CC BY
511
УДК 343.81
КОНЦЕПЦИЯ РАЗВИТИЯ УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЙ СИСТЕМЫ: ПРОБЛЕМЫ РЕАЛИЗАЦИИ
О. А. ПОГУДИН,
кандидат экономических наук,
доцент кафедры экономики и менеджмента
E-mail: pogudinoa@mail. ru
Академия права и управления ФСИН России
Перспективы совершенствования уголовно-судебной политики и практики исполнения уголовных наказаний тесно связываются с Концепцией развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года. В статье проанализированы содержание концепции и ее целевые ориентиры. Сделан вывод о том, что механизмы реализации концепции нуждаются в дальнейшем осмыслении и совершенствовании.
Ключевые слова: уголовно-исполнительная система, концепция, реформирование, развитие, оптимизация, производство, инновации, персонал уголовно-исполнительной системы, механизм реализации.
Распоряжением Правительства РФ от 14.10.2010 № 1772-р утверждена подготовленная Министерством юстиции РФ и ФСИН Концепция развития уголовно-исполнительной системы (УИС) до 2020 года — основной руководящий документ по ее радикальной модернизации. Безусловно, настоящий факт — знаковое событие, свидетельствующее о том, что вопросы совершенствования деятельности органов и учреждений, исполняющих уголовные наказания, находятся в поле зрения государственной власти. С ее появлением связываются перспективы успешного реформирования УИС, заключающегося в «оптимизации уголовного преследования в зависимости от общественной опасности деяния и личности правонарушителя, минимизации негативных последствий лишения человека свободы, включая распространение криминальной субкультуры, а также повышении
предупредительной функции административной ответственности» [16, с. 3]. Ожидается весомой роль концепции и в деле противодействия преступности и обеспечения общественной безопасности.
Конечно, реформа УИС обусловлена целым рядом объективно существующих для этого предпосылок: от необходимости приближения российских исправительных учреждений (ИУ) к «западному» пониманию тюрьмы до фактического решения извечной для России проблемы гуманизации наказания. По-прежнему, однако, традиционным итоговым пунктом реформирования пенитенциарного ведомства в любой исторической ретроспективе выступает «повышение эффективности работы учреждений и органов УИС». Зато теперь — до достижения ими «уровня европейских стандартов обращения с осужденными и соответствующих потребностей общественного развития» [6, с. 4].
Что же представляет собой современная уголовно-исполнительная система страны, пока не достигшая в своей нынешней деятельности «европейских стандартов»? На 1 января 2010 г. в ее учреждениях содержались 864 тыс. чел., в том числе в 755 исправительных колониях — 723,9 тыс., в семи тюрьмах — 2,8 тыс., а в 62 колониях для несовершеннолетних — 5,9 тыс. чел. В УИС отбывают срок по приговору суда более 69 тыс. женщин, а в 13 домах ребенка проживают 846 детей. По числу заключенных на 100 тыс. чел. населения Россия занимает лидирующую позицию: каждый десятый осужденный в мире «сидит» на ее территории.
В состав ФСИН входят около 2,5 тыс. уголовно-исполнительных инспекций (УИИ), в которых состоят на учете 534,4 тыс. чел., приговоренных к наказанию без изоляции от общества. Производственный сектор УИС включает 205 федеральных государственных унитарных предприятий ИУ, 505 центров трудовой адаптации осужденных, 38 лечебно — и 40 учебно-производственных мастерских. Состояние трудовой занятости в местах лишения свободы оценивается величиной, едва превышающей 149 тыс. чел., а объемы произведенной в них продукции, выполненных работ и оказанных услуг (по итогам 2009 г.) — 25,0 млрд руб. Среднедневной заработок занятого трудом осужденного 143 руб.
При исправительных и воспитательных колониях функционируют 315 вечерних общеобразовательных школ, 521 учебно-консультационный пункт и 339 профессиональных училищ. Количество осужденных, ежегодно освобождающихся без профессии, составляет в среднем 15—19 тыс. чел. Штатная численность персонала УИС — 350 тыс., в том числе сотрудников, имеющих специальные звания, — 259,6 тыс. чел. [18, с. 2, 4].
На 1 января 2010 г. более 90 % осужденных и лиц, содержащихся в следственных изоляторах, состояло на диспансерном учете по поводу различных заболеваний. Из 433,7 тыс. чел., больных социально значимыми заболеваниями, 16,7 % — страдают психическими расстройствами, 9,4 % — активным туберкулезом, а 12,9 % — ВИЧ-инфекцией. Более 25 тыс. осужденных являются инвалидами, а 88,4 тыс. чел. — алкоголики и наркоманы [6, с. 3—4].
Также на 1 января 2010 г. более 218 тыс. чел. являлись осужденными за убийство и умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, 262,7 тыс. чел. — за разбой, грабеж и кражу, около 2 тыс. — за бандитизм, 2,28 тыс. — за преступления в сфере экономики и 1,83 тыс. чел. отбывали наказание за хулиганство. Среди всех «сидельцев» 48 % осуждены второй, третий и более раз, свыше 60 % имеют установленные судом сроки наказания от 3 до 10 лет включительно [4, с. 14].
В ходе реформы предусматривается замена существующей системы исправительных колоний на два основных вида учреждений. Первый вид — это тюрьмы (общего, усиленного и особого режимов), а второй — колонии-поселения с усиленным и обычным наблюдением с сохранением лечебных исправительных и профилактических учреждений и следственных изоляторов. Воспитательные колонии
реорганизуются в воспитательные дома (или центры) для несовершеннолетних правонарушителей. Производство и инфраструктуру планируется иметь преимущественно в колониях-поселениях с усиленным наблюдением, а работа на строящихся или развивающихся государственных объектах станет прерогативой тех арестантов, кто будет отбывать наказание в колониях-поселениях обычного типа [16, с. 4].
Озвученный тезис получил соответствующее отражение в виде одной из ключевых задач, которая, впрочем, наравне с иными подобными задачами, как-то «совершенствованием уголовно-исполнительной политики, направленной на социализацию осужденных», «повышением эффективности управления УИС», «изменением идеологии применения основных средств исправления осужденных», «обеспечением необходимого уровня социальной защиты работников УИС», формирует основную идеологию упомянутой концепции. По словам официальных лиц ФСИН, концепции не столько реформирования, сколько развития системы исполнения наказаний, отказывающейся от своего исторического наследия в виде исправительных колоний, которые до сих пор представляли собой отретушированный вариант исправительно-трудовых лагерей недавнего советского прошлого.
Оставим в стороне имеющиеся достаточно серьезные юридические противоречия в толковании самой сути реформы УИС и ее последствий (в том числе по поводу «лагерей недавнего советского прошлого»), выявленные советником Конституционного Суда РФ заслуженным юристом РФ В. С. Ов-чинским [12], а также разносторонние оценки возможных криминологических характеристик будущего российского общества. В конечном итоге разбираться в проблемах и перспективах уголовной и уголовно-исполнительной политики государства — задача ученых-правоведов. Наша цель — проанализировать в организационно-экономическом отношении содержание концепции как основного ведомственного документа, определяющего вектор развития УИС на ближайшее десятилетие. В частности, просматриваются ли в ней те действенные механизмы, которые способны обеспечить достижение пенитенциарным ведомством намеченных им и широкомасштабно заявленных правительству страны высот?
Если не ограничивать себя «скольжением» по поверхности документа или, как говорят физики,
«поиском под фонарем», а попытаться заглянуть в его скрытые «полости», то возникает непреодолимое желание обратить внимание его разработчиков на, как минимум, три важных обстоятельства.
Первое, насколько высока точность прогноза достижения УИС намеченных ею рубежей и были ли учтены многочисленные социально-экономические условия, ее определяющие? Ведь реформирование УИС — процесс многоаспектный и, без всяких сомнений, комплексный, который не может «замыкаться» на самой системе исполнения наказаний вне связи с перспективами социально-экономического и политического развития всего общества. Именно динамика всестороннего общественного развития, в основе которого лежит его экономический базис, обусловливает реальные предпосылки для позитивного изменения в обществе социально-правовых ориентиров, включая сферу деятельности правоохранительных институтов, к числу которых относится УИС. Следовательно, успех реформы в значительной мере будет зависеть, во-первых, от того, как скоро нынешняя, по свидетельству экспертов, первобытно-капиталистическая или, говоря словами В. Л. Иноземцева, «аномальная» экономика страны станет «неоиндустриальной», способной «производить уникальные знания, новые продукты и технологии, полезные людям» [5, с. 4—5]. И, во-вторых, насколько быстро российское общество, кстати, названное Президентом РФ Д. А. Медведевым в Послании Федеральному Собранию РФ (ноябрь 2009 г.) «архаичным», преодолеет собственный системный кризис, в котором оно находится [1, 2].
Второе, присутствует ли в концепции тот эффективный «инструментарий развития», который позволил бы трактовать данный документ как единственно верное и понятное каждому сотруднику УИС «руководство к действию»? Может ли двигаться вперед отдельно взятая социальная система, когда само общество с присущими ему признаками «архаичности», отличается низкой политической культурой и правовым нигилизмом, неразвитостью ценностей и институтов демократии, катастрофическим уровнем коррупции и закрытостью власти, а его экономика хронически отстает и, видимо, еще долго будет отставать от развитых стран? Подтверждением сказанного служит опубликованный прогноз развития отраслей промышленности страны на 2011—2013 гг. Аналитики опять усматривают, что он оказался «прогнозом развития без модернизации» и по-прежнему продиктован экспортно-сырь-
евой моделью, все еще доминирующей в экономике России [15, с. 27].
Наконец, третье. От кого в наибольшей мере зависит претворение в жизнь идей нынешней концепции? Видится ли тут абсолютной роль законодателя с первостепенным повышением качества принимаемых в этой связи нормативных правовых актов или все будет исходить от административно-управленческого искусства центрального аппарата ФСИН, исполнительских функций территориальных органов или реальных изменений в работе правоохранительных структур и судебных институтов? А каков истинный интерес к концепции обязаны проявить региональные власти? Ведь наряду с УИС задача социальной адаптации и исправления осужденных, особенно в условиях реализации наказаний, альтернативных лишению свободы, возлагается, согласно концепции, в основном на органы местного самоуправления.
Сформулированные вопросы вряд ли можно назвать надуманными, ибо ответы на них, по убеждению автора, заставляют понять, что на сегодняшний день главное в концепции: набор громких лозунгов, облаченных в красивую оболочку, или сущность организационно-правовых и экономических механизмов, обеспечивающих ее реализацию? Действительно, зададимся вопросом: настолько ли все написанное в концепции всесторонне осмыслено, взвешено и выверено, чтобы считать обсуждаемый документ результатом основательной и профессиональной работы его авторов?
Заметим, наряду с заранее оптимистическими суждениями, касающимися перспектив реализации концепции (а таких официальных суждений в рамках ФСИН большинство), в литературе присутствуют и мнения серьезных экспертов, оценивающих ее между тем с критических позиций. «Осторожные» в выводах специалисты резонно «привязывают» темпы будущих в УИС преобразований с «определенными изменениями в общественном сознании» [9, с. 9]. На весьма серьезном замечании останавливается, например, профессор Д. Корецкий: «Мы можем написать самую замечательную концепцию развития чего угодно. Но это не значит, что все благостные намерения, предусмотренные в ней, смогут реализоваться на практике. Основной ее недостаток заключается в отсутствии конкретики» [7, с. 10].
Не совсем радужные прогнозы в отношении реализации изложенных на страницах концепции идей можно обосновать, опираясь на осмысленное
изучение каждого ее параграфа, воочию убеждаясь в справедливости приведенного ранее резюме авторитетного ученого. Основанием для такой гипотезы выступает не только и не столько то, что нынешняя реформа УИС (впрочем, как и все предыдущие, обусловленные соответствующими федеральными целевыми программами) не предполагает выделения на эти цели дополнительного бюджетного финансирования. Хотя очевидно, что строительство новых тюрем и перепрофилирование существующих колоний требуют немалых государственных денег. Не менее существенным обстоятельством является «расплывчатость» и некорректность в понимании любого непредвзятого аналитика значительного числа ее конечных ориентиров и, стало быть, «технологии» их успешного достижения. Поэтому, как минимум, недоумение вызывает тот факт, что помпезность и пафос подобных ожиданий преподносятся «потребителям» концепции из числа сотрудников УИС в виде аксиом, сильно напоминающих расхожие в прошлом догмы советского периода.
Обратимся теперь к сути вопроса. Основным вектором реформы УИС выступает «оптимизация» (с точки зрения авторов, развитие, совершенствование, обеспечение, повышение эффективности и т. п.) всех сторон ее функционирования. Это «волшебное» слово либо присутствует почти в каждом разделе концепции, либо формирует его внутреннюю «начинку». «Оптимизации» должны быть подвергнуты «системы охраны исправительных учреждений и следственных изоляторов», «размещение мест отбывания наказания на территории страны», «маршруты конвоирования осужденных». Нуждаются в «оптимизации» «системы закупок для нужд УИС» и «системы оплаты труда осужденных», «социальная, психологическая и воспитательная работа с ними», «структура уголовно-исполнительных инспекций» (заметим, что во многих районных, городских и административно-территориальных образованиях их еще необходимо создать!) и иные, требующие «оптимизации» и совершенствования процессы и объекты. Но за всем этим многословием, к сожалению, совершенно не видно конкретного содержания возможных в УИС преобразований, действительно соответствующих сущности однозначного и понятного математикам и экономистам термина «оптимизация».
К примеру, какими критериями оптимальности (экономическими, социальными, криминологическими) и рамками необходимых ограничений (фи-
нансовых либо территориально-географических) должны руководствоваться специалисты, которые уже «завтра» станут заниматься проектированием и передислокацией ИУ? Что понимается под «оптимизацией системы закупок» и на какую реальную величину следует повысить, как того требует концепция, ее «экономичность, эффективность и прозрачность»? Какими «рычагами» должен обладать персонал учреждений УИС для «оптимизации социальной, психологической и воспитательной работы» с арестантами, даже если она осуществляется «на основе функционального взаимодействия сотрудников всех служб ИУ (где критерии и показатели подобного взаимодействия?) с привлечением (на каких организационно-правовых и мотивационных началах?) представителей органов исполнительной власти и институтов гражданского общества»? Чем следует вооружиться для «установления оптимальной нагрузки на работников УИС, работающих в непосредственном контакте с осужденными и лицами, содержащимися под стражей»? Почему нормативы их штатной численности должны устанавливаться «на основе принятых норм законодательства РФ и международной практики», а не наоборот, исходя из оценки трудоемкости выполняемых ими служебных функций и анализа организации труда каждой группы персонала? На чем основывались авторы концепции, предлагая «закрепить норматив штатной численности уголовно-исполнительных инспекций исключительно на уровне 2,1 % от среднегодовой численности осужденных, состоящих в них на учете»? Где, наконец, «спрятана» реальная процедура «оптимизации систем оплаты труда лиц, отбывающих наказание» в условиях начатого тиражирования вопроса «о создании в условиях тюремного содержания небольших (правда, неизвестно, какой площади и с какой технико-технологической составляющей) рабочих камер-мастерских и внедрении в них индивидуальных форм занятости»?
По глубокому убеждению автора, так называемая «оптимизация систем оплаты труда» в целях, как того требует концепция, возможностей компенсации ущерба потерпевшим от преступлений без ненужных элементов наукообразия сводится исключительно к весьма обыденному житейскому принципу «чем больше, тем лучше». Что может стать источником повышения доходности труда работников по приговору? Неужели главенствующими здесь условиями опять следует считать лишь призывы к «обеспечению осужденным трудовых
гарантий», «созданию справедливой (неясно, правда, можно ли оценить меру этой справедливости?) контролируемой системы их мотиваций к законопослушному поведению»?
Разумеется, одна из причин чрезвычайно низких заработков арестантов кроется в их профессиональной подготовке, фактически реализуемой без учета, как призывает концепция, «результатов мониторинга прогнозных потребностей в рабочих кадрах УИС и региональных рынков труда с целью высоких гарантий их последующего трудоустройства и ресо-циализации». Но какие службы обяжут проводить подобный «мониторинг» в ближайшем будущем и где возможно для этого сэкономить материальные средства? Чья это задача: администрации образовательных при ИУ учреждений, производственных служб или социальных работников мест заключения? Более того, один лишь «мониторинг», как бы качественно он не проводился, не гарантирует освободившимся и желающим адаптироваться к жизни на свободе осужденным перемещение с периферии рынка труда в сторону более привлекательной его ниши [13]. По крайней мере решение вопроса обязано учитывать «внесистемные», но сильно связанные с УИС факторы, к которым относятся миграция иностранной рабочей силы, состояние занятости и оплаты труда в регионах, степень развития в них производственной инфраструктуры, малого и среднего предпринимательства. И от местных властей многое может зависеть — принимать или не принимать им результативные законодательные решения, содействующие отбывшим срок гражданам в их дальнейшем трудоустройстве в государственных и частных организациях.
Важно понимать, законы экономики незыблемы, идет ли речь о производственной деятельности коммерческих структур либо «тюремных» учреждений, так или иначе заявивших себя участниками рынка. И в том, и в другом случае источником увеличения заработной платы является устойчивый рост производства и его доходности, что в свою очередь обеспечивается спросом на труд и его результаты. Другими словами, заработок любого исполнителя прямо зависит от величины создаваемой в организации добавленной стоимости (вновь созданной стоимости). Только она с позиций любой экономической теории характеризует общественную значимость произведенного продукта, его ценность и полезность для потребителя. Возможно ли подобное в «исправительных учреждениях нового типа»,
если и федеральные унитарные предприятия УИС, и центры трудовой адаптации осужденных, прямо скажем, далеко не справляются с аналогичной задачей [11]? Кредиторская задолженность, низкие показатели трудовой занятости осужденных и норм их выработки, формальный подход к организации работы по освоению новых видов изделий, недостаточный уровень обеспечения ИУ самостоятельно производимой продукцией, мизерная, а то и отрицательная рентабельность производства — типичные проблемы производственного сектора УИС за последнее десятилетие. Создание же камер-мастерских с индивидуальными формами занятости в них осужденных приведет не к изготовлению ими конкурентоспособной продукции, а к элементарной «кустарщине», никак не связанной ни с возможностями погашения лицами, отбывающими лишение свободы, судебных исков, ни с «высокими гарантиями их трудоустройства после освобождения». Конечно, можно закрыть глаза на будущий производственный примитивизм, уже сейчас во многом подменивший некогда мощный промышленный потенциал УИС, но это, к сожалению, не приведет к желанной «оптимизации систем оплаты труда осужденных», а скорее приблизит окончательную деградацию «тюремного» производства [14].
Заметим, мы вовсе не желаем вставать на путь огульной критики содержания концепции, а лишь хотим напомнить, что подлинная задача любого сходного с ней циркуляра — вносить ясность и отражать общий «замысел, определяющий стратегию конкретных действий при осуществлении любых реформ, проектов, планов, программ» [3, с. 336]. В обсуждаемом документе «замысел», безусловно, есть, «стратегия конкретных действий» отсутствует.
Иные типичные примеры ограниченного понимания всякой «конкретики действий» следует привести, обратившись еще раз к Д. Корецкому. «Сколько метров будет приходиться на заключенного в новых тюрьмах? Какую зарплату станут получать сотрудники УИС? Каким должно стать питание заключенных по калорийности и номенклатуре? На каком этапе реализации концепции будут строить 26 новых следственных изоляторов? Из каких средств — планового бюджетного финансирования или экономии?» [7, с. 11]. Подобные конструктивные замечания делаются им и в отношении службы пробации — специальных органов, осуществляющих за рубежом надзор за освободившимися или
условно осужденными лицами, а также предоставляющих им помощь в социальной реабилитации. «Откуда взять эту замечательную службу и как эту пробацию осуществлять? Социально-политических и экономических предпосылок для решения подобных вопросов нет. Имеется также ряд других важных моментов, например уровень заработной платы работников службы пробации. Если она станет достойной, то можно прогнозировать один результат, а если такой, как у нынешних сотрудников УИС, то тогда следует ожидать иных последствий. Еще потребуется разработать систему и принципы деятельности новой службы, обеспечить контроль, найти жилые и служебные помещения. Откуда все это возьмется — в концепции не говорится. Речь идет не о том, чтобы что-то и как-то назвать. Все гораздо сложнее. Да, нужно создавать с нуля службу пробации, однако без материальной базы говорить об эффективности нет смысла» [7, с. 11].
Никто из разработчиков концепции, и это самое существенное, не акцентирует внимание на экономическом обосновании предполагаемого развития УИС. За счет каких внутренних резервов пенитенциарная система способна реорганизоваться и чему может быть равен бюджет подобных реформаций? Официальных данных по этому поводу нет. Сам факт, что финансирование мероприятий, предусмотренных этим документом, предполагается осуществлять за счет средств федерального бюджета, ничего не проясняет, а названная В. С. Овчинским сумма, близкая к 500 млрд руб. [12, с. 355], скорее всего, нуждается в более точной диагностике. К тому же, как повлияет предстоящий процесс «тюремного строительства» на численность и структуру личного состава УИС, его социально-правовую защиту? Ведь «за счет использования в работе инновационных технологий» будущая кадровая политика предполагается быть направленной на «сокращение их штатной численности». И тут же приводится тезис, близкий к обратному — на «обеспечение сбалансированности процессов сохранения и обновления количественного и качественного состава кадров, повышение их профессиональной компетенции».
По мнению автора, это далеко не полный перечень всех проблемных вопросов, возникающих при изучении текста концепции, на которые пока нет убедительных ответов, надо полагать, как у широкой общественности, так и у самих авторов концепции.
В заключение следует остановиться на двух не менее актуальных проблемах, касающихся непосредственно «кадрового обеспечения и социального статуса работников УИС», а также «использования в УИС инновационных разработок и научного потенциала». Первые проблемы с завидным постоянством переносятся от одного концепта к другому. А если и решаются, то, как и следует ожидать, далеко не в полном объеме. Тем не менее радикальное решение проблемы кроется, по мнению автора, гораздо глубже. Персоналу учреждений и органов УИС зачастую отводится роль «объекта воспитательного воздействия», «кадрового ресурса» или «кадрового инструмента», необходимого для решения поставленных перед пенитенциарной системой задач. Сотрудник УИС — всего лишь средство достижения цели, а никак не сама цель. Подмена цели средством, а результата процессом — старая болезнь большинства реформаторов от властно-управленческих структур до руководителей любого ведомства. А это, как известно, означает только одно: «инструменты» порой оказываются далеко не совершенными, а поставленные цели, к удивлению их преследователей, — никогда не достижимыми.
Конечно, следуя концепции, «широкое применение практики материального и морального стимулирования работников УИС» в целях удовлетворения их потребностей, безусловно, необходимо. Однако, говоря словами одного из классиков японского менеджмента, люди помимо денег хотят получать удовольствие от своей работы и гордиться ею. Им должно быть не только престижно, но и комфортно работать в пенитенциарной (впрочем как и иной правоохранительной) «отрасли», наиболее полно реализуя свой человеческий и ее социальный капитал. А это уже связано с потребностями совершенно иного порядка. Их реализация предполагает формирование организационной культуры в УИС, не столько формально прописанной на бумаге в виде недавно принятого этического кодекса сотрудника, сколько закрепленной в виде позитивных традиций, ценностных ориентиров, способов взаимодействия и отношений между людьми, линий их поведения и разделяемых норм внутри самой уголовно-исполнительной системы.
Установление для всех представителей ФСИН единой системы ценностей, трансляция всеми руководителями служб и рядовыми работниками образцового этического поведения — пожалуй, одна из самых сложных и трудоемких задач, связанных
сначала с реальным обновлением «количественного и качественного состава кадров», а затем уже с совершенствованием методов его стимулирования. В управлении на основе ценностей [8, с. 3] видится суть работы с персоналом, а не в абстрактных, повторяющихся десятилетиями ожиданиях законодательного «обеспечения высокого социального статуса работника УИС». Только в подобных условиях, как представляется автору, следует рассчитывать на практическую реализацию озвученного в концепции весьма «смелого», но исключительно верного тезиса о «внедрении конкурсной системы замещения должностей правоохранительной службы, включая проведение конкурсных испытаний».
Отдавая дань модной ныне формуле, называемой инновационным развитием страны, авторы концепции, конечно же, не могли обойти стороной все то, что связано с «использованием в УИС инновационных разработок», в том числе в сфере «надзора за поведением осужденных посредством электронного мониторинга спутниковой навигации ГЛОНАСС». Сложно судить, насколько данные проекты экономически эффективны. Никто не сопоставлял затраты на реализацию подобной функции с «земли» и из космоса. Но то, что подобные проекты сегодня крайне «эффектны» — сомнений не вызывает.
Между тем внешне благая идея привнесения в УИС технологических нововведений от «внедрения электронного делопроизводства, включая оснащение всех учреждений и органов УИС автоматизированными рабочими местами и перевода в цифровой формат полного объема информационных фондов и архивов» до «использования в работе персонала инновационных технологий», выглядит с позиций сегодняшнего дня, мягко говоря, утопической.
Ведь новации, и в этом вся суть, не есть что-то отдельное, изолированное, формальное новшество, рожденное само по себе либо по желанию отдельно взятых руководителей. Причина появления нововведений — предпосылки и объективные обстоятельства, сформированные историей развития любой социально-экономической системы, включая государство и отдельные его институты [10, с. 30]. Инновации, по свидетельству экономического классика А. Маршалла, есть следствие «ускорения уже давно набиравшего в обществе силу широкого конструктивного движения» [10, с. 30]. При отсутствии в современной России подобного «движения» или так называемом «росте без развития», надеяться
на скорое внедрение в УИС кроме как обыденных компьютерных «средств механизации» (внешних по отношению к ней) зачастую бесполезно.
Адекватная же ведомственная научная среда как другое важнейшее условие для научно-исследовательской деятельности, представляемая в виде специфического социального пространства, в котором она только и может эффективно осуществляться, в основном отсутствует. Новизна, практическое внедрение с выраженным социально-экономическим результатом, прикладной характер решаемых ведомственными «храмами науки» задач, близких, как того требует концепция, к «современному уровню развития пенитенциарных систем иностранных государств», вряд ли при «стихийном» подходе к выбору тематики НИР, склонности большинства их исполнителей к «бумаготворчеству» и околонаучным занятиям способны стать реальностью даже в перспективе. Не случайно, по оценке директора ФСИН России, практическая ценность ведомственных научных изысканий сегодня равна нулю. Ни в одном научном учреждении и научно-педагогическом коллективе невозможно производить что-либо значимое посредством ума и интеллекта, не имея шанса (возможности, желания, условий, предпосылок) материализовать разработку в практической деятельности. И УИС здесь не исключение.
Объективными источниками нововведений в ведомстве призваны выступать исключительно сами процессы, протекающие внутри уголовно-исполнительной системы (т. е. в процессе самой деятельности УИС), создающие, впрочем, условия для их дальнейшей внутри нее «диффузии». Однако эти процессы в силу собственной противоречивости, да и инертности самой пенитенциарной системы не смогли за весь двадцатилетний постсоветский период обусловить настоящую потребность в создании и реализации подобных новшеств, поскольку не являлись генераторами (или индикаторами) назревающих в местах лишения свободы объективных изменений. Ведь побуждающими любые реформы в УИС факторами следует считать «политические», сильно обусловленные требованиями к отечественным учреждениям, исполняющим наказания, со стороны Совета Европы.
Поэтому основная задача повышения «уровня инновационности» системы по исполнению наказаний (как и любой общественной формации) заключается в порождении собственного спроса не только на «внешние», но и «внутренние» инновационные
продукты (объясняющие правомерность реализации и «технологию» внедрения реформационных проектов в ее практической деятельности), до сих пор, как правило, отсутствующего. Существенная, по мнению автора, идея подобных продуктов — экономическое обоснование принимаемых органами управления ФСИН соответствующих решений во всех сферах деятельности (охрана, надзор, конвоирование, производство, образование осужденных и т. д.) и меры по экономии государственных инвестиций и обеспечению рационального финансирования реформы УИС.
Обобщая изложенное, следует остановиться на следующем. Концепция развития УИС, красиво заявленная и внешне хорошо отретушированная, сейчас уже не предполагает всестороннего анализа и широкого обсуждения со стороны специалистов, практиков, общественного мнения. Вне зависимости от того, идеальная она или нет, пришло время «людям в погонах» ее выполнять. Но следует заметить, не «кавалеристскими» методами или посредством излюбленной многими «кампанейщины», а с помощью основательно выверенных организационно-экономических механизмов, содержание которых, надо думать, еще потребует своего серьезного осмысления. В противном случае подобная концепция рискует превратиться в очередной помпезный документ, состоящий лишь из одних многообещающих формулировок.
Список литературы
1. Антипъев А. Г. К вопросу о формировании цивилизованного рынка труда в «архаичном» обществе // Человек и труд. 2010. № 5. С. 37—38.
2. Антипъев А. Г. «Архаичное» российское общество и проблемы его модернизации // Социально-гуманитарные знания. 2010. № 6. С. 3—13.
3. Борисов А. Б. Большой экономический словарь. 2-е изд., перераб. и доп. М.: Книжный мир, 2009.
4. Валова В. И. Влияние уголовного законодательства и судебной практики на изменение численности и состава осужденных // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2011. № 4. С. 10—17.
5. Иноземцев В. Л. Будущее России — в новой индустриализации // Экономист. 2010. № 11. С. 3—15.
6. Концепция развития уголовно-исполнительной системы Российской Федерации до 2020 года: распоряжение Правительства РФ от 14.10.2010 № 1772-р // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2010 № 12. С. 2—15.
7. Корецкий Д. А. Размышления автора «Антикиллера» // Преступление и наказание. 2010. № 12. С. 10—11.
8. Максименко А. А. Основы аксиологической концепции менеджмента // Менеджмент в России и за рубежом. 2010. № 3. С. 3—17.
9. Маркаръян Р. С точки зрения адвоката... // Преступление и наказание. 2010. № 12. С. 8—9.
10. Московский А. Нововведения: природа, источники, мотивация // Экономист. 2010. № 7. С. 28—35.
11. Об объявлении решения Коллегии Федеральной службы исполнения наказаний «О ходе реформирования производственного сектора уголовно-исполнительной системы»: Приказ ФСИН России от 15.10.2010 № 436.
12. Овчинский В. С. Из ГУЛАГА в «Крытку» (О реформе системы исполнения наказаний) // Российский криминологический взгляд. 2010. № 1. С. 351—356.
13. Погудин О. А. Проблемы трудовой адаптации лиц, освободившихся из учреждений уголовно-исполнительной системы, требуют комплексного решения // Уголовно-исполнительная система: право, экономика, управление. 2010. № 1. С. 14—17.
14. Погудин О. А. Оплата труда осужденных и реформирование уголовно-исполнительной системы // Человек и труд. 2011. № 1. С. 37—42.
15. Прогноз на 2011—2013 гг.: развитие отраслей промышленности // Экономист. 2010. № 11. С. 27—58.
16. Реймер А. А. Содержание и основные этапы реформирования уголовно-исполнительной системы // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2009. № 12. С. 3-5.
17. Реймер А. А. Об итогах деятельности уголовно-исполнительной системы в 2010 году и задачах на 2011 год // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2011. № 4. С. 2-9.
18. УИС-2009 в цифрах // Ведомости уголовно-исполнительной системы. 2010. № 4. С. 2-4.
