КОНСТИТУЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ И БУДУЩЕЕ РОССИЙСКОГО ПРАВА. (Обзор) Текст научной статьи по специальности «Право»

УДК 342

DOI: 10.31249/iajpravo/2023.04.03

СКУРКО Е.В.1 КОНСТИТУЦИОННОЕ РАЗВИТИЕ И БУДУЩЕЕ РОССИЙСКОГО ПРАВА. (Обзор)

Аннотация. В настоящее время конституционное развитие стран приобретает актуальность и новые черты, как в связи с процессами глобализации, так и в связи с ростом идей многополярного мира. Именно правовая, а в большей степени конституционно-правовая сфера непосредственно вовлечены в эти процессы. В России поправки, внесенные в Конституцию в 2020 г., знаменовали новый этап государственно-правового развития, стали ориентиром для дальнейшего обновления российского законодательства и правовой системы в целом. Будущее российского права исследуется в рамках правовой футурологии - науки о праве будущего, нового междисциплинарного научного направления. Традиционное для российской юридической науки направление - юридическое прогнозирование - также наполняется сегодня новыми смыслами и значением, в том числе вокруг категорий устойчивого развития и целевой причинности в праве.

Ключевые слова: конституционализм; конституционная реформа; правовая реформа; юридическая наука; юридическое прогнозирование.

SKURKO E.V. Constitutional development and the future of Russian law. (Review)

Abstract. Nowadays, the constitutional development of states is gaining relevance and new features, both in connection with the processes of globalization and in connection with the growth of ideas of a

1 Скурко Елена Вячеславовна, старший научный сотрудник отдела правоведения ИНИОН РАН, канд. юрид. наук.

40

multipolar world. It is the legal, and to a greater extent the constitutional and legal sphere, that are directly involved in these processes. In Russia, the amendments to the Constitution of 2020 marked a new stage of state and legal development, became a reference point for further updating of Russian legislation and the legal system as a whole. The future of Russian law is under research within the framework of legal futurology - the science of the law of the future, a new interdisciplinary research field. The traditional for Russian legal science - legal forecasting - is also being filled with new meanings today, including the categories of sustainable development and targeted causality in law.

Keywords, constitutionalism; constitutional reform; legal reform; legal science; legal forecasting.

Для цитирования: Скурко Е.В. Конституционное развитие и будущее российского права. (Обзор) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература : ИАЖ. Сер. 4: Государство и право. - 2023. - № 4. - С. 40-50. - DOI: 10.31249/iajpravo/2023.04.03

Конституционные поправки 2020 г. находятся в фокусе внимания отечественных специалистов. Это - не случайно. Как пишет академик РАН Т.Я. Хабриева: «Стремительно меняющаяся картина мира убеждает, что многие тренды, которые сложились в конце XX в., сегодня подвергаются тяжелым испытаниям. Конституционное развитие стран также приобретает новые черты, в том числе в связи со значительным усилением влияния глобализационных процессов на национальные правовые системы. Именно правовая, а в большей степени конституционно-правовая сфера вовлечена в эти процесс непосредственно» [3, с. 7].

Влияния глобализации на конституционно-правовую сферу современных государств отрицать нельзя, однако точнее было бы говорить о влиянии кризиса глобализации на национальные правовые системы. Так, сегодня можно наблюдать возвращение проблематики конституционной реформы в повестку дня юридической науки и практики повсеместно в мире. Скорее этот процесс следует связывать с ростом общественного запроса на «национальную идентичность», т.е. в своем роде тенденцию отделения государств от глобальных процессов, отказа от «глобализированного мира».

Это вполне закономерно: обращение к конституционным трансформациям исследователи связывают с ответом на запрос формирования (или «ре-формирования») национальной идентичности - для граждан современных суверенных государств. Например, А. Макдональд отмечает: «Просмотр новых нехудожественных изданий за последние 20 лет послужил бы свидетельством растущего интереса к политике идентичности и, в частности, к бурно развивающейся работе над национальной идентичностью. Национальная идентичность (nationalism) того или иного рода долгое время вызывали интерес ученых, но в последние годы методология, используемая социологами и политологами, изучающими национальную идентичность (nationalism), стала более сложной. Поскольку либералы все больше боятся патриотизма (nativism) и популизма, читатель, просматривающий новые работы, привык к мрачным названиям, таким, например, «Как заканчивается демократия» [8, p. 1].

Этот достаточно поверхностный (а при подробном чтении -предвзятый) взгляд отражает тем не менее подоплеку процесса: как пишет тот же А. Макдональд далее, говоря о связи национальной идентичности и конституционной реформы, это «попытка использовать конституционные изменения для переосмысления того, кто мы такие как народ и кем мы могли бы стать в будущем» [8, p. 15], причем «для политических лидеров, которые обращаются к теме национальной идентичности, есть одно общее правило: наш народ неузнаваемо изменился по сравнению с тем, что мы унаследовали от наших предков, - и все же у нас с ними много общего» [8, p. 14].

Собственно, проблема обращения к национальной идентичности - прямо или косвенно - связывается исследователями с кризисом глобализации, включая «надгосударственные» институты и регулирование.

Например, нынешние проблемы «конституционного строительства» Европейского союза - в особенности после Брекзита -Б. Крамм (факультет социальных наук Амстердамский свободный университет) характеризует следующим образом: «по сути, процесс европейской интеграции находится между, с одной стороны, функциональными императивами, которые требуют большей интеграции, и, с другой стороны, значительной частью населения,

которая сопротивляется этому по идеологическим соображениям и соображениям самоидентификации. Это условие подразумевает, что функциональные преимущества, которые может предложить дальнейшая европейская интеграция, могут остаться нереализованными по политическим причинам. Однако это также означает, что политические элиты все еще могут извлечь эти выгоды, преуменьшая политизацию европейской интеграции и избегая участия населения, например, посредством референдумов» [5, р. 2].

По мнению Б. Крама, «если мы рассмотрим различные модели конституционной трансформации ЕС, ...модель, которая в настоящее время наиболее жизнеспособна, неформальный межправительственный подход, является наименее легитимной. Модель, которая фактически предусмотрена договорами (и которая, следовательно, может считаться наиболее легитимной в формальном смысле), Европейская конвенция, активно отвергается государствами - членами ЕС. Перспектива проведения "Гражданского съезда" может показаться моделью, способной преодолеть пост-функционалистскую дилемму. С точки зрения жизнеспособности может существовать (или, по крайней мере, могло быть) окно возможностей, поскольку большинство политических деятелей ЕС не могут отрицать, что остаются причины для дальнейшего развития и демократизации ЕС, а "гражданские комиссии" представляются привлекательным новым форматом для решения таких вопросов на основе широкого участия. . "Гражданский съезд" может считаться даже более легитимным, чем Европейский "съезд" избранных политиков» [5, р. 15].

Конституционная реформа - вообще - характеризуется специалистами как «особый вид конституционных изменений». Ее «отличают масштаб и последствия как для современного и развивающегося правового регулирования, так и в целом для системы общественных отношений в орбите конституционного воздействия» [3, с. 94].

Иногда встречается легальное закрепление определения «конституционная реформа» (например, в конституциях Никарагуа, Боливии, Венесуэлы, Эквадора, Чили), причем его содержание варьируется от любого изменения конституционного текста до принятия новой конституции. В ряде стран используются более конкретные термины - «изменение конституции» или «пересмотр

конституции» (Монако, Кот-д'Ивуар, Россия), «конституционные поправки» (Черногория, Сейшельские Острова, Пакистан, Фиджи) [3, с. 94].

Как отмечает Т.Я. Хабриева, «В юридической науке, особенно зарубежной, как и в практике международных организаций, обычно не проводится различий, учитывающих характер конституционных изменений. Не все они приобретают свойства реформы, и большое значение в определении ее необходимых параметров имеет доктрина, которая может обозначать границы вносимых в основной закон изменений, за пределами которых уже можно ставить вопрос о конституционной реформе» [3, с. 95].

Относительно возможных способов (форм) изменения конституции ученые-правоведы выделяют «конституционную модернизацию» и «конституционную реформу». Оба способа довольно хорошо выделены и более или менее институционализированы в Конституции РФ (ст. 134-137). Терминологически различие между этими способами подчеркивается тем, что в первом случае в конституцию вносятся поправки (в гл. 3-8 Конституции РФ), во втором - осуществляется пересмотр конституционных положений (в отношении гл. 1, 2 и 9 Конституции РФ) [3, с. 97-98].

«Конституционная модернизация (новеллизация) - это эволюционный процесс внесения поправок в конституционный текст, обновления конституционных норм в целях их совершенствования, придания им большей системности в неизменных рамках существующего конституционного строя» [3, с. 98].

В Российской Федерации, по мнению исследователей, конституционная реформа «возможна как пересмотр положений Конституции РФ, направленных на изменение основ конституционного строя, прав и свобод человека и гражданина, порядка внесения конституционных поправок и пересмотра Конституции, т.е. изменения положений гл. 1, 2 и 9 (ст. 135). Конституционные преобразования этого типа не могут не носить характера реформы» [там же].

С этой точки зрения вступившую в силу 4 июля 2020 г. редакцию Конституции РФ, содержащую в официальном тексте указание: «Принята всенародным голосованием 12 декабря 1993 года с изменениями, одобренными в ходе общероссийского голосования 1 июля 2020 года», - нельзя считать «конституционной реформой».

Рассуждая на эту тему, И.А. Умнова-Конюхова, выделяет три уровня изменений конституции: конституционные преобразования, конституционная реформа, конституционная трансформация [2, с. 262]. «Конституционные преобразования», считает она, касаются изменений конституционного строя, развивающих, но не меняющих существенно содержание отдельных его институтов [2, с. 263]. В отличие от «конституционных преобразований» «конституционная реформа» связана с более радикальными переменами, затрагивающими сущность и содержание определенной группы институтов конституционного строя в их системной взаимосвязи и определяющими новый вектор конституционного развития. Эти перемены подразумевают как поправки в действующую конституцию, так и принятие новой конституции [2, с. 264]. «Конституционная трансформация», по мнению автора, - это «самый радикальный» уровень изменений конституции, предполагающий смену «базисных индикаторов» конституционного строя (форма правления, политико-правовой режим, тип государственного устройства и т.д.), меняющих его тип [2, с. 265].

Поправки 2020 г. в Конституцию РФ затронули все три уровня изменений Конституции. В зависимости от сферы конституционного регулирования: «конституционные преобразования» проведены в отношении, например, новых гарантий социального государства, национально-культурной идентичности; «конституционная реформа» коснулась, например, изменений федеративного устройства, «конституционная трансформация» относится к определению статуса главы государства и судей [2, с. 275-276].

Зарубежные исследователи склонны рассматривать изменения Конституции РФ 2020 г. как важнейшую правовую реформу в России. Джейн Хендерсон (преподаватель права в Королевском колледже Лондона и адъюнкт-профессор Юридической школы Нотр-Дам в Лондоне) замечает, что в российскую Конституцию 1993 г. до 2020 г. вносился ряд поправок, «но при президентстве Владимира Путина существенно изменился социальный и культурный контекст, в рамках которого действовала Конституция. Стало ясно, что конституционность в России не обязательно должна идти по изначально предполагаемому "либерально-демократическому" пути» [6, р. VII]. Целью в 2000 г. было укрепить суверенитет России с помощью изменений, которые непосред-

ственно гарантируют приоритет российской Конституции в правовой системе. Среди них то, что государственные служащие не могут иметь иностранного гражданства и что законодательная власть должна нести больше ответственности за формирование правительства, и позиция - «Россия должна оставаться сильной президентской республикой» [6, р. VII]. Резюмируя, Дж. Хендерсон отмечает тот факт, «что Путин предложил реформы, не стало полным шоком» [Ibid.], потребность в конституционной реформе в России, по ее мнению, была вполне очевидна.

В тематическом комментарии к Закону РФ о поправке к Конституции Российской Федерации от 14.03.2020 № 1-ФКЗ «О совершенствовании регулирования отдельных вопросов организации и функционирования публичной власти» доктор юридических наук, профессор Т.Я. Хабриева и доктор юридических наук, профессор А.А. Клишас подчеркивают, что названный Закон, во-первых, имеет особый статус в системе законодательства России и отражает самые масштабные конституционные преобразования в России с момента ее принятия; во-вторых, этот Закон содержит не только конституционные новеллы, но и особенную процедуру, обеспечивающую вступление в силу новых конституционных норм; в-третьих, положения Закона являются ориентиром для дальнейшего обновления российского законодательства и правовой системы в целом [7].

Таким образом, конституционные изменения 2020 г. создают фундамент и задают ориентиры для дальнейшего обновления российского законодательства и правовой системы в целом, важная роль в этом принадлежит отечественной юридической науке. В этом плане заслуживают внимания новейшие исследования будущего права и юридического прогнозирования.

И.А. Умнова-Конюхова в своей монографии «Генерология и футурология права: тенденции и прогноз развития» исследует формирование и развитие футурологии права как науки и футуристического права, как инструментально-функциональной отрасли права нового поколения [1]. По ее мнению, в XXI столетии на фоне все возрастающего общественного запроса на научно-обоснованные предсказания будущего беспрецедентно актуализировалась потребность в объективных прогнозах развития права. Частичное решение таких задач, как выработка концепций и стра-

тегий правового развития, своевременное обновление права, его систематизация и кодификация, выявление тенденций и перспектив обновления, модернизация и трансформация права, - и отставание по всем этим позициям создало угрозу правового хаоса. «Внешне правовой кризис проявляется в том, что правовое развитие сегодня - это не всегда своевременное, обоснованное и последовательное обновление права, адекватно отражающее складывающиеся реалии». «Современное право напоминает ветхое лоскутное одеяло с многочисленными заплатками и дырками» [1, с. 6]. Причину происходящего автор видит том, что «у права будущего нет ясной парадигмы развития» [1, с. 1].

Тем не менее развитие межпредметных взаимосвязей между естественными, точными и гуманитарно-социальными науками в XXI в. послужило импульсом для развития уже сложившихся и формирования новых комплексных наук, к которым автор относит футурологию права или правовую футурологию как науку о праве будущего. Правовая футурология рассматривается учеными-правоведами как научно-прикладная наука об использовании новых технологий и методологий в праве (цифровые технологии, биотехнологии, нанотехнологии, нейроинструменты правового анализа и пр.). Такой подход, по мнению И.А. Умновой-Коню-ховой, неоправданно сужает предмет данной науки [1, с. 26-29].

Главное предназначение футурологии права, с ее точки зрения, состоит в создании дефиниции «права будущего» и определении его содержания. С этой позиции, правовая футурология - «это отрасль правовой науки, формирующая концепции, методологию и институциональные знания о праве будущего и соответственно о будущем отдельных правовых явлений» [1, с. 26]. Как полагает автор, «право будущего», как и право в целом, следует рассматривать в трех основных измерениях: (1) право, как идеал; (2) право в позитивном его воплощении в источниках права; (3) реальное право, - которые могут соотноситься между собой различным образом [1, с. 27].

Идеальное право будущего автор характеризует как «право, которое отвечает запросам на правовое регулирование, обеспечивает прогрессивное развитие человеческой цивилизации и тем самым реализацию предназначения человека и человечества по замыслу Творца (Бога, высшего разума), т.е. Создателя человека и

среды его обитания» [1, с. 27]. Изучение степени отклонения между собой идеального, позитивного и реального права составляет одну из ключевых задач правовой футурологии в процессе осуществления диагностики права. Содержание правовой футурологии и футуристического права объективно предопределяется тенденциями и перспективами развития цивилизации, общества и государств, выявляемыми футурологами-правоведами совместно с другими футурологами - представителями иных общественных наук, т.е. философии, политологии, истории, социологии, обществоведения и пр. [там же].

Теоретико-методологические взгляды на будущее российского права, развивая правовые воззрения выдающегося ученого-философа, академика РАН В.С. Стёпина, излагают в своей монографии «Будущее права. Наследие академика В.С. Стёпина и юридическая наука» Т.Я. Хабриева и профессор РАН Н.Н. Черногор [4]. Будущее права рассматривается учеными через его соотношение с новыми стратегиями цивилизационного развития; «машинизацию права» и перспективные способы кодирования социального и правового опыта, трансляции юридических норм и программирования правового поведения и др. Кроме того, авторы представляют доктринальный взгляд на прогнозирование эволюции права [4, с. 28-29].

Рациональная картина юриспруденции, воспринявшая концепцию самоорганизации сложных открытых нестабильных систем, апробированная в работах правоведов с привязкой к «постклассической юриспруденции», обусловливает формирование качественно нового представления о праве как о сложной саморазвивающейся системе, открытой по отношению к окружающей среде» [4, с. 74-75].

В системе формирующихся новых ценностей техногенной цивилизации особенное значение имеет устойчивое развитие. Устойчивость правопорядка соответствует этой цивилизационной ценности, а устойчивый правопорядок сам по себе является таковой. Стратегии сохранения и обеспечения устойчивого развития следует искать «руководствуясь целью формирования правового общества и концепциями правового государства» [4, с. 78-79].

Особенную роль и значение, по мнению Т.Я. Хабриевой и Н.Н. Черногора, имеет юридическое прогнозирование, которое

является разновидностью познавательной, научно-исследовательской деятельности, имеющее «свои философско-мировоззренчес-кие основания, изменение которых оказывает влияние на его различные элементы» [4, с. 162]. «В процессе прогнозирования будущего состояния объектов государственно-правовой сферы следует учитывать новое расширение смыслов категории "причинность", новое понимание пространства и времени, соотношение вещи и процесса, части и целого, искусственного и естественного» [там же].

Особенное место занимает категория «целевой причинности», которая «является новеллой для доктрины юридического прогнозирования». В.С. Стёпин, как отмечают авторы, понимал ее в двух смыслах: во-первых, как характеристику саморегуляции и воспроизводства системы (в нашем случае - права, государства, государственно-правовых явлений) в устойчивых состояниях, когда сохранение главных системных параметров управляет поведением системы и ее реакцией на воздействие среды; во-вторых, как характеристику направленности развития системы [4, с. 162-163].

Включение новых смыслов причинности в матрицу прогнозирования будущего права актуализирует неновую проблему - соотношения объекта и предмета прогнозирования. Правоведы отмечают целесообразность их разделения, категорирования и идентификации в базовой модели прогноза наряду с объектом прогнозирования его предмета. В прогнозном исследовании, объектом которого является право, в качестве предмета выступают закономерности, тенденции, свойства, отношения, действие внешних факторов неюридического характера (социально-экономические, политические, демографические, культурные, цивилизационные, социологические, морально-этические и др.). Они конкретизируются в каждом прогностическом исследовании [4, с. 163-164].

В целях подготовки достоверных прогнозов правового развития правоведам, с точки зрения Т.Я. Хабриевой и Н.Н. Черного-ра, предстоит решить следующие научные задачи.

1. Необходимо развивать методологию и методику оценки состояния права, выявления признаков его неустойчивости.

2. Предстоит модернизировать технологию юридического прогнозирования, в том числе посредством включения в нее стадии оценки состояния объекта прогнозирования - в данном случае

права, диагностики выявленных отклонений от «нормы» (стабильного состояния), которая будет предшествовать последующим этапам прогнозного исследования.

3. Потребуется уточнить требования как к самому прогнозному исследованию, так и к составлению прогноза, а также подготовить рекомендации по использованию методов юридического прогнозирования в зависимости от результатов диагностики состояния объекта [4, с. 160-162].

Список литературы

1. Умнова-Конюхова И.А. Генерология и футурология права: тенденции и прогноз развития : монография / РАН. ИНИОН. - Москва, 2023. - 161 с.

2. Умнова-Конюхова И.А. Конституционное футуристическое право и конституционная футурология в XXI столетии : монография. - Москва : Русайнс, 2021. - 286 с.

3. Хабриева Т.Я. Конституционная реформа в современном мире : монография. -Москва : Норма : ИНФРА-М, 2021. - 308 с.

4. Хабриева Т.Я., Черногор Н.Н. Будущее права. Наследие академика В.С. Стё-пина и юридическая наука / РАН, Ин-т законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ. - Москва : ИНФРА-М, 2020. - 176 с.

5. Crum B. Models of EU Constitutional Reform: What do we learn from the Conference on the Future of Europe? // Global сonstitutionalism. - 2023. - First View. - P. 1-19. - URL: https://www.cambridge.org/core/journals/global-constitu tionalism/article/models-of-eu-constitutional-reform-what-do-we-learn-from-the-con ference-on-the-future-of-europe/B851EAF3D7FDB97EE1C13D2AB88460EE (дата обращения: 06.07.2023).

6. Henderson J. The Constitution of the Russian Federation: A contextual analysis. -Second ed. - Oxford ; New York : Hart Publishing, 2022. - 252 p.

7. Khabrieva T.Y., Klishas A.A. Thematic commentary to the law of the Russian Federation amending the Constitution of the Russian Federation of march 14, 2020. N. 1-FKZ «On improving the regulation of certain aspects of the organization and functioning of public authority». - Moskow : Norma : INFRA-M, 2021. - 216 p.

8. McDonald A. Changing States, Changing Nations: Constitutional Reform and National Identity in the Late Twentieth Century - Oxford ; New York : Hart Publishing, 2021. - 259 p.