
А.В. Зайцев
Костромской государственный университет Россия, 156005, г. Кострома, ул. Дзержинского, 19
Реконструируются философские основания мировоззрения литературного критика И.А. Дедкова. Истоки его гуманистического мировоззрения, с точки зрения автора статьи, находятся в экзистенциализме, в русской классической литературе и русской дореволюционной философии.
Ключевые слова: И.А. Дедков, Кострома, провинция, мировоззрение, сталинизм, марксизм, экзистенциализм, гуманизм.
"KOSTROM EXISTENTIALISM" BY IGOR DEDKOV
A. V. Zaitsev
Kostroma State University
Russia, 156005, Kostroma, ul. Dzerzhinskogo, 19
The article considers I. A. Dedkov's philosophical foundations of the worldview. The author underlines that sources of his humanistic worldview are in existentialism, Russian classical literature, and Russian pre-revolutionary
philosophy.
Keywords: I.A. Dedkov, Kostroma, a province, a worldview, Stalinism, Marxism, existentialism, humanism.
В данной статье рассматривается вопрос об истоках и содержании гуманистического мировоззрения известного советского и российского литературного критика, публициста и журналиста Игоря Александровича Дедкова (1934-1994). Автор публикации полемизирует с существующими взглядами на данную проблему и предлагает, опираясь на конкретный эмпирический материал, собственный подход к рассмотрению вопроса.
С точки зрения автора публикации, истоки гуманистического мировоззрения И.А. Дед-кова находятся не в лоне марксизма, а скрываются в экзистенциализме, а также в русской классической литературе и русской дореволюционной философии. Из контекстуального анализа различных источников, в том числе из литературно-критических статей И.А. Дедкова в поздний период его творческой деятельности, отчётливо видно, что на его мировоззрение действительно оказал большое влияние не только русский, но и западноевропейский экзистенциализм. В целом, эволюция миросозерца-
ния этого литературного деятеля шла от сталинизма (на самом раннем этапе его жизни и деятельности) и догматического марксизма, через разочарование в них, к оценке явлений общественной, политической, культурной и литературной жизни с позиций критического реализма и подлинного гуманизма.
При этом он твёрдо отстаивал право художника и литературного критика на объективное отражение правды жизни без какого бы то ни было приукрашивания действительности. Главной целью данной публикации является ликвидация объективно существующей лакуны в изучении и репрезентации истоков мировоззрения И.А. Дедкова и месте в этой системе гуманизма и экзистенциализма, субстанционально присущих творческому наследию этого неординарного и талантливого литературного критика.
Автор статьи использовал элементы системного анализа, индукции и индукции, анализа и синтеза, дискурсивного и нарративного анализа, биографический подход.
© Зайцев А.В., 2021_
57
В результате проделанной работы в целом удалось реконструировать инновационный подход к оценке истоков и содержания гуманистического мировоззрения литературного критика, стержнем которого выступает так называемый «костромской экзистенциализм» И.А. Дедкова.
Конечно, он не только не был философом, но даже не написал ни одного философского текста. Однако это не значит, что философия была ему глубоко чужда; напротив, он живо интересовался философскими проблемами, вопросами марксизма и теории социализма и коммунизма, читал доступные ему философские книги, журналы и статьи. «Наряду с бытовым, художественным, эстетическим, историческим всегда просматривается и философский подтекст: знакомство И.А. Дедкова с тем, как эти вопросы решались современной ему философской мыслью» [16, с. 109].
Происходившие исторические катаклизмы, свидетелем, очевидцем и участником которых был И.А. Дедков, требовали от него пересмотра одних, устаревших, философско-мировоззренческих позиций и восприятия новых идей и идеалов, приходящих на смену прежним. Мировоззрение И.А. Дедкова хотя и менялось, но по целому ряду фундаментальных вопросов общественного бытия, он сохранял свои глубоко укоренившиеся в его мировоззрении ценности и принципы. Среди них можно назвать гуманизм (человечность), веру в исторический прогресс, познание истины (правды), торжество социальной справедливости, нравственность, коллективные ценности истинного («демократического») социализма и коммунизма.
В связи с тем, что, как было уже отмечено выше, И.А. Дедков не писал собственно философских текстов, стоит сложная задача изучения его мировоззрения на основе анализа нефилософского контента (статей, очерков, дневников, интервью, писем) с последующей реконструкцией его теоретических представлений об окружающем мире и месте в нём человека. Мировоззрения не в состоянии статики, а в процессе его трансформации в исто-
рическом и социокультурном интерьере сменявших друг друга эпох: «оттепели», «застоя», «перестройки».
Вопрос о мировоззрении И.А. Дедкова, как справедливо отмечал А.П. Дурилов, до сих пор остаётся «острым и актуальным», тем более что для его изучения требуется «освоить всё его творческое наследие, включая дневники и письма» [7, с. 9]. Однако ясности в вопросе о мировоззрении кртика до сих пор нет. Так, к примеру, Т.А. Елшина характеризует И.А. Дедкова как «человека устоявшегося мировозрения», который «радикально не менял свой образ мыслей»[8, с. 121]. А вот С. Лесневский так и вовсе считает, что понятие «мировоззрение», тем более «идеология», — даже убеждения»..., не подходят для ха-характеристики строя мыслей и чувств Игоря Дедкова» [14, с. 277.]
В отличие от Т.А. Елшиной, А.П. Дури-лова, С. Лесневского и некоторых других исследователей Ф.В. Цанн-Кай-Си не только не сомневается в наличии у И.А. Дедкова мировоззрения, но и детально рассматривает «идеолого-философскую эволюцию его мировоззрения», динамику которого он выразил формулой «от строгого марксизма» к реальному гуманизму» [17, с. 11]. Под «реальным гуманизмом» им подразумевается ранний марксизм в тональности незавершённых «Экономико-философских рукописей 1844 года», когда К. Маркс мыслил в контексте идей немецкой классической философии и Л. Фейербаха, концентрируя своё внимание не на экономической, а на антропологической (в том числе на гуманистической) проблематике.
В данной статье, не претендующей на всесторонне осмысление мировоззрения Дед-кова во всей его полноте, мы попытаемся осуществить реконструкцию и анализ его воззрений, начиная с самого раннего этапа его биографии, когда он обучался на факультете журналистики МГУ им. Ломоносова и, получив диплом, по распределению в сентябре 1957 года, был направлен на работу в провинцию, в Кострому, литсотрудником областной газеты «Северная правда». При этом, конечно,
мы продемонстрируем трансформацию во взглядах на окружающий мир и роль в нём человека, на уникальность его жизни и неотъемлемое право на свободу.
В Костроме И.А. Дедков проработал более тридцати лет, вернувшись на заре перестройки в Москву уже известным и уважаемым литературным критиком и журналистом. Однако его надежды на обновление советского общества с позиций гуманизма и нравственности, к сожалению, не оправдались, и его глубокое разочарование в результатах этого процесса лишь ускорило преждевременную смерть в расцвете своих творческих сил и возможностей в 1994 г. Изданный после смерти Игоря Александровича его объёмный многостраничный «Дневник» [2], который он вёл практически на протяжении всей своей жизни, является ценнейшим источником не только для исторического анализа эпохи, в которую он жил, но и для исследования с позиций философии становления и эволюции его собственного мировоззрения. В тексте данной статьи в качестве важнейших источников для изучения мировоззрения литературного критика используются ранее не введённые в научный оборот и не опубликованные документы из личного архива Дедкова, переданного его вдовой в Межрегиональный научно-просветительский центр, носящий его имя при Костромском государственном университете.
И.А. Дедков в детстве и юношестве был типичным продуктом той эпохи, на которую пришёлся начальный этап формирования его мировоззрения, протекавший под влиянием догматической интерпретации марксизма-ленинизма в прокрустовом лоне сталинизма. В книге «Наше живое время» И.А. Дедков пишет (ст. Дедкова «Кланяюсь московскому университету»):
«Мы кончили школу в пятьдесят втором, и мы были такими, какими должны были быть по высочайшему замыслу, и в наших студенческих чемоданчиках мы носили полный набор истин, отмыкающих любые замки... Мы были юными гражданами, знающими всё на 100 лет вперёд.
Мы вовсе не знали великого русского критика Аполлона Григорьева, не понимали Достоевского, не имели представления о русской философии и поэзии начала XX века» [9, с. 11-12].
Однако постепенно, по мере знакомства с реальной жизнью, осуждением культа лич-
ности и преступлений И. Сталина, идёт процесс постепенного прозрения и возникает желание самостоятельно докопаться до истины. После смерти И.В. Сталина у И.А. Дедкова, как и у многих его современников, возникло смутное ощущение, что подлинный марксизм извращают, скрывают его от людей, интерпретируют его совершенно ложным образом. Поэтому надо самим дойти до сути подлинного марксизма, понять не только К. Маркса и Ф. Энгельса, но логику оппонентов апологетов марксизма-ленинизма.
Этот процесс узнавания действительности выливается в острую критику сталинизма и всех сторон советской действительности. Дедков много читает, особенно после приезда в Кострому, где ему в областной научной библиотеке был предоставлен свободный доступ к дореволюционному фонду, в том числе трудам тех мыслителей, которые после октября 1917 года эмигрировали из СССР или были репрессированы. Среди них Н. Бердяев, С. Булгаков, Н. Шестов, В. Розанов, Н. Эрн, Н. Шпет, А. Ремизов и др. Особое место в контексте его трансформирующегося мировоззрения принадлежит русским космистам, особенно Н. Федорову («философия общего дела») и В. Вернадскому (учение о ноосфере).
Живо интересовался он творчеством и таких философически мыслящих русских писателей, как Ф. Достоевский и Л. Толстой, которых ряд исследователей, наряду с Н. Бердяевым и Л. Шестовым, считают российскими предтечами западноевропейского экзистенциализма. Проблемы, поставленные этими дореволюционными философами и писателями, находили отклик, понимание и творческое развитие в литературно-критической деятельности Дедкова. И если знакомство с русскими экзистенциально ориентированными авторами и предшественниками экзистенциализма шло в основном во второй половине 1950 - начале 1970-е гг., то чтение и рецепция идей западноевропейских экзистенциалистов началось несколько позднее.
Особенно волновали И.А. Дедкова такие ведущие проблемы философии экзистенциализма, как свобода и ответственность личности за свой выбор, гуманизм средств для достижения социально значимых целей, уникальность человеческого бытия и неотчуждаемое право личности на жизнь, трагичность человеческого бытия и поиски его смысла. Уже в сентябре 1957 года он высказывает
сомнение в истинности марксистской интерпретации свободы как «осознанной необходимости». В одном писем к своей будущей жене он рассуждает:
«Говорят, что свобода — осознанная необходимость. Прежние марксисты понимали под необходимостью объективно существующие законы. Но если сейчас то, что выдаётся за закон, не является законом объективного мира? В таком случае марксистская формулировка есть формула рабства, есть формула подчи-нения»1.
Для И.А. Дедкова, в противовес мнению Ф.В. Цанн-Кай-Си [11, 12], близка отнюдь не марксистская концепция свободы, а гуманистическое понимание свободы как возможности выбора в её экзистенциалистской интерпретации, в том числе в свободе нравственного выбора подлинно гуманистических средств, ведущих к достижению высокой цели.
Прощаясь со сталинизмом, И.А. Дедков пересматривал многие свои прежние взгляды на коммунизм и социализм. Так, в пятую годовщину со дня смерти И. Сталина, он так опишет в письме к невесте трансформацию своего собственного мировоззрения:
«Сегодня знаменательный день — пять лет с тех с тех пор, как мировоззрение (выделено нами — А.З.) пламенного сталиниста превратилось в оползень. Пять лет со дня смерти Сталина. Эта дата застаёт меня где-то на откосе, зацепившимся за дерево честности и преданности коммунизму»2.
Внимательное чтение как писем, так и «Дневника» Игоря Александровича ещё больше подтверждает его крепнущее недоверие к марксистской теории. Так, летом 1957 года, то есть уже после завершения учёбы в МГУ, но ещё до отъезда в Кострому, он, по сути, солидаризируется с ревизионистом и антимарксистом Э. Бернштейном и с приписываемой ему фразой «Конечная цель — ничто, движение — всё».
Для формулировки своих собственных общественно-политических и гуманистических взглядов И.А. Дедков отталкивается от
1 Письмо И.А. Дедкова Т.Ф. Сальниковой (Дедко-вой) от 22.09.1957 г. // Архив И. Дедкова в Межрегиональном научно-просветительском центре им. И.А. Дедкова Костромского государственного университета.
2
Письмо И.А. Дедкова Т.Ф. Сальниковой (Дедко-вой) от 05.03.1958 г. // Архив И. Дедкова в Межрегиональном научно-просветительском центре им. И.А. Дедкова Костромского государственного университета.
литературного образа бескомпромиссного, прямолинейного и мужественного борца с бандитизмом В. Малыгина из повести П. Нилина «Жестокость», который готов, не задумываясь, «жертвовать человеком ради организации» [2, с. 21]. Но это литературный персонаж. В реальной жизни и сам И.А. Дедков попал в схожую ситуацию, когда его после весенних студенческих волнений 1957 года на факультете журналистики, которыми он, по сути дела, руководил, вызвали для «проработки» на заседание комитета ВЛКСМ МГУ. Зам. секретаря комитета комсомола Г. Попандопу-ло поставил его в аналогичную ситуацию.
«Несколько лет назад, — пишет Игорь Александрович, — я был близок к таким идеям». Однако такой антигуманный подход к человеку для него впоследствии стал неприемлем. Поэтому, ссылаясь на Д. Неру (пока ещё не на Э. Бернштейна!), он задумывается о выборе адекватных «средств, ведущих к миру справедливости». По его мнению, вполне возможно «соглашаться в цели и не соглашаться в методах её достижения» [2, с. 21]. Ведь если быть неразборчивым в выборе средств, то вместо общества «социальной солидарности» «можно построить государственный социализм, социализм армейский, казарменный» [2, с. 21]. В подобном государстве «не будет уважения к рядовым людям», и «они по-прежнему будут марионетками в руках идеи, не собственной идеи, а идеи, господствующей в воздухе» [2, с. 21].
И если на раннем этапе жизни и деятельности И.А. Дедков ещё не пользуется бернштейновской формулировкой о соотношении цели и средств, то в дальнейшем он её начинает употреблять осознанно, солидаризируясь не с К. Марксом, а его идеологическим противником.
«Стократ руганая формула "Движение — всё, конечная цель — ничто", наверное справедлива», — заявляет он в одном из интервью и конкретизирует свою позицию следующими аргументами: «Зачем нам сейчас расчерчивать своё будущее, конструировать и регламентировать то, что впереди? Будущее вырастает из настоящего, поэтому заняться бы всем устройством настоящего» [4, с. 87].
Рецепция экзистенциальных идей очень чётко прослеживается в его литературно-критическом анализе текстов современных ему дореволюционных и советских авторов. К примеру, это хорошо видно на основе
использования И.А. Дедковым знаменитого пассажа из романа Ф.М. Достоевского «Братья Карамазовы» о «слезинке ребёнка». А точнее об утверждении мысли о том, что когда идея «высшей гармонии» превращается в «ад», то «не стоит она слезинки... замученного ребёнка» [6, с. 223]. К примеру, «о слезинке ребёнка» с прямой ссылкой на Ивана Карамазова, И.А. Дедков упоминает в дневниковой записи от 23 июля 1968 года (во время ввода советских войск на территорию Чехословакии), где им приводится цитата из В. Белинского по книге «Толстой и Ницше» русского предтечи западного экзистенциализма Л. Шестова. [2, с. 108]: «Я не хочу счастья и даром, если не буду спокоен на счёт каждого из моих братьев по крови» [2, с. 107]. В связи с этим стоит обратить внимание на следующее утверждение одного из российских исследователей отечественной версии западного экзистенциализма:
«Источниками русского литературного экзистенциализма послужили в первую очередь Достоевский и Толстой (в особенности в истолковании Льва Шестова), а также непосредственно сама философия Шестова, Ницше, в определённой степени В.В. Розанов и, с определёнными оговорками, Н.А. Бердяев» [13, с. 131].
С трудами всех этих авторов был очень хорошо знаком И.А. Дедков.
Подразумевая бесценность и уникальность жизни жертв сталинского режима, загубленных во имя великой цели построения социализма и коммунизма, И.А. Дедков так писал в «Дневнике» с позиций своего личного выстраданного экзистенциализма:
«Как нам представить себе и понять отчаяние и муку тех, кто не дожил, кто так навсегда и остался в тех великих временах со своей единственной, бесцеремонно оборванной жизнью. .те неискупимые слезы, которые никогда не будут забыты. Достоевский знал, что те слезинки не искупимы, он откуда-то знал эту боль, перед которой вся значительность, все претензии, всё возвышение человеческое, всё самовосхваление власти и преобразователей русской жизни — ничего не значат» [2, с. 227].
Такая гуманистическая позиция — как творческий метод познания и осмысления исторического прошлого и настоящего — проявлялась не только в интимных дневниковых записях, но и исследованиях и литературно-критических статьях И.А. Дедкова. Кстати, схожую мировоззренческую позицию в вопро-
се о диалектике средств и цели занимал Ж.-П. Сартр, осуждавший аморализм в политике Л. Троцкого [15].
В предисловии к книге В. Богомолова «Эта незабытая далёкая война» И.А. Дедков в очередной раз использует полюбившееся ему словосочетание из романа Ф.М. Достоевского о «слезинке ребёнка» (то есть о страдании невинного человека, особенно ребёнка, ради достижения каких-либо «высоких» трансцеден-тальных целей) в анализе повести этого автора под названием «Иван». Иван Буслов — двенадцатилетний мальчик, которому на войне приходится рисковать своей жизнью наравне со взрослыми офицерами и солдатами. Литературный критик пишет:
«Повесть построена так, что мы видим Ивана глазами молодого старшего лейтенанта Гальцева. Это добрые и внимательные глаза. Им хорошо открыто главное: трагическая судьба детской жизни в дни войны. Когда-то Ф.М. Достоевский писал о неискупимых слезинках ребёнка. В истории Ивана Буслова нет слёз, но страдания его тоже из неискупимых» [5].
В другой работе, посвящённой исследованию военной прозы В. Богомолова, Дедков вновь использует базовый для его мировоззрения концепт о «неискупимой слезинке ребёнка». По мнению литературного критика, этот писатель «кажется, постоянно помнит о ничем не искупаемой слезинке ребёнка»:
«Именно дети посреди войны, ставшей для миллионов работой, бытом, самой жизнью (другой может и не быть), вдруг напоминают о масштабах развернувшейся, разверзшейся трагедии, об истинных, но попранных ценностях человеческого существования. Рассказ был написан в 1957 году. Но уже на первых страницах романа "В августе сорок четвертого" В. Богомолов выводит образ "мальчонки примерно двух с половиной лет, беловолосого, в стирано-перестираной рубашонке", из которой "выглядывала необычайно маленькая багровая культя". И отнюдь не сентиментальный видавший виды разведчик Алёхин, насмотревшийся на войне на многие её ужасы, буквально обомлел "при виде этого крошечного калеки, с такой подкупающей улыбкой смотревшего ему в глаза". Мысль об этом конкретном физически изуродованном войной мальчишке, а так же о всех других "страдающих, ни в чём не повинных детях, попавших в непонятную и странную "передрягу", живёт в героях В. Богомолова неотступно. Их работа, их профессионализм оказываются, прежде
всего, средством для возмездия и возвращения всем нормальной естественной жизни» [3, с. 221-223].
И.А. Дедков, можно сказать, буквально насквозь пропитан гуманистическими идеями Л. Толстого, Ф. Достоевского и других русских дореволюционных писателей и философов предэкзистенцальной направленности:
«Правители, которых можно желать, должны были бы согласовывать свои нравственные, этические принципы (рекомендуемые народу) с принципами и идеалами русской классической литературы, потому что в ней более, чём в чем-то ином, выразилась национальная философия, национальный идеал или, лучше сказать, истина русской жизни. Иначе образуется (образовался) разрыв между тем и другим, и первое не выдерживает сопоставления... Избежать его можно, лишь запретив русскую классическую литературу, что невозможно» [2, с. 121].
Гуманизм И.А. Дедкова связан не только с ценностями русской классической литературы и русской философии, но и с философическими традициями, идущими от антропоцентризма софистов («человек есть мера всех вещей»), от гуманизма И. Канта («человек (личность) — цель сама по себе»), а также от философов-экзистенциалистов («экзистенциализм — это гуманизм»). Это вполне определённо вытекает хотя бы из следующей аксиологически заряженной фразы, вкраплённой И.А. Дедковым в строки его литературной статьи «О живой невыдуманной России»:
«Истинное значение всего, что слывёт ценным, единственно необходимым, "универсальным", проверяется через человека: от человека ведётся всему счёт. Человеком, его сбывшимися и несбывшимися возможностями, его судьбой всё измеряется.» [1, с. 24].
Анализ текста «Дневника» свидетельствует о том, что Игорь Александрович интересовался философией и литературным творчеством французских экзистенциалистов. К примеру, в статье «Герои современной драмы», написанной в далёком 1968 году, он ссылается на статью современного советского историка философии Э. Соловьёва под названием «Экзистенциализм», которая была опубликована в № 12 журнала «Вопросы философии» за 1966 год [1, с. 79]. Литературный критик прямо заявляет о проявлении экзистен-циональных идей в современной ему советской литературе:
«Наряду с проблемой личной ответственности литературу всё чаще занимают проблемы выбора, вины, страха, свободы, исторического самоотчёта, веры, сохранения личности, «пограничной ситуации». Это вызывается растущим интересом к экзистенциализму, особенно французскому (Сартр, Камю)» [1, с. 72-73].
В качестве примера он ссылается на следующие произведения современных литераторов: А. Арбузов «Ночная исповедь», В. Тур «Бой с тенью», Л. Зорин «Варшавская мелодия», В. Розов «Затейник», Ю. Эллис «Авель, где твой брат Каин?» и другие.
Из дневниковой записи от 10-го апреля 1983 года следует, что Игорем Александровичем была прочитана книга Е. Кушкина «Аль-бер Камю. Ранние годы» [2, с. 404]. Вслед за ссылкой на эту книгу он с большим сожалением пишет об ограниченности «духовной атмосферы (обстановки)», «о кругозоре и миропонимании юного человека конца сороковых -начала пятидесятых годов», то есть поколения, к которому он сам принадлежит, что способствовало «бедному, сжатому мышлению» [3, с. 404]. Преодоление этой «навязанной обстановки» было возможно почти исключительно «через библиотеку., но это было индивидуальным актом», то есть экзистенциальным выбором. И как вывод: «Пора бросить умиляться таким добродетелям, как. коммунистические идеалы» [2, с. 404]. Так встреча с экзистенциальной философией, пусть (пока) и в чужом изложении, всё более вытесняла из гуманистического мировоззрения И. Дедкова остатки марксистского миропонимания.
Знакомство же с оригинальными текстами философов-экзистенциалистов началось ещё до начала перестройки и массового издания их текстов в СССР. Так, 14 февраля 1985 года И. Дедков в «Дневнике» цитирует такие созвучные его гуманизму строки из «Письма немецкому другу» А. Камю:
«Я хотел бы, чтобы любовь к моей родине была совместима с любовью к справедливости. Я не желаю моей родине любого величия, не желаю величия, которое зиждется на крови и лжи. Я хочу служить моей родине, служа справедливости.» [2, с. 444].
Из философских идей западноевропейских экзистенциалистов Дедкова волновали прежде всего проблемы свободы, выбора и сопротивления. «Сопротивление» И.А. Дедко-ва — это ответная реакция на социально-
политические условия общественного бытия, на несогласие с существующими политическими идеологемами и социальными практиками взаимодействия власти с критически мыслящей частью российской интеллигенции 1960-1980-х годов. Это сопротивление носило в основном скрытый, латентный, характер и заключалось (как в древнем стоицизме) в отказе от сотрудничества, в неучастии в целом ряде морально неприемлемых действий. Как он сам неоднократно подчёркивал, его «сопротивление» носит индивидуальный характер и выражается не в откровенном, чётко выраженном протесте, а в латентном неучастии в том, что противоречит мировоззренческим ценностям и идеалам костромского критика. Например, И.А. Дедков в своих статьях никогда не цитировал классиков марксизма-ленинизма, не ссылался на них, не использовал их авторитет, идя вразрез с общепринятой журналистской, публицистической и литературно-критической практикой. К тому же в его работах всегда существовал тонкий подтекст, доступный только очень внимательным и искушённым читателям, умевшим читать как бы «между строк», понимая глубинный смысл авторской мысли за пределами формального текста.
И.А. Дедков в одном из писем к А. Адамовичу охарактеризовал свою мировоззренческую позицию этикой «костромского экзистенциализма» [10, с. 158.]. Это означало, что он, как и его современники, являясь по сути дела «спелёнутыми» (его выражение из этого же письма) людьми, в то же время обладали некоторого рода внутренней (экзистенцио-нальной) свободой и, в определённых рамках, могли её транслировать, многое не договаривая, выражаясь полунамеками и обиняками. Как некогда это делал раб-баснописец Эзоп, остававшийся духовно независимой личностью. При этом, конечно, никуда не исчезало в тогдашних условиях «ощущение беспомощности человека, т. е. своей беспомощности», невозможности «докричаться» а, тем более, «взорвать» пассивное и беззаботное сознание» общества [10, с. 158].
Тем не менее И.А. Дедков очень дорожил даже этим чётко ограниченным локусом своей внутренней (индивидуальной) духовной свободы и полагал, что в сложившихся условиях «возможен только один путь — путь духовного..., морального сопротивления». Сопротивления «индивидуального», то есть личного, без участия в каких-либо формаль-
ных или неформальных организациях или кружках [9, с. 39]. В. Яранцев назвал эту мировоззренческую установку Игоря Александровича «философией «индивидуального сопротивления» [19, с.135]. В этом заключена фундаментальная основа экзистенциальной мировоззренческой позиции И.А. Дедкова, формировавшейся и развивавшейся на протяжении всей его творческой биографии.
***
Ф. Цанн-Кай-Си в подтверждение своей концепции развития мировоззрения И.А. Дед-кова приводит одну из его фраз, записанную в «Дневнике» и связанную с глубоким духовным кризисом и разочарованием в идеалах перестройки и демократии. Как отмечает Фёдор Васильевич, в ситуации, когда произошёл суд над КПСС и партия была запрещена, когда её бывшие лидеры отрекались от коммунистического прошлого, И.А. Дедков нашёл в себе мужество сказать: «Наверное, я коммунист.» [17, с. 11], что, по мнению, Ф. Цанн-Кай-Си, свидетельствует о том, что будто бы даже на закате жизни Игорь Александрович сохранял верность коммунизму и марксизму.
Но это не так. Во-первых, марксизм и коммунизм — это не одно и то же. Во-вторых, фраза, приведённая Ф. Цанн-Кай-Си, выхвачена из контекста и неверна. В подлиннике она звучит так: «Наверное, я все-таки коммунист, и не в смысле принадлежности к политической партии, а по своим чувствам, по тому, что считаю справедливым и подлинно человеческим» [2, с. 565]. Если для Ф. Цанн-Кай-Си первостепенное значение имеет слово «коммунист», то, как я полагаю, ключевыми здесь выступают два других слова: «наверное» и «всё-таки». Они выдают сомнение, неуверенность. Кроме этого, речь-то здесь опять же не о пресловутом марксизме, приписываемом Ф. Цанн-Кай-Си И.А. Дедкову, а о его представлении о коммунизме, коммунизме «по чувствам», по тому, что он всегда считал и продолжает считать «справедливым и подлинно человеческим».
Стоит отметить и то, что в предложении, предшествующем процитированному отрывку из «Дневника», Игорь Александрович пишет вовсе не об основоположниках марксизма и теории «научного коммунизма», а о русском философе Н. Фёдорове, высказывая надежду, что именно его философия «общего дела» когда-нибудь восторжествует» [2, с. 565]. Таков контекст фразы, произвольно выхваченной из
текста, неверно процитированной и тенденциозно интерпретированной нашим уважаемым оппонентом. И.А. Дедков очень высоко оценивал философию Н. Фёдорова и полагал, что его «идеи — духовная оппозиция устоявшемуся общему, скрепляющему всех, как обручем, мировоззрению» [2, с. 364]. Противопоставляя взгляды Н. Фёдорова господствующему коммунистическому мировоззрению, Игорь Александрович, оставаясь атеистом, всерьёз относился к глубоко гуманистической по своему содержанию фёдоровской концепции преодоления смерти, переосмысливая её сквозь призму экзистенциализма.
Перестройка, закончившаяся крахом СССР и КПСС, действительно вызвала глубокое разочарование у И.А. Дедкова. Но не привела его в лагерь коммунистических ортодоксов. По этому поводу он так напишет: «Ни с теми я и не с другими: ни с «демократами» властвующими, ни с патриотами антисемит-ствующими, ни с коммунистами, зовущими за черту 85-го года.» [2, с. 549]. Долгожданная свобода, которую так искренне продвигал в своей практической деятельности И.А. Дедков, по его же собственному признанию, «оказалась двуликим Янусом: она повернулась блудливой мордой к большинству народа» [2, с. 591].
На практике вышло, что долгожданная «свобода более всего оказалась нужна для «целей» не высоких, а низких» [2, с. 578]. В итоге эта «хитрость истории» (совсем как по Гегелю), привела общество, после событий августа 1991 и октября 1993 года, совсем не туда, куда стремился И.А. Дедков и многие его единомышленники из поколения «шестидесятников». Он печально констатирует данный факт:
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Дедков И. Живое лицо времени: Очерки прозы семидесятых-восьмидесятых. М. : Сов. писатель. 1986. 392 с.
2. Дедков И. Дневник. 1953-1994 / публ., сост., послесл., примеч. и указ. имён Т.Ф. Дедкова; предисл. А. Турков; приложение: Л. Аннинский, О. Лацис, С. Лесневский. М. : Прогресс-Плеяда. 2005. 792 с.
3. Дедков И.А. Возвращение к себе: литературно-критические статьи. Из опыта советской прозы 60-70 годов: герои, конфликты, нравственные искания. М. : Современник. 1978. 319 с.
4. Дедков И. Эта земля и это небо. Очерки. Заметки. Интервью. Дневниковые записи о культуре провинции 1957-1994. Кострома : Костромаиздат, 2005. 430 с.
5. Дедков И. Эта незабытая далекая война (Предисловие) [Эл. ресурс]. URL: https://myrt.
«Теперь же мы оказались там же, где и были. То есть вроде бы совсем не там, не в царстве коммунистического рабства, а в стране буржуазной свободы, но, в сущности, там же» [2, с. 578].
Впрочем, данное обстоятельство ничуть не девальвирует глубинную ценность экзистенциальной свободы, возможности свободного выбора, самоценности человеческой личности, гуманизма, справедливости и других ценностей и атрибутов мировоззрения И.А. Дедкова. Несмотря на разочарование в итогах перестройки, он остался верен своим гуманистическим идеалам и искренне продолжал считать возможной их практическую реализацию, хотя жить после этих трагических перемен ему оставалось совсем немного.
Из проведённого нами исследования мы можем сделать вывод, что гуманизм И.А. Дедкова заложен в его мировоззрении не марксистской теорией преобразования мира, разворачиваемой её апологетами в зависимости от ситуации и конъюнктуры то одной, то другой стороной, а традициями русской духовной культуры, русской литературы и русской философии, с одной стороны, и западноевропейскими традициями антропоцентризма и современного ему философского экзистенциализма — с другой. Именно с их помощью он ассимилировал в своём мировоззрении и литературной критике мечты о справедливом и гуманном общественном устройстве, о власти и государстве, субстанционально заложенные в онтологии русского национального характера и в глубинной политической культуре русского этноса.
REFERENCES
1. Dedkov I. Zhivoe lico vremeni: Ocherki prozy semidesyatyh-vos'midesyatyh. M. : Sov. pisatel'. 1986. 392 s.
2. Dedkov I. Dnevnik. 1953-1994 / publikaciya, sostavlenie, posleslovie, primechaniya i ukazatel' imen T.F. Dedkova; predislovie A. Turkov; prilozhenie: L. Anninskij, O. Lacis, S. Lesnevskij. M. : Progress-Pleyada. 2005. 792 s.
3. Dedkov I.A. Vozvrashchenie k sebe: litera-turno-kriticheskie stat'i. Iz opyta sovetskoj prozy б0-70 godov: geroi, konflikty, nravstvennye iskaniya. M. : Sovremennik. 1978. 319 s.
4. Dedkov I. Eta zemlya i eto nebo. Ocherki. Zametki. Interv'yu. Dnevnikovye zapisi o kul'ture pro-vincii 1957-1994. Kostroma : Kostromaizdat, 2005. 430 s.
5. Dedkov I. Eta nezabytaya dalekaya vojna (Pre-dislovie) [El. resurs]. URL: https://myrt.ru/read/81735-
ru/read/81735-eta-nezabytaya-dalekaya-voyna-predislo-vie.html. (Дата обращения 30. 01.2021).
6. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы // Достоевский Ф.М. Полн. собр. соч.: в 30 т. Т. XIV. Л.: Наука, 1976. 624 с.
7. Дурилов А.П. О мировоззрении Игоря Александровича Дедкова // Костромской гуманитарный вестник. 2015. № 2(9). С. 9-10.
8. Елшина Т.А. «Смысл всяческой деятельности лежит за ее пределами»: Идеологический портрет Игоря Александровича Дедкова // Костромская земля в жизни Великой России : материалы Межрегион. науч. -практ. конф., посвящ. 70-й годовщине образования Костромской области / сост. и отв. ред. А.Р. Наумов. (Кострома, 20-21 мая 2014 г.). Изд-во Костромского гос. ун-та. С. 120-121.
9. Игорь Дедков: наше живое время: книга воспоминаний, статей и интервью / сост. Т.Ф. Дедкова. М. : Изд-во МГУ. 2013. 320 с.
10. Из переписки Игоря Дедкова с Василием Быковым и Алесем Адамовичем // Знамя. 2006. № 1. С. 136-168.
11. Зайцев А.В. И.А. Дедков: сентябрь пятьдесят седьмого (публикация А.В. Зайцева) // Кострома. Genus Loci: альманах / [сост. и отв. ред. А.В. Зайцев]. Кострома : Костромской гос. ун-т. 2020. Вып. 3. С. 11-15.
12. Зайцев А.В. К вопросу об источниках гуманистического мировоззрения Игоря Дедкова // Кострома. Genus Loci: альманах / [сост. и отв. ред. А.В. Зайцев]. Кострома: Костромской гос. ун-т. 2020. Вып. 3. С. 16-31.
13. Кибальник С.А. Экзистенциализм в русской литературе и мысли // Литературоведческий журнал. 2005. № 19. С. 131-139.
14. Лесневский С. Свободная мысль // Игорь Дедков: наше живое время. Книга воспоминаний, статей и интервью. М. : Изд-во МГУ. 2013. С. 274-279.
15. Сартр Ж-П. Проблема цели и средства в политике (Из «Тетрадей по морали») // Этическая мысль: Науч.-публицист, чтения. 1991 / общ. ред. А.А. Гусейнова. М.: Республика, 1992. С.251-263
16. Цанн-Кай-Си Ф.В. Онтология духовного: Дедков о духовности бытия человека // Дедков: очерки, статьи, воспоминания: альманах ; сост. и отв. ред. Т.А. Елшина. Кострома : Изд-во Костром. гос. тех-нол. ун-та. 2015. С. 101-109.
17. Цанн-Кай-Си Ф. В. И. Дедков: от «строгого марксизма» к реальному гуманизму // Костромской гуманитарный вестник. 2015. № 2. С. 11-16.
18. Цанн-Кай-Си Ф.В. Жизненный мир в творчестве И.А. Дедкова: опыт философской рефлексии // Костромской гуманитарный вестник. 2011. № 2. С. 23-27.
19. Яранцев В.Н. Творческие доминанты и универсалии литературной критики Дедкова // Дедков: очерки, статьи, воспоминания: альманах / сост. и отв. ред. Т.А. Елшина. Кострома: Изд-во Костромского гос. технол. ун-та. 2015. С.129-142.
Александр Владимирович Зайцев — доктор политических наук, кандидат философских наук, доцент, профессор кафедры философии, культурологии и социальных коммуникаций Костромского госуниверситета, директор Межрегионального научно-просветительского центра им. И.А. Дедкова.
eta-nezabytaya-dalekaya-voyna-predislovie.html. (Data obrashcheniya 30. 01.2021).
6. Dostoevski) F.M. Brat'ya Karamazovy // Dostoevski] F.M. Poln. sobr. soch.: v 30 t. T. XIV. L.: Nau-ka, 1976. 624 s.
7. Durilov A.P. O mirovozzrenii Igorya Aleksan-drovicha Dedkova // Kostromskoj gumanitarnyj vestnik. 2015. № 2 (9). S. 9-10.
8. Elshina T.A. «Smysl vsyacheskoj deyatel'nosti lezhit za ee predelami»: Ideologicheskij portret Igorya Aleksandrovicha Dedkova // Kostromskaya zemlya v zhizni Velikoj Rossii : materialy mezhregional'noj nauch.-prakt. Konf., posvyashc.j 70-j godovshchine obra-zovaniya Kostromskoj oblasti / sost. i otv. red. A.R. Naumov. (Kostroma, 20-21 maya 2014 g.). Izd-vo Ko-stromskogo gos. un-ta. S. 120-121.
9. Igor' Dedkov: nashe zhivoe vremya: kniga vospominanij, statej i interv'yu / sost. T.F. Dedkova. M. : Izd-vo MGU. 2013. 320 s.
10. Iz perepiski Igorya Dedkova s Vasiliem Bykovym i Alesem Adamovichem // Znamya. 2006. № 1. S. 136-168.
11. Zajcev A.V. I.A. Dedkov: sentyabr' pyat'desyat sed'mogo (publikaciya A.V. Zajceva) // Kostroma. Genus Loci: al'manah / [sost. i otv. Red. A.V. Zajcev]. Kostroma : Kostromskoj gos. un-t. 2020. Vyp. 3. S.11-15.
12. Zajcev A.V. K voprosu ob istochnikah gumanisticheskogo mirovozzreniya Igorya Dedkova // Kostroma. Genus Loci: al'manah / [sost. i otv. red. A.V. Zajcev]. Kostroma: Kostromskoj gos.un-t. 2020. Vyp. 3. S. 16-31.
13. Kibal'nik S.A. Ekzistencializm v russkoj literature i mysli // Literaturovedcheskij zhurnal. 2005. № 19. S. 131-139.
14. Lesnevskij S. Svobodnaya mysl' // Igor' Dedkov: nashe zhivoe vremya. Kniga vospominanij, statej i interv'yu. M. : Izd-vo MGU. 2013. S. 274-279.
15. Sartr ZH-P. Problema celi i sredstva v poli-tike (Iz «Tetradej po morali») // Eticheskaya mysl': Nauch.-publicist, chteniya. 1991 / obshch. red. A.A. Gusejnova. M.: Respublika, 1992. S. 251-263
16. Cann-Kaj-Si F.V. Ontologiya duhovnogo: Dedkov o duhovnosti bytiya cheloveka // Dedkov: ocher-ki, stat'i, vospominaniya: al'manah/sost. i otv. red. T.A. Elshina. Kostroma : Izd-vo Kostrom. Gos. tekhnol. un-ta. 2015. S. 101-109.
17. Cann-Kaj-Si F.V. I. Dedkov: ot «strogogo marksizma» k real'nomu gumanizmu // Kostromskoj gumanitarnyj vestnik. 2015. № 2. S. 11-16.
18. Cann-Kaj-Si F.V. Zhiznennyj mir v tvor-chestve I.A. Dedkova: opyt filosofskoj refleksii // Kostromskoj gumanitarnyj vestnik. 2011. № 2. S. 23-27.
19. Yarancev V.N. Tvorcheskie dominanty i uni-versalii literaturnoj kritiki Dedkova // Dedkov: ocherki, stat'i, vospominaniya: al'manah / sost. i otv. red. T.A. Elshina. Kostroma : Izd-vo Kostromskogo gos. tekhnol. un-ta. 2015. S.129-142.
Aleksander Vladimirovich Zaitsev — Doctor of Political Sciences, Cand. Sc. {Philosophy}, Associate Professor, Professor of the Philosophy, Culturology and Social Communications Department at Kostroma State University, Director of Dedkov Interregional Scientific and Educational Center; aleksandr-kostroma@mail.ru
Статья поступила в редакцию 22.11.2020 г.
