CC BY
63Книга песен и гимнов / Пер. и комент. А. Штукина // Конфуций. Уроки мудрости. М., 2004.
Материалы по истории сюнну (по китайским источникам) / Пер. и коммент. В.С. Таскина. М., 1968. Вып. 1.
Переломов Л.С. Конфуций. Луньюй / Иссл., пер. и коммент. Л.С. Переломова. М., 2000.
^МЖ. № ЖМ, Ф^ШЯ 1982. (Сыма Цянь. Ши
цзи: В 10 т. Пекин, 1982).
ШИШ/ т&ЖШ. - ±Ш, 2004. (Ши цзин /
Пер. и коммент. Чэн Цзюнь-ин. Шанхай, 2004).
шхш^ (шш). - жм, 2005. (Шо-
вэнь цзе-цзы. Пекин, 2005).
ШШ . - ЖМ, Ф^Щ, 2006. (Лунь юй / Пер. и коммент. Ян Бо-цзюня. Пекин, 2006).
"Шп^^Л. - ±Ш, 1998. (Большой словарь
древнекитайского языка. Шанхай, 1998).
К.А. Руденко Институт истории АН РТ, г. Казань КОНЬ В ПОГРЕБАЛЬНОМ РИТУАЛЕ НАСЕЛЕНИЯ ПРЕДУРАЛЬЯ В VI-IX вв.: ВОСТОК ИЛИ ЗАПАД?
Спецификой погребального ритуала населения Волго-Уральского региона во второй половине I тыс. н.э. является помещение в могилу или над могилой части конской туши или имитации целой туши коня. Нередки случаи, когда в засыпи могилы встречаются зубы лошади или конские черепа. Цель настоящей работы - выяснение степени устойчивости погребальных ритуалов с использованием лошади в рассматриваемом регионе во второй половине I тыс. н.э. и определение их возможных истоков.
Имеющиеся на сегодняшний день данные позволяют утверждать, что лошадь в погребальных ритуалах народов Восточной Европы и Средней Азии начинает использоваться в конце III-II тыс. до н.э. (см., например: Саринаниди В.И., Дубова Н.А., 2007, с. 224-233). В Южном Предуралье, судя по материалам Синташтинского грунтового могильника (Генинг В.Ф. и др., 1992, с. 111-332) и близких им по времени памятников (Костюков В.П. и др., 1995, с. 157-170), уже в XVII-XVI вв. до н.э. лошади становятся важной частью погребального обряда. Зафиксированы такие случаи и на синхронных Синташте памятниках в лесостепном Поволжье (Васильев И.Б. и др., 1995, с. 5,11).
В той или иной степени лошадь использовалась в похоронных, поминальных ритуалах и культовых действиях в Предуралье и Среднем Поволжье и в последующее время, например, в ананьинскую эпоху раннего же-
лезного века, преимущественно в лесной полосе этого региона. Различие культурных, этнических, хозяйственных традиций не было препятствием в распространении и живучести этого ритуала. Но проявление его было незначительным, не достигая такого масштаба, как, например, в это же время у народов Сибири.
Эпоха великого переселения народов изменила этнокультурную ситуацию в регионе и привела к весьма существенным инновациям в погребальной практике жившего здесь как оседлого, так и кочевого населения. Это коснулось и использования лошади в различных культовых действиях, в первую очередь связанных с захоронением умерших.
Для могильников междуречья Волги и Урала в I тыс. н.э. конь при погребении использовался в следующих случаях: в послепохоронных ритуалах - как жертвенная (поминальная) пища (мясные части), непосредственно в момент погребения или в процессе похорон, т.е. как часть погребального ритуала: отчлененная голова лошади на перекрытии могильной ямы; отчлененная взнузданная голова лошади на перекрытии или рядом с ним; отчлененная голова, шкура и конечности на перекрытии или рядом с ним.
В разных вариантах эти ритуалы на территории Среднего Поволжья встречаются с первых веков I тыс. н.э. Показателен в этом отношении Ан-дреевский-I курган в Мордовии, исследованный П.Д. Степановым (Степанов П.Д., 1980; Петренко А.Г., 1980, с. 107). Здесь встречены положенный в могилу (погр. 50-51) лошадиный череп и в двух случаях (погр. 25 и 3741) череп и остатки конечностей (Гришаков В.В., Зубов С.Э., 2009, с. 37, 78), как удачно охарактеризовала объект такого рода Л. Вайткунскене, -символического коня.
Датируется этот памятник концом I - первой четвертью II в. н.э., хотя в литературе высказывались мнения и о более позднем времени его функционирования - II-III в. н.э. (Степанов П.Д., 1980, с. 36; Гришаков В.В., Зубов С.Э., 2009, с. 53). Сам по себе этот «конский ритуал» соотносился исследователями (А.Х. Халиков, Г.А. Архипов, Ю.А. Зеленеев, В.И. Вихляев) с сарматским влиянием (Степанов П.Д., 1980, с. 47; Гришаков В.В., Зубов С.Э., 2009, с. 74-76). В.В. Гришаков и С.Э. Зубов считают, что редкость такого обряда в известных в настоящее время сарматских захоронениях не позволяет однозначно трактовать его как сарматский. Более того, по мнению авторов, больше оснований связывать эти элементы погребальной обрядности с могильниками пьяноборской культуры на территории Башкирии и саргатской культуры Зауралья и Западной Сибири (Гриша-ков В.В., Зубов С.Э., 2009, с. 79), что в некоторой степени повторяет идеи, высказанные в 1970-1980-х гг. А.Х. Халиковым (1986, с. 75). Авторы утверждают, что народ, оставивший андреевско-писеральские памятники, был «военным выплеском» зауральского населения, которое, проходя по территории, занятой пьяноборскими племенами, могло «заимствовать пу-
тем обмена или изъятия силой оружия определенные элементы материальной культуры пьяноборья» (Гришаков В.В., Зубов С.Э., 2009, с. 88).
Обращая внимание в первую очередь на восточные аналогии, ученые в меньшей степени анализируют приведенные ими же данные об изделиях западного происхождения. В частности, это касается римской медной посуды, которая была встречена в Андреевском кургане. Причем находки римской посуды не ограничиваются только этим памятником. Так, клад из таких предметов найден в Менделеевском районе Татарстана у Ахтияль-ского городища (или на нем), датированного началом I тыс. н.э.
Если обращаться к западным территориям, то у литовских племен сопровождение в захоронении человека конем прослеживается с Ш-1У вв. н.э., а самые ранние следы этого обряда можно датировать 11-1 вв. до н.э. (Куликаускене Р.К., 1953, с. 212). Есть точка зрения, что на территории Литвы конь в погребальном ритуале использовался с эпохи неолита. В целом этот элемент погребальной обрядности, по мнению исследователей, характеризует общие представления и культовую практику индоевропейцев (Вайткунскене Л., 1986, с. 106-107). В У-У1 вв. захоронения с конем были характерны в основном для военной знати.
Л. Вайткунскене (1986, с. 101-102) выделены шесть групп захоронений с конем этого времени: 1) череп коня лежит резцами вверх слева от головы умершего, конечности животного сложены парами у черепа; 2) аналогичная предыдущей, но конечности животного расположены в анатомическом соответствии; 3) голова коня находится у левой ноги умершего, рядом кости конечностей; 4) ритуальные части коня находятся в ногах умершего; 5) голова коня находится справа у ног умершего, конечности, уложенные парами, скрещены; 6) кости коня в анатомическом соответствии расположены в изголовье умершего. В данном случае конские комплексы символизировали образ животного, но не имитировали его тушу.
Наибольшее распространение культ коня у предков литовцев получил в 1Х-Х1 вв. В это время погребались, как правило, целые конские туши (Куликаускене Р.К., 1953, с. 213). Захоронения с конем также известны у пруссов и жемайтов (Кулаков В.И., 1994, с. 37). У этих народов такие захоронения появляются в IV-V вв. и бытуют до Х1-Х11 вв. В погребениях встречаются целая туша и символический конь: голова, шкура, кости конечностей. В первой половине V в. н.э. количество захоронений с конем у пруссов резко возрастает, причем туша коня располагается непосредственно над остатками погребенного, что почти не встречалось в таких захоронениях ранее (Кулаков В.И., 1994, с. 146).
В.И. Кулаков (1994, с. 37) сопоставляет сопогребение человека и коня у жемайтов с потомадьярскими погребениями по положению шкуры коня над умершим, причем передняя часть черепа коня перекрывает череп человека; а у прусов - с раннеболгарскими могильниками на Волге (шкура
коня лежит поперек могилы, череп - у края ямы). В последнем случае этот ритуал дополняется появлением в инвентаре прусских захоронений деталей конского снаряжения, ступеньками и подбоями в конструкции могильной ямы и т.д. Датируются эти процессы с VIII в. (Кулаков В.И., 1990, с. 39). Кроме того, нередко захоронения коней у прусов сопровождают человеческие кремации.
Прибалтийский янтарь через пруссов «двигался» в восточном направлении по Янтарному пути в ^'УШ и в УШ-Х! вв. и особо активно со второй половины VI в. Прусский янтарь с V в. поступал не только в Поволжье, но и в Китай (Кулаков В.И., 1994, с. 118-119). И торговые, и миграционные потоки населения с запада, в том числе и сарматов в ^ вв. н.э., что доказано материалами памятников Самарского Поволжья, исследованных Д.А. Сташенковым (2005, с. 24-48), стали проводником многих культурных инноваций в этом регионе.
Этот сюжет особенно интересен в связи с появлением символического коня в погребальных ритуалах биобрядных могильников именьковской культуры в Среднем Поволжье в V-VII вв. Стоит отметить, что и в классических для этой культуры погребениях по обряду кремации встречены не только сожженные человеческие кости, но и диагностированы кости лошади. В погребениях Коминтерновского могильника, исследованного Е.П. Казаковым (1998, рис. 7.-6, 9; 13.-5-7; 14.-8-9 и сл.), встречены многочисленные янтарные ожерелья из крупных бус. А.Х. Халиков (1986, с. 79), исследуя происхождение именьковской культуры, выдвинул гипотезу, что она генетически связана с западным (балтским) населением. Примечателен факт того, что в коминтерновских захоронениях фиксируется своеобразный конский комплекс - череп и кости конечностей. Иногда голова коня была взнузданной. Конские комплексы, близкие коминтернов-ским, встречены в захоронениях второй половины VI-VII вв. Кушнарен-ковского могильника в Башкирии, хотя их расположение в захоронении несколько иное (Казаков Е.П., 1984, с. 100).
Было бы логично связать эти своеобразные погребальные конские комплексы с влиянием угорских племен (кушнаренковская и караякупов-ская культуры), появившихся в Предуралье в VI-VII вв. К такому выводу и пришел Е.П. Казаков, рассмотрев конские комплексы в могильниках раннеболгарского времени Волго-Камья в специальной статье. Он предполагал, что они связаны с угорским населением Западной Сибири, проникавшим в Восточную Европу в гуннскую и послегуннскую эпохи (Казаков Е.П., 1984, с. 110). Вместе с тем автор отметил и то, что близкие комплексы встречаются в захоронениях Саратовского Поволжья VII-VIII вв., которые были интерпретированы ранее как сармато-аланские.
К этому сюжету Е.П. Казаков (2007, с. 118) обратился в опубликованной недавно статье, где конские комплексы из черепа и костей ног в некрополях раннебулгарского времени рассматриваются им как заимство-
ванные булгарами от «буртас», проживавших в Саратовском Поволжье, которые в свою очередь унаследовали их у турбаслинско-именьковских (позднесарматских) племен Волго-Камья, с эпохи тюркских каганатов. Эта гипотеза хотя и не совсем согласуется с весьма аргументированной ранней версией об угорской принадлежности символического коня в раннеболгар-ских могильниках, с другой стороны, объясняет то, что на Средней Волге «прижился» именно этот вариант погребального культа с «жертвенным» конем.
Объясняя этот факт, Е.П. Казаков (2007а, с. 25) утверждает, что конские комплексы подобного типа могли использоваться не только уграми, находившимися в Волго-Камье, но и тюркоязычными булгарами на Волге, которые восприняли его от поздних сармат, через земли которых они мигрировали на север.
Этот тезис интересен еще и тем, что почти одновременно, в IV-VI вв., в Причерноморье появляются погребения воинов-всадников и расположенные рядом захоронения взнузданных и оседланных коней (Дмитриев А.В., 1979, с. 212-231). Сопогребение с «целым» конем, а не отдельные кости, головы или шкуры в засыпи или в могильной яме, рассматривается исследователями как традиция, связанная с тюркоязычными кочевниками, что подтверждается многочисленными погребениями УН—К вв. Центрального и Южного Алтая. По мнению Г.В. Кубарева, сопогребение с конем является алтайской традицией и связано с генезисом тюркского этноса. Возможно, столь же традиционными в этом плане были и одиночные захоронения коней. Причем, как считает исследователь, на сопредельных с Алтаем территориях этот обряд становится не столь выдержанным: здесь встречаются тюркские погребения без коня (Кубарев Г.В., 2005, с. 17-19). Без сомнения, преобладающим элементом погребального обряда тюркских народов Сибири конца I - начала II тыс. н.э. были сопогребения человека и целого коня в разных вариантах (ориентировка человека и конской туши; их взаиморасположение и т.п.) (Худяков Ю.С., 2004, с. 49-51). На северных территориях востока Европы, в частности в Казанском Поволжье, со-захоронений с целым конем в этот период не выявлено.
В УП-УШ вв. н.э. на территории Самарской Луки, занятой ранее населением именьковской культуры, в могильниках новинковского типа в захоронениях встречаются конские комплексы. Интерпретация этих памятников в этническом и культурном отношении неоднозначна. Это касается, например, ритуального разрушения костяков или курганов с каменной наброской с ровиками (Багаутдинов Р.С. и др., 1998; Матвеева Г.И., 1997). Поэтому говорить непосредственно о тесной связи именьковского населения с новинковским, резко отличающимся по хозяйственно-культурному типу, сложно, хотя полностью отвергать возможность контакта также будет не верно (Матвеева Г.И., Семыкин Ю.А., 2007, с. 127-135).
Стоит отметить, что все новинковские могильники - курганно-грунто-вые, сочетающие насыпи из крупных и средних камней, которые, кстати, нередко связаны не с захоронениями, а с погребениями-кенотафами, каменными набросками над грунтовыми захоронениями и просто грунтовыми погребениями без выраженных внешних признаков. Причем в каменных набросках и выкладках, как и больших каменных насыпях, между камнями часто встречаются зубы и раздробленные кости лошади.
Вместе с тем общее число погребений с остатками коня в новинков-ских могильниках незначительно - около 7% (Флерова В.Е., 2001, с. 177). Г.И. Матвеева (1997, с. 56) отмечает, что в новинковских и близких им могильниках на Самарской луке чаще встречаются лошадиные черепа, более-менее целые конские костяки редки, а расположение их в захоронении неустойчиво. Остатки почти полного скелета коня зафиксированы только в Шиловских курганах (1 захоронение), датированных первой четвертью VIII в. н.э. (Комар Е.В., 2001, с. 30). Кости коня находились у входа в погребальную катакомбу (Багаутдинов Р.С. и др., 1998, с. 82). Е.П. Казаков (2007, с. 118) справедливо выделяет памятники типа Шиловских курганов в «уреньскую группу», связав ее с салтовскими памятниками Подо-нья (с большой долей вероятности - хазарскими) и отличающейся от основного массива могильников новинковского типа (см. ниже).
В новинковские погребения помещались не только части лошади, но и других животных, например овцы (Матвеева Г.И., 1997, с. 57). Из конских комплексов в памятниках новинковского типа встречены задняя часть туши коня, лежавшая на специальной земляной ступеньке в позе: на животе с подогнутыми задними ногами (Осиновский могильник); символический конь (череп и кости конечностей, уложенные в анатомическом порядке) (погребение 4 Шелехметьского КГМ) или же череп и кости конечностей без определенного порядка (погребение 3, кургана №24 Новинковского-П КГМ) (Матвеева Г.И., 1997, с. 56-57). Истоки этого ритуала вряд ли можно напрямую связывать с «алтайскими захоронениями катандинского типа из Узунтальской долины» (Зубов С.Э., 2006, с. 14), как и в целом только с тюркским миром. В собственно тюркских погребениях VI-VII вв. захоронения коней имели иной характер в отношении к погребенному человеку, чем в могильниках новинковского типа, и зачастую выступали как самостоятельный элемент ритуала (Шелепова Е.В., 2008, с. 114). В VШ-IX вв. эта тенденция сохранилась, приобретя определенные особенности (например, единовременное захоронение в одной яме нескольких конских голов и т.п.) (Васютин А.С., Онищенко С.С., 2008, с. 128-129).
На территории Хазарии, в Приднепровье и в Крыму, где имеются аналогии многим чертам погребальных ритуалов новинковских погребений, в VII в. н.э. использование конской туши или ее отдельных частей при погребении различно. По данным А.И. Айбабина, основных вариантов здесь три: 1) отчлененная голова коня или символический конь находились на
деревянном перекрытии над человеком; 2) человек и полная туша коня лежали в одной яме, закрытые шкурой животного; 3) человек находился в подбое, целая туша коня - на земляной ступеньке (Айбабин А.И., 1985, с. 201).
Таким образом, в предболгарское - именьковское время в Казанском Поволжье и Предуралье формируется особый тип погребального ритуала с использованием частей конской туши - символического коня. Он заключался в сопогребении с человеком, как правило, в ногах погребенного, на уровне дна котлована могильной ямы или деревянном перекрытии (реже в подбое в торцовой стенке могильной ямы) отчлененной головы коня с положенными под него или немного спереди конечностей, отсеченных до запястья. Конский череп резцами и конечности копытами были обращены к голове умершего. Возможно, что ноги лошади были завернуты в шкуру. Этот элемент был привнесенным для культуры населения рассматриваемого региона и имел изначально западные (балтские?) истоки. Во многом генезис этого ритуала был связан с развитием именьковской культуры на Средней Волге и ее взаимодействием с соседними культурами. Вероятно, что в какой-то мере он в ее окончательном варианте испытал воздействие угорских традиций.
Вместе с тем говорить о существовании у именьковцев или у новин-ковцев культа коня - оснований нет. Конь использовался в погребальном ритуале, но сакрализация его образа, оформившаяся в систему мифологических или религиозных воззрений в этой среде, вряд ли имела место. Скорее всего аналогичная ситуация была и в Предуралье, хотя особенное отношение к коню и всаднику здесь прослеживается в некоторых погребальных культовых предметах (Сунгатов Ф.А, Юсупов Р.М., 2006, с. 254).
Новая эпоха на Средней Волге и в Предуралье началась с середины VIII в., после миграции сюда племен булгарского союза. Она получила в литературе наименование раннеболгарской, охватывая период с середины VIII - до третьей четверти Х в. (Казаков Е.П., 1992).
Рассмотрим конские комплексы могильников раннеболгарского времени на Волге (Казаков Е.П., 1992).
Большетарханский могильник (вторая половина VIII - IX в.). Погребальные культы: зафиксирован культ огня, а также ритуальные комплексы из черепов и четырех костей ног лошади (свыше 17% от числа неразграбленных захоронений). Череп лошади находился поперек могилы, кости ног вдоль или поперек. Комплекс располагался в восточной части могильной ямы в ногах погребенного. В трех случаях расположение комплексов иное: черепа развернуты вдоль стенок могильной ямы.
Большетиганский могильник (IX - начало X в.). Погребальные культы: зафиксирован культ огня, а также ритуальные комплексы из черепов и четырех костей ног лошади. В отличие от Большетарханского могильника череп лошади резцами был направлен к голове погребенного человека, а
ноги лошади располагались под ее черепом. Наличие хвостовых позвонков и расположение комплексов вдоль костяка погребенного человека позволяют предполагать наличие лошадиной шкуры. Комплекс располагался в ногах погребенного, на заплечиках или на дне могильной ямы. Встречаются они как в мужских, так и в женских захоронениях.
Выделяется шесть ритуальных групп коня (по: Петренко А.Г., 2000, с. 55-59):
1) имитация туши коня (захоронение коня в шкуре): бедренная кость лошади, голова, иногда с первым шейным позвонком, четыре ноги, представленные от запястья, заплюсны и ниже, иногда присутствие одной или двух коленных чашечек, редко хвостовые позвонки; возраст убитых животных - 5-6 лет;
2) захоронение части туши коня и ритуальная пища: голова и левая бедренная часть коня; череп находился в правом или левом нижнем углу могилы, а бедренные кости, принадлежавшие тем же особям, в головах погребенных;
3) остатки мясной пищи: только левые бедренные кости коня в правом верхнем углу могильной ямы; возраст животных - до 3-х лет;
4) захоронение части коня: только голова коня у ног человека; возраст коня от 1 до 5 лет;
5) остатки мясной погребальной пищи: фрагменты костей скелета коня;
6) кости-украшения: просверленные зубы медведя, волка, позвонки сома и судака (в связке), пяточные кости бобра, нижние челюсти и плечевые кости куницы.
Танкеевский могильник (К-Х вв.). Здесь зафиксированы культ огня, поминальные комплексы из керамики и костей животных в межмогильном пространстве (более 220), а также ритуальные комплексы из черепов и четырех костей ног лошади как в межмогильном пространстве, так и в погребениях. Череп коня резцами был ориентирован в сторону головы погребенного (на запад) и лежал на бабках ног лошади. Такой комплекс располагался в богатых мужских погребениях.
Выделяются следующие группы комплексов коня (Петренко А.Г., 2000, с. 59-75): 1) погребальный комплекс коня, находившийся непосредственно в захоронении; 2) поминальный комплекс коня, находившийся над захоронением или в межмогильном пространстве; 3) остатки заупокойной и погребальной мясной пищи: отдельные кости и фрагменты скелета; 4) игральные кости и кости-амулеты. Отметим, что поминальные комплексы могут содержать несколько черепов только коней или коней и коров (Халикова Е.А., 1972, с. 147).
Возраст коней: 5-9 лет (63,3%), старше 10 лет (23,4%), 5 лет (13,3%). Большинство особей были самцами.
Обратим внимание, что череп и кости ног коня со шкурой не ранее VIII в., чаще в 1Х-Х вв. встречаются в погребальных комплексах на Верхней Оби и в бассейне Средней и Нижней Томи (Васютин А.С., Зиня-ков Н.М., Онищенко С.С., 2007, с. 49-53, рис.1-А). Однако если сравнить формально одинаковые обозначения этого состояния остатков лошади в захоронении, например, с синхронными захоронениями огузо-печенежского круга степей Восточной Европы (Цыбин М.В., 1986, с. 259260, рис. 2; Круглов Е.В., 2001, рис. 7-11) то отличия будут весьма существенными. В последнем случае кости ног и череп были расположены в анатомическом соответствии, а в первом случае были специально уложены исходя из размеров могильной ямы.
В гузских погребениях Подонья 1Х-Х1 вв. умершие воины погребались рядом с чучелом коня (череп и кости ног, отчлененные по первый, второй или третий суставы) или над ним на помосте. Конь был взнузданный. В последнем случае это был символический конь, а не чучело. По мнению С.А. Плетневой (1990, с. 18, 20), в засыпь кургана помещались голова, отчлененные бабки и шкура, уже не имитировавшие целую тушу. Иногда на шкуру помещали седло. В одном случае встречен кенотаф -захоронение только чучела коня. Датируются эти захоронения концом К - началом XI в. По мнению Е.В. Круглова, в гузское погребение могла помещаться свернутая шкура коня, при этом в археологическом отношении фиксируются в этом случае лежащие рядом, иногда друг на друге неопределимые кости конского скелета (помимо черепа и костей конечностей). Исследователь считает это особенностью гузского погребального обряда (Круглов Е.В., 2001, с. 419). Впрочем, свернутая шкура коня в несколько ином варианте встречается и в венгерских захоронениях К-Х вв. (Балинт Ч., 1972, с. 178-181).
Погребения IX в. салтовского Дмитриевского могильника содержат захоронения целых туш коня в «жертвенной позе»: на брюхе, с поджатыми или сильно подогнутыми ногами, вытянутой шеей; череп на левом боку, которые находились в дромосе погребальной катакомбы (Плетнева С.А., 1989, с. 206 223, рис. 103.-Н, III; 107.-Н; 111.-Н; 112.-Ш). По мнению С.А. Плетневой (1989, с. 223), помещение в этом могильнике в захоронения мясной пищи - головы или частей туши лошади, коровы, овцы - является одним из определяющих этнографических признаков болгарской принадлежности захоронений.
В болгарских погребениях на Дунае комплекс из черепа и костей ног не фиксируется, однако имеются сопогребения с целым конем, в положении с подогнутыми ногами, головой к югу. Конь в качестве сопроводительной или жертвенной пищи здесь не отмечен; в этом качестве использовалось мясо овец, оленей и даже поросят (Станчев С.Р., 1965, с. 115, 120).
Таким образом, в могильниках раннеболгарского времени в погребальной практике фиксируется сформировавшийся ранее на этой территории ритуально-поминальный конский комплекс, практически не связанный с салтовской традицией и испытавший на последнем этапе воздействие гузско-печенежского ритуала (использование, помимо отчлененной головы, конечностей, завернутых в шкуру). Эти элементы зафиксировались не только в погребальной практике волжско-булгарских могильников IX-X вв., но и в угорско-мадьярских некрополях как на Средней Волге (IX в.), так и затем в Паннонии (!Х-Х вв.).
Библиографический список
Айбабин А.И. Погребение хазарского воина // СА. 1985. №3. С. 191206.
Багаутдинов Р.С. Праболгары на Средней Волге (У истоков истории татар Волго-Камья) / Р.С. Багаутдинов, А.В. Богачев, С.Э. Зубов. Самара, 1998. 286 с.
Балинт Ч. Погребения с конями у венгров в К-Х вв. // Проблемы археологии и древней истории угров. М., 1972. С. 176-188.
Вайткунскене Л. К изучению культа коня в Литве У-У вв. // Советская археология. 1986. №2. С. 100-109.
Васильев И.Б. Памятники потаповского типа в лесостепном Поволжье (Краткое изложение концепции) / И.Б. Васильев, П.Ф. Кузнецов, А.П. Семенова // Древние индоиранские культуры Волго-Уралья (II тыс. до н.э.). Самара, 1995. С. 5-36.
Васютин А.С. Кремированное погребение начала II тыс. н.э. с кузнечными инструментами и сопроводительным захоронением лошади на могильнике Порывайка / А.С. Васютин, Н.М. Зиняков, С.С. Онищенко // Ал-тае-Саянская горная страна и история освоения ее кочевниками. Барнаул, 2007. С. 49-53.
Васютин А.С. Жертвоприношения лошадей в кургане №11 могильника Вагановой из Кузнецкой котловины (верхнеобская культура) / А.С. Ва-сютин, С.С. Онищенко // Древние и средневековые кочевники Центральной Азии. Барнаул, 2008. С. 128-130.
Генинг В.Ф. Синташта. Археологические памятники арийских племен Урало-Казахстанских степей: В 2-х ч. / В.Ф. Генинг, Г.Б. Зданович, В.В. Генинг. Челябинск, 1992. Ч. 1. 408 с.
Гришаков В.В. Андреевский курган в системе археологических культур раннего железного века Восточной Европы / В.В. Гришаков, С.Э. Зубов // Археология Евразийских степей. Казань, 2009. Вып. 7. 173 с.
Дмитриев А.В. Погребения всадников и боевых коней в могильнике эпохи переселения народов на р. Дюрсо близ Новороссийска // СА. 1979. №4. С. 212-231.
Зубов С.Э. Заселение кочевниками болгарами Среднего Поволжья в VП-VIП вв.: Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 2006. 20 с.
Казаков Е.П. Волжские болгары и кочевое население Урало-Поволжья VШ-X вв.: проблемы взаимодействия // Средневековая археология евразийских степей. Т. 1: Археология Евразийских степей. Казань, 2007. Вып. 1. С. 118-126.
Казаков Е.П. Волжские болгары, угры и финны в ГХ-Х^ вв.: проблемы взаимодействия. Казань, 2007а. 208 с.
