CC BY
75
УДК81.367
© Я.В. Олзоева
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ ДЕЙСТВИЯ В РУССКОМ ЯЗЫКЕ
В статье рассматриваются онтологические основания для концептуализации действия в семантическом и когнитивном аспектах. Для действия релевантны такие составляющие, как цель и результат. Цель может ассоциироваться с причиной, становясь causa fmalis. Цель и результат могут быть тождественны друг другу, однако между ними существует ряд принципиальных различий, о чем свидетельствует языковое употребление лексем цель и результат.
Ключевые слова: действие, концепт, семантика, когнитивный, ментальная фаза, цель, причина, результат.
Ya.V. Olzoeva
THE CONCEPTUALIZATION OF ACTION IN THE RUSSIAN LANGUAGE
The article deals with the ontological foundation for conceptualization of action in the semantic and cognitive aspects. For expressing an action such components are relevant as aim and result. The aim can be associated with the cause, becoming a causa fnalis. The aim and result can be identical to each other, but there are some fundamental differences between them, as the use of linguistic lexemes purpose and result proves it.
Keywords: action, concept, semantics, cognitive, mental phase, aim, cause, result.
Действие соединяет человека с внешним миром, реализует интенциональную сферу человека - его мотивы, желания, намерения, потребности, цели, интересы, мечты, решения и т.п.: «Действование есть именно только чистый процесс перевода из формы еще не принявшего форму проявившегося бытия...» [Гегель, 1959, 212].
В грамматике действие понимается, прежде всего, как обобщенное грамматическое значение глагола: «При определении значения глагола как части речи можно использовать понятия «процесс» и «действие». В этом случае понятие «действие» трактуется в грамматически обобщенном смысле» [Русская грамматика, 1980, т. 1, 582]. Кроме того, «действие» - это название подкласса глаголов, выделяемых на онтологическом основании (акциональные глаголы) и противопоставленных глаголам состояние и отношение.
Употребление термина «действие» в наиболее обобщенном смысле как значения части речи (А.М. Пешковский, Л.В. Щерба, В.В. Виноградов) является данью традиции. Так, О. Есперсен видел значение действия как в глаголах, обозначающих действия (ест, дышит, убивает), так и в глаголах, обозначающих процессы (растет, умирает) и состояния (спит, ждет, претерпевает) [Есперсен, 1958, 95]. Л.В. Щерба считал, что глаголы типа лежать и краснеется (Больной лежит на кровати. Ягодка краснеется в траве) выражают не состояния, а действия [Щерба, 1974, 91]. По мнению В.М. Солнцева, в предложениях типа Камень летит и Птица летит «обобщенно отражена некая типовая ситуация, в которой «кто-то что-то делает», в отвлечении от того, является ли субъект реальным производителем действия, является ли действие физически активным или неактивным и т.п.» [Солнцев, 1977, 309-310].
В семантическом аспекте действие определяется как «фундаментальное врожденное элементарное значение» (семантический примитив), входящее в «минимальное ядро любого языка» [Вежбицкая, 1999, 172]. В фундаментальном исследовании Ю.С. Степанова «Константы: Словарь русской культуры» [Степанов, 2001] действие трактуется как один из тех основополагающих концептов русской культуры, которые формируют национальный менталитет. Концепт, с точки зрения когнитивистики, это ментальная сущность, образец «той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека», «некий квант знания» [Кубрякова, Демьянков, Панкрац, Лузина, 1996, 90].
Разнообразие типов концептов - конкретно-чувственный образ, представление, схема, прототип, понятие, пропозициональная структура, фрейм, сценарий, гештальт и др. - свидетельствует о сложности структуры концепта. Известны различные подходы в его изучении: культурологический, базирующийся на понимании концепта как основной ячейки культуры в ментальном мире человека (Степанов Ю.С., Лихачев Д.С., Телия В.Н.), семантический, основанный на семантике языкового знака
как средстве формирования содержания концепта (Арутюнова Н.Д., Булыгина Т.В.), когнитивный, в соответствии с которым концепт есть результат отражения в слове как индивидуального, так и социального опыта человечества, приобретаемого в познавательной деятельности (Кубрякова Е.С.).
Концептуализация становится возможной в результате выделения и осмысления (то есть интерпретации) свойств, признаков объекта, которые наиболее существенны для познающего субъекта. Однако понятие о действии, будучи абстрактным, принципиально не определено, что создает размытость, нечеткость его границ: «Каковы границы этого понятия? Словари не дают определенного ответа на этот вопрос... Всякая ли акция, вызывающая изменение положений дел в мире, может быть названа действием, или в экстенсионал этого имени входят только действия, сознательно совершаемые человеком? Речевая практика не дает ответа на этот вопрос» [Арутюнова, 1992, 14; Гак, 1992, 77-78].
Отсутствие объективных оснований, позволяющих выделить в таксономии предикатов группу «Действия», подобно рубрикам «Растения», «Животные», «Люди», «Вещи» («Объекты»), закономерно создает трудности при определении предиката действие.
Выявление содержательных (сущностных) компонентов действия связано с онтологическими особенностями именуемого денотата, детерминирующими концептуальное отличие действия от состояния и отношения. Структура действия определяется объемом признаков, релевантных для формирования концепта «действие», и их взаимодействием. К элементам действия, формирующим это понятие, относятся: источник энергии, цель, объект, средство (инструмент), время, место и результат (Т.Б. Алисова, А. Вежбицкая, В.Г. Гак, Г.А. Золотова, Е.С. Кубрякова, Н.К. Онипенко, Е.В. Падучева, Т. Парсонс, Ю.С. Степанов, В.Я. Шабес и др.). Так, Ю.С. Степанов представляет семичленную структуру действия: агенс-1 (инициатор), агенс-2 (исполнитель), агенс-3 (инструмент), объект-1 (объект воздействия), само действие, объект-2 (получаемый объект, продукт, результат) и цель [Степанов, 2001, 314]. И. Сильдмяэ включает в структуру действия восемь элементов: субъект, средства, объект, время, условия (обстоятельства), причина, цель, результат (Сильдмяэ, 1987, 27]. Многоэлементная ситуация действия, включающая, по разным источникам, от семи до девяти компонентов, может обозначаться через отдельные элементы, связанные между собой теми или иными отношениями в сознании говорящих. Между элементами ситуации и действия устанавливаются существенные смысловые отношения - ассоциативные связи: так, понятия нож или ножницы предполагают представление о действии резать, точно так же, как действие резать - представление об орудии нож или ножницы. Соответственно, ситуация действия может быть представлена через субъект (бригадир - бригадирствовать, вдова - вдовствовать), объект (сор - сорить, постройка - построить), орудие, средство (масло - маслить, гвоздь - пригвоздить), место (земля - заземлить); признак действия (походка) и т.д. (Гак, 1992, 79).
Изменения, вызываемые действием, осознаются в качестве его сущностной характеристики. Т.А. ван Дейк определяет действие как оператор «физического изменения (выделено нами. - Я.О., В.Х.) возможных миров посредством намеренного и контролируемого изменения физического состояния индивидуума» (Дейк ван, 1978, 283). Однако некоторые действия не направлены на изменение, на результат, они не вырабатывают нового состояния, на что обратил внимание Г.Х. фон Вригт [Вригт фон, 1986, 255].
Другим атрибутом действия является его агент - лицо, которое совершает действие. Укажем, что в социологии, например, действие связано исключительно с человеком - действующим индивидом, вкладывающим в действие субъективный смысл (М. Вебер, Т. Парсонс). Однако то, что вызывает изменения и предполагает активность, не обязательно связывается в языковом сознании с человеком либо вообще с живым существом, о чем свидетельствуют выражения Течение унесло лодку, Ураган повалил сосну, Град побил рожь и т.п.
В концептуализации действия, на наш взгляд, главная роль принадлежит ненаблюдаемым (неявным, скрытым) его элементам, прежде всего ментальной фазе.
Действие проходит в своем развитии три фазы: ментальную, операционную и результативную [Дейк ван, 1978, 286]. Ментальную фазу (мотивационную базу, по А.Н. Леонтьеву; внутренний аспект, по Г.Х. Вригту) действия составляют интенции человека: его желания, решения, цели, намерения, мотивы, потребности и т.п., представляющие собой неотчуждаемую собственность человека. По признанию исследователей, об этой фазе «мы имеем лишь очень туманное представление» [Дейк ван, 1978, 286; Леонтьев, 1977, 189]. Ее можно представить в виде процесса мотивации действия, то есть
упорядоченной последовательности определенных ситуаций, начиная с осознания агентом предмета потребности и заканчивая принятием решения [см., напр.: Чернова, 2002].
Цель. Особая роль принадлежит такому ненаблюдаемому элементу действия, как цель: «действием мы называем процесс, подчиненный представлению о сознательной цели» [Леонтьев, 1977, 103]: Он был готов на все ради достижения цели. Пользовался любыми средствами. Цель представлялась все туманнее (С. Довлатов). В концептуальном смысле принципиальное отличие действия от состояния и свойства (атрибута) связано именно с понятием «цель», которое соединяется преимущественно с действием, ср.: Прилег, чтобы отдохнуть и *Лежу, чтобы отдохнуть. Неразрывная связь цели и действия неоднократно отмечалась в психологии, логике и лингвистике [см., напр.: Леонтьев, 1977; Лайонз, 1978; Демин, 1984]. Г.Х. фон Вригт подчеркивает: «Поведение, к которому применимо подлинно телеологическое объяснение, можно назвать действием» [Вригт фон, 1986, 119].
В свою очередь, сам концепт «цель» характеризуется неопределенностью. О сложности проблемы целеполагания свидетельствует размытость границ между концептами, составляющими смысловое пространство ментальной фазы, в частности, между причиной и целью. Так, Н.Д. Арутюнова считает различие причины и цели фундаментальным: «Причина устанавливается в результате ментальных операций. Ее существование необходимо. Она не зависит от человека. Цель требует действия. Причины существуют, цели осуществляются. Причины проецируются в прошлое, цели - в будущее. Суждение о причинных отношениях нуждается в верификации, суждение о цели - в реализации. Человек ищет существующие в реальном мире причины явлений, но создает возможный мир желательных для него положений дел. В первом случае он занят исследованием, во втором - созиданием» (Арутюнова, 1992, 15). В современной философии цель неразрывно связана с причиной как ее способом, формой функционирования. Считаем, что причина и цель действия неразрывно связаны между собой благодаря человеку, выступающему в качестве срединного звена между ними, опосредующему и соединяющему их в сознании, когда «конечные цели становятся начальными причинами, causa finalis» [Степанов, 2001, 948-969]. Причина может транспонироваться во внутренний мир человека и сливаться с целью, что подтверждается данными психологии: цель не изобретается человеком, а формируется под влиянием объективных обстоятельств [Леонтьев, 1977, 106]. Причина и цель в русском языке могут не дифференцироваться, ср.: Зачем/ почему ты это сделал? - Я хотел помочь. Зачем и почему являются квазисинонимами.
Цель легко выделяется из действия и эксплицируется: Я сделал так, чтобы помочь тебе или с целью помочь тебе. Однако в естественном языке это возможно не во всех случаях: действия, которые составляют социальную норму жизни или обеспечивают жизненный цикл, не могут быть описаны в терминах цели (?Япоужинал, чтобы насытиться; ?Он умывается каждое утро, чтобы.).
Нежесткая структура ментальной фазы действия также проявляется в размытости границ между причиной и целью, с одной стороны, и желанием - с другой: - Ты зачем съел все мясо? - Кушать хотел (Д. Донцова); Почему /ты это сделал? - Я хотел помочь тебе. Ю.Д. Апресян считает, что «в очень многих случаях в основе. действий человека лежат причины или мотивы, так или иначе связанные с его желаниями», и сводит понятие цели к комплексу результата и желания, когда некто чего-то хочет и считает, что может это каузировать с помощью определенных средств [Апресян, 1995, 436, 129]. В процессе формирования целеполагания желание представляет собой начальную стадию, на которой человек еще не осознает цели, но испытывает «беспокойство ума из-за недостатка некоторого отсутствующего блага» [Локк, 1985, 301]. Неосознанность желаний проявляется в том, что человек не управляет ими и не контролирует их: Желание уйти овладело мной / обуревало меня или *Цель уйти овладела мной.
В отличие от желания цель осознана человеком - в действие вступает такой компонент ментальной фазы, как воля, способная приводить желание в исполнение. Волевому началу предшествует принятие решения - своеобразного мостика между желанием и волей [Апресян 1995, 352-354]. Решение так же, как воля, осознается человеком, ср.: принимать решение, отвергать решение. Ситуация принятия решения завершает процесс мотивации действия (деятельности).
Итак, ментальная фаза действия характеризуется сложностью и неоднородностью составляющих ее компонентов, которые можно представить в виде следующих сфер: сфера желания, манифестируемая в русском языке синонимами желать, хотеть, мечтать, жаждать [Апресян, 1995, 437447], волитивная сфера (решение, намерение), каузальная, или причинная сфера (мотив, причина).
Возаимодействии, компоненты ментальной сферы формируют цель действия, понимаемую нами как идеальный образ будущего, который порождает человеческую активность своим отсутствием.
Результат. Действие предпринимается с целью изменения существующего положения дел, т.е. для достижения какого-либо результата: «Опыт более широкий, чем опыт языка, говорит о том, что расходуется энергия, достигаются результаты» [Уорф, 1960, 155]: Два-трираза в год я лично вожу на экскурсию 20-25 человек подростков (завсегдатаев милицейских участков) в детскую колонию условно осужденных или с отсрочкой исполнения приговора преступников. Так вот, результаты этой поездки просто ошеломляющие. Никто из посетивших колонию подростков больше не связывается с криминалом и не попадает на милицейский учет (Газ.). Отметим, что целью может быть также сохранение существующего положения дел (ср. обсуждение проблемы воздержания от действия в логике [Вригт фон, 1986]).
Иногда цель отождествляется с результатом [Леонтьев, 1977, 12-13]. В известном смысле понятия цели и результата детерминируют друг друга: достичь цели означает получить определенный результат. Действие, таким образом, интерпретируется как успешное. В представлении У. Чейфа «.успешность связана с достижением цели», когда «имеет место изменение от одного пункта к другому в пределах известного континуума» [Чейф, 1975, 177]. Если кто-либо ставит перед собой цель и достигает ее, то о нем говорят, что он добился цели = добился результата. Таким образом, одинаковость языкового употребления свидетельствует о близости рассматриваемых понятий. Сближает их также то, что оба понятия являются градуированными, ср.: выдающиеся результаты и ничтожные результаты, высокая цель и низкая цель. Однако цель и результат не тождественны.
Во-первых, жизненная практика такова, что цель может быть не достигнута, но результат при этом будет получен. Между замыслом (интенцией) и целью возможен ряд промежуточных результатов, образующих каузальную цепочку Р1-Р2-...-Рх-Р, где Р - положение вещей [Шатуновский, 1996, 192]. Допустим, если целью действия является открыть окно и если действие, начав осуществляться, прерывается, то цель не будет достигнута, но результат может быть получен. Мы вправе об этом говорить: поскольку действие, состоящее в том, что мы поднимаем руку, беремся за ручку, тянем за нее, -было совершено, следовательно, результат получен: им является приоткрытое или полуоткрытое окно. Результативность (т.е. изменение существовавшего положения дел) при недостижении цели наглядно представлена в русском языке с помощью взаимодействия префикса до- в глаголах и отрицательной частицы не: Пол не домыли, Носок не довязали. Цель и результат могут быть тождественны друг другу в случае базисных и инвективных действий. Базисными по Вригту, такие являются действия, о которых нельзя утверждать, что они совершаются путем выполнения других действий: закрыть глаза, вытянуть ноги, потянуться и т.д.
Во-вторых, цель всегда планируется, то есть зависит от человека, результат, в отличие от нее, может быть как запланированным (тождественным цели), так и незапланированным (неожидаемым, нетождественным цели). Если целью действия является открыть окно и оно открыто (цель достигнута, т.е. получен ожидаемый результат), то цель и результат тождественны друг другу. Это подтверждают языковые выражения добиться цели и добиться результата, находящиеся между собой в парадигматических отношениях синонимии. Совершая действие (открывая окно), мы тем самым вызываем нечто другое, например, кашель у кого-либо, находящегося в комнате, а также вызываем последствия, т.е. эффекты результата действия [Вригт фон, 1986, с. 255]. По мнению финского логика, связь между действием и его последствиями несущественна, в отличие от связи между действием и результатом: последствия - это то изменение положения дел, которое не планировалось и не ожидалось, ср.: Результатом встречи в верхах стало подписание договора, но не *Последствием встречи стало подписание договора. Так, результатом (реализованной целью) действия Андрея Болконского («отпущение крестьян на волю») стало приобретение ими положения свободных земледельцев, последствием же (т.е. результатом, нетождественным цели) явилось то, что этим он «сделал себе уже репутацию либерала» (Л. Толстой, «Война и мир»). Последствия действия в нестрогом смысле могут интерпретироваться как любое изменение «положения дел», как «некоторое состояние, событие или процесс» [Ван Дейк, 1978, с. 286]. Отметим, что в аспектологии под эффектами действия понимаются неочевидные, материально не выраженные результаты действия: читать-прочесть, предупреждать-предупредить и т.п. (Маслов, 1948).
В-третьих, во временном плане цель перспективна - результат ретроспективен, он существует лишь постольку, поскольку действие совершено: «Если результат не реализовался, действие просто не было совершено» [Вригт фон, 1986, с. 101]. Исследования целевой семантики показали, что поня-
120
тие цели совмещает перспективное и ретроспективное значения. Это связано с тем, что цель является той причиной, которая порождает действие: Я встретился с ним для важного разговора, где причина (важный разговор) представлена как ретроспективное, а порождаемое действие (встретился) - перспективное событие [Вригт фон, 1986, с. 116].
В-четвертых, цель субъективна, а результат объективен. Цель является внутренним свойством действия, составляя его интенциональный аспект, и потому неочевидна, скрыта, что может вызвать неоднозначную реакцию у адресата действия (бенефецианта): Я трижды поклонился в колени Ирене, как кладут поклоны иконе верующие:
- Что ты делаешь?! - сказала Ирена (К. Воробьев).
Наконец, цель - это свойство действия, в то время как результат идентичен реальному событию. С О. Карцевский писал: «Результативный момент заставляет думать о конкретном и, так сказать, осязаемом результате, к которому стремится и которым заканчивается процесс» [Карцевский, 2000, с. 223]. Очевидность и важность результата как изменения положения дел в реальной действительности служит основанием того, что именно на его достижении сосредоточены усилия агента и предпринимаются действия, причем безразлично какие:
- Товарищ Сталин, делается все возможное.
- Не уверен!.. И потом, что значит - делается?.. Нас не интересует процесс розыска сам по себе, нам необходим результат! (В. Богомолов).
Результат действия имеет в русском языке два способа выражения: грамматический и лексический. Признание результата как одного из видовых значений глагола совершенного вида имеет давнюю традицию в аспектологии (В.В. Виноградов, С.О. Карцевский, И.П. Мучник и др.): открывать-открыть, писать-написать.
На лексическом уровне, помимо метаслова, результат обозначается именами с пропозитивной семантикой (событийными именами существительными, именами качества). По вполне понятным причинам детально рассмотреть все номинации результатов действия не представляется возможным. Особенный интерес вызывают такие номинации, как событие, поступок и деяние, выступающие в качестве гиперонимов по отношению к словам акциональной сферы.
Литература
1. Арутюнова Н.Д. Язык цели // Логический анализ языка. Модели действия. - М., 1992. - С. 14-23.
2. Апресян Ю.Д. Избранные труды. - Т.1. - М., 1995. - 472 с.
3. Булыгина Т.В., Шмелев А.Д. Языковая концептуализация мира (на материале русской грамматики). - М., 1997. - 576 с.
4. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. - М., 1999. - 780 с.
5. Вригт Г.Х. фон. Логико-философские исследования. Избранные труды. - М., 1986. - 594 с.
6. Гак В.Г. Номинация действия // Логический анализ языка: Модели действия. - М., 1992. - С. 77-84.
7. Гегель Г.В.Ф. Сочинения / под ред. А. Деборина и Д. Рязанова. - М.; Л., 1929-1959. - М., 1959. - Т. 3. -
371 с.
8. Дейк Ван Т.А. Вопросы прагматики текста // НЗЛ. Вып. VIII. - М., 1978. - С. 259-336.
9. Есперсен О. Философия грамматики. - М., 1958. - 404 с.
10. Карцевский С.И. Из лингвистического наследия. - М., 2000. - 344 с.
11. Кубрякова Е.С. Краткий словарь когнитивных терминов / под общ. ред. Е.С. Кубряковой; Е.С. Кубрякова, В.З. Демьянков, Ю.Г. Панкрац и др. - М., 1996. - 245 с.
12. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. - М., 1977. - 304 с.
13. Локк Дж. Сочинения в 3 томах. Т. 1. - М., 1985. - 621 с.
14. Русская грамматика: в 2 т. / отв. ред. Н.Ю. Шведова. Т. 2. - М., 1980.
15. Сильдмяэ И. Знание (когитология). - Таллинн, 1987.
16. Солнцев В.М. Язык как системно-структурное образование. - М., 1977. - 340 с.
17. Степанов Ю.С. Константы: Словарь русской культуры. - М., 2001. - 990 с.
18. Уорф Б.Л. Отношение норм поведения и мышления к языку // Новое в лингвистике. - Вып. 1. - М., 1960. - С. 135-168.
19. Чейф У. Значение и структура языка. - М., 1975. - 232 с.
20. Чернова С.В. Об отражении в языке мотивационного аспекта целенаправленной деятельности человека // Русский литературный язык: номинация, предикация, экспрессия: Межвузовский сборник научных трудов, посвященный 70-летию профессора П.А. Леканта. - М., 2002. - С. 116-124.
21. Шатуновский И.Б. Семантика предложения и нереферентные слова: (значение, коммуникативная перспектива). - М., 1996. - 400 с.
22. Щерба Л.В. Языковая система и речевая деятельность. - Л., 1974. - 427 с.
Олзоева Янина Васильевна, доктор филологических наук, профессор кафедры филологии и методики преподавания языков Института педобразования Бурятского государственного университета. E-mail: BB2005@yandex.ru.
Olzoeva Yana Vasilevna, doctor of philological sciences, professor, department of philology and methodology of teaching languages, Pedagogical Institute, Buryat State University. E-mail: BB2005@yandex.ru.
УДК 800
© Е.Ф. Серебренникова К ПРОБЛЕМЕ АКСИОЛОГИЧЕСКОГО ИЗМЕРЕНИЯ СОЦИАЛЬНОГО ДИСКУРСА
В статье уточняются параметры моделирования социального дискурса с точки зрения его порождения в зоне семиотического регулирования социального взаимодействия в координатах социального пространства, социального мира, социальной драматургии. Ставится вопрос о детерминантах аксиологического измерения социального дискурса, к которым относится максима общего согласия/консенсуса и характер ангажированности актанта-медиатора в формулировании речевого послания публичному адресату.
Ключевые слова: социальный дискурс, аксиологическое измерение дискурса, максима общего согласия, ответственность, рациональность, иррациональность.
E.F. Serebrennikova TO THE PROBLEM OF AXIOLOGICAL DIMENSION OF SOCIAL DISCOURSE
In the article the modeling parameters of social discourse are analysed in terms of its generation in the zone of semiotic regulation of social interaction in coordinates of social space, social dramaturgy. The issue concerning the determinants of axiological dimension of social discourse arises. These are the maxim of general agreement/consensus and the nature of actant-mediator engagement in the verbal message formulation to the public addressee.
Keywords: social discourse, axiological dimension of discourse, maxim of common consent, responsibility, rationality, irrationality.
Социально ориентированное направление в науке о языке, опираясь на положение о социальной знаковой природе языка (Ф. де Соссюр), теории и концепции социальной антропологии (А. Дюрк-гейм, К. Леви-Строс, М. Мосс, И. Гоффман и др.), имеет глубокую и разностороннюю традицию исследований в отечественном языкознании (Е.М. Поспелов, Е.Д. Поливанов, Л.П. Крысин), зарубежной лингвистике (А. Мейе, Ж. Вандриес, Н.Луман, М. Пеше, П. Бурдье, М. Анжно, Дж. Девото, Ю. Хабермасс и др.). Современная антропоцентрически ориентированная лингвистика, исходя из био- и психосоциальной природы человека говорящего, ставит вопрос о социальной интерпретации языка/речи на уровне анализа дискурсивных образований как информационно-семиотическом и прагма-риторическом способе социального взаимодействия [Halliday, 1979, c. 121] путем моделирования его параметров и свойств в контексте его порождения. Такой подход позволяет приблизиться к соизуче-нию языка и общества как сверхсложным, синергетическим феноменам [Князева, 1992, c. 10-33], проявляющимся в коммуникативном и дискурсивном пространствах [Maingueneau, 1991, c. 308-320; Плотникова, 2008, c. 131-132] - «операторе» [Казыдуб, 2006, c. 23] порождения и усвоения социально значимых смыслов, соотнесенных с процессами и факторами, свидетельствующими, прежде всего, о признаках «социального нездоровья» [Angenot, 2006]: дестабилизации отношений между группами, составляющими общество, конфликтных зонах.
Актуальность дальнейшего соизучения языка, общества и культуры определяется важностью определения содержания и форм семиотического регулирования процессов, связанных с происходящи-
122
