CC BY
104
Л. В. Чеснокова, аспирант, кафедра философии, Омский государственный педагогический университет, г. Омск, Россия, [email protected]
КОНЦЕПТ МЕТАФИЗИЧЕСКОГО СТРАХА
КАК ОТРАЖЕНИЕ ЭКЗИСТЕНЦИАЛЬНОЙ БЕЗДОМНОСТИ В НЕМЕЦКОЙ ФИЛОСОФИИ КУЛЬТУРЫ
Принадлежность человека к определенной культуре во многом влияет на его поведение и мировосприятие. Культура является своего рода призмой, через которую он смотрит на окружающую его действительность. У каждого народа существуют свои ключевые слова, в осмыслении и интерпретации которых раскрываются особенности национальной картины мира. Часто они бывают включены в сложную систему идей, отражающих картину мира и особенности менталитета того или иного народа. Такие слова в современной гуманитаристи-ке получили название концептов, дав начало новому концептуально-культурологическому направлению.
Свое начало концепт берет в философской традиции. Философия является исходной парадигмой, из которой отдельные науки заимствуют этот термин. Как отмечает Ю. Г. Бобкова, «концепт в философском знании можно определить как идею, сгусток смыслов, потенцию, из которых сотворяется бытие всего: человека, мира, культуры — человека в мире культуры»1. Создание новых слов всегда играло особую роль в философии, вводившей язык, очищенный от обыденных клише. Как указывает М. Н. Эпштейн, при этом философ может пользоваться уже
Ужас приходит к человеку в момент, когда мир предстает
перед его взором в своей абсолютной бесчеловечности.
существующими словами, придавая им новый, фундаментальный смысл. «Идея» Платона, «энергия» Аристотеля, «вещь-в-себе» Канта, «диалектика» и «снятие» Гегеля, «позитивизм» О. Конта, «интенциональность» Гуссерля, «здесь-бытие» и «временение» Хайдеггера, «экзистенциализм» Сартра, «различание» Ж. Деррида — именно в таких новых словах интегрируется целая новая система мышления2. Поэтому можно утверждать, что задача философии во многом состоит в создании новых концептов, расширении существующего языка, поиске в нем новых смыслов.
Объектом исследования является концепт метафизического страха в немецкой философии. Метафизический страх изначально связан с непознаваемостью мира, который человеческое сознание не в силах понять и структурировать. Эта чуждость и абсурдность воспринимается как хаос. Во многих историях творения мира всплывает тема хаоса как некой бесформенной первомассы, не имеющей облика, смешения всего и вся.
По словам С. А. Ли— шаева, всякий страх есть страх «перед миром-оборотнем», который в любой момент может обернуться хаосом. Казавшийся ранее разумным и осмысленным мир вдруг сбрасывает маску и предста-
ет перед человеком во всей своей чуждости. «Ужас приходит к человеку в момент, когда мир предстает перед его взором в своей абсолютной бесчеловечности, в своей "друго-сти-чуждости" ему, что -
значит: бессмысленности, абсурдности, следовательно, непредсказуемости, иррациональности»3.
Для древнего человечества в целом были характерны представления об окруженности ужасным и непознаваемым миром, который внезапно может ворваться в нашу жизнь. Страх хаоса как чего-то непостижимого, что превосходит возможности человеческого понимания, воплотился в культуре в различных символах. По словам исследователей, «стесняющий дыхание страх германский эпос изображает с помощью символа змеи — MidgardscЫange. На границах нашего мира свилась в кольцо огромная змея»4. В границах этого круга господствует упорядоченная жизнь, размеренность. Но за границами человеческого космоса находится нечто, лишенное меры и границы, т. е. чужое, непостижимое, хаос, Ничто — противоположный космосу мир, которому даже невозможно дать определение. Во времена больших катастроф кольцо сжимается, что приводит к сужению жизненного пространства и времени. Когда-нибудь защитная сила дамбы может разрушиться, и наступит власть тьмы.
Хотя существуют также представления
Едва ли существует что-либо более угрожающее, чем исчезновение закономерностей, поддерживающих жизненный мир.
мер, во многих восточных учениях, а также у Парацельса, Я. Беме, К. Г. Юнга), все авторы сходятся на том, что даже понимаемый позитивно хаос, а именно как возможность для творческих изменений, человек может выдержать лишь в очень ограниченных количествах. Наличие определенной опоры и надежных структур необходимо человеку в его повседневной жизни. Едва ли существует что-либо более угрожающее, чем исчезновение закономерностей, поддерживающих его жизненный мир.
Однако в различных культурах существует различная степень терпимости к хаосу. Можно упомянуть в этом смысле пресловутый русский «авось» как изначальное доверие к миру и его противоположность: немецкий метафизический страх. Русский менталитет гораздо лучше приспособлен к выживанию в состоянии неопределенности, чем немецкий. Немецкая же культура отличается повышенным страхом перед хаосом, стремлением максимально упорядочить все сферы жизни.
Для немецкого языка и сознания характерно стремление описывать разумный упорядоченный мир как свой дом, его же отсутствие — как бездомность, выброшен-ность в хаос, что равнозначно страху (слово «Heim» означает «родной дом, домашний очаг»; слово «Unheimlichkeit», которое переводится как «ужас», «жуть», буквально оз-
о хаосе и как о созидающей силе (напри- начает «бездомность», «отсутствие дома»).
То есть состояние страха переживается немецким менталитетом как ситуация экзистенциальной бездомности.
Древнегерманские представления о мире описал Г. С. Кнабе: «для древнего германца мир, им освоенный, носит название "митгард" — срединное селение, усадьба. За его пределами лежит внешний мир — утгард. Он бесконечен, почти лишен света, там дует ледяной ветер, и текут реки, полные яда; повсюду сидят чудовища, полулюди, полузвери, глаза которых излучают противоестественный свет, а дыхание режет, как ножом»5.
Местонахождение утгарда двойственно. С одной стороны, он расположен где-то далеко, на окраинах мира. У всех народов существуют мифы о нисхождении в ад, но именно у германцев они отчетливо связаны с уходом из дома, странствием, со страхом перед чуждостью мира. С другой стороны, утгард может находиться и совсем рядом. Его опасная близость к дому становится особенно очевидной по ночам, когда нежить, живущая за пределами человеческого космоса, может подстерегать прямо у крыльца.
То есть, согласно древнегерманским представлениям, за границами обустроенного мира лежит нечто ужасное, вызывающее страх. Поэтому так велика потребность в своем доме — укромном домашнем очаге, где человек чувствует себя в тепле и безопасности. По словам Г. Д. Гачева, германский рай — это не открытая местность, а WaIhalle — дворец воинов. То есть идеальное пространство видится как ограниченное помещение. «И целое бытия толкуется германскими философами не в объеме мирового пространства, а в его зерне, сути,
Испытывающий экзистенциальный страх ощущает пропасть между собой и миром повседневных отношений. Прежде он был
включен в них, но теперь он от них отторгнут, и может опираться лишь на самого себя.
vertriebene, "из своего дома прогнанный": опять от дома отталкиваются»6.
Свой дом является противоположностью угрозам, напряжению и принуждениям внешнего мира, центром вселенной для человека. Важнейшей функцией дома является защита от всевозможных негативных проявлений внешнего мира. Дом — это попытка создать экзистенциальное убежище, свой уютный маленький космос, защищающий от захлестывающего со всех сторон хаоса. Это место, где царят мир, покой, безопасность и человек не чувствует себя чужим, бездомным, экзистенциально одиноким.
Границы дома разделяют внутренний и внешний мир, добро и зло. Важнейшей немецкой особенностью является потребность в четко очерченной границе между своим домом и окружающим миром. За пределами родного дома человек испытывает чувство страха, одиночества, экзистенциальной бездомности, что воплощается в понятии «unheimlich» — «жуткий», «тревожный», «зловещий» (буквально «бездомный»). Отсутствие своего дома, в том числе и в экзистенциальном смысле, подво-
клеточке — в Innere, в самости Haus'a. Вне же Haus'a — wüste Schrecken — "пустынный ужас", небытие, а странник, кто без дома, — проклятый. Странник — von seinem Haus
дит автора к основополагающему концепту немецкой культуры — метафизическому страху (Angst). По словам А. Вежбицкой, этот концепт очень приблизительно со-
ответствует словам со значением «страх» в других языках, «поскольку в концепте Angst содержится нечто от состояния депрессии, тревоги, неприкрытости, незащищенности, неуверен-ности»7.
Конечно, такой важный аспект сознания и культуры нашел отражение в немецкой философии, особенно в экзистенциализме. Можно даже предполагать, что экзистенциальная философия выросла из обращения к этой теме в XX в., когда вера в разум как в основополагающий жизненный принцип, технический прогресс и гуманизм была утрачена. В центре внимания философии того времени оказалось трагическое мировосприятие человека, которому открылась абсурдность его существования как бытия-к-смерти. Окружающий мир, в который он заброшен, чужд и равнодушен к страданиям отдельной экзистенции.
Страх в экзистенциальном смысле — это не физический страх, а метафизический ужас — потрясающее человека прозрение. Здесь важно не его психологическое содержание, а онтологический смысл, который заключается в том, что человеку открывается зияющая бездна небытия, которую он раньше не замечал, спокойно прозябая в суете повседневных дел.
Понятие страха в экзистенциальную философию вводится Кьеркегором, который различал эмпирический страх-боязнь перед конкретными предметами и обстоятельствами (Furcht) и метафизический страх (Angst). Кьеркегор называет метафизический страх «пропастью совести», «бесконечно ужасным страхом возможности греха», с которым несравним эмпирический страх какой-то конкретной угрозы. В отличие от разнообразных эмпирических страхов, метафизический страх — фундаментальное экзистенциальное переживание.
М. Хайдеггер развил кьеркегоровскую идею экзистенциального страха. В «Бытии и времени» он описывает понятие страха в контексте фундаментальной онтологии.
Немецкая культура отличается слабой терпимостью к хаосу и повышенной потребностью в чувстве предсказуемости и защищенности.
Экзистенциальный страх раскрывает перед человеком его будущую смерть. Бытие-к-смерти есть по существу страх.
Есть два способа существования человека: подлинный и неподлинный. Для неподлинного существования характерно то, что пестрое многообразие «мира вещей» заслоняет от человека его конечность; возникает феномен усредненно-сти (man). Напротив, для подлинного существования характерно осознание конечности и свободы человеческой экзистенции; осознанная конфронтация с неизбежностью смерти. Человек вырывается за пределы неподлинного существования, испытав экзистенциальный страх (Angst). Он не есть боязнь чего-то конкретного. То, за что страшится страх, есть само бытие-в-мире, так как экзистенциальный страх раскрывает перед человеком его будущую смерть. Бытие-к-смерти есть по существу страх. Посмотреть в глаза смерти — это, с точки зрения Хайдеггера, единственное средство вырваться из сферы обыденности (man) и обратиться к подлинному бытию.
Метафизический страх связан со временем. Временность есть самая главная характеристика человеческого бытия. С этой точки зрения страх необходим, ибо благодаря нему человек осознает свою конечность. Если он забывает об этом, то погружается в «неподлинное» время, в котором отсутствуют глубокие смыслы. Тогда он изменяет своей человеческой сущности и уподобляется животным, не догадывающимся о своей неизбежной смерти. Метафизический страх есть фактически ощущение времени, т. е. предчувствие небытия. Мужественен человек, принявший свой экзистенциальный предел и пытающийся максимально достойно прожить отпущенный ему земной срок.
Страх страшится за человеческое здесь-бытие, вытесняя его в обыденность, заботу, т. е. в неподлинное бытие (man), в котором оно утрачивает себя. Поэтому Ничто есть основа и смысл здесь-бытия. Человеческое существование зарождается в глубине Ничто и завершается смертью — тоже бездной Ничто; само наше бытие в этом мире есть лишь ожидание встре-
чи со смертью. Человек испытывает страх перед невозможностью больше быть в мире. Без уверенности и опоры бытие становится un-heimlich (тревожным, жутким = бездомным). Экзистенциальный страх угрожает тем аспектам бытия, в которых человек чувствует себя beheimatet (надежно, спокойно, «как дома»).
Основная структура бытия, по мысли Хайдеггера, принуждает человека к постоянной заботе о том, что ему предстоит. И это будущее, в конечном итоге, всегда одно — смерть. Это ощущение накрывает человека, как глухой туман, и вызывает парализующее чувство страха и потерянности перед лицом Ничто. В этом состоянии, как отмечает Хайдеггер, человеку неуютно, жутко, что означает его экзистенциальную бездомность (Nicht-zu-hause-sein). От этого человек пытается убежать в повседневность, где он чувствует себя как дома. Но страх удерживает его от падения в man. В состоянии страха будничный мир утрачивает свое значение; повседневное доверие рушится. Человек оказывается в ситуации,
в которой исчезают его надежды и возникает страх. Различные пограничные ситуации, такие как тяжелая болезнь, смерть близких и т. д., демонстрируют, что в мире не существует ничего прочного, в чем нельзя было бы усомниться.
Таким образом, экзистенциальный страх демонстрирует мир в его тревожности, он говорит человеку о возможности вторжения Ничто, которое отовсюду угрожает бытию. Страх — это экзистенциальное обнаружение небытия. Он вызывает не абстрактное знание о небытии, а понимание того, что небытие является неотъемлемой частью собственного бытия.
Однако страх амбивалентен. Переживание страха — это болезненный процесс, уничтожающий все иллюзии, когда человек остается один перед лицом незащищенности, в которой, однако, только и возможно обретение экзистенции. Испытывающий экзистенциальный страх ощущает пропасть между собой и миром повседневных отношений. Прежде он был включен в них, но теперь он от них отторгнут, и может опи-
раться лишь на самого себя, и лишь в этом ощущении покинутости обретает настоящую свободу. Это не может совершиться иначе, чем через прохождение сквозь страх. Поэтому Кьеркегор утверждает, что страх — это головокружение свободы.
Тот, кто научился преодолевать страх, обретает особое чувство защищенности, поэтому попытка убежать от страха, заглушить его рассеянием, может быть расценена как слабость. Для того чтобы выдержать страх, требуется огромное напряжение воли. Поэтому выдерживание страха становится высочайшим достижением человека, в котором реализуется подлинность его существования. В этом смыс- = ле Хайдеггер говорит о «страхе отважившегося», несущего в себе «особенный покой».
И именно в этом противостоянии со страхом в душе человека появляется последняя точка опоры, которую Кьеркегор называет «экзистенцией». Если исчезает мир, на который мы можем опереться, и остается лишь страх, человек предстает перед Ничто. В этот момент перед ним открывается его собственное Само-бытие. Стояние перед Ничто — это вырванность из привычных условий существования, которое понимается в том смысле, что человек вырывается из погружения в обыденный мир и находит самого себя. «Когда человек стоит перед Ничто, он переживает себя как абсолютно единичного человека, который в этот момент ни с чем не связан. Когда человек стоит перед страхом-тоской, ему раскрывается смысл»8. Экзистенциальная философия описывает состояние, которое П. Тиллих называет «мужеством отчаяния».
Таким образом, страх является одним из важнейших концептов немецкой философии культуры. Тема экзистенциального страха нашла свою глубокую проработку во многих областях немецкой культуры, в языке и философии, особенно в философии экзистенциализма. Важность этого концепта связана с попыткой защититься от хаоса как чуждости и непредсказуемости мира, отсутствием ясных логических структур. Известно, что немецкая культура отли-
Страх - это экзистенциальное
обнаружение небытия. Он вызывает не абстрактное знание о небытии, а понимание того, что небытие является неотъемлемой частью собственного бытия.
чается слабой терпимостью к хаосу и повышенной потребностью в чувстве предсказуемости и защищенности.
Попытка релятивировать страх перед хаосом, ощущение выброшенности человека в мир и радикальной бездомности (характерно, что немецкое слово Unheimlichkeit — «ужас, тревога» дословно переводится как «бездомность», «отсутствие родного дома») связана с понятием «дом», «домашний очаг». Это потребность в наличии некоего экзистенциального убежища, защищающего от холодного и хаотичного мира снаружи. Страх угрожает нам вторжением Ничто, угрожающего нашему бытию. Метафизический страх, в отличие от эмпирического — это лишенный предметности феномен, который тем страшнее, ибо обозначаемую им угрозу нельзя ни понять, ни локализовать. Это страх перед временем, конечностью человеческой жизни, т. е. перед смертью. Однако страх вырывает человека из погружения в обыденность и напоминает ему о смысле жизни.
1. Бобкова Ю. Г. Концепт в философских исследованиях, или Штрихи к философскому «портрету» концепта [Электронный ресурс] URL: http://philolog. pspu.ru/module/magazine/do/mpub_6_137 (дата обращения: 27.05.2012).
2. Эпштейн М. Н. Проективный словарь философии. Новые понятия и термины [Электронный ресурс] URL: http://topos.ru/article/1676 (дата обращения: 12.03.2012).
3. Лишаев С. А. Эстетика Другого. — СПб.: Изд-во СПб. ун-та, 2008. С. 326-327.
4. Thielicke H. Theologische Dimensionen der Angst, in: Bitter, W. (hrsg.): Angst und Schuld in theologischer und psychotherapeutischer Sicht. — Stuttgart: E. Klett, 1962. S. 25.
5. Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. — М.: Академический Проект, 2004. С. 94.
6. Гачев Г. Д. Национальные образы мира. Эллада, Германия, Франция: опыт экзистенциальной культурологии. - М.: Логос, 2008. С. 218.
7. Вежбицкая А. Семантические универсалии и описание языков. — М.: Языки русской культуры, 1999. С. 601-602.
8. Kast V. Vom Sinn der Angst. — Freibirg im Breisgau: Herder, 1996. S. 26-27.
