CC BY
226
21. Усть-Медведицкая газета. 1917. 4; 9; 23 августа.
22. Объединение. 1917. 3 апреля; Усть-Медведицкая газета. 1917. 8 августа; 6 сентября.
23. Сергеев В.Н. Муниципалитеты казачьих земель Юга России в 1917 г. (партийный состав) // Государственное управление: проблемы теории, истории, практики, преподавания. Ростов-на-Дону, 1993; Он же. Городское самоуправление на Дону в 1917 г. // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион. Общественные науки. 2000. № 3.
24. Примером негативного отношения казачества к приобщению его сословия к гражданскому обществу могут служить попытки войсковой элиты не допустить присутствия представителей политических партий на казачьих кругах. Имелись отдельные исключения, например, на сентябрьский 1917 г. Большой круг донцов был «допущен» председатель Донкома меньшевиков Б.С. Васильев, но при этом круг вынес специальное решение: «допустить на круг ... с правом высказаться один раз».
УДК 340
Павкин Л.М.
КОНЦЕПЦИЯ «РАБОЧЕГО ГОСУДАРСТВА» ЭРНСТА ЮНГЕРА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Статья посвящена рассмотрению некоторых аспектов концепции «рабочего государства» Эрнста Юнгера. В частности, речь идёт о взглядах Эрнста Юнгера по вопросу преобразования либерального государства в «рабочее государство».
The article is devoted to the consideration of some aspects of the conception of «labour state» of Ernst Junger. The article considers in particular Ernst Junger's viewpoints with regard to the transition from liberal state to «labour state».
Ключевые слова: «Рабочее государство», тотальность, мобилизация, господство, консервативная революция.
Key words: «Labour state», totality, mobilization, supremacy, conservative revolution.
Эрнст Юнгер (1895-1998) - видный представитель «консервативной революции», человек необычной судьбы, проживший более 100 лет, ставший одновременно воплощением и свидетельством немецкой истории ХХ века. Он выдвинулся как герой Первой мировой войны, награждён высшей военной наградой Германии, затем стал писателем, занялся публицистической деятельностью.
Важным для понимания взглядов и представлений Юнгера о будущем устройстве государства и мира в целом является его эссе «Тотальная мобилизация», вышедшее в 1930 г. Это сочинение исходило из требования объединить все силы народа и все сферы жизни для будущей войны, потому что современная война предполагает не частичную, а всеобщую, следовательно, тотальную мобилизацию, которая распространяется даже на ребёнка в колыбели, если государство хочет победить. В отказе от тотальной мобилизации автор видел решающую причину поражения Германии в первой мировой войне. По его словам, «Германия... должна была проиграть войну даже в том случае, если бы выиграла битву на Марне и подводную войну, ибо при всей ответственности, с какой ею была подготовлена частичная мобилизация, она не подвергла
тотальной мобилизации обширные области своих сил.» [1, с. 457]. Он надеялся, что в будущей войне будут совсем другие энергии и будет достигнута победа. Чтобы достичь этой победы, требуется абсолютное подчинение всех интересов требованиям войны. Таким образом, в этом сочинении уже явственно просматриваются контуры милитаристского тоталитарного государства.
Однако ключевым произведением Юнгера, в котором отражены и его политические идеи, видение нового общественного и государственного строя, стала книга «Рабочий», появившаяся в 1932 г. Эта книга была высоко оценена знаменитым немецким философом М.Хайдеггером, который в 1955 г. писал: «Удивляло, что уже много лет как опубликована такая прозорливая книга, но никто не усвоил её урока, чтобы однажды самому отважиться бросить взгляд на настоящее в оптике «Рабочего» и попробовать мыслить планетарно» [2, с. 73]. По словам одного из современных отечественных исследователей, - это «книга, которая выходит за рамки любой классификации и одновременно объединяет в себе политический манифест, социальную утопию и метафизический трактат» [3, с. 341].
Для того, чтобы охарактеризовать труд Юнгера, прежде всего надо рассмотреть основные понятия, используемые в ней автором: рабочий, работа, гештальт, тип, тотальность.
Рабочий у Юнгера - не представитель определённого общественного класса, тем более пролетариата. Автор указывал, «что под рабочим не следует понимать ни сословия в старом смысле слова, ни класс в смысле революционной диалектики Х1Х века» [1, с. 140]. Это напряжённо и самоотверженно работающий человек, независимо от того, где и как он это делает, человек нового мира, напоминающий ницшеанского сверхчеловека. Рабочий - титаническая фигура, появляющаяся тогда, когда «Бог умер».
Работа у Юнгера «есть не деятельность как таковая, а выражение особого бытия... Противоположностью работы не является, к примеру, покой или досуг; напротив, в этой перспективе нет ни одного состояния, которое не постигалось бы как работа» [1, с. 153]. «Темп работы - это удар кулака, биение мыслей и сердца, работа - это жизнь днём и ночью, наука, любовь, искусство, вера, культ, война; работа - это колебания атома и сила, которая движет звёздами и солнечными системами» [1, с. 128]. Работа рассматривается в трёх значениях: как способ жизни - в отношении человека, как принцип -в отношении действенности его усилий, как стиль
- в формальном отношении. По оценке известного итальянского традиционалиста Ю. Эволы, «под работой в юнгеровском смысле можно понимать категорию «бытия в действии», относящуюся к человеческому типу, для которого характерна активная, ярко выраженная, действенная связь с чистыми, объективными силами реальности; готовому вступить в новый союз со стихийным в себе и вне себя» [4, с. 45].
Термин гештальт наиболее сложен для перевода. В одной из специальных статей, посвящённых этому понятию, говорится, «что термин Gestalt является точным переводом платоновского понятия идеи, эйдоса, как сущности и закона явления, как формообразующего принципа, определяющего его системную, внутреннюю и внешнюю организацию» [5, с. 69]. Сам Юнгер в предисловии к первому изданию писал, что «замысел этой книги состоит в том, чтобы по ту сторону теорий, по ту сторону партий, по ту сторону предрассудков показать гештальт рабочего как действенную величину, которая уже со всей мощью вмешалась в историю и повелительно определяет формы изменившегося мира» [1, с. 60]. Гештальт «более глубок, чем конституции и учреждения, чем люди и объединяющие их общно-
сти, которые подобны переменчивым чертам лица, что скрывают за собой неизменный характер» [1, с. 100-101]. Намного позже, в одном из писем 1978 г., он заявлял, что «гештальт репрезентирует мировой дух для определённой эпохи, причём как дух господствующий» [1, с. 433]. Таким образом, можно признать, что гештальт Юнгера в чём-то подобен платоновскому эйдосу, а в чём-то - гегелевскому мировому духу. Гештальты не детерминированы исторически, они сами определяют историю, которая выступает сценой их появления, смены, борьбы. Они не являются продуктами эмпирических процессов, причинно-следственных связей, не знают развития.
Тип - это отпечаток, оттиск, который накладывает на нового человека гештальт рабочего. Тип знаменует переход от единичного к единообразному. Буржуазный индивид выражает единичный, неповторимый характер, тип - единообразный. Тип означает распад всех прежних сословных, классовых различий, он формируется в результате анти-индивидуалистического вовлечения единичного человека в тотальность бытия.
Тотальность - это то, что не сводимо к сумме своих частей и не делимо на части, то, что больше, чем простое сложение частей, но состоит из элементов, значимым образом включённых в единство. Тотальность противостоит таким позитивистским понятиям, как сумма, агрегация, механизм и др. Тотальность - это органическое понятие. Ярким примером тотальности выступает у Юнгера тотальная война. «В тотальной войне каждый город, каждая фабрика становится укреплённым местом, каждое торговое судно - военным кораблём, каждый продукт питания - контрабандой и каждое активное или пассивное мероприятие имеет военный смысл» [1, с. 225]. Все нормы прежних войн, относящиеся к правам мирного населения, плаванию торговых судов, свободе морского пространства и пр., теряют смысл, дискуссии по их поводу носят чисто пропагандистский характер.
Юнгер исходил из того, что всемирная история вступила в фазу жестоких конфликтов. Он размышлял о характере происходящих в мире изменений. Новый образ мира, по его убеждению, «намечается не в размывании противоположностей, а в том, что они становятся более непримиримыми и что каждая, даже самая отдалённая область приобретает политический характер» [1, с. 144]. Всё в мире становится пронизанным волей к власти. Нетрудно заметить огромное влияние на Юнгера творчества Ф.Ницше. Ю.Эвола проводит достаточно точное, по нашему
мнению, сопоставление концепции Юнгера и учения Ницше. Рабочего у Юнгера и сверхчеловека у Ницше роднит преодоление либеральных, буржуазных ценностей. В то же время у Юнгера возникает вопрос о легитимации, необходимом и лишённом произвола отношении к власти. Степень легитимации равна степени господства, а под господством понимается «состояние, в котором безграничное пространство власти стягивается в точку, откуда оно проявляется как пространство права» [1, с. 132]. Ещё одно отличие юнгеровской концепции состоит в том, что власть в ней не некая абстрактная величина, а подчинена бытию. Ницше об этом говорит весьма абстрактно, в космическом масштабе и связывает с индивидом, биолого-антропологическими аспектами. У него «.глубочайшая сущность бытия есть воля к власти., всякое существо само есть воля к власти» (6, с.330). Юнгер постулирует то, что власть «не есть величина, которую можно захватить где-то в пустом пространстве, величина, в отношение с которой может вступить по своему произволу любое ничто. Скорее, она неразрывно связана с прочным и определённым жизненным единством, с не подлежащим сомнению бытием, - и именно выражение такого бытия является властью» [1, с. 134]. Эвола заключает, что Юнгер придаёт границы воле к власти. «Образно говоря, рабочий вылеплен из того же сырья, что и ницшеанский сверхчеловек, но в отличие от последнего он стремится преодолеть великий кризис ценностей посредством перехода от уровня бесформенности к уровню формы» [4, с. 57-58].
Всё очевиднее становится необходимость мер тотального характера, но на такие меры не способно пойти либеральное государство, т.н. либеральная, или общественная, демократия. Их способно осуществить только государство нового типа, которое Юнгер называет рабочим государством (Arbeitsstaat), государственной, или рабочей, демократией (Arbeitsdemokratie). Мир вступил в стадию перехода от либерального к рабочему государству, который не может произойти одномоментно, а займёт определённое время. Такой переход может осуществляться по-разному: в одном случае с большой жестокостью, в другом - почти незаметными шагами. Несущественны конкретные формы и обстоятельства перехода. Его могут осуществить министр, партийный лидер, национальные или социал-революционные движения, военные или даже чиновники. «Нет никакой разницы и в том, происходит ли «захват власти» на баррикадах или в форме спокойного введения какого-либо делово-
го регламента. Наконец, неважно, происходит ли в этом событии провозглашение массы, если исходить из представления о победе коллективистского мировоззрения, или же провозглашение индивида, если в нём усматривать победу личности, триумф «сильного человека» [1, с. 377]. Важен только конечный результат, его объективное значение в общем процессе. Одним из условий перехода является отказ от либеральных понятий и конституций. Другим условием должно быть умелое использование идей социализма и национализма, которые доминируют, по мысли Юнгера, в мире и на которые ориентируются все политические формы переходного периода.
Юнгер, как и другие представители «консервативной революции», входит в число мыслителей, поддерживавших весьма сильную в Германии традицию отождествления общества и государства. Главный вред либерализма он видел в разделении общества и государства, в том, что для либерального мышления отправной точкой и идеалом служит общество, а само государство мыслится в понятиях общества. В своей концепции государства он противопоставляет его либеральному обществу бюргерского типа: «Общество - это государство, сущность которого стирается в той степени, в какой общество подгоняет его под свои мерки. Этот натиск обусловлен бюргерским понятием свободы, нацеленным на превращение всех связующих отношений ответственности в договорные отношения, которые можно расторгнуть» [1, с. 73-74]. Бюргеру противопоставляется рабочий. Это два совершенно противоположных типа людей. Рабочий, по Юнге-ру, любит риск, бюргер желает безопасности, у него господствует чистое экономическое мышление. Рабочий приветствует и принимает власть, бюргер боится её. Бюргер погряз в материальном, а рабочий стремится к идеальному. Бюргер видит высшее в индивиде, рабочему безразличны понятия личности, субъективного благополучия. В мире представлений рабочего отдельный человек не играет никакой роли. Высшее предназначение - служить общему. Человек должен быть готов к самопожертвованию и в этом искать своё предназначение. «Глубочайшее счастье человека состоит в том, что он приносится в жертву» [1, с. 136]. Это означает, если перевести на язык политического реализма, что он должен жертвовать собой без остатка как солдат на фронте, не размышляя, в чьих это интересах, не задавая лишних вопросов.
Юнгер резко обрушивается на либеральное понимание свободы за его абстрактность, индивидуа-
лизм, самодостаточность формы, лишённой всякого содержания. Именно благодаря такому абстрактному и индивидуалистическому пониманию свободы возникла идея социума как системы, определяемой принципом общественного договора. Он обращается к проведенному Ницше разделению «свободы от» и «свободы для», предлагает свою трактовку свободы, которая у него неразрывно соединена с государственным порядком. Оказывается, что «как свобода, так и порядок соотносятся не с обществом, а с государством, и образцом всякой организации является организация войска, а не общественный договор. Поэтому состояния предельной силы мы достигаем только тогда, когда перестаём сомневаться в отношении руководства и повиновения. Нужно понимать, что господство и служение - это одно и то же» [1, с. 64]. Интересно, что некоторым отечественным авторам весьма импонируют подобные взгляды. А.Н.Кольев пишет, что «отличие русской традиции от немецкой можно увидеть в постоянных срывах в бунт и нигилизм, которых немцам удавалось избегать. Поэтому нам есть чему поучиться по части идеи служения, которая у Юнгера выражена.» [7, с. 136]. Не сказано только о том, чего не удалось избежать немцам с их идеей служения после 1933 г. Развивая свои представления о свободе, Юнгер утверждает, что «свобода уже перестаёт быть той мерой, эталон которой составляет индивидуальное существование единичного человека; свобода определяется степенью, в какой в существовании этого единичного человека выражается тотальность мира, в которую он включён. Тем самым оказывается дано тождество свободы и послушания...» [1, с. 227].
Материальной предпосылкой утверждения нового мира становится тотальность процесса работы, размывающая все социальные, классовые, сословные различия. Распадается индивидуальность, образуется тип. Юнгер замечает, «что предъявляемые к единичному человеку притязания возрастают. до такой степени, какую раньше невозможно было себе представить. По мере распада индивидуальности единичный человек утрачивае6т способность сопротивляться мобилизации. Можно было принять решение относительно того, быть или не быть бюргером; однако в отношении рабочего этой свободы решения более не существует» [1, с. 226-227]. По Юнгеру, как точно подметил Ю.Эвола, «высшая ценность отдельного человека состоит не в том, что он является индивидом, но, напротив, в том, что он воплощает и выражает в себе и вне себя «геш-
тальт», достигает высокой степени деперсонализации» [4, с. 140].
Тотальная мобилизация, т.е. приведение мира в состояние безграничного движения, является «функцией гештальта рабочего». Если задача тотальной мобилизации - превращение жизни в энергию, которая в любом месте и в любое время может быть пущена в работу, то как практически это возможно? Тот способ, которым гештальт рабочего преобразует мир, является техника. Тем самым Юнгер указывает на решающее значение вопроса о технике для современности. Техника - язык человека, и уровень владения этим языком есть мера, образующая единственный масштаб для человека в пространстве работы.
У Юнгера тип противопоставляется не только индивиду, но и массе, в отличие от многих других авторов своего времени, провозглашавших наступление века масс (например, «Восстание масс» Х. Ортеги-и-Гассета). Эпоха масс, по Юнгеру, также принадлежит прошлому. Он приводит в доказательство своих суждений целый ряд примеров. Восстания, революции, государственные перевороты утратили прежний баррикадный характер, когда хорошо организованные, сравнительно немногочисленные группы профессионалов по чётко разработанному плану захватывают важнейшие стратегические пункты, такие, как линии электропередачи, радиостанции, телефон, телеграф и т.п. Тип, как пишет Юнгер, «возникает в недрах будто бы весьма различных образований, которые в самом общем смысле можно сначала определить как органические конструкции» [1, с. 187]. Органические конструкции - это структуры, которые отмежёвываются от прежних форм единства, характерных для Х1Х в. Провозвестниками новых единств являются некоторые из новых политических или партийных организаций, союзы бывших фронтовиков и другие сообщества. Принадлежность к этим структурам определяет не либеральная идея свободного выбора, а объективные связи, обусловленные специальным характером работы. Юнгер разъясняет это положение следующим образом: «Мы принадлежим к той или иной органической конструкции не в силу индивидуального волевого решения, то есть не через осуществление акта бюргерской свободы, а благодаря фактической вовлечённости в неё, которая определяется специальным характером работы. Если выбрать пример попроще, то вступить или выйти из партии столь же легко, сколь трудно выйти из союза, с которым ты связан так, как потребитель связан с источником электрического тока» [1, с. 188]. Органические
конструкции создадут органическую систему, в которой каждый будет занимать чётко определённое и надлежащее ему положение, ощущая свободу от своей вовлечённости в действие. Эта органическая система заменит либеральное гражданское общество. Органические конструкции на более высокой стадии развития автор называет орденами, для которых требуется подготовка и отбор человеческого материала.
При переходе к рабочему государству возможно появление авторитарных способов правления, которые могут понадобиться для подавления сил, высвобождающихся в процессе мобилизации и распада предшествующих единств, для наступления на партии, парламенты, либеральную прессу, свободный рынок. Если это и назвать диктатурой, то это лишь переходная форма, её можно сопоставить с временной диктатурой, предусмотренной в республиканском Риме. В общем же типу должно быть неведомо понятие диктатуры, так как свобода и повиновение для него тождественны. По Юнгеру, «рабочую демократию нельзя смешивать с диктатурой даже там, где было решено отказаться от использования плебисцитарных средств. В качестве носителя чисто диктаторского насилия можно представить какую угодно власть, тогда как рабочая демократия может быть осуществлена только типом» [1, с. 391].
Юнгер рассматривает отношение рабочего государства к собственности, частной инициативе, политическим партиям. Как нападки на частную собственность, так и её оправдание исходят из этических оснований, морально-идеологических убеждений, однако в мире работы речь должна идти не о нравственности или безнравственности частной собственности. «Тот способ, каким государство регулирует и объемлет собственность как некое подчинённое явление, намного более важен, чем попытка любой ценой вернуться к общественнотеоретической догматике. Степень достигнутого рабочим господства узнаётся не по тому, что «больше нет никакой собственности», а по тому, что и сама собственность раскрывается как одна из специальных характеристик работы. Критерием оценки собственности является здесь та мера, в какой она способна внести свой вклад в осуществление тотальной мобилизации» [1, с. 398-399]. Что касается отношения между государственной и частной инициативой, то в этом вопросе для Юнгера «частная инициатива перестаёт вызывать сомнения в тот момент, когда она получает ранг специального характера работы, то есть, когда она ставится под контроль в рамках более широкого процесса» [1, с.
409]. Для государства не так важно, кто распоряжается электрической машиной или автомобилем. Гораздо важнее распоряжаться системами водохранилищ, автодорог и т.п., то, что государство мыслится в качестве субъекта тотальной мобилизации и тотального характера работы.
Особой критике автор подвергает политические партии: «Различие между партиями фиктивно. Как человеческий материал, так и средства всех партий в сущности своей однородны; результат, к которому должно сводиться всякое столкновение между партиями, является одним и тем же. Мнимое различие между ними служит для того, чтобы сделать для единичного человека возможными смену перспективы и чувство согласия. Согласие наступает благодаря всего лишь участию, скажем, участию в голосовании, какая бы партия ни выиграла в результате. Альтернативы здесь не предоставляют возможность иного выбора, скорее, они принадлежат к способу функционирования системы» [1, с. 362]. Поднимает Юнгер и вопрос о реформировании парламентов. Они должны быть превращены из либеральных институтов формирования общественного мнения в государственные органы. Всякие общественные дискуссии вообще должны быть заменены технической аргументацией, а общественные функционеры
- государственными чиновниками.
Обрушил Юнгер свой гнев и на либеральную прессу, которая превратилась в «болото свободных мнений». Видимая борьба мнений - это на самом деле спектакль, в котором каждому бюргерскому индивиду отведена определённая роль. Вся задача газетчиков состоит в том, чтобы на основании фактов сочинять самые разнообразные мнения. Очень возмущает Юнгера независимость, на которую любит ссылаться пресса, которая в конечном счёте сводится к независимости бюргерского индивида от государства. Такая независимость часто бывает связана с подкупом, различными аферами. Автор надеется «на применение точного, однозначного языка, на появление математического, опирающегося на факты стиля, соразмерного ХХ столетию. Журналист в этом пространстве выступает носителем специального характера работы, а его задачи определяет и ограничивает тотальный характер работы, и, следовательно, государство как представитель последнего» [1, с. 384]. В итоге «как журналист перестаёт быть бюргерским индивидом и превращается в тип, так и пресса из органа свободного мнения превращается в орган однозначного и строгого мира работы» [1, с. 385]. Юнгер обращает внимание на появление новых информационных
средств, таких как радио, кино. Он полагает, что по самой своей природе эти средства не могут передавать свободные мнения в старом смысле этого слова. Эти средства не годятся на роль партийных инструментов, с ними способен действовать лишь тип, а не бюргерский индивид. Как видим, в этом отношении Юнгер существенно ошибся.
В сочинении Юнгера проводится сравнение абсолютного, т.е. добуржуазного, государства, буржуазного либерального государства и рабочего государства. Рабочее государство находится в более близком родстве с абсолютным государством, чем с либеральным, в том отношении, что возобновляет подлинно государственную традицию, другими словами, упраздняется разделение общества и государства. Но между абсолютным и рабочим государством есть и различия. Мир абсолютного государства - это стабильный мир в пределах собственных границ и порядков, мир органически сложившихся форм, мир сословного устройства общества. Мир рабочего государства - это динамический мир утверждающейся тотальности. Образно выражаясь, «существует большая разница между многообразными силами, которые собираются в определённый день, чтобы присягнуть на верность коронованной особе, и сотрудниками, которые видят перед собой современного главу государства на утро после решающего плебисцита или государственного переворота» [1, с. 375].
Либеральное государство, либеральная демократия подвергаются уничижительной критике. Ликвидация органических сословий, раздробление общества на атомы, которыми предстают человеческие индивиды, имели следствием образование многочисленных организаций, глубоко не укоренённых в почве. Эти организации, получившие самостоятельность, хотят видеть в государстве равную себе организацию, такое же объединение, созданное ради достижения некой цели. «Сообразно этому экономические и профессиональные союзы, партии и иные величины не только начинают выступать как равные партнёры по переговорам, но возникает и возможность непосредственных и не подлежащих государственному контролю отношений с зарубежными странами. Это свидетельствует о том, что авторитет оказывается разделён, разбит на атомы в не меньшей степени, чем тот факт, что даже сами государственные органы - высшие суды, полиция, армия - начинают пользоваться всё большей автономией» [1, с. 369-370]. В духе К. Шмитта, писавшего при анализе «Левиафана» Т. Гоббса о вредоносной для государства деятельности «кос-
венных инстанций», Юнгер замечает, что эпоха либерализма создавала предпосылки для того, чтобы на господствующие позиции выходили очень разные и отчасти очень чуждые самому либерализму силы, научившиеся представлять свои ценности в качестве общезначимых, но в целом стихийные и в историческом смысле полностью безответственные силы. Справедливую оценку этим явлениям, по его мнению, можно будет дать, осознав тесную связь, существующую между ними и бюргерским понятием свободы. Автор с большой симпатией относится к долиберальному сословному государству, в чём проявляется консервативный характер его воззрений, но всё же понимает, что возврата к прошлому нет. Он пишет: «Однако необходимо знать, что существуют связи, слишком тонкие для того, чтобы, если они были порваны однажды, их можно было впоследствии восстановить. Раздробленность на атомы бесспорна, и это неподходящая почва для того, чтобы оживить на ней воспоминания о формах, развившихся исторически, Здесь требуются столь грубые действия, какие можно исполнить только «именем народа», но никогда - именем короля. Владение ситуацией предполагает не что иное, как наличие сил, которые прошли через зону уничтожения и были заново легитимированы в ней» [1, с. 373-374].
В рабочем государстве на смену общественному договору и конституционным правам придёт рабочий план, где принцип бытия в действии обретёт силу закона. Если для бюргера процесс обустройства мира выражался в духовном созидании конституций, то «для рабочего соответствующая задача состоит в созидании органической конструкции из вовлечённых в безграничное движение масс и энергий, которые оставил после себя процесс разложения бюргерского общества. Тогда та рамка, в которую заключена свобода действия, - это уже не бюргерская конституция, а рабочий план» [1, с. 393]. Задачи, встающие в рамках плана, отличаются тем, что их точно можно выразить в цифрах. Эти задачи возникают не в результате либерального обмена мнениями, а в рамках проектного задания. Работа в целом с помощью плана приобретает наглядность. Отсюда вытекает вывод: «Следовательно, степень выполнения задания становится столь же легко проконтролировать, сколь не поддаётся контролю действительное основание тех либеральных фраз, с помощью которых адвокат завоёвывает общественное мнение» [1, с. 395]. Юнгер открыто заявляет, что «замене конституции рабочим планом соответствует такая гуманность, которая уже не ограничивается
предоставлением человеку конституционных прав, а умеет изменить его жизнь авторитарно» [1, с. 406]. Он весьма одобрительно отзывался об опыте советской России, где снисходительно относятся к убийцам (в те времена по Уголовному кодексу РСФСР не предусматривалась смертная казнь за любое убийство), но зато довольно строго относятся к тем, кто не выполняет трудовые задания, и вряд ли найдётся рабочий, который по собственному усмотрению мог бы выбрать себе рабочее место или уволиться с него. Все сферы жизни становятся так тесно переплетены друг с другом, что естественным образом возникает необходимость цельного и планомерного регулирования. Функциональная зависимость всех сфер от тотального характера работы выясняется только под влиянием государства. По мнению Юн-гера, «это влияние не может сводиться к законодательству, которым взаимно ограничивается свобода партнёров. Скорее, оно вызывает потребность в действиях, которые отличались бы рвением и наступательной мощью» [1, с. 408]. Что это за действия, точно не говорится, но, по-видимому, речь должна идти о «возможности мобилизации, являющейся следствием фактической репрезентации государством тотального характера работы». «Мобилизация через всеобщую воинскую повинность сменяется, таким образом, тотальной, или рабочей, мобилизацией. Тем самым как наследница всеобщей воинской повинности заявляет о себе всеобъемлющая трудовая повинность, которая затрагивает не только мужчин, способных носить оружие, но и всё население и его средства. Встающие на этом пути трудности заключаются не столько в самих вещах, сколько в проникновении сквозь порядки, в которых запечатлелось либеральное понимание свободы» [1, с. 415-416].
Описанное Юнгером рабочее государство -это лишь первая стадия на пути перехода к новому миру. На основе принципа национализма утверждается национальная демократия. Однако в отношениях между государствами сохраняются установления либерализма. Ощущается, как полагает Юнгер, недостаток в величинах высшего порядка. Идея сообщества государств - надуманная идея, которая не способна связать между собой государства - индивиды. «В рамках сообщества государств, образованного на основании либеральных понятий, новоявленная рабочая демократия играет примерно такую же роль, что и органическая конструкция типа в рамках либеральной демократии» [1, с. 395]. Рабочее государство стремится избавиться от либерального наследства, состоящего из договоров и
обязательств. Эти усилия, выражающиеся в строгом надзоре за людьми, материальными благами, контроле за информацией и платёжными средствами, запрете на импорт и иммиграцию, напоминают меры абсолютного государства. Всё это может показаться регрессом по сравнению с неумолимыми процессами интернационализации, теми формами общения, которые приняты между либеральными демократиями. Но этот якобы регресс следует оценивать как такое попятное движение, которое обычно предшествует разбегу.
Для будущего развития важно и то, что «атака, направленная в национальных пределах против классов и сословий, против масс и индивидов, ведётся также и против самих наций в той мере, в какой они сформированы по индивидуальным, по «буржуазным», «французским» образцам. Поэтому и представление о сообществе наций как о верховной всемирной организации принадлежит той картине общества, которая сложилась в Х1Х веке» [1, с. 401-402]. Юнгер отвергает те концепции нации, которые выработаны Х1Х столетием. Одинаково неприемлемы для него как совершенно либеральное представление о нации как совокупности суверенных индивидов, так и связанное с пониманием социальной жизни как общественного договора представление о нации как сплочённом коллективе. Эта сплочённость может быть только чисто внешней из-за отсутствия какого-либо высшего принципа авторитета и порядка.
Юнгер говорит о появлении тенденций к образованию наднациональных форм, подрывающих принцип абсолютных национальных суверенитетов. По его мнению, должна быть достигнута тождественность власти и права. Империализм ставит власть выше права, а те международные структуры, которые имеют формальные полномочия в области права, не имеют надлежащей власти и авторитета. Однако процесс установления господства нового гештальта рабочего на всей планете неминуем. Можно предвидеть грядущее включение национальных государств в пространство, объединённое гигантской органической конструкцией. «В этом контексте проясняются современные открытия общности интересов, геополитических пространств и возможностей федерализма, в которых следует видеть наступление на структуру национального государства и попытку конструктивной подготовки имперских пространств. Цель, на которую направлены все эти усилия, состоит в планетарном господстве как высшем символе нового гештальта» [1, с. 420].
Необходимо новое воспитание человека, которое налагает отпечаток даже на его физические черты, о чём свидетельствуют различные примеры военного и религиозного воспитания. Необходимо избавиться от наследия образования буржуазной эпохи, прежде всего, от либерализма и гуманизма. Как известно, воспитанию ещё в древности уделял большое внимание Платон. Юнгер находит необходимым уточнить: «В противоположность тем фантазиям об отборе и улучшении расы, которые играют роль уже в самых первых политических утопиях, здесь возможно своего рода воспитание, отвечающее положению о том, что раса есть не что иное, как предельное и однозначное запечатление гештальта. Ни у какой иной величины нет для этого такого признания, как у государства - этой наиболее полной репрезентации гештальта» [1, с. 406]. По сути дела, здесь идёт речь о формировании элиты. Весьма любопытно предложение Юнгера о «любовном и до мелочей продуманном воспитании» людей определённого склада в особых поселениях в отдалённых местах по берегам морей, в лесах, горах. В этом ему виделась высшая задача для образовательной воли государства. Юнгер писал: «Тут существует возможность создать на новом основании племя чиновников, офицеров, капитанов и прочих функционеров, которое несло бы на себе все приметы ордена, отличающегося таким единством и оформ-ленностью, какие только можно себе представить. Именно в этом, а не в каком-нибудь переселении жителей крупных городов состоит наиболее верный способ привлечь надёжный резерв поселенцев и их спутниц ко всевозможным начинаниям внутри или вне страны» [1, с. 406-407]. Необходимы такие школы, где человека приучат видеть в работе стиль жизни и власть, а экономические интересы уйдут на задний план, заняв подчинённое положение. Интересно положение о том, что у воспитуемых необходимо вырабатывать инстинкт относительно того, что нужно знать, а что - не нужно.
Каким будет завершённый мир политических форм будущего, сказать невозможно, пока тем или иным способом не решён вопрос о мировом господстве, пока не появилось верховное единство высшего ранга. Скорее всего, мир стоит на грани жестоких потрясений, что отнюдь не страшит, но даже вдохновляет автора. «Разумеется, новый мировой порядок как следствие мирового господства не является подарком неба или порождением утопического разума, но создаётся в рабочем ритме череды мировых и гражданских войн. Небывалый рост вооружения, наблюдаемый во всех пространствах и во всех областях жизни, свидетельствует о намерении
человека выполнить эту работу» [1, с. 142]. Но для Юнгера ясно, что, каким бы путём ни определился победитель, результат будет один: реализуется гештальт рабочего. Автор уверен, что «мы движемся навстречу удивительным событиям. По ту сторону рабочей демократии, в которой заново отливается и перерабатывается содержание известного нам мира, проступают очертания государственных порядков, выходящих за пределы всякого возможного сравнения» [1, с. 421].
Хотя впоследствии, на протяжении своей длительной жизни, Юнгер отказался от ряда своих идей 20-30-х гг., он остался верен той мысли, что мир движется совершенно к новой действительности. В работе 1950 г. «Через линию» он пишет о том, что в мировом развитии речь больше не идёт о национально-государственных интересах, речь идёт о планете в целом, об утверждении мирового государства [8, с. 41].
Вряд ли стоит обвинять Юнгера в том, что национал-социализм пришёл в Германии к власти, но нельзя не отметить, что его работы в определённой степени формировали благоприятный для нацистов духовный климат в стране. Юнгеру удалось выявить тенденцию к глобализации в период, когда весь мир был разъединён, каждый политический субъект преследовал сугубо собственные цели. Однако следует помнить, что глобализационный проект Юнгера 20-30-х гг. ХХ в. может быть в той или иной модификации реанимирован в определённой исторической обстановке, чего никак нельзя допустить.
Литература
1. Юнгер Э. Рабочий. Господство и гештальт. СПб., 2002.
2. Хайдеггер М. О. «Линии» // Судьба нигилизма. СПб., 2006.
3. Михайловский А.В. Политическая публицистика Эрнста Юнгера в интеллектуальной истории Веймарской Германии // Юнгер Э. Националистическая революция. М., 2008.
4. Эвола Ю. «Рабочий» в творчестве Эрнста Юнгера. СПб., 2005.
5. Хёссе Й. Место категории «Gestalt» в натурфилософской системе И.В. Гёте //Известия СевероКавказского научного центра высшей школы. Общественные науки. 1980. № 3.
6. Ницше Ф. Воля к власти. М., 1994.
7. Кольев А.Н. Нация и государство. М., 2005.
8. Юнгер Э. Через линию // Судьба нигилизма. СПб,. 2006.
