CC BY
51Контекстуальные связи латинских слов и устойчивых оборотов в произведениях А.П. Чехова
Ваганов Алексей Васильевич,
кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы, Таганрогский институт им. А.П. Чехова(филиал) ФГБОУ ВО «РГЭУ (РИНХ)» E-mail: vaganov.65@mail.ru
В статье анализируются разновидности контекстуальных связей латинских слов и устойчивых оборотов в языке художественных произведений А.П. Чехова. Предлагается типология контекстуальных связей латинских слов и устойчивых оборотов с другими языковыми средствами текста, причем разграничиваются лексико-тематические, лексико-семантические и лексико-эмотивные связи. Именно благодаря разнообразным контекстуальным связям латинские элементы функционируют в качестве органической части русского текста и играют существенную роль в реализации содержания чеховских произведений. Анализ позволяет сделать вывод, согласно которому взаимодействие латинских элементов с русскими языковыми средствами способствует формированию речевой характеристики персонажа, акцентированию важных смысловых мотивов, созданию эмоционально-экспрессивной окрашенности контекста.
Ключевые слова: контекстуальные связи, кумулятивная функция, латинский язык, текст, фразеологизм, эмоционально-экспрессивная окрашенность.
Одной из актуальных проблем современной лингвистики является изучение кумулятивной функции языка как функции сохранения и передачи культурного наследия, общественно-исторического опыта. К числу убедительных проявлений кумулятивной функции языка принадлежит использование латинских слов и оборотов в русских текстах. Глубокая историческая и культурная традиция, носителями которой являются латинизмы, придает им особые смысловые и стилистические возможности.
Лингвисты неоднократно обращали внимание на значительную роль латинских слов и оборотов в языке А.П. Чехова. В статьях О.А. Петровой отмечается, что в произведениях А.П. Чехова содержится «множество латинских пословиц и изречений, использованных с блеском, имеющих глубокий подтекст» [7, с. 97], причем чрезвычайно многообразны способы выразительного, необычного применения латинизмов: «остроумное перефразирование латинских изречений, нарочито неправильный перевод или оригинальная трактовка их <...> и т.д.» [9, с. 20].Анализ некоторых черновых записей А.П. Чехова, проделанный О.А. Петровой, позволил продемонстрировать, как латинское выражение в процессе авторской работы над текстом становилось «емкой, полифоничной» [6, с. 43] художественной деталью. В статье Ю.Б. Жидковой латинские термины рассматриваются в общем комплексе медицинской терминологии, используемой в рассказах А.П. Чехова [3, с. 85]. В.И. Каще-ев показывает, что в рассказе А.П. Чехова «Репетитор» «интереснейший материал латинского языка» [5, с. 14] служит для характеристики состояния классического образования в русских гимназиях.
Для характеристики языковой личности А.П. Чехова существенно то, что латинское языковое наследие играет важную роль не только в художественных произведениях писателя, но и в чеховских эпистолярных текстах, как это показано в статьях О.А. Петровой [8], В.И. Кащеева [4], Л.В. Доровских [2].
Принцип «речевой системности художественного текста» [1, с. 408] утверждает необходимость рассматривать каждый языковой элемент текста во взаимосвязи с другими элементами на фоне художественного произведения как эстетически значимого целого, поэтому для анализа латинизмов в русских художественных текстах особую важность имеет рассмотрение их связей с контекстом. Именно такие связи позволяют латинизмам эффективно функционировать в «чужой» для них языковой среде и придают их употреблению художественную мотивированность.
сз о со "О
1=1 А
—I
о
сз т; о m О от
З
ы о со
В художественных произведениях А.П. Чехова могут быть выделены различные формы связи латинизма с контекстом.
Наиболее широко реализуется в произведениях А.П. Чехова лексико-тематическая связь латинских элементов с контекстом, состоящая в том, что латинизм включается в круг лексики, характеризующей определенную сферу человеческой деятельности. В большинстве случаев это лексика, связанная с темами образования и медицины.
Так, в некоторых произведениях А.П. Чехова латинские элементы используются в связи с темой гимназического образования. Например, в рассказе «Жизнь в вопросах и восклицаниях» при характеристике гимназических лет героя рассказа, наряду со словами класс («Вон из класса!» [11, с. 130]), отметки («А ну-ка, покажи свои отметки!» [11, с. 130]), гимназия («Кончу курс в гимназии и женюсь на ней!» [11, с. 131]) и другими, используются латинское прилагательное facilis («Как будет превосходная степень от facilis?» [11, с. 130]) и латинский лингвистический термин ut consecutivum («Здесь ut consecutivum?» [11, с. 131]). Латинские языковые средства позволяют в данном случае воспроизвести типичные вопросы, задаваемые гимназистам учителями латыни.
В повести «Степь» отец Христофор (учившийся, очевидно, в семинарии) рассказывает о своих давних успехах в учении, убедительным доказательством которых он считает умение говорить по-латыни. Тем самым латинские фразы, содержащиеся в данном контексте, тематически соотнесены с предшествующим им глаголом учиться: «Я сам, брат, учился <...> Пятнадцати лет мне еще не было, а я уж говорил и стихи сочинял по-латын-ски все равно, как по-русски. Помню, был я жезлоносцем у преосвященного Христофора. Раз после обедни <...> он разоблачался в алтаре, поглядел на меня ласково и спрашивает: "Puer bone, quam appellaris?" А я отвечаю: "Christophorus sum". А он: "Ergo connominati sumus", то есть мы, значит, тезки.» [15, с. 20-21].
С темой университетского образования связан фразеологизм alma mater, который буквально переводится 'мать-кормилица', употребляется же в значении 'университет, где учился говорящий'. В пьесе «Иванов» Лебедев говорит Иванову: «Я знаю, ты станешь браниться, но. уважь старого пьяницу! <...> Студенты мы с тобою, либералы. <...> В Московском университете оба учились. Alma mater.» [18, с. 50].Предложение, содержащее слова университет и учиться, непосредственно предшествует здесь латинскому фразеологизму. Упоминание о том, что Лебедев когда-то учился в Московском университете, звучит трагично, потому что в изображаемое время Лебедев - именно, как он сам говорит, «старый пьяни-5 ца», и из всей латыни актуальной для него оста-5 лась лишь фраза Repetatur! ('Повторим!'), которую g он произносит перед тем как налить новую рюм-еЗ ку водки [18, с. 44].В повести «Скучная история» ¿в тот же самый фразеологизм используется в речи
преподавателя университета, филолога Михаила Федоровича, причем в рамах данного эпизода фразеологизму предшествуют слова университетский, студент, лекция:
«Каждый вечер он приносит с собою штук пять-шесть анекдотов из университетской жизни <.>
- Ох, господи! - вздыхает он <.> - Иду я сегодня с лекции и встречаю на лестнице этого старого идиота, нашего NN. <.> ищет, кому бы пожаловаться на свой мигрень, на жену и на студентов, которые не хотят посещать его лекций <.> Или же он начинает так:
- Был вчера на публичной лекции нашего ZZ. Удивляюсь, как это наша alma mater, не к ночи будь помянута, решается показывать публике таких балбесов и патентованных тупиц <.>» [16, с. 285]. В данном случае тематическая согласованность фразеологизма с текстом осложняется эмоциональным диссонансом: фразеологизм alma mater, сам по себе наделенный положительными коннотативными оттенками, здесь, в соответствии с общим иронически-язвительным характером речи персонажа, погружается в контекст с отрицательной эмоциональной окрашенностью.
Другой персонаж «Скучной истории», университетский швейцар Николай, характеризуется как «хранитель университетских преданий» [16, с. 259], поэтому естественна его попытка процитировать строки латинского студенческого гимна «Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus», хотя строки эти он воспроизводит в искаженном виде: «Гау-деамус игитур ювенестус!» [16, с. 294].
Особенно широко представлены латинизмы как средство речевой характеристики персонажа, связанного со сферой образования, в пьесе «Три сестры». Уже первая реплика Кулыгина содержит лексику, принадлежащую к тематическому полю «Образование»: слова гимназия, учитель, курс. В рамках этой же реплики содержится и латинская пословица: «Здравствуйте, господа! (Вершинину.) Кулыгин, учитель здешней гимназии. <.>. (Ирине.) В этой книжке ты найдешь список всех кончивших курс в нашей гимназии за эти пятьдесят лет. Feci quod potui, faciant meliora potentes» [19, с. 132-133]. В дальнейшем латинские элементы широко употребляются в речи Кулыгина на протяжении всего текста, причем среди них представлены как различные фразеологизмы, так и лингвистический термин ut consecutivum. Характерно, что реплика Кулыгина, использующая данный термин, содержит также ряд слов, непосредственно связанных с темой «Образование» (учиться, класс, гимназия, преподавать). Сам же термин ut consecutivum употребляется при этом и в прямом смысле, как название синтаксического явления, и в переносном смысле, как метонимическое обозначение человека, в жизни которого это явление сыграло важную роль: «Он учился со мной, его уволили из пятого класса гимназии за то, что никак не мог понять ut consecutivum. Теперь <.> я, когда встречаюсь, то говорю ему: "Здравствуй, ut consecutivum" <.> А мне вот всю мою жизнь
везет, <...> сам теперь преподаю другим это ut consecutivum» [19, с. 175].
Латинизмы широко взаимодействуют также с лексикой, входящей в тематическое поле «Медицина».
Например, юмористический рассказ «И то и се: Письма и телеграммы» построен как ряд писем и телеграмм, в которых люди разного общественного положения, рода занятий, убеждений сообщают о своих впечатлениях от спектаклей с участием знаменитой французской актрисы Сары Бернар. В числе этих откликов - письмо «От доктора медицины Клопзона к доктору медицины Ферфлюхтершвейн». Слово медицина влечет за собой ряд медицинских и анатомических терминов, в число которых входят, помимо прочего, многочисленные латинские слова и словосочетания: «Шея до того длинна и худа, что видны не только venae jugulares, но даже и arteriae carotides. Musculi sterno-cleido-mastoidei едва заметны. Сидя во втором ряду, я слышал анемические шумы в ее венах. Кашля нет. На сцене ее кутали, что дало мне повод заключить, что у нее лихорадка. Констатирую anaemiaи atrophia musculorum» [10, с. 130].
В рассказе «Аптекарша» с темой медицины связаны как само заглавие, так и многие содержащиеся в тексте слова и устойчивые словосочетания (провизор, аптека, капли датского короля, аптекарь, касторка, фармация, карболка и др.), в этот ряд включаются и латинские языковые средства: «Есть у вас vinum gallicum rubrum?» [13, с. 195]; «Quantum satis!.. <...> Сначала с водой, а потом уже per se.» [13, с. 195]. В данном контексте выделяется своей шутливой выразительностью словосочетание vinum plochissimum [13, с. 195], где представлено окказиональное слово plochissimum, образованное от русского прилагательного плохой с помощью латинского суффикса превосходной степени и латинского окончания именительного падежа единственного числа среднего рода.
Наряду с лексико-тематической связью в качестве мотивирующего фактора при употреблении латинизмов выступает лексико-семантическая связь. Лексико-семантическая связь состоит в том, что латинские слова взаимодействуют в контексте с близкими или тождественными им по лексическому значению русскими словами.
Например, в повести «Черный монах» диалог Коврина с монахом содержит как русское прилагательное здоровый, так и латинскую пословицу mens sana in corpore sano, где представлены две грамматические формы латинского прилагательного sanus - 'здоровый'. Русское прилагательное появляется здесь в речи монаха: «<...>здоровы и нормальны только заурядные, стадные люди» [17, с. 242]. Коврин возражает на это латинской пословицей: «Римляне говорили: mens sana in corpore sano» [17, с. 243]. У монаха, стремящегося убедить Коврина, что тому не подобает бояться психической болезни, пословица вызывает резкое неприятие, причем ответная реплика монаха
вновь содержит то же самое русское прилагательное: «He все то правда, что говорили римляне или греки. <...> Повторяю: если хочешь быть здоров и нормален, иди в стадо» [17, с. 243].
В рассказе «Интриги» латинская пословица nomina sunt odiosa (пословица буквально переводится 'имена ненавистны', употребляется же в значении 'не будем называть имен') становится предметом полемики со стороны персонажа, при этом в контексте используется лексико-семантическая связь между латинской формой nomina ('имена') и соответствующей русской формой: «Конечно, nomina sunt odiosa, но на заседании все люди свои, и к тому же, чтобы не казаться голословным, можно назвать имена» [14, с. 361].
В пьесе «Три сестры» за фразой Кулыгина, содержащей глагол любить, следует иронический отклик Маши, состоящий из грамматических форм семантически эквивалентного этому русскому слову латинского глагола amare ('любить'):
«Кулыгин. <...>Люблю тебя, мою единственную.
Маша (сердито). Amo, amas, amat, amamus, amatis, amant» [19, с. 165].
Такая реплика Маши имплицитно означает, что заверения Кулыгина в любви она воспринимает как нечто надоевшее, бездушное, затверженное, как латинская парадигма.
Связь латинизма с русским контекстом может проявляться также в том, что латинская языковая единица, выражающая эмоциональную оценку, взаимодействует в контексте с русской лексикой, имеющей сходную эмоционально-экспрессивную окрашенность. В таких случаях связь имеет лексико-эмотивный характер.
Так, герой рассказа «Корреспондент», говоря в тексте своей газетной корреспонденции о господстве «невежества», употребляет латинское устойчивое выражение horribile dictu, что означает 'страшно сказать'.При этом сам он, как следует из его диалога с купцом - первым читателем корреспонденции - не понимает точного значения латинского оборота, но знает, что этот оборот выражает отрицательную оценку, почему и употребляет его рядом с негативно окрашенным словом невежество:
«"<...>Невежество..." Что это написано?
- Это-с? Horribile dictu.
- А что это значит?..
- Бог его знает, что это значит, Иван Степанович! Если пишется что-нибудь нехорошее или ужасное, то возле него и пишется в скобочках это выражение» [12, с. 193].
Речь Егора Семеновича Песоцкого, персонажа повести «Черный монах», отличается повышенной эмоциональностью, изобилует словами и конструкциями ярко выраженного оценочного характера, например: «Какой это мерзавец и каналья осмелился привязать лошадь к яблоне? Боже мой, боже мой! Перепортили, перемерзили, пересквернили, перепакостили!» [17, с. 231]. В соответствии с этим даже научные статьи этого талантливо-
сэ о со -а
I=i А
—i о
сз т; о
m О
от
З
ы о со
о с
U
го садовода содержат эмоционально-оценочные языковые средства, но если в устной бытовой речи Песоцкого в качестве средств выражения оценки преобладает разговорная и просторечная лексика, то в его статьях субъективно-оценочная модальность текста создается при участии такого книжного стилистического средства, как латинские фразеологизмы. Читая статьи Песоцкого, Коврин обращает внимание не на объективное естественнонаучное содержание статей, а именно на эмоциональность их стиля: «<...> какой непокойный, неровный тон, какой нервный, почти болезненный задор! Вот статья, кажется, с самым мирным заглавием и безразличным содержанием: говорится в ней о русской антоновской яблоне. Но начинает ее Егор Семеныч с "audiatur altera pars" и кончает - "sapienti sat", а между этими изречениями целый фонтан разных ядовитых слов <...>» [17, с. 237-238].
Таким образом, в произведениях А.П. Чехова, содержащих латинские элементы, происходит интенсивное взаимодействие латинских элементов с русскими языковыми средствами. В качестве разновидностей такого взаимодействия могут быть выделены лексико-тематическая, лексико-семантическая и лексико-эмотивная связь. Взаимодействие латинских элементов с русским контекстом играет важную роль в формировании речевой характеристики персонажа, в акцентировании того или иного смыслового мотива, в создании эмоционально-экспрессивной окрашенности контекста.
Литература
1. БолотноваН.С. Филологический анализ текста. М.: Флинта: Наука, 2009. 520 с.
2. Доровских Л.В. Латинские вкрапления в переписке А.П. Чехова // Филологический класс.2010. № 4. С. 60-66.
3. Жидкова Ю.Б. Функционирование медицинских терминов в рассказах А.П. Чехова // Вестник Воронежского государственного университета. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. 2007. № 2. С. 84-88.
4. Кащеев В.И. Vissarionis filius senior и bonus frater Antonius: латинский язык в переписке Александра и Антона Чеховых // А.П. Чехов: пространство природы и культуры. Сб. материалов Международной научной конференции. Таганрог, 11-14 сентября 2013 г. Таганрог, ООО «Издательство "Лукоморье"», 2013. С.137-150.
5. Кащеев В.И. Проблемы классического образования в России в произведениях А.П. Чехова: «Случай с классиком» и «Репетитор» // Вестник Нижневартовского государственного университета. 2018. № 4.С. 10-18.
6. Петрова О.А. К расшифровке некоторых заметок в записных книжках Чехова // Чеховские чтения. Ростов-на-Дону: Издательство Ростовского университета, 1974. С. 35-43.
7. Петрова О.А. О проблеме критической оценки документов и воспоминаний об А.П. Чехове // Творчество А.П. Чехова. Сборник статей. Ростов-на-Дону: Ростовский-на-Дону педагогический институт, 1976. С. 89-101.
8. Петрова О.А. Неизученная переписка братьев Чеховых на латинском языке // Творчество А.П. Чехова. Сборник статей. Выпуск II. Ростов-на-Дону: Ростовский-на-Дону педагогический институт, 1977. С. 111-121.
9. Петрова О.А. Античный мир в восприятии Л.Н. Толстого и А.П. Чехова // Творчество А.П. Чехова. Особенности художественного метода. Межвузовский сборник научных трудов. Ростов-на-Дону: Ростовский педагогический институт, 1980. С. 13-22.
10. Чехов А.П. И то и се: Письма и телеграммы // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 1. М.: Наука, 1974.С. 106-109.
11. Чехов А.П. Жизнь в вопросах и восклицаниях // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 1. М.: Наука, 1974.С. 130-132.
12. Чехов А.П. Корреспондент // Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т.Т. 1. М.: Наука, 1974.С. 179-195.
13. Чехов А.П. Аптекарша // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 5. М.: Наука, 1976.С. 192-197.
14. Чехов А.П. Интриги // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 6. М.: Наука, 1976.С. 360-364.
15. Чехов А.П. Степь // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 7. М.: Наука, 1977.С. 13-104.
16. Чехов А.П. Скучная история // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 7. М.: Наука, 1977.С. 251-310.
17. Чехов А.П. Черный монах // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 8. М.: Наука, 1977. C. 226-257.
18. Чехов А.П. Иванов // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 12. М.: Наука, 1978.С. 5-76.
19. Чехов А.П. Три сестры // Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 т. Сочинения: В 18 т. Т. 13. М.: Наука, 1978.С. 117-188.
CONTEXTUAL COHERENCE OF LATIN WORDS AND PHRASEOLOGICAL UNITS IN A.P. CHEKHOV'S WORKS
Vaganov A.V.
Taganrog Institute named after Anton Chekhov
The article analyzes varieties of contextual coherence of Latin words and phraseological units in the language of A.P. Chekhov's works. A typology of contextual coherence of Latin words and phraseological units with other language means of the text is proposed, and lexical-thematic, lexical-semantic and lexical-emotive connections are distinguished. Due to various contextual coherence Latin elements function as an organic part of the Russian text and play a significant role in implementation of the content of Chekhov's works. The analysis allows us to conclude that the interaction of Latin elements with Russian language means contributes to the formation
of the character's speech characteristics, the emphasis of important semantic motives, and the creation of emotionally expressive coloring of the context.
Keywords: contextual coherence, cumulative function, the Latin language, text, phraseological unit, emotional and expressive coloring.
References
1. Bolotnova N.S. Philological analysis of the text. Moscow: flint: Nauka, 2009. 520 p.
2. Dorovskikh L.V. Latin inclusions in the correspondence of A. p. Chekhov // Philological class. 2010. no. 4. Pp. 60-66.
3. Zhidkova Yu. B. Functioning of medical terms in A. p. Chekhov's stories // Bulletin of the Voronezh state University. Series: Linguistics and intercultural communication. 2007. No. 2. P. 84-88.
4. Kashcheev V.I. Vissarionis filius senior and bonus frater Antonius: Latin in the correspondence of Alexander and Anton Chekhov // A. p. Chekhov: space of nature and culture. Collection of materials of the International scientific conference. Taganrog, September 11-14, 2013 Taganrog, LLC "Lukomorye publishing House", 2013. P. 137-150.
5. Kashcheev V.I. Problems of classical education in Russia in the works of A. p. Chekhov: "The case with the classic" and "Tutor" // Bulletin of Nizhnevartovsk state University. 2018. No. 4. P. 10-18.
6. Petrova O.A. To decipher some notes in Chekhov's notebooks // Chekhov's readings. Rostov-on-don: Rostov University Press, 1974. Pp. 35-43.
7. Petrova O.A. On the problem of critical evaluation of documents and memoirs about A. p. Chekhov // Creativity Of A.P. Chekhov. Collected papers. Rostov-on-don: Rostov-on-don pedagogical Institute, 1976. P. 89-101.
8. Petrova O.A. The Unexplored correspondence of the Chekhov brothers in Latin // Creativity Of A.P. Chekhov. Collected pa-
pers. Issue II. Rostov-on-don: Rostov-on-don pedagogical Institute, 1977. Pp. 111-121.
9. Petrova O.A. The Ancient world in the perception of L.N. Tolstoy and A. p. Chekhov // Creativity Of A.P. Chekhov. Features of the artistic method. Interuniversity collection of scientific papers. Rostov-on-don: Rostov pedagogical Institute, 1980. P. 13-22.
10. Chekhov A.P. And this and that: Letters and telegrams // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Works: In 18 vols. 1. Moscow: Nauka, 1974. Pp. 106-109.
11. Chekhov A.P. Life in questions and exclamations // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Works: In 18 vols. 1. Moscow: Nauka, 1974. Pp. 130-132.
12. Chekhov A.P. Correspondent // Complete works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 1. Moscow: Nauka, 1974. Pp. 179195.
13. Chekhov A.P. Apothecary // Chekhov AP Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 5. Moscow: Nauka, 1976. Pp. 192-197.
14. Chekhov A.P. Intrigues // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 6. Moscow: Nauka, 1976. Pp. 360-364.
15. Chekhov A.P. Step // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 7. Moscow: Nauka, 1977. P. 13-104.
16. Chekhov A.P. Boring history // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 7. Moscow: Nauka, 1977. Pp. 251-310.
17. Chekhov A. P. the Black monk // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 8. Moscow: Nauka, 1977. pp. 226-257.
18. Chekhov A. p. Ivanov // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 12. Moscow: Nauka, 1978. P. 5-76.
19. Chekhov A.P. Three sisters // Chekhov A.P. Complete collection of works and letters: in 30 vols. Essays: In 18 vols. 13. Moscow: Nauka, 1978. Pp. 117-188.
