CC BY
62
Владимир БУЛАТОВ
КОНЦЕССИИ КАК ИНСТРУМЕНТ УРЕГУЛИРОВАНИЯ ПРОБЛЕМ ЗВЕРОБОЙНОГО ПРОМЫСЛА И ПРИНАДЛЕЖНОСТИ ТЕРРИТОРИАЛЬНЫХ ВОД В РАЙОНЕ БЕЛОГО МОРЯ
Концессии, предоставленные советским правительством норвежским зверопромышленным фирмам в 1923 г., явились инструментом урегулирования проблемы промысла гренландского тюленя в Белом море. Помимо этого, концессии позволили решить проблему принадлежности территориальных вод в так называемой «воронке» Белого моря.
Concessions granted by the Soviet government to Norwegian trapping firms in 1923 became an instrument for settling the sealing problem in the White Sea. In addition the concessions allowed solving the problem of territorial waters belonging in so-called «funnel» of the White Sea.
Ключевые слова:
концессии, внешняя политика СССР, международные торговые отношения, промысел тюленя, Белое море,
Норвегия; concessions, USSR foreign policy, international trade relations, sealing, White Sea, Norway.
Издавна боем морского зверя в районе Белого моря занимались не только русские, но и норвежцы. В процессе «выбоя» гренландского тюленя в других местах его лежбищ — у Шпицбергена, Земли Франца-Иосифа, Ньюфаундленда и у острова Ян-Майен — норвежцы всё большее значение придавали беломорским водам. Пользуясь полным отсутствием их охраны, они стали спускаться в поисках тюленя в глубь акватории Белого моря вдоль Терского берега до села Кузомень и Соловецких островов. Вдоль Зимнего берега норвежцы доходили до Двинского залива, где затем вели промысел у Летнего берега. Это привело к тому, что количество морского зверя внутри Белого моря стало сокращаться, и он переместил свои лежбища ближе к выходу в Ледовитый океан, к участкам в так называемом «горле», удобном своей близостью к океану и обилием льдов, которые являются главным условием для залежек зверя1.
По причине слишком интенсивного норвежского промысла население Летнего, Зимнего и Терского берегов Белого моря было вынуждено почти отказаться от зверобойного промысла, так как место его производства стало для большинства беломорского населения отдалённым. Оно начало искать заработок в других отраслях местного хозяйства — на заводах, лесных разработках, в мореходстве. Что же касается населения Терского берега, то в зимнее время оно вообще было отрезано от мест возможного применения своей рабочей силы и было вынуждено производить зверобойный промысел в порядке отхожего, кочуя с января по май по побережью между рекой Сосновкой и мысом Орловым. Только население северной части Зимнего берега по-прежнему продолжало охоту2.
Характерно, что норвежский промысел всегда осуществлялся браконьерскими, хищническими методами. Примерно в конце XIX в. падение добычи морского зверя привлекло к себе внимание русского правительства. Были исследованы причины сложившегося положения и назначены меры, направленные на их устранение. В пер-
1 Государственный архив Российской Федерации (далее — ГАРФ), ф. Р-8350, оп. 1, д. 3190, л. 263-263(об).
2 Там же, л. 264.
БУЛАТОВ Владимир Викторович — к.э.н, старший научный сотрудник; кафедра экономической теории и экономической политики ВолГУ peir@volsu.ru
вую очередь было решено упорядочить производство боя и организовать охрану вод от набегов иностранных браконьеров-зверобоев, каковыми являлись одни норвежцы. Только лишь этого единственного решения тогда оказалось вполне достаточно. Из-за риска быть пойманными и потерять не только промысел, но и судно, большинство браконьеров отказалось от посещений Белого моря. Особенно норвежские зверобои опасались быть захваченными в самом узком месте его акватории — выходе из Белого моря в Северный Ледовитый океан. Там было весьма трудно ускользнуть незамеченным от охранного судна1.
Однако со временем положение стало меняться. Решения русского правительства оказались на деле для норвежцев лишь «бумажным пугалом». Охрана северных промыслов была организована слабо. Русское правительство смогло направить туда лишь один старый военный транспорт «Бакан», не приспособленный к плаванию во льдах, среди которых производился бой тюленя2. Браконьеры же постепенно возвращались, хотя их промысел приобрёл значительно меньший масштаб, чем это было раньше. У норвежцев была хорошо поставлена информация о местонахождении русского охранного судна и его состоянии. Это давало им возможность почти всегда избегать риска встречи с ним при осуществлении своих «набегов». Кроме того, при таких рейсах они ввели в практику ведение двойных судовых журналов. Так, в случае задержания, охранному судну предъявлялся фиктивный журнал, который служил официальным оправданием их пребывания в русских промысловых водах3.
Действия норвежских зверобоев опять стали вызывать жалобы русских зверопромышленников, которые указывали на то, что норвежцы истребляют зверя и распугивают его4. Таким образом, норвежцы работали в русских водах почти без помех, и задержаний браконьеров практически не было, а жир, добытый таким путём, затем зачастую сбывался промышленным предприятиям России5.
Сложившаяся ситуация продолжалась вплоть до окончания Первой мировой войны, потом браконьеры совсем «осме-
1 Там же.
2Там же, д. 2361, л. 1.
3 Там же, д. 3190, л. 264-264(об).
4Там же, д. 2361, л. 1.
5 Там же, д. 3190, л. 9(об).
лели» и развернули хищническую добычу тюленя, как в старину. Положение стало меняться лишь с 1921 г., когда советское правительство организовало зверобойный промысел с помощью ледоколов. Одновременно на них была возложена и функция по охране вод. Ледоколы задерживали норвежские суда и препровождали их в Архангельск. Такие жёсткие меры вызвали в Норвегии «сильное возбуждение»6.
В целом, исключительное внимание норвежских браконьеров к беломорским промысловым водам объяснялось тремя основными причинами. Во-первых, на мировом рынке существовал повышенный спрос на продукты зверобойного промысла. Во-вторых, имело место почти полное истребление морского зверя в других излюбленных норвежцами промысловых районах — у Ньюфаундленда, Шпицбергена и Ян-Майена. В-третьих, норвежские рыбаки, а с ними почти всё норвежское общество, включая некоторых представителей науки, считали гренландского тюленя «опаснейшим врагом» национальной рыбной промышленности. Именно из-за гренландского тюленя во время его миграции вдоль берегов Фин-маркена7 происходили перебои в весеннем норвежском тресковом лове. Учитывая значение рыбного хозяйства для своей экономики, норвежцы в своей основной массе признавали целесообразным полное истребление этого зверя8.
Впрочем, жёсткие меры советских властей по пресечению браконьерства начали приносить свои плоды — правительство Норвегии предприняло попытки урегулировать проблему своих зверобоев путём переговоров. Но они забуксовали. Причиной стало требование советского правительства к норвежцам признать то, что только ему принадлежит право разрешения на производство рыболовных и зверобойных промыслов в 12-мильной зоне вдоль советских берегов. Также это требование относилось и к водному пространству, которое начиналось от линии, проведённой между точками, отстоящими на 12 миль к северу от мыса Святой Нос (на Кольском полуострове) и мыса Канин Нос (на полуострове Канин)9, то есть на 12 миль севернее так называемой «воронки» Белого моря.
6 Там же, д. 2361, л. 1.
7 Финмаркен — северная область Норвегии, где сосредоточены основные рыбные промыслы.
8 ГАРФ, ф. Р-8350, оп. 1, д. 3190, л. 264(об).
9 Там же, д. 2361, л. 1.
Такие размеры территориальных вод РСФСР превышали традиционно сложившиеся к тому времени морские границы. Немаловажную роль в том, что советско-норвежские переговоры приняли вялотекущий характер, сыграла и Великобритания. Она стала оказывать давление на норвежское правительство. Хотя британцы и не были заинтересованы в зверобойном промысле на Русском Севере, но проявляли заинтересованность в ведении траловых операций в тех же водах. Кроме того, Великобритания всегда отстаивала принцип «свободы морей»1.
В начале 1923 г., перед наступлением зверобойного сезона, норвежские зверопромышленники «созрели» для того, чтобы заплатить за легализацию своего промысла во избежание осложнений с советскими властями. Хотя переговоры стали вестись не с норвежским правительством, а с частными лицами, сам этот факт говорил о главном — любое соглашение с норвежскими зверобоями являлось фактическим их признанием за РСФСР права давать разрешение на ведение промысла в тех северных водах, где они всегда промышляли «безданно-беспошлинно»2.
В 1923 г. советское правительство заключило три концессионных договора с норвежскими зверопромышленниками — Торговым домом «Винге», Х. Христенсеном и Аалезундским союзом судоходства.
Самым крупным концессионером был Аалезундский союз, который являлся объединением норвежских зверопромышленников. В отличие от двух других договоров, переговоры по поводу заключения с ним концессионного договора велись уже с участием представителя правительства Норвегии (а не с частными лицами, как в случае двух других концессий). Конкретно, в переговорах принимал участие директор норвежского Продовольственного департамента Иоганессен. 18 декабря 1923 г. проект договора был утверждён СНК. На следующий день — 19 декабря 1923 г. — он был заключён. Договор был сезонным. Срок его действия распространялся только на период с 1 февраля по
15 июня 1924 г.
Согласно концессионному договору, Аалезундский союз получил право на ведение зверобойного промысла по всему побережью континента и островов от грани-
1 Там же.
2 Там же, л. 1-2.
цы с Финляндией3 до западного берега Новой Земли (включая мыс Желания), а также в горле Белого моря, за исключением водного пространства к югу от линии Орловский Маяк — мыс Канушин. Срок его действия распространялся только на период с 1 февраля по 15 июня 1924 г. Согласно его условиям, общий тоннаж судов концессионера не должен был превышать 4 тыс. регистровых тонн4.
Плата за концессию (долевое отчисление) не зависела от валовой добычи предприятия. Норвежцы могли вести промысел, уплачивая по 10 американских долларов с каждой регистровой тонны участвовавших в охоте судов. Таким образом, плата должна была варьироваться в пределах 40 тыс. долларов5.
На заключении этого договора «по политическим соображениям» особо настаивала советский полпред в Осло А.М. Коллонтай. Однако с точки зрения «хозяйственных соображений» договор не мог не вызвать протестов со стороны различных советских организаций. По информации Главного концессионного комитета при СНК СССР (Главконцесском) норвежцы добыли в 1924 г. свыше 200 тыс. голов тюленя. Это фактически подтверждали находившиеся на норвежских судах агенты-наблюдатели Народного комиссариата земледелия РСФСР (Наркомзем) профессор Н.А. Смирнов и его ассистент. С их точки зрения, в сезон 1924 г. промысел норвежцев по своей интенсивности не соответствовал запасам зверя. Его продолжение в прежних размерах вело к неизбежному истощению тюленьего стада6. Срок концессии Аалезундского союза истёк 15 июня 1924 г. и неминуемо возникал вопрос её возобновления.
Летом 1924 г. между СССР и Норвегией шли переговоры о заключении договора о торговле и мореплавании. Норвежская делегация стала настаивать на включении в его текст разрешения на зверобойный промысел. Советская сторона предложила этот вопрос обсудить отдельно, в порядке предоставления концессии. Тогда норвежцы внесли предложение о допущении норвежских судов в советские терри-
3 В то время территория Финляндии соприкасалась с побережьем Баренцева моря.
4 Иностранные концессии в рыбном хозяйстве России и СССР (1920—1930-е гг.). - М.: Современная экономика и право, 2003, стр. 143.
5 Там же, стр. 286.
6 ГАРФ, ф. Р-8350, оп. 1, д. 3190, л. 237.
ториальные воды за плату в 10 норвежских крон (1,5 американских доллара) за регистровую тонну. При этом они поставили подписание торгового договора в зависимость от разрешения вопроса о предоставлении концессий на их условиях. Условия были для советской стороны неприемлемыми, и переговоры временно при-остановились1.
В связи с необходимостью их возобновления глава советской делегации П.Л. Войков 5 сентября 1924 г. вызвал к себе управляющего Отделом рыболовства и рыбоводства Наркомзема М.А. Казакова. Войков сообщил, что советская сторона намерена предоставить норвежцам в виде уступки право зверобойного промысла на сезон 1925 г. на тех же условиях, как и в текущем году. По его словам, на этот шаг имелось согласие члена Главконцесскома А.Е. Минкина. Войков объявил, что если Наркомзем с этим предложением не согласен, то ему следует срочно принять меры по защите своей точки зрения в Главконцесскоме2.
16 декабря 1924 г. концессионный договор с Аалезундским союзом был пролонгирован на ещё один зверобойный сезон. Затем 15 декабря 1925 г., одновременно и в связи с заключением советско-норвежского договора о торговле и мореплавании, концессионный договор был уже во второй раз пролонгирован советской стороной. Своей нотой заместитель наркома по иностранным делам СССР М.М. Литвинов известил об этом М.А. Юрби — посла и полномочного министра Норвегии в СССР. Однако Литвинов добавил, что, «в отступление от принципов» концессионного договора от 16 декабря 1924 г., советское правительство оставило за собой право требовать, чтобы размер тоннажа норвежских концессионных судов был сокращён в «необходимых размерах». Впрочем, это могло произойти только в том случае, если советские и норвежские специалисты «большинством голосов» признают, что норвежский тоннаж создаёт опасность для сохранения и размножения стада тюленя в Белом море3.
1 Там же.
2 Там же, л. 237.
3 ГАРФ, ф. Р-8350, оп. 4, д. 103, д. 29.
Упомянутые в ноте Литвинова «советские и норвежские специалисты» должны были войти в так называемую «паритетную комиссию», призванную в том числе изучать вопросы сохранения гренландского тюленя. Планировалось, что компетентные учреждения Норвегии и Советского Союза выделят для работы в ней по одинаковому числу экспертов. Комиссия должна была приступить к своей работе не позднее трёх месяцев после даты пролонгации договора с Аалезундским союзом судоход-ства4.
26 апреля 1926 г. с Аалезундским союзом был заключён уже долгосрочный концессионный договор, который должен был оставаться в силе в течение всего времени действия советско-норвежского договора о мореплавании. Согласно всем договорам, сезон промысла устанавливался с 1 марта по 15 июня каждого года. Концессия Аалезундского союза судоходства просуществовала фактически до середины 1937 г. и явилась, таким образом, одним из немногих «долгожителей» в истории советской концессионной практики.
Она и стала компромиссом, призванным устранить трения между СССР и Норвегией в вопросе промысла в так называемой «воронке» Белого моря (то есть в акватории, лежащей к югу от линии между мысом Святой Нос и мысом Канин Нос и до линии, соединяющей мыс Орлов и мыс Ка-нушин). Эту часть Белого моря, как и всё Белое море, правительство СССР рассматривало в качестве внутренних вод Союза ССР. Факт заключения концессионного договора означал признание Норвегией (уже не на уровне частных лиц, а на уровне правительства) фактического права СССР распоряжаться всем водным пространством «воронки». С другой стороны, норвежские зверопромышленники за сравнительно небольшую плату в 25 тыс. американских долл. за сезон получили право производить тюлений промысел в этой акватории, где во второй половине зимы собирались огромные стада морского зверя5.
4 Там же.
5 ГАРФ, ф. Р-8350, оп. 3, д. 457, л. 38.
