CC BY
134
ЭПИСТЕМОЛОГИЯ & ФИЛОСОФИЯ НАУКИ, Т. II, № 2
ипекст старой дискуссии.
О книге Стива Фуллера «Кун против Поппера»
Е. Л. ЧЕРТКОВА
X *
ф
2 n о
S
Необозримые ряды Попперианы и Кунианы пополнились еще одним произведением - книгой Стива Фуллера* «Кун против Поппера», которая вышла в Кембридже в 2003 г. в серии «Борьба за душу науки» (редактор серии - Джон Тёрней). Работы Куна и Поппера долгое время служили катализаторами бурного развития историко-научных и эпистемологических исследований, и появление сейчас новой книги со столь известными и хорошо знакомыми многим именами, вынесенными в ее заглавие, вызывает настороженный интерес - неужели можно еще что-то добавить к уже сказанному? Оказалось, что можно. В работе осуществлен синтез «предметного» обсуждения проблем эпистемологии, рассматриваемых Куном и Поп-пером, с «экзистенциональным» осмыслением их внутреннего мира и «субъективных» обстоятельств их жизненного пути. Однако данное исследование нельзя однозначно отнести к жанру «case studies» в силу его обобщающего
характера и широкого круга рассматриваемых проблем. Скорее, оно выполнено в русле «рациональной философии», но не в ее позитивистском варианте, сознательно отсекающем все «субъективное» и «вненаучное», которое здесь как раз активно привлекается и работает на углубление понимания основного предмета исследования - научного познания, а в духе развиваемой автором «социальной эпистемологии». В этом прежде всего я вижу особенность и привлекательность работы С. Фуллера.
Несмотря на небольшой объем, она весьма разнообразна по содержанию. В 17 главах книги на фоне обсуждения известной дискуссии, состоявшейся между Куном и Поппером в 1965 г. в Лондонском университете, рассматриваются коренные проблемы философии науки: о природе научного знания, о рациональности и прогрессе науки, об отношении ученых-специалистов к философии науки, о целях и ценностях научно-
1 Steve Fuller. Kuhn vs Popper. Revolutions in Science. Cambridge, Icon Books, 2003. 227 p.
" Стив Фуллер - профессор социологии в Университете г. Уорик (США). По образованию историк и философ науки, основал программу исследования и журнал по социальной теории познания, автор восьми книг. Работы С. Фуллера переведены на многие языки мира.
го исследования, об отношении знания и власти, рассматривается взаимодействие истории науки и философии науки, а также различные традиции в истории науки (автор разделяет их на «виги-исто-рию» и «тори-историю»). На протяжении всей книги автор многократно обращается к центральной для понимания социальной роли науки проблеме ответственности интеллектуалов за выдвигаемые ими идеи, исследуется проблема влияния происхождения идей на их оценку - как научную, так и этическую. Все перечисленные выше и ряд других проблем рассматриваются на фоне дискуссии Куна и Поппера путем погружения ее в широкий культурно-философский и социально-политический контекст, включающий анализ происхождения обсуждаемых идей, их «фило-» и «онтогенез», а также вызванных ими последствий, прямых или косвенных, влияющих на современную науку и интеллектуальную жизнь. С. Фуллер последовательно сопоставляет интеллектуальные биографии Куна и Поппера и раскрывает их воздействие на содержание выдвигаемых ими идей. Не меньшее значение для адекватного понимания этих двух концепций научных революций имеет и процесс рецепции их идей в обществе, который также вносит в них существенные деформации. Он пытается прояснить тот комплекс проблем, который составлял действительное содержание разногласий между Куном и Поппером и не был явно сформулирован и представлен в ходе этой единственной дискуссии, не имевшей никакого дальнейшего развития, несмотря на продолжительную (около 30 лет) последующую науч-
ную деятельность ее участников. Сам факт состоявшейся дискуссии также вызывает у С. Фуллера вопрос: как могли состояться эти дебаты, учитывая очень слабую связь между молодым историком науки и почти отставным философом, и почему столь долгим является отзвук этих дебатов, несмотря на то, что сами их участники не сделали ничего для продолжения выяснения своих разногласий?
Задача С. Фуллера - «от распространенных и обманчивых образов Куна и Поппера перейти к изучению мотивации их идей и контекста, в котором они создавали свои концепции»3. Обманчивым оказывается как итог диспута -мнимая победа Куна, так и поверхностные представления о «радикальном теоретике науки» Куне и «строптивом диктаторе» Поппере. С. Фуллер показывает, как слишком запоздавшие переводы работ Поппера на английский язык и прочтение их в ином социальном контексте, чем тот, в котором они создавались, был причиной искаженного восприятия его как защитника научного истеблишмента, каковым он никогда не был. В то же время «Структура научных революций» Куна была воспринята как окончательное сокрушение позитивизма, хотя, по мнению С. Фуллера, он-то как раз «сохранил наиболее возмутительные консервативные особенности логического позитивизма, те самые, против которых восставал Поппер»4, а именно - некритичность и конформизм. Что же касается авторитарных наклонностей, приписываемых Попперу, то, как показывает С. Фуллер, они присущи именно Куну, «нормальная наука» которого соединяла в себе черты «мафии,
РР¥
|! № г' )!1
м
III
I <. I),
1ц:ч
| Ь,
г
х
X
ф
2 ш
РиИег Б. КиИп уб Роррег. СатЬпс^е, 2003. Р. 7. 1Цит. соч. Р. 35.
Е. Л. ЧЕРТКОВА
'1*111
королевской династии и религиозного ордена»5.
Многие общепринятые взгляды относительно концепций Куна и Поппера нередко приобретают противоположный смысл, если их рассматривать в более широком контексте и более глубокой историко-культурной перспективе. Речь идет не только о социокультурной детерминации науки и ее философском осмыслении, но и об обратном влиянии понимания науки, выраженного в философии науки, на социум, прежде всего на его политическую составляющую.
Показывая противоречивость и непоследовательность позиций не только самих участников диспута, но более всего их последователей, С. Фуллер задается вопросом: «так кем же были Кун и Поппер и что они говорили?»6
Конечно, прежде всего исследуется их понимание природы науки и научных революций, ибо в этих вопросах они принципиально расходятся и разногласия эти выступают наиболее рельефно. Но за этими общеизвестными разногласиями скрываются, как показывает С. Фуллер, определенные культурные, религиозные и политические предпочтения.
Даже в тех случаях, когда между позициями Куна и Поппера обнаруживается единство, как, например, в критике позитивизма, анализ контекста их взглядов и характера решаемых ими проблем выявляет их коренное отличие друг от друга. Один из основных источников разногласий Куна и Поппера в их трактовке философии и истории науки С. Фуллер усматривает в радикальном расхождении их политических взглядов, и прежде всего в их отношении к использо-
ванию науки в военно-промышленных целях. Определяющим для понимания природы науки Поппе-ром является его концепция «Открытого общества», идеальным воплощением которого является сама наука. Поппер ценил позитивистов за их усилия решить задачу обоснования публичной ответственности науки путем выработки особого языка и методов, обеспечивающих легитимность научных данных, логической и эмпирической прозрачности науки, чтобы каждый обычный гражданин мог решать, верить ли им. Его расхождение с позитивистами связано с их толкованием роли логического вывода (дедукции) в науке. Для них она санкционирует авторитет науки, а для него - бросает ей вызов. Поппер рассматривает дедукцию как инструмент, принуждающий ученого проверять свои более общие знания путем выведения следствий, которые могут противоречить результатам эмпирического исследования. Это и есть краткое выражение принципа фальсифика-ционизма, которому он придавал много больше значения, чем только логическому принципу, - считал его ядром этики науки7. Кун принимал попперовскую критику позитивизма, но не принимал трактовку принципа фальсификацио-низма как действующего принципа научной этики, поскольку это противоречило его пониманию природы научного исследования и причин научных революций. Далее, оба они выступают за автономию научного исследования, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что этим они решают различные социальные задачи и смысл их защиты науки существенно различается. Если Поппер защищает
щ щ
" Цит. соч. Р. 46.
6 Цит. соч. Р. 18.
7 Цит. соч. Р. 24-25.
автономию науки как воплощение идеи «открытого общества» и одновременно условие существования свободы и демократии, то Кун решает задачу оправдания науки в глазах общественности путем создания ее привлекательного образа как автономного исследования перед лицом все большей ее вовлеченности в политику, экономику и управление обществом. С. Фуллер показывает, как, защищая профессиональную историю науки, Кун одновременно создает и другую историю науки - «на экспорт», для общественности, скрывая за историей идеологию, как справедливо отметил П. Фейерабенд. Суть реал-политики Куна не в том, что мир видится иным в свете концептуальной структуры, связанной с новой парадигмой (добавлю от себя -с этим бы согласился и Поппер), а в том, что, монополизируя средства интеллектуального воспроизводства, сторонники новой парадигмы воспитывают молодое «политкорректное» поколение, которое, вытеснив или заменив старое, обеспечивают «победу» новой парадигмы, так что слова Куна об «изменении мира» в конце концов следует понимать буквально. Это абсолютно противоположно позиции Поппера, который всю жизнь сражался против дарвиновской борьбы за выживание и стремился заменить борьбу между людьми борьбой между их идеями, и потому считал «нормальную науку» Куна моральным поражением, а не успешной адаптационной стратегией.
В исторической перспективе дискуссия Куна и Поппера представлена С. Фуллером как продолжение известной дискуссии Планка и Маха, но на более высоком уровне абстракции (из области политики науки она переместилась в сферу философии науки) и в ином социокультурном контексте. Здесь он проводит аналогии в позициях
Планка-Куна и Маха-Поппера: первые больше пекутся об автономии науки (хотя, как мы уже отмечали, цели защиты автономии могут быть прямо противоположными), вторые - за доступность науки контролю со стороны общества и ответственность ученых перед ним. Автор показывает, как политическая ситуация времен холодной войны способствовала укреплению позиций кунианцев и отторжению позиций попперианцев.
Каждое воззрение Куна или Поппера, анализируемое С. Фуллером в свете социальной эпистемологии, оборачивается своей противоположностью. Например, как Поппер, так и Кун имеют в своем арсенале и плюралистские, и универсалистские взгляды. Но в их концепциях они производят противоположный эффект. Для Куна плюрализм - нежелательное следствие его универсализма, когда единая для научного сообщества парадигма превышает свои способности решения загадок. Для Поппера, напротив, плюрализм, по крайней мере идеально, присущ повседневному ходу научного исследования, поскольку ученые поощряются к пролиферации альтернативных гипотез, чтобы выставить их на перекрестный допрос по стандартам, обеспечивающим универсальное согласие. Рассмотрев таким образом основные положения концепций науки Куна и Поппера, Фуллер приходит к выводу, что «на самом широком философском холсте, одновременно обращенном к интересам науки, религии и политики, Кун и Поппер представляют два радикально различных пути определения целей исследования: что направляет наше понимание действительности? Где должна быть найдена истина? Кун обратил бы нас к доминирующим парадигмам, верованиям и действиям тех, кто признаны знающими.
16 Зак. 2250
X
z
X ©
2 a
О
И
Это, в конечном счете, устаревший стандарт, утвердившийся на праве выживания. Поппер со своей стороны предложил бы впередсмот-рящую перспективу, основанную на том, что позволяет нам надеяться на постоянное улучшение нашего знания и действий»8.
С. Фуллер многократно возвращается к вопросу, почему общепринятые представления о Куне и Поппере приписывают им определенные качества с точностью до наоборот? В чем причина подобной инверсии? А причина в том, полагает он, что искажается контекст, в котором прочитываются их тексты, когда важные базисные предпосылки неверно истолковываются.
Немало внимания уделяет С. Фуллер вопросу о значении исследования истоков идеи для ее понимания и оценки. Он рассматривает его как эпистемологическую модификацию вечной проблемы «гений и злодейство». Особенно подробно этот вопрос разбирается при сопоставлении исторической судьбы идей Хайдег-гера и Куна. С. Фуллер критикует попытку Р. Рорти возвести «санитарный кордон» между двумя ликами Хайдеггера - как очевидного нациста и как выдающегося мыслителя XX в., что в контексте рассматриваемой проблемы значит максимально дистанцировать вопрос о состоятельности идей Хайдеггера от вопроса об их происхождении и их последствиях. Эту позицию С. Фуллер сопоставляет с известным принципом разграничения контекста открытия и контекста обоснования (что нашло четкое выражение почти одновременно у К. Поппера и Г. Райхенбаха), суть которого состояла в том, что мы можем правильно понять контекст открытия независимо от обраще-
ния к контексту обоснования. Рорти же обосновывает свое разграничение как способ избежать «генетической ошибки», когда из происхождения идеи делается вывод о ее обоснованности (validity), но вследствие неверного понимания тезиса Райхенбаха совершает другую ошибку, которую С. Фуллер называет «модальной», когда модальный оператор «не обязательно» или «не нужно» читается как «обязательно не» или «никогда». Генетическая ошибка, поясняет С. Фуллер, не запрещает рассмотрение происхождения идеи из определения ее обоснованности, но выполняет более тонкую функцию - перекладывает бремя доказательства на тех, кто стал бы утверждать, что, скажем, еврейское происхождение Эйнштейна автоматически уместно при оценке теории относительности. Генетическая ошибка возникает скорее при игнорировании различия происхождения идеи и ее обоснованности, ибо при некритическом чтении мы вносим слишком много своих предубеждений и тем затуманиваем это различие и, как следствие этого, - невольно совершаем генетическую ошибку. Рорти отсекает не только историю идей Хайдеггера, но и вопрос об их последствиях, особенно для укрепления нацистской идеологии. И в этом он уже вступает в противоречие с самим собой как представителем прагматизма, каковым себя считает, ибо как последовательный прагматист он должен судить идеи именно по их последствиям, но, как оказалось, кроме тех случаев, когда они оказываются плохими. Рорти просто утверждает, что если мы считаем, что работа «Бытие и время» интересно рассматривает важные проблемы, то мы должны сделать вывод, что наша реакция
Цит. соч. Р. 57.
не относится ни к истокам и происхождению этой книги, ни к процессу превращения ее в текст, в котором мы ищем руководства. С позиции социальной эпистемологии С. Фуллера подход Рорти преграждает путь к главному в этой ситуации вопросу: каковы те социальные условия, которые позволили идеям Хайдеггера стать столь значимыми для нас. Различие между Рорти и позитивистами (включая попперианцев) в отношении обоснования идей С. Фуллер разъясняет посредством различения П. Рикёром герменевтики доверия и подозрения. Если Рорти доверяет большим философским текстам как пластичному наследству, из которого мы свободно вылепляем наши собственные философские понимания, то более подозрительные позитивисты и поппе-рианцы сначала тщательно исследовали бы происхождение всех таких текстов, прежде чем их послания могли быть должным образом идентифицированы и оценены. Заметим, что доверие постмодернистов к текстам сочетается с полным к ним пренебрежением, поскольку их мало интересует, что именно хотел сказать автор, важно лишь то, что они пригодны как материал или инструмент для осуществления их целей, как будто никаких собственных целей у авторов этих текстов не было. С. Фуллер отмечает подобное отношение к теориям современных историков и социологов науки, которые «продолжили эпистемическое понижение в должности научных теорий, расценивая их как гибкие риторики, которые могут быть использованы в подходящем случае»9.
С. Фуллер находит много общего в судьбе идей Хайдеггера и Куна как в рецепции (от высмеивания
дремучего языка первого и философской беспомощности второго до принятия их как безусловных авторитетов в своей области), так и в оценке современниками их статуса - статус Куна в исследовании науки сопоставим в постмодернистской философии со статусом Хайдеггера в философии. Естественно возникает вопрос: почему именно они, а не другие достойные современники приобрели столь большое значение в своих областях, особенно учитывая то, что ни Хайдеггер, ни Кун, ни их приверженцы и последователи так и не ответили на первоначальную критику их работ. С точки зрения изучения социального контекста, вопрос состоит в том, почему Кун процветал в США как философ науки во время холодной войны, подобно тому, как Хайдеггер процветал при нацизме в Германии? Своим анализом С. Фуллер подводит к выводу, что эпистемологическая ценность работ Куна или метафизическая значимость идей Хайдеггера перекрывалась их идеологической и политической приемлемостью, обусловленной особенностями их времени. Но это, по мнению автора, не может служить моральным оправданием, поскольку «ошибка аргумента со ссылкой на эпоху в том, что мы все же должны определить полную моральную цену утверждения, что Кун процветал во время холодной войны, а не вопреки ей»10. Свой тезис о неустранимости вопроса о позитивной или негативной (в смысле отсутствия необходимого действия, как это было в случае Куна) ответственности интеллектуалов С. Фуллер иллюстрирует путем противопоставления позиций Куна и Фуко, а также с более активными и социально ответст-
III:
'Ш
Цит. соч. Р. 65.
10 Цит. соч. Р. 215.
М
и. X X
X ©
2 Й
О
@
Е. Л. ЧЕРТКОВ/
ь. X X
ас ф
1 ва О
венными позициями К. Поппера, И. Лакатоса, П. Фейерабенда и С. Тулмина. Если интеллектуальная биография Куна сопоставляется с судьбой идей М. Хайдеггера и позицией Р. Рорти, то идеи К. Поппера сопоставляются с идеями позитивизма, с одной стороны, Т. Адор-но и К. Манхейма- с другой.
Многие интересные моменты книги неизбежно остаются за пределами короткой рецензии, среди них ответы на вопросы: почему ученые не уважают философов? Почему современные философы науки все больше стремятся быть философами для науки? Почему вместо критического исследования действий практикующих ученых они все больше выполняют роль чернорабочих науки, где ученые-специалисты являются прорабами? Как определяет эту ситуацию С. Фуллер, «это меньше «мета-наука», чем «инфра-наука»11.
Заслуживает внимания и обсуждение С. Фуллером путей построения истории науки как преодоления крайностей «истории вигов», представляющих эволюцию науки как победную поступь против «сил тьмы» вроде религии, политики, литературной критики или даже здравого смысла и создающих историографию, вынужденную в стиле Оруэлла постоянно переписывать историю, чтобы поддерживать «имидж» науки как постоянно отодвигающей границы человеческого невежества, и постмодернистской критики подобной истории, результатом которой стала дискредитация эпистемиче-ского авторитета науки, а ее история распалась на множество параллельных частных рассказов. Пре-
одоление этих крайностей С. Фул лер ищет на пути развития поппе рианского видения истории науки которое он называет «тори-ис торией», где история выступает ка] самокритика науки.
Особый интерес вызвала у ме ня глава 10 «Религиозное бессозна тельное дебатов», где дебаты Куш и Поппера рассматриваются ка! столкновение двух противополож ных религиозных ориентации, ко гда «монашеской» модели наук! Куна противопоставляется модел! «открытого общества» Поппера религиозными источниками кото рой выступают концепции Вебер; и Бергсона.
Насыщенность изложения об ширными и очень интересным1 экскурсами в самые разные облас ти современной философии и по литики позволяет сделать вывод что для С. Фуллера сопоставлена этих двух концепций означает Н1 только спор между критическт рационализмом, символизируемы!* фигурой К. Поппера, и историче ской школой в философии науки олицетворяемой Т. Куном. Анали зируя и сопоставляя взгляды дис путантов по проблемам эпистемо логии, автор более всего заинтере сован социокультурным и исто рико-биографическим контекстен их формирования и их обратной воздействия на социальную реаль ность. Речь идет не только о влия нии институциональной структурь на формирование целей и нор» исследования, но и о политически: вопросах, возникающих на основ или под воздействием утверждае мых идеалов. Этот момент хочетс особо подчеркнуть, поскольку отличие от проблемы социокуль
1 Цит. соч. Р. 86.
е*-
> I. ■¿г
турной обусловленности эпистемологических концепций исследование влияния последних на общество, особенно на политику, мне не часто приходилось встречать. Это воздействие происходит как опосредованно, через определенные социально-политические стратегии и программы (милитаризация науки, прагматизация образования и т. д.), так и непосредственно, результируясь в социально значимых поступках носителей идей (позитивная социальная ответственность) или же в отсутствии таковых (негативная социальная ответственность). Примером первого служат позиции Поппера и Фуко, бравших на себя ответственность за произведенные ими идеи, пример второго - Кун, все больше уходивший от обсуждения своих идей по мере роста их популярности и, несмотря на благоприятные для него условия, не пытавшийся как-то влиять на политику науки. Кроме «интеллектуальных» поступков С. Фуллер говорит и о прямом публичном вмешательстве интеллектуалов в политику науки и в большую политику. Так, Поппер в разгар вьетнамской войны призывал ученых принять свою вер-
сию клятвы Гиппократа ради уменьшения приносимого ими зла, Лакатос выступал против использования науки в военно-промыш-ленном комплексе, Фейерабенд ратовал за перемещение финансирования науки от государства к местным органам, что должно было способствовать росту способности науки приносить пользу и уменьшать вред от злоупотребления ею, Тулмин убеждал (в споре с Полани), что наука теряет свою идентичность и цель, когда становится составной частью управления и производства. Этот ракурс исследования С. Фуллера мне представляется весьма актуальным в условиях современной исторической ситуации системного общепланетарного кризиса, когда требование социальной ответственности интеллектуалов за свои идеи становится одним из решающих условий существования человечества.
В заключение отмечу, что актуальные и непростые проблемы современной философии и эпистемологии изложены в книге ясно и даже занимательно, что делает ее доступной для читателей, не искушенных в философии, но интересующихся ею.
Ь М
|,1 |
И
