ЭТАЖИ ДЕМОКРАТИИ
«(Контр)революция урны для голосования» Орбана - как она стала возможна
Эндрю Арато
В статье вкратце описаны события периода смены режима в Венгрии (1989-1990), связанные с необходимостью принятия новой, «несоциалистической» конституции, а также дана оценка последствиям этих событий и участию в них различных политических партий Венгрии и многих венгерских политических деятелей. Автор критически отзывается об обстоятельствах разработки и принятия новой конституции Венгрии и выражает надежду на то, что, невзирая на все проблемы, принятие новой легитимной демократической конституции станет благополучным завершением процесса смены режима.
^ Конституция Венгерской Республики; Венгерская социалистическая партия; Альянс свободных демократов; партия «За лучшую Венгрию»; Венгерский гражданский союз; демократический процесс; «конституционное побуждение»
В эпоху великих революций Жозеф де Местр провел различие между контрреволюциями и «антиреволюциями». Справедливо опасаясь, что контрреволюционные движения могут иметь такие же ужасные последствия, как и якобинство, свидетелем которого он стал, он выражал предпочтение «антиреволюции», никогда толком не объясняя, как действовало бы такое движение. Если мы возьмем в качестве примера революции большевистскую революцию 1917 года в России и все последующие, то самоограничивающиеся, «бархатные», мирные, договорные революции, «ре-формолюции» или «реформовороты», имевшие место в Европе в 1989 и 1990 годах и немного позднее в Южной Африке, станут примером «антиреволюций». Там, где прежде существовал диктаторский режим, обусловленный верховной властью партии или парламента либо их сочетанием, посредством переговоров за круглым столом установились конституционные демократии, и сохранилась правовая преемственность. Сама по себе правовая преемственность частично была основана на иллюзии несомненной легитимности предшествующих режимов, частично на возможности того, что один из аспектов этой
иллюзии, а именно конституционные нормы о поправках (в Венгрии первоначально — абз. 3 § 15) реально превратить в работающий механизм.
Проблема, обозначенная де Местром, возникает, когда в качестве революции как точки отсчета мы берем «договорные» революции или изменения режима. У тех, кто желал изменить результат, коим явилась конституционная демократия, всегда был выбор: порвать со всей этой «законностью в белых перчатках» и установить новый режим по собственному выбору посредством революционного раскола или же использовать сами механизмы конституционной демократии для того, чтобы положить конец этой системе в полном соответствии с тем, что Геббельс считал самой лучшей шуткой в отношении демократии. То есть речь снова идет о выборе между контрреволюцией и антиреволюцией. В Венгрии только такая замечательная фигура, как Иштван Чурка1, за которым в период службы в старом Министерстве внутренних дел закрепилось прозвище «Распутин», была расположена к старому контрреволюционному сценарию. Сомневаюсь, что его дети, члены партии «Йоббик»2, вовлечены во что-ли-
бо большее, чем тщательно продуманный политический спектакль. Но, как бы то ни было, Виктор Орбан3, намного более одаренный, чем любой из них, решил реализовать оба сценария одновременно, но в более мягком варианте. На словах он является полноценным революционером (точнее, контрреволюционером), пусть даже в специально продуманных обстоятельствах, когда, например, он решает переименовать действующий парламент в «Национальную учредительную ассамблею» (alkotmanyoz6 nemzetgyйlës). Юридически же он следует плану антиреволюции, основанному на неограниченной стандартной парламентской процедуре внесения изменений в Конституцию, которую он пытается заменить (п. 2 Заключительных положений Основного закона Венгрии). А на самом деле в его предложении гораздо больше, чем в Конституции периода смены режима 1989— 1990 годов, преемственности по отношению к режиму, который им лицемерно обвиняется в том, что он никогда не имел юридической силы: те же самые ветви власти, та же парламентская система — только с немного измененным конструктивным вотумом недоверия и с увеличением числа судей Конституционного суда (с 11 до 15), который, впрочем, все еще потенциально силен (хотя и не в случае текущей сессии, когда новая форма предварительного рассмотрения оказалась бесполезной), расширенной системой законов, для принятия которых требуется большинство в 2/3 голосов, что являлось уникальной спецификой того режима, а также Президентом, избираемым практически по той же процедуре. Примечательно, что все это следует после новых элементов, которые продлят пребывание Президента на государственном посту посредством специальных назначений (в стиле Пиночета), и после несколько искаженного набора прав. Хотя более эффектные идеи, такие как учреждение второй корпоративной палаты парламента, введение двойного голосования для матерей с детьми, а также новых правил изменения Конституции, были все-таки отвергнуты. В общем и целом я придерживаюсь мнения, что, «прикидываясь» новой конституцией, Основной закон Орбана лишь странным способом объединяет пакет поправок, который, несмотря на звучащие доводы и исключительные символические элементы, шумно декларирующие полную трансформа-
цию режима, принесет ему только звание «дешевого революционера», если использовать американское выражение4.
Однако у людей должно быть право как-то назвать себя и свою революцию. Орбан и Йожеф Сайер5, которых я имел несчастье знать лично, являются, по их собственному определению, «революционерами урны для голосования» — курьезное дополнение к перечням многих интересных центральноевро-пейских классификаторов, касающихся существа революции. Эта абсурдная конструкция в очередной раз напоминает слова мастера: «первый раз — трагедия, второй — фарс»6. Увы, фарс может политически и институционально длиться 20 лет, как в случае с Луи Наполеоном (то есть даже дольше, чем трагедия его дяди). Нелепая комбинация революционной риторики и утилитарного использования не только конституционных положений 1989 года, но и самого метода преемственности, лишенного своей обычной благовидной основы, связанной с переговорами за круглым столом, может иметь успех, даже если люди заметят возможное противоречие (которого до сих пор не увидели) между отрицанием юридической действительности Конституции Венгерской Республики 1989— 1990 годов в настоящее время и использованием ее же норм о поправках в целях введения в действие новой конституции, содержащей те же самые нормы о поправках.
Данное противоречие может быть устранено, только если мы также допустим, что Конституция 1989—1990 годов сама полностью порвала со своей предшественницей и была действительно новой, всецело демократической правовой конституцией. В рамках метода преемственности логически это вполне возможно (тезис Г. Л. А. Харта против Г. Кельзена), и я не буду здесь формально возвращаться к этому вопросу. Это допущение более верно для Конституции 1989—1990 годов, чем для нового Основного закона, который был принят вне зависимости от формального отсутствия «лейбла» 1949 года. Если же Конституция 1989—1990 годов имела, как утверждается теперь, преступную преемственность по отношению к своей предшественнице, такую же преемственность имеет и эта по отношению к обеим своим предшественницам. Но если режим 1989—1990 годов все-таки был новым, то зачем нужна но-
вая революция, организованная против него? Никто в Европе не хочет ни заявлять, что он контрреволюционер или «антиреволюционер», выступающий против конституционного государства, ни соглашаться с партией «Йоббик» и их коллегами. Однако с этой точки зрения исторические упущения либерального подхода помогли Орбану добиться своего, и, может быть, прежде всего — они (используя терминологию революционной или, скорее, мягкой революционной риторики). Предметом спора является природа незаконченной смены режима в Венгрии, или договорная революция. Комментарии, приложенные партией ФИДЕС7 в конце своего конституционного предложения, показывают это, даже если концепция окончания конституционно незавершенной смены режима путем правовой преемственности — это не то же самое, что и смена режима путем революции, контрреволюции или «антиреволюции», законной или незаконной. Меня интересует не только то, как оправдывается нынешняя инициатива по созданию новой конституции и как на самом деле три противоречащих друг другу аргумента неорганично соединяются вместе. Скорее, я бы хотел показать, что единственный обоснованный аргумент среди тех трех, которые партия ФИДЕС приводит в свою защиту, показывает, что защитники Конституции оставили открытой дверь для усилий по созданию нового конституционного текста. Таким образом, они в значительной степени ответственны за то, что сейчас происходит.
Страшно сказать, но я говорю о том, что по одному из пунктов партия ФИДЕС права, в противоположность либеральным критикам. Последние до сих пор заявляют, используя выражение, известное только в венгерской полупрофессиональной литературе, что в Венгрии отсутствует «конституционное побуждение» (alkotmanyozasi kënyszer) к созданию конституционного текста. Я нахожу и всегда находил сам термин невероятно раздражающим (наряду с другим, указывающим, что жесткие временные нормы о поправках «забетонировали конституцию») и, кроме того, вводящим в заблуждение. Особого рода побуждение к созданию конституционного текста налицо в Венгрии с 1989 года, в первую очередь не из-за содержания Конституции, согласованной за Круглым столом8, в
особенности с изменениями, внесенными в 1990 году, а из-за самой ее преамбулы, ссылающейся на временный статус Конституции путем указания на ее действительность до «введения в действие новой Конституции нашей страны». Бесполезно объяснять венгерские реалии в терминах дебатов Джефферсо-на и Мэдисона и поддерживать гораздо более консервативную позицию Мэдисона, так как ни одна из по крайней мере 13 или более конституций, созданных в Соединенных Штатах Америки в период этих длительных дебатов (по крайней мере 11 конституций в штатах, 2 — для федерального союза), не была разработана способом, схожим с венгерским. Последний принадлежит к другой передовой модели, находящейся вне дихотомии революции и реформы. Эта модель была открыта в Испании, различными способами опробована на практике несколькими государствами Центральной Европы и доведена до совершенства в Южной Африке. Сама ее структура включает в себя сохранение побуждения к созданию конституции в период между двумя стадиями конституционного процесса во имя как познания,так и законности. Таким образом, схожесть прямо установленного временного статуса самих формулировок венгерской Конституции 1989—1990 годов с Малой конституцией Польши 1992 года, пакетом поправок 1990 года в Болгарии или временной Конституцией Южно-Африканской Республики 1994 года не случайна. Было совершенно правильным полностью признать, что кооптированные органы, такие как круглые столы, независимо от своей дополнительной легитимности, полученной через другие источники (присоединение, консенсус, дискуссия, гласность, неведение в отношении отдельных результатов), не имели полноценной демократической легитимности, основанной на свободных выборах, по сравнению с парламентами старых режимов, на которые они технически опирались в целях введения, по существу, новых окончательных конституций измененных режимов. До сих пор переходы к демократии должны были проходить уже под знаком конституционализма, если нужно было в полной мере предотвратить опасность гражданской войны или революционной диктатуры. Решением проблемы стали временные конституции под различными названиями и, в более общем смысле, двухступенча-
тая модель трансформации, когда после свободных выборов на второй или более поздней стадии свободно избранное собрание (конституционная ассамблея, большая национальная ассамблея или парламент, созданный на специальных условиях) разрабатывало окончательную конституцию. Жители Южно-Африканской Республики по праву признали, что лучшим способом сделать это стало включение во временную конституцию подробных норм о создании окончательной конституции. В Венгрии, к сожалению, этого не было сделано, и печальным следствием стало то, что после трех выборов в 1990 году соглашение всего лишь двух партий смогло заменить согласованные усилия по созданию нового конституционного текста в наиболее разумное время. Партия ФИДЕС по праву была первым критиком того, что было сделано в 1990 году, но это не сделало ее противницей последовавших в 1994—1996 годах новых усилий по созданию конституционного текста. В тот период явно ощущалась если не тяга, то, по меньшей мере, необходимость заново придать легитимность конституции периода смены режима посредством принятия обещанной новой конституции.
Я не разделяю точку зрения, согласно которой мотивом этих усилий было нежелание партии ВСП9 принимать конституцию смены режима, которая была хороша и в том виде, в каком существовала. Альянс свободных демократов10 в то время был даже более заинтересован в создании, наконец, новой конституции, и для меня, по крайней мере, это явилось основным мотивом для вступления в коалицию 1994 года11, оказавшуюся в конечном счете ошибкой, в которой участвовал и я. Это и моя вина, особенно после провала всех усилий. Надо признать, что, пока одни люди говорили о консервативном подходе к созданию конституции, другие надеялись на более существенные изменения. Это и должно было произойти; это было легитимным пунктом для переговоров, которые можно было бы провести без того, чтобы одна из сторон обманывала другую. Пока меньшинство (включая ФИДЕС) опасалось конституционной диктатуры ВСП и Альянса свободных демократов, располагающих квалифицированным большинством, многие из нас подталкивали это большинство через Альянс свободных демократов, чтобы оно приняло высокоэффек-
тивные согласованные методы разработки конституции. Результатом стали норма в 4/5 голосов для изменения конституции, предполагающая, что правила разработки конституции должны быть приняты 80 % членов парламента, а также равное представительство всех партий в соответствующем комитете и соблюдение правила о высокой степени согласованности. Члены ФИДЕС были весьма довольны, и партия стала одним из наиболее активных участников разработки. Признаюсь, мне не очень нравился довольно топорный результат, который получался, и не только потому, что мой вклад в создание правил изменения конституции был сведен к нулю. Тем не менее результат был согласован и должен был быть принят. Его не приняли из-за события, которое Имре Коня12 верно назвал малым путчем Дьюлы Хорна13 против своей собственной партии. По сути, это было проявление негодования Хорна по поводу бессилия в отношении смены режима, и эти чувства он разделил не с большинством ВСП (!), а с ХДНП14 и НПМХ15.
Вот тогда Альянсу свободных демократов следовало покинуть коалицию, в которую, возможно, ему никогда и не стоило входить. Ему следовало пытаться создать новую коалицию с целью защиты демократических изменений режима, символически выраженной в необходимости их завершения. Но к 2002 году большинство экспертов считало вопрос неактуальным. Я был единственным, кто на конференции 2004 года пытался напомнить: обещание еще не выполнено, и, если моих аргументов недостаточно, дамоклов меч, нависший над страной, должен заставить всех вспомнить это. Что это за меч? В действительности в Венгрии каждый знал о нем. Это сочетание правила о необходимости всего 2/3 голосов для внесения изменений в Конституцию и крайне непропорциональной избирательной системы. Но это смешение права и политической науки, так почему мы должны так поступать? Избирательный закон даже не входит в Конституцию. За некоторыми исключениями (Г. Халмаи и Д. Киш) никто и в грош не ставил мои предостережения, повторяемые с начала 1990-х годов, поскольку отсутствовало «конституционное побуждение», как уже было сказано.
Роль людей, близких к профессору Ласло Шойому16, здесь наиболее примечательна,
так как они, по крайней мере, знали и ненавидели существующую норму о поправках. Слово Конституционного суда (далее — Суд), что бы там ни говорили закон и собственное иллюзорное представление Суда об окончательности его решений, не является последним, оно может быть преодолено поправкой к Конституции. Более того, как венгры обнаружили только что, а американцы и индийцы знали всегда: возможно также стереть юридические границы и повторно принять тот же самый закон в соответствии с той же самой процедурой. Можно даже собрать большинство, необходимое, чтобы признать недействительным закон, принятый парламентом, о чем только что догадались турки. Норма о поправках находится выше в юридической иерархии норм, и в Венгрии возможность внесения изменений находилась в зависимости от итогов непредсказуемых и непропорциональных выборов. Теперь это знает каждый. Я говорил об этом на протяжении 20 лет. Люди, приближенные к Суду, конечно, также всегда понимали эту очень простую вещь. Существовало два варианта выхода из сложившегося положения: ужесточить порядок внесения поправок или начать проверять поправки и изменить тем самым конституционную иерархию в пользу Суда. Шойом всегда высказывался в пользу первого варианта, но, как ни странно, думал, что этого можно добиться просто принятием поправок к поправкам, хотя в некоторых странах это считается злоупотреблением и некоторые великие мыслители даже думают, что это невозможно с точки зрения логики. Помимо того, что эти крайние взгляды неверны логически, политически, для того чтобы ассамблея могла связать руки какому-либо органу, подобно ей самой, ей необходима некая дополнительная легитимность. Вот почему, как правило, измененные конституции изменяют учредительные собрания или конгрессы либо специально выбранные парламенты с утверждением результата на совместном заседании или на референдуме. Другими словами, вы изменяете поправки в процессе создания новой конституции. Но Шойом и большинство его друзей ощущали отсутствие потребности в создании новой конституции, так как отсутствовало «конституционное побуждение». Агнеш Хеллер17 однажды сказала мне буквально следующее: «Пусть Суд создает конститу-
цию, это их работа». И хотя люди, близкие к Суду, никогда не говорили так открыто, по существу, это была и их позиция. Более того, они пренебрегали тем, чтобы делать эту работу достаточно серьезно, даже принимая во внимание опасность, наличие которой хорошо понимали. Вопреки теоретическим построениям Шойома, иногда попадающим в интервью, и, несмотря даже на уже имевший место прецедент 1989 года, они постепенно пришли к заключению, что конституционный контроль поправок на соответствие абзацу 3 § 24 Конституции невозможен, приведя абсурдный «псевдокельзеновский» аргумент о том, что поправка уже является частью конституции, так что ей нечего противопоставить при проверке ее конституционности. Верен ли этот аргумент в случае процедурных нарушений при принятии поправки? Очевидно, нет. Но тогда неконституционная по сути поправка, меняющая то, что нельзя изменить по определению, является уязвимой с процедурной точки зрения. Нельзя большинством в 2/3 голосов изменить то, что невозможно изменить даже при 100 % голосов либо что можно изменить только 4/5 голосов. Лучший последователь Кельзена мог бы также сказать, что текст поправки является только частью документа, но частью материальной конституции он становится лишь после того, как он действительно начинает применяться. Именно это и позволяет поправке стать (или не стать) органической частью текста конституции.
Сомневаюсь, что индийские судьи, создавшие выдающуюся доктрину «базовой структуры» конституции (также без «вечных» норм, на которые можно было бы опереться) и впоследствии прибегавшие к проверке конституционности поправок в порядке последующего нормоконтроля в случаях конкретных ситуаций, были слабо подготовлены или в чем-то уступали венгерским судьям. Изучение индийского опыта могло бы остановить не только стирание юрисдикционных границ, произошедшее этой весной, но и, судя по всему, принятие prima facie неконституционного акта об исключении нормы абзаца 5 § 24 Конституции большинством в 2/3 голосов (вместо необходимых 4/5). Партия ФИДЕС сумела все это сделать лишь благодаря тому, что уже точно знала: Суд ничего бы не предпринял, даже если бы получил соответствую-
щее обращение (по непонятной причине он его не получил, хотя второй вопрос был процедурным, в отличие от предыдущих рассмотрений поправок). В итоге Суд преуменьшил потребность в создании нового конституционного текста, при этом прекрасно понимая, что такая потребность существовала и была велика, и отказался от проверки конституционности поправок — единственной возможной альтернативы, которая действительно могла защитить Конституцию 1989—1990 годов, в том числе и множество прерогатив Суда, от низвержения государственной властью.
Благодаря провалу Суда, о возможной конституционной диктатуре которого партия ФИДЕС предупреждала, она между тем оказалась в положении победителей 1994 года. То, что она пришла к тому, к чему пришла, было следствием не только неудачной политики недавнего прошлого, давшей ей общеизвестные теперь 2/3 из гораздо реже упоминаемых 52,7 % голосов по пропорциональной системе, но и: 1) провалов и упущений ВДФ18 и правительств ВСП и Альянса свободных демократов на протяжении 20 лет при выполнении своих обязанностей по созданию конституции; 2) неспособности Суда оказать помощь в процессе разработки конституции, а в противном случае — защитить базовую структуру нового режима посредством проверки поправок; 3) общей неспособности оценить наследие Круглого стола, которое требовалось довести до завершения, как делается везде в мире, а не забрасывать.
Даже с учетом этих факторов возвращение практики согласованной разработки конституционного текста, которая была относительно хорошо поставлена в Венгрии, было бы возможно и желательно. Случись это, ФИДЕС могла бы уже противопоставить упущениям прошлого реальные заслуги в настоящем. Учитывая вес этой партии в парламенте, большая часть ее легитимных конституционных идей могла бы иметь шанс войти в компромиссные варианты, и ни одна из идей, которых она не разделяет, не могла бы быть принята. Правило 4/5 голосов не требовало того, чтобы аналогичные нормы в 1995 году принимались только после совместного обсуждения всеми без исключения парламентскими партиями, но оно требовало несколько другого набора относительно справедливых правил. Аннулирование этой нормы боль-
шинством в 2/3 голосов было не только внешне незаконно (так как подобная норма была бы полностью бессмысленна, если бы предполагала, что парламент должен принять ту или иную норму «большинством в 4/5 голосов, если только не решит принять ее большинством в 2/3 голосов»), оно также было символично в связи с тем, что в данном случае силы, располагающие 52,7 % голосов страны, собираются навязать стране свою конституцию вне зависимости от того, нравится она другой половине или нет.
Предметом гордости Круглого стола и даже провалившихся парламентских усилий 1994—1996 годов является введение соглашения о конституционном законотворчестве. Подобные усилия могут считаться законными только при наличии всестороннего соглашения между партиями в отношении документа, достойного того, чтобы быть принятым. Это — важная традиция, которую ФИДЕС сейчас ломает с разрушительными последствиями для когнитивного, нормативного и эстетического содержания документа... То, что было сделано, также, судя по всему, незаконно, даже если никто не собирается обращаться в Суд по поводу нарушения высших установлений (да и Суд, скорее всего, не принял бы подобное дело к рассмотрению). Но нарушение имеет свои собственные последствия. Партия ФИДЕС не может обеспечить конституционную легитимность для закрытия процесса конституционного законотворчества. Ранее они предлагали для внесения в будущем поправок в Конституцию испанско-голландский вариант с проведением двух парламентских сессий и правилом о 2/3 голосов. Вопреки мнению венгерских критиков, в прошлом я уже заявлял на страницах «№р-szabadsag»19, что это правило само по себе является единственной прогрессивной чертой испанско-голландской схемы. Как ни удивительно, но даже Даниэль Кон-Бендит20 вдруг заявил, что подобное правило абсурдно и не встречается нигде в мире, кроме этих государств. Ему следует в таком случае посмотреть на Испанию, чей дифференцированный двухступенчатый вариант без «вечной» нормы, во избежание недоразумений, предпочитаю лично я (§ 168, касающийся полного пересмотра и пересмотра определенных частей, несомненно, требует того же уровня; более того, к процедуре добавляется референдум
(§ 137—138 гл. 8)), или же на Нидерланды, это неподалеку от Брюсселя. Более того, одна из конституционных традиций Великобритании предусматривает, что проект конституционного закона, представленного парламентом вне повестки сессии, должен получить мандат на следующих выборах и быть принят также следующим парламентом. Да, правило само по себе хорошее. Но оно, конечно, находится в зависимости от того, чего с его помощью хотят добиться. Критики путают эти два вопроса. Не посягать на «хорошую» конституцию и нарушать «плохую» — это плохая идея. Партия ВСП была, однако, права, когда предложила членам ФИДЕС: «Если вам так нравится ваше новое предложение нормы о поправках, почему вы уже не приняли свою конституцию двумя последовательными легислатурами, большинством в 2/3 голосов этого, а также следующего парламента, до полного введения в действие?» Это было гораздо более предпочтительно, чем созыв референдума, как разумно заметил Шандор Ревеш21. Не отвечая ни ВСП, ни другим критикам, включая вашего покорного слугу, ФИДЕС без лишнего шума отказалась от новой нормы о поправках.
Таким образом, в силе осталась старая норма 1949 года, но опять с новым обозначением (теперь — статья И (1)), как живой символ незаконченности всей работы после апреля 2011 года и как жизнеспособный инструмент для ее немедленного продолжения уже в который раз — по возможности, в рамках правовой преемственности. Работа действительно должна быть возобновлена и вызвать более серьезное обсуждение и общественный интерес, чем когда-либо ранее, а не сводиться к отстаиванию прошлого, достаточно запятнанного властью элиты, и не стремиться к какой бы то ни было реставрации. Нужно попытаться понять, как сделать так, чтобы в Венгрии появились наконец новый демократический процесс и новая демократическая конституция, которых эта страна и ее граждане в полной мере заслуживают. Тогда и только тогда сама норма о поправках может и должна быть пересмотрена, что завершило бы процесс смены режима.
Итак, что следует сказать после 18 апреля 2011 года? Да здравствует новая, легитимная венгерская конституция, разработанная конституционной ассамблеей, избранной демо-
кратическим путем, в соответствии с новыми, политически согласованными, основанными на открытости и участии правилами! (Мы, конечно, будем иметь в виду, что это станет завершением смены режима, которая началась еще до 1989 года.)
Эндрю Арато - доктор истории, профессор политологии и социологии имени Дороти Харт Хиршон на отделении социологии Университета «Новая школа» (Нью-Йорк, США).
Перевод с английского О. Гладченко.
1 Иштван Чурка (Istvan Csurka, род. 27 марта 1934 года) — венгерский драматург, журналист и политик, с 1994 года — лидер Венгерской партии справедливости и жизни (Magyar Igazsag es Elet Partja, MIEP), основанной в 1993 году. — Примеч. ред.
2 Партия «За лучшую Венгрию», «Йоббик» (Job-bik Magyarorszagert Mozgalom, Jobbik) - ультраправая националистическая партия в Венгрии. - Примеч. пер.
3 Виктор Орбан (Viktor Orban, род. 31 мая 1963 года) — нынешний премьер-министр Венгрии, лидер партии ФИДЕС (см. сноску 7). — Примеч. ред.
4 Имеется в виду американское выражение «chicken shit», которое может переводиться как «дешевый», «деградирующий», «трусливый» и т. п. — Примеч. пер.
5 Йожеф Сайер (Jözsef Szajer) — член Европейского парламента от Венгрии с 2004 по 2009 год. — Примеч. ред.
6 Имеется в виду выражение «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса», обычно ошибочно приписываемое К. Марксу. Первоисточник — слова немецкого философа Георга Вильгельма Фридриха Гегеля (1770—1831), на что указывает и сам К. Маркс в своем сочинении «18-е брюмера Луи Бонапарта». — Примеч. пер.
7 ФИДЕС — Венгерский гражданский союз (FIDESZ — Magyar Polgari Szövetseg) — одна из двух крупнейших политических партий Венгрии. Основа ее идеологии — национал-консерватизм. — Примеч. пер.
8 Национальный Круглый стол — серия переговоров между Венгерской социалистической рабочей партией и оппозицией в марте—сентябре
1989 года, ознаменовавшая конец коммунистического режима в Венгрии и завершившаяся выработкой новой демократической модели государства. — Примеч. ред.
9 Венгерская социалистическая партия, ВСП (Magyar Szocialista Part, MSZP) - одна из крупнейших политических партий Венгрии. — Примеч. пер.
10 Альянс свободных демократов — Венгерская либеральная партия (также Союз свободных демократов; Szabad Demokratak Szovetsege — a Magyar Liberalis Part, SZDSZ) — либеральная политическая партия в Венгрии. — Примеч. пер.
11 По итогам выборов 1994 года (17,88 % голосов и 69 мандатов) Альянс свободных демократов — Венгерская либеральная партия вместе с Венгерской социалистической партией сформировал правящую коалицию во главе с социалистом Дьюлой Хорном (см. сноску 13). — Примеч. ред.
12 Имре Коня (Imre Konya, род. 3 мая 1947 года) — венгерский политик и юрист, с 1993 по 1994 год — министр внутренних дел Венгерской Республики. — Примеч. ред.
13 Дьюла Хорн (Gyula Horn, род. 5 июля 1932 года) — венгерский политик. В 1989—1990 годах был министром иностранных дел, с 1994 по 1998 год — третьим премьер-министром Венгерской Республики. — Примеч. пер.
14 Христианско-демократическая народная партия, ХДНП (Keresztenydemokrata Neppart, KDNP) — политическая партия христианско-демократического толка в Венгрии. — Примеч. пер.
15 Независимая партия мелких хозяев, сельскохозяйственных рабочих и граждан, НПМХ (FQg-
getlen Kisgazda, Fôldmunkâs és Polgâri Part) — партия национал-консервативного толка в Венгрии. - Примеч. пер.
16 Ласло Шойом (Laslo Solyom, род. 3 января 1942 года) — Президент Венгрии с 5 августа 2005 года по 5 августа 2010 года. В 1990 — 1998 годах занимал пост председателя Конституционного суда Венгрии. Принял активное участие в разработке законов и других юридических актов, вступивших в силу после смены общественного строя в стране. — Примеч. ред.
17 Агнеш Хеллер (Agnes Heller, род. 12 мая 1929 года) — венгерский философ, марксистка. Профессор отделения социологии Университета «Новая школа» в Нью-Йорке. — Примеч. пер.
18 Венгерский демократический форум, ВДФ (Magyar Demokrata Forum, MDF) — правоцентристская христианско-демократическая партия в Венгрии, основанная в 1987 году. — Примеч. пер.
19 «Népszabadsâg» — популярная общественно-политическая ежедневная газета в Венгрии — Примеч. пер.
20 Даниэль Марк Кон-Бендит (DanielMarc Cohn-Bendit, род. 4 апреля 1945 года, Франция) — европейский политический деятель. Лидер студенческих волнений во Франции в мае 1968 года, позднее — деятель французской и германской «зеленых партий». С 2002 года является сопредседателем группы «Европейские зеленые» — Европейского свободного альянса в Европейском парламенте. — Примеч. ред.
21 Шандор Ревеш (Sândor Révész) — венгерский историк и журналист, редактор газеты «Népszabadsâg» и ежемесячника «Beszélô». — Примеч. ред.