CC BY
47
Б. Н. Борисов
КОНЦЕПТ «ИСТОРИЯ» В КРИТИЧЕСКОЙ ПРОЗЕ А. ПЛАТОНОВА (НА МАТЕРИАЛЕ СБОРНИКА «РАЗМЫШЛЕНИЯ ЧИТАТЕЛЯ»)
BORIS N. BORISOV
THE CONCEPT "HISTORY" IN THE CRITICAL PROSE OF ANDREY PLATONOV
(BASED ON THE "REFLECTIONS OF READER")
Борис Николаевич Борисов
Кандидат филологических наук, старший преподаватель Московского государственного университета путей сообщения ► boryunya2007@rambler.ru
Изучение исторической концепции в художественной литературе является сегодня весьма актуальным. Статья посвящена рассмотрению самобытного представления А. Платонова об истории. На основе анализа репрезентантов концепта «история» определяется круг его дефиниций и дается их аксиологическая характеристика.
Ключевые слова: история, концепт, народ, спасение, прогресс.
Nowadays the research of the historical conception can be of great value. This article is devoted to the description of the original Platonov's idea of history. We describe various denotations and some valued characteristics of the concept "history" through analysis of its representatives.
Keywords: history, concept, people, rescue, progress.
В современной лингвистике текста и когнитивной поэтике утвердилось понятие художественного, или текстового, концепта1, отражающего «авторский выбор концептуальных приоритетов»2 и дающего ключ к пониманию индивидуально-авторской картины мира в художественном произведении. В этой связи нам представляется интересным рассмотреть концепт история в творчестве А. Платонова.
Проблеме истории в творчестве Андрея Платонова посвящено немало исследований, тогда как концепт история, в формировании которого сыграли роль национальные, литературные, а также собственные представления писателя и который выражает и саму специфику авторского понимания и оценки истории, прежде не был описан.
Материалом исследования стал сборник литературно-критических статей А. Платонова «Размышления читателя». Написанные в разные годы (в основном — 1937-1941 гг.), статьи, тем не менее, образуют единое в идейно-тематическом отношении произведение. Цельность сборника складывается из общей идеи всех статей, сверхзадачи, каковой является оценка исторической значимости литературных произведений, над которыми размышляет Платонов. Эти размышления оказываются для него очередным поводом к высказыванию собственных взглядов на литературу и историю, что нашло отражение в заглавии ряда статей: «По поводу романов Эрнеста Хемингуэя...», «Общие размышления о сатире — по поводу одного частного случая...» и т. п. Таким образом, концепция истории приобретает в сборнике ключевое значение, так как становится исходной точкой литературной критики.
В статьях «Пушкин — наш товарищ» (1937) и «Пушкин и Горький» (1937) писатель изложил, по сути, «новую историко-литературную концепцию»3, определившую подход к любому из анализируемых в сборнике произведений. Критерием оценки для Платонова становится учительный характер литературы, ее способность стать тем средством, которым народ пользуется для «улучшения жизненной участи» и которым руководствуется в выборе исторического пути. Как было установлено Н. М. Малыгиной, Платонов следует в своем творчестве теории «пролетарского искусства» А. Богданова, «понимая искусство как способ переустройства жизни»4. Заметим, однако, что платоновская трактовка литературного труда имеет и более глубокие корни, так как обусловлена художественной концепцией истории, сложившейся под влиянием различных источников.
При описании концепта история в творчестве А. Платонова мы обращались, главным образом, к аксиологической составляющей концепта и к системе ассоциативно-терминальных связей концепта история с другими доминантами: счастье, истина, рождение.
Большое значение тема истории имеет в статье «„Сущий рай" (По поводу романа Р. Олдингтона „Сущий рай")» (1938). Вслед за английским писателем Платонов размышляет над сущностью исторического процесса и ролью в нем человека. Объектом платоновской критики становится фигура центрального героя романа Кристофера Хейлина, на протяжении всего повествования вынашивающего идею создания «новой всеобъемлющей историографии человечества». Своим трудом Крис рассчитывает помочь современникам «найти концы той нити, утраченной в эпоху империализма, ухватившись за которую им удалось бы найти истинное направление исторической жизни...». Этот замысел, который, судя по всему, разделяет и сам Олдингтон, Платонов считает единоличным, тиранским и даже смехотворным.
Резкая критика Платонова основывается на представлении об истории как синкретичном «всеобщем действии», «всеобщей действительности». В концепт история у Платонова включа-
ется не только путь, пройденный человеческой цивилизацией, но и путь, который проделала природа в своем «развитии в человека», — это один общий, нерасчлененный процесс, имеющий единую цель. «Животные не напрасно жили, чтобы подготовить человека, и мы должны быть им благодарны», — пишет он. Идея исторической взаимосвязи природы и человека присутствует и в художественных произведениях писателя, где настойчиво звучит мысль о том, что освобождение человека от мучительного угнетения приведет к освобождению всех животных из плена туманного сознания, из косного состояния: «...Коммунистическое естествознание сделает, вероятно, из флоры и фауны земли более близких родственников человеку... Пропасть между человеком и любым другим существом должна быть перейдена...» («Ювенильное море»); «Не может быть, чтобы все животные и растения были убогими и грустными — это их притворство, сон или временное мучительное уродство» («Джан»). Таким образом, концепт история у Платонова включает в себя значение цельности и всеобщности. На нем так же, как на художественной картине мира в целом, сказалось влияние поздних софиологических учений, философски обосновавших слова святого апостола Павла об онтологической неразрывности судьбы человека и природы5. Поэтому содержание концепта история может реализовываться в кодах понятий более широкого значения: существование, жизнь и в выражающем аксиологическую характеристику коде участь. Таким образом, история названа «всемирной жизнью», «общей участью», «всеобщим существованием».
В финальной сцене романа герой Олдинг-тона на грани самоубийства спрашивает себя: «Как могла знать амеба, что она приведет ко мне? Как могу я знать, к чему приведу я?» Платонов начинает статью с разбора именно этой, финальной сцены, характеризующей отношение Олдингтона и его героя к истории. Перефразируя слова Криса, Платонов утверждает: «...Амеба... тоже терпела свою участь, бессознательно предчувствуя появление в будущем человека...» Здесь сформулирована основная аксиология истории: исто-
рия закономерна и разворачивается по плану; она имеет цель; эта цель достигается терпением. Непререкаемая ценность истории складывается из миллионов поколений, которые не напрасно жили, осуществляя ее.
Поэтому писатель не разделяет и крисов-ского представления об истории как о попытке, допускающей возможность «неудачи»: «И если все это кончится неудачей (речь идет о всей человеческой истории. — А. П.), у нас останется по крайней мере великая радость самой попытки», — думает Крис. Подобное отношение к истории Платонов называет «спортсменско-эстет-ским». «Люди живут не в шутку, — возражает он герою Олдингтона, — чтобы допустить неудачу своих надежд и усилий; если даже неудачи бывают, то человечество, терпя великие жертвы, ищет и находит выход к удаче...»6
Следовательно, концепт история содержит еще такие дефиниции, как конечность и результативность, что свидетельствует о влиянии на концептуальную картину мира писателя эсхатологических представлений7. Бесконечность или цикличность как качества подлинного бытия отвергаются Платоновым. Повторяемость в платоновской прозе является признаком поврежденного мира, цикличность существования выступает как главное зло для человечества: «Наибольшее изменение или горе последовало после путешествия Хр. Колумба, что земля круглая, безысходная, а не плоско-бесконечная», — пишет он в записной книжке 1934 года. Пространственная цикличность заставляет Платонова искать линейности хронологической, поэтому история приобретает форму вектора — точнее отрезка, ограниченного точками начала и конца.
При этом Платонов сознательно отвергает роковое или фатальное качество истории, называя его в статье «Новый Руссо» (1939) «признаком слабости или дурного свойства человечества». Конец истории предполагает непременную удачу, т. е. история прогрессивна. Движение к цели в ходе исторического пути включает в содержание концепта значение работы, труда: история названа «исторической работой», «работой прогрессивного человечества», «творчеством ис-
тиной истории». История уже потому не может быть бессмысленной и напрасной, что это созидательный труд тысяч поколений людей. В одном случае исторический вклад человека согласуется с общим направлением, в другом — расходится с ним, противоречит или даже препятствует, то есть работает на то, «чтобы оставить нас амебой».
В этой связи Платонов дает резкую оценку роману «Война с саламандрами» К. Чапека, положившего в основание своего произведения, по мнению критика, «порочные, исторически ошибочные принципы... именно, что человечество, в силу своих внутренних качеств и отчасти внешних условий, идет к своей ликвидации» («О „ликвидации человечества" (по поводу романа К. Чапека „Война с саламандрами")», 1938). Писатель упрекает К. Чапека в ошибочном суждении об истории, основанном лишь на прошлом и настоящем моменте: «Человечество (в целом) еще не видело добра в исторической жизни, оно, по словам Маркса, переживает лишь свою предысторию... » Платонов, таким образом, расширяет понятийное поле концепта за счет будущей, предначертанной истории (в результате чего возникает возможность такой метафоры, как «предбанник истории»). Концепт история получает положительную коннотацию, как ожидаемый благополучный вариант существования.
В связи с этим оценочное значение приобретают и другие термины, лежащие в смежных семантических полях. Так, например, термин «империализм» с помощью метафорических эпитетов получает аксиологическую характеристику, расширяет свое значение: «Для фашистского империализма нужен обязательно весь мир...»; «Истинный ход вещей состоял именно в движении смертоносного империализма к своей гибели...»; «Он храбро пытается отстоять перед империализмом свои человеческие права... » («Навстречу людям (по поводу романов Эрнеста Хемингуэя „Прощай, оружие!" и „Иметь и не иметь")», 1938). В Записной книжке Платонова 1934 года находим запись такого же рода: «Империализм... Сволочь вкрайне». Империализм приобретает значение препятствующей историческому прогрессу силы, поскольку он уничтожает главное средство исто-
рии — человеческую жизнь. Приближение же исторического результата зависит от участия всех и каждого человека в отдельности — человека, изживающего, «перерабатывающего» в опыте своей судьбы часть всеобщего мучения. «Каждый рождается со своей жизнью, со своей идей... никогда не повторяющимися, ни на кого не похожими... в этом опровержение всех законов и протонов, в этом мозаика истории и ее смысл», — записывает Платонов в 1944 году.
В статье «Сущий рай...» присутствует сравнение истории с нитью Ариадны. Эта нить «ткется миллиардом рук, и только таким образом она может быть прочно соткана и правильно направлена в будущее». Из данного сравнения следует еще одна составляющая концепта история — однонаправленность. Именно наличие этой составляющей определяет возможность таких атрибуций лексемы, как «истинная», «верная», «ошибочная». «Историческая истина, — пишет Платонов, — существует как объективный факт. Стремление внести в эту истину радикальный корректив лишь исказит историческую истину и приведет к уродливому представлению о ней». Сама же история в каждый текущий момент представляет собой «запутанный клубок», в котором только одна нить «единственно ведет в будущее», «продолжает истинное дело всего исторического человечества». Однонаправленность в составе концепта история коррелирует со всеми перечисленными выше дефинициями.
В понимании Платонова, усилием одного человека историческая истина не может быть найдена, как не может быть и прервана «нить Ариадны-Истории». «Один человек при всей своей активности не образует еще исторического движения», — говорится в статье «Навстречу людям...». Для исторического творчества необходим каждый человек, родившийся на свет: «Личный труд, — пишет Платонов в статье «О "ликвидации человечества"...», — идет в конце концов в общую историческую сокровищницу, обогащая наших потомков... пусть даже этот наш вклад невелик». Возникает понятие «историческое наследство», объясняющее важное художественное значение темы рождения в творчестве писателя, особое
понимание и самого рождения человека в активную, мучительную жизнь, противоположным состоянием которому является «утробное», бессмысленное существование, оно сродни смерти и, по сути, есть начавшаяся смерть, так как не имеет будущего. «Для истинной жизни оказывается недостаточно только однажды родиться, нужно еще чуть не ежедневно возрождаться, и матерью тогда нам служит уже вся земля, все современные нам люди...», — говорит писатель о героях романа Э. Хемингуэя «Прощай, оружие!», уединившихся для своего единоличного счастья в швейцарской хижине и, следовательно, потерянных для истории.
В статье «Рассказы А. Грина» (1938) эта мысль продолжается: «Из опыта истории видно, что истинное счастье возможно лишь тогда, когда человек умеет стать средством для счастья других, многих людей...», соединен «с общим движением народа к высшей судьбе». В тексте упомянутой статьи получает выражение еще одна составляющая концепта история, реализующаяся в атрибутах «грустная», «скучная», «ничтожная». Условно обозначим ее термином «повседневность». Без этой составляющей концепт история лишается своего практического, жизненного содержания, ведь под исторической работой Платонов понимает «практическое, реальное добывание счастья в труде, нужде и борьбе». В записной книжке 1944 года Платонов подчеркивает: «...Все божественное — самое будничное, прозаическое, скучное, бедное, терпеливое, серое, необходимое, ставшее в судьбу, — и внутренне согласное со всякой судьбой». Платоновский концепт история лишен какого-либо известного пафоса — сентиментального, трагического или героического. Это именно пафос будничности, повседневности, прозаичности.
Поэтому платоновской критике подвергается художественная концепция мира, лишенного «скверны конкретности», будничности. Герои Грина живут в специальной прекрасной стране, одетой «покрывалами воздушного золота», а не в каком-нибудь «Моршанске», они не имеют никаких жизненных препятствий в виде добывания хлеба, борьбы с нуждой. Окруженный ро-
мантическим ореолом, капитан Грей любил возить лишь фрукты, кофе, чай, фарфор, пряности, шелк и животных, но никто не мог его уговорить везти мыло, гвозди, части машин и другое, «что мрачно молчит в трюмах, вызывая безжизненные представления о скучной необходимости». Платонов возражает против пренебрежительного отношения к самой сути бытия — к «скучной необходимости», «нужде и действительности». Он сочувствует не влюбленным героям, а бедным жителям деревни, которые «видели образ плывущего счастья, но знали: это счастье плывет не за ними». Платонов полемизирует с автором «Алых парусов», в представлении которого мир устроен «роскошно, обильно, фантастически» и потому можно «изловчиться и украсть кем-то уготованное счастье». Счастье добывается, накапливается в ходе исторического делания.
Медленный, «накопительный» ход истории обусловливает возможность и даже необходимость появления гениев. Так, рождение Пушкина Платонов объясняет тем, что «народ тоже себя напрасно тратить не любит и, кроме того, его тоска бывает велика, ему ждать некогда, и он рождает и питает свой дар в отдельном человеке, передоверяя ему на время свое живое существо» («Пушкин и Горький»).
Оправдать «доверие» народа, указав путь к «высшей судьбе», что равноценно помощи в жизни, — главное, по мнению Платонова, назначение литературного труда и критерий его исторической ценности. Исходя из этого критерия, он отказывает в глубокой художественной и этической правде романтическим, далеким от реальной жизни произведениям А. Грина и видит «недоброе чувство» в стремлении М. М. Пришвина уйти в «непуганую» страну, отделиться от людей. По мнению Платонова, это свидетельствует о желании «сбросить с себя нагрузку общей участи из-за неуверенности, что деятельность людей приведет их к истине, к высшему благу, к прекрасной жизни» («Неодетая весна», 1940).
Анализ показал, что концептуальное содержание истории, которое нашло отражение в критических статьях А. Платонова, шире, чем словарная дефиниция. Это содержание включает в себя
такие значения, как конечность, цельность, однонаправленность, прогрессивность, предопределенность, повседневность. За лексемой история у Платонова закреплен целый пласт культурной информации, источниками которой послужили русские религиозно-мистические представления, философские идеи, идеологические пласты времени и собственно исторические события XX века.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Например, в работах С. Аскольдова, В. Никоновой, О. Кагановской и др.
2 Селiванова О. О. Сучасна лшгвктика: напрями та про-блеми. Полтава, 2008. С. 421.
3 Курипов А. Историко-литературная концепция А. Платонова // «Страна философов» Андрея Платонова: Проблемы творчества. Вып. 4. Юбилейный. М, 2000. С. 328.
4 Мапыгина Н. М. Эстетические взгляды А. Платонова: Автореф. дис. ... канд. филол. наук. Томск, 1982. С. 20.
5 «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, а по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тлению в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и му-чится доныне» (Рим. 8: 19-22).
6 Здесь платоновская концепция истории соединяется с концепцией человека, суть которой состоит в представлении о человеке как спасителе мира. Спасение осуществляется главным образом через жертву. Добровольное принесение себя в жертву миру — главное достоинство и вместе с тем необходимый путь для платоновского человека.
7 См., например, работы Е. Толстой-Сегал, М. Геллер, Х. Гюнтера, С. Семеновой, Н. Малыгиной, М. Дмитровской и др.
ЛИТЕРАТУРА
Платонов А. П. Размышления читателя // Собр. соч.: В 3 т. — М., 1985. — Т. 2.
Платонов А. П. Записные книжки. Матер. к биографии / Публ. М. А. Платоновой. Сост., подг. текста, предисл. и примеч. Н. В. Корниенко. М., 2000.
