CC BY
45
УДК 141.3
КОММУНИКАТИВНОСТЬ ПОВСЕДНЕВНОГО ЖИЗНЕННОГО МИРА
В статье анализируется роль коммуникативности в повседневном жизненном мире. Автор делает вывод о том, что коммуникативность есть способ существования повседневности.
Ключевые слова: типизации, стереотипизации, интер-культуральность, генерализованный код, повседневный жизненный мир.
Л. В. Корчевина, М. П. Шубина L. V. Korchevina, M. P. Shubina
COMMUNICATION IN EVERYDAY LIFE-WORLD
The article analyzes the role of communication in everyday life-world. The author concludes that communication is the mode of existence of everyday life.
Keywords: typing, stereotyping, interculturality, generalized code, everyday life-world.
Среди характеристик повседневности важнейшей, более того - определяющей, является коммуникативность. Повседневность - это общая для нас всех реальность, она существует в постоянно возобновляемом контакте людей, ее составляющие - человеческие смыслы. Обыденная действительность состоит из значений, которые люди присвоили вещам и отношениям. Социальный мир, в котором мы живем, конституируется согласованно взаимодействующими людьми. Природный мир не зависит от признания или непризнания человеком его существования. Социальный мир нуждается в признании. Те смыслы, которые мы придаем вещам и отношениям, должны быть признаны и отдельными индивидами, и группами людей, и обществом в целом, только в таком случае существуют те или иные объекты социальной реальности. В социальном мире мы все играем по одним правилам. Повседневность - это сфера согласованных действий, где все взаимосвязаны друг с другом и интерпретируют мир вместе, а для этого человеческие позиции должны быть принципиально соизмеримы. Речь идет в данном случае о выдвинутом А. Шюцем постулате взаимозаменяемости точек зрения. Он гласит: я всегда могу стать на точку зрения другого человека и посмотреть на действительность с его позиции, из его перспективы. Более того, различия в наших биографиях не будут играть существенной роли, если наша цель едина. Таким образом, повседневность не только тесно связывает людей и стерео-типизирует их мир, но и утверждает их фундаментальное онтологическое равенство. Представители разных культур и социальных слоев, «люди дна» и люди элиты, верующие и атеисты, старые и юные, мужчины и женщины оказываются способны понять друг друга и прагматически действовать вместе [1, с. 15]. Это необходимое понимание обеспечивает воспроизводство реальных отношений, самой жизни.
Интерсубъективность является наиболее всеохватной характеристикой повседневности. Все наше существование пронизано контактами с другими людьми - прямыми и косвенными, дружескими и враждебными. Коммуникация является условием самой нашей способности чувствовать и мыслить по-человечески. Мысленный диалог есть коммуникация, перенесенная внутрь, обитающая в нашем сознании. «Сама обыденная жизнь есть результат непрерывного общения, все ее интерпретации и переинтерпретации вырабатываются коллективно. Болтовня, презираемая М. Хай-деггером как черта неподлинности, на самом деле - тоже
вид интерпретации (и еще какой интерпретации !)... Мировая история совершает свой путь, движимая не только чисто экономическими механизмами, но и воззрениями людей, возникшими в их разговорах и эмоциональных контактах, родившимися в поле интерсубъективности» [1, с. 33].
Реалии повседневной жизни постоянно создаются и пересоздаются, как показывает феноменологическая социология, поэтому главной проблемой межличностного общения, развертывающейся в пласте повседневности, оказывается проблема понимания. Однако все же взаимопереплетение разнородного в повседневности образует относительно устойчивое единое целое, внутри которого все упорядочено. Существуют общепринятые ведущие интерпретации, позволяющие говорить о типе «культуры», единой «менталь-ности» и тому подобных вещах. Есть варианты типизаций, определяющих отношение человека к природе, к обществу, жизни, семье. Эти варианты и предписывают людям их схемы поведения. Таким образом, наши представления о мире оказываются неизбежно типизированными и стереотипи-зированными. Хотелось бы также подчеркнуть, что предпосылками повседневной коммуникации выступают знания, фоновое знание является основой успешных контактов. Это те пласты культуры, которые труднее всего постигнуть иностранцу, т. е. общезначимые неотрефлексированные установки, идущие из повседневности, которые являются незримой системой координат, направляющей и контролирующей поведение индивида.
Наличие типизаций делает действительность понятной и предсказуемой. Мы способны достигать целей благодаря повторяемости, стереотипизации повседневности. Стереотипность повседневной жизни - условие коммуникации. Схемы-типизации поведения облегчают социокультурное взаимодействие. Чтобы решить свои задачи, индивиду надо знать, как именно следует поступать. Обыденная стереоти-пизация отвечает на вопрос «как». В повседневности создается образ «обобщенного другого», на который ориентируются и ученые-обществоведы. И каждый из нас стоит перед лицом общественных ожиданий, общество ждет от индивида поведения, соответствующего его социальной роли. От матерей ожидается забота о детях, от пешеходов и водителей - соблюдение правил дорожного движения и т. п.
Предсказуемость, прозрачность повседневных взаимодействий служит основой общественного порядка. Из сложной ткани социальных взаимодействий, взаимопереплетений
разнородного и формируется то, что мы называем повседневностью. Изменяющаяся сеть коммуникативных взаимосвязей людей - это способ существования повседневности. Вот как пишет об этом Б. В. Марков: «Повседневность - это ткань человеческих взаимодействий, каждое из которых в отдельности рационально, т. е. запланировано индивидами, но в совокупности своей образует такую структуру и порядок, который никем не планировался и не предусматривался. Разум и чувства выступают сторонами этого повседневного взаимодействия» [2, с. 238].
Ни человека, ни общества, ни повседневности нет без коммуникации. Так, немецкий социолог Н. Луман пишет: «Социум формируется из коммуникаций. Общество состоит из коммуникаций - событий, сменяющих друг друга во времени. Структура общества представлена учреждениями, способными связывать эти мимолетные события, а принцип структурирования заключается в дифференцировании коммуникаций. В современном обществе дифференцируются не группы людей, а типы коммуникаций, в которых человек участвует, играя роли избирателя, ученика, покупателя etc» [3, с. 225]. Всякая роль и ролевая коммуникация управляется своим собственным кодом - парадоксальным единством различного: власти-безвластия, собственности-несобственности, любви-нелюбви. Лума-нова теория дифференциации генерализованных средств коммуникации призвана охватить весь социальный универсум и всю его эволюцию. Власть, истина, деньги, право, религия, искусство, любовь - суть коммуникативные коды, т. е. принципы упорядочивания необъятного в своей комплексности социального и психического мира. Этот мир регулируется смыслом (последним обобщением коммуникативных кодов), неким началом, не имеющим под собой никакого основания, онтического субстрата, субъекта. Он - носитель самого себя, процесс самореферен-циального воспроизводства - автопойесиса. С помощью смысла социальным системам и сознанию личности удается сделать для себя осязаемой дифференциацию между ними и их внешним миром, а тем самым воспринять свою собственную селективность. Посредством генерализованных кодов сознание субъекта не только определяет для себя ситуацию и схему действий в ней и таким образом реализует единственную возможность из всего горизонта возможностей, но и, в конечном счете, конституирует социальную систему [3, с. 13].
Луман представляет общество в виде здания, разделенного на кухню, столовую, спальню, чердак и подвал. К тому же это здание постоянно самоконструируется из балок, блоков, кирпичей (т. е. коммуникативных кодов) и образует систему структурно соотносящихся элементов. Луман опирается на Э. Гуссерля, который описывает мир как горизонт актуальных интенций. Соответственно, внешний мир у Лумана - это абсолютное Все, которое в этом статусе «сверхкомплексности» абсолютно непрозрачно и недоступно. Система же способна «видеть», т. е. выбирать свое и оставлять без внимания другое. Система, таким образом, «видит» только себя, ограничена в своем «зрении» и своим горизонтом. То, что «видит» система, и есть ее коммуникации, которые необходимо отличны от мира самого по себе [3, с. 235].
Луман подчеркивает, что социальные системы образуются вообще исключительно благодаря коммуникации. Социальные системы возникают прежде всего из необходимости выбора и согласования действий [3, с. 13]. Важнейшим коммуникативным средством выступает власть. Но было время, когда не было ни власти, ни истины, ни собственности, ни права. Как же тогда происходил отбор действий и переживаний? По-видимому, участники интеракций исходили из конкретных многообразных ситуативных контекстов. С точки зрения Лумана, в эволюции и происходит процесс отбора и закрепления генерализованных кодов, одним из которых является власть. Природа власти независима от субъективного и объективного контекста, ее влияние теряет свою ситуативную основу, выходит за пределы ее конкретности. В любой ситуации, в которой бы ни находился действователь, он ориентируется на генерализованный (т. е. обобщающий ситуации) код - власть.
С самого начала любые коммуникативные средства развиваются при наличии фактического человеческого общежития социального жизненного мира. Практическое общежитие людей в повседневных интеракциях протекает на основе очевидной уверенности в существовании реалий мира. Основания социального общежития и условия его долговременного существования в нормальном случае не нуждаются в осмыслении, обусловленное им поведение не требует оправдания, а мотивы такого поведения - специального рассмотрения и демонстрации. В простых обществах эта функция выполняется преимущественно благодаря конструкциям реальности, которые являются общими для жизненного мира образующих эти общества индивидов. Эти конструкции, лежащие в основе всех процессов коммуникации, являются в простых обществах чем-то само собой разумеющимся [3, с. 14].
Язык в основном и служит для удостоверения подобных само собой разумеющихся, естественных оснований. Лишь в более развитых обществах формируется потребность в функциональной дифференциации как языкового кода в целом, так и символически генерализованных коммуникативных средств, таких как власть или истина. Социальные системы возникают из необходимости согласования действий. Действия могут не согласовываться. Посредством языка, например, сказав «нет», мы можем отвергать действия, не соответствующие данной коммуникации. В ходе эволюции в каждом обществе, помимо языка, формируются учреждения, которые обеспечивают необходимое согласование, и потребность в этих учреждениях возрастает. На возникновение особых символизированных средств коммуникации очень повлияло изобретение письменности, которая необъятно расширила коммуникативный потенциал общества и вывела его за пределы интеракции непосредственно присутствующих.
Таким образом, на основе само собой разумеющихся повседневных ситуаций и схем взаимодействий, присущих этим ситуациям как результат их обобщения, происходит формирование особых генерализованных коммуникативных кодов - власть, истина, деньги, любовь. Благодаря этому становится возможным возрастание эффективности общения. Возможности технизации позволяют схематизировать процессы, первоначально протекающие в случайной форме.
Кодирование и символизация разгружают сознание и благодаря этому усиливают способность ориентироваться в различных контингенциях [3, с. 113].
Мы видим, что, с точки зрения Лумана, социальные системы формируются исключительно благодаря коммуникации. В то же время совершенствование коммуникативности и дифференциация символически генерализованных коммуникативных средств берет свое начало из повседневных интеракций социального жизненного мира с его очевидной уверенностью в существовании реалий мира.
Рассматривая коммуникативность повседневного жизненного мира, необходимо помнить о том, что сущностью коммуникации является понимание. В экзистенциалистской и герменевтической традиции понимание задано онтологически. У М. Хайдеггера понимание является способом бытия человека. Фактически продолжает эту линию Г. -Х. Гадамер. Он исходит из онтологичности понимания, но не ограничивается этим. Он указывает, что феномен понимания пронизывает все межчеловеческие отношения, включая историю, политику, обмен мыслями и переживаниями, нравственные поступки и эстетические вкусы. «В своей работе «Истина и метод» Гадамер противопоставил научному опыту, целе-рациональной практике и техническому мышлению - этим «локомотивам» современной цивилизации - практические умения и навыки жизни, здравый смысл, язык, эстетический вкус, игру, сообразительность и образованность» [4, с. 113]. Гадамер показывал определяющую роль этих факторов в качестве предпосылок, влияющих на решение человека в любом виде деятельности, в том числе в науке. Например, он писал о том, что утопичным является требование избавиться от предрассудков. По Гадамеру, предрассудок гораздо в большей степени, чем рефлексия, суждения и т. п., составляет историческую действительность бытия человека. Предрассудки законны, неизбежны, коренятся в объективных исторических условиях. И дело, следовательно, не в том, чтобы отбросить эти предрассудки; их надо осознать, учесть, привести, так сказать, во взвешенное состояние. И если избавляться, то только от ложных предубеждений, для этого необходимо постоянно вести диалог с изучаемым преданием, текстом, событием.
Тот, кто, «полагаясь на объективность своих методов и отрицая свою собственную историческую обусловленность, мнит себя свободным от предрассудков, тот испытывает на себе могущество этих предрассудков, господствующих над ним без всякого контроля с его стороны, подобно некоей vis a tergo... Дело здесь обстоит так же, как в отношениях между «Я» и «Ты». Тот, кто путем рефлексии выводит себя из двусторонности этих отношений, изменяет их, разрушая их нравственную обязательность» [5, с. 424].
Таким образом, по мнению Гадамера, предпосылки, разного рода предварительное, как правило, неосознаваемое знание - предрассудки, предание, когда речь идет об историческом познании, ценности, установки либо интересы детерминируют результат познания. То есть к истине человек идет и должен идти, уже имея некое предпонимание. Большую роль в жизни человека и в познании играет опыт. Опыт Гадамер понимает очень широко. Он всячески подчеркивает всеобщую сущность опыта, идет ли речь о научной постановке опыта или об опыте повседневной жиз-
ни в том виде, в каком он всегда осуществлялся. В то же время герменевтически понимаемый опыт - это свой собственный опыт, это способность самого человека изменяться. Он обращает наше внимание на односторонность присущей наукам идеализации опыта, апеллируя к Гуссерлю, давшему генеалогию опыта, который как опыт жизненного мира предшествует осуществляемой науками идеализации [5, с. 410]. То есть в основании любого самого специализированного опыта находится повседневный опыт. Этот опыт синкретичен и включает в себя опыт коммуникации, переговоров, взаимопонимания, практические навыки, личностные знания, умения, вкусы. Как отмечает Б. В. Марков: «Опыт -это прежде всего собственный опыт, т. е. нечто такое, благодаря чему изменяется не только предмет, но и сам осваивающий его человек. Опыт становления человека означает встречу с чужим, которое должно быть признано самостоятельным и неотчуждаемым. В этой встрече осуществляется опыт самосознания как ограничения. Но он же означает и открытость: признание границ связано с возможностью встречи и переговоров. Высший тип герменевтического опыта характеризуется открытостью Я по отношению к Ты, т. е. готовностью услышать другого. Так в разговор пластично вводится нравственное признание, а понимание оказывается формой не только познавательного, но и этического действия» [4, с. 114].
Научная идеализация опыта ведет к тому, что глубинное содержание опыта утрачивается, что оказывает негативное влияние и на достижение истины. Опыт переговоров и взаимопонимания дает нечто такое, что нельзя получить чисто теоретически, и поэтому, стремясь теоретизировать опыт, наука искажает его. Герменевтика как метод нацелена на то, чтобы преодолеть это противоречие. С помощью герменевтической рефлексии открываются условия истины, которые не лежат в логике исследования, а предшествуют ей [5, с. 616].
Наука - это институт говорящих и совместно действующих людей. В процессе коммуникации они устанавливают критерии научной значимости и поэтому так называемый эмпирический базис предполагает предпонимание социальных норм. Предпосылкой исследования является предпонимание его смысла. Деятельность ученого не есть решение головоломок, как писал об этом Т. Кун, ученый - член общества и как таковой несет ответственность за последствия своих открытий, изначальной целью его деятельности, важнейшей ценностной предпосылкой должно быть благо общества. «По мнению Ю. Хабермаса, наука зародилась в таких исторических условиях, когда имел место консенсус относительно смысла и целей человеческой жизнедеятельности. Он складывался как сохранение жизни на основе общественного труда» [4, с. 116].
Таким образом, если раньше социальные решения принимались на основе ценностных предпосылок, то в современной культуре провозглашена свобода от ценностей и решения зачастую принимаются исходя не из интересов совместно живущих людей, а из технико-экономико-административных возможностей. Хабермас считает, что в современном обществе из двух видов действий, обеспечивающих воспроизводство общества, - инструментального, под которым понимается труд, и коммуникативного - абсолютизируется
инструментальное действие и инструментальная рациональность, которая не только не способствует пониманию, но и извращает коммуникацию.
Если в герменевтике понимание задано онтологически, то в социологии оно должно опираться на консенсус совместно живущих людей. Хабермас ставит в центр своих исследований коммуникативную деятельность, опосредствованную языковым взаимопониманием. В рамках модели языкового взаимопонимания утрачивает свое преимущественное значение объективирующая установка субъекта в отношении к предметам окружающего мира. Основополагающей оказывается перформативная позиция участников коммуникации, координирующих свои планы и действия посредством взаимопонимания относительно чего-то в мире. В силу того, что один субъект выполняет коммуникативный акт, а другой занимает определенную позицию относительно него, между ними устанавливаются отношения. Эмпирическое «я» изначально находится в рамках межличностного отношения с другим и это позволяет ему соотноситься с самим собой как с участником интеракции из перспективы другого [6, с. 210-211]. Перформативная установка одной личности по отношению к другой определяется ценностями. Субъект всегда оценивает то, что есть на основе социально значимых образцов. Коммуникативное действие включает как собственное предпочтение, так и оценку притязаний другого. Взаимопонимание как коммуникативная практика в этой связи выступает как процесс достижения согласия на основе взаимно признанных и обоснованных притязаний на значимость.
В социальных науках, указывает Марков, мы сталкиваемся с тем фактом, что ученый, изучающий общество, сам к нему принадлежит, он является участником социального жизненного мира. Это означает, что конструируемое им знание включает в себя теоретическое и дотеоретичес-кое знание об обществе. Социальный исследователь определенным образом должен относиться к исследуемой им социальной реальности. Чтобы описывать, надо понимать, а чтобы понимать - быть участником. Такое «отношение» участия не похоже на наблюдение и не может контролироваться принятыми в науке способами, ибо наблюдение сцепляется с пониманием смысла. Смыслопонимание - это коммуникативный опыт, предполагающий участие в процессе понимания, уяснения... Это предполагает герменевтическую просвещенность субъекта [4, с. 120].
Перформативно-герменевтическая установка участника социального жизненного мира должна сочетаться с объективной установкой социального исследователя. Являясь участником социального жизненного мира, ученый включает в свои социальные теории ценностные предпосылки, дотеоретические социальные конструкты, разного рода очевидности, скажем такие, как чувство «Мы», чувство «Я», позиция третьей личности - это очевидности, о которых мы знаем до всякого теоретизирования, а также общие коммуникативные структуры, господствующие над говорящими и действующими субъектами. Все это проникает в нормы производства социальных правил и отношений.
Однако наука возможна тогда, когда имеет место незаинтересованная, неучаствующая личность. Хабермас предлагает в качестве выхода методологию коммуникативного
действия. Коммуникативное действие как символически опосредованная интеракция, во-первых, задает систему отсчета для понимания и описания происходящего для конституи-рования его как предмета познания, во-вторых, коммуникативное действие - это конкретно-исторический процесс производства социальной реальности. Критическая рефлексия, включенная в коммуникативное действие, освобождает герменевтику от блокировки искаженной, разрушенной онтологии, ориентирует исследователя на освобождение личности и социума от помех коммуникации. Этот рефлексивный опыт и выступает как эмансипирующая практика [4, с. 121-122]. Взаимопонимание субъектов взаимодействия основывается на глобальном предпонимании. Всякое истолкование ситуации осуществляется уже в рамках истолкованного, того, что не подлежит сомнению и существует как прочная, надежная основа всего ситуационно обусловленного толкования. Эмансипирующая практика направлена на реконструкцию дотеоретического знания, на которое опирается говорящий и действующий субъект, а также правил и институтов, которые образуют доязыковой контекст коммуникации.
Коммуникация является не просто значимой составляющей повседневного жизненного мира, но способом его существования. Главнейшим сущностным свойством человека является его субъективность, которая, находясь внутри, интенционально направлена вовне, стремится выйти наружу. Человек - существо, которое всегда на пороге, на границе внутреннего и внешнего. Для того, что мы обозначаем понятием «повседневность индивида», - это является выражением его сути. Моя повседневность есть мой внутренний жизненный мир, объективированный наружу, вовне. Повседневность - это мой мир, это близкое, родное, свое, обычное, привычное и т. п. Вот то, что рядом с моим здесь-и-сейчас - это мой жизненный мир, чуть подальше - тоже еще моя повседневность, границы, где она кончается, размыты, неизвестны.
Как мы можем объективировать наш внутренний мир и откуда люди могут знать, скажем, о нравственной или поэтической реальности? Посредством коммуникации, осуществляемой в языке. Моя повседневность актуализируется, существует именно в этих взаимопереплетениях отношений, в интерсубъективных взаимодействиях между людьми, в выходе внутреннего вовне.
1. Золотухина-Аболина Е.В. Повседневность и другие миры опыта. М.: ИКЦ «МарТ»; Ростов н/Д.: Издат. центр «МарТ», 2003. 192 с.
2. Марков Б. В. Философская антропология: очерки теории и истории. СПб.: Изд-во «Лань», 1997. 384 с.
3. Луман Н. Власть М. / пер. с нем. А. Ю. Антоновского. М.: Праксис, 2001. 256 с.
4. Марков Б. В. Храм и рынок. Человек в пространстве культуры. СПБ.: Изд-во «Алетейя»,1999. 304 с.
5. Гадамер Х. -Г. Истина и метод: Основы философской герменевтики. М.: Прогресс, 1988. 704 с.
6. Черняк Н. А. Онтология понимания: монография. Омск: Омский гос. ун-т, 2011. 256 с.
© Корчевина Л. В. , Шубина М. П., 2016
