CC BY
37
"становление диктатуры". Гораздо чаще отмечают "сохранение прежних (ельцинских) порядков (31%) или даже "развитие демократии" (23%). Но примечательно то, что мнения о полезности диктатуры для сегодняшней России делятся почти поровну: 40% "за" при 43% "против".
Авторитарный, в том числе и авторитарно-популистский порядок всегда "проще", примитивнее, ниже по уровню организации по сравнению с демократическим. Он сводит управление к командованию, подменяет политический авторитет простым насилием (судебным, полицейским, военным). Готовность — пока, впрочем, скорее декларативная — принять подобное упрощение составляет сегодня важнейший признак ограниченности политического "потолка" человека и времени.
Борис ДУБИН Конец века
Чем ближе окончание календарного века и тысячелетия, тем настойчивее стремление разнообразных масс-медиа — публицистов, ведущих радио- и телепередач так или иначе "подвести итоги", воспользоваться подобной ситуацией чисто формальной смысловой границы и разыграть этот своеобразный ценностный предел в виде шоу, конкурса или иного публичного представления. Уникальность такой "круглой даты" (в пределах одной человеческой жизни) и вместе с тем ее ожидаемость (повторяемость в "большом" времени), общезначимость и наряду с этим безличность ("объективность") делают подобную отметку идеальным, а значит — идеально "пустым" символом истории, исторического времени, эпохи, события. Введение искусственной хронологической границы дает в таких случаях возможность оформить своего рода "интригу" истории, как бы проявить в наиболее отчетливом виде драматический ход "целого", героев "эпохи" и пр*. А следовательно, позволяет — на этот раз уже не журналисту, а социологу — выявить обобщенную структуру сознания, именно так представляющего себе свой значимый мир (символическую конструкцию своего "прошлого"), такими способами и в таких формах его организующего. В настоящей статье некоторые аспекты этой проблематики развернуты на материале массовых репрезентативных опросов ВЦИОМ, проведенных в 19992000 гг. (в ряде случаев для сравнения привлекаются сопоставимые данные опросов предшествующих лет)**. Отдельные их результаты ранее публиковались в информационном блоке "Мониторинга общественного мнения", в таблицах и графиках, представляющих основные тенденции. В данной статье они сведены и обобщены.
Отношение к времени: сознание опоздавших. В массе российского населения — причем всех основных социально-демографических групп — сегодня преобладают негативные оценки заканчивающегося столетия. Среди общих характеристик, которые респонденты разных возрастных групп, с разным уровнем образования и пр., чаще всего дают веку, в котором живут, прежде всего выделяются
* См. об этом: СеПеаи М. йе. La chronologie, ou 1е Ы masquёe// СеНеаи М. (]е. Ь’ёсгииге с!е ГЫвимге. Р., 1993. Р. 104109; Рикер П. Время истории и судьба события // Рикер П. Время и рассказ. М., 2000. Т. 1. С. 238-258; Савельева И., Полетаев А. История как знание о прошлом // Логос. 2000. № 2 (23). С. 39-71.
** Некоторые их результаты в сопоставлении с данными опросов на Украине представлены в работе: ЗлобинаЕ., Тихонович В. Миллениум: Социальное время в образах массового сознания // Социология: Теория, методы, маркетинг. Киев, 2000. № 1. С. 14-33.
войны (32% опрошенных в августе 1999 г., N=1600 человек), разрушение окружающей среды (24%), природные катаклизмы, катастрофы (20%), жестокость, террор (19%) и т.п. (вспоминается прямо-таки космический катастро-физм Апокалипсиса или гибель богов в раннесредневековой германской эпике — этакий "железный век" Гесиода, "век вьюжный, век волчий" из Старшей Эдды). Совокупность заметно более редких позитивных оценок не просто выглядит значительно слабее, но и представлена фактически лишь одним семантическим признаком — достижениями науки и техники (22% опрошенных), прежде всего в освоении космоса (18%) и в развитии средств массовой информации (13%). Только здесь и начинает сказываться образовательный фактор: респонденты с высшим образованием заметно чаще остальных отмечают успехи в науке и технике в XX в. (Замечу, что и в характеристиках людей XX в., в сравнении с XIX в., у современных россиян явно просматривается негативный уклон: если брать основные ответы на вопрос: "Говорят, что люди XX в. во многом отличаются от тех, кто жил в XIX в. и раньше. Правда ли, что наши современники более...", то наши современники — причем чаще такие оценки дают самые молодые и образованные респонденты — в сумме прежде всего раздражительны (45% из 1600 опрошенных в ноябре 1999 г.), злы (30%), безнравственны (28%), нетерпимы (24%), несчастны (21%). Противовес этому — ум (31%), но прежде всего образованность (42%) — выглядит, надо сказать, слабо.)
Сама идеология побед научно-технического прогресса, стоящего за подобными оценками, несколько напоминает умонастроения "физиков" в советской культуре конца 50-х — начала 60-х годов, если не еще более ранние эпохи приобщения к достижениям науки и техники (вряд ли случайно, что среди наиболее важных для повседневной жизни открытий XX в. у россиян лидирует электричество — 64% опрошенных, по данным августовского опроса 1600 человек). Этими автостереотипами массовых слоев ИТР на предыдущих этапах форсированной индустриализации страны, в условиях преимущественного развития военно-промышленного комплекса (разрастания предприятий "средмаша" и соответствующих инфраструктур, образа жизни и пр.) можно, вероятно, объяснить и совершенно непомерную значимость всего связанного с освоением космоса и его героями (С.Королевым, но прежде всего Ю.Гага-риным, ведь не нынешняя же станция "Мир" имеется в виду!), для общей картины XX столетия в сознании россиян разного возраста, образования, квалификации, жизненного опыта. Однако осознание высочайшего престижа космических исследований, как уже говорилось, характерно для самых разных возрастных, образовательных и профессиональных групп. В этом смысле это не просто реальная часть биографии и памяти конкретных людей, но и элемент общей легенды, державной картины русской и советской истории. Видимо, наряду с победой в Отечественной войне, выход в космос остается на сей день самым главным и наиболее общим позитивным символом советского строя, советской эпохи в массовом сознании (может быть, семантика триумфа и власти над миром выражена в этом символе даже еще чище и сильней, чем в победе над фашизмом).
Ровно так же символическая значимость телевидения в картине мировой истории XX в. определяется для россиян конечно же не только весьма высокой реальной активностью телесмотрения, регулярно отводимым на него многочасовым временем или информационной пользой телепередач (среди важных для повседневной жизни открытий XX в. телевидение в России следует за электричеством: по данным августовского опроса 1999 г., таким его назвали 37% из 1600 опрошенных россиян, а космические полеты и телевидение 35 и 34% россиян относят к числу самых крупных технических достижений столе-
тия). Характерное для ТВ соединение семантики приобщенности со значениями дистанцированности носит в наших условиях, мне кажется, особый смысл: отстраненности, неучастия, взгляда со стороны, происходящего или происшедшего "не со мной" (в этом своем качестве оно может быть даже предметом переживаний, и не исключаю, по-своему сильных, но специфическим образом трансформированных, "замороженных", разгруженных в силу отдаленности от событий). Я бы в этом феномене видел своеобразный "комплекс зрителя" (в его истоке — установка уличного зеваки) и поставил его в связь с тем исключительно "зрительским" представлением о социальном мире, демократии и т.д., о котором в последнее время не раз писал Ю.Левада*. Характерно в этом смысле, что такие вышедшие в XX в. на массовый уровень социальные процессы и явления, как демократические преобразования и свободы, материальное благополучие и высокий уровень жизни большинства людей, возможности социального достижения для миллионов и пр., скорее всего не относятся сегодняшними российскими респондентами к себе, а потому — как "чужие" — и не связываются в их сознании с достижениями уходящего века (они входят в определение века не более чем для 3-5% опрошенных россиян).
Соответственно, к числу наиболее важных социальных изменений XX столетия россияне прежде всего относят распространение всеобщей грамотности (40%, по данным ноябрьского опроса 1999 г., N=1600 человек), бесплатное образование (35%), опять-таки развитие средств массовой информации (32%), бесплатное здравоохранение (30%). За подобной синонимией "всеобщности" и "бесплатности", в равной степени значимой, замечу, для всех социально-демографических категорий опрошенных, стоит семантика государства и соотносящего себя исключительно с ним государственного подданного, "подопечного человека" (наличие даже цветного телевизора в этой его социальной идентификации мало что меняет): именно для подобной "базовой личности" отсутствие платы является воплощением равенства. Государство — не общество! — есть, в данном случае, источник любых социальных, равно как и технических (космических — читай, военно-промышленных), изменений. Причем и событие здесь это, по определению, всегда событие государственного уровня и масштаба.
Иное социальное самоощущение, иное устройство общества дает, естественно, другое представление о веке и его достижениях. Так, в первую пятерку наиболее значительных для населения США событий XX в. входят, по данным гэллаповского опроса 1999 г. (часть их приводится в дайджесте настоящего номера на с. 6), достижение избирательного права для женщин в 1920 г. (его отнесли к самым значительным 66% опрошенных, в целом назвали значительным 86%**) и принятие акта о гражданских правах в 1964 г. (58%, в целом причислили к значительным 82%). В данном случае непосредственным агентом, деятельным субъектом подобных социальных достижений является конечно же общество, его наиболее активные группы, ведущие институты.
Сюжет истбрии: начала, вершины, поворотные пункты. Материалы трех опросов ВЦИОМ 1989-1999 гг. дают возможность сравнить отношение к тем или иным "событиям века" (табл. 1). Если рассматривать крупнейшие со-
* См., например: Левада Ю. Индикаторы и парадигмы культуры в общественном мнении // Мониторинг общественного мнения: Экономические и социальные перемены. 1998. № 3. С. 7-12.
** По данным всероссийского опроса в ноябре 1999 г. (N=1600 человек), равноправие женщин относят к наиболее важным для человечества социальным изменениям XX в. 26% опрошенных — пятая по важности позиция после упомянутых выше четырех.
бытия века в оценках 1989 г., то общими точками для всего российского населения являются Вторая мировая война и катастрофа на Чернобыльской АЭС: они не только очень важны, но и в равной степени значимы для всех социально-демографических групп. Значение же остальных важных событий (за исключением смерти В.Ле-нина и полета Ю.Гагарина, которые чаще всего актуальны для наименее образованной и наиболее пожилой группы) явно задавалось в 1989 г. самыми образованными респондентами: они заметно чаще других отмечали такие события, как Октябрьская революция, репрессии 30-х годов, начало перестройки, Первый съезд народных депутатов СССР, XX съезд партии и развенчанный на нем культ личности, а далее нэп, столыпинские реформы, февральская революция. "Значимое" здесь отсылало к ключевым точкам исторического пути страны, тогда еще Советского Союза, "начатого" в октябре 1917 г.: далее выделялись либо отклонения от "подлинно социалистического курса" ("извращение истинных идей революции"), либо символы некоей иной, "альтернативной", траектории развития России, возможности (и иллюзии) которой живо обсуждались в прессе в конце 80-х годов опять-таки продемократически ориентированными фракциями тогдашнего образованного слоя.
Таблица 1
Самые значительные события XX в.
(в % от числа опрошенных, данные опросов по программе "Советский человек", ранжировано по данным первого исследования, приводятся лишь сопоставимые позиции)
Событие 1989 г., N=1250 человек 1994 г., N-1994 человека 1999 г, N=2000 человек
Победа в Великой Отечественной войне 77 73 85
Октябрьская революция 63 42 64
Чернобыльская катастрофа 37 34 32
Полет Ю.Гагарина 35 32 54
Репрессии 30-х годов 30 18 11
Начало перестройки* 24 16 16
Ввод советских войск в Афганистан** 10 24 21
XX съезд партии 9 5 4
Коллективизация 9 8 6
Первая мировая война 8 19 18
Создание социалистического лагеря 4 4 5
* Вопросе 1999г. — "перестройка”.
** В опросе 1999 г. — "война в Афганистане".
Десять лет спустя, в 1999 г., общими событиями, в равной мере значимыми для всех категорий россиян, являлись Вторая мировая, авария на Чернобыльской АЭС, полет Ю.Гагарина в космос. Из остальных наиболее существенных позиций более образованные респонденты отмечают теперь лишь значимость революции (как и прежде), распада СССР и социалистического лагеря, а также перестройки. Фактически вся символика "иного" пути за пределами данной траектории, приведшей к развалу и уходу с исторической сцены прежней "могущественной", "великой" державы, стерлась, подверглась переоценке и потеряла прежнее значение — вместе с авторитетом вчерашней группы держателей наиболее значимых символов и смыслов. Соответственно, в перечне событий и составленном из них сценарии на первый план выдвинулась семантика тяжелых для страны, прежде всего военных испытаний
Таблица 2
Какая страна в целом сделала для человечества в XX веке больше полезного/принесла больше вреда?
(в % от числа опрошенных в соответствующей социально-демографической группе, август 1999 г., N=1600 человек)
Социально-демографическая группа Российская империя (СССР) / Россия Япония США
сделала больше полезного принесла больше вреда сделала больше полезного принесла больше вреда сделала больше полезного принесла больше вреда
В целом 34 10 33 5 23 28
Возраст: 18-29лет 38 12 43 2 33 24
30-44 года 35 12 37 5 23 28
45-54 года 29 8 31 6 20 32
55 лет и старше 34 8 24 6 15 30
Образование: высшее 42 14 38 3 32 26
среднее и среднее специальное 35 11 39 4 27 28
ниже средно: о 31 8 24 6 14 29
(так, Чеченская война 1994-1996 гг., но особенно 19992000 гг., вновь актуализировала значимость давних афганских событий*).
Так что сегодня и "перестройка" оказывается в несколько новом, существенно более "негативном" смысловом контексте, связываясь уже не с возможными новыми началами и альтернативными путями развития, а с крахом прежнего государственного целого (представая теперь как бы "началом конца"). При этом негативность, ка-тастрофизм самих военных событий, вызвавших их социальных причин и самых серьезных человеческих, общественных последствий, перенесены теперь на 90-е годы как период "разрушения" общего прошлого (разрушения легенды о его испытаниях и победах). Тогда как из самого этого прошлого, его коллективных образов негативные моменты, напротив, максимально вытеснены: так, ни к числу наиболее значительных событий столетия, ни к числу самых болезненных разочарований века россияне сегодня не относят ни ГУЛАГ, ни Холокост. Больше того, и падение Берлинской стены, и даже распад Советского Союза для них менее значимы, чем, скажем, для граждан США (см. дайджест номера на с. 6).
Допустимо сказать, что "субъект" приведенных здесь оценок (а соответственно, и их масштаб) за десять лет остался прежним. Это советская страна, советская держава, и перечисленные события — события ее истории. Вместе с тем изменились смысловые рамки оценок, их направленность и модальность. Координата будущего, семантика начала или альтернативы в нынешних оценках, в 1999 г., отсутствует либо ушла в тень, зато главной стала ностальгическая составляющая. Она в данном случае и положена в основу "истории": можно сказать, для нашего и других подобных случаев история — это "то, что мы потеряли", что ушло, разрушено, отнято и т.п. (а не то, например, что построено, что прио'брели, сохранили или отстояли)**.
Показательно и другое. Именно в 1989 г. престиж нашей страны в сознании ее граждан был самым низким. Так, на вопрос новогодней анкеты: "Кому бы могла слу-
* В общесоюзном опросе по итогам 1988 г. главным событием было названо начало вывода советских войск из Афганистана (эту позицию отметили 63% опрошенных), см.: Есть мнение!.. М., 1990. С. 288.
** См. об этом: Гудков Л. Комплекс "жертвы". Особенности массового восприятия россиянами себя как этнонациональной общности // Мониторинг общественного мнения... 1999. № 3. С. 53-57.
жить примером нагла страна?" общим ответом в 1989 г. было: "никому" (34% опрошенных, еще 44% затруднились с ответом). Соответственно, примерами, носителями ценных достижений виделись тогда Япония (34% опрошенных), США (28%), Швеция (7%), "другие развитые капиталистические страны" (28%)*. Сегодня ситуация (т.е. ностальгическая картина прошлого в свете "конца века") выглядит совсем иначе (табл. 2). Изменилась соотносительная оценка обоих полюсов ценностной шкалы ("мы— они") — России и США.
Ответы группы наиболее образованных россиян лидируют сегодня не только в нынешней высокой оценке российского, советского и снова российского опыта, но и в его ретроспективной переоценке. Дело в том, что именно образованные россияне (в частности тогдашние читатели "Литературной газеты") давали в 1988-1989 гг. самые негативные ответы на вопрос о значимости опыта нашей страны для других стран, для мира в целом. Складывается любопытная ценностная композиция: значение опыта российской и советской державы для образованного слоя не только ретроспективно растет с распадом СССР, но и повышается по мере утраты культурной авторитетности, собственных позиций. Если говорить лишь о приведенных данных, то, судя по ним, интеллигенция, мнившая и называвшая себя элитой, присоединилась здесь к большинству.
Еще более характерно то, что в марте 1999 г. (опрос "Советский человек", N=2000 человек) на представлении об СССР как великой державе в XX в. прежде всего настаивали наиболее пожилые и менее всего образованные россияне (соответственно 48 и 46% при 42% в среднем по выборке), тогда как всего лишь через год, в апреле 2000 г. (N=1600 человек), во всех группах по возрасту и образованию установилось полное согласие относительно того, что "Россия в настоящее время является великой державой" (в поддержку этой оценки высказались 55% самых молодых и 53% самых пожилых россиян, 56% опрошенных с высшим и 53% с незаконченным средним образованием и т.д.). В минимальной (но тоже количественно впечатляющей — 47%) степени разделяют подобное суждение избиратели Г.Зю-ганова, в максимальной (61%), понятно, приверженцы В.Путина.
Отечественные вожди и кумиры. Это соображение о поведении и роли образованных слоев в современной Рос-
* Есть мнение... С. 283-284.
Таблица 3
Кого из политиков, возглавлявших наше государство в XX в., Вы бы назвали самым выдающимся?
(в % от числа опрошенных в соответствующей социально-демографической группе, январь 2000 г., N=1600 человек)
Вариант ответа В целом Возраст Образование
1 8-24 года 25-39лет 40-54 года 55 лет и старше высшее среднее ниже среднего
И.Сталин 19 14 17 18 25 14 17 24
В.Ленин 14 15 12 18 20 15 13 22
Ю.Андропов 11 6 12 14 10 11 14 7
Николай ІЕ 9 15 13 10 3 10 12 6
Л.Брежнев 9 8 10 7 11 6 8 12
М.Горбачев 7 9 9 6 4 14 6 4
Б Ельцин 4 5 4 3 4 7 4 3
Н.Хрущев 3 1 2 3 4 2 3 3
Таблица 4
Выберите трех людей, которых с наибольшим правом можно было бы назвать "русскими кумирами XX века"
(в % от числа опрошенных в соответствующей социально-демографической группе, январь 2000 г., N=1600 человек)
Вариант ответа В целом Возраст Образование
1 8-24 года 25-39лет 40-54 года 55 лет и старше высшее среднее ниже среднего
Ю.Гагарин 32 44 29 29 32 33 31 32
В.Высоцкий 29 33 39 29 18 27 34 23
А.Сахаров 24 12 29 30 21 26 29 18
Г.Жуков 24 14 16 25 35 31 19 28
А.Миронов 21 26 29 21 12 18 25 17
В.Ленин 16 7 15 13 23 14 11 23
Л.Толстой 16 15 18 16 14 22 18 10
А.Солженицын 15 18 12 18 16 22 15 13
И.Сталин 14 14 8 11 22 14 10 19
Л.Орлова 12 14 8 12 14 8 12 14
сии можно подтвердить и уточнить, обратившись к данным о российских "героях" века (табл. 3).
Возглавляющие нынешний список выдающихся политиков И.Сталин и В.Ленин (вместе с Л.Брежневым) обязаны своей популярностью прежде всего самым пожилым и наименее образованным россиянам (см. табл. 3). Однако нельзя не видеть, что эти предпочтения — равно, как и оценка Ю.Андропова, героя "среднего поколения" россиян со средним образованием — в большой мере разделяются теперь молодежью и образованными респондентами. Популярность последнего российского императора среди молодежи — феномен воздействия массовых коммуникаций, в частности, нового русского ТВ (по образцу Э.Радзинско-го) или соответствующего кино (а ля Н.Михалков). Символические фигуры инициаторов крупномасштабных социальных перемен в стране — относительной либерализации, демократизации, перестройки, чью авторитетность должна была бы задавать и воспроизводить интеллигенция, поддержаны ею весьма слабо. В результате они оттеснены в самый низ списка*.
* По ответам на несколько иной по форме и смыслу вопрос о фигурах, оказавших наибольшее влияние на историю в XX в. (ноябрьский опрос 1999 г., N=1600 человек), выявляются четыре лидера: В.Ленин (65%), И.Сталин (51%), А.Гитлер (51%), М.Гор-бачев (42%). Активнее других групп все эти четыре фигуры называют наиболее образованные (а в случае И.Сталина и А.Гитлера и более молодые) россияне.
Похожую, но более подробную картину дает перечень избранных населением кумиров столетия (табл. 4).
Как видим, вчерашние символы интеллигентского самоопределения в определенной мере усвоены нынешним массовым сознанием. Не только герои кино- и телеэкранов, такие, как А.Миронов и В.Высоцкий, но даже А.Д.Сахаров выдвигаются сегодня в качестве образцов группой среднеобразованных россиян среднего возраста (видимо, она — мужская ее часть применительно к В.Высоцкому и женская по отношению к А.Миронову — и представляет собой в наших условиях передаточный механизм культурной трансляции). Преобладающе интеллигентскими кумирами выступают сегодня Л.Толстой и
А.Солженицын, но их символическую значимость в большой мере разделяют и все остальные группы и слои. Та же диффузность — но со сдвигом от более старших и наименее образованных россиян ко всем остальным — характерна для символической поддержки В.Ленина, И.Сталина и Г.Жукова. Молодежная популярность Ю.Гагарина и Л.Орловой — феномен того масскоммуникативного воздействия, о котором уже говорилось ("старое кино" на сегодняшних телевизионных экранах регенерировало в этом последнем случае и воспоминания наиболее пожилых респондентов, точнее, респонденток).
Иными словами, общая картина символического пантеона сегодняшних россиян представляет собой результат наложения нескольких явлений, процессов и эпох. Ос-
нову ее составляют советские вожди и военачальники (для самых старших россиян) вкупе с телевизионными кумирами 70-80-х годов (для среднего поколения), к которым годы гласности и перестройки добавили малочисленные вкрапления прежде запретных (интеллигентских) кумиров тех же двух десятилетий, предшествующих нынешней эпохе "развала и упадка", 90-м годам*.
Романы века. Подобный процесс усвоения и переосмысления выборочных интеллигентских символов в ходе их амальгамирования с нормативно-советскими образцами и семантикой при одновременном отвержении всего интеллигентского смыслового контекста и ценностной дисквалификации социального авторитета прежних образованных слоев виден и на той сфере, которая составляла заповедный домен образованного сословия — литературе, значимости и популярности литературных образцов**. В ноябре 1998 г. 2409 жителям России, представлявшим по своим социальным и демографическим характеристикам все население страны, был среди других вопросов задан и такой: "Какие из перечисленных ниже русских романов, написанных с начала столетия по нынешний день, Вы бы причислили к лучшим литературным произведениям XX в.?" Прилагавшийся список включал 21 роман — вещи разных десятилетий, разной поэтики и разной читательской судьбы, дающие, соответственно, разные версии коллективной истории, разные портреты российского человека. К ним можно было добавлять по своему желанию и другие книги (этой возможностью воспользовались 50 человек— 2% опрошенных). Можно было отметить несколько позиций, в среднем каждый читатель назвал по два романа. Четверть опрошенных россиян затруднились с ответом. Ответы остальных — по объему они явно подразделяются на три группы — сконцентрировались вокруг следующих позиций (в % от числа всех прошенных):
Вариант ответа %
М.Шолохов "Тихий Дон" 34
А.Иванов "Вечный зов" 30
М.Булгаков "Мастер и Маргарита" 27
И.Ильф, Е.Петров "Двенадцать стульев" 25
К.Симонов "Живые и мертвые" 12
Н.Островский "Как закалялась сталь" 11
А.Рыбаков "Дети Арбата" 10
A.Фадеев "Молодая гвардия" 10
Б.Пастернак "Доктор Живаго" 5
Л.Леонов "Русский лес" 4
B.Пикуль "Слово и дело" 3
Остальные "подсказки" — а это половина списка — собрали лишь по 1 -2% опрошенных каждая (либо и того меньше): эти значения лежат в пределах доверительного интервала, различия между ними статистически не значимы.
В новейшую эпоху репутацию популярного романиста (как, впрочем, и писательские репутации вообще) создавали, а во многом и поддерживали читательницы. Такова ситуация и в нашем опросе. Доля мужчин несколько выше нормы лишь среди почитателей "Двенадцати стульев" и "Слова и дела". Среди приверженцев остальных романов либо заметно больше доля женщин (именно так обстоит дело с книгами М.Булгакова и А.Иванова,
* Подробнее об этом см.: Дубин Б. Прошлое в сегодняшних оценках россиян // Экономические и социальные перемены: Мониторинг общественного мнения. 1996. № 5. С. 28-34.
** Впрочем, это можно было бы показать на массовых представлениях о новейшей музыке, где первым композитором века назван (правда, лишь несколькими процентами опрошенных) Игорь Крутой, первым художником — Александр Шилов и т.п.
А. Рыбакова и М. Шолохова) , либо—например, по отношению к романам-символам интеллигентской культуры 6080-х годов — различий между читателями по полу практически нет.
Возраст, поколенческая принадлежность — характеристика, дифференцирующая читателей более тонко. Молодежь (и люди с высшим образованием) явно лидирует среди тех, кто выделил романы М.Булгакова и Б.Пастернака, И.Ильфа и Е.Петрова ("Двенадцать стульев") и В.На-бокова ("Лолита"). Пристрастия 40-50-летних — эпопеи
A.Иванова и М.Шолохова. Самое старшее поколение представлено поклонниками Н.Островского, читателями К. Симонова и А. Фадеева. Среди почитателей А. Фадеева и Н.Островского преобладают приверженцы КПРФ.
В целом, как видим, самые значимые и в немалой степени разные по смыслу символы интеллигентской культуры 60-80-х годов (городской молодежный роман В.Ак-сенова "Звездный билет" и сельская проза В.Белова "Привычное дело", "Чевенгур" А.Платонова и "Жизнь и судьба"
B.Гроссмана, "Дом на набережной" Ю.Трифонова и "Один день Ивана Денисовича" А.Солженицына, "Сандро из Чегема" Ф.Искандера и "Москва-Петушки" В.Ерофеева, "Доктор Живаго" Б.Пастернака и "Лолита" В.Набокова) более или менее широкой публикой — а это, по демографическим особенностям России, люди старшего возраста — сегодня не поддержаны. Характерно, что на приверженности к этим символам, не утвержденным и не подхваченным большинством, сошлись лишь самые молодые и образованные россияне. А это значит — перед нами события не эпохи "шестидесятников", а уже их отзвук 90-х годов в поколении "детей" и "внуков", в решающей мере — результат раннеперестроечной гласности и тогдашнего публикационного бума. Впрочем, социальная сила, социальная база этого воздействия (или, точнее, острота его осознания людьми), как видим, достаточно невелика.
Выйти за рамки данного, количественно очень узкого читательского контингента, как и вообще за пределы круга интеллигентских ценностей и идей, сумели в нашем списке только "Двенадцать стульев" И.Ильфа и Е.Петрова и "Мастер и Маргарита" М.Булгакова, пережившие уже несколько читательских поколений; шаг по направлению к ним в других обстоятельствах и под действием иных факторов сумели пройти "Дети Арбата" А.Рыбакова. Причем их известность ничем не обязана школе и телевидению, тогда как за популярностью, например, А.Фадеева и Н.Островского во многом стоит именно школьная программа, как за известностью А.Иванова — многократно повторявшийся телесериал (романы некоторых других из упомянутых писателей тоже экранизировались). Впрочем, круглосуточный юбилейный телемарафон В.Ерофеева на ответах наших респондентов вовсе не сказался. Символ новейшей литературы для самых молодых и образованных жителей столицы и крупнейших городов — недавний бестселлер В.Пелевина "Чапаев и Пустота" — причислили к лучшим произведениям века девять опрошенных. В итоге можно сказать, что подавляющее большинство лидирующих сегодня книг списка заняли бы на шкале широких читательских пристрастий примерно такие же места 10, 20 и даже 30 лет назад (если не более), т.е. как минимум два последних поколения крупнейших писателей страны, а также лидеров читательских мнений в России, как оказалось, не повлияли на сознание и оценки массового читателя сколько-нибудь ощутимо.
Некоторые выводы и соображения. Опросы последних лет и особенно последнего года, посвященные представлениям жителей России об уходящем XX столетии, выявляют несколько моментов в массовом сознании, в структурах коллективной идентификации россиян. Среди них:
преобладающая негативная оценка XX в. и человеческих качеств людей, живущих в XX в., по сравнению с предыдущими столетиями; сосредоточенность коллективного образа прошлого, с одной стороны, на моментах общей беды, совместного испытания, прежде всего войны, с другой — на символике прежнего советского и нынешнего российского государства как "великой державы", с третьей — на символах исключительно технических открытий, а в социальном плане — на достижении государством прежде всего уравнительно-популистских целей; усвоение массовым сознанием выборочных элементов интеллигентского "пантеона" при значительной утрате интеллигенцией прежнего культурного авторитета и сколько-нибудь отличительного собственного места, общественной роли, в том числе при прямом отказе от ее собственных ценностей и символов.
Любые представления о прошлом, истории, ее фазах и отрезках (включая последнее столетие) связаны с характером конкретного общества, его групповым составом и институциональной структурой, господствующим или господствующими в нем типами человека, самопониманием этого последнего. В частности, для коллективной памяти о прошедшем — но сначала, конечно, для того, чтобы совершились события, которые стоило бы помнить, — необходимы определенные самостоятельные группы или хотя бы группа деятельных и авторитетных людей, которая считает это прошлое своим не потому, что оно в него "вляпалось" или ему его "навязали" ("оккупировали" и пр.), а потому, что она, наряду с другими, деятельно участвовала в его осуществлении, выбирала те, а не иные действия, инициировала те, а не иные события, а потому понимает их смысл, готова его отстаивать или — если решит, что это необходимо — корректировать, но в любом случае способна за этот смысл отвечать. Плоды своего, по собственному почину и на собственный страх и риск ведущегося осмысления подобного опыта она, далее, предъявляет "большому" сообществу, закладывая начало традициям подобной работы, для поддержания, продолжения, развития которой необходима широкая социальная, межгрупповая, институциональная основа и поддержка. Это, собственно, и есть общество в совокупности его разнообразных групп, органов, структур, систем, среди которых — субсидируемая и гарантированная всем обществом подсистема коллективной памяти. Но именно в силу этого разнообразия перед нами общество со вполне определенными универсальными ценностями, разделяемыми критериями оценки, согласованными и признанными правовыми и моральными ориентирами, отвлеченными от чисто индивидуальных и групповых интересов
Вместе с тем этот опыт может быть осмыслен, обсужден, поддержан и воспроизведен, только если общим трудом выстроена и повседневно существует публичная сфера с ее разнообразными формами совместного анализа, коллективной (в том числе, специализированной) рационализации, заинтересованной дискуссии. Речь об особых социальных устройствах и культурных приспособлениях самого широкого спектра — от клубов и парламента до "открытых" лекций и семинаров,, от малотиражных журналов (little review) до "толстых" газет и десятков телевизионных каналов, включая — но лишь наряду с многочисленными иными — государственные и общенациональные.
В любом случае, основой остается представление о самостоятельном и деятельном индивиде и об обществе как поле позитивного учета интересов, ресурсов, перспектив подобных индивидов, согласования их действий. Иначе отчужденное (как будто бы "не мое") прошлое выступает то неприятным, беспокоящим объектом ускользания, отталкивания и вытеснения, то заповедником компенсаторных проекций мифологического "золотого века".
У атомарного, подопечного и лукавого человека, даже мобилизованного и сбитого в мнимо послушную массу, истории не бывает: здесь действует социальная физика. Поэтому истории как совместной биографии самодеятельных субъектов, рамки их коллективного смыслового соотнесения, как обобщенной символической конструкции опыта, а потому и как "реальности" самостоятельно прожитой жизни — своей ли, других людей или иных поколений и групп — в наших условиях, собственно говоря, нет. Подобная история в массовом сознании россиян заменяется тем или иным, когда более, когда менее жестким, но по-прежнему единственным вариантом легитимационной легенды власти, беспроблемность и безальтернативность которой подкреплена современными высокотехническими средствами ее популяризации среди подначального населения.
Наталия ЗОРКАЯ
Информационные предпочтения жителей России
С началом реформ Е.Гайдара кончается эпоха "гласности", соответственно, падают тиражи газет и журналов, сходит на нет журнальный бум, отражавший процессы политической мобилизации конца 80-х — начала 90-х годов. На протяжении второй половины 90-х годов основным источником получения информации для подавляющего большинства населения является телевидение, вытеснившее газеты и журналы на периферию общественного интереса. На большом объеме данных 1993—1997 гг., включая результаты опросов ВЦИОМ, это показано в книге Л.Л.Реснянской и И.Д.Фомичевой*. Приведем сопоставительные данные о частоте обращения опрошенных россиян к различным типам информационных источников (табл. 1).
Таблица 1
Частота обращения к информационным источникам Как часто Вы смотрите новости?
Как часто Вы читаете общероссийские газеты?
Как часто Вы читаете местные газеты?
(июнь 2000 г., N=1800 человек, данные по затруднившимся ответить не приводятся)
Частота обращения Телевидение Общероссийс кие газеты Местные газеты
Практически каждый день 70 11 8
Два-три раза в неделю 16 18 10
Один раз в неделю 5 26 17
Реже, чем раз в неделю 3 14 18
Не смотрю, не читаю 6 30 46
Самая существенная черта этого периода — резкое сокращение читательской аудитории ежедневных газет и журналов общественно-политического содержания (а также литературно-художественных, но здесь мы на них останавливаться не будем). При этом ассортимент ежедневных газет и еженедельников, а также журналов типа "Огонек", "Столица", "Новое время" в 90-е годы не только не сократился, но даже расширился. "Старые" газеты и журналы, пользовавшиеся огромной популярностью в начале перестройки, продолжают выходить, однако тираж их снизился на порядок. Вместе с развитием газетного рынка появились и новые типы газет и журналов, такие, как га-
* Реснянская Л.Л., Фомичева И.Д. Газета для всей России. М., 1999.
