CC BY
98
ФИЛОЛОГИЧЕСКИЕ НАУКИ
Литературоведение
удк 398.9 у. н. РЕШЕТНЁВА
Омский государственный педагогический университет
КОНФУЦИАНСКИЕ КУЛЬТЫ В КИТАЙСКИХ ПОСЛОВИЦАХ И ПОГОВОРКАХ
В статье анализируется специфика бытования основных конфуцианских культов в фольклорных текстах. В условиях возрастания роли конфуцианства как этико-философского учения в современном китайском обществе, данное исследование позволит глубже понять истоки и своеобразие китайского менталитета.
Возникнув в древности, на протяжении тысячелетней истории, пережив взлеты и падения, конфуцианство не утратило своей актуальности для современного китайского общества, Основные идео-логемы и культы этого учения восприняты и взяты на вооружение руководством коммунистической партии Китая [1). Наряду с этим в настоящее время правительством КНР особое внимание уделяется развитию культуры, литературы и искусства. Анализируя данную ситуацию в Китае, отечественные исследователи отмечают: «Особенно остро ставится вопрос о наследовании традиционного народного искусства, фольклора» [2]. В связи с этим в данной работе рассмотрим преломление основных конфуцианских культов и постулатов в фольклорных текстах, а именно в китайских народных посло-| вицах и поговорках.
( Конфуцианство как этико-религиозное учение, !_ впитав в себя духовный опыт предшествующих эпох, со временем стало авторитетной идейно-политичес-
кой силой, пронизывающей все слои общества. Укрепление позиций конфуцианства в качестве государственной религии, начиная с эпохи Хань (III в. до н.э. — III в. н.э.) способствует появлению ряда культов конфуцианского содержания: культа грамотности и образования, ученых-чиновников, культа великого мудреца — Конфуция, а также других культов [3]. Русский синолог С.М. Георгиевский, изучая Китай, ещё в конце XIX в. писал: «Конфуций первоначально чествовался в храме, воздвигнутом при его могиле, и что в постепенности времени храмы этому философу были сооружены во всех городах Китайской империи» (4]. О глубоком проникновении конфуцианских идей и культов в народную среду свидетельствуют пословицы и поговорки. В них показано различное отношение народа — от почитания до иронии:
• iL Г U v.w (5].
IИ] у Конфуция бывает три ошибки [здесь и далее после иероглифического текста перевод наш. — У. Р.].
■ Продавать «Книгу о сыновней почтительности» перед дверьми Конфуция (перевод и комментарии Б.Л. Рифтина: т. е. делать что-либо несуразное — учение о сыновней почтительности было заложено Конфуцием) [6].
Народная афористика по-разному именует Учителя: Кун-цзы, Кун Фу-цзы, Фу-цзы. Самая популярная форма имени Конфуция — Кун-цзы. В паремиях встречаются также имена учеников и последователей Конфуция — Цзэн-цзы и Мэн-цзы. Последний «в официальной конфуцианской литературе именовался «Вторым совершенномудрым» [7], в то время как Цзэн-цзы — ученику Великого мудреца, «по значимости в конфуцианской этической традиции отводилось третье место после Конфуция и Мэн Кэ» [8]. Имена этих совершенномудрых связаны с конфуцианскими канонами, например, Мэн-цзы является автором одноименного философского трактата [9]. Об ученике Великого Учителя говорится в трактате «Луньюй». Оба произведения входили в число обязательных канонов для изучения в китайской образовательной системе вплоть до XX в. Таким образом, одна из причин фиксации имен конфуцианских философов в народных речениях связана с культом конфуцианских сочинений. О их роли в жизни народа свидетельствует следующее: «Китайцы убеждены, что спящий человек бывает гарантируем от напад-ков нечистой силы, если под его подушкой лежит какая-нибудь из книг конфуцианского канона» [10]. Кроме того, с XIII в. Мэн-цзы и Цзэн-цзы были введены в когорту из четырех персонажей ближайших учеников Конфуция, которые удостаивались жертвоприношений [11]. Это еще раз свидетельствует о большой популярности культов Конфуция и его учеников, которые нашли свое воплощение в фольклорных текстах. В паремиях подчеркивается высокая нравственность и добродетели конфуцианских мудрецов:
• тттишрл [5.с. 584].
Семья Конфуция не знает ругани, семья Цзэн-цзы не знает драк.
Следующий пример свидетельствует, что, с народной точки зрения, наряду с почитанием великих ученых не стоит забывать о «хлебе насущном», о земледелии:
■ ш-тшшшшт [5. с.584].
¡Ни] Конфуций, [ни] Мэн-цзы не могут вместо меня удобрять землю, сажать чумизу.
Не меньшей значимостью для китайской традиционной культуры обладает культ грамотности и образования. С древнейших времен во многих этнических культурах с особым трепетом относились к образованным людям. Образование давало знания и возможность занять высшую ступень социальной лестницы. Но именно в Китае проникновение в сословие ши, своеобразную касту интеллектуалов, стало одной из важных задач воспитания и обучения подрастающего поколения:
•ШФШ7-. «Ш^*^ [5. С.475].
Лучше учить сыновей, чем копить деньги, лучше читать книги, чем праздно сидеть.
Создавшаяся ситуация предопределила высокую степень внимания к обучению и просвещению. Специфика китайской школы во многом связана с организацией и содержанием педагогической деятельности. В школе учились только мальчики. Они с 5 - 6 лет поступали в полное распоряжение учителя с 7 утра до 6 вечера с перерывом на обед. Народная афористика по этому поводу замечает:
• тшш-т, гаэдяя [5. с.Ю56].
Учитель как отец, соученики как братья.
Строгость - непременный атрибут китайского учителя, поэтому «строгость и наказание были неизменными спутниками учебы с первых же школьныхдней» [3. С.192]:
• ^ЙАШ'ЮИХ [5. С.537].
Человек, пришедший в горы, боится тигра, [а]
ученик боится учителя.
Важным аспектом образования в Китае стало овладение самобытной иероглифической письменностью, ее особенности делали процесс обучения длительным и сложным, поэтому «образованный человек выглядел полубогом в глазах простолюдинов» (12. С.5]. Таким образом, культ грамотности был взаимосвязан с культом иероглифа [3. С. 190]. Но в то же время многие, выучив несколько сотен иероглифов, все же оставались неграмотными, недаром народная мораль говорит:
•ът^жш, шмй [5. с. 961].
Знать иероглифы — рай, не знать иероглифы —
пд-
Хотя ряд из-речений настаивает на понимании сущности человека:
• ^вдаЯЛ [5. С.784].
Лучше не знать иероглифы, чем не знать человека.
Используя следующее изречение о иероглифах, китайцы метко характеризуют совершенно очевидную ситуацию:
• [5. С.14].
На белой бумаге написаны черные иероглифы.
Следует отметить, что не только овладение содержательной стороной письменного знака было сложным процессом, но и овладение приемами его написания было не менее трудным, но весьма почитаемым делом. Искусство каллиграфии — важная составная часть культа письменности, а умение пользоваться кистью особо почиталось в народной среде:
• [5. с. 68].
Неумеющий править лодкой сетует, что бухта
извилиста, неумеющий писать иероглифы сетует, что кисть лысая.
• -кАШКЩ, АШЧХ? (5. с. 199).
Великий человек совершает великий дела, большая кисть пишет большие иероглифы.
• и>1Л, [5. С.585].
Слова — ветер, кисть — след.
• &ШАШЛ [5. С. 1557].
Бумага и кисть убивают человека без ножа.
Итак, основными умениями, которые получали ученики в традиционной китайской школе, были умения читать и писать. Они высоко ценились в народной среде, что подтверждают следующее высказывание:
- шт, шипи, "ЩЩ0, штш [5.с.573].
Читаешь много, знания увеличиваются, пишешь много, из-под пера восходят цветы.
Метафорой «из-под пера восходят цветы» народная афористика говорит о высоком художественном мастерстве, о художественном даровании.
Еще одной спецификой китайской образовательной системы являлся ее преимущественно гуманитарный характер. «Необходимым требованием конфуцианской педагогики было глубокое знание учения предков, основанного на толковании текстов» [12.С.21]. Обязательное знание наизусть конфуцианских канонических книг и владение истиной, заключенной в них, приводит к появлению культа конфуцианских сочинений. Эти каноны еще
с доханьского времени считались источником мудрости:
• ШШЪ. [5. С. 485].
Поскольку читаешь книги Конфуция и Мэн-цзы,
то непременно постигнешь ритуал Чжоу-гуна.
Чжоу-гун — этот персонаж китайских пословиц и поговорок «причисляется конфуцианской традицией к «совершенномудрым» правителям древности» [13]. Сочинения Конфуция и Мэн-цзы являются авторитетнейшими памятниками философской мысли древнего Китая, входят в «Пятикнижие» и «Четверокнижие» соответственно - это основной свод канонических текстов. Вплоть до XX в. они были базой для получения ученых степеней и официальных должностей в Китае, «чтобы занять любую государственную должность, требовалось доказать на экзамене знание конфуцианского канона» [14].
• Выучил «Четверокнижие» — и сюцай готов (перевод Б.А. Рифтина) [6. С. 284].
Сюцай — обладатель низшей ученой степени, как правило, ее получал любой принимавший участие в экзаменах, независимо от их результатов, лишь при династиях Мин и Цин ужесточились требования для получения степени. Нередко ее обладатель не мог дальше держать экзамен. Причинами служили материальные трудности, связанные с длительностью и оплатой за обучение, возлагавшейся тяжким бременем на семью, а также отсутствие талантов и прилежания. Итак, с одной стороны, получивший степень сюцай имеет формальное право считаться элитой общества, заслуженно пользуется уважением сородичей, а с другой —, потратив многие годы только на изучение книг, более ничему не научившись, не достигнув вершин карьеры, сюцай служил предметом иронии и насмешек среди народа. Об этом свидетельствует ряд изречений:
• МШ-t. [5. С.417].
Хэнаньский сюцай — мешок ошибок.
• тшж&г?- [5. с. 1334].
Сюцай держит кисть — забыл иероглифы.
Помимо ученой степени сюцай (совершенствующий дарования) существовали: минцзин (знаток канонов), цзиныпи (рекомендованный в чиновники) и другие [12. С.51]. В народной афорис-тике зафиксирована информация и о них:
• - = [5. С.1401].
В день по три иероглифа, через три года держи экзамен на цзиньши.
Исследователь китайской культуры Л.С. Васильев указывает на еще одну особенность китайской образовательной системы: «Для конфуцианского Китая было весьма характерно стремление учиться (если позволял достаток) вне зависимости от возраста» [3. С. 190]:
■ 5+'hia± [5. С.986].
В тридцать стар для минцзин, в пятьдесят мал для цзиньши.
Итак, сдав конкурсные экзамены, обладатели ученых степеней становились кандидатами на официальные должности, предоставлявшие финансовые возможности и соответственно определенное благополучие в будущем. Материальные и идеологические факторы «способствовали созданию и укреплению в стране культа ученых-чиновников, интеллектуалов-шэньши» [3. С.204]. В пословицах и поговорках отражено деление на гражданские и военные чины:
• XtnmЁ- [5. С. 1239].
Чиновник часто пользуется кистью, офицер
много тренирует кулаки.
Достижения китайской бюрократии в качестве государственного аппарата управления безусловно внушительны:
• ХИ^ШЯТ [5. С. 1239].
Чиновник кистью усмиряет Поднебесную.
В то же время у нее имеются свои пороки, которые едко высмеивает народ:
• ВШПЙ, Ш-ЙШ [5. С.743].
Стремившийся стать чиновником, словно мышь,
ставший чиновником, словно тигр.
■ ^ift [5. С.711].
Без жестокого сердца невозможно стать чиновником.
• itat, ШШ [5. С.1114].
Кто станет чиновником, тот, у кого есть деньги.
Таким образом, конфуцианство, являясь идеологической основой государства и общества в Китае, заняло лидирующие позиции в области государственного управления, предпосылками для этого послужила сложная система китайской бюрократии. Оригинальной идеей которой было приспособить систему народного образования этике конфуцианских норм. Результатом функционирования традиционной китайской школы был отбор кандидатов на официальные должности по личным способностям. Помимо этого доминирование в культуре этических постулатов и культов предопределило могущество конфуцианства в Китае на долгое время. Современное состояние китайского общества свидетельствует о глубоком проникновении конфуцианских традиций в жизнь народа, более того, тенденции Китая в настоящее время — это обращение в прошлое, вооружение конфуцианскими идеалами, успешное их применение в новой жизни. Фольклорный материал, являясь источником сведений о конфуцианских традициях и культах, бережно хранит этот бесценный материал для дальнейших исследований.
Библиографический список
1 Аллаберт A.B. Роль конфуцианских ценностей в формировании морально-нравственного облика современного руководителя/А. В. Аллаберт // Восток. - 2005. -№5. - С.83-95.
2. Мамаева Н.Л. Новые характеристики политики КПК / Н. Л. Мамаева // Китайская Народная Республика в 2002 г.: Политика, экономика, культура. — М.: Ин-т Дальнего Востока РАН, 2003. - С.3-15.
3. Сорокин В.Ф. Основные направления развития культуры / В. Ф. Сорокин// Китайская Народная Республика в 2002 г.: Политика, экономика, культура. — М : Ин-т Дальнего Востока РАН, 2003. - С.209.
4. Васильев Л.С. Культы, религии, традиции в Китае / Л. С. Васильев — М.: Восточная литература, 2001. - 488 с.
5. Георгиевский С.М. Принципы жизни Китая / С. М. Георгиевский - СПб.: Типография H.H.Скороходова, 1888. - С.228.
6. Чжунго суюй яньюй ку (Сборник китайских народных изречений, пословиц и поговорок). Шан, ся (Т. 1,2) / Бянь (Сост.) Чжан Иньдунь. — Чжэнчжоу: Чжунчжоу гуцзи чубаньшэ (Изд-во: Чжунчжоу гуцэи), 2001. - С.584.
7. Китайские пословицы и поговорки // Пословицы и поговорки народов Востока / Отв.ред.И.С.Брагинский, сост.Ю.Э. Брегель, пред.В.П.Аникина. — М : Изд-во восточной литературы, 1961. - С.306.
8. Феоктистов В.Ф. Мэн Кэ // Китайская философия: Энциклопедический словарь / РАН. Ин-т Дальнего Востока; гл.ред М.Л.Титаренко. - М.: Мысль, 1994. - С.235-236.
9. Ли Си. Цзэн-цзы // Китайская философия: Энциклопедический словарь / РАН. Ин-т Дальнего Востока; гл.ред М.Л.Титаренко. - М: Мысль, 1994. - С.425.
10. Феоктистов В.Ф. «Мэн-цэы» // Китайская философия: Энциклопедический словарь / РАН. Ин-т Дальнего Востока; гл.ред М.Л.Титаренко. - М.: Мысль, 1994. - С.237-238,
11. Георгиевский С. М. Мифические воззрения китайцев / С. М. Георгиевский - СПб.; Типография И.Н.Скороходова, 1892. - С.90.
12. Кравцова М.Е. История культуры Китая / М. Е. Кравцова - СПб.: Лань, 1999. - С. 476.
13 Боревская Н Е. Очерк истории школы и педагогической мысли в Китае / Н. Е. Боревская; Отв. ред. А.Е.Лукьянов. - М.: Ин-т Дальн. Востока РАН, 2002. - 146 с. - С.5.
14. Ли Си. Чжоу-гун // Китайская философия: Энциклопедический словарь / РАН. Ин-т Дальнего Востока; гл.ред М.Л.Титаренко. - М.: Мысль, 1994. - С.457.
15. Лисевич И.С. Литературная мысль на рубеже древности и средних веков / И. С. Лисевич - М„ 1979. - С.24. РЕШЕТНЁВА Ульяна Николаевна, старший преподаватель кафедры иностранных языков ¿торой специальности.
Дата поступления статьи в редакцию: 24.05.06 г. © Решетнёва У.Н.
Языкознание
y*K81111137 С.М. БОГАТОВА
Омский государственный университет
СЕМАНТИКА
ЛЕКСЕМ «HOUSE» И «НОМЕ» В СИНХРОНИИ: КОГНИТИВНЫЙ АСПЕКТ
Статья посвящена исследованию языковой репрезентации концепта «дом» в английской лингвокультуре. Посредством анализа семантики лексем house и номе, объективирующих данную понятийную область, выделяются основные когнитивные слои и когнитивные признаки, образующие ядро и базовый слой соответствующих концептов, выявляются точки пересечения и расхождения их концептуальных областей.
В статье анализируется языковая оппозиция лексем house и номе, объективирующих концепт дом в английском языке. Актуальность статьи обусловлена важностью выявления когнитивных структур, лежащих в основе речемыслительной деятельности человека. При этом исследование языковых средств репрезентации концептов является одним из наиболее эффективных средств проникновения в концептосферу носителей языка с целью выявления ее специфических черт, осмысления миропонимания и поведения людей [1,2]
Концепт дом, объективируемый в английском языке двумя лексемами-репрезентантами kou.se/homc можно отнести к так называемым парным концептам — «семантическим дублетам», изучение которых по мнению некоторых авторов представляет особый интерес для лингвокультурологического исследования [3]. В таких концептах, как например: «счастье» - «блаженство», «любовь» - «милость», «справедливость» - «правда», «свобода» - «воля», «честь — достоинство» и пр., этноспецифическая маркированность закреплена преимущественно за вторыми членами пары [3]. В рассматриваемом концепте элемент номе представляет собой компонент, не эксплицированный в славянской культуре.
В задачи данной статьи входит рассмотрение семантики лексем house и номе, выделение когнитивных слоев и когнитивных признаков, составляющих соответствующие концепты1, а также выявление дифференциальных признаков и точек соприкосновения их концептуального содержания.
Хотя содержательные области исследуемых понятий пересекаются не только в зоне ближней периферии, но и в приядерной зоне, в центре каждого
из них находится уникальное ядро. В терминах когнитивной лингвистики ядром концепта является индивидуально-образная единица УПК (универсального предметного кода — термин Н. И. Жинкина), которая одновременно специфична для каждого отдельного носителя языка и имеет черты общенационального [2]. Очевидно, что в данном случае концепт, объективируемый лексемой house, имеет в своем ядре некий прототипический образ дома-здания, так например, OALD приводит для словарной статьи house четыре иллюстрации, изображающие типы жилых строений, наиболее характерных для английской и американской культуры: row of terraced houses/ terrace (US row houses), semi-detached houses (US duplex), detached house (US house), bungalow (US ranch house) [6]. В отличие от лексемы house, ключевое слово номе вызовет у любого представителя английской лингвокультуры индивидуально-чувственный образ его собственного дома, будь то квартира, особняк или личная комната.
Данные утверждения целесообразно доказать посредством выявления в семантике соответствующих слов когнитивных слоев и признаков, образующих базовый слой данных концептов.
Базовый слой концепта, репрезентируемого лексемой HOUSE
Анализ словарных дефиниций лексемы house позволяет выявить основные семы, составляющие её первое денотативное значение и образующие ядро данною концепта: building/structure, for human hab-
' «Концепт» в данном случае понимается в узком смысле, как «план содержания языкового знака» по С.Г. Воркачеву [3].
