CC BY
0УДК 009 ББК 60
А.А. Киричек
Концепт «рационального агента» в контексте развития американских социальных наук во второй половине XX в.
Теория рационального выбора ознаменовала новый подход к определению рациональности, интереса и политики. Этот подход возник во времена холодной войны в США. Ключевой фигурой нового понимания демократии и политического процесса стал «рациональный агент». Данная статья посвящена изучению концепта «рационального агента» во второй половине ХХ в. Рассматривается то, как развивались и изменялись понятия «рациональность» и «рациональный агент» в американских социальных науках. Кроме того, раскрываются причины широкого распространения концепта «рационального агента» в социальных науках второй половины ХХ в. Основное внимание уделяется экономике и политической науке в послевоенной Америке, так как именно внутри этих дисциплин идея «рационального агента» приобрела наиболее четкий вид.
Ключевые слова: теория рационального выбора, теория общественного выбора, история экономики, история политической науки, интеллектуальная история
Идея рационального индивида, поступки которого можно смоделировать, а следовательно, и предугадать, давно привлекала интеллектуалов и ученых. Некоторые полагают, что интеллектуальные корни «рационального агента» можно найти в «Левиафане» Томаса Гоббса [Oppenheimer 2010]. Другие же отсылают к математикам эпохи Просвещения [Erickson 2013, p. 30]. Тем не менее необходимость четкой концептуализации подобной абстракции появилась только в годы холодной войны, когда наука и военно-промышленный комплекс объединились под лозунгом защиты мира от ядерной войны и коммунизма [Erickson 2013, p. 131]. Тогда идея рациональности стала захватывать умы не только исследователей, но и политиков.
© Киричек А.А., 2023
Понятие «рациональный агент» стало конвенциональным инструментом в социальных науках для описания политики, политического процесса и взаимоотношений между гражданами и государством. Данная статья посвящена тому, как развивались и изменялись понятия «рациональность» и «рациональный агент» в американских социальных науках. Кроме того, рассматриваются причины широкого распространения концепта «рационального агента» в социальных науках второй половины ХХ в. Основное внимание будет уделено развитию экономики и политической науки в послевоенной Америке. Именно внутри этих дисциплин идея «рационального агента» приобрела наиболее четкий вид [Erickson 2013, p. 130-140].
В первые годы после окончания Второй мировой войны представители социальных наук столкнулись со скептицизмом относительно того, являются ли их исследования научными и общественно значимыми. Факт резкого изменения понятия «научность» в разных дисциплинах во время холодной войны отмечают многие историки социальных наук. Марк Соловей показывает, что случившийся в годы холодной войны бум военного финансирования научных исследований и повсеместное распространение формата big science остро поставили вопрос о том, являются ли социальные науки науками вообще? Социальным наукам, чтобы выжить, приходилось мимикрировать под общепризнанное понимание науки: использовать формализованный язык, применять математический аппарат и/или экспериментальные методики [Solovey 2013, p. 3].
Изменяется и видение академической и этической роли ученого. Мэри Морган пишет, что в послевоенное время произошел определенный идеологический поворот. Укреплялась роль экономистов и других социальных ученых не только как ученых в башне из слоновой кости, но и как социальных инженеров [Morgan 2003]. Роджер Бэкхаус отмечает, что экономика играла значимую роль в противостоянии капиталистического и социалистического блоков. Важность «свободных рынков» была возведена на уровень аксиомы [Backhouse 2010]. Специфическое видение образца научного исследования и роли науки объединяла американские социальные науки времен холодной войны. Подобные установки составляли холодно-военную рациональность, или cold war rationality.
В самом общем виде cold war rationality или алгоритмическая рациональность1 - это идеальный тип, который имеет несколько характерных черт. Во-первых, способ мышления должен быть формальным и принимать вид алгоритма; во-вторых, необходимо минимизировать любое влияние личности и/или контекста; в-третьих, все возможно разделить на некоторое количество несложных шагов,
1 Эти понятия используются как взаимозаменяемые.
которые дадут ход генерализации, а не контекстуализации; в-четвертых, правила могут применяться механически, а компьютер может мыслить лучше, чем человек [Erickson 2013, p. 27-51].
Таким образом, мы имеем, с одной стороны, математическую алгоритмизацию, а с другой - теорию и практику экономической рационализации [Erickson 2010]. Истоки алгоритмической рациональности находятся еще в Просвещенческом проекте таких философов и математиков, как Лейбниц, Спиноза и Кондорсе [Erickson 2013, p. 31]. Однако свое развитие и распространение она получает только в годы холодной войны. Этому способствовало как наличие внешнего врага, так и патронаж науки со стороны государственно-военного комплекса, у которого был запрос на образ «сильной» науки2.
Теория рационального выбора (далее - ТРВ) укладывается в этот проект рациональности, являясь аксиоматической теорией. Это позволяет ей быть general approach для любой дисциплины при принятии определенных допущений. Катерина Херфельд говорит о том, что в 1940-1950-х гг. наиболее мощный толчок для формирования общего набора аксиом дала работа Оскара Моргенштерна и Джона Фон Неймана «Теория игр и экономическое поведение», написанная в 1944 г. [Herfeld 2017]. В своей работе Моргенштерн и фон Нейман формулируют первый набор аксиоматических допущений: полнота системы индивидуальных предпочтений, транзитивность предпочтений, их двойственность, а также парность3.
Авторы задают общее определение рациональности, понимаемое как утилитарно-максимизаторское (utility-maximization). Здесь выбор рационального индивида последователен и взвешен. Индивид преследует достижение оптимального результата, который может быть описан в понятии «денег или, что эквивалентно, некоторого единого монетарного товара» [Моргенштерн 1970, с. 34]. Этот набор
2 Определение «сильного образа науки» дают А. Писарев и С. Гавриленко: «<....> - это чистая наука, локализованная в немногочисленных специальных местах и занимающаяся познанием и производством знания. Ее успех, "непостижимая эффективность" и уникальность объясняются с помощью преимущественно нормативной модели с имманентными процессами и факторами (среди которых социальные играют скорее символическую роль и чаще ограничиваются научным сообществом и коммуникациями внутри него, как, например, у Куна)» [Писарев 2020].
3 Полнота - все альтернативы сопоставимы и индивидуумы способны действительно сформировать суждения относительно того, является ли один элемент лучше другого или одинаково хороши оба; Транзитивность - позволяет двум попарным отношениям наследоваться третьей парой; Двойственность - любая альтернатива так же хороша, как и сама по себе; Парность -суждения о предпочтениях людей делаются в результате парных сравнений [Моргенштерн 1970, с. 51-53].
допущений характеризуется тем, что он основан на математическом аппарате. Первый и основополагающий вариант концептуализации «рационального агента» закладывает не только основы определения «рациональности», но и важность математического формализма для ТРВ [Herfeld 2017].
Работа Моргенштерна и фон Неймана хотя и стала влиятельной, но это произошло не сразу. Только в послевоенное время, то есть в конце 1940-х, она привлекла значительное внимание [Weintraub 2017]. Математический формализм и их определение рациональности стало очень заманчивым. В том числе стал очевиден значительный практический и политический потенциал «рационального агента». Центр развития теории игр и теории рационального выбора переместился в RAND Corporation [Backhouse 2010]. Дальнейшее развитие ТРВ тесным образом было связано с практическими нуждами американского правительства, преимущественно с проблемами военной стратегии в эпоху ядерного оружия.
Фон Неймана и Моргенштерна можно назвать интеллектуальными предпринимателями, которые формировали и распространяли алгоритмическую рациональность в социальных науках. В их работе заложена идея формализации не только экономических, но и социально-политических процессов. Это дало толчок для формирования нового подхода к анализу политики и политического процесса. Эти усилия сосредоточились в школе теории общественного выбора (далее - ТОВ) [de Almeida 2018].
ТОВ начиналась как чисто экономическое течение. Экономисты, не согласные с некоторыми выводами и допущениями ортодоксальной экономики, считали себя
...мятежниками против профессуры, которая делала упор на пределы рынков и на перспективы государственного вмешательства, якобы способствующего повышению благосостояния [Medema 2011].
Теоретики общественного выбора считали необходимым переосмыслить понимание политики. Они полагали, что наследие «благотворного государства» в анализе экономики и политики все еще очень сильно. Главным принципом в их исследованиях стало понимание политики как обмена [Riker 1988]. В самой основе их теории не предусматривается, что политики, чиновники, бюрократы, также как и избиратели, могут вести себя альтруистично [Riker 1988]. Это влияет и на экономику, и на политический процесс. ТОВ призывала учитывать это в первую очередь.
Ключевым моментом в рассмотрении политического процесса является понятие «государственный провал» или government failure [Orbach 2013]. Государственный провал - это экономическая
неэффективность, которая вызвана государственным вмешательством [ОгЬасЬ 2013]. Этот термин можно рассматривать в противовес термину «провал рынка», который означает экономическую неэффективность существования чисто свободного рынка. По мнению представителей ТОВ, ортодоксальные экономисты оправдывали этим понятием вмешательство государства в экономику.
Одним из главных свидетельств неэффективности государства послужило понятие «рента». Поиска ренты не существует в моделях «благотворного государства». В этой идеальной модели чиновники не руководствуются собственными эгоистичными интересами, а являются представителями веберовской рациональной бюрократии. Здесь правительство нацелено на достижение общего блага, и оно не будет реагировать на искателей ренты и поддерживать их. Поиск ренты может происходить только в таких моделях, которые анализируют поведение политиков в терминах расчета и эгоистичного интереса. Теория поиска ренты заключается в том, что ресурсы могут быть использованы непродуктивно для удовлетворения частных выгод [Те11а 1999]. Стремление к поиску ренты ограничивается лишь небольшим числом рациональных субъектов, которые обладают необходимой информацией, имеют рычаги влияния и инструменты для ее поиска. Вводя категории «асимметрии информации», представители ТОВ дают возможность скорректировать представления о рациональности и расширить аксиоматические допущения этой идеи.
Расширение допущений относительно поведения «рационального агента» способствовало дифференциации между несколькими школами рациональности. Наиболее схематично эти школы разделились на утилитарно-максимизаторскую версию рациональности и на школу ограниченной рациональности. Ключевое различие между этими школами пролегает в сфере эпистемологии: для утилитар-но-максимизаторской рациональности характерен инструментальный эмпиризм, а для ограниченной - научный реализм [МасБопаЫ 2003]. Под первым вариантом понимается холодное и взвешенное решение, которое принимается агентом в соответствии с его интересами, отдавая отчет обо всех издержках и выгодах [Mesquita 1985]. Во втором случае под рациональным агентом понимается тот, кто
...имея две альтернативы, дающие ему какую-то выгоду, выберет тот вариант, который принесет ему наибольшую пользу [МасБопаЫ 2003].
Ограниченная рациональность не делает никаких моральных заключений о предпочтениях агентов. К тому же она допускает, что агенты могут обладать неполной информацией и иметь другие внешние ограничения. Если первая школа отдавала предпочтение
математической формализации, то вторая - открыла двери для им-плементации идеи «рационального агента» в политическую науку.
Во время активной разработки идеи «рационального агента» внутри ТРВ и ТОВ в политической науке господствовал бихевиора-лизм и структурный функционализм [А(1соск 2007, р. 208]. Эти две «большие» теории не способствовали внедрению математического аппарата в политическую науку. Единственным центром развития ТОВ в политической науке была Рочестерская школа Уильяма Рай-кера [Amadae 1999]. Она активно разрабатывала модель для формализованного и «рационального» анализа политического процесса [Amadae 1999]. К концу 1960-х гг. «парадигма» бихевиорализма начала угасать. В 1969 г. Дэвид Истон в своем президентском обращении на заседании Ассоциации политической науки объявил о «новой революции в политической науке» 1969]. ТОВ и ТРВ предложили политологам готовую новую «парадигму».
Новая исследовательская программа, основанная на базовых предпосылках ТРВ, снимала основные претензии, которые предъявляли бихевиорализму: она была более дедуктивной и позволяла снять напряжение среди коллег-политологов ^гг 2003]. Как замечает Роберт Адкок,
...она была одновременно достаточно схожа в своем широком понимании теории, но и достаточно отличалась по структуре и содержанию, чтобы предложить новый путь к реализации неопозитивистского варианта идеала систематической науки, который так успешно пропагандировал бихевиорализм [Adcock 2007, р. 208].
Завоевав свое место среди политической науки, понятия «рациональность» и «рациональный агент» начали проникать и в политический язык. Пол Эриксон отмечает, что основные допущения ТРВ и ТОВ стали применяться в сферах городского планирования, медицины и здравоохранения, правосудия и т. д. [Епскзоп 2010]. Давние защитники рынка от государственного вмешательства Фридрих Хай-ек и Милтон Фридман поспособствовали тому, чтобы этот новый язык политической экономии, высоко оценивающий индивидуальный выбор и личную свободу, устоялся [Amadae 2003, р. 184]. К 1990-м гг. допущение о «рациональности» агентов стало довлеющим в способах концептуализации политических процессов. Особенно явно оно проявилось в работах, описывающих посткоммунистические трансформации. Ставший популярным агенто-центричный подход часто нес в себе предпосылки и аксиоматические допущения ТРВ и ТОВ.
Таким образом, теория рационального и общественного выбора ознаменовала новый подход к определению рациональности, интереса и политики. Этот подход возник во времена холодной войны
в США. Ключевой фигурой нового понимания демократии и политики стал «рациональный агент». Язык этих теорий подразумевает, что индивиды не должны сотрудничать и взаимодействовать для достижения общих целей до того момента, пока это будет неизбежно. Кроме того, он оправдывает безусловную связку между демократической политикой и рыночным устройством [Amadae 2003, р. 4]. Широкое распространение идеи «рациональности» и «рационального агента» позволило рассматривать политический процесс в терминах «рынка», «выгоды» и «издержек». Привлекательность математического формализма, возможность алгоритмизации, а также значительный научный капитал теоретиков рационального и общественного выбора способствовали быстрому развитию и внедрению идеи «рационального агента» в другие социальные науки. В результате изменения и расширения теоретических предпосылок и аксиоматических допущений о «рациональности» агентов сформировалось две школы рациональности: утилитарно-максимизаторская и ограниченная. Эти два способа концептуализации «рациональности» с небольшими оговорками стали общим местом в новом подходе анализа политики и политического процесса.
Литература
Моргенштерн 1970 - Моргенштерн О., фон Нейман Дж. Теория игр и экономическое поведение. М.: Наука, 1970. 983 с.
Писарев 2020 - Писарев А., Гавриленко С. В поисках ускользающего объекта: наука и ее история // Философско-литературный журнал «Логос». 2020. № 1. С. 1-28.
Adcock 2007 - Adcock R. Interpreting Behavioralism // Modern Political Science: Anglo-American Exchanges since 1880 / Ed. by R. Adcock, M. Bevir, S. Stim-son. Princeton: Princeton University Press, 2007. P. 180-208.
Amadae 1999 - Amadae S.M., Mesquito B. The Rochester School: The Origins of Positive Political Theory // Annual Review of Political Science. 1999. Vol. 2. Р. 269-295.
Amadae 2003 - Amadae S.M. Rationalizing Capitalist Democracy: Cold War Origins of Rational Choice Liberalism. Chicago: University of Chicago Press, 2003.
Backhouse 2010 - Backhouse R. Economics // The History of the Social Sciences since 1945 / Ed. by R. Backhouse, P. Fontaine. Cambridge: Cambridge University Press, 2010. P. 38-70.
de Almedia 2018 - de Almeida G. From "what is new political economy" to "why is everything new political economy?" // CHOPE Working Paper. 2018. № 16. Р. 1-32.
Easton 1969 - Easton D. The New Revolution in Political Science // The American Political Science Review. 1969. Vol. 63. № 4. Р. 1051-1061.
Erickson 2010 - Erickson P. Mathematical Models, Rational Choice, and the Search for Cold War Culture // Isis. 2010. Vol. 101. № 2. P. 386-392.
Erickson 2013 - Erickson P., Klein J. L., Daston L., Lemov R., Sturm T., Gordin M.D. How Reason Almost Lost Its Mind: The Strange Career of Cold War Rationality. Chicago: University of Chicago Press, 2013.
Farr 2003 - Farr J. Political Science // The Cambridge History of Science / Ed. by T. Porter, D. Ross. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 306-328.
Herfeld 2017 - Herfeld C. Between mathematical formalism, normative choice rules, and the behavioral sciences: The emergence of rational choice theories in the late 1940s and early 1950s // CHOPE Working Paper. 2017. № 1. P. 1-44.
MacDonald 2003 - MacDonaldP.K. Useful Fiction or Miracle Maker: The Competing Epistemological Foundations of Rational Choice Theory // The American Political Science Review. 2003. Vol. 97. № 4. P. 551-565.
Medema 2011 - Medema S. Public choice and the notion of creative communities // History of Political Economy. 2011. Vol. 43. № 1. P. 225-246.
Mesquita 1985 - Mesquita B. Toward a Scientific Understanding of International Conflict: A Personal View // International Studies Quarterly. 1985. Vol. 29. № 2. P. 121-136.
Morgan 2003 - Morgan M. Economics Science // The Cambridge History of Science / Ed. by T. Porter and D. Ross. Cambridge: Cambridge University Press, 2003. P. 275-305.
Oppenheimer 2010 - Oppenheimer J. Rational Choice Theory // Encyclopedia of political theory / Ed. by M. Bevir. Los Angeles; London: Sage International Publications, 2010. P. 1147-1157.
Orbach 2013 - Orbach B. What Is Government Failure // Yale Journal on Regulation Online. 2013. Vol. 30. № 4. P. 44-56.
Riker 1988 - Riker W. The Place of Political Science in Public Choice // Public Choice. 1988. Vol. 57. № 3. P. 247-257.
Solovey 2013 - Solovey M. Shaky foundations: The politics-patronage-social science nexus in Cold War America. New Jersey: Rutgers University Press, 2013.
Tella 1999 - Tella R., Ades A. Rents, Competition, and Corruption // American Economic Review. 1999. № 89. P. 982-993.
Weintraub 2017 - Weintraub E.R. Game Theory and Cold War Rationality: A Review Essay // Journal of Economic Literature. 2017. Vol. 55. № 1. P. 148-161.
