CC BY
150
ИСТОРИЯ
А. В. Лубков
КООПЕРАТИВНАЯ МОДЕРНИЗАЦИЯ РОССИИ НАКАНУНЕ РЕВОЛЮЦИИ 1917 г.
В статье исследуются кооперативные движения в России накануне революции 1917 г., анализируется роль кооперации в жизни общества, идеологические и политические аспекты кооперативной деятельности.
Кооперация как форма общежития, взаимодействия и сотрудничества людей издревле известна человеческому обществу. А как социальное движение она ведет свою историю с конца XVIII - начала XIX в., когда в Западной Европе в условиях развивавшегося капитализма социалисты-утописты (Ш. Фурье, Р. Оуэн) попытались перестроить жизнь на принципах равноправия, коллективизма и самоуправления граждан.
В России отдельные формы кооперативной деятельности били известны с начала XIX в. (в 1831 г. ссыльные декабристы, например, основали в Забайкалье потребительское общество для совместных закупок продовольствия) [1]. Как самостоятельное движение кооперация по-настоящему стала развиваться у нас только с отменой крепостного права. Принципиальную роль здесь сыграло освобождение крестьян - будущих главных участников кооперативных товариществ и обществ. В отличие от общинного или артельного устройства кооперативы основывались на сугубо добровольном членстве, при котором личная свобода, ответственность, инициатива и предприимчивость хозяйствующего субъекта были одним из имманентных признаков объединения. И все же в пореформенный период (18601890-е гг.) скорее были заложены определенные предпосылки для последующего роста кооперативного движения, широкий размах которого пришелся на первые десятилетия XX в.
Рождение отечественной кооперации по традиции относят к 22 октября 1865 г. - дате утверждения первого в стране ссудо-сберегательного товарищества, устроенного братьями В. Ф. и
ЛУБКОВ Алексей Владимирович - доктор исторических наук, профессор, проректор Московского института открытого образования © Лубков А. В., 2007
С. Ф. Лугиниными у себя в имении, в селе Даро-ватое (Рождественское) Ветлужского уезда Костромской губернии [2]. Владимир Федорович (1834-1911) и Святослав Федорович Лугинины происходили из богатого дворянского рода Тульской губернии, владели значительным состоянием на Урале и в Костромской губернии. Проживая подолгу заграницей, братья имели возможность познакомиться с теорией и практикой кооперативного движения на Западе, в частности с опытом товариществ Шульце-Деличе (Германия). Вернувшись на родину, С. Лугинин полностью посвятил себя пропаганде идей кредитной кооперации среди крестьян. После его смерти (преждевременной) предприятие продолжили В. Лугинин, управляющий имением Н. П. Колю-панов и местный священник Федор Лужин. По воспоминаниям В. Лугинина, местные условия далеко не благоприятствовали реализации их намеченных планов. Волость находилась в 40 верстах от г. Ветлуги, среди необозримых лесов. Население занималось преимущественно сплавом леса и куркой дегтя; промыслы и торговля были развиты слабо, да и пьянство, казалось там «более распространенным, нежели где-либо», - отмечал В. Лугинин [3]. Однако благодаря неутомимой энергии и преданности делу товариществу Рождественскому суждена была долгая жизнь: в октябре 1915 г., в свое 50-летие, оно объединяло 546 членов и обладало общим капиталом в 34 375 руб. 84 коп. [4]
Впоследствии М. Туган-Барановский негативно оценивал попытку Лугининых строить кооперацию по опыту Шульце-Деличе. По его мнению, принцип паевого капитала, пусть даже и глубоко разработанный Лугининым, делал сберегательные товарищества непригодными для русской деревни, прежде всего в силу крайней бедности крестьянства [5]. Широкого распространения ссудо-сберегательные товарищества в губерниях империи, за исключением Польши, Прибалтики и черты оседлости еврейского населения, не получили [6].
В Европейской России в 1870-1880 гг. попытки насаждения первых кооперативов предпринимались также со стороны земств и либеральных помещиков. Одним из первых в Рязанской губернии вопрос о помощи земства кооперации в Касимове 1871 г. возбудило земское собрание. Оно ходатайствовало об отпуске из губернских сумм 500 руб. для открытия в селе Дмитриеве
кооперативного товарищества. Губернское земское собрание признало желательным помощь товариществам и установило соответствующие правила. Каждому уезду назначалось по одной тысяче рублей 5% на 10 лет под поручительство уездных земств для учреждения ссудо-сберегательных товариществ. Большинство уездных земств эти условия приняло и приступило к организации кооператива [7].
Благодаря материальной помощи со стороны губернского земства в Смоленской губернии (1873 г.) были учреждены два товарищества. Юхновское уездное земство в это время на свои средства открыло 5 ссудо-сберегательных товариществ. При финансовой поддержке земства за 3 года (1873-1876) в Смоленской губернии было организовано 21 товарищество в 9 уездах [8]. Материальная и моральная поддержка ростков кооперации в русской деревне стала характерна для набиравшего силу земского движения. Особую активность проявляли земства Новгородской, Псковской, Тверской губерний.
В верхнем Поволжье получила распространение сельскохозяйственная производственная кооперация в виде молочных кооперативов - артельных маслоделен и сыроварен. В 1866 г. Тверское земство ассигновало 3000 руб. на организацию сыроварении» артелей в губернии. При материальной поддержке Вольного экономического общества и деятельном участии Н. В. Верещагина (брата известного русского художника-баталиста) в селе Островичах Тверского уезда была основана первая артельная сыроварня [9]. Затем они стали создаваться в Ярославской, Костромской, Новгородской, Петербургской и других губерниях. Главным популяризатором их и организатором стал Н. Верещагин. Заручившись со стороны Ярославского земства материальной поддержкой, он с помощью двух своих сотрудников В. Блан-дова и Г. Бирюлева открыл (1870 г.) первые 6 артелей в Ярославской губернии. Дела пошли настолько успешно, что уже в следующем году было открыто еще 5 артелей, в 1872 - еще 6. [10]
Становлению кооперации способствовал также учрежденный комитет о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах, возникший по инициативе князя А. Васильчико-ва, А. Яковлева и В. Лугинина при Московском обществе сельского ссудо-сберегательного товарищества (1871 г.).
Влияние Комитета на развитие кооперативного движения в России в этот период было значительным. Его работу поддержали 67 губернских и уездных земств. Всего за 1871-1877 гг. появилось 966 товариществ и почти половина - при прямой помощи земств: 466 товариществ получили от них ссуды на сумму 436 тыс. руб. [11]. Вся организационная деятельность кооперативов
(выработка уставов, инструкций, счетоводство, делопроизводство) также проводилась Комитетом.
Кооперативный кредит рассматривался как необходимый элемент преображения русской деревни, как продолжение Великих реформ. Вот что по этому поводу говорил А. В. Яковлев, секретарь отделения Комитета: «Вопрос о кредите вырос из освобождения народа. Пока народ находился в крепостной зависимости, вопроса о народном кредите не могло быть. Но освобождение крестьян, порвав те путы, которые связывали правильное течение народной жизни, выдвинуло вперед, к сожалению, массу невежественную, забитую, закоренелую в старых преданиях крепостного труда. Обновить ее силы, дать ход правильному развитию этой жизни могут только школа, кредит и улучшенное земледелие» [12].
Таким образом, социально-преобразующий идеал коопераций с самого начала стал определять характер всей деятельности русских кооператоров.
Однако роль кооперации в жизни общества на разных этапах была далеко не одинаковой. Со второй половины 80-х гг. в кооперативном движении наступает спад, продолжавшийся вплоть до начала XX в. По данным М. М. Ту-ган-Барановского, за 15 лет (с 1871 по 1885 г.) в России было открыто 1178 товариществ, из них к 1 января 1905 г. закрылось 736, или 68,6% [13]. Причины неудач с организацией ссудо-сберегательных товариществ Туган-Барановский видел в том, что они менее всего основывались на самостоятельности населения и в этом отношении самым резким образом отличались от германского образца. «Щедрые ссуды со стороны земства приводили к тому, - писал он, - что товарищества возникали сплошь и рядом только ради получения этих ссуд, которые развёрстывались между учредителями товариществ, чем и заканчивалась деятельность последнего» [14].
Современные исследователи отмечают прежде всего влияние объективно депрессивных факторов - неблагоприятную экономическую конъюнктуру, связанную с последствиями мирового аграрного кризиса, наличие феодально-крепостнических пережитков (засилье общины, правовая и имущественная несостоятельность крестьян, их сословная обособленность) и, наконец, невысокий в целом уровень товарно-денежных отношений в деревне.
Был и еще ряд причин, делавших, на наш взгляд, малоэффективными попытки внедрения ссудо-сберегательных товариществ: во-первых, отсутствие серьезной государственной поддержки; во-вторых, сравнительно слабая степень самодеятельности населения.
Кооперативный кредит в той форме, в какой он развивался в 70-80 гг. XIX в., был предметом
заботы местной администрации, земства, отдельных помещиков-либералов. Но без системной выработки правительственных мер правового и финансового характера и без инициативы снизу трудно было рассчитывать на широкое распространение кредитных учреждений по всей стране, хотя надо сказать, что экономический подъем России на рубеже веков сопровождался повышенным вниманием государства к вопросам правового регулирования народного хозяйства. Так, 1 июня 1895 г. было утверждено «Положение об учреждении мелкого кредита», давшее начало созданию нового типа заведений - кредитных товариществ. Отличие их от прежних ссудо-сберегательных товариществ состояло в том, что они организовывались как беспаевые кооперативные (райффейзеновский принцип) при помощи ссуд Государственного банка. Согласно новому положению расширялись возможности кооперативов к привлечению дополнительных средств со стороны в виде займов и вкладов. Товариществам разрешалось вести посреднические операции по закупке товаров и сбыту производимой продукции. Предоставляемые членам товарищества ссуды могли быть краткосрочными (до 1 года) и долгосрочными (до 5 лет). Все это делало новые кредитные операции гораздо более привлекательными для населения, и в первую очередь для так называемых «малодостаточных лиц».
Следующий шаг в правовом регулировании деятельности кредитной кооперации со стороны государства был сделан в 1904 г. с изданием нового «Положения о мелком кредите». В основе его была идея централизации учреждений мелкого кредита и усиления правительственного надзора за их деятельностью. Все крестьянские со-словно-общинные учреждения оставались в ведении министерства внутренних дел, а кооперативные - министерства финансов. Непосредственный контроль на местах осуществлялся отделениями Государственного банка, которым были подчинены инспектора местного кредита. Создавались также губернские комитеты по делам мелкого кредита, в которые входили представители администрации и земств. К ним переходило право открытия и регистрации новых товариществ без санкции министерства финансов, что способствовало ускоренному росту кредитных кооперативов.
Активизация кооперативного движения на рубеже веков нашла свое выражение и в союзном строительстве. Первый союз кредитных кооперативов - Бердянский - возник в 1901 г. Затем были утверждены уставы Мелитопольского и Суджанского союзов. Чуть ранее (1898 г.) был создан Московский союз потребительских обществ (МСПО), остававшийся долгие годы цент-
ральным объединением потребительской кооперации и выходивший, наряду с кредитной и сельскохозяйственной, на путь самоопределения.
К началу XX в. в русском кооперативном движении постепенно созревают предпосылки для перехода к качественно новому этапу развития: на смену политике «насаждения» кооперативов, продолжавшейся более сорока лет, приходит время самодеятельности и широкого народного творчества, благодаря которому кооперация становится важным фактором общественного развития в стране и ее модернизации.
Безусловно, огромную роль в этом процессе сыграло подвижничество российского земства. Лучшие его представители на протяжении всей истории земского самоуправления верой и правдой служили делу народного благосостояния, видели свое призвание в культурном просвещении населения, подъеме уровня его жизни.
С другой стороны, нельзя недооценивать того положительного значения, которое оказывала правительственная политика, направленная на поддержку кооперации в России. По мнению М. И. Туган-Барановского, именно в позитивной роли государственной власти заключалось принципиальное отличие отечественной кооперации от зарубежной [15].
Таким образом, самоорганизация и самоопределение кооперативного движения стали возможны не сами по себе, а благодаря многолетней, многоплановой, целенаправленной деятельности русских либеральных интеллигентов (отнюдь не радикалов!), земства как особого института местного самоуправления и непосредственно государства, сумевшего верно оценить возможности кооперации в мирном обновлении российского общества.
На быстрые темпы кооперативного движения в стране в предвоенные годы (1907-1914) существенное влияние оказали события первой русской революции (1905-1907 гг.) и мероприятия столыпинской аграрной реформы, которые дали мощный импульс в развитии всех форм самодеятельности и активности широких народных масс, не только разрушающих, но и созидающих. Политические силы левой ориентации обратили внимание на кооперацию как форму социального объединения трудящихся. В рабочем классе становились популярными идеи потребительских обществ, а деревня переживала новый кооперативный бум, чему в немалой степени способствовали отмена выкупных платежей, круговой поруки, повышение цен на хлеб и правительственные меры по поощрению системы мелкого кредита.
С 1 января 1907 по 1 января 1914 г. число всех товариществ увеличилось с 2 189 до 13 080, т. е. в 6 раз, членов в них - с 932,9 тыс. до 8 262 тыс., почти в 9 раз [16]. Итак, кооперация
получает серьезную поддержку «снизу». За организацию кредитных товариществ отныне берется само крестьянство. Кооперативы более не являются предметом исключительной работы представителей земско-либеральной общественности, учреждавших их «сверху», а становятся плодом народного творчества.
Происшедшие изменения непосредственным образом отразились и на финансовых операциях кооперации, и на ее хозяйственной деятельности. Общий баланс кредитных (10 401) и ссудо-сберегательных (3 728) товариществ на 1 июля 1914 г. составил 773 162 000 руб. Причем 12,5% этой суммы приходилось на собственные средства кооперативов, 19,2 - правительственные, 63 - привлеченные [17].
Наиболее состоятельными в финансовом отношении была кредитные кооперативы губерний Прибалтики, Польши и Юга России. Самыми крупными суммами обладали кооперативы Лиф-ляндской губернии. На 1 октября 1913 г. их баланс составил 51 248 261 руб., в то время как для товариществ Владимирской губернии он не превышал 6,7, Ярославской - 4,5 и Московской -4,1 млн руб. [18] Сложившаяся ситуация довольно красноречиво характеризует разницу в материальном положении членов кооперативов в Прибалтике и в Центральной России, основную массу которой составляли средние слои деревни, видевшие главную функцию кооперативов не в накоплении капиталов, а в развитии хозяйства.
Не случайно, что кредитные кооперативы центра страны в эти, уже предвоенные, годы активно занимались торгово-посреднической деятельностью. Они снабжали крестьян машинами и оборудованием, закупали предметы производства и потребления, организовывали совместные поставки на рынок сельскохозяйственной продукции - хлеба, масла, льна. Координацию всей этой деятельности взял на себя созданный в 1912 г. Московский народный банк (МНБ), ставший фактически центральным банком для всей российской кооперации.
Благодаря его усилиям к весне 1913 г. хлебо-залоговые операции вели 15,3% всех кредитных кооперативов империи [19]. Широкое распространение они получили в южных губерниях европейской части страны и в Сибири. Правительство со своей стороны всячески поощряло кооперацию в ее стремлении занять устойчивое положение на хлебном рынке. Под залог хлеба кооперативам в 1912 г. государство выделило 1 015 млн руб., в 1913 г. - 144 млн [20]. В предвоенные годы начала осуществляться государственная программа создания зернохранилищ. Все эти меры способствовали распространению круга кооперативов, занимающихся хлебозалоговы-ми операциями, помогали кооперации активно противостоять частным торговым посредникам.
Кооперация выступала серьезным конкурентом частному предпринимательству и в деле производства молочных продуктов, сыра и масла. Молочно-маслодельные кооперативы довольно интенсивно развивались в Сибири, где их в 1914 г. насчитывалось 2100, что составляло более половины всех такого рода предприятий. Союз сибирских маслодельных артелей, учрежденный в 1911 г., являлся крупнейшей организаций, активно противостоящей частным фирмам не только на внутреннем, но и на внешнем рынке, а продукты российских кооператоров - хлеб, масло, лен - составляли существенную часть отечественного экспорта и высоко ценились в мире.
Постепенно внутри кооперативного движения набирал силу процесс специализации по отдельным отраслям сельскохозяйственного производства (возникли маслодельная, льняная, карто-фельно-крахмальная и другие виды кооперации). Одновременно происходила и дальнейшая интеграция кооперативной системы путем организации союзов и установления договорных отношений между различными кооперативными структурами.
Отметим также, что для первичных кооперативов и их объединений даже на волостном или межрайонном уровне был характерен определенный универсализм. Так, например в Шунгенской волости Костромской губернии, широко известной своей картофеле-крахмальной кооперацией, за пять лет (1909-1914 гг.) возникли 6 паевых кар-тофелетерочных заводов, 2 общественных лабаза, чайная, маслодельно-сыроваренный завод, склад сельскохозяйственных и потребительских товаров с годовым оборотов в 60 тыс. руб., ссыпной пункт, опытный огород, рассадник улучшенной породы скота, артель по разработке неудобных пахотных земель и др. Если же учесть, что еще раньше здесь были открыты кредитное товарищество и сельскохозяйственное общество, то следует признать, что костромские крестьяне, внедрив идеи кооперации в практику повседневной жизни, создали фактически универсальный сельскохозяйственный кооператив [21].
В современной историографии дискутируется ряд принципиальных вопросов: о соотношении общины и кооперации и влиянии столыпинской аграрной реформы на развитие кооперативного движения. В. Кабанов, например, указал на историческую близость и преемственность кооперации и общины, отмечая в них и отличительные черты. По его мнению, коллективизм кооперации принципиально другой породы, чем в общине. В кооперации он добровольный и зиждется на личной свободе и инициативе, тогда как в общине он принудительный, обязательный для всех, «поголовный» [22]. Кроме того, стихия кооперативов - товарно-денежные отношения, в то
время как для общины они суть условия, разрушающие ее. «Через кооперацию крестьянин начинал зависеть не только от общества, но и от рынка, - писал В. Кабанов. - И чем дальше, тем больше. Тем самым, так же незаметно и постепенно, разрушалась и крестьянская община (именно исподволь, а не резко и насильственно, как при столыпинской аграрной реформе)» [23].
С этими соображениями историка трудно не согласиться. Действительно, кооперация шла на смену общине как новая форма социально-экономической организации крестьянства и наследовала ее многовековым традициям в хозяйствовании, труде, быту, культуре естественно и органично. Правда, порою кооперация выступала преемницей не только всего лучшего, что было в общине, но и патриархального, что было явно чуждо ее природе. Так, например, в кооперативах южных уездов Рязанской губернии круговая порука долгое время сохранялась как единственная форма ответственности членов при убытках товариществ [24].
В аргументации В. Кабанова вызывает возражение противопоставление столыпинской аграрной реформы развитию кооперативного движения. Некоторые историки, например А. Корелин и К. Щацилло, отмечая почти десятикратное увеличение числа разного рода кооперативов в период аграрной реформы, склонны связывать его с влиянием общей благоприятной конъюнктуры, сложившейся в начале века, нежели с результатом проводимых мероприятий, экономические последствия которых, по их мнению, предсказать весьма сложно [25].
Но в таком случае резонно поставить вопрос: в какой-то степени правительственный курс способствовал изменению в лучшую сторону общей конъюнктуры или она колебалась исключительно из-за «объективных» (в том числе природно-климатических) условий последних предвоенных лет?
На наш взгляд, всемерный рост кооперации стал возможен благодаря системному воздействию целого ряда факторов, включая и проводимую правительственную реформу.
По данным Главного управления землеустройства и земледелия по нескольким губерниям центра страны, известно, что из 14 935 единоличных хозяйств до землеустройства членами кооперативов были 2 677 человек (18%), а после - 6 291 (42%) [26]. Выделявшиеся из общины на хутора и отруба крестьяне Рязанской губернии активно участвовали в кооперативном движении [27], что вполне понятно, если учитывать их ориентацию на рынок и большую потребность в кредите.
Надо сказать, что кооперация развивается и в тех губерниях, где достижения в земледелии были более скромными (в Ярославской, Костромской, Владимирской они были в два раза ниже
средних показателей по стране) [28]. Таким образом, рост кооперации в том или ином регионе далеко не напрямую зависел от эффективности проводимых там преобразований. В не меньшей степени он был обусловлен благоприятной ситуацией на местах (отношением к данной проблеме губернской власти, земства, предприимчивостью самих кооператоров и др.). Существенную роль играл здесь уже сложившийся опыт хозяйствования крестьян, их участие в кустарных промыслах, специализация сельского хозяйства.
На неоднозначность оценки влияния столыпинской реформы на кооперацию указывает и тот факт, что в период Первой мировой войны, когда осуществление реформы по ряду направлений было приостановлено, кооперация продолжала наращивать свой потенциал, и, надо сказать, не безуспешно. Столыпинская реформа, безусловно, явилась важным стимулом, укрепляющим тягу крестьян к кооперации. Она подтолкнула в кооперативы не только тех, кто выходил из общины, но и тех, кто оставался в ней. Здесь важно отметить, что реформа не противостояла кооперативному движению, но создавала условия для его дальнейшего расширения, превращала его в устойчивый фактор развития российской экономики в целом, что подтвердилось в ходе начавшейся мировой войны.
Деятели кооперации одними из первых выдвинули программу мобилизации народного хозяйства, призывая к участию в ней общества в целом.
Спустя несколько дней после начала войны видный деятель кооперации кн. Д. Шаховской выступил в печати со статьей «Мобилизация хозяйства» [29], в которой предложил план всенародной хозяйственной мобилизации на основе тесного сотрудничества земства и кооперации. Показательно, что подобная инициатива исходила от кооператоров задолго до того, когда этот лозунг стал популярным среди оппозиционных кругов торгово-промышленной буржуазии весной 1915 г.
Первые практические шаги кооператоров были направлены на объединение и координацию действий кооперативных учреждений с различными правительственными, земскими, общественными и частными организациями в их поставках для нужд армии. Так, в 1915 г. в хлебных поставках для армии участвовало около 500 кооперативов, заготовивших около 10 млн пудов хлеба и 1,5 млн пудов сена [30]. Всего же благодаря усилиям министерства земледелия в хлебную кампанию 1915-1916 гг. было получено 407,6 млн пудов хлебных продуктов, причем половину их количества уполномоченные министерства закупали через посредников: из помещиков - 18, кооперативов -17, крестьян - 15% [31].
Осуществляя поставки для армии, кооперация заявляла о себе как о конкурентноспособ-
ной и влиятельной экономической организации, умеющей решать сложные вопросы в самых различных хозяйственных сферах.
Пожалуй, наиболее ярким подтверждением тому было кооперирование льняного дела, ведь до войны Россия была фактическим монополистом на рынке льна - ее доля в мировом производстве его достигла 80%.
Основное распространение крестьянское льноводство получило в губерниях Нечерноземной полосы. Среднегодовые урожаи льна в стране за десятилетие с 1904 по 1913 г. оценивались в 26,6 млн пудов [32]. Доходность хозяйств крестьян-льноводов была в прямой зависимости от экспорта льна и конъюнктуры цен на внешнем рынке. Поэтому, когда с началом войны нарушились все традиционно мирохозяйственные связи (а лен поставлялся в Европу главным образом по железным дорогам Германии и на судах ее торгового флота), над миллионами русских крестьян нависла угроза разорения. Учитывая это обстоятельство, Совет съездов представителей льняного дела подал в правительство соответствующую докладную записку; в результате Государственный банк предоставил учреждениям, ведущим залог льна, значительные кредиты на льготных условиях в размере 12 млн руб.
Движение крестьян-льноводов по организации кооперативных союзов и переходу к залогово-по-средническим операциям охватило многие регионы страны. К середине 1915 г. только в Московской, Смоленской, Тверской губерниях действовало 9 договорных объединений кооперативов, в состав которых входило около 200 товариществ, обслуживающих 100 тыс. хозяйств льноводов [33]. Распространение кооперации в льняном деле приобретало такие масштабы, что вскоре встала задача по координации и планированию общих действий, решение которой легло на плечи созданного в сентябре 1915 г. в Москве центрального товарищества льноводов (ЦТЛ) во главе с А. Чаяновым.
Возникновение кооперации в льняном деле было явлением примечательным, поскольку она распространялась на сферу, ранее традиционно связанную исключительно с частным предпринимательством.
Вместе с тем годы войны были отмечены общим ростом кооперативного движения в стране. По оценкам М. Хейсина, довоенная численность кооперации достигла 10 млн членов, что (включая и семьи) составляло около трети населения страны. К 1917 г., по его же данным, в различных кооперативных учреждениях состояло уже не менее 13,5 млн человек, с семьями - 67,5 млн, т. е. около 40% населения было связано с кооперацией [34]. Рост числа кооперативов и их участников в военное лихолетье сопровождался
существенными изменениями внутри кооперативной системы. Если до 1916 г. кредитная кооперация занимала первое место по численности членов и количеству организаций, то к началу 1917 г. она уступает это место потребительской (соответственно 16 055 и 20 000 кооперативов на 1 января 1917 г.) [35].
Широкое распространение потребительские кооперативы получили в крупных городах и промышленных районах, где плотность населения была высокой, а продовольственное положение крайне напряженным. Ярким выражением новых тенденций кооперативного движения стало возникновение и деятельность в Москве всесословного общества потребителей «Кооперация» (организатором и председателем правления стал Д. Шаховской).
К началу 1917 г. «Кооперация» становится одним из крупнейших, если не самым крупным, кооперативом в мире. Число его членов составляло 61 897 человек, паевой капитал оценивался в 691 760 руб., торговый оборот 16 магазинов за год составил 4 718 597 руб. Около 70% всех товаров закупалось кооператорами через государственные и кооперативные организации, остальное приобреталось у частных торговцев [36].
Таким образом, кооперация накануне российской революции 1917 г. решала важнейшие задачи общественного регулирования народного хозяйства снизу, дополняя, по существу, правительственные попытки регулирования экономики сверху административно-правовыми методами. Сочетание обоих этих факторов вело к качественно новым, положительным структурным сдвигам в экономике страны.
Кооперативный уклад, основанный на принципах демократического хозяйствования миллионов трудящихся, составлял серьезную конкуренцию для государственного и частного секторов экономики. При этом кооперация выступала не просто как хозяйственное или коммерческое предприятие, но как массовое общественное движение с присущей ему идеологией: кооператоры уделяли большое внимание культурному просвещению народа, его образованию и воспитанию в самом широком смысле. Но на этой стороне кооперативной деятельности следует остановиться подробнее.
Теоретики отечественного кооперативного движения до революции 1917 г. одним из основных принципов кооперации практически единодушно провозглашали политический нейтралитет. М. Ту-ган-Барановский считал, что «вовлечение кооперации в политическую борьбу не усиливает, а ослабляет кооперативное движение», несет угрозу его раскола [37]. Однако, по его мнению, соблюдение принципа политического нейтралитета кооперации неравносильно полному отказу от
участия в политической жизни. «При известных условиях, - писал М. Туган-Барановский, - кооперация может и должна участвовать в политической жизни именно тогда, когда дело идет к защите законодательным путем жизненных интересов кооперации». В этом случае она становится «на почву защиты вполне определенных собственных интересов, а не стремится влиять на общее направление политической жизни в стране». Следовательно, «устранение политики из кооперации основывается не на пренебрежении к политике со стороны кооперации, а на сознании различия этих областей общественной жизни» [38].
Однако в российской действительности провести грань между различными сферами общественной жизни и определить черту, за которой начинается область политики, всегда было делом довольно сложным. Кооперативы, претендуя на свой, особый, путь социального переустройства, в силу именно этого обстоятельства уже не могли не заниматься политикой. Так, независимые рабочие кооперативы, созданные в ходе первой русской революции и вскоре после нее, отнюдь не скрывали своих политических пристрастий. Да и в других видах кооперации представители различных партий, организаций и групп проявляли себя политически довольно активно.
Значительную их часть составляли так называемые «кооператоры поневоле», использовавшие кооперацию для прикрытия нелегальной деятельности. Но были и такие, кто полагал, что кооперативы заслуживают внимания уже сами по себе.
Один из видных деятелей кадетской партии, член ЦК, выдающийся организатор кооперативного движения князь Д. Шаховской, выступая на заседании ЦК партии народной свободы в сентябре 1913 г. (вскоре после общероссийского кооперативного съезда в Киеве), настаивал на том, что «кооперативное движение должно быть отмечено и изучено. Оно является большой, новой силой, разрастающейся силой, и кадеты должны встать в ряды работников. Кооперации по самому существу своему быстро выходят из-под опеки правительства и чрезвычайно способствуют сплочению масс» [39].
В ряду теоретиков и практиков российской кооперации стояли кадеты М. Туган-Барановский и Д. Шаховской, внефракционные социалисты Е. Кускова и С. Прокопович, эсеры С. Маслов, А. Меркулов, меньшевики М. Хейсин, Л. Хинчук, К. Пажитнов, большевики В. Ногин, И. Скворцов-Степанов, анархист В. Поссе и др. Все они внесли свой вклад в развитие кооперативного движения в России и связывать их деятельность на кооперативном поприще исключительно с партийными установками было бы совершенно неверным. Кооперация для них была живой реальнос-
тью, и в служении ей многие видели свое призвание.
Другое дело, что сама кооперация в силу ее реального положения в стране, огромного творческого потенциал, демократизма и открытости для людей, без различия их общественного, национального, религиозного и всякого иного статуса, объективно не могла оказаться вне политики, особенно в условиях тех социальных потрясений, в полосу которых вступила Россия с началом Первой мировой войны.
Если в первый период войны кооператоры в целом заняли патриотическую позицию и стремились к налаживанию конструктивных отношений с властью, то по мере осложнения обстановки на фронте все больше втягивались в открытое противодействие правительству.
Анализ политических выступлений кооператоров в течение 1916 - начала 1917 г. показывает их высокую активность даже по сравнению с другими противниками режима. Кооператоры руководствовались различными мотивами, принимая участие в борьбе с самодержавием. Доминирующими среди них были, пожалуй, идеологические. Кооперация как особое социальное движение, исповедующее принципы демократии, равноправия и товарищеской солидарности, связывала свой идеал с обновлением всего общества. До поры до времени достижение этого идеала предполагало постепенность, эволюционизм и мирный реформизм. Однако затягивающаяся война и напряжение в обществе усиливали радикализм верхушки кооператоров, давно и тесно сотрудничавших с либеральными и социалистическими кругами. Таким образом, и кооператоры внесли определенную лепту в подготовку неминуемого социального взрыва.
Они же стали и в ряду главных действующих лиц Февральского переворота, сыграв видную роль в смене власти весной 1917 г. как в центре, так и на местах. Идея воссоздания в столице Совета рабочих депутатов впервые была обнародована 25 февраля 1917 г., в союзе потребительских обществ Петрограда [40]. В Москве и ряде других городов Центральной России (Костроме, Твери, Туле, Иваново-Вознесенске, Кинешме) кооператоры не только выступили инициаторами учреждения новых органов власти, но и возглавляли их или составляли в них значительную часть новых делегатов [41].
Начало марта 1917 г. стало временем триумфа российских кооператоров. Ни до, ни после февральского переворота они в своей политической деятельности не переживали подобного взлета. «Если бы произвести цифровой учет, какие организации принимали ближайшее участие в устранении этих старых властей, то кооперативные организации, наверное, заняли бы одно из пер-
вых, если не первое место», - писал непосредственный участник событий В. Кильчевский [42].
С ним трудно не согласиться. Действительно, положение кооперации накануне свержения самодержавия выгодно отличало ее по сравнению с другими общественными организациями или политическими партиями. Прежде всего это легальное существование, непосредственная связь с массами, относительная экономическая и финансовая самостоятельность, собственная печать, опытный кадровый корпус, значительную часть которого составляли профессиональные революционеры и политические деятели. Сказывалось активное участие кооперации и хозяйственной жизни регионов, подключение ее к выполнению ответственных государственных заданий, взаимодействие с правительственными и земскими органами в деле снабжения населения продовольствием и товарами широкого потребления.
Между тем выход кооперации на политическую арену таил в себе немало опасностей и прежде всего угрозу раскола из-за партийных пристрастий. Кооператоры оказались перед решением сложной проблемы: претендуя на особую политическую линию, они задавались вопросом, кто ее должен разрабатывать и какова здесь роль политических партий и их собственная роль?
Противниками политического выступления были В. Зельгейм, В. Кильчевский и представители рабочих кооперативов М. Хейсин и М. Хин-чук. Все они считали, что заниматься выработкой самостоятельного политического курса кооперации не следует, поскольку в ее рядах нет политического согласия и единства. «Кооперация сильна своей хозяйственной мощью, - заявил он, - и это не надо разрушать. Политическое выступление вызовет раздоры, от чего потерпит ущерб и хозяйственная сторона. А экономика теперь -основа революции, и, подрывая хозяйственную мощь кооперации, мы подрываем революцию и, следовательно, спасение страны» [43].
Несмотря на убедительность подобных доводов, общероссийская кооперация приняла участие в выборах в учредительное собрание. Кооператоры выдвинули своих кандидатов в 16 округах и предприняли лихорадочные действия по сколачиванию своего блока и своей собственной платформы. Для руководства предвыборной кампанией был образован специальный орган - политическое бюро в составе Н. Чайковского (председателя бюро), А. Сазонова и В. Анисимова (товарищей председателя), В. Икова (секретаря) и Н. Смертина (член бюро) [44]. Особое значение кооператоры придавали успеху на выборах в Москве. Совместно с группой «Единство» ими был образован «демократическо-социалистический блок» (№ 8) во главе с В. Плехановым, С. Прокопови-чем, А. Беркенгеймом [45]. Кооператоры развер-
нули шумную компанию в поддержку своих кандидатов, был учрежден специальный фонд, пожертвования в которой сделали Е. Кускова, А. Чаянов, писатель М. Осоргин, редактор «Власти народа» Э. Гуревич (Е. Смирнов) [46]. На устраиваемых блоком предвыборных мероприятиях резкой критике подвергались не только большевики, но и другие политические партии, прежде всего эсеры, за их постоянные колебания между пораженцем Черновым и оборонцем Керенским. Агитируя рабочих, кооператоры пытались затронуть их патриотические чувства, но это оказалось безуспешным. В результате прошедших в Москве выборов блок № 8 занял 4-е место вслед за большевиками, кадетами и эсерами, опередив меньшевиков, он набрал 4,6% голосов москвичей [47], что оказалось недостаточным для избрания выдвинутых блоком кандидатов. Не получили поддержки и другие кооператоры: А. Чаянов, А. Анцыферов, баллотировавшиеся во Владимирской губернии; Е. Кускова и А. Меркулов - в Тверской [48].
Из известных кооперативных деятелей в Учредительное собрание прошли лишь те, кто баллотировался по партийным спискам. Так, членами его стали: В. Кильчевский (Ярославский округ, список № 3 - совет крестьянских депутатов и эсеров); С. Латошников (Костромской, № 1 - «Земля и Воля», эсеры, совет крестьянских депутатов); С. Маслов (Орловский, № 3 -эсеры, совет крестьянских депутатов); Н. Чайковский (Вятский, № 5 - энесы и национальный союз черемисов) [49].
Таким образом, спор между «беспартийными» и партийными политиками, казалось, был однозначно решен в пользу последних. Финал политической активности кооперации в 1917 г. завершился провалом. По амбициям и авторитету кооператоров был нанесен серьезный урон. Таким образом, эволюция кооперативного движения в сторону общественно-политической организации, продолжавшаяся в течение всего периода русской революции 1917 г., привела кооперацию к такому глубокому внутреннему кризису, из которого выйти ей уже не удалось.
Усвоение уроков отечественного кооперативного движения, его достижений и успехов, просчетов и ошибок представляется и сегодня весьма важной и актуальной задачей, поскольку русская дореволюционная кооперация в свое время (1907-1917 гг.) сумела стать существенным компонентом в процессе обновления страны: являла собой феномен народной жизни, синтез традиций (артельность, коллективизм, соборность, взаимовыручка) и новаторства (рынок, широкий масштаб товарно-денежных отношений, свободное индивидуальное членство в товариществах).
В кооперативах того времени людям виделась символика нового. Реальная надежда получить
ответы на самые злободневные вопросы, усматривалась модель преобразования общества на принципах сотрудничества, партнерства и живой солидарности. Другие методы решения социальных проблем - революционное насилие и радикализм - имели непомерно высокую цену и ставили страну на грань катастрофы. Осознание необходимости эволюционного пути - пути постепенного преображения действительности в лучшую сторону, наступившее после потрясений 1905-1907 гг., открывало перед народом широкие перспективы, и кооперация, на фоне всего пережитого, представала качественно новой общественной парадигмой.
В связи с этим особого внимания заслуживает одна очень важная проблема - проблема общественного идеала, которая ярко заявляет о себе именно в переломные моменты истории. В кооперативном идеале центральное место отводилось социальному переустройству при помощи кооперации. Налицо дуализм кооперативного идеала. С одной стороны, нацеленность в будущее без ясно очерченных рамок (отсюда и вполне оправданный консерватизм). Не удивительно поэтому, что идеология русской кооперации весьма многопланова и неоднозначна, вбирает в себя оригинальные концепции (М. И. Туган-Барановского, В. Ф. Тотоми-анца, А. А. Евдокимова, Д. И. Шаховского и др.), черпает из наследия представителей организационно-производительной школы (экономистов А. В. Чаянова, А. Н. Челинцева, Н. П. Макарова, А. А. Рыбникова, А. Н. Минина и др.)
Именно в идеологии русской кооперации как нельзя лучше просматриваются характер кооперативного движения, синтез духовного и материального начал в человеке, скрытный потенциал подлинного творчества масс и самореализации личности и их самоограничения.
Самоограничение кооперативной деятельности должно касаться и сферы политики. Не только из-за того, что вовлечение в политику ставит под угрозу единство кооперативного движения и вносит раскол в ее ряды. Но главным образом потому, что политика - борьба за власть в государстве - не может быть целью кооперации. Кооперация - это прежде всего общественное объединение, самоорганизованная монада, т. е. часть общества, выступающая как оппонент, но и партнер государства в хозяйственной, культурно-просветительской, духовной и других сферах, и никоим образом не в политике, которая сама по себе суть инструмент разъединения и противостояния людей, особенно учитывая современные политтехнологии.
На наш взгляд, многих ошибок и трагедий (особенно в новейшей истории) Россия сумела бы избежать, если бы у российского общества не была утрачена способность к самоорганизации.
В советскую эпоху государство, как известно, практически полностью подчинило себе общество, жестоко регламентируя его жизнь, оставляя очень мало места для несанкционированных сверху инициатив и самостоятельности граждан. Сегодня ситуация постепенно меняется. Строительство гражданского общества предполагает создание различных неправительственных институтов и разветвленной сети общественных организаций, пробуждение деловой и творческой активности и самодеятельности населения.
В конце концов, во многом от восстановления по всем параметрам социального (а не только государственного) организма зависят и перспективы устойчивого развития страны и ее возрождения.
Успехи дореволюционного кооперативного движения были столь впечатляющими потому, что его идеалы и принципы были созвучны православной душе русского человека. Кооперация, выразив достаточно широко религиозно-нравственные воззрения народа, его представления о сущности бытия и человеческого общежития, о характере труда, хозяйства и культуры, стала своего рода формой для практического воплощения их содержания.
Примечания
1. Макаренко, А. П. Теория кооперации [Текст] / А. П. Макаренко, А. И. Крашенников, А. Л. Кизи-левич и др. М., 1982. С. 32.
2. Меркулов, А. Л. Пионеры русской кооперации (братья Лугинины) [Текст] / А. Л. Меркулов // Вестник кооперации. 1912. Кн. 5. С. 3-32.
3. Там же. С. 12.
4. Известия Костромского губернского земства [Текст]. 1915. № 12. С. 51.
5. Туган-Барановский, М. И. Социальные основы кооперации [Текст] / М. И. Туган-Барановский. М., 1989. С. 374-375.
6. Там же. С. 298.
7. Вестник Рязанского губернского земства [Текст]. 1915. № 9. С. 33.
8. Первый съезд представителей ссудо-сберегательных товариществ Смоленской губернии в г. Смоленске 19 и 20 декабря 1876 г. [Текст]. СПб., 1877. С. 5.
9. Известия Костромского губернского земства [Текст]. 1914. № 12. С. 4; Известия Московской губернской земской управы [Текст]. 1915. № 10, 11, 12. С. 30; Туган-Барановский, М. И. Указ. соч. С. 315.
10. Ярославское губернское земство. Труды Первого съезда представителей кооперативных учреждений Ярославской губернии (21-26 января 1913 г.) [Текст]. Ярославль, 1913. С. 108.
11. Корелин, А. П. Земства и мелкий кредит [Текст] / А. П. Корелин // Кооперация. Страницы истории. IV в. М., 1994. С. 26-27.
12. Вестник сельского хозяйства [Текст]. 1915. № 44. С. 6.
13. Туган-Барановский, М. И. Указ. соч. С. 375.
14. Там же.
15. Там же. С. 299.
16. Вестник кооперации [Текст]. 1916. Кн. 6. С. 41.
17. Там же. 1915. Кн. 1. С. 64.
18. Известия Московской губернской земской управы [Текст]. 1915. № 7. С. 51-52.
19. Вестник кооперации [Текст]. 1916. Кн. 6. С. 75.
20. Вестник сельского хозяйства [Текст]. 1915. № 2. С. 13.
21. Костромской кооператор [Текст]. 1913. № 1. С. 13; 1915. № 4-6. С. 4-5.
22. Кабанов, В. В. Крестьянская община и кооперация России XX века [Текст] / В. В. Кабанов. М., 1997. С. 32-35.
23. Кабанов, В. В. Судьбы кооперации в Советской России [Текст] / В. В. Кабанов // Кооперативный план; иллюзии и действительность. М., 1995. С. 22.
24. Экономический обзор Рязанской губернии за 1912 г. [Текст]. Вып. 1. Рязань, 1913. С. 38.
25. Корелин, А. П. П. А. Столыпин. Попытка модернизации сельского хозяйства России [Текст] / А. П. Корелин, К. Ф. Щацилло // Деревня в начале века: революция и реформа. М., 1995. С. 31.
26. Хейсин, М. Л. Исторический очерк кооперации в России [Текст] / М. Л. Хейсин. Пг., 1918. С. 100.
27. Вестник кооперации [Текст]. 1916. Кн. 6. С. 65.
28. Морогин, К. В. Столыпинская аграрная реформа в Костромской губернии [Текст] / К. В. Морогин // Вестник Костромского государственного педагогического университета им. Н. А. Некрасова. 1997. № 2. С. 40.
29. Речь [Текст]. 1914. 30 июля; Кооперативная жизнь [Текст]. 1914. № 15-16. С. 121-123.
30. Кооперативная жизнь [Текст]. 1916. № 2. С. 66.
31. Китанина, Т. М. Война, хлеб и революция (продовольственный вопрос в России. 1914 - октябрь 1917 г.) [Текст] / Т. М. Китанина. Л., 1985. С. 74.
32. Известия Костромского губернского земства [Текст]. 1914. № 12. С. 20.
33. Чаянов, А. Может ли война повлиять на изменение организационных основ русского крестьянского хозяйства [Текст] / А. Чаянов // Вестник сельского хозяйства. 1915. № 16. С. 7; Он же. Кооперативные начинания в области льняного дела [Текст] / А. Чаянов // Костромской кооператор. 1915. № 7-8. С. 3.
34. Кооперативная жизнь [Текст]. 1915. № 17-18. С. 145.
35. Вестник кооперации [Текст]. 1917. Кн. 2-3. С. 86-87.
36. Там же.
37. Отчет общества потребителей «Кооперация» в Москве за второй операционный 1917 год [Текст]. М., 1917. С. 4-6.
38. Туган-Барановский, М. И. Указ. соч. С. 428-429.
39. Там же. С. 432-433.
40. Протокол Центрального Комитета конституционно-демократической партии. 1912-1914 [Текст]. М., 1997. С. 219.
41. См. подробнее: Лубков, А. В. Война. Революция. Кооперация [Текст] / А. В. Лубков. М., 1997. С. 115-126.
42. Кильчевский, В. Кооперация и революция [Текст] / В. Кильчевский. М., 1917. С. 13.
43. Вестник кооперации [Текст]. 1917. Кн. 9-10. С. 61.
44. Там же. С. 65.
45. Власть народа [Текст]. 1917. 15 окт.; 10 ноября.
46. Там же [Текст]. 19, 20 окт.
47. Там же [Текст]. 24 ноября.
48. Там же [Текст]. 1; 24 окт.
49. Политические деятели России. 1917 [Текст] : биографический словарь. М., 1993. С. 392-397.
Т. И. Лыпка
ЭВОЛЮЦИЯ СОЦИАЛЬНЫХ И ИСТОРИКО-ФИЛОСОФСКИХ ИДЕЙ В. РАТЕНАУ
Статья посвящена эволюции историко-философских и социальных идей Вальтера Ратенау. Многообразная предпринимательская деятельность, прекрасное знание различных сторон капиталистического производства давали Ратенау богатейший материал для осмысления общественных проблем и разработки социально-экономических и политических концепций. Ратенау писал о перемещении экономического центра из аграрного сектора в индустриальное хозяйство, об общественных и политических последствиях этих изменений.
Имя Вальтера Ратенау вошло в мировую историю. Ратенау занял почетное место в истории российско-германских и международных отношений. Заметную роль он играл в Германии уже перед Первой мировой войной, а особенно в годы войны и послевоенный период. История германского бизнеса знает В. Ратенау как крупного инженера, предпринимателя, главу всемирно известного электротехнического концерна АЕГ. Серьезный вклад внес В. Ратенау в развитие немецкой общественной мысли, в частности впоследствии его идеи были использованы для обоснования политики «социализированного капитализма» в ФРГ. По всем этим причинам интерес к личности, воззрениям и деятельности В. Рате-нау в Германии и на Западе не исчезает, временами принимая форму своеобразного «ренессанса Ратенау». В Германии широко и торжественно отмечали 100-летие, а в сентябре 1992 г. - 125-летие со дня его рождения. Много пишут о личности Ратенау - своеобразной, яркой, разносторонней. В то же время он был натурой исключительной сложности и противоречивости, многогранной и в чем-то трагичной. Интерес к Рате-нау поддерживает его драматическая судьба. Еврей, вращавшийся в верхах германской экономической и политической элиты; выходец из буржуазной семьи, принятый при дворе императора Германии Вильгельма II; политик и дипломат, старавшийся под огнем критики возродить свою страну после поражения в Первой мировой войне и Версальского договора; патриот Германии, погибший от пули националистов на 55-м году жизни, - все это представляет достойный внимания, поучительный сюжет для исторического исследования. В биографии Ратенау отразилось все своеобразие, драматичность эпохи, одной из важнейших в мировой истории: назревание ми-
ЛЫПКА Татьяна Ивановна - кандидат исторических наук, зав. кафедрой государственно-правовых дисциплин ВятГГУ © Лыпка Т. И., 2007
