CC BY
206
II. КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ ЯЗЫКОВЫХ КАТЕГОРИЙ
УДК 811.161.1; 81:39
Е.В. Петрухина
КОНЦЕПТУАЛЬНЫЙ ПОТЕНЦИАЛ КАТЕГОРИИ НАСТОЯЩЕГО ВРЕМЕНИ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ: МЕЖДИСЦИПЛИНАРНЫЙ ПОДХОД
Статья посвящена концептуализации грамматического настоящего времени в русском языке на фоне изучения категории времени в других гуманитарных науках. Цель статьи - показать релевантность грамматической семантики для исследования восприятия времени в данном языковом сообществе. Концептуальный потенциал грамматических характеристик имеет особую значимость в связи с современной моделью виртуального времени в информационном глобализированном обществе, изучающейся в социологии, психологии и философии.
Ключевые слова: русский язык, настоящее время, виртуализация времени.
1. Актуальность вопроса о настоящем времени в гуманитарных науках
1.1. Традиционная проблематика настоящего времени в современных гуманитарных исследованиях. Категория времени - это традиционная и всегда актуальная тема как в естественных, так и в гуманитарных науках. Интерес к данной категории в естествознании усилился во второй половине 20-го века в связи с научными достижениями в изучении термодинамических процессов, вызвавшими «переоткрытие времени», переосмысление его структуры и роли наблюдателя, отношений между случайностью и необходимостью и др. [Аршинов, Климонтович, Сачков 1986: 406]. Всплеск интереса к категории времени произошел и в гуманитарных науках, прежде всего в связи с анализом изменений в человеческом обществе, живущем в эпоху технологических открытий и ускорения социально-экономических процессов (обзор некоторых темпоральных концепций см. в [Заботкина 2012: 15-43]).
В философии, психологии, социологии, культурологии, литературоведении обсуждаются такие аспекты настоящего времени, которые актуальны и для лингвистики. Сводится ли настоящее к моменту речи и перцептивно воспринимаемой реальности или оно может выйти за рамки этого периода? В чем выражается и как происходит, с одной стороны, отграничение настоящего от прошлого и будущего, а с другой - связь временных планов?1 Как связано настоящее с особенно-
1 Вопрос о специфической структуре динамических систем, позволяющей им «отличать прошлое от будущего»
стями человеческого восприятия реальности? [Войскунский 2012: 161; Губин 2012: 119-122]. Отмечается, что с одной стороны, настоящее - это лишь миг между прошлым и будущим, с другой -только настоящее реально существует, т.к. прошлое - это то, что в данный момент уже не происходит, а будущее еще не наступило. И как реальное время, в котором мы живем, оно не может, с одной стороны, обладать нулевой протяженностью, с другой - завершенностью. В психологии и философии сущность настоящего связывается с текущим временем так же, как в свое время его определил филолог М.М. Бахтин. «Настоящее -это нечто преходящее, это текучесть, какое-то вечное продолжение без начала и конца... Настоящее в его, так сказать, «целом» (хотя оно именно и не есть целое) принципиально и существенно не завершено: оно всем своим существом требует продолжения» [Бахтин 1986: 417].
Именно с «текущим настоящим» связано неотъемлемое специфическое свойство сознания -субъективная реальность (СР), для обозначения которой в психологии существует целый ряд терминов: «квалиа» как чувственные отображения, «интроспективное состояние» и др. «Текущее настоящее» непрестанно движется, «образуя и продолжая непрерывный континуум СР данной личности» [Дубровский 2012: 104]. Есть экспериментальные данные, согласно которым на обработку
и обусловливающей необратимость физических, химических, биологических процессов в природе, находится в центре изучения времени и в естественных науках [Пригожин, Стенгерс 1986].
воспринимаемой в текущий момент информации человеку требуется три секунды. То, что воспринято и осознано за этот миг, остается в памяти, участвуя в формировании семантических сетей и сохраняя впечатление непрерывности восприятия - непрерывности текущего настоящего [Pöpel 2012: 32-41].
Текущий момент сознания важен для определения сущности настоящего и с философской точки зрения. «Только в настоящем живет совесть - ее не может быть вчера или завтра ..., ум - я каждый день должен порождать в себе то состояния ума, которое делает возможным мои адекватные действия, нельзя успокоиться на прошлых достижениях, истина - она всегда живая, если это истина, и потому, как часть бытия, должна постоянно возрождаться» [Губин 2012: 121-120]. Но при этом и психологи, и философы отмечают, что настоящее, по своему субъективному характеру, -может выходить за рамки перцептивно воспринимаемого бытия. Это не только наблюдаемая и осознаваемая реальность, «но и скрытая от непосредственного наблюдения внутренняя суть этой реальности» [Войскунский 2012: 161], которая поддерживается общими знаниями, а также «силой воображения, мыслью, прошлыми переживаниями» [Губин 2012: 124]. Сходным образом определяется настоящее и в лингвистике, но в языке имеются особенности концептуализации настоящего (см. раздел 3).
1.2. Новые задачи изучения настоящего в гуманитарных науках в связи с изменениями современного хронотопа. Социологи и психологи говорят о новом, техноцентричном, образе времени, для которого характерны уплотнение и деформация, возникающие в результате ускорения технического прогресса и развития электронных средств информации и телекоммуникации. Особенности современного глобального хронотопа сводятся к «ускорению времени» и «сжатию пространства» [Горин 2003]. Об этом говорилось и на междисциплинарном русско-немецком семинаре «Настоящее время» («Präsens»), который проходил в Москве в марте 2012 г. в Центре когнитивных программ и технологий РГГУ (доклады семинара опубликованы в [Präsens 2012]). Одним из проявлений этих процессов является социально-культурный и психологический феномен современной цивилизации - «сокращение нашего пребывания в настоящем». С возрастанием количества нововведений в единицу времени и скорости информационного потока настоящее быстро устаревает; то, что было только что актуально,
быстро утрачивает свою актуальность и становится «вчерашним днем» [Люббе 1994: 94-113]. Наблюдается ускорение и уплотнение не только информационного потока, но и событийного, исторического времени. «Сегодня история творится на наших глазах, люди не успевают к ней адаптироваться, а уже наступает новая» [Капица 2006].
Целый ряд новых явлений, связанных с восприятием времени, порождается синхронизацией информационных и коммуникативных процессов, в частности так называемый «эффект присутствия», когда «человек иллюзорно "присутствует" в одной реальности с предметами или субъектами, на самом деле отсутствующими в непосредственно наблюдаемой им физической реальности» [Войскунский 2012: 170]. Соприсутствие осуществляется дистанционно посредством интернет-технологий и телекоммуникации, приобретая особые формы в телевизионных программах «реалити-шоу», а также при использовании специального оборудования в кинотеатрах «для дополнительной перцептивной стимуляции», а также у игроков в компьютерные игры, погружающихся в виртуальную «реальность» и легко переходящих из одной «реальности» в другую.
Многие зарубежные социологи и философы пишут об уничтожении человеческих представлений о линейном времени: глобальные телекоммуникационные и компьютерные системы, объединяющие все временные пояса в единую сеть «мгновенного доступа» и в ничтожные доли секунды передающие гигантские объемы информации, создают «иллюзию одновременности» разнородных процессов и событий. Представление о конкретном переживаемом мгновении исчезает, при этом текущий момент характеризуется чрезвычайным уплотнением (зарубежные социологические и философские исследования времени в связи с новыми компьютерными и информационными технологиями анализируются в [Заботки-на 2012: 399-426]).
Тотальность синхронных коммуникаций и «онлайн» технологий ослабляет связь настоящего с другими временными планами, создавая когнитивные основания для современной массовой культуры, которую называют «клиповой» [Миронов 2005: 156-184]. Если традиционная культура основывается на балансе синхронных и диахрон-ных информационных потоков, то в «клиповой» возрастает роль «сиюминутного настоящего» [Банников 2013]. На специальных психологических семинарах и многих сайтах пропагандируется современная мудрость, которая призывает «жить
в отрезке сегодняшнего дня», не вспоминая о прошлом и не беспокоясь о будущем: «самое главное - это то, что происходит с тобой сейчас, в данную минуту» [Воеводина 2014]. В клиповой культуре телекоммуникационные сети используются «не для трансляции смыслов, но для производства трех карнавальных составляющих: смеха, агрессии, секса» [Банников 2013]. На фрагментарное, «клиповое» сознание работает также распространение компьютерных игр с их «множественностью реальностей» и «онлайн» технологиями.
Негативные когнитивные последствия ускорения информационно-событийного времени, тотальности синхронных коммуникаций и радикальной смены жизнеощущения в «клиповой» культуре, ведущие к разрушению целостной картины мира, ставят перед гуманитарными науками задачу поиска формы реакции на стремительную «эволюционную динамику» современного техно-центричного и глобализированного мира [Люббе 1994: 112-113]. В поисках решения возникших когнитивных проблем большое значение имеют языковые данные, концептуально значимые и релевантные для языковой картины мира. Язык объективирует человеческие знания о мире (не только обиходные, «наивные», но и онтологические), зафиксированные или закодированные в семантической структуре языковых категорий, семантике и сочетаемости языковых единиц, тем самым храня опыт предшествующих поколений в познании мира и законов бытия и делая их доступными для изучения [Кубрякова 2004: 306].
2. Роль языковых данных в исследованиях настоящего времени
2.1. Концептуальный анализ лингвистических терминов. Языковые знания могут быть как универсальными, так и неуниверсальными, зависимыми от исторического опыта и культурно-национальных черт этноса. Так, «человек не рождается с чувством времени, его временные и пространственные понятия всегда определены той культурой, к которой он принадлежит» [Гуревич 1972: 84]. Но универсальны сами когнитивные механизмы использования этих знаний при восприятии действительности, построении и интерпретации текста [Демьянков 1992: 52]. Соответственно сокрытые в языке знания о мире и система жизненных координат в той или иной степени влияют на наше восприятие внеязыковой действительности, что позволяет говорить о «миросо-зидающей функции языка» [Кубрякова 2012: 68].
Анализ даже «поверхностных» языковых данных, связанных с лингвистической терминологией, в данном случае категории времени, выявляет основные когнитивные проблемы ее интерпретации. В русском языке термин «настоящее время» ассоциируется с представлениями о действительно существующем, реальном, актуальном - благодаря живым семантическим связям с соответствующими значениями прилагательного настоящий, например: настоящая причина; настоящее французское вино. Соответственно, «в русском языке «настоящее» -это не только темпоральная, но и онтологическая категория» [Войскунский 2012: 160]. Примечательно, что в отечественной философии особый интерес к настоящему времени объясняется именно его связью с реальностью, «со своим настоящим "теперь", ибо другого реального, а не иллюзорного места во времени у нас нет» [Аршинов, Климонтович, Сачков 1986: 414], а также с осмыслением самой категории бытия, т.е. того, что есть «жизнь в настоящем» [Губин 2012: 120].
В английском языке (как и в немецком, а также в некоторых других европейских языках) концептуальный потенциал грамматического термина present („настоящее время') иной, определяемый семантической и формальной связью с родственным словом presence - „присутствие'. В немецком похожие семантические и функциональные отношения представлены в паре слов Präsens - Präsenz. Presence как термин используется для обозначения синхронных (on-line) коммуникаций и синхронизации информационных потоков, в частности в качестве бренда новых информационных и коммуникационных технологий, «телеприсутствия» (ср., например, название научного журнала «Presence: Teleoperators and Virtual Environments» [Войскунский 2012: 170]).
Закономерно, что в современных психологических работах в связи с настоящим временем обсуждается проблема разграничения реального и нереального настоящего, которая отражена непосредственно в лингвистических терминах. Речь идет о проблеме параллельного присутствия в человеческом сознании «элементов разных реальностей, в частности близких к объективному отражению окружающей реальности и ... неконкрети-зированных элементов воображаемых. реальностей» - фантазий и мечтаний, виртуального мира компьютерных игр, галлюцинаций, сновидений и др. [Войскунский 2012: 166].
2.2. Концептуальный потенциал грамматической категории времени. Пример использования грамматических сведений для концепту-
ального анализа понятий в гуманитарных («нелингвистических») науках можно найти в трудах известного немецкого историка Р. Козеллека. По его мнению, само понимание исторического времени изменилось после того, как слово история, утратив форму множественного числа и значение конкретных событийных историй, «обрело форму единственного числа и стало независимым понятием»: «людям стало казаться, что история им подвластна и что они сами могут ее создавать», «делать историю» [Козеллек 2004]. Именно такой подход к истории реализуется в современной исторической науке в рамках господствующего в ней направления «презентизма» (к этому вопросу мы вернемся в разделе 3.3).
В лингвистике высказывались разные точки зрения на концептуальную значимость грамматических категорий, в том числе и отрицающие ее. Так, в 80-е гг. ХХ в. авторы Лингвистической энциклопедии О. Дюкро и Ц. Тодоров, опираясь на анализ лингвистической терминологии, утверждали, что грамматическое время, важное для формообразования, к семантическому анализу не имеет никакого отношения [Ducrot, Todorov 1983: 305]. В качестве важного аргумента они указали на наличие в английском и некоторых других языках двух различных слов для обозначения грамматической и понятийной категорий времени: в английском языке это Tense и Time, в немецком Tempus и Zeit. По мнению О. Дюкро и Ц. Тодорова, понятийная категория Time выражается прежде всего лексически, в том числе и при помощи прямой номинации дат и сроков, тогда как грамматическое время (Tense) используется в основном для классификации различных форм глагола [Ducrot, Todorov 1983: 318] (подробнее об этом см.: [Яковлева 1994: 83-84; см. также Демьянков 2012: 184-185]).
Однако в целом ряде когнитивных исследований (В. Чейфа, Л. Талми, Р. Лангакера, Е.С. Куб-ряковой, Н.Н. Болдырева и др.) было убедительно показано и обосновано, что грамматически выражаемые концепты играют ключевую роль в категоризации и концептуализации действительности. Они формируют сетку координат, структурированную основу для распределения смыслов, выражаемых всеми другими языковыми средствами, см.: [Талми 1999; Кубрякова 2006; Болдырев 2006; 2012; Болдырев, Беседина 2007]. Именно такой подход к грамматической семантике реализован в данной статье: предпринята попытка осмыслить заданные грамматической темпоральной системой русского языка координаты в познании онтологической категории времени. В дальней-
шем необходима интеграция знаний о концептуальном устройстве категории времени в русском языке, полученных в ходе анализа как грамматических, так и активно изучающихся в последние десятилетия лексических и метафорических способов выражения времени, а также аксиологии этой категории в художественном дискурсе, например, см.: [Арутюнова 1997; Падучева 1999; Яковлева 1994; Заботкина 2012; Коннова 2012; 2012а], о принципах концептуальной интеграции в грамматике см.: [Шарандин 2001; 2009].
Вслед за Петербургской функциональной грамматикой (ПФГ) и Московской семантической школой (МСШ) считаем, что зафиксированные в языке культурно и исторически обусловленные особенности мировосприятия могут быть описаны на сугубо лингвистических основаниях. Например, в работах А.В. Бондарко в значении языковых форм и категорий выделяются универсальная смысловая основа и идиоэтнический интерпретационный компонент: содержание, выражаемое формальными средствами, всегда выступает в той или иной языковой интерпретации как прошедшее сквозь призму системы данного языка, сквозь призму языковой формы [Бондарко 2002: 109, 117-119], т.е. интерпретатором выступает сама языковая система. В МСШ «особый способ мировидения», отраженный в русском языке, который выражается «языковыми средствами самой разной природы - морфологическими, словообразовательными, синтаксическими, лексическими и даже просодическими», изучается также только лингвистическими методами [Апресян 2006: 35]. Это не исключает привлечения для концептуального анализа других гуманитарных знаний - исторических, психологических, социологических.
Наше сопоставительное изучение настоящего времени в русской грамматике и в других гуманитарных науках показало, что в языке «в отрытом доступе» представлены результаты концептуализации онтологической категории времени в данном этносе, во многом подтвержденные исследованиями в литературоведении, психологии, философии и социологии. При помощи языкового материала можно выявить реализованные особенности восприятия времени в данном культурно-языковом сообществе.
3. Граммема настоящего времени с позиций междисциплинарного подхода
3.1. Определение граммемы настоящего времени. В гуманитарных науках приняты положения об относительном характере времени и за-
висимости всех темпоральных координат от наблюдателя, а также об однонаправленности и необратимости течения времени. Это соответствует трактовке времени в грамматике как дейктиче-ской категории, формы которой в разных языках выражают ориентацию действия «по отношению к моменту речи или, шире, по отношению к "hic et nunc" - 'здесь и теперь' - говорящего лица» [Мас-лов 2004: 307-308] (обзор современных темпоральных теорий см. в [Бондарева 2012: 33-43]).
Настоящее время занимает центральное положение в языковых системах времен, относительно которого определяются другие временные планы и семантика форм времени. Согласно наиболее распространенному определению граммемы настоящего времени в русском языке, представленному в академических грамматиках, работах В.В. Виноградова, Ю.С. Маслова, А.В. Бондарко и др., основным значением форм настоящего времени является одновременность действия с моментом речи. Поэтому среди частных значений форм настоящего времени центральное положение занимает актуальное настоящее [Бондарко 1971: 65]. Актуальное настоящее, как известно, выражает конкретное наблюдаемое действие, одновременное с моментом говорения, разделяющим временные планы прошедшего и будущего: Катя решила первую задачу, теперь разбирает вторую. Когда ее решит, примется за самую сложную1.
Форма настоящего времени «фиксирует срединную фазу ситуации, а сама она рассматривается «изнутри», синхронно с ее протеканием» [Князев 1997: 134], что соответствует упомянутым выше параметрам настоящего времени в психологии - как текущего ментального состояния личности. Различия в определениях настоящего в лингвистике и психологии заключаются в том, что в языке актуальное настоящее описательное: говорящий-наблюдатель описывает действия, наблюдаемые или совершаемые им самим в момент говорения, тогда как текущая реальность сознания человека скрыта и ее довольно сложно вербализовать и описать.
В лингвистике обсуждается вопрос, значимый и для других гуманитарных наук (упомянутый в разделе 1.1): сводится ли настоящее лишь к моменту речи или план настоящего, благодаря
1 Языковые примеры без помет принадлежат автору данной статьи. Примеры с указанием конкретного автора подобраны при помощи поисковой системы Google из интернет-изданий соответствующих текстов (это не касается примеров из романа Саши Соколова «Школа для дураков»).
способности человека к обобщению и метафори-зации, может расширяться, не утрачивая связь с моментом речи? По нашему мнению, именно описательность актуального настоящего, а также форма его выражения создает в русском языке базу для расширения настоящего и выхода за рамки конкретной наблюдаемой ситуации. Формы настоящего времени НСВ могут выражать актуальные для момента говорения характеристики лиц и предметов по типичным действиям, в которых они участвуют, например: (3) Я встаю рано. Пластиковые карты этого типа не обслуживаются в нашем банке; потенциальные умения и свойства: (4) Она прекрасно поет, хорошо готовит. Дерево в воде не тонет. Эти формы также могут выражать постоянные процессы, состояния, отношения и действующие законы: (5) Земля вращается вокруг своей оси. У металлов при очень низкой температуре сопротивление почти полностью исчезает.
В приведенных примерах (3-5) выражается одновременность момента речи с действующими в момент говорения характеристиками и законами. «Эти характеристики действия, как и конкретные разовые действия настоящего, имеют для говорящего статус актуальной действительности, в которой он живет и с которой взаимодействует» [Шелякин 2001: 94]. В российской лингвистике подобные типы употребления форм настоящего времени рассматриваются в рамках так называемого «неактуального настоящего», о терминологии см.: [Петрухина 2009: 126-132]. Однако более логичным выглядит другой термин, который мы здесь предлагаем, - «обобщенное настоящее», реализуемое в его разновидностях: узуальное (примеры 3), потенциальное (4), постоянное (5) настоящее, т.к. обобщенные характеристики и законы действительны и для момента речи (т.е. в определенном смысле они тоже актуальны, несмотря на их обобщенность). Обобщение предполагает, что действие осуществлялось до момента речи и будет осуществляться после него [Mehlig 1995: 192], соответственно интерпретация его как закономерности включает момент речи.
Итак, одновременность действия моменту речи как граммема настоящего времени понимается широко: она охватывает не только длящееся в момент речи действие, но и действующие в этот момент определенные характеристики лиц и предметов, состояния, отношения, правила и законы. Такая интеграция поддерживается единой формой выражения данных значений - формой настоящего времени НСВ. В русском языке нет специаль-
ных морфологических средств для разграничения актуального и других типов настоящего, в отличие, например, от английского языка, в котором противопоставлены формы Presence Continues и Presence Indefinite.
Граммема настоящего времени соответствует обоснованному в психологии и философии свойству настоящего не ограничиваться лишь рамками перцептивно воспринимаемого бытия, т.к. осознаваемая реальность значительно шире наблюдаемой. Но при этом сохраняется семантическое разграничение текущей ситуации и актуальных для момента говорения общих знаний о мире. Это семантическое различие в русском языке релевантно для употребления видов, т.е. может иметь и формальные проявления. Актуальное настоящее выражается лишь формами глаголов НСВ, тогда как обобщенное настоящее (как правило, речь идет о повторяющихся, узуальных действиях) в определенных контекстных условиях может быть выражено также формами СВ, например: Как только созреет (ср. созревает) малина в лесу, он на неделю приезжает в деревню. Иногда и такое бывает: человек идет, разговаривает, смеется, потом вдруг упадет (ср. падает) - и конец.
3.2. Актуализация прошлых событий в настоящем историческом: психологический аспект. Как известно, форма настоящего времени НСВ позволяет также актуализировать прошлые события, представив их как протекающие как бы перед глазами говорящего, например: (6) Ровно в шесть часов утра приезжаю на последнюю станцию, в Игишево. Издрог, не хочу и греться, кричу: лошадей ... (Ф.М. Достоевский).
Особенностью русского языка в актуализации прошедших событий является использование той же формы, которая выражает и актуальное настоящее, - формы настоящего НСВ. Соответственно расширение настоящего в прошлое в русской языковой картине мира происходит как расширение актуального настоящего. Однако в настоящем историческом актуализации могут подвергаться не только конкретные, наблюдаемые действия (как в примере 6), но во вторичном (нарративном) дейксисе [Апресян 1995: 632] также обобщенные, занимающие длительный период и поэтому не предполагающие наблюдаемость: (7) В конце апреля Гумилев выезжает из Парижа в Россию. Он должен отбывать воинскую повинность. Но первым делом он устремляется в Киев, чтобы увидеть Анну Горенко. Затем - в Цар-
ское. По дороге заезжает в Москву на свое первое свидание с Брюсовым (В. Лукницкая).
Формы настоящего времени при любом повествовании, в том числе и художественном (в котором точкой отсчета является текущий момент текстового времени [Падучева 1996: 283]), выражают синхронную авторскую позицию: повествователь находится как бы в том же времени, что и описываемый персонаж [Успенский 1995: 97]. При художественном повествовании создается псевдоканоническая коммуникативная ситуация, которая синхронизирует также позиции адресата повествования и повествователя, «помещая адресата в непосредственный контакт с повествователем» [Падучева 1996: 289], создавая своего рода иллюзию их соприсутствия во времени.
Важно отметить, что при изображении прошедших действий как настоящих не происходит смешения временных планов прошедшего и настоящего: при актуализации прошедших действий четко выражается их отнесенность к прошлому. Это обязательное условие актуализации, соответствующее психологическим основаниям разграничения временных планов, т.е. и при таком употреблении «присутствует регистр различения и санкционирования того, что действительно происходит в настоящем и того, что является лишь воспоминанием или воображением. Этот фундаментальный механизм санкционирования подлинной реальности действует арефлексивно. Примеры его нарушения хорошо описаны исследователями шизофрении и других проявлений психопатологии» [Дубровский 2012: 114].
Литературно-художественная интерпретация патологии в восприятии времени представлена в романе С. Соколова «Школа для дураков»1. Это «роман сознания», вербализующий внутреннюю речь героя, психически больного мальчика. Из-за нерассудочного восприятия мира герой романа видит мир как хаос, лишенный причинно-следственных и хронологических связей. Реальность переплетена с мечтами и фантазиями. Все события прошлого и настоящего, фантазии и иллюзии существуют в сознании хаотично, беспорядочно, локализуются в момент внутренней речи героя как «множество точек» на листе бумаги. Всеохватывающее настоящее время создается
1 Модель времени в романе С. Соколова «Школа для дураков» была проанализирована в дипломной работе студентки филологического факультета А.П. Башкировой [Баш-кирова 2014], которая работала под руководством автора данной статьи.
разнообразными языковыми средствами: используются формы настоящего времени, именные предложения, пропуск глаголов, включение диалога с любым лицом (многие из них вымышлены), формы императива. Поток этих языковых форм, часто не разделенных знаками препинания, создает иллюзорное настоящее, включающее совершенно не связанные, далеко друг от друга отстоящие события. Ср. (8): ...под стук вагонных на станцию которая по той же ветке что и-и-и по Вете ветлы сонных пассажиров тревожа плачешь в вагоне от любви от ненужностей жизни мама за окнами дождь неужели мы должны ехать в такую слякоть да дорогой немного музыки не повредит тебе мы же договорились маэстро будет сегодня ждать неудобно, воскресенье, потом зайдем к бабушке. Станция, кусты, полдень, очень сыро. Впрочем, вот и зима: платформа заснежена, снег сухой, рассыпчатый и искристый. Мимо рынка. Нет, прежде виадук с обледенелыми скрипучими ступенями. Скрипучими, мама. Осторожно, путь наверх и-и-и когда увидишь внизу проходящий состав исписанный мелом товарный ... (Саша Соколов. «Школа для дураков», с. 109).
Для данного романа характерно «отсутствие движения времени, все происходит в настоящем, в пространстве памяти» [Кузнецова 2002: 9]. В больном сознании главного героя иллюзорная реальность, в которой он пытается укрыться от непонятной для него действительности, вообще разрушает категорию времени: нарушается линейность времени, исчезают причинно-следственные связи, происходит смешение временных планов, прошлое и будущее вытесняется настоящим. Соответственно не действует психологический регистр различения реального настоящего и того, что является лишь воспоминанием или воображением. Таким образом, попытки художественной вербализации потока сознания и ассоциативной внутренней речи демонстрируют роль фундаментального механизма «санкционирования подлинной реальности» и различения временных планов. Этот механизм укреплен грамматической системой родного языка, а его нарушение свидетельствует о психопатологии.
3.3. Актуализация прошлых событий в «настоящем экспозиционном»: философский и исторический аспекты. Актуализация прошедших действий при помощи форм настоящего времени особенно четко выражена в так называемом «настоящем экспозиционном», которое
встречается в публицистических и научных текстах при вводе в текст цитат и при интерпретации мнения других людей. Например: (9) Аристотель вслед за Платоном полагает, что именно субстанции, обладающие устойчивостью и самотождественностью, составляют предмет знания (Новая философская энциклопедия [субстанция]). Декарт решительно отказывается видеть общность между криками животных и человеческим языком (Ю.М. Лотман). В подобных случаях обозначаемое действие, по мнению говорящего, является, «во-первых, общезначимым, ценным для многих, во-вторых, сохраняет ценность, актуальность, важность для настоящего времени» [Гло-винская 2001: 195]. По сути дела, речь идет о выборе значимых фактов прошлого для их актуализации и интерпретации с позиций настоящего.
Данная модель интерпретации прошедших действий позволяет выстроить своего рода вертикаль (или «веерное сечение»), позволяющую вводить в нашу актуальную действительность лучшие интеллектуальные и духовные достижения прошлого. Преемственность в любой науке означает одновременность, «соприсутствие» идей современных ученых и их предшественников. М. Мамардашвили образно выразил идею отражения мыслей великих философов «в своем собственно-личном присутствии»: «с одной стороны, чтобы был жив я, я должен держать живым Декарта, а с другой стороны, если жив я, то жив и Декарт» [Мамардашвили 1989: 263-269].
Речевые механизмы актуализации прошлых событий и мнений вызывают аналогии с современным направлением в исторической науке, получившим название «презентизм», в котором социальные и политические потребности настоящего определяют выбор исторических событий прошлого, достойных изучения. «История рассматривается не как познание объективной прошлой реальности, а как мысленная картина прошлого, создаваемая в настоящем и тем самым становящаяся частью этого настоящего» [Савельева, Полетаев 2005: 65]. Б.А. Успенский проводит аналогию такого подхода к прошлому в исторической науке с речевым, текстовым механизмом: «прошлое при этом организуется как текст, прочитываемый в перспективе настоящего» [Успенский 1995: 18]. Подчеркнем, что в языке при переносном использовании форм настоящего времени для выражения прошедших событий речь идет лишь об их актуализации без каких-либо других изменений интерпретации.
4. Когнитивная значимость устройства грамматической категории времени в русском языке (в связи с «виртуальной» моделью времени) 4.1. Связь времен. В грамматической категории времени в русском языке при помощи формальных средств четко различаются три временных плана: настоящего (спрашивает), прошедшего (спросил, спрашивал) и будущего (будет спрашивать). Особое положение в системе временных форм занимает презентная форма глаголов СВ типа спросит, в минимальном контексте выражающая будущее, но в особых контекстных условиях способная иметь значение обобщенного настоящего (поэтому В.В. Виноградов называл ее формой «настоящего-будущего» [Виноградов 1972: 451-456]). Ср.: Он иногда увлечется и поверит первому впечатлению. Человек обычно радуется, когда увидит знакомые черты после долгого отсутствия. Темпоральная двойственность подобных форм СВ может проявляться в неоднозначности их семантики при употреблении, например: Вам каждый объяснит, как туда проехать. У него абсолютный слух, и сложную мелодию подберет. В данных предложениях действия, выраженные выделенными формами, могут интерпретироваться и как конкретные действия в будущем, и как узуальные потенциальные действия (в последнем случае речь идет об особой разновидности обобщенного настоящего).
Соответственно в самой парадигме русского глагола настоящее время связано с будущим: одна и та же форма может выражать оба временных плана. Связь между будущим и настоящим сохраняется и в основном значении данной формы глаголов СВ: обозначаемое будущее действие «как бы исходит из настоящего времени, простираясь в будущее в завершительных моментах процесса, в его результате, между тем как начало действия может относиться и к настоящему времени» [Виноградов 1972: 452]. Например: Я сделаю эту работу к четвергу (сама работа может быть начата и до момента речи, речь идет лишь о ее завершении). Взаимодействие времен реализуется в значении данной формы благодаря семантике совершенного вида предельных глаголов, а именно актуализации конечной временной границы действия, его предела, достижение которого возможно только после момента речи, но начато действие может быть и раньше.
В русском языке имеются и другие проявления связи настоящего с будущим, прежде всего переносное употребление форм настоящего вре-
мени НСВ в значении будущего. Действия в ближайшем будущем при этом представляются либо как уже осуществляющиеся (Я скоро расстанусь с вами: переезжаю в другой город), либо как запланированные (Завтра завершается первый этап чемпионата российской хоккейной суперлиги). Связь с планом настоящего времени может быть выражена и в семантике форм прошедшего времени большой группы глаголов СВ, в первичном дейксисе выражающих результат, актуальный для момента речи, например: Я устала. Молоко прокисло1.
Единство временной оси и связь времен актуализируются в русском языке также при переносном употреблении форм настоящего времени для обозначения действий в прошлом (см. разделы 3.2 и 3.3.). Оно дает возможность представить поток событий как единую цепь, в которой предшествующие моменту речи звенья не утрачивают своей актуальности и независимо от степени удаленности от момента речи могут быть актуализированы и приближены к нему, расширяя настоящее. Тем самым создается, говоря словами философа М. Мамардашвили, анализировавшего преемственность в философии, «не ускользающая, а скользящая точка одновременности», некое «вертикальное или веерное сечение», позволяющее идеям предшественников соприсутствовать с настоящим [Мамардашвили 1989: 266-268].
Центральное положение настоящего в грамматической категории времени подтверждает важность «текущего настоящего», с которым в психологии связывается «непрерывный континуум субъективной реальности данной личности», ее совесть и ум, а в философии - суть бытия (см. раздел 1.1). Об умении сосредоточиться на текущем моменте мы знаем из своего практического опыта, об этом писали многие мыслители. Человек, который присутствует не только своим телом, но и мыслями в настоящем, не рассеян, не уходит в воспоминание или мечты, а полностью находится «в настоящем мгновении», сосредотачиваясь на том деле, которым занимается. И это позволяет ему «справиться со временем» [Митрополит Сурожский Антоний 2011: 161-174]. Но сосредоточенность на настоящем вовсе не предпо-
1 Отметим, что во многих языках, в том числе и славянских, формы прошедшего времени таких глаголов не употребляются c перфектным значением, которое выражается, как правило, именными формами, ср. русско-чешские соответствия: Я устала - &ет ипагепа (Я усталая). Молоко прокисло - ЫЫко ]е №е1е (Молоко кислое). Цветок завял -Куёйпа]е ггайНа (букв. Цветок увядший).
лагает его отрыв от других временных планов. «Без других времен настоящее в нашем мышлении просто не может существовать.... Ведь настоящее - это то, что еще не прошло, но не то, что еще не пришло» [Прохоров 2010: 29]. Настоящее связывается с прошлым и будущим «неслиянно и нераздельно»: «ибо если они с ним сольются, то уже и не отличатся от настоящего, и нераздельно, ибо если разделятся, то разрушится то, относительно чего они только и существуют.» [Прохоров 2010: 37]. Нельзя не согласиться с мнением ряда культурологов и публицистов о том, что настоящее без связи с прошлым и без перспективы будущего «лишает картину мира диахронного объема и, соответственно, перспективы, а коммуникации - смысла» [Банников 2013]. Рекомендации психологических тренингов (основанные на популярных теориях, в частности Д. Карнеги), жить в отрезке настоящего, отделенном от прошлого и будущего «герметическими перегород-ками»1, разрушают те представления о времени, которые человек получает вместе с родным языком и которые необходимы для сохранения у него целостной картины мира2.
4.2. Грамматика против виртуализации времени. Сопоставление трактовки настоящего в лингвистике и других гуманитарных науках показало принципиальное сходство его понимания и интерпретации. Однако грамматические данные (в отличие от лексических), несмотря на их доступность и очевидность, не привлекаются для
1 «Когда отгораживаешься от прошлого непроницаемыми перегородками, то чудесным образом сразу исчезают сразу несколько неприятных, травмирующих и отнимающих массу энергии раздражителей - угрызения совести, сожаления, досада на себя, ярлык неудачливости. Когда перестаешь заглядывать в будущее, то исчезает беспокойство по поводу явной несбыточности некоторых надежд, трудности наших планов, неуверенности в собственных силах. Когда все это исчезает, человек начинает ощущать необъяснимую легкость и безосновательное счастье» [Карнеги 2010].
2 При реализации изоляционистского подхода к настоящему в экономической деятельности публицисты и экономисты фиксируют деформацию отношения не только к прошлому (его забвение), но и к будущему. «В современном чувстве жизни будущее все чаще играет роль свалки. Туда сваливают ненужный мусор дня сегодняшнего: долги, обязательства, проблемы. И это по-своему логично, ведь теперь будущее - это то, чего нет. На эту свалку - в будущее -свезены все бесчисленные большие и маленькие кредиты, которыми пронизана современная экономика, построенная по принципу финансовой пирамиды. Дело финансовой пирамиды - лопнуть. Но это в будущем, которого, согласно современным воззрениям, нет. Оттого никого это не пугает и не заботит. Это произойдет где-нибудь там - на свалке. А мы продолжаем радоваться, мыслить позитивно и жить в отрезке сегодняшнего дня» [Воеводина 2014].
концептуального анализа ни в психологии, ни в философии, ни в других гуманитарных науках. Наше сопоставление выявило также различия между лингвистическими и другими гуманитарными исследованиями (в частности психологией и философией) в определении самого объекта изучения. Актуальное настоящее в языке определяется говорящим, который описывает и интерпретирует наблюдаемые или совершаемые им действия, тогда как в психологии (а также философии) «текущее настоящее» представляет интроспективное сознание человека, закрытое для наблюдения. Но и в грамматической категории высока степень субъективности настоящего (что сближает подходы к настоящему в лингвистике и психологии, а также философии), т.к. ориентиром для семантики форм времени, говоря словами А.М. Пешковского, является «субъективное представление о соотношении момента речи и момента мыслимого действия». «Время речи» - это «прежде всего момент речевого сознания. Ведь говорящий при помощи категории времени определяет отношение времени действия ко времени своей собственной речи, а это время не может представляться ему только объективно» [Пешков-ский 2001: 106-107]. Субъективность темпоральной точки отсчета как «момента речевого сознания» позволяет актуализировать в нашем сознании и соответственно в языке прошлые события (а также будущие), как бы проецируя их на ось одновременности с дейктическим центром. В русском языке это свойство человеческого сознания поддерживается грамматической системой: грамматическая категория времени устроена так, что при помощи единой презентной формы глаголов НСВ настоящее легко расширяется (особенно в область прошлого), в том числе и при помощи метафорического употребления. В последнем случае настоящее историческое предстает как переносное актуальное настоящее.
Во всех гуманитарных исследованиях времени также отмечается, что настоящее может выходить за рамки перцептивно воспринимаемого бытия при включении в актуальную действительность говорящего его знаний о действующих законах - как естественно-физических, так и духовно-нравственных, о характеристиках окружающего мира и других обобщений. Можно предположить, что чем шире и устойчивее эти знания, тем меньшие когнитивные последствия имеет феномен «сокращения настоящего», отмеченный в социологии (см. раздел 1.1). Сокращается не все настоящее в целом, а актуальность отдельных пра-
вил и технологий, что не может разрушить или поколебать целостную картину мира отдельной личности.
Человеческому психологическому опыту познания онтологии времени, зафиксированному в языке, противоречит техноцентричная виртуальная модель времени, которая активно обсуждается в последние два десятилетия. Ее суть определяет «концепт виртуального "безвременного" времени», созданный современными компьютерными и телекоммуникационными технологиями [Заботкина, Коннова 2012: 406]. Моментальное распространение информации по электронным сетевым системам, возможность вернуться при помощи компьютерных технологий к восприятию прошлых событий в любой последовательности создают образ времени как синхронной плоскости без начала и конца, как хаотичный коллаж, составленный по выбору действующего субъекта. Соответственно управление информационным потоком может создать иллюзию управления событийным потоком во времени (о проблемах восприятия времени в информационную эпоху см.: [Кастельс 2000 URL: http://www.gumer. info/bibliotek_Buks/Polit/kastel/index.php]).
Онлайн-настоящее концептуально соответствует современным моделям времени, создаваемым на психологических семинарах (когда предлагается жить «в отрезке сегодняшнего дня», забыв о прошлом и не думая о будущем), а также в реалити-шоу и других произведениях «клиповой» культуры. Возникают также знаковые аналогии с образом времени, созданном в романе С. Соколова «Школа для дураков» (см. раздел 3.2). Напомним, что в сознании главного героя все события, реальные или вымышленные, «локализуются в настоящем времени высказывания, в момент произнесения», он как будто приобретает власть над временем, «располагая все события в плане одновременности» нелинейно, хаотично, по своему выбору [Вайль, Генис 1993: 14-15] (как на плоскости электронного информационного коллажа). Конечно, «управление временем» не может быть ничем иным, как иллюзией, в данном случае плодом сознания психически больного мальчика, который страдает раздвоением личности и живет в вымышленном мире своих фантазий. Это похоже на иллюзию управления временем и ходом событий, возникающую у игроков в компьютерные игры и также способную подорвать их связь с реальным настоящим.
Е.С. Кубрякова неоднократно писала о том, что «реальное положение дел» определяет не
только отображение и интерпретацию, но и воображение, т.е. ограничивает способы описания мира, «точно так же, как ограничивает оно и человеческий опыт» [Кубрякова 2004: 17]. Нельзя не признать, что человеческий опыт познания времени под влиянием компьютеризации общества и современных информационных технологий существенно меняется, основной характеристикой времени становится скорость, нарушающая исконный временной ритм жизни человека и общества. Но это не значит, что меняется сущность времени и что можно пренебречь онтологией линейного, необратимого времени и константами его восприятия человеком. Недаром, как отмечал Э. Бенвенист, «каков бы ни был тип языка, повсюду можно констатировать определенную языковую организацию понятия времени» [Бенвенист 2002: 296], а именно его линейность и ориентацию на момент речи наблюдате-ля-говорящего, разграничивающий временные планы. При этом языки могут различаться степенью «разработанности» того или иного временного плана, комбинацией темпоральных смыслов и актуализацией разных положений события на временной шкале относительно момента речи.
В данной статье были проанализированы концептуальные особенности русской грамматической временной системы, во многом обусловленные взаимодействием категорий времени и вида: выражение связи времен в семантике самих видо-временных форм - настоящего с будущим и настоящего с прошлым, а также возможность расширения актуального настоящего. И если в «скреплении» временных планов большую роль играет совершенный вид, то расширение настоящего связано с несовершенным видом - единая форма настоящего времени НСВ не противопоставляет актуальное («текущее») настоящее другим типам настоящего времени, в отличие от многих языков, объединяя актуальное, обобщенное и метафорическое настоящее. Тем самым в русском языке создается механизм расширения настоящего, имеющий большое когнитивное значение. Мы стремились показать, что грамматические данные могут быть привлечены в гуманитарных науках для концептуального анализа восприятия времени.
Рассмотренные особенности русской грамматической системы и граммемы настоящего времени, соотнесенные с теоретическими и экспериментальными данными других гуманитарных наук, приобретают особую значимость в сопоставлении с виртуальным и «вневременным» настоящим техноцентричной модели времени. В даль-
нейшем, как уже было отмечено, необходима интеграция концептуальных исследований темпоральной семантики, выражаемой и грамматическими, и лексическими средствами. В этом интегрированном языковом знании можно искать ориентиры в формах реакции общества на опасные, с когнитивной точки зрения, изменения в восприятии времени, способные деформировать (и даже разрушить) целостную картину мира человека.
Список литературы
Апресян Ю.Д. Избранные труды. Т. II. Интегральное описание языка и системная лексикография. М.: Школа «Языки русской культуры», 1995.
Апресян Ю.Д. Основания системной лексикографии // Языковая картина мира и системная лексикография. М.: Языки славянских культур, 2006.
Арутюнова Н.Д. Время: модели и метафоры // Логический анализ языка. Язык и время. М.: Индрик, 1997.
Арутюнова Н.Д. Язык и мир человека. М.: Языки русской культуры, 1999.
Аршинов В.И., Климонтович Ю.Л., Сачков Ю.В. Послесловие // И. Пригожин, И. Стен-герс. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой: пер. с англ. / общ. ред. В.И. Арши-нова, Ю.Л. Климонтовича и Ю.В. Сачкова. М.: Прогресс, 1986.
Банников К. Архаический синдром. О современности вневременного // Отечественные записки. 2013. № 1 (52).
Башкирова А.П. Когнитивный потенциал времени в художественном тексте: механизм актуализации событий во внутренней речи. Дипломная работа студентки филологического ф-та МГУ им. М.В. Ломоносова (науч. руковод. Е В. Петрухина). М., 2014.
Бахтин М.М. Эпос и роман (О методологии исследования романа) // Литературно-критические статьи / сост. С.Г. Бочаров и В.В. Кожинов. М.: Художественная литература, 1986. C. 392-428.
Беседина Н.А. Принципы и механизмы морфологической репрезентации в языке // Филологические науки. 2008. № 6. С. 44-52.
Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: УРСС, 2002.
Болдырев Н.Н. Языковые категории как формат знания // Вопросы когнитивной лингвистики. 2006. № 2. С. 5-22.
Болдырев Н.Н. Категориальная система языка // Когнитивные исследования языка. Вып. X.
Категоризация мира в языке: коллективная монография. М.: Ин-т языкознания РАН; Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2012. С. 17-120.
Болдырев Н.Н., Беседина Н.А. Когнитивные механизмы морфологической репрезентации в языке // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2007. № 1. С. 3-10.
Бондарева Л.М. Грамматические и неграмматические способы актуализации категории тем-поральности // Россия: изменяющийся образ времени сквозь призму языка. Репрезентация концепта времени в русском языке в сопоставлении с английским и немецким языками: монография / под общ. ред. В.И. Заботкиной. М.: Рукописные памятники Древней Руси (Studia phillologica), 2012. С. 33-44.
Бондарко А.В. Вид и время русского глагола. М.: Наука, 1971.
Бондарко А.В. Теория значения в системе функциональной грамматики: на материале русского языка М.: Языки славянской культуры, 2002.
Вайль П., Генис А. Уроки школы для дураков. Литературное обозрение. М., 1993. № 1/2. С. 13-16.
Виноградов В.В. Русский язык (грамматическое учение о слове). М.: Высшая школа, 1972.
Воеводина Т. Будущее, которого нет // Литературная газета. 2014. № 1-2 (6445) (15-01-2014).
Войскунский А.Е. Эффект присутствия в настоящем и ненастоящем // Präsens: сборник научных трудов. М.: РГГУ, ОЛМА Медиа Групп, 2012.С. 159-177.
Гловинская М.Я. Многозначность и синонимия в видо-временной системе русского глагола. М.: Русские словари. Азбуковник, 2001.
Горин Д.Г. Пространство и время в динамике российской цивилизации. М.: УРСС, 2003.
Губин В.Д. Проблема настоящего // Präsens: сборник научных трудов. М.: РГГУ, ОЛМА Медиа Групп, 2012. С. 119-129.
Гуревич А.Я. Категории средневековой культуры. М.: Искусство, 1972.
Демьянков В.З. Когнитивизм, когниция, язык и лингвистическая теория // Язык и структуры представления знаний. М., 1992. С. 39-77.
Демьянков В.З. Настоящее и прошлое в языке и метаязыке когнитивной лингвистики // Präsens: сборник научных трудов. М.: РГГУ, ОЛМА Медиа Групп, 2012. С. 182-189.
Дубровский Д.И. Субъективная реальность как «текущее настоящее»: анализ ее динамической
структуры (в связи с задачами расшифровки мозговых кодов) // Präsens: сборник научных трудов. М.: РГГУ, ОЛМА Медиа Групп, 2012. С. 103-119.
Заботкина В.И. (ответств. редактор). Россия: изменяющийся образ времени сквозь призму языка. Репрезентация концепта времени в русском языке в сопоставлении с английским и немецким языками: монография / под общ. ред.
B.И. Заботкиной. М.: Рукописные памятники Древней Руси (Studia phillologica), 2012.
Заботкина В.И., Коннова М.Н. Техноцен-тричная (виртуальная) модель времени // Заботкина В.И. (отв. ред.). Россия: изменяющийся образ времени сквозь призму языка. Репрезентация концепта времени в русском языке в сопоставлении с английским и немецким языками: монография / под общ. ред. В.И. Заботкиной. М.: Рукописные памятники Древней Руси (Studia phillolo-gica), 2012. С. 405-416.
Капица С. Почему мельчают гении // Российская газета. 11.01. 2006.
Карнеги Д. Как перестать беспокоиться и начать жить. М.: Попурри, 2010.
Кастельс М. Край вечности: вневременное время // Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с английского под науч. ред. О.И. Шкаратана. М., 2000. URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/ kastel/index.php
Князев Ю.П. Настоящее время: семантика и прагматика // Логический анализ языка. Язык и время. М.: Индрик, 1997.
Князев Ю.П. Грамматическая семантика. Русский язык в типологической перспективе. М.: Языки славянских культур, 2007.
Козеллек Р. Можем ли мы распоряжаться историей? (Из книги «Прошедшее будущее. К вопросу о семантике исторического времени») // Отечественные записки. 2004. № 5.
Коннова М.Н. Смыслообразующие доминанты метафорического образа пути: темпоральный аспект // Вестник Российского государственного университета им. И. Канта. 2012. Вып. 2.
C. 51-59.
Коннова М.Н. Время как основная константа бытия: когнитивные механизмы формирования аксиологии повседневности // Россия: изменяющийся образ времени сквозь призму языка. Репрезентация концепта времени в русском языке в сопоставлении с английским и немецким языками: монография / под общ. ред. В.И. Заботкиной. М.: Рукописные памятники Древней Руси (Studia phil-lologica), 2012а. 155-187.
Кубрякова Е.С. Язык и знание. На пути получения знаний о языке: части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира. М.: Языки славянской культуры, 2004.
Кубрякова Е.С. Образы мира в сознании человека и словообразовательные категории как их составляющие // Известия РАН. Серия литературы и языка. 2006. Т. 65. № 2. С. 3-13.
Кубрякова Е.С. В поисках сущности языка. Когнитивные исследования. М.: Знак, 2012.
Кузнецова В.А. Языковая экспликация хронотопа в постмодернистском тексте: на материале повести Саши Соколова «Школа для дураков»: автореф. дис. ... канд. филол. наук. СПб., 2002.
Люббе Г. В ногу со временем. О сокращении нашего пребывания в настоящем // Вопросы философии. 1994. № 4. С. 94-113.
Маслов Ю.С. Избранные труды. Аспек-тология. Общее языкознание. М.: Языки славянской культуры. 2004.
Мамардашвили М. Идея преемственности и философская традиция // Историко-философский ежегодник. 1989. М.: Наука, 1989. С. 263-269.
Миронов В.В. Проблемы образования в современном мире и философия // Отечественные записки. 2002. № 2 (3). С. 34-35.
Митрополит Сурожский Антоний. Школа молитвы. Клин: Христианская жизнь, 2011.
Падучева Е.В. Семантические исследования. Семантика времени и вида в русском языке. Семантика нарратива. М., 1996.
Падучева Е.В. К семантике слова время: метафора, метонимия, метафизика // Поэтика. История литературы. Лингвистика: сборник к 75-летию Вяч.Вс. Иванова. М.: ОГИ, 1999. С. 761-776.
Петрухина Е.В. Русский глагол: категории вида и времени (в контексте современных лингвистических исследований). М.: Макс Пресс, 2009.
Пешковский А.М. Русский синтаксис в научном освещении. М.: Языки славянской культуры, 2001.
Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса: Новый диалог человека с природой: пер. с англ. / общ. ред. В.И. Аршинова, Ю.Л. Климон-товича и Ю.В. Сачкова. М.: Прогресс, 1986.
Прохоров Г.М. Древняя Русь как историко-культурный феномен. СПб.: Изд-во Олега Абыш-ко, 2010.
Савельева И.М., Полетаев А.В. О пользе и вреде презентизма в историографии // «Цепь времен»: Проблемы исторического сознания. М.: ИВИ РАН, 2005. С. 63-88.
Талми Л. Отношение грамматики к познанию // Вестник Московского университета. Серия 9. Филология. 1999. № 1.
Шарандин А.Л. Интегративная концептуализация в морфологии // Концептуализация мира в языке. М.; Тамбов: Издательский дом ТГУ им. Г.Р. Державина, 2009. С. 232-271.
Шарандин А.Л. Курс лекций по лексической грамматике русского языка. Тамбов: Изд-во Тамбовского ун-та, 2001.
Шелякин М.А. Функциональная грамматика русского языка. М.: Русский язык, 2001.
Успенский Б.А. Семиотика искусства. М.,
1995.
Яковлева Е.С. Фрагменты русской языковой картины мира. М., 1994.
Ducrot O., Todorov T. Encyclopedic Dictionary of the Science of Language. Baltimore: Johns Hopkins University Press, 1983.
Mehlig H.R. Wesen und Funktion des Präsens im Slavischen // Temporalität und Tempus Studien zu allgemeinen und slavistischen Fragen: H. Jachnow, Monika Wingender (Hrsg.). Wiesbaden: Harrassowitz Verlag, 1995. S. 176-197.
Pöpel E. Gegenwart: Eine zeitliche Buhne des menschlichen Gehirns // Präsens: сборник научных трудов. М.: Олма Медиа Групп, 2012. C. 32-41.
Präsens: сборник научных трудов. М.: Олма Медиа Групп, 2012.
Источники
Соколов С. Школа для дураков. СПб., 2010.
E.V. Petrukhina
CONCEPTUAL POTENTIAL OF THE PRESENT TENSE IN RUSSIAN: AN INTER-SUBJECT APPROACH
The article is devoted to the conceptualization of the grammatical present tense in Russian against the background of studying the time category in other humanities.
The aim of the article is to show the relevance of grammatical semantics to studying the perception of time in the given language community.
The conceptual potential of grammatical features has a special significance in relation to the modern model of the virtual time in information society, which is studied in sociology, psychology and philosophy. The features of the Russian tense system are caused by the interaction between tense and aspect. The article analyzes the role of the perfect forms in the expression of connection of tenses: present with future and present with past. Imperfective present forms express all types of present semantics bringing together the current, generalized and metaphorical present. Thus, there is a mechanism of the expansion of present in the Russian language created.
The author has attempted to show that grammatical information may be involved in the conceptual analysis of perception of time in the humanities.
Key words: the Russian language, present tense, the time category, virtualization of time.
