CC BY
126
УДК 930 1 В. Е. МАТВЕЕВ
Омский государственный университет им. Ф.М. Достоевского
КОНЦЕПТ «ИМПЕРИЯ»
В РАБОТАХ ЗАРУБЕЖНЫХ АВТОРОВ КОНЦА XX В._________________________________________
В статье рассматриваются работы зарубежных авторов конца 1990-х гг. посвященные изучению концепта «империя». Полученные выводы используются как составная часть работы по созданию общего поля современного научного представления о концепте «империя».
Редакторы сборника «После империи: мульти-этнические сообщества, создание нации» Хаген и Беркли, обратившись к сравнительному подходу, поставили задачу исследования феномена империи на исторической основе государств, традиционно относимых к империям Нового времени. Для этого были приглашены специалисты по истории Оттоманской, Австро-Венгерской, Российской империй, а также СССР. Подход коллективного исследования можно назвать компаративистским, когда практика сравнения осуществляется не внутри одной работы, а внутри т.н. исследовательской площадки, формируемой сборником. Такой «имперский» подход претендует на панорамное видение истории.
В привлекаемых работах преобладает воззрение на нацию как на конечный этап в развитии государства, качественно отличающийся от империи (также рассматриваемой как исторический этап государственной формы). Данная точка зрения являлась доминирующей в середине 1990-х гг. Рассмотрим основные положения такого подхода.
Основной акцент в работах большинства авторов был направлен именно на изучение постимперского устройства мира, понимаемое как эпоха национального государства.
Беркли выделяет две доминирующие формы национального государства: основанные на гражданстве и этничности. Западная Европа больше обращалась к первому, Германия и Восточная Европа, или, как они были названы по отношению к Западу, «latecomers [1, с. 101]» [пришедшие позднее], ко второму. Такой подход разделения на гражданскую и этнич-ную форму «нациестроительства» обогащается у Беркли имперской перспективой, которая предполагает усвоение в процессе воспроизводства имперских принципов в национальном государстве как способов разрешения внутригосударственных проблем.
Э. Хобсбаум предлагает сосредоточиться не на причинах упадка империй, а на следствиях, переводя исследование в плоскость политологии, имеющей дело с политическими проблемами, среди которых Хобсбаум называет ксенофобию в современной Франции, массовые миграции, переселения народов, изучение положения новых стран[1, с. 13]. Национальные государства могут иметь те же проблемы, что часто представляются чисто имперскими: сецеонистские движения в Канаде, Испании, Бельгии.
Об опасности механического перенесения терминов и их подчас противоречивого понимания говорит Д. Бурбанк. Империя для бывшего колониального
Запада и его наследство в национальном западном государстве — это не совсем то, что империя и пост-имперское государство Востока[4, с. 24]. В целом проблема терминологии представляет перспективное направление для исследования. Однако вопросы понимания империи на протяжении разных исторических периодов, выяснение права смыслопорождения терминов к концу века оставались за рамками интереса исследователей империи. Бурбанк считает империю продуктом имперского и национального сознания в российской политической структуре[4, с. 24]. Такой подход выражает отношение к империи как к воображаемой сообщности, подобно нации. Понятия «империя» и «нация» можно отделить от понятия «государства», т.к. исследование переходит на уровень теоретической конструкции виртуальной сущности: понимание, общее мнение, представление. Империя представляет собой теоретическую дефиницию их инструментария историка. Только при таком подходе возможно обозначить его как нечто определенное, а не сваливать в кучу одинаковые слова с разными смыслами.
Как можно заметить, сама риторика авторов национальна. Как замечает К. Кейдер, в научном мире принята перспектива империи как объекта, распадающегося на нации. Также он отмечает потерю «очарования» национального государства, что обуславливает научные поиски вне национальной парадигмы, чаще всего именно в империи [1, с. 32]. Ставятся вопросы альтернативности истории, принимающие формулировку «что если?». Если национализм более не предстает единственно возможной основой для государства в свете формирования региональных и глобальных интегративных объединений, то, возможно, и империи имеют шанс на возвращение. Автор на примере Оттоманской империи, отрицает детерминированность распада имперского государства. В частности, им выделен аспект постоянного вмешательства извне других империй, разрушавших имперскую идентичность с помощью поддержания и развития национализма в Греции и на Балканах.
Заслуживает внимания проект рецентрализации государства с перенесением ядра [core] в Египет под управлением Мухаммада Али. Подобный сценарий восстановления империи демонстрирует и Китай. Конкурирующие державы (Россия и Великобритания) не позволили произойти подобному в Османской империи [1, с. 35]. Следовательно, причина распада могла быть во многом внешней.
Национализм, причем привносимый извне и поддерживаемый извне враждебными государствами,
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (69) 2008 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (69) 2008
предстает лишь идеологическим инструментом борьбы, аналогом войны, а не базой для становления нового государства.
К. Беркли, М. фон Хаген, В. Заславски и другие указывают на совокупность и системность причин распада империи, которые нельзя редуцировать до этнических конфликтов. Империя сдерживала их развитие, а после ее распада вопросы этничности лишаются механизма управления и могут принимать острые формы[1, с. 100]. Само понимание «сдерживания» национального развития в империи, данное с точки зрения научной парадигмы, показывает пребывание авторов в нациецентрическом представлении об империи. Авторы стоят на позициях национально детерминированного развития государства, хотя национализм совсем не во всех случаях ведет к созданию отдельных государств. Скорее наоборот, большая часть современных государств являются многонациональными, пользуются благами совместного проживания групп объединенных по этническому и иным принципам.
Солидарно с Хобсбаумом, выделившим вопрос миграции в постимперском мире, выступает Р. Брубейкер. Он прибегает к термину «ипт1хшд» [несме-шения] в отношении к народам империи. Как подсказывает Беркли, с XVIII века этническая мозаика классической империи начинает превращаться из гордости в обязанность[4, с. 103]. Если до этого времени в процессе ментальной самоидентификации эт-ничность и язык не были принципиальными, то впоследствии ядра нации получают развитие, и процессы этнического перемешивания населения усложняются. Складываются более определенные этнические идентичности — нации. Во время складывания нации создается идентичность, которая будет ориентироваться в зависимости от обстоятельств на себя в своем государственном оформлении или на другое государство, например, империю.
Вопрос того, будет ли «ипт1хшд» препятствовать функционированию империи, открыт, однако большинство авторов склоняются к тому, что все, что связано с национализмом, является лишь частью общей картины и не может объяснить причины падения империи как вида государства или даже как какого-то определенного исторического феномена. С. Ванк артикулирует противоположное мнение. Он полагает, что сама идеология национализма разрушает базис империи — имперскую идеологию, дает идейное обоснование для вывода из состава государства одной этничности [1, р.50], что в целом ослабляет государство-империю, как можно ее назвать по аналогии с государством-нацией. Даже «немного» национализма — это конец империи, как можно заключить из его работы.
Ванк также обусловливает расформирование империи ослаблением монархического принципа, усилением автономий. Империя — пик развития экстенсивного немодернизированного государства. Т.к. ее философия извлечения доходов экстенсивна, а не интенсивна, как замечает Кейдер [1, с. 31]. Потеря одной территории, имеющей хозяйственную ценность, подразумевает ослабление всего государства.
Национализм является частью модернизационных явлений. Более подробно модернизация рассматривалась Кейдером в отношении Османской, О. Сабтель-ным — Австо-Венгерской и Российской, Р. Суни — Российской империй. Среди разрушителей империи они выделяют: патерналистский характер государства; национальный сепаратизм (инспирированный во многом в результате противостояния держав). Ка-
питализация провинций делает их менее зависимыми от центра, что структурно ослабляет империю. Европейский капитализм выступал как средство притяжения имперской периферии.
Сабтельный делает ремарку о неспособности центра противостоять процессам демократизации и национализма. А относительно патернализма — разрушение мышления, определяющего монарха в качестве единственного источника легитимности, выбивает еще один столп, поддерживающий империю[2, с. 78]. Монарх в сознании имперских подданных защищал их от чужой религии: от ислама — Австро-Венгрию, от католицизма — Россию[2, с. 78].
Модернизация, по мнению Суни, создавала условия для существования «акторов», независимых от центра [1, с. 153]. Это подрывало имперскую структуру в плоскости отношений центр-периферия, что в свою очередь рождало кризис легитимности. Центр становится якобы ненужным. Однако функции центра переносятся в другой центр, позиционируемый как национальный. В этом смысле разница между государством-нацией и империей размыта. Однако именно она признается авторами как основной для диагностирования империи в Советском Союзе.
СССР со времени своего создания воспроизводил отношения центр-периферия, говорят Суни и Заславский. Тоталитарная модель государства позволяла производить мощную мобилизацию ресурсов, но неспособность применить их с наибольшей эффективностью была слабой стороной центра. Можно предположить, что СССР с помощью тоталитаризма экстенсивно усилил имперский принцип проведения всего и вся через центр. Одним из воплощений принципа можно читать явление, именуемое Заславским дис-циплинаризмом [1, с. 83], т.е. существованием по инструкции. Диагностируется отличие национального государства от имперского по степени «централизации». В исследованиях отсутствует указание на критерий определения ее степени и различения на ее базе государственных типов.
Упомянутые авторы также солидарны в том, что на российской почве империя противостояла нации. Крестьяне не были превращены в русских и пропагандируемая цель создания единой нации — советского человека — всегда уступала реальным задачам выживания и укрепления государства. Доказательствами служат, например, политика коренизации, а на системном уровне — выстраивание пирамиды, воспроизводящей иерархию наций в рамках государства: пятнадцать главных национальных республик и далее вниз по ступенькам статуса. Аналогично и по отношению к личностям — квотирование высшего образования и кадров согласно принадлежности к той или иной национальности. Партия воспроизвела религию. Имело место, таким образом, полное соответствие введенным Диоклетианом принципам иерархичности и теократии.
Перераспределение взрастило «гробовщиков[1, с. 81]» государства, как их именует Заславский, людей с эгалитарной психологией — люмпенпролетриат — усвоивших психологию перераспределения как основную форму обретения благ.
Бурбанк добавляет к общему представлению об СССР идею об окружении, во многом определявшим его функционирование. Для выживания СССР воспроизвел старую систему, видоизменив ее на основе более современных технических средств. СССР воплощал идею народов, а не народа [4, с. 34], что разрушало имперскую государственную «национальную» идентичность «советского человека».
СССР предстает как модернизированная империя, империя, доведенная до предела своих принципиальных возможностей. Возможно, в достижении предела функциональности имперской формы и заключается причина краха Советского Союза. Отличие от классической модели авторы видят в том, что система работала против русских национальных интересов. Данное мировоззрение расщепления единого на два субъекта можно сравнить с психологическим отклонением — раздвоением личности. Фиксирование мифа об исключительности российской истории не ведет к приращению исторического знания. С точки зрения элит, данный вопрос решается более конструктивно, предполагая наличие нескольких групп, борющихся за свои интересы в рамках государственного поля. В этом смысле никакого исключения Россия не представляет.
А. Мотыль ставит задачу формулирования теоретической модели, которую потом можно будет прилагать к реальным историческим фактам, помня о том, что никакой идеальный объект не может полностью соответствовать реальному [1, с. 19]. Сам концепт «Империя» также является интеллектуальным продуктом и приблизиться к ее пониманию и осознанию можно с помощью разных видений и мнений, сформулировав основные принципы, поместив ее в определенный родовидовой ряд. Такое представление и подход к историографии империи позволяет построить картину для общего видения феномена — его концептуализацию.
Мотыль предложил разделить в анализе концепта «империя» подход, основанный на перечислении признаков, с одной стороны, и исследовании причин краха империи, с другой. Ученый выделил культурно дифференцированные центр и периферию, причем это разделение может быть лишь воображаемым. Для него и для остальных авторов империя — государство. Но империя не ограничивается государством. Такой подход (можно назвать его государственным) дает возможность сузить концепт.
Признаками ядра являются, по Мотылю, территориальная выраженность; наличие политических, социальных и экономических организаций, поддерживающих друг друга; централизованный способ принятия решений. Ядро отличает от периферии наличие своей элиты и население. Между ядром и периферией существуют централизованные отношения. У центра должно быть несколько периферий.
Таким образом, исходя из различных конфигураций ядра и периферий, Мотыль может назвать близкие к имперской форме государства, не являющиеся империями. Это этнотерриториальная федерация — как Канада, постсоветская Россия — не обладающая имперским центром, но имеющая несколько административных единиц. Мультинацинальное диктаторское государство — как Ирак Хусейна или Испания Франко, не обладавшие значимыми перифериями. И территориальные федерации — США и Швейцария — отсутствие ядра и культурно обособленных частей [1, с. 21].
Мотыль смотрит на внешние признаки и не углубляется в истинное устройство перечисленных государств. Его идеальная модель позволяет дифференцировать государства по их внешней государственной структуре. Демократия в таком случае не может быть империей, т.к. она должна исключать отношения неравенства частей. Следуя этой логике, сообразно внешнему демократическому устройству СССР также не мог быть империей. Понятие «демократия» ввиду своей политизированности затрудняет исследование империи.
По мнению автора, в самом начале своего существования СССР был диктатурой и только впоследствии стал империей, хотя так не назывался. Византийская империя к началу XVI в. фактически не являлась империей. Не всегда важно, как называет себя государство. Данная теория оставляет вопрос о будущем империй открытым, т.к. близкие формы государств могут в нее трансформироваться, а самоназвание не говорит о сущности.
Структурно в государстве может и не быть центра, но он может существовать функционально. Для анализа государств и выделения империй позволительно прибегнуть к понятию «имперские отношения», расширяющее представленную структурную модель классического понимания империи. Имперские отношения — это реальная политическая практика, осуществляемая на основе имперских принципов. К последним, наряду с дихотомией ядра и периферии относили постоянное стремление к расширению, обусловленное иррациональной легитимизацией империи, несправедливое распределение благ, патернализм, подданство по сравнению с гражданством. В настоящее время данные отличия не демонстрируют качественной разницы по сравнению с т.н. национальным государством, чье выделение в отдельный государственный вид может вызвать сомнения. Например, в связи с существованием национальных империй или перехода к глобальным отношениям, где доминирование может осуществляться не только при использовании вооруженной силы.
Мотыль, на основе своей теории смог резюмировать изыскания исследователей в отношении классической модели империи, которая на сегодняшней день выглядит недостаточной.
Р. Таагапера представил подход, основанный на историометрических методиках. Он обратился к количественной характеристике империи: продолжительности существования в территориальных пределах не менее S своего максимума. Критерий отбора государств был обоснован как обращение «к понятию, относительно которого мы имеем общее представление, например, лица, но не можем свободно дать определение [3, с. 477]». Т.е. автор прибегал к собственному представлению о том, кого считать или не считать империей. В силу отсутствия четкого логического критерия выбор государств может показаться произвольным.
По его данным, только 25 государств просуществовало более 200 лет, сохранив свою территорию в означенных рамках. На сегодняшний день существуют лишь два из них — Китай и Россия. Последнюю Таагапера ставит первой в списке государств, подверженных риску распада.
Тогда империя — это большое государство, склонное к распаду. Вот самое широкое определение империи в государственной системе координат. Мотыль и Таагапера защищают концепцию разложения империи ввиду имманентно присущих данной конструкции структурных параметров.
Другие ученые — Ванк С., Тилли Ч. — придерживаются противоположной позиции. Запланированный распад империи именуется «misplaced determinism» [неуместный детерминизм]. Тилли сравнивает размышления о причинах распада с размышлениями о причине перемены русла рек. Он выступает за глубокий скрупулезный анализ исторических фактов, отвергает сравнительный подход как основной в решении вопроса концептуализации империи. Также Тилли выходит за рамки чисто государственного представления о феномене, упоминая ЕС, ГАТТ,
ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК № 4 (69) 2008 ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ ОМСКИЙ НАУЧНЫЙ ВЕСТНИК №4 (69) 2008
НАФТА как выходящих за рамки государства носителей имперского образа[1, с. 7]. Национализм как идеология может уйти в прошлое, а имперские отношения останутся, вторит Кейдеру ученый.
Сам же Тилли дает рецепт для сохранения империи, наилучшим образом воплощенный в Китае. Для усиления интеграции было введено унифицированное администрирование; против чрезмерного усиления правителей периферий работали механизмы ротации чиновничества, назначение в «неродные» провинции; разрушению и ослаблению локальных идентичностей, что приводило к интеграции элит, снятию этнических различий в отношении государства к подданным; а против потери и искажения информации и в целом укрепления государства действовала практика постоянной демонстрации силы.
Как подчеркивают Беркли, Хаген и Тилли, империя предоставляет порядок и безопасность в обмен на лояльность к центру и налоги, а также поставку рекрутов. Обеспечить такой порядок продолжительное время можно, исполняя пункты «договора».
Ванк, вслед за Гегелем, определил империю (Австро-Венгрию) как механизм, состоящий из государственных организаций [$1аа18отда^а1;юпеп]. А определяющими характеристиками являются отсутствие целей образования, постановка на первый план «мощи» [МасМ], а не государства ^аа1;].
Авторы фиксируют разные идентичности центра и периферии у колониальных государств и единой у континентальных (Беркли, Суни). Соответственно, общая имперская идентичность выступает интегратором этнической, культурной и политической гетерогенности. Институт подданства является одним из ее элементов, присущих этим видам империи. Его исследование — в зоне изучения идеологической опоры империи.
Хаген отмечает, что разрушение института подданства вместе с крушением «старого режима» выразилось в укреплении бывшего колониального центра и ослаблением бывшего континентального [1, с. 61]. Периферийные идентичности более ориентированы на национализм как идейную базу для создания государства. Центр располагает также наследием институциональным.
Донациональная идентичность имела дело с этнич-ностями. Политизировать этничности смог национализм. Однако дальнейшее развитие предполагает глобализацию, следовательно, национализм уступает место новым формам идентичности, не исчезая, как и имперское наследие, но позволяя возникнуть над собой глобальной идентичности.
Рассмотренные работы зарубежных авторов в основном были направлены на проблемы постимпер-ского устройства. Общее мнение можно сформули-
ровать как признание важной роли национализма в преобразовании мира империй в мир национальных государств. В то же время век империй не закончился. Их развитие шло в рамках «национального государства», на смену которому приходят глобальные общности. Такой процесс можно уподобить развитию государства от архаического к феодальному и абсолютистскому. (Киевская Русь — феодальные княжества — Московское государство и Российская империя).
Большинство авторов можно классифицировать как приверженцев «государственного» представления об империи. Но существуют взгляды на империю не только как на государство, но и как на надгосударственную сущность.
Размышляя о сущности СССР, авторы признают его скорее империей. Доминирующей формой понимания государства является национальное видение, а примером служит западное национальное государство. Следовательно, в глазах западных исследователей, СССР был более империей, чем национальным государством. Хотя идет процесс отказа от его абсолютизации, т.к. мир вступает в новую глобальную эру, когда воспроизводятся многие практики и отношения, характеризуемые авторами как имперские. Признание империей определенного государства в настоящем или будущем — это политический акт, позволяющий воздействовать на представление общественности о мире. Задача историка состоит в формулировании четких научных рамок для концепта — научного инструмента.
Библиографический список
1. After Empire, Multiethnic societies and Nation-Building/ edit.by K. Barkley, M.von. Hagen. Westview Press, 1997. — 200 p.
2. Subletny O. The Hubsburgs and Russian Empires: Some comparisons and Contrasts// Empire and Society. New approaches to Russian history. Slavic Research Center. Hokkaido University Supporo Japan, 1997. — P. 73-92.
3. Taagapera Rein Expansions Contradiction Pattern of large Polities: Context for Russia// International Studies Quarterly voll 41, 1997. - P. 475-490.
4. Бурбанк Дж. Империя и гражданское общество. Имперская конструкция России и Советский Союз // Имперский строй в России в имперском измерении XIX-XX вв. ; отв. ред. П.И. Савельев. М., 1997. — С. 19-35.
МАТВЕЕВ Владимир Евгеньевич, аспирант кафедры отечественной дореволюционной истории и докумен-товедения.
Статья поступила в редакции. 14.04.08 г.
© В. Е. Матвеев
