CC BY
147
Проблемы и вопросы теории и истории государства и права
КОНЦЕПЦИЯ ЗАКОННОСТИ В ГОДЫ нэпа:
ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА
Г. Т. Камалова, кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и
истории государства и права ЮУрГУ
Актуальность изучения исторического опыта правовых реформ 20-х гг XX в., направленных на укрепление законности, на современном этапе возрастает. Проблема законности тесно переплетается с проблемой демократии, одним из элементов которой является законность. Строительство правового государства, внедрение демократизма, укрепление законности и правопорядка относятся к числу важнейших задач современной России. Гегель противопоставлял подлинно демократическое государство, где господствует закон и свобода личности, деспотии - «состоянию беззакония, в котором особенная воля как таковая, будь то воля монарха или народа (охлократия), имеет силу закона или, вернее, заменяет собой закон»1 Следовательно, законность - это такой политико-правовой режим, такие условия жизни, такая правовая атмосфера, которые ограждают личность от произвола власти, массу людей - от анархии, общество в целом
- от насилия, хаоса, беспорядка.
Законность - это комплексная категория, охватывающая все стороны жизни права, его действенность, урегулированность общественной жизни в целом. Законность выражает общий принцип отношения общества к праву в целом. Поэтому ее содержание ученые рассматривают в трех аспектах: во-первых, в плане «правового» характера общественной жизни; во-вторых, с позиций требования всеобщего уважения к закону и обязательного его исполнения всеми субъектами; в-третьих, под углом зрения требования безусловной защиты и реального обеспечения прав, интересов граждан и охраны правопорядка в целом от любого произвола. В недавнем прошлом отечественная юридическая наука анализировала законность только как требование неукоснительного соблюдения норм права всеми его субъектами. В этом случае требова-
ние законности распространялось лишь на граждан и их организации. Деятельность органов, обеспечивавших правовое регулирование (правотворческих и правоприменительных), находилась вне ее содержания. Такое понимание законности сужало и практику Обеспечение законности сводилось главным образом к работе контрольно-надзорных и правоохранительных органов - выявлению нарушителей правовых предписаний и их последующему наказанию. Результатом этого и стал обвинительный уклон в их деятельности.
Такое понимание законности являлось результатом отождествления права и закона, т.е. когда любой нормативный акт, исходящий от государства, являлся правом и требовал неукоснительной реализации. При данном понимании законности акцент делался на исполнение норм права, а не на содержание этих норм, удовлетворяющее потребности тоталитарного режима. Отождествлять законодательство и законность нельзя, ибо законодательство не отражает всего содержания такого сложного явления, как законность. Законодательство служит основой, нормативной базой законности. «Первым условием законности является закон сам», - писал Председатель Верховного Суда СССР П.И. Стучка2 Однако признание роли законов при переходе к новой экономической политике не означало смены политики по существу «С помощью классо-во-волевого подхода можно (и история советского правопонимания и законодательства подтвердила это) обосновать какое угодно право и оправдать любые массоворепрессивные меры, любые антиправовые акты тоталитаризма и тарании»3
Понимание сущности законности в 20-е гг формировалось под влиянием государственной идеологии, учения марксизма-ленинизма о диктатуре пролетариата, о руко-
водящей роли коммунистической партии. В.И. Ленин подчеркивал, что политика - это борьба между классами. Ленинское определение политики вошло в резолюцию IX съезда РКП (б): «Политика есть самое концентрированное выражение экономики и ее обобщение и завершение»4 Исходя из такой трактовки, считалось, что «в Советском государстве законность и политика действуют в полном единстве: советская законность неотделима от политики Коммунистической партии»5 Идеологизированный и классовый подход к определению понятия «законность» привел к тому, что в 20-е гг ведущей категорией была категория «революционная законность» Это понятие прежде всего подчеркивало классовый характер ее содержания. Концепция бесклассовой законности в годы НЭПа отрицалась, хотя подобные мнения и высказывались на страницах журналов. Например, в журнале «Право и жизнь» было озвучено такое понимание законности: «Законность как правомерность общественной жизни есть система устроения общественного бытия, эмпирический закон, указывающий исторический общественной жизни народов, независимо от экономических форм и политических условий их существования»6 Подобные взгляды на законность были подвергнуты жесткой критике Председателем Верховного Суда РСФСР П.И. Стучкой7
Вместе с тем в условиях НЭПа шла борьба и против тех правоведов, которые отрицали необходимость правового регулирования и законности при строительстве социализма. Так, известный философ, историк и экономист В.Н. Сарабьянов утверждал, что вообще незачем разрабатывать новое законодательство. То есть, по его мнению, декреты советской власти - «не законы, не правовые нормы, а боевые приказы и распоряжения, передаваемые по прямому проводу .» Суд должен руководствоваться не законом, «голосом революционной совести»8 В дискуссиях 20-х гг законность противопоставлялась «революционной целесообразности» Некоторые видные юристы пытались сочетать эти два принципа как в области правотворчества, так и в области правоприменения. Так, член коллегии НКЮ Я.Н. Брандебургския писал: «Революционная законность не исключает революционной целесообразности, а должна комбинироваться с ней, чтобы достичь той цели, которая перед ней поставлена развитием нашей революции»9
Вопросы революционной законности в течение 20-х гг постоянно дискутировались на страницах журналов «Власть Советов», «Еженедельник советской юстиции» и т.д. Нарком юстиции Д. Курский в статье «Об укреплении революционной законности в деревне» отмечал, что Совещание по вопросам советского строительства при ЦИК Союза приняло решение об укреплении начал революционной законности в деревне как продолжение курса X съезда РКП (б), направленного на упрочение союза рабочего класса и крестьянства10 Это же Совещание приняло резолюцию об укреплении начал революционной законности во всех областях государственной жизни, прежде всего в сфере управления и администрирования11
«Еженедельник советской юстиции» констатировал, что «нужно время, чтобы местные работники губисполкомов, до сих руководствовавшиеся революционной целесообразностью, поняли необходимость перехода к работе, основанной на твердом законе»12 Я. Брандебургский, видный работник НКЮ, на наш взгляд, достаточно точно раскрыл понимание партийными функционерами 20-х гг соотношения и взаимосвязи понятий «революционная законность» и «революционная целесообразность» По его мнению, НЭП ведет к консолидации антисоветских сил. А старые «спецы» не понимают, что «при революционной законности нужно считаться с подлинным революционным смыслом закона, с его духом, с той целью, которую преследовал закон, а не иметь и только в виду мертвую букву закона» А далее он еще более откровенно уточнил: «Революционная закон-
ность. .не исключает революционной целесообразности, а должна комбинироваться с ней, чтобы достичь той цели, которая перед ней поставлена историей развития нашей революции»13
Но особенно обострились дискуссии по этому вопросу после XIV партийной конференции РКП (б) (27-29 апреля 1925 г), сделавшей вывод о возможности построения социализма в одной стране. В связи с чем XIV съезд ВКП (б) (декабрь 1925 г ) обосновал новый курс развития советской экономики - курс на социалистическую индустриализацию. В условиях крестьянской страны при отсутствии международного кредита неизбежно внеэкономическое изъятие из сельского хозяйства, т.е. насилие к крестьянству, не совместимое с принципами НЭПа. На страни-
цах «Еженедельника советской юстиции» видные деятели наркома юстиции отстаивали взаимоисключающие точки зрения. П. Зайцев прямо обозначил суть спора в заглавии своей статьи «Революционная законность или революционная целесообразность?»14 А. Сольц, нарком РКИ, фактически отстаивал революционную целесообразность. Ему возражал Нехамкин, который в статье «Революционная законность на местах» заявлял: «Главное зло нашей жизни - игнорирование неисполнения закона»15
Вопрос о соотношении этих двух категорий в течение 20-х гг так и остался открытым. Понимание социалистической законности, ставшее основой советского права, раскрывалось в многочисленных трудах ведущих правоведов страны (практиков и теоретиков): П.И. Стучки, Д.И. Курского, Н.В. Крыленко, Е.Б. Пашуканиса - вице-президента Коммунистической академии, М.С. Строговича и др. Они рассматривали законность с классовых позиций. Так, Н.В. Крыленко определял законность как «требование исполнения и разумного проведения в жизнь революционной законности, т.е. законов, установленных революцией; всем обществом в целом и каждым гражданином в отдельности»16 П.И. Стучка отмечал, что победа пролетарской революции дает силам революции новое мощное орудие
- государственную власть, что создает возможность воздействовать на ход развития и в правовом порядке, «диктатура пролетариата действует через революционную законность» 7 Эти теоретические положения были приняты на вооружение большинством работников правоохранительных органов. С их пониманием сущности категории «революционная законность» в 1920-е гг связаны соответствующие формы и методы ее охраны в деятельности соответствующих органов, прежде всего прокуратуры: протесты, проверки постановлений и т.д. Советские законы требовалось соблюдать. Но создавать эти законы можно было произвольно - по «воле господствующего класса», по тому же революционному правосознанию. Главной линией продолжала быть линия классовой борьбы, уничтожения классовых противников, линия диктатуры пролетариата.
Классовый характер советского права особенно ярко проявлялся в уголовном законодательстве. В Уголовном кодексе 1922 г глава I § 1 «О контрреволюционных преступлениях» содержала классовую оценку В «Ос-
новных началах уголовного законодательства СССР» 1924 г классовый характер советского законодательства еще более расширился. Основные начала определили настоящие и прошлые связи осужденного правонарушителя с классом, который эксплуатирует труд, в качестве основания для вынесения более сурового приговора. Соответственно определение статуса осужденного как трудящегося или «трудового крестьянина» было достаточным для более мягкого приговора18 Это было открытое принятие дискриминации по классовой принадлежности. Классовая природа советского права нашла выражение в установлении конституционным путем неравного избирательного права для жителей городов и сельских местностей, в лишении избирательных прав лиц, прибегавших к наемному труду, живших на нетрудовые доходы, частных торговцев, монахов и т.д. С переходом к НЭПу лишенцы избирательных прав составили в городе - 8,2 %, в деревне - 1,4 %. В 1924-
1925 гг произошло снижение доли лишенцев в городе - до 5%, в деревне - до 0,74 %. Но уже в 1926-1927 гг принимаются меры по сужению избирательных прав в связи с усилением давления на крестьянство. В 1929 г количество лишенцев составляло в городе -8,5 %, в деревне - 4,1 %19
Верховный суд РСФСР, руководствуясь принципом революционной законности, занял позицию, направленную против дискриминации по классовому признаку, особенно в отношении мягких приговоров, которые выносились рабочим. Однако лишь в 1927 г они были исключены как из текста Основных начал, так и из УПК20
Уголовный кодекс 1922 г сочетал в себе элементы и традиции, и новаторства. Элементы преемственности явно прослеживаются как в системе преступлений, так и в системе наказаний. Хотя и здесь при определении контрреволюционных, хозяйственных и должностных преступлений большевики стремились приспособить нормы уголовного права к защите своих интересов. Но более всего новаторство проявлялось в формировании и влиянии на уголовное право принципа классового подхода. Об этом свидетельствует глава I Особенной части УК 1922 г «Государственные преступления», состоявшая из разделов: «О контрреволюционных преступлениях» и «О преступлениях против порядка управления» Среди юристов в 20-е гг не было единого мнения о пределах понятия «госу-
дарственные преступления» Н.В. Крыленко в статье «Положение о государственных преступлениях»21 отстаивал мнение, что к государственным преступлениям могут быть отнесены только преступления, имевшие своей целью свержение Советской власти, нанесение ей вреда, т.е. контрреволюционные преступления. Он выступал за упразднение понятия «государственное преступление» и введение наименования «Положение о контрреволюционных преступлениях»
М.И. Васильев-Южин в статье, опубликованной еще в 1925 г., не соглашался с сужением понятия государственные преступления и ограничением их круга только контрреволюционными преступлениями, но и был против значительного расширения раздела о государственных преступлениях путем включения в него ряда должностных и имущественных преступлений. Помимо контрреволюционных преступлений, он считал необходимым отнести к числу государственных преступлений лишь преступления, которые существеннейшим образом затрагивают интересы Союза ССР, например, бандитизм, подделку и сбыт фальшивых денег и ценных бумаг»22 А.А. Пионтковский считал, что объединение под одной рубрикой «Государственные преступления» контрреволюционных преступлений и преступлений против порядка управления было результатом влияния систематики буржуазного права23 А.Н. Винокуров24, полемизируя с Н.В. Крыленко, писал, что контрреволюционные преступления не охватывают государственных преступлений. Вследствие серьезных разногласий по данному вопросу лишь 25 февраля 1927 г было принято ЦИК СССР Положение о государственных преступлениях, состоящее из двух разделов: 1) «О преступлениях контрреволюционных», 2) «Об особо опасных для СССР преступлениях против порядка управления»25 Новаторство большевиков, решительный разрыв с классическим уголовным правом наиболее ярко проявились в отказе от общепринятого термина «наказание» и заменой его понятием «меры социальной защиты» В основе этого было стремление законодателя подчеркнуть отказ от наказания как возмездия. Еще при принятии УК 1922 г Д.И. Курский в своем докладе «О проекте УК» на 1П сессии ВЦИК IX созыва подчеркнул: «.. .для нас преступник - это человек, который опасен в данное время, которого нужно изолировать или пытаться исправить, но которо-
му ни в коем случае нельзя мстить»26 А «Основные начала уголовного законодательства СССР и союзных республик», принятые в октябре 1924 г сессией ЦИК СССР, заменили термин «наказание» понятием «меры социальной защиты» А. Эстрин, видный советский юрист, писал: «Отказ от понятия «наказание» не означает для нас простой терминологической замены слова «наказание» словами «меры социальной защиты» В этом отказе выразился разрыв советского уголовного права со старыми проникнутыми юридическим фетишизмом уголовно-правовыми построениями и с содержащимися в них критериями применения уголовной репрессии»2
В Основных началах впервые было закреплено одно из важнейших принципиальных положений, характеризующее советское уголовное законодательство и состоящее в том, что «оно задач возмездия и кары ... себе не ставит. Все меры социальной защиты должны быть целесообразны и не должны иметь целью причинение физического страдания и унижение человеческого достоинства» (ст. 4).
Во время подготовки и особенно после принятия Основных начал в печати комментировалось введение этого термина и его значение для понимания основных положений этого закона и издаваемые на его базе УК союзных республик. Некоторые юристы вполне справедливо рассматривали введение термина «меры социальной защиты» вместо термина «наказание» главным образом как терминологическую реформу Так, М.Д. Шаргородский писал, что отказ от термина «наказание» не означал какого-либо принципиального изменения взглядов на задачи уголовного права. В основе было желание законодателя подчеркнуть отказ от наказания как возмездия. Отказ был чисто терминологическим, словесным. Содержание не изменилось28 Эту точку зрения разделял М.М. Гродзинский29 Многие авторы считали включение термина «меры социальной защиты» принципиальным изменением уголовного закона, которое влечет перестройку законодательства в направлении главным образом идей социологической школы. Этой точки зрения придерживались М.А. Чельцов-Бебутов, А.Н. Трайнин, А.Я. Эстрин30 А.Н. Винокуров, наоборот, утверждал, что термин «меры социальной защиты» неудачен, а термин «наказание» точен31 В 1934 г вновь в советское уголовное право был введен термин «наказание»
Дня понимания существа разработки категории законности немаловажное значение имеет решение советскими юристами в 20-е гг такой фундаментальной проблемы юридической науки, как соотношение государства и права. Вопросы о том, в каких взаимоотношениях находятся государство и право, играет ли государство верховенствующую роль по отношению к праву или же, напротив, подчинено ему, имеют не только теоретическое, но и принципиальное практическое значение. Для марксизма характерна приверженность этатистской теории, исходившей из приоритета государства над правом. Согласно этатизму государство предшествует праву, порождает его. С этой точки зрения, право есть совокупность норм (велений, установлений, приказов государства), посредством которых государственная власть осуществляет руководство обществом. Основанием права вступает государственная власть, которая в свою очередь основывается на силе. Подобный взгляд на проблему выводит государство, его инструменты за пределы зоны влияния права. Если государство - источник права, то государство не может быть им связано. Такой подход исключает проблему правомерности государственной власти. Не случайно поэтому этатизм, получивший широкое распространение в Германии и России, в немалой степени благоприятствовал формированию в этих странах тоталитарных систем.
Принципиальное значение для определения содержания и направлений деятельности правоохранительных органов в исследуемый период имеет также проблема понимания большевиками роли права, их отношение к закону На отношение к праву влияло отрицание большевиками принципа разделения властей. Это приводило к чрезмерно широкой трактовке понятий «закон», «законодательство» Законы принимались и издавались съездами советов, ЦИК СССР, его Президиумом. Правительство издавало постановления, которые имели силу закона. Нередко законами становились не только ведомственные (нар-коматские) постановления, но и партийные решения от Политбюро до губкома, райкома партии. При такой широкой трактовке понятия «законодательство» административно-командная система приобрела легальное средство размывания закона, подмены его подзаконными актами.
Марксистский подход основывался на признании права исключительно инструментом государства, средством принуждения для решения стоящих перед государством ближайших и стратегических задач. Право рассматривалось как совокупность норм, издаваемых государством и обеспечиваемых его принудительной силой. Такой подход приводил к выводу, что право находится в подчиненном от государства положении. В.И. Ленин рассматривал право, закон как орудие власти. Согласно марксистской концепции сущность права заключается в том, что оно выражает волю и интересы господствующего класса. Если большинство конституций западных государств основывались на принципе ограничения власти государства посредством права с целью не допустить злоупотребления государственной властью, то марксистская концепция исходила из того, что государство диктатуры пролетариата есть самодержавие народа. Следовательно, народ не надо защищать от его же государства. Марксизм отвергал предоставление гарантированности свободы индивида невмешательством государства в частную жизнь. По мнению марксистов, свободу трудящихся надо защищать не от государства, а с помощью государства. Советское социалистическое право рассматривалось теоретиками права того периода как право нового и высшего типа, поскольку оно создано в результате победы Октябрьской революции и перехода государственной власти в руки рабочих и крестьян.
Законность - это не только сфера правового сознания, но и характеристика определенного реального состояния общества. Цицерон утверждал: «...под действие закона должны подпадать все»32 К нему был близок Э. Кант, рассматривавший государство как «объединение множества людей, подчиненных правовым законам»33 Правовая политика государства конкретизирует цели и задачи по обеспечению законности и правопорядка. Суть и задачи нэповской законности нашли отражение в законодательных актах, прежде всего о судоустройстве Союза ССР и РСФСР-а) ограждение завоеваний пролетарской революции, рабоче-крестьянской власти и правопорядка, ею установленного; б) защита интересов и прав трудящихся и их объединений; в) укрепление общественно-трудовой дисциплины и солидарности трудящихся; г) осуществление революционной законности в личных и имущественных отношениях граждан34
Именно данные задачи и выражали, на наш взгляд, суть нэповской законности, на защиту которой и были направлены действия всех властных структур в стране, в том числе суда, прокуратуры, милиции и ОПТУ
Противоречивая эпоха НЭПа отражалась на развитии советского права. Действительно, с одной стороны, принимаются кодексы по основным отраслям права, а с другой - получает распространение в правовой науке теория «упрощенчества» Например, в 1923 г был принят Гражданский процессуальный кодекс. Одновременно идет борьба за упрощение процессуальных правил, применяемых при судопроизводстве. В основе аргументов сторонников упрощения было утверждение о том, что процессуальные правила есть правила технические, а не правовые, упрощение их должно сделать процесс короче и дешевле35, обеспечить участникам процесса доступность понимания действия суда, устранить излишне сложную регламентацию процессуальных действий суда36, правил проведения судебного заседания и др. Концепция упрощения процессуальной формы имела своим истоком утвердившееся в общей теории права мнение о временности действия права, о том, что «раз будет изменена экономическая почва, то неизбежно погибнет и правовая надстройка»37 Статьи с призывами к упрощению процессуальной формы активно печатались в журналах с 1923 по 1930 гг38 Разработка теоретических проблем законности в 1920-е гг проходила в конкретно-исторических условиях реализации новой экономической политики.
В 1926 г еще сохраняется инерция борьбы за революционную законность. Это находило отражение в решениях советских органов как в центре, так и на местах. В мае
1926 г III съезд Советов СССР в своем постановлении «О советском строительстве» высказался за твердое проведение в жизнь революционной законности. В исполнение этого решения Президиум ЦИК СССР создал комиссию в составе Сольца, Енукидзе, Дзержинского, Крыленко, Бубнова, Догадова, Смидовича, Винокурова, Красикова, Смирнова, Белобородова, Стучки, Петерса, Менжинского, Курского и по одному представителю от союзных республик39
На Урале откликом на это постановление III съезда советов СССР стало решение сессии областного исполкома советов пятого созыва «О состоянии и необходимых мерах упорядочения административно-судебных учрежде-
ний области» В нем подчеркнуто: «Категорически запретить всякие отступления от закона»40 Среди мер по укреплению революционной законности и усилению борьбы с преступностью областной исполком советов предусматривал такие, как переход уголовноследственных работников к более совершенным методам раскрытия преступлений; изучение РКИ причин должностных преступлений; запрет взимания всяких незаконных сборов; запрет повальных обысков и усиление надзора за производством обысков. Третье совещание работников административных органов, состоявшееся 23-27 февраля 1927 г., отметило укрепление революционной законности в деятельности органов юстиции Уральской области41
«Твердое и неизменное проведение в жизнь принципа революционной законности становится основным моментом, определяющих деятельность милиции как исполнительно-административного органа Советской власти», - писал осенью 1927 г «Административный вестник»42 Все это свидетельствовало о том, что курс на свертывание новой экономической политики не получал нормативного оформления, наоборот, в партийных и государственных документах по-прежнему декларировалась верность курсу новой экономической политики. Нарком юстиции Д. Курский в статье «XV съезд ВКП (б) и органы юстиции» признал, что «вопросы хозяйственного строительства и политики партии еще никогда не были так тесно связаны с работой органов юстиции»43 Эта же мысль прозвучала и у Прокурора Республики Н.В. Крыленко, отметившего, что вопрос о революционной законности неслучайно выдвигается журналом в 1928 г., что законность вызвана хозяйственной необходимостью.
Систематические призывы к соблюдению социалистической законности не привели однако к ликвидации процессуального упрощенства и правового нигилизма; просто сторонники этих взглядов нашли себе подходящую нишу Такой нишей оказалась система политической полиции44 Действительно, за период с 1925 по 1930 гг количество лиц, подвергшихся внесудебной репрессии со стороны органов ОГПУ, выросло почти в четыре раза и составило 150 819 человек45 Наибольшую активность внесудебные органы ОГПУ проявили в 1929 г Доля лиц, репрессированных за этот год, составила более одной трети от общего количества лиц, подвергнутых вне-
судебной расправе за 1925-1930 гг Все это наглядно свидетельствует о том, что 1929 г., действительно, стал годом «великого перелома», но только не в том смысле, который вкладывал в него И.В. Сталин. Это был решительный шаг к формированию административно-командной системы, поворот к массовым репрессиям тридцатых годов.
Рост произвола неразрывно связан с изменением места и роли прокуратуры в государственном механизме. Если в первой половине 20-х гг прокуратура в основном оставалась органом государственного надзора за соблюдением законов 6, то с 1926 г прослеживается тенденция превращения ее в орган, контролирующий неукоснительное исполнение постановлений и распоряжений высших партийных и государственных органов власти и управления. По справедливому выражению А.Я. Сухарева, «прокуратура стала частью запретительного механизма, придатком ко-мандно-бюрократической системы управления»47 В практике уральской прокуратуры эта линия нашла отражение и определенную аргументацию в ведомственных документах. Так, в циркуляре от 24 января 1930 г подчеркивалось, что в условиях реконструкции народного хозяйства, коллективизации и ликвидации кулачества как класса обострение классовой борьбы неизбежно, поэтому «органы юстиции должны строить свою работу по принципу - минимум формы, максимум классового существа»48
Таким образом, концепция революционной законности утверждалась в советском праве одновременно с переходом к НЭПу, который являлся прагматической реакцией большевиков на всеобъемлющий кризис, охвативший страну после гражданской войны. На понимание категории «законность», развитие советского права в 1920-е гг повлияли положения марксизма о подчиненности права государству, о том, что право есть лишь средство реализации государственной политики, а закон - орудие власти. Классовый и идеологизированный подход к теоретическому толкованию категории «законность» предопределил непоследовательность в ее практической реализации. Отказ от принципа законности, даже в ее урезанном варианте - революционной законности, сопровождался свертыванием советской демократии, включением органов правоохраны в административную систему, формированием тоталитарного режима.
1 Гегель. Философия права. - М., 1990. - С. 302.
2 Стучка П.И. Избранные статьи и речи. - М., 1939. -С. 26.
3 Нерсесянц B.C. Философия права. - М., 1997 - С. 289.
4 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. - Т. 2. - М. - С. 165; Ленин В.И. Полн. собр. соч. - Т. 32. - С. 13.
5 См.. Полянский Н.Н. Вопросы теории советского уголовного процесса. - М., 1956. - С. 71.
6 Право и жизнь. - 1922. - Кн. 1. - С. 3.
7 Куприц Н.Я. Из истории науки советского государственного права. - М., 1971. - С. 139
8 Народное хозяйство. - 1921. - № 8-9. - С. 32-33.
9 Еженедельник советской юстиции. - 1922. - № 31-32. -С. 7
10 Власть Советов. - 1925. - № 5. - С. 2-3.
11 Власть Советов. - 1925.-№ 11. - С. 3.
12 Еженедельник советской юстиции. - 1922. - № 18. -С. 1.
13 Еженедельник советской юстиции. - 1922. - № 31-32. -С. 1-2.
14 Еженедельник советской юстиции. - 1925. - № 52. -С. 1573-1575.
15 Еженедельник советской юстиции. - 1926. - № 2. -С. 42.
16 Крыленко Н.В. Что такое революционная законность? -М., 1927 -С. 29
17 Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. - Рига, 1964. - С. 474,482.
18 См.. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР - № 213. - Ст. 31 б, 32 б.
19 См.. Формирование административно-командной системы.-М., 1992.-С. 175.
20 См.. Сборник документов по истории уголовного законодательства СССР и РСФСР - № 266. - С. 476,486.
21 Известия. -1926. - 28 марта.
22 Васильев-Южин М. О государственных преступлениях // Вестник Верховного Суда СССР - 1925. -№ 1.
23 Цит по: Уголовное право. История юридической науки.-М., 1978.-С. 226.
24 Винокуров А.Н. О государственных преступлениях // Известия ЦИК СССР - 1926. - 3 апреля.
25 См. подробно: Уголовное право. История юрвдиче-ской науки. - М., 1978. - С. 213-232.
26 Курский Д.И. Избранные статьи и речи. - М., 1958. -С. 127
27 Эстрин А. К вопросу о принципах построения системы уголовной репрессии в пролетарском государстве // Революция права. - 1927 - № 1. - С. 83.
28 Курс советского уголовного права. - Т. 2. - Л., 1970. -С. 574.
29 Вестник советской юстиции. - 1925. - № 9.
30 Чельцов-Бебутов М.А. Идея социальной защиты // Вестник советской юстиции. - 1924. - № 13. - С. 376; Трайнин А.Н. Десять лет советского уголовного законодательства // Право и жизнь. - 1927 - № 8-10. - С. 40; Эстрин А. Советское уголовное законодательство в первом десятилетии // Советское право. - 1927 - № 6. -С. 2.
31 Винокуров А.Н. О пересмотре Основных начал // Советское строительство. -1930.-№ 1. — С. 40-44.
32 Цицерон Диалоги о государстве. О законах. - М., 1966.-С. 139
33 Кант Э. - Т. 4. - С. 233.
34 СЗ СССР - 1924. - № 23. - Ст. 203; СУ РСФСР -1928.-№117 - Ст. 733.
35 Лисицин А. Нужно упростить судопроизводство // Советская юстиция. - 1920. - № 43. - С. 2.
36 Борисов Б. Развитие гражданского процесса за время революции // Пролетарский суд. - 1927 - № 1920. -С. 21.
37 Рейснер М. Наше право. Чужое право. Общее право. -Л., 1925. - С. 8; Стучка П.И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. - С. 517
38 Каплан М. Вопросы упрощения процесса // Еженедельник советской юстиции. - 1926. - № 13. - С. 25; Абрамов С.Н. Упрощение гражданского процесса // Еженедельник советской юстиции. - 1929 - № 16; Киреев И. Расширение подсудности и упрощение процесса // Еженедельник советской юстиции. - 1929 - № 23-24; Гальперин Л., Израэльсон Об упрощении гражданского процесса // Рабочий суд. - 1928. - № 17-18; Еремеев М. За упрощение гражданского процесса // Советская юстиция. - 1930. - № 22-23 и др.
39 Афанасьев А.В., Галкин Ю.В. Российская милиция. Краткая хроника (октябрь 1917 - 2000). - Саратов, 2001. -С. 53.
40 ГАСО Ф Р 854. Оп. 1. Д. 20. Л. 113.
41 ГАСО Ф Р 854. Оп. 1. Д. 20. Л. 250.
42 Административный вестник. - 1927 - № 10-11. -С. 32.
43 Еженедельник советской юстиции. - 1928. - № 1. -С. 1.
44 Кудрявцев В., Трусов А. Политическая полиция в СССР - М., 2000.-С. 59.
45 Лубянка: Органы ВЧК - ОГПУ - НКВД - НКГБ -МГБ - МВД - КГБ. 1917-1991. справочник. - М., 2003. -С. 6.
46 СУ РСФСР - 1922. - № 36. - Ст. 424.
47 Сухарев А.Я. XIX партийная конференция и проблемы перестройки прокурорского надзора // Социалистическая законность. - 1988. - № 11. - С. 3.
48 ГАСО Ф Р 340. Оп. 4. Д. 16. Л. 4.
Статья поступила в редакиию 14 апреля 2008 г.
