CC BY
34УДК 32.001
Коммунистическая партия в системе диктатуры
пролетариата: доктрина и история
Алексей НИКАНДРОВ
Диктатура пролетариата как теоретический концепт
Концепт диктатуры пролетариата, введённый основоположниками марксизма К. Марксом и Ф. Энгельсом, был логично вписан в их учение о «передовом классе», авангарде истории. «Революционная диктатура пролетариата», согласно Марксу, есть государство переходного от капитализма к коммунизму периода. Иногда говорят, что основатели марксизма не оставили развёрнутой теории диктатуры пролетариата (или перехода, если не скачка, от его гегемонии к диктатуре); что в текстах Маркса и Энгельса этот термин является метафорой; или же что они
не настаивали именно на таком названии государства переходного периода (а могли бы заменить его на что-либо менее вызывающе звучащее), или же что Маркс случайно «обронил» эти слова (как Каутский).
Так, к примеру, на том лишь основании, что Маркс и Энгельс крайне редко прибегали к термину «диктатура пролетариата», Э. Л. Розин делает вывод: «Представляется, что у Маркса и Энгельса "диктатура пролетариата" скорее метафора, чем научный термин» [1, с. 135].
Однако классики выразили свои идеи о переходе от капитализма
НИКАНДРОВ Алексей Всеволодович - кандидат политических наук, доцент кафедры философии политики и права философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова. SPIN-код: 8954-4220, Е-тай: bobbio71@mail.ru
Ключевые слова: классы, пролетариат, диктатура пролетариата, классовая борьба, пролетарская революция, государство диктатуры пролетариата.
1 Розин Э. Л. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996.
к коммунизму чётко, так что не ясно, как тут можно «подать» теорию диктатуры пролетариата в ещё более развёрнутом виде (именно диктатуру, а не что-либо иное). Согласно Манифесту Коммунистической партии, «пролетариат основывает своё господство посредством насильственного ниспровержения буржуазии» [2, с. 61], а затем «использует своё политическое господство для того, чтобы вырвать у буржуазии шаг за шагом весь капитал, централизовать все орудия производства в руках государства, т. е. пролетариата, организованного как господствующий класс». «Это может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения» [2, с. 72].
Классики настаивают на связи диктатуры пролетариата с насилием, но не акцентируют внимание на том, что диктатура пролетариата, как и любая другая диктатура, не может быть связана законами, -дело тут, может быть, в том, что они по «техническим» причинам не могли столь откровенно выражать свои мысли (всё-таки слово «диктатура» явно отсылало к якобинцам). Но ясно, что «основать своё господство посредством насильственного ниспровержения буржуазии», «вырвав у буржуазии шаг за шагом весь капитал», «скрутить буржуазию в бараний рог», невозможно в рамках зако-
на и без известной доли «деспотического вмешательства». Допускали ли основоположники мирный переход к социализму? Известны колебания Энгельса, однако в конце концов он признал, что без насильственной революции - как высшей формы классовой борьбы - завоевать политическую власть пролетариату не удастся. Классики не были против того, чтобы на пути к власти пролетариат использовал достижения западной демократии, к завоеванию которых он и сам был непосредственно при-частен. Но «взять» саму власть никакими «демократическими процедурами» для пролетариата невозможно, что совершенно ясно, уже без всяких оговорок, сказал Ленин: «Мирного пути к социализму быть не может!»
Ленин, не будучи стеснён ограничениями в выражении своих идей, «достраивает» (а на деле попросту договаривает) идею диктатуры пролетариата.
Приведём ленинские определения:
«Диктатура пролетариата... власть, опирающаяся не на закон, не на выборы, а непосредственно на вооружённую силу той или иной части населения».
«Революционная диктатура есть власть, завоёванная и поддерживаемая насилием пролетариата над буржуазией, власть, не связанная никакими законами» [3].
Согласно Ленину, марксистское «учение о классовой борьбе... ведёт необходимо к признанию политиче-
2 Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Первая программа Союза коммунистов. «Манифест Коммунистической партии» в контексте истории / отв. ред. Г. А. Багатурия, Д. В. Джохадзе. М.: ВИУ: Социально-политическая мысль, 2007.
3 Первая программа Союза коммунистов. «Манифест Коммунистической партии» в контексте истории / отв. ред. Г. А. Багатурия, Д. В. Джохадзе. М.: ВИУ: Социально-политическая мысль, 2007. С. 172-173.
ского господства пролетариата, его диктатуры, т. е. власти, не разделяемой ни с кем и опирающейся непосредственно на вооружённую силу масс» [4, с. 26]. Эта диктатура, как собственно диктатура, не связана законами, правом и не разделяется её «обладателем» ни с кем.
Но почему именно диктатура, а, допустим, не более «сдержанная» гегемония, не просто власть пролетариата, не суверенитет пролетариата? Почему пролетариат - диктатор, т. е. «единоличный» правитель, не сдерживаемый законами, моралью и традицией? Ответ ясен: тут стоит вопрос о власти.
Но как может быть осуществлена такая диктатура? Как от вполне понятной в теории гегемонии пролетариат переходит к диктатуре?
Гегемония - это состояние (класса, социальной группы) по отношению к обществу, тогда как диктатура - состояние (класса, социальной группы, партии, узкой группы во главе с одним лицом) по отношению к власти.
До октября 1917 г. пролетариат был (точнее, считался марксистами во главе с Лениным) именно гегемоном. Собственно, идея гегемонии пролетариата была выдвинута Лениным достаточно рано - около середины 90-х годов XIX в. «Гегемонией» пролетариата Ленин называл его руководящую (авангардную, на военный манер) роль в будущей буржуазно-демократической революции. При этом он отвергал возражения оппонентов, которые отчасти
справедливо утверждали, что речь о гегемонии идти не может, ибо в процентном отношении пролетариат составлял крайне малую долю населения России.
В работе 1908 г. Ленин, совершенно безо всяких сомнений, по сути, «обнаруживая» и констатируя очевидный факт, пишет: «Вполне обнаружилась руководящая роль пролетариата. Обнаружилось и то, что его сила в историческом движении неизмеримо более, чем его доля в общей массе населения» (курс. - Авт.) [5].
Но дело не только и не столько в силе пролетариата, какой бы она ни была. Согласно Ленину, собственно сила пролетариата как раз и состояла в том, что его авангардом (передовым отрядом) является партия большевиков - как сила, обеспечивающая единство организации, теории и миссии; партия - как единство теории и политического действия. Это и было важнейшим условием «установления диктатуры пролетариата».
Ясно, что диктатура класса как политическая власть - это не диктатура в обычном понимании слова. Чем отличается диктатура пролетариата в марксизме от диктатуры в обычном понимании и от теоретически и практически невозможной «диктатуры массы», «диктатуры толпы»?
Во-первых, диктатура пролетариата конструктивно-теоретически противопоставляется и одновременно находится в отношениях исторической преемственности с «дикта-
4 Ленин В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи пролетариата в революции. М.: Изд-во ЛКИ, 2010.
5 Ленин В. И. ПСС. Т. 3. С. 13.
турой буржуазии»: диктатура пролетариата необходимым образом приходит на смену диктатуре буржуазии, отрицая и ликвидируя её.
Ясно, что при этом диктатура пролетариата не может пониматься и не понималась классиками как режим, совокупность методов правления, особое состояние общества и т. п.
Во-вторых,, пролетариат не является массой, это класс, сплочённый и организованный, поднимающийся на высшую ступень классовой борьбы, т. е. класс, у которого имеется боевая революционная марксистская партия, «руководимая передовой теорией» (Ленин).
В-третьих, «пролетариат-диктатор» в известной степени интеллек-туализируется Марксом, и в особенности Лениным: компартия «наделяет», вооружает передовой класс теорией - марксизмом-ленинизмом и ставит перед передовым классом цель - коммунизм, поэтому пролетариат - класс целеустремлённый.
В-четвёртых, говоря об отношениях пролетариата и его авангарда -партии, необходимо признать своего рода политический иерархизм, напоминающий военную иерархию: сам пролетариат - гегемон или авангард общества, организованный и дисциплинированный класс, компартия же - авангард пролетариата -обладает ещё большей степенью организации. Так получается некая новая пирамида власти, иерархия гегемонии.
В-пятых, «диктаторский» характер власти пролетариата компенсируется у классиков марксизма, осо-
бенно у Ленина, известным демократизмом пролетарской власти как её сущностной чертой. Этот демократизм нивелирует отрицательные черты диктатуры как таковой - известный деспотизм, внезаконность и временный характер, т. е. главным образом понимание диктатуры как диктатуры меньшинства или отдельного лица. Так, совершенно меняется смысл диктатуры: пролетарская диктатура превращается в своего рода демократичную диктатуру, диктатуру демократии. Пролетарская демократия, полагал Ленин, есть демократия высшего типа, или, другими словами, подлинная демократия. Это, однако, не означает императива добиваться власти исключительно демократическим путём, как настаивал Каутский: борьба за демократию не должна подменять революцию.
Диктатура пролетариата - необходимый, если не фундаментальный элемент марксистской догматической системы. Диктатура пролетариата (можно сказать вместе со Сталиным) - это самое дорогое и ценное, что есть в ленинизме, и с доктринально-теоретическим определением её, равно как и её субъекта - пролетариата - проблем нет (о социологическом смысле и определении пролетариата при этом споры начались уже ближе к концу XIX в.).
Диктатура пролетариата - это именно тот момент и пункт теории, где, если пользоваться выражением С. А. Левицкого, ленинский панлогизм превращается в панполи-тизм [6].
6 Левицкий С. А. Очерки по истории русской философии. М.: Канон, 1996. С. 430.
Монументальная теоретическая конструкция, возведение которой довершает Сталин, согласно его словам, есть ленинизм, развитие верным ленинцем доктрины Ленина, который в свою очередь опирается на Маркса. «Весь ленинизм, - подчёркивает В. И. Мишин, - и является творческим применением марксизма к условиям развития России» [7].
«Ленинизм, - определяет Сталин, - есть марксизм эпохи империализма и пролетарской революции. Точнее: ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности» [8, с. 110].
Главное в ленинизме - это диктатура пролетариата: «Правилен ли тезис Ленина о том, что диктатура пролетариата есть "основное содержание пролетарской революции"? Безусловно, правилен. Правилен ли тезис о том, что ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции? Я думаю, что правилен. Но что же из этого следует? А из этого следует, что основным вопросом ленинизма, его отправным пунктом, его фундаментом является вопрос о диктатуре пролетариата» [8, с. 112].
Надо заметить, что и Ленин, и Сталин работали с уже воздвигнутым Энгельсом и Марксом историософским концептом «пролетариат». Этот «идеолого-политический конструкт», возведённый в ранг политической теологемы, выстроен и введён в общественную мысль Запада основателями марксизма на-
столько мощно и уверенно, что имеет силу и поныне.
«...У Маркса и Энгельса, - говорит М. В. Ильин, анализируя историософские концепции мессианизма, - всемирно-историческая миссия переходит к пролетариату - наиболее подвижной и целеустремлённой в будущее части гражданского общества, которой предназначено покончить со всякой государственностью, утвердив "вечный город" коммунизма. Мессианизм пролетариата и его партии оправдывается их уникальной способностью возвыситься до понимания мировых задач без утраты из поля зрения эмансипирующегося благодаря революции индивида» [9].
Догмат единства пролетариата не полностью потерял свою силу и в наши дни (в основном речь идёт скорее о лозунге, что же до признания, так сказать, наличного бытия «самого» пролетариата, тут мнения расходятся).
Об этой «политической концепто-логии», «идеологической филологии», или догматике (точнее, марксистской догматике; тут имеется в виду прежде всего всё, что касается учения о роли пролетариата, социалистической революции), необходимо сделать ещё одно отступление.
В. Л. Шейнис, разбирая полемику Ленина, Каутского и Троцкого о диктатуре пролетариата, пролетарской демократии, социализме в 1918 г., оговаривается: «Все они оперировали идеолого-теоретическими конструктами, имевшими очень
7 Мишин В. И. Ленинская методология социального познания. Н. Новгород: Изд-во Волго-Вятской академии гос. службы, 2003. С. 5.
8 Сталин И. В. Вопросы ленинизма. 11-е изд. М.: ОГИЗ, 1952.
9 Ильин М. В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.: РОССПЭН, 1997. С. 349.
отдалённое отношение к существу дела. Ни в России, ни в Европе переход к социализму, как он рисовался Марксу, Ленину (да и Каутскому), в порядке дня не стоял, как и не стоит он век спустя» [10, с. 120].
Надо отметить заслугу Маркса и Энгельса, что эти конструкты всё же надо было прежде сконструировать, создать, облечь определённой авторитетностью; сконструировать не по отдельности, а в качестве элементов «научно-политической конструкции»; наделить их идейной силой и смыслом с тем, чтобы они
обладали идеологической убедительностью и привлекательностью. Всё это оказалось под силу классикам-основателям и классикам-практикам марксизма. Но, помимо перечисленного, сделать ещё и так, чтобы последующая политическая мысль с огромным трудом могла бы вырваться из их категориально-понятийных сетей; чтобы мыслители, теоретики, идеологи, полемисты и политики не вышли бы за рамки марксистских конструктов, не уклонились от использования их в своей деятельности.
Революция и «старый» мир
Цель пролетарской (социалистической, или антикапиталистической) революции - построение в перспективе коммунизма как справедливого общества на совершенно новых началах, без классов, без государства, без правовой системы. Главное препятствие на этом пути -«старое» государство, соответственно, главная задача, которую должна решить революция, - уничтожение буржуазного («старого») государства вместе с буржуазным правом: «новое» государство, пусть и устанавливаемое на время, будет оснащено и «новым» правом, сконструированным не взамен «старого», но на совершенно новых принципах государственности и собственности, -настолько иных, что в «буржуазном смысле» его правом назвать будет невозможно.
Этот момент подчёркивается В. С. Нерсесян-цем: «Диктатура пролетариата - это завоевание, удержание и использование пролетариатом (во главе и через коммунистическую партию) политической власти. Это не новое право и не новое государство, а радикальное и самое последовательное, насколько это вообще возможно, отрицание всего предшествующего (т. е. по сути и фактически - буржуазного) права и государственности для революционного движения к неправовому и безгосударственному коммунизму» [11].
Так, между «старым» и «новым» мирами ставится переходный период: «...Переход от капиталистического общества, развивающегося к коммунизму, в коммунистическое общество невозможен без "политического переходного периода", и государством этого периода может быть лишь революционная диктатура пролетариата» [4, с. 87]. Диктатура пролета-
10 Шейнис В. Л. Большевистская власть и первая советская Конституция // Общественные науки и современность. 2012. № 1.
11 Нерсесянц В. С. Философия права. М.: Норма, 2003. С. 209.
риата есть также пусть и довольно специфическое, но государство, наделённое «правом» (скорее обязанностью) насилия и освобожденное от «оков» собственно права, ибо важная (но не единственная и не важнейшая) цель этого государства -уничтожение «старого» государства, «старой машины». Но это только первый шаг, и сводить диктатуру пролетариата к одному лишь отрицанию, разрушению явно нелепо. Скорее наоборот: «этатизм» диктатуры пролетариата от Маркса к Сталину неизменно возрастал: Маркс - жёсткий критик анархизма, подчёркивающий необходимость и неизбежность пролетарской государственности; Сталин - создатель советской сверхдержавы, социалистического сверхгосударства.
Уничтожение буржуазного государства - акт быстрый и безусловно связанный с насилием. Но с помощью насилия происходит уничтожение системы, которая основана на насилии же, ибо любое государство есть сила, машина подавления класса классом. То «старое» государство, с которым «имеет дело» пролетариат, согласно Ленину, есть продукт непримиримости классовых противоречий, непримиримости, которая никаким образом не может быть «излечена» (только разве что на время сглажена). Отсюда, убеждён Ленин, с необходимостью следует, что «освобождение угнетённого класса невозможно не только без насильственной революции, но и без уничтожения того аппарата государственной власти, который господствующим классом создан...» [4, с. 8].
Буржуазное государство - «машина угнетения» пролетариата, тогда
как пролетарское - «машина подавления» побеждённой и обречённой буржуазии. Так, диктатура пролетариата - как новая «машина подавления» - должна уничтожить старую аналогичную машину, - такова эта революционная «война машин». «Если государство, - пишет Э. Л. Ро-зин, - есть лишь орудие насилия в руках господствующего класса, а именно так понимал Ленин государство, то оно представляет собой абсолютное зло, которое подлежит уничтожению» [1, с. 129]. Зло невозможно победить без использования подавляющей силы, поэтому суть диктатуры пролетариата - насилие. Ленин в «Государстве и революции», восхищаясь «панегириком насильственной революции» Энгельса, не устаёт подчёркивать роль насилия.
«Насильственная революция, диктатура пролетариата, уничтожение, истребление, насилие, смертельная борьба с инакомыслящими и т. п. -главный рефрен книги "Государство и революция"» [1, с. 29].
Для Ленина «непримиримость классов» - догмат, совершенно не допускающий сомнений.
«Государство есть продукт и проявление непримиримости классовых противоречий. Государство возникает там, тогда и постольку, где, когда и поскольку противоречии не могут быть примирены. И наоборот: существование государства доказывает, что классовые противоречия непримиримы» [4, с. 7].
Классовый антагонизм, согласно марксистам, «встроен» в общество, но не в природу человека - мир может наступить лишь с уничтожением антагонистических классов (один из которых по природе подавляет
другой или другие) и последующим исчезновением («засыпанием») «дружественных» классов (как, например, пролетариат и крестьянство). Важнейший «аккумулятор» антагонизма - государство, и в этом его суть. Все идеи политического консенсуса, компромисса, примирения классов отбрасываются. В работах Ленина - только «отказ от сотрудничества классов и обвинение сторонников соглашения классов в реформизме (у Ленина это бранное слово), в социал-шовинизме и оппортунизме. Ибо, считал Ленин, государство не могло бы ни возникнуть, ни держаться, если бы было возможно примирение классов. <...> Ленин начисто отказывается видеть в государстве прежде всего управляющее устройство» [1, с. 28].
Что же такого опасного в «политических машинах»? Подчёркивая, что «революция состоит в том, что пролетариат разрушает "аппарат управления" и весь государственный аппарат, заменяя его новым, состоящим из вооружённых рабочих», Ленин не устаёт повторять, предостерегая тех, кто мог бы подумать воспользоваться некоторыми возможностями «старого аппарата»: «Суть дела в том, сохраняется ли старая государственная машина (связанная тысячами нитей с буржуазией и насквозь пропитанная рутиной и косностью) или она разрушается и заменяется новой» [4, с. 114].
«Старое» государство, орудие угнетения пролетариата, и «старое» право, «воля господствующего класса, возведённая в закон», таким
образом, должны быть, по Ленину, безусловно, уничтожены.
«Перспектива - "разрушение всей буржуазной законности". Речь, конечно, шла не только об отмене прежних законов. Коль скоро они "буржуазны", то "буржуазна" и вся юридическая система, в основе которой принцип законности. Значит, он тоже подлежал отмене» [12, с. 256].
Это принципиальный момент, который Ленин как бы не замечает в «Государстве и революции» и ввиду очевидности не сильно акцентирует в других работах, - уничтожение права, «старого права», в «формате» которого новые принципы не могут быть ни обоснованы, ни введены в действие. Речь идёт прежде всего о «старых» принципах ограничения власти, верховенства права, разделения властей, парламентаризма, имманентных «буржуазному обществу», но совершенно «устаревших» с точки зрения «нового» мира (и, разумеется, «лживых», согласно «новой риторике»; и уж, во всяком случае, совершенно не подходящих ни к новому государству, ни к новым принципам собственности).
Именно эти принципы должны быть отброшены, их действие как можно скорее прекращено, а соответствующие институты безжалостно разрушены. Отсюда столь жёсткая и непримиримая ленинская риторика в отношении «старого» мира, риторика энергичного отрицания «буржуазного права» и «буржуазной демократии» как «хлама», который должен быть отброшен; отсюда же стремление к «ликвидации прошлого».
12 Фельдман Д. М. Терминология власти. Советские политические термины в историко-культурном контексте. М.: Форум: Неолит, 2015.
Виднейший теоретик и деятель партии эсеров В. М. Чернов писал об этом так: «Цель была - наносить прошлому такие сокрушительные удары, чтобы корабли были сожжены, чтобы к старому возврата больше не было... Шло грандиозное провоцирование масс на колоссальную ломку без сколько-нибудь ясного представления о том, что и как станет на "расчищенное" - вернее, на загромождённое обломками место» [13].
Если классики уделяли внимание праву как общественному феномену (но не пытались вывести принципы права при социализме), то Ленин равнодушен к праву вообще (система советского права будет в своих основах построена Сталиным). Причина такого отношения ясна: «старое» право обречено исчезнуть, а принципы «нового» ещё не ясны, то нет смысла и размышлять над ними. Вполне достаточно, допустим, для начала - туманной максимы революционной совести (или революционного правопорядка, иногда - «революционной справедливости»), затем - идеологемы революционной законности и лишь после этого - введения принципа законности социалистической и построения системы советского права (все толкования и разъяснения к которым оставались за правящей партией).
Примерно такое же отношение проявляется у Ленина и к «буржуазному» государству.
«...Для ленинского общего отношения к государству характерно непонимание того, что государство - это прежде всего исторически сложившаяся организованная социальная сила, управляющая обществом, - пишет Э. Л. Розин. - Для Ленина чуждо. выработанное мировой прогрессивной политической мыслью понимание государства как определённой политической структуры в интересах всего общества. Государство, по Ленину, это -прежде всего и только - машина для подавления, угнетения господствующим классом его классовых противников. "Машина", "дубинка", "аппарат" насилия - вот всё, что видел вождь большевизма в таком сложном социальном институте, как государство, в тайну которого человеческая мысль стремилась проникнуть десятки веков» [1, с. 9-10].
Однако повторим: Ленин смотрел на буржуазное государство как на исторический феномен, которому немного осталось, и если для историков, правоведов оно и будет представлять интерес, то в политических работах, да ещё и установочного характера, ему явно не место. Поэтому хоть и нельзя не согласиться с исследователями, которые упрекают Ленина в небрежении по отношению к правовому государству, прежде всего надо иметь в виду, что речь шла о его полном уничтожении и о построении уже на пустом месте «нового» государства (основанного на принципиально иных отношениях собственности), о полном разрыве со «старым» миром.
Диктатура пролетариата и «диктатура» партии
Как может показаться, Ленин без основания сводит «буржуазное государство» к «аппарату управле-
ния», к «чиновничеству и постоянной армии», выделяя лишь остов, каркас «машины подавления», но ос-
13 Чернов В. М. Конструктивный социализм. М.: РОССПЭН, 1997. С. 245.
тавляя без внимания двигатель и системы, равно как и принципы управления. Именно так, по сути, дело и обстоит, но эта редукция как раз обоснована тем, что всё это предполагается уничтожить полностью и заменить совершенно новой «машиной», построенной на новых принципах.
«Революция должна состоять не в том, чтобы новый класс командовал, управляя при помощи старой государственной машины, а в том, чтобы он разбил эту машину и командовал при помощи новой машины...» [4, с. 114].
Но ведь «новая машина власти» практически создана (во всяком случае её важнейшая часть - двигатель), и эта новая сила - партия Ленина, партия большевиков, «партия нового типа», которая готова взять управление в свои руки и которой совершенно не нужна «старая государственная машина» ни в целом виде, ни по частям, но у которой вполне достаточно сил и способностей создать, построить новое государство.
«Весь ход событий, - говорит В. Л. Шейнис, -подводил взявшую власть партию к необходимости создания государства нового типа (по модели самой партии), к слиянию партии и государства, к наполнению абстрактной дотоле марксистской формулы диктатуры пролетариата содержанием, нимало не похожим на Парижскую коммуну 1871 г.» [10, с. 120].
Задачи, которые поставила перед собой партия, взявшая власть, были настолько колоссальны (это касается как доведения до конца «уничтожения старого мира», так и построения нового государства и создания нового права), а перспективы, открывавшиеся перед новой «властной
машиной», настолько огромны, что она принципиально не могла сдерживать себя никакими ограничениями, никаким правом, даже подобием такового. Такое право партии - не быть связанным правом, законом - не распространялось на государство диктатуры пролетариата. Коммунистическая партия также должна была стать (и стала) создателем совершенно новой, не бывавшей ещё в истории системы права. Ясно, что сама партия при этом не могла быть включена, вписана в какую-либо систему права, - и вся система «старого» права была обречена на исчезновение. Поэтому любые «нити» связи со «старым» миром, с его «косностью и рутиной» должны быть порваны. Партия не могла быть ограничена правом (в «старом» значении), в «новое» же право она не могла быть вписана, ибо любое право налагает ограничения, тогда как для исполнения своих задач и для достижения целей партия не могла быть ограничена.
Д. М. Фельдман приводит утверждение выдающегося советского учёного-криминалиста А. Н. Трайнина: «Закон всегда двусторонен: он обязывает граждан, но и связывает власть. Так, закон одновременно и карает вора, и ставит пределы этой каре. Закон поэтому, как бы ни было пёстро, а порой и деспотично его содержание, всегда есть самоограничение власти. Но в пору разрушения старого мира, в пору диктатуры как политической системы, власть сознательно избегала такого ограничения. Власть желала быть свободной, свободной даже от собственных законов, чтобы в каждый момент "от случая к случаю" подчинить свои действия велениям единой цели и единой стихии - революции» [12, с. 296].
Здесь под властью есть все основания понимать «власть партии».
Однако совершенно не имеет смысла отождествлять государство (диктатуры пролетариата) и партию. В самом деле, в историко-теоретиче-ском и идейно-политическом смыслах речь о «диктатуре» партии вестись не может, «диктатура» партии -теоретический абсурд.
Пролетариат как «суверен» передаёт партии не власть, не часть власти и даже не право на власть (он сам - властитель), но скорее право выступать от своего имени.
Безусловно, иное дело - практика, иное - теоретические конструкции; хотя если говорить о практике, то необходимо отметить:
- во-первых, только пролетариат -«единый и единственный», тогда как партий пролетариата может быть много;
- во-вторых, словосочетание «диктатура партии» из броского лозунга может быть легко превращено и в обвинение.
Это хорошо чувствовал Сталин. На XII съезде ВКП(б) (1923 г.) Зиновьев пытался утвердить «догмат» диктатуры партии.
«...Идея была изложена лапидарно: "Диктатура рабочего класса не может быть обеспечена иначе, как в форме диктатуры его передового авангарда, т. е. Компартии"» [14].
И.В. Сталин - и в пику зиновьев-ско-троцкистскому «ультрадиктаторскому» подходу, и как бы отвечая на жёсткую критику диктатуры пролетариата со стороны Каутского, говорил о «приводных ремнях», которые связывают партию и с пролетариатом, и с крестьянством.
Тут следует вчитаться в рассуждения Сталина:
«Партия осуществляет диктатуру пролетариата.
"Партия - это непосредственно правящий авангард пролетариата, это - руководитель" (Ленин). В этом смысле партия берёт власть, партия управляет страной. Но это ещё не значит, что партия осуществляет диктатуру пролетариата помимо государственной власти, без государственной власти, что партия правит страной помимо Советов. Партия есть ядро власти. Но она не есть и не должна быть отождествлена с государственной властью» [8, с. 128].
Вписывая партию как руководящую силу в систему диктатуры пролетариата и признавая, что «диктатура пролетариата есть, по существу, "диктатура" его авангарда, "диктатура" его партии, как основной руководящей силы пролетариата» [8, с. 126], Сталин делает массу оговорок, уделяет внимание оттенкам смысла, проводит линию различения между «диктатурой пролетариата» и «"диктатурой" партии», выступая, согласно В. С. Нерсесянцу, талантливым и изощрённым «идеологическим филологом». Цель Сталина - вовсе не доказать того, что никакой диктатуры партии не существует, не исключить это словосочетание из политики и риторики, но оформить теоретически и догматически «диктатуру» партии так, чтобы этот новый концепт был особым образом включен в партийно-политический дискурс не в противопоставлении, но наряду с диктатурой пролетариата.
Уже когда Сталин задаётся вопросом, можно ли «между диктатурой пролетариата и руководящей ролью партии ("диктатурой" партии)... про-
14ДурачинскийЭ. Сталин: создатель и диктатор сверхдержавы. М.: РОССПЭН, 2015. С. 174.
вести знак равенства», ясно, что «диктатуру» партии нельзя назвать несуществующей: во всяком случае, уже можно трактовать «диктатуру» партии как её руководящую роль, и наоборот. Тем более это следует из несколько противоречивого утверждения: «Если партия проводит диктатуру пролетариата, и в этом смысле диктатура пролетариата является, в сущности, "диктатурой" его партии, то это еще не значит, что "диктатура партии" (руководящая роль) тождественна с диктатурой пролетариата, что первая равняется второй по своему объему». В работе И. В. Сталина «Вопросы ленинизма» он указывает пять пунктов почти теологических обоснований, исходящих из того, что «диктатура пролетариата по объему шире и богаче руководящей роли партии» [8, с. 127].
Смысл обоснований - показать «диктатуру» партии по отношению к диктатуре пролетариата как её сущность, квинтэссенцию. Поэтому нельзя не только отождествлять «диктатуру» партии и диктатуру пролетариата, но и, настаивает Сталин, нельзя их противопоставлять.
«Нельзя противопоставлять диктатуру пролетариата руководству (диктатуре) партии. Нельзя, так как руководство партии есть главное в диктатуре пролетариата, если иметь в виду сколь-либо прочную и полную диктатуру.» [8, с. 138].
Почему в качестве пары для запрета отождествления/противопоставления диктатуре пролетариата избирается именно «диктатура» партии, почему отношения устанавливаются между диктатурой пролетариата и «диктатурой» партии; почему бы просто не потребовать запрета, исключения из теории, полемики и пр. этого необычного понятия - «диктатура» партии (оставив только «руководство»)? Потому что без него система не будет «работать», повиснет в воздухе, потеряет прочность и полноту (по Сталину), оставит слишком много вопросов, сомнений и соблазнов перетолкования, переинтерпретации, теоретических «достраиваний» уже готовой иерархической системы диктатуры. Слово «руководство», хотя и употребляется синонимично «диктатуре» партии, явно недостаточно, неконкретно. Не исчерпывают смысла предстоя-ния партии перед пролетариатом и её трактовки как «вождя», «учителя», - без «диктатуры» не обойтись. Поэтому, обставляя множеством уточнений, оговорок, дистинкций; сознавая, что «формула диктатура партии, взятая без... оговорок, может создать целый ряд опасностей и политических минусов в... практической работе» [8, с. 141], Сталин, несмотря на всё это, оставляет концепт «диктатуры» партии в лексиконе и теории.
Проблема суверенитета в государстве диктатуры пролетариата
При любых толкованиях и разночтениях партия не могла быть представлена сувереном в теории (даже такая необычная и могущест-
венная партия, как большевистская), что же касается практики, то она предоставляет право судить по-разному, обращаясь к разным же
толкованиям суверена и суверенитета: так, если согласиться с Карлом Шмиттом в том, что «сувереном следует считать того, кто в состоянии решать, может ли быть приостановлено действие закона, если того требует чрезвычайное положение. Суверенитет как субъект государственного суверенитета обладает монополией последнего решения. Суверен стоит вне нормально действующего правопорядка, но при этом принадлежит ему, "ибо он компетентен решать, может ли быть 1а Оо приостановлено действие конституции"» [15], то ответ на вопрос, кто является сувереном в государстве диктатуры пролетариата (при том что сувереном может быть признано в данном аспекте лишь само государство диктатуры пролетариата, или «социалистическое государство»), становится вполне определённым. Равным образом этот «суверенитет-диктатура» партии уже не представляется теоретической нелепостью, если (вместе с К. Шмит-том) вернуться к Жану Бодену, который первым внёс в политическую мысль понятие суверенитета, и вместе с ним полагать сувереном высшую власть, свободную от законов, «ведь она, - поясняет В. Л. Цым-бурский, - творит и отменяет законы - а значит, сама должна быть выше их, не может быть ими связана» [16].
Почему же не признать партию сувереном, ведь факты подталкивают к такому признанию?
Однако политическая теория неумолима: даже если применить известное насилие с помощью фактов, в любом случае партия не может быть рассмотрена ни как источник, ни как обладатель (субъект, носитель) суверенитета; однако метафорически нередко говорят о «суверенитете партии», «абсолютности партийного суверенитета» (А. Н. Медушевский) и т. п.
В юридической (да и в политической) науке часто различают понятия «источник суверенитета» и «носитель (субъект, иногда - обладатель, реже - носитель) суверенитета» или собственно суверен. Как правило, под сувереном (или обладателем суверенитета, а тем более - носителем) понимается государство. Ясно, что в нашем вопросе сувереном является государство диктатуры пролетариата или же, поскольку пролетариат - диктатор, то сам пролетариат, так сказать, «лично».
Советские теоретики высказывались на этот счёт определённо: «Суверенитет принадлежит рабочему классу, который осуществлял свою диктатуру» (Н. А. Кудинов).
«После свержения эксплуататорских классов и упрочения диктатуры пролетариата, полновластие, суверенитет осуществлял рабочий класс» (Я. Н. Уманский) [17, с. 57-58].
15 Русакова О. Ф. Децизионизм как базовый концепт консервативного дискурса К. Шмитта // Дискурс-Пи. 2013. Т. 10. № 1-2. С. 266.
16 Цымбурский В. Конъюнктуры Земли и Времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования. М.: Европа, 2011. С. 185.
17 Шевцов В. С. Суверенитет Советского государства. М.: Юридическая литература, 1972.
Советские учёные понимали под «носителем суверенитета» господствующий класс. Так, И. Д. Левин, автор фундаментального исследования о суверенитете, говорит: «Носителем суверенитета в аспекте его социально-политического содержания (или условно - "политического суверенитета") является господствующий в государстве класс. <...> Политический суверенитет - это высшая власть класса, господствующего в государстве...» [18]. Народ в антагонистическом обществе сувереном быть не может, несмотря на все заявления и заверения; только в социалистическом государстве народ становится подлинным властителем, сувереном.
Под «источником суверенитета», согласно наиболее распространённым теориям, понимается прежде всего народ, или воля народа. Однако марксистская теория трактует «источник суверенитета» по-другому: дело, собственно, в ином понимании народа. В. И. Ленин постулировал сведение народа к «трудящимся массам» или фактически к одному пролетариату. И так в развитие ленинских идей «советскими учёными была создана во многом уникальная, хотя и антидемократическая концепция развивающегося классового суверенитета» [19, с. 38]. И далее: «Основными элементами этой конструкции стали замена понятия единого народа трудящимся народом, а также последовательное развитие и трансформация классового суве-
ренитета в общенародный суверенитет» [19, с. 38].
Так, марксистская мысль пыталась завершить это «круговое движение» суверенитета, вернувшись от пролетариата обратно к народу (преображённому социализмом). Сведение народа к пролетариату -не теоретическая ошибка или приём, а необходимый ход марксистской мысли. Один западный критик продолжил этот тезис, отождествив народ («настоящий народ») с партией.
Шведский теоретик Арне Хеллден (19212009 гг.) в работе 1966 г. писал, что марксизм «ограничивает понятие "народ", которое становится тождественным понятию "трудящиеся". Но дело не только в этом. Настоящий человек - это коммунист, и настоящий народ, следовательно, это те, кто принадлежит к Коммунистической партии. Понятие "народ" становится чисто демократической фикцией» [17, с. 56-57].
Так, воля пролетариата как господствующего класса («воля к власти») является источником его суверенитета.
Где же в этой конструкции партия («правящая партия»)? Представляется, что она занимает место силы, обеспечивающей единство и монолитность пролетариата-суверена (да и само существование его как единого и монолитного класса), равно как и его «единство воли»; и инстанции, осуществляющей руководство пролетариатом-сувереном («пролетариат царствует, партия правит»). Партия «цементирует» про-
18 Левин И. Д. Суверенитет. СПб.: Юридический центр, 2003. С. 62.
19 Крылов К. А. Теория развивающегося классового суверенитета в советской правовой литературе // История государства и права. 2007. № 15.
летариат, делая его настоящим сувереном в том государстве, «официальным» диктатором которого он является (или, если не противоречить
сложившемуся употреблению термина «суверенитет», делая государство диктатуры пролетариата сувереном).
Партия, сила и право: к вопросу о сущности партии
Надо особо отметить, что слова
«партия» и «сила» в советском не только политическом, но и научном лексиконе стояли рядом, сливались, так что понятие силы, можно сказать, изначально включалось в определение партии. Власть - трудящихся, диктатура - пролетариата, а сила - почти исключительно партии, а если и класса - то в связке с партией.
«Мозг класса, дело класса, сила класса, слава класса - вот что такое партия!» (Маяковский).
С классом (т. е. пролетариатом) ассоциировались слова «мощь», «могущество», но не «сила». Именно как силу партия вписывает себя в Конституцию 1977 г.; вписывает, ибо власть имеет силу вписывать себя в Основной закон; но как раз собственно то, что «непререкаемый принцип партийного руководства государством и обществом потребовалось подкрепить законом» [20, с. 18], и есть свидетельство как раз о начавшемся уходе, отступлении от партии её силы, раз потребовалось подкрепить законом ту силу, которая сама была законом. К тому же понятие силы едва ли было уместно в Основном законе, не говоря уж о других формулировках.
Получается, по сути, что в правовом документе столь высокой юридической значимости, как конституция, сила предшествует праву (как бы нарушая старый принцип potentia debet segui justitiam, non antecediere). При этом авторы текста ст. 6 постарались не забыть и о разуме (подключив, так сказать, дублирующий источник закона), однако сделано это было с подчёркиванием опять-таки «силовой» составляющей: партия, «вооружённая марксистско-ленинским учением». Иными словами, партия не могла воспринимать себя иначе, как силу, вооружённую силу, даже пытаясь встроиться в право, которое до этого было она же сама. Но следует оговориться: эта сила - особая, «умная сила», ведь обычно сила - вещь изменчивая, сложно постоянно обладать силой, время от времени она уходит, теряется. Право же, вполне возможно, помимо дополнительной легитимации (основную легитимацию партии предоставляли теория и история) могло придать лишнюю, в некоторых моментах остро необходимую устойчивость. Но сила партии имеет иную природу.
Какова же природа той силы, которой обладала партия? Как представляется, источник (или, во всяком случае, важнейший источник)
20 Бахтамов Р. Великолепная шестёрка // Страна и мир. 1990. № 1. Январь-февраль.
силы партии или партии как силы -это идеи, идейный комплекс, идейный фундамент (учение Маркса и Энгельса, развитое Лениным и Сталиным). Иными словами, партия - «умная сила», или «умная партия», обладающая «умным логосом». Интересно, что именно силой идей СССР (во главе с Компартией) поддерживал, фундировал своё влияние в мире: коммунистические партии, рождающиеся по всему миру с начала 20-х годов, стали «идейными базами», - в противоположность США, с начала ХХ в. развивающими систему военных баз.
Итак, ясно, что из того, что революционная власть (в лице партии, руководящей государством диктатуры пролетариата) не могла ограничивать себя правом, не следует, что и «новое» общество будет лишено правового регулирования. Но ясно также, что при этом государство диктатуры пролетариата, как и любое другое государство, не могло полностью избежать подвластности праву, которое оно же и создавало. Оно и не избежало этой «власти права». Однако партия - как целое, как «ядро власти», как «основная руководящая сила в системе диктатуры пролетариата» (Сталин), как «непосредственно правящий авангард пролетариата, руководитель» (Ленин), наконец, как источник и творец государства и права (Grundnorm, говоря языком Кельзена) могла и должна была (во всяком случае, какое-то время) избегать связанности правом, быть «изъятой из права» (вспомним princeps legibus solutus
est, только принцепс был свободен от закона согласно закону же, а партия legibus solutus erat не по закону, а, так сказать, субстанциально).
«Абсолютность партийного суверенитета, - пишет А. Н. Медушевский, - со времён Ленина подразумевала, что партия стоит над правом и государством, и потому едва ли может ограничить даже сама себя» [21, с. 465].
«Умная сила» и мистическая целостность... Вообще партия - это часть, но не советская Компартия, она если и принимала по отношению к себе предикаты частичности, то всегда в активном смысле: ядро, авангард и т. п. При этом партия не мыслила себя частичным образом, обнимая, если не перекрывая, целостность общества, государства, народа.
Так, М. Я. Вайскопф, анализируя ряд высказываний Сталина о партии, о соотношении партийного аппарата и партийных масс, усматривает в сталинских конструкциях «ноуменальное инобытие партии», некий таинственный «главенствующий элемент, а именно "партия" как таковая. Это столь же неуловимая, сколь и могущественная абстракция, которая витает, подобно божественному арбитру, над обеими своими составными (аппарат и массы. - Авт.). Ближе всего к её сущности стоит, очевидно, понятие "единое целое", но и здесь нет полной тождественности, ибо партия эту свою целостность оценивает тоже как бы извне, словно отвлекаясь от себя самой».
Вчитываясь в слова Сталина «Трудности будут. Но мы их преодолеем, как преодолевали до сих пор, ибо мы - большевики, выкованные железной партией Ленина», исследователь говорит: «Оказывается, партия - как отвлечённое субстанциаль-
21 Медушевский А. Н. Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2017.
ное единство - "выковывает" именно тех, из кого она состоит, т. е. самое себя. Партия одновременно имманентна и трансцендентна сообществу большевиков, тождественна и внеположна ему» [22].
Практически партия, единая партия, выступает здесь как Единое Плотина, одновременно имманентное и трансцендентное сущему (по отношению же к пролетариату партия выступает как его энтелехия).
О «метафизике партии» рассуждает Р. Б. Бахта-мов: «Руководящая роль партии действительна только как данность: она существует, потому что она существует. Любая попытка обосновать этот принцип или хотя бы задуматься над ним смертельно опасна. Всё это - сфера метафизики, первооснов бытия. Внести этот высший, божественный принцип в конституцию (наряду с правом на жильё и унылым перечнем министерств и госкомитетов) значит сделать его земным, превратить в мишень» [20, с. 19].
И далее: «Это была сила всепроникающая, загадочная, метафизическая, вознесённая над человеком, обществом, государством, наделённая сверхчеловеческой способностью видеть будущее человечества. Метафизическое, иррациональное - таково, пожалуй, главное, что отличало партию от всех других учреждений и институтов ХХ века. Сталин, назвавший партию орденом меченосцев, довольно точно уловил истоки этого иррационального могущества.» [20, с. 24].
«Метафизика партии», «партийный неоплатонизм» - отсюда и проблемы определения (и политического, и юридического) как самой партии
(что взять за genus proximus?), так и роли партии в советском обществе (если не пользоваться словами «сила», «ядро», «авангард» и т. п.), ведь определение - это ограничение, а, как уже не раз было сказано, партия не могла себя ограничивать ни на практике, ни в общепринятой теории. Как ограничить силу, которая не могла полагать себе пределов?
Ожесточённая дискуссия, и ныне представляющая серьёзный научно-политический интерес, разгорелась в ходе так называемого «дела КПСС» (1992 г.). Острие споров - решить, была ли КПСС политической партией в общепринятом смысле слова (т. е. общественно-политической организацией с определёнными чертами и функциями). Противники коммунистов категорически отрицали, защитники же пытались отстоять этот тезис [23]. Достаточно противоречивыми были и советские юридические определения партии.
Так, А. А. Безуглов пишет: «В юридической литературе отмечалось, что Коммунистическую партию в политической организации советского общества следует считать самостоятельным элементом системы. Это обусловлено тем, что она хотя и является общественной организацией, но организацией особого рода, осуществляющей политическое руководство как государством, так и всеми без исключения негосударственными организациями» (курс. - Авт.) [17, с. 66-67].
А. Н. Медушевский замечает, что советская «политическая система представлена, тремя элементами - КПСС, государством и общественными организациями» [21, с. 464].
22 Вайскопф М. Писатель Сталин. М.: Новое литературное обозрение, 2002. С. 69-71.
23 Рудинский Ф. М. «Дело КПСС» в Конституционном Суде. Записки участника процесса. М.: Былина, 1999.
Д. А. Журавлёв утверждает, что партия «выступает как особая организация, специальный институт. Она не только авангард рабочего класса, но и организующее начало, инструмент расширения и укрепления диктатуры (рабочего класса. -Авт.), ключевой управленческий институт» [24, с. 132].
Однако наиболее интересное определение было предложено А. А. Зиновьевым, который определяет сущность и роль партии по отношению к «советскому сверхгосударству»: «.Коммунистическое общество в Советском Союзе было государственно-организованное человеческое объединение. Более того, тут следует говорить даже не просто о государственности, а о сверхгосударственности. А основу, ядро, стержень, скелет и голову этой сверхгосударственности образовывал социальный феномен, который называли словом "партия", но который на самом деле не был партией в смысле привычных политических партий Запада. Он имел лишь подобие партии, имел какие-то генетические источники в партии. Но фактически он был явлением качественно иного рода» [24, с. 376-377].
Такое понимание партии, пожалуй, наиболее зримо демонстрирует
невозможность её ограничения юридическими рамками и принципиальную «невписываемость» её в рамки западной политической науки, которая к концу 70-х годов, надо заметить, уже оказывала влияние на советскую общественно-политическую мысль, несмотря на сопротивление теоретиков и идеологов, представлявших опасность такого влияния, ведь если допустить неконтролируемое вмешательство, вторжение науки, рациональности в сферу догматики, то это будет иметь для последней фатальные последствия.
Впрочем, раз такое и было допущено, значит, догматика уже лишилась своей былой силы и нет смысла задавать вопрос, с какой целью партия, которая некогда во главе пролетариата уничтожала буржуазную государственность вместе с её принципами (в общем виде - принципами «правового государства»), вдруг решила встроиться в ею же отправленную на слом систему, систему, в понятиях которой эта партия существовать не может.
Библиография • References
Бахтамов Р. Великолепная шестерка // Страна и мир. 1990. № 1. Январь-февраль. С. 18-30.
[Bachtamov R. Velikolepnaja shestjorka // Strana i mir. 1990. № 1. Janvar'- Fevral'. S. 18-30]
Вайскопф М. Писатель Сталин. М.: Новое литературное обозрение, 2002. - 384 с. [VaiskopfM. Pisatel' Stalin. М.: Novoje literaturnoje obozrenije, 2002. - 384 s.] Дурачинский Э. Сталин: создатель и диктатор сверхдержавы. М.: РОССПЭН, 2015. - 823 с.
[Durachinskij E. Stalin: sozdatel' i diktator sverchderzhavy. М.: ROSSPEN, 2015. -823 s.]
Ильин М. В. Слова и смыслы. Опыт описания ключевых политических понятий. М.: РОССПЭН, 1997. - 432 с.
24 От Великого Октября к советскому социализму. Взгляд 100 лет спустя / ред. кол. П. П. Апрышко, А. П. Поляков, М. В. Романенко. М.: Мир философии, 2017.
\R'in M. V. Slova i smysly. Opyt opisanija kljuchevych politicheskich ponjatij. М.:
ROSSPEN, 1997. - 432 s.] Крылов К. А. Теория развивающегося классового суверенитета в советской правовой литературе // История государства и права. 2007. № 15. С. 38-40. [Krylov K. A. Teorija razvivajuschegosja klassovogo suvereniteta v sovetskoj pravovoj
literature // Istorija gosudaestva i prava. 2007. № 15. S. 38-40] Левин И. Д. Суверенитет. СПб.: Юридический центр, 2003. - 373 с. [LevinI. D. Suverenitet. SPb., 2003. - 373 s.]
Левицкий С. А. Очерки по истории русской философии. М.: Канон, 1996. - 496 с. [Levitskij S. A. Ocherki po istorii russkoj filosofii. M.: Kanon, 1996. - 496 s.] Ленин В. И. Государство и революция. Учение марксизма о государстве и задачи
пролетариата в революции. М.: Изд-во ЛКИ, 2010. - 152 с. [Lenin V. I. Gosudarstvo i revolutsija. Uchenije marksisma o gosudarsrve i zadachi
proletariata. M.: Izd-vo LKI, 2010. - 152 s.] Ленин В. И. ПСС. Т. 3. - 792 с. [Lenin V. I. PSS. T. 3. - 792 s.]
Маркс К., Энгельс Ф. Манифест Коммунистической партии // Первая программа Союза коммунистов. «Манифест Коммунистической партии» в контексте истории / отв. ред. Г. А. Багатурия, Д. В. Джохадзе. М.: ВИУ: Социально-политическая мысль, 2007. - 288 с. [Marks K., Jengel's F. Manifest Kommunisticheskoj partii // Pervaja programma Sojuza kommunistov. «Manifest Kommunisticheskoj partii» v kontekste istorii / о^. red. G. A. Bagaturija, D. V. Dzhochadze. М.: VIU: Sotsialno-politicheskaja mysl', 2007. - 288 s.] Медушевский А. Н. Политическая история русской революции: нормы, институты, формы социальной мобилизации в ХХ веке. М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2017. - 656 с. [Meduschevskj A. N. Politicheskaja istorija russkoj revolutsii: normy, instituty, formy sotsialnoj mobilizatsii v XX veke. M.; SPb., Tsentr gumanitarnych initsiativ, 2017. -656 s.]
Мишин В. И. Ленинская методология социального познания. Н. Новгород: Изд-во
Волго-Вятской академии гос. службы, 2003. - 176 с. [Mishin V. I. Leninskaja metodologija sotsialnogo poznanija. N. Novgorod: Izd-vo Volgo-
Vjatrkoj akademii gos. sluzhby, 2003. - 176 s.] Нерсесянц В. С. Философия права. М.: Норма, 2003. - 652 с. [Nersesjants V. S. Filosifija prava. М.: Norma, 2003. - 652 s.]
От Великого Октября к советскому социализму. Взгляд 100 лет спустя / ред. кол. П. П. Апрышко, А. П. Поляков, М. В. Романенко. М.: Мир философии, 2017. -495 с.
[Ot Velikogo Oktjabrja k sovetskomu sotsializmu. Vzgljad 100 let spustja / red. kol.
P. P. Apryshko, A. P. Poljakov, M. V. Romanenko. М.: Mir filosofii, 2017. - 495 s.] Первая программа Союза коммунистов. «Манифест Коммунистической партии» в контексте истории / отв. ред. Г. А. Багатурия, Д. В. Джохадзе. М.: ВИУ: Социально-политическая мысль, 2007. - 288 с. [Pervaja programma Sojuza kommunistov. «Manifest Kommunisticheskoj partii» v kontekste istorii / о1у. red. G. A. Bagaturija, D. V. Dzhochadze. М.: VIU: Sotsialno-politicheskaja mysl', 2007. - 288 s.] Розин Э. Л. Ленинская мифология государства. М.: Юристъ, 1996. - 320 с. [RozinE. L. Leninskaja mifologija gosudarstva. М.: Jurist', 1996. - 320 s.] Рудинский Ф. М. «Дело КПСС» в Конституционном Суде. Записки участника процесса. М.: Былина, 1999. - 502 с.
[Rudinskj F. M. «Delo KPSS» v Konstitutsionnom Sude. Zapiski uchastnika protsessa.
М.: Bylina, 1999. - 502 s.] Русакова О. Ф. Децизионизм как базовый концепт консервативного дискурса
К. Шмитта // Дискурс-Пи. 2013. Т. 10. № 1-2. С. 266-269. [Rusakova O. F. Detsizionizm kak bazovyj kontsept konservativnogo diskursa
K. Shmitta // Diskurs-Pi. Т. 10. № 1-2. S. 266-269] Сталин И. В. Вопросы ленинизма. 11-е изд. М.: ОГИЗ, 1945. - 652 с. [StalinI. V. Voprosy leninizma. 11-e izd. М.: OGIZ, 1945. - 652 s.] Фельдман Д. М. Терминология власти. Советские политические термины в историко-культурном контексте. М.: Форум: Неолит, 2015. - 480 с. [Feldman D. M. Terminologija vlasti. Sovetskije politicheskije terminy v istoriko-
kulturnom kontekste. М.: Forum, Neolit, 2015. - 480 s.] Цымбурский В. Конъюнктуры Земли и Времени. Геополитические и хронополи-
тические интеллектуальные расследования. М.: Европа, 2011. - 372 с. [Tsimburskij V. Konjunktury Zemli i Vremeni. Geopoliticheskije i chronopoliticheskije
intellektualnyje rassledovanija. М.: Evropa, 2011. - 372 s.] Чернов В. М. Конструктивный социализм. М.: РОССПЭН, 1997. - 670 с. [Chernov V. M. Konstruktivnyj sotsializm. М.: ROSSPEN, 1997. - 670 s.] Шевцов В. С. Суверенитет Советского государства. М.: Юридическая литература, 1972. - 264 с.
[Shevtsov V. S. Suverenitet Sovetskogo gosudarstva. М.: Juridicheskaja literature, 1972. - 264 s.]
Шейнис В. Л. Большевистская власть и первая советская Конституция //
Общественные науки и современность. 2012. № 1. С. 106-121. [Sheinis V. L. Bol'shevistskaja vlast' i pervaja sovetskaja Konstitutsija // Obschestvennyje nauki i sovremennost'. 2012. № 1. S. 106-121]
Уважаемые читатели!
В соответствии с приказом Минобрнауки России от 25 июля 2014 г. № 793 с изменениями, внесёнными приказом Минобрнауки России от 3 июня 2015 г. № 560 (зарегистрирован Министерством юстиции РФ 25 августа 2014 г., регистрационный № 33863), Минобрнауки России сформирован перечень рецензируемых научных изданий, в которых должны быть опубликованы основные научные результаты диссертаций на соискание учёной степени кандидата наук и учёной степени доктора наук. Научно-аналитический журнал «Обозреватель-ОЬэегует включён в указанный перечень.
