Концепции экстремизма в психоаналитической философии Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФИЯ -----------

Е.В. САЛЬНИКОВ

кандидат философских наук, доцент, начальник кафедры социально-философских дисциплин и экономики Орловского юридического института МВД России E-mail: esalnikov2005@yandex.ru Тел. 8 910 263 71 13

КОНЦЕПЦИИ ЭКСТРЕМИЗМА В ПСИХОАНАЛИТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ

В статье рассматривается понимание экстремизма в рамках шизоанализа Ж. Делза и Ф. Гваттари, а также психоаналитической концепции человеческой деструктивности Э. Фромма. Экстремизм анализируется в формах фашизма, неофашизма и левого экстремизма. На основе сравнительного анализа делается вывод о недостатках концепции экстремизма в рамках психоаналитической философии.

Ключевые слова: психоаналитическая философия, экстремизм, фашизм, неофашизм, левый экстремизм, человеческая деструктивность, шизоанализ.

Психоаналитическая философия в лице своих различных представителей претендовала на целостное понимание основ бытия человеческого общества. Соответственно поэтому такие значимые феномены современного бытия, как экстремизм и различные формы его объективации (фундаментализм, левый экстремизм, фашизм, национализм), не могли выпасть из поля зрения философов психоаналитиков. В этой связи для понимания сути экстремизма будет достаточно актуальной реконструкция идей двух наиболее значимых концепций экстремизма, выполненных в духе психоанализа, но с разных позиций. Это концепции шизоанализа Ж. Делеза и Ф. Гваттари, а также концепция человеческой деструктивности Э. Фромма.

Шизоаналитический подход к миру социальной жизни в его современном измерении позволили Ж. Делезу и Ф. Гваттари выразить новые грани феномена экстремизма. Сам термин «экстремизм» в работах Делеза и Гваттари не используется, но в философском сообществе второй половины двадцатого века за работой «Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения» закрепилась слава Манифеста 1968 г.

Делез и Гваттари творчески переосмысляют наследие как К. Маркса, так и З. Фрейда. Принимая в целом тезис Маркса об общественном производстве как основе социальной жизни, Гваттари и Делез утверждают первичность не потребности, а желания. Именно в этом положении происходит совмещение марксизма и психоаналитических моделей. Человек в этом случае оказывается желающей машиной, для уяснения сути которой необходимо поставить вопрос о природе желания. Классический психоанализ решает эту проблему, раскрывая механизм Эдипова комплекса, французские философы отрицают первичность Эдипова комплекса. Эдипов комплекс предполагает желающего субъ-

© Е.В. Сальников

екта, тогда как первичное желание - бессубъектно. Следовательно, оно шизофренично. Термин шизофрения используется в работе не в смысле психиатрического термина для обозначения болезненного отклонения психики от нормы, что одновременно означало бы негативную коннотацию. Напротив, у Делеза и Гваттари желающая машина есть производство, а значит постоянный процесс, движение, становление, но не ставшее, уже перестающее желать. Именно эта бессубъектность вечного становления и является определяющей чертой психики, получившей название шизофрения.

Производство желающей машины не только производство желающее, но еще и общественное. «Желание относится к порядку производства, - пишут французские философы, - а любое производство одновременно желающее и общественное» [1, с. 466]. Отталкиваясь от этого постулата, авторы протестуют против несостоятельного, на их взгляд, переноса Эдипова комплекса и всех психоаналитических построений на общество в целом. Речь идет, как можно себе представить, о противодействии построениям аналогичным, скажем, построениям Э. Фромма, где Эдипов комплекс определяет садо-мазохзистские тенденции в обществе и в конечном итоге болезнь всего общества. Господство Эдипа Делез и Гваттари связывают только с одним типом общества - современным капитализмом, - и это господство не сущностно, а вторично. В известном смысле, оно образовано капитализмом для собственных нужд. Эдипов комплекс, по мысли французских философов, представляет собой «плод двойной операции. В одном и том же движении подавляющее общественное производство замещает себя вытесняющей семьей, а последняя дает искаженный образ желающего производства в виде семейных инцестуозных влечений» [1, с. 191].

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ

Именно так и возникает трактовка начальника как отца со всей прилагающимся эдиповым багажом влчения-отторжения. На самом же деле мир гораздо более полон. Нет смысла видеть в детской игре в вагоновожатого проекцию отца и эдипов комплекс, когда более правильно будет предположить игру ребенка в вагоновожатого - процесс становления-без-ставшего шизофренической личности. Эдипов комплекс не позволяет спрашивать о самом желании, о материи этого желания. Эдип - это «метафизика психоанализа» [1, с. 12].

В этой связи отказ от Эдипа, деэдипизация бессознательного позволили бы достичь регионов подлинного бессознательного, без чего ряд проблем не только не может быть разрешен, но даже и поставлен. Авторы говорят о целой революции, которая «может осуществиться лишь благодаря критике Эдипа, путем разоблачения того незаконного использования синтезов бессознательного, которое проявляется в эдиповом психоанализе, так что в итоге будет обнаружено трансцендентальное бессознательное, определенное имманентностью своих критериев, и соответсвующая им практика, определяемая как шизоанализ» [1, с. 122].

Желающая машина, как исходный пункт, есть тело без органов. Никакой определенности, но становление как раз и предполагает постоянное превращение, Делез употребляет здесь термин «поля интенсивностей на теле без органов». Раса, культура и боги - вот первичные поля интенсивностей, то, в чем происходит определение как вечное становление желающей машины. «Именно расы и культуры обозначают области на этом теле, то есть зоны интенсивности, поля потенциалов. Внутри этих полей производятся феномены индивидуализации или сексуализации» [1, с. 139].

Важно понять, что именно благодаря наличию полей интенциальности происходит индивидуализация, а не наоборот. Не Я отождествляет себя с Жанной д’Арк, «нет Эго, которое отождествляет себя с расами, народами, лицами на сцене представления, есть имена собственные, которые отождествляют расы, народы и лица с областями, порогами или эффектами в производстве интенсивных количеств» [1, с. 141]. Шизофрения не есть ситуация, когда он (некто, субъект) выдает себя за Людовика XVIII, нет, в центре находится некая желающая машина, обретающая и теряющая свое я в вечном становлении.

Подобный подход органическим образом подводит к вопросу о том, как стало возможным современное капиталистическое общество. Делез и Гваттари предлагают три модели общественного устройства. Первичной Делез и Гваттари видят первобытную

территориальную машину. Здесь возникает насыщенный содержанием термин территориальность, который будет во многом отражаться в дальнейшей логике социально-исторических построений философов, а именно в терминах детерриториализация и ретерриториализация. Речь идет не только о земле в прямом смысле, но и о метафоре определенности потоков кодификации, знаковых систем и производственной деятельности. Универсального кода, который позволил бы декодифицировать все остальные коды и превратить их в ничто, здесь еще нет. Существует множество локальных кодов, привязанных к земле.

Все меняется, когда на смену приходит варварская деспотическая машина. «Детали территориальной машины сохраняются, но теперь они - лишь рабочие элементы государственной машины» [1, с. 309]. Здесь нужно понять, что Делез и Гваттари не повторяют пошагово логику исторического материализма Маркса. Строя свою историю на производстве одновременно желающем и общественном, они вынуждены говорить о воплощении желания в территориальности, чему на смену приходит государство в деспотии. Отказ от чистоты способа производства не позволяет здесь говорить о феодализме, рабовладении и т.д. «Исходное государство не является просто одним из срезов. <.. .> Государственная институтция ... не является ни одной из формаций, ни переходом от одной формации к другой» [1, с. 344]. Желающая территориальность заместилась желающим деспотом. Не случайно Делез и Гваттари говорят здесь об азиатском способе производства. «Деспотическое государство, которое проявляется в наиболее чистых условиях так называемого азиатского производства, обладает двумя взаимосвязанными аспектами - с одной стороны, оно заменяет территориальную машину, оно образует новое полное детерриторизо-ванное тело; с другой стороны, оно поддерживает старые территориальности, объединяет их в качестве деталей или органов производства с новой машиной» [1, с. 312-313]. «Государство - это желание, которое переходит из головы деспота в сердца подданных, из интеллектуального закона на всю физическую систему, которая из него высвобождается или же из него выделяется» [1, с. 349].

Важность этой стадии тем выше, что она не ограничивается собой. Как и^аа!, она представлена в основании современных государств. Это исходное государства, а потому, когда Делез и Гваттари говорят о фашизме, они имеют в виду именно возвращение к и^аа!, ретерриториализа-цию. В этом смысле государство, представляющее в своей чистой форме, по мысли французских философов, империю, деспотию, это государство есть

ФИЛОСОФИЯ

начало, которое не является первичным, но есть начало как абстрактная сущность. Оно дает высшее единство первичным территориальным общественным машинам. Оно не декодирует пространство социального, а перекодирует его. Так тоталитарное государство фашистов есть корпоративное государство, не отменяющее прежней территориальности, но дарующее ей высший синтез.

Полную детерриторизацию и раскодирование предлагает капитализм. Он представляет собой уникальный в смысле постоянного расширения объект желания, ибо не может быть охвачен и исчерпан желанием, постоянно расширяя свои пределы. Так, раскодировав все в универсальном коде денег, он не может поставить преград на пути постоянно продолжающейся инвестиции желания в социальное поле. Эта третья форма завершает целостный образ трех типов общественной машины. Первая - это глубинная территориальная машина, которая занята кодированием потоков на полном теле земли. Вторая - это трансцендентная имперская машина, которая занята перекодированием потоков на полном теле деспота и его аппарата, и^аа!... Третья

- это современная имманентная машина, которая занята раскодированием потоков на полном теле капитала-денег.

В концепции Делеза и Гваттари капиталистическое общество обозначено как цивилизация. «Цивилизация определяется раскодированием и детерриторизацией потоков в капиталистическом производстве. Для обеспечения этого универсального раскодирования все средства хороши - приватизация, которая распространяется на товары, средства производства, но также и на органы самого «частного человека»; абстракция не только денежных количеств, но и количеств труда; снятие ограничений в отношении капитала и рабочей силы, а также в отношении потока финансирования и потоков доходов или платежных средств; научная или техническая форма, приобретенная самими потоками кода; формирование парящих конфигураций на основании линий и точек без определимого тождества» [1, с. 386].

В этом отношении капитализм выступает в качестве предела всех обществ, ибо он осуществляет раскодирование потоков, которые другие общества кодировали и перекодировали. Однако эта предельность капитализма не абсолютна, а относительна в силу того, что он замещает коды аксиоматикой. Аксиоматика удерживает энергию потоков в связанном состоянии на теле капитала как детерриторизо-ванного социума.

В этом отношении становится очевидной разница между шизофренией и капитализмом.

Шизофрения тоже предполагает раскодирование, полагающее предел, но ее предел абсолютен. Исходя из этого, мы получаем основания для шизоанализа. Первая его задача состоит в разрушении, деструкции капиталистического мира театра. При этом разрушении очень велика опасность ретерри-торизации, предлагаемой и^аа!, возникновения фашистского типа государства - правой революции. Важно не дать устойчивость, а отменить аксиоматику, чтобы дать полную шизофреническую свободу.

Однако шизоанализ не сводим только к негативной задаче разрушения всего и вся. Его позитивная задача заключается в том, чтобы открыть подлинную природу, формацию и функционирование желающей машины. Вторая позитивная задача состоит в становлении подлинной общественной машины, и здесь-то мы и сталкиваемся с революционным замыслом. Шизоанализ в своей позитивной задаче неизбежно приводит нас к вопросу о допустимости экстремизма и его оценке, коль скоро мир капитала должен быть устранен в шизоанализе. Можно ли в этом случае отождествить шизофреника и революционера?

И здесь прежде всего отметим, что Делез и Гваттари четко разграничивают правые экстремистские идеи и левый экстремизм. Фашизм (соответвенно, неофашизм) не революция. Это контрреволюция, воссоздание и упрочение и^аа! Левый экстремизм несет подлинную революцию как освобождение от капитализма. Однако шизофреник и революционер не тождественны.

«Между шизофреником и революционером вся разница в том, - пишут Делез и Гваттари, - что один ускользает, убегает, а другой умеет заставлять ускользать то, от чего он ускользает, прорывая трубу с нечистотами, устраивая потоп, освобождая поток, перекраивая шизу. Шизик - это не революционер, однако шизофренический процесс (шизик является всего лишь прерыванием этого процесса и его продолжением в пустоте) - это потенциал революции. Тем, кто говорит, что бегство трусливо, нужно ответить: есть ли что-то, что было бы ускользанием и не было бы одновременно общественным инвестированием»? [1, с. 537]

В целом суть революции сводится к тому, что она тоже порождается желанием. Следовательно, любая определенность этого желания, его закоснелость выражает собой подмену подлинности желания. Представляется, что Делез говорит здесь не столько о перманентной революции, хотя Троцкий и был достаточно популярен в левацкой среде. Высказываемые здесь идеи скорее ближе к Ситуационистскому интернационалу и его контркультурным практикам вкупе с «новой географией городов» и т.п.

УЧЕНЫЕ ЗАПИСКИ

Определенная несостоятельность подобной позиции видна невооруженным взглядом. Фашизм

- это также разновидность революции, «консервативная революция. Серьезной критики разграничение между шизофреником и фашизмом, предлагаемое Делезом и Гваттари, не выдерживает, ибо в его основе лежит чисто аксиологическое положение о «хорошем и плохом насилии», и когда для одних фашизм «лишь ускользает», для других он «заставляет ускользать».

Серьезную попытку выявить свойственные экстремизму психически отклонения предпринимает Э.Фромм. В своей концепции человеческой деструктивности Э. Фромм на широком материале германского и итальянского фашизма предпринимает попытку психоаналитического анализа, в которой некрофилия, агрессивность и нетерпимость связываются воедино на базе психических отклонений личности.

Фромм проницательно подмечает, что вопрос о насилии на уровне личности становится вопросом об агрессии. Фромм выделяет два типа агрессивности: биологически адаптивную и биологически неадаптивную, злокачественную. Первая свойственна живому миру вообще, т.е. в равной мере человеку и животному. По мысли Фромма: «Биологически адаптивная агрессия - это реакция на угрозу витальным интересам индивида» [2, с. 164]. Эта агрессия носит взрывной характер и возникает спонтанно как реакция на угрозу, при этом агрессия снимается устранением либо самой угрозы, либо ее причины. Такая агрессия представима в виде многообразия типов псевдоагрессии (т.е. агрессивных действий без злых намерений) или столь же вариабельной оборонительной агрессией - филогенетически запрограммированного механизма устранения угрозы витальным интересам.

В противовес этому злокачественная агрессивность вовсе не является защитой от нападения или угрозы. Эта агрессивность не заложена в филогенезе и свойственна только человеку, причем не каждому, а только определенному типу личности, определенному, что важно, психологически. Личностью, психологические структуры которой порождают злокачественную агрессию, является, по Фромму, некрофил. Некрофилия для него есть «страстное влечение ко всему мертвому, больному, гнилостному, разлагающемуся; одновременно это страстное желание превратить все живое в неживое, страсть к разрушению ради разрушения, а также исключительный интерес ко всему чисто механическому, небиологическому. Плюс к этому это страсть к насильственному разрыву естественных биологических связей» [2, с. 285].

Некрофил убежден, что единственный путь разрешения конфликтов и проблем есть насилие. В терминологии Фромма у подобных личностей «иметь» господствует над «быть». Их «иметь» значит умерщвлять, подчинять все своей власти вплоть до полного упразднения самости иного, что, по сути, означает его смерть. Указание на жажду власти у некрофила проясняет его садомазохистский характер.

Раскрытие садомазохизма дается в концепции анально-накопительного характера, в которой Фромм опять же старается дистанцироваться от фрейдовского либидо и говорит о значительном влиянии окружающего мира. Анально-накопительный характер в своей объективации в чувствах, мыслях и действиях демонстрирует гигантское стремление к порядку. По сути, сама власть воспринимается им как возможность насадить во всем норму, устранить грязь и хаос. Только его властная воля способна обратить мир из враждебного, иного, чужого, а потому - грязного, в свой, значит, чистый и упорядоченный. Для него смерть и разрушение обладают большей реальностью, чем жизнь и рост. Его творчество всегда укоренено и обращено в прошлое

- четкое, упорядоченное и уж никак не связанное с хаосом возможностей будущего или неопределенностью настоящего.

Анальная личность уверенно чувствует себя в этом мире только при том условии, что она им владеет, распоряжается им, является его хозяйкой. Неудивительно поэтому, что подобная черта доминирует и у некрофила, в жизни которого господствует то, что было: учреждения, законы, собственность, традиции, владения. Здесь прошлое в силу своего бытия ближе всего к смерти. Для некрофила новое не имеет ценности, а перемены, обращенные в будущее, воспринимаются как преступление против «естественного, привычного хода вещей». Допустимы лишь те перемены, которые черпают свою жизненную силу из прошлого, насилие, вдохновляемое прошлым.

Таким образом, личностью, творящей насилие, становится некрофил, обладатель садомазохистского характера, анальный тип личности. В силу этого экстремист, как человек совершающий злокачественное насилие, должен принадлежать именно к данному психологическому типу.

Следует подчеркнуть, что рассуждая о доброкачественной агрессии, Фромм относит к ней насилие, поставленное на службу освобождения. Речь идет о различных вариантах революционноосвободительной борьбы, которая с точки зрения закона является тем же самым экстремизмом, только другого толка, и столь же наполняет мир на-

Шэй

ФИЛОСОФИЯ

силием, сколь и деятельность некрофилов. Между тем, по Фромму, это насилие имеет право на бытие. Причина подобной разборчивости в ревизии Фрейда, предпринятой Фроммом. На место пола Фромм ставит достаточно метафизичное и спекулятивную сущность человека. Если Кант ясно видел трансцендентальность тезиса о человеческой свободе, то Фромм считает свободу биологической реакцией человеческого организма. Для него свобода является предпосылкой развертывания всех человеческих способностей личности, ее физического и психического здоровья и равновесия. Изъятие свободы - калечит личность. «Свобода, - пишет Э. Фромм, - является для человека жизненно важным биологическим фактором, который обусловливает беспрепятственное развитие человеческого организма, и потому опасность лишиться свободы вызывает такую же оборонительную агрессию, какую вызывает любая угроза витальным интересам личности» [2, с. 174].

Подобное утверждение способно ни много ни мало оправдать жесточайшее насилие, творимое во имя свободы. Фромм чувствует определенную слабость своей позиции и позволяет себе прибегнуть к оговорке. «Однако нельзя впадать в эйфорию, - замечает он, - по поводу допустимости истинно ре-

волюционной наступательной активности; из того факта, что любая активность, вызванная потребностью защиты жизни, свободы или чести относится к нормальным механизмам функционирования организма, вовсе не следует, что можно оправдать разрушение жизни. Это остается личным делом каждого, делом религиозных, этических или политических убеждений, делом совести - оправдывать такую позицию или нет» [2, с. 174-175]. Вслед за этим Фромм высказывает абсолютно нелогичное для психоаналитика опасение в том, что освободительная доброкачественная деструктивность может вдруг обернуться своей противоположностью. Такой невероятный кульбит позволяет Фромму уйти от сложнейшей проблемы и сколько-то прикрыть слабость психоаналитической трактовки экстремизма.

Таким образом, проведенный анализ показывает общую проблему психоанализа. Не будучи способными утверждать единый психоаналитический портрет экстремиста, они прибегают к аксиологическим по своей основе разграничениям «хорошего (доброкачественного, правильного, допустимого)» и «плохого (злокачественного)» насилия. Реалии бытия современного общества опровергают эти идеи.

Библиографический список

1. ДелезЖ.., Гваттари Ф. Анти-Эдип. Капитализм и шизофрения. Перевод с французского. Екатеринбург: У-Фактория, 2007.

2. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. Перевод с немецкого. М.: Республика, 1994.

E.V.SALNIKOV EXTREMISM CONCEPTS IN PSYCHOANALYTIC PHILOSOPHY

In article the understanding of extremism in frameworks sсhizoanalyse by Gilles Deleuze and Pierre-Felix Guattari, and also the psychoanalytic concept human destruction by E.Fromm is considered. The extremism is analyzed in forms of fascism, neo-fascism and the left extremism. On the basis of the comparative analysis becomes the conclusion about lacks of the concept of extremism in psychoanalytic philosophy.

Key words: psychoanalytic philosophy, extremism, fascism, neo-fascism, the left extremism, human destruction, sсhizoanalyse.