CC BY
101
Колонизация Прибалтики в описании "Хроники Ливонии" Генриха Латвийского Colonization of the Baltic States according to the "Chronicle of Livonia" by Henry of Latvia
Павлов Олег Дмитриевич
Магистр I курса Исторического факультета МГУ им. М. В. Ломоносова Россия, Москва [email protected]
Oleg Pavlov
First-year master's student Faculty of History Lomonosov Moscow State University Russia, Moscow [email protected]
Аннотация.
Северные крестовые походы являются одним из важнейших цивилизационных движений эпохи Высокого Средневековья. Колонизация Прибалтики германскими военными и духовными корпорациями во многом предопределила культурное развитие Балтийского региона, втянув конгломераты балтских, славянских и финских народов в орбиту западного влияния. Одним из важнейших источников, повествующих о начале драматической колонизации Прибалтики, является уникальный средневековый манускрипт первой половины XIII века - "Хроника Ливонии", написанный немецким священником Генрихом Латвийским. В настоящей статье, опираясь на богатейший фактографический материал Хроники, автор предпринимает попытку комплексного анализа трансформаций (религиозных, административно-территориальных, бытовых и культурных), произошедших в землях "Святой Девы Марии" после начала крестовых походов.
Annotation.
The Northern Crusades are one of the most important civilizational movements of the High Middle Ages. The colonization of the Baltic states by German military and spiritual corporations largely predetermined the cultural development of the Baltic region, drawing conglomerates of Baltic, Slavic and Finnish peoples into the orbit of Western influence. One of the most important sources telling about the beginning of the dramatic colonization of the Baltics is a unique medieval manuscript of the first half of the 13 th century - "The Chronicle of Livonia", written by the German priest Henry of Latvia. In this article, relying on the richest factual material from the Chronicle, the author attempts to comprehensively analyze the transformations (religious, administrative-territorial, domestic and cultural) that took place in the lands of the "Holy Virgin Mary" after the beginning of the Crusades.
Ключевые слова: Генрих Латвийский, колонизация, Ливония, крестовые походы.
Key words: Henry of Latvia, colonization, Livonia, crusades.
Введение
Колонизация и проводимая параллельно с ней христианизация Ливонии - одна из самых драматичных страниц в истории прибалтийского края. Оккупация германскими захватчиками большей части территории современных Латвии и Эстонии в XIII веке сопровождалась многочисленными жертвами среди туземного населения, хозяйственным оскудением края, усложнением внешнеполитических противоречий во всем Балтийском регионе.
Вовлечение предков современных латышей и эстонцев в сферу немецкого влияния обернулось катастрофой для местного населения. Некогда свободные народы попали в феодальную зависимость, выражавшуюся в тяжелом налоговом и барщинном гнете. Кроме того, христианизация балтского и финно-угорского населения была сопряжена с утратой местными народами своей самобытной духовной культуры.
Неоднозначным являлось и положение оккупантов. На протяжении нескольких столетий в Ливонии не существовало единого германского государственного формирования. Прибалтика представляла собой множество самоуправляющихся светских и церковных территориальных образований, ведущих ожесточенную борьбу за
доминирование в регионе. В первой четверти XIII века основными действующими силами в Эстляндии и Лифляндии были: архиепископство Рижское, орден меченосцев, королевство Датское, Русские княжества и королевство Шведское.
В рамках данной статьи представляется целесообразно рассмотреть в отдельности каждого из участников колонизационного движения в Прибалтике; проанализировать методы и цели, которые преследовали крестоносцы, их происхождение и социальное положение. В нашей работе будут представлены особенности различных режимов территориального и церковного управления покоренными землями. Кроме того, отдельные подразделы статьи будут посвящены особенностям системы налогообложения, вассально-ленным отношениям и судопроизводству на завоёванных территориях.
Верхней хронологической границей исследования является 1227 год - ведь именно этим годом оканчивается "Ливонская Хроника" Генриха Латвийского, основной источниковый материал данной работы. Что же касается нижних временных пределов - то под ними можно условно установить 1184 год, время появления в Ливонии первого Искюльского епископа Мейнгарда.
Источник
Важнейшим источником по теме "Колонизация Прибалтики" является "Хроника Ливонии" авторство которой большинством исследователей приписывается немецкому священнику Генриху из области Имеры, проповедовавшему Слово Божье лэттам.
События в "Хронике" расположены в хронологическом порядке и повествуют, главным образом, о деятельности первых трех Ливонских епископов: Мейнгарда, Бертольда и Альберта. Стоит отметить, что эпизодам, происходившим до 1199 года (время правления первых двух епископов) Генрих Латвийский уделяет сравнительно мало внимания, т.к., во-первых, в это время он сам еще не приехал в Прибалтику (профессор С. А. Анненский датирует прибытие хрониста 1203 годом), а, во-вторых, именно описание правления Альберта являлось основной задачей имерского священника. По мнению большинства специалистов, "Хроника" была создана Генрихом Латвийским в 1225-1227 годах по просьбе епископа Рижского, в связи с прибытием в Лифляндию папского легата, епископа Моденского Вильгельма, который был призван выступить в качестве третейского судьи и тем самым способствовать сглаживанию существовавших противоречий между датчанами и немцами, Орденом и Епископом, горожанами и клерикальной верхушкой города Риги. Таким образом, Альберт хотел посредством "Хроники" предоставить римской курии достоверные сведения о происшествиях, случившихся в Ливонии в конце XII - начале XIII веков.
В связи с этим, обратимся к проблеме тенденциозности автора "Хроники". Генрих Латвийский представляется фигурой, преданной епископу Рижскому. Следовательно, деяния Альберта и его ближайших сподвижников представлены в "Хронике" в максимально выгодном свете. Что касается шведов и датчан, то Генрих критично отзывается об их колонизационных предприятиях, т.к. последние были главными противниками епископа в борьбе за гегемонию в регионе. Также критично Имерский Хронист воспринимал русских. Православные земли, по мнению Имерского клирика, это "ловушка ... для крещенных и некрещенных" (XI, 3), а русские - одни из главных врагов Ливонской церкви, имевшие "... одно стремление - уничтожить ее" (XX, 5).
Отдельно стоит остановиться на специфическом делении "Хроники" на главы и книги. Труд Генриха разбит на четыре книги, которые, в свою очередь, подразделяются на тридцать глав. Первая книга, как уже было упомянуто ранее, повествует о деятельности в Ливонии первого Искюльского епископа Мейнгарда в 1184 -1196 годах. Вторая книга заключает в себе рассказ о событиях, которые происходили в Ливонии в 1198-1999 годах во время кратковременного пребывания в Прибалтике второго епископа - Бертольда. Третья книга посвящена
покорению и христианизации Лифляндии при епископе Рижском Альберте в 1199-1208 годах. Четвертая книга повествует о завоевании немцами доселе непокоренного края - Эстляндии в 1208-1227 годах, а также о непростых взаимоотношениях между Ригой и вновь основанной датской колонией - Ревелем.
Обращаясь к проблеме источников, использованных Генрихом при написании своего труда, стоит отметить, что, по собственному признанию летописца, он писал лишь о том, что видел сам или что слышал от очевидцев (XXIX, 9). Однако, в связи с тем, что "Хроника" была написана за сравнительно небольшой промежуток времени, у исследователей возникал вопрос о том, как Генриху спустя длительные временные отрезки удавалось сохранить в памяти подробные сведения о довольно давних эпизодах. По мнению историка Анненского, при составлении "Хроники" Генрих пользовался сделанными ранее заметками, о чем свидетельствуют красочные описания битв, некоторых событий городской жизни и т.д. Кроме того, исследователи допускают, что Ливонский хронист использовал при создании своего исторического труда различные законодательные и правовые акты, в том числе из личного архива рижского архиепископа.
Вместе с тем, стоит иметь в виду, что оригинал рукописи хроники не сохранился. В настоящее время известно около шестнадцати позднейших списков хроники, древнейший из которых, входивший в состав библиотеки графов Замойских в Варшаве, датируется концом XIII - началом XIV века.
Впервые издание хроники было осуществлено немецко-прибалтийским исследователем И.Д. Грубером в 1740 году. Он опубликовал латинский текст хроники по позднему списку XVII века. В последующие два с половиной столетия хроника неоднократно переиздавалась на латинском и немецком языках. В то же время, первое и единственное русское издание "Хроники", в переводе с латинского, осуществил С.А. Анненский в 1938 году. Это издание, снабженное шестью пространными вводными статьями и обширным комментарием, и легло в основу нашей статьи.
Глава I: Рижское епископство и его союзники
Вопрос о целях, которые преследовали крестоносцы в земле Святой Девы Марии, до сих пор продолжает оставаться открытым из-за немногочисленности источников и лаконичности авторских суждений. "Хроника" Генриха Латвийского также содержит чрезвычайно мало информации по этому вопросу. И все же, собирая по крупицам суждения Имерского священника и тщательно их анализируя, мы попробуем реконструировать мотивационные детерминативы участников северных крестовых походов.
В "Хронике" Генриха Латвийского основная мотивация завоевательных походов сводится к необходимости распространения веры и имени Иисуса Христа "ко всем народам". В этом аспекте Хронист абсолютно последователен и логичен - его летопись начинается со слов о епископе Мейнгарде, который прибыл в Ливонию "Просто ради дела христова и только для проповеди..." (I, 2). А заканчивается труд Имерского клирика небольшим панегирическим отступлением, в котором Генрих восхваляет Господа, с помощью и поддержкой которого свершилось много "славных дел. во время обращения язычников к вере Иисуса" (XIX, 9). В целом, на протяжении всей летописи хронист обосновывает практически все значимые события, будь то военная экспедиция тевтонов в Саккалу или создание Ордена меченосцев, необходимостью "увеличения числа верующих и сохранения церкви среди неверных" (IV, 3). Подобная авторская позиция может быть объяснена религиозностью мировоззрения средневекового общества, тем более что хронист принадлежал к духовному сословию. Однако, эти возвышенные представления не мешают Хронисту обвинять представителей других христианских народов (православных русских или католиков шведов и датчан) в деятельности, направленной на удовлетворение личных корыстолюбивых интересов, а не на крещение язычников. По нашему мнению, в этом и заключается тенденциозность автора, так как Генрих был не только представителем католической церкви, но и этническим немцем.
Таким образом, если, следуя логике Генриха Латвийского, признать христианизацию балтских народов основной целью, преследуемой по крайней мере Ливонским священством в Прибалтике, возникает вопрос о силе, которая стояла на определенных этапах складывания Лифляндской клерикальной организации над новообразованной церковью. Примечательно, что все три епископа Ливонских до прибытия в Прибалтику были связаны с Бременской митрополией: Мейнгард был монахом ордена блаженного Августина из Зегебергской обители (I, 1); Бертольд был аббатом Лукским (монастырь в Голштинии) (II, 1); Альберт являлся бременским каноником (III, 1). К тому же, все вышеупомянутые клирики были посвящены в епископский сан исключительно главой бременской архиепархии. Кроме того, именно митрополит Бремена убеждал Бертольда принять "бремя проповеди" (II, 1). Примечательна также биография священника балтского происхождения Иоанна из Виронии, который ребенком был увезен в Зегебергский монастырь (Саксония), где прошел обучение и вместе с третьим Рижским епископом прибыл в Ливонию (XI, 6). Эти проспографические подробности свидетельствуют об устойчивой связи, существовавшей между Бременом и Ливонией в конце XII - начале XIII веков. Суммируя эти обрывочные сведения, можно предположить, что Бременская церковь, ослабленная потерей северной Лундской епископии, предпринимала попытки путем христианизации Лифляндии укрепить свой статус на Балтике.
Для обращения язычников в Лифляндию прибывает священник Мейнгард, который в короткое время получает епископский сан, что свидетельствует о важности этого региона для северогерманской епархии. По сути Икскюльское, а позднее Рижское епископства становятся церковным диоцезами Бременской архиепархии. Последующие епископы продолжали деятельность Мейнгарда, однако Альберт, будучи человеком невероятной энергии и дипломатического таланта, начинает стремиться к независимости Ливонской епископии от Бремена. В этой связи отношения между Бременом и Ригой начинают ухудшаться, о чем свидетельствует сравнительно малое количество пассажей в "Хронике", посвященных бременской церковной организации. По некоторым данным, с 1214 года Ливонская церковь становится самостоятельной, а в 1255 году образуется духовно-светское государство - Рижское архиепископство.
Итак, рассмотрев цели, которые преследовало немецкое духовенство в земле Святой Девы Марии, необходимо также обратиться к другим группам германского населения, участвовавшего в колонизации Прибалтики. Прежде всего, в данном подразделе стоит остановиться на представителях бюргерского сословия, купцах.
В XII - XIII веке происходит стремительное развитие Балтийской торговли. Появляются и развиваются многочисленные скандинавские и северогерманские торговые города: Бремен, Гамбург, Росток, Любек, Висбю, Стокгольм. В поисках новых локальных рынков для сбыта своей продукции и закупки сырья, германские негоцианты обращают свой взор на восток Прибалтики, где издревле компактно проживали разнородные группы славянского, балтийского и финно-угорского населения.
Сложно переоценить роль купцов в колонизации Прибалтики и ее хозяйственном освоении. Говоря о первых этапах немецкой экспансии (правление первых двух Икскюльских епископов), Генрих Латвийский упоминает только торговцев и клириков, как лиц, проживающих в Ливонии в течение относительно продолжительного срока. Исходя из данных обстоятельств, несложно представить, что эти две силы - купечество и духовенство, в процессе колонизации Лифляндии друг друга поддерживали и взаимно дополняли. По мнению прибалтийского историка Г. Трусмана, германские негоцианты поддержали стремление духовенства христианизировать новый регион, так как у них появилась "надежда овладеть страною и извлечь из ее естественных богатств более выгод...". То же самое - а именно стремление к личностному обогащению за счет оккупации и эксплуатации территории Ливонии и ее населения, по мнению Г. Трусмана привлекало в Прибалтику и представителей "всех других сословий".
Таким образом, исходя из текста "Хроники" складывается представление о возникновении взаимовыгодного союза между нарождающимся прибалтийским бюргерством и церковными властителями страны (здесь автор прежде всего подразумевает епископство Рижское и Ливонскую церковь). Епископ Альберт, часто "лоббировал" интересы купцов, оказывал им посильную помощь и покровительство. В свою очередь, Рижское купечество придерживалось партии епископа в борьбе как против внешних врагов (туземное население края, русские, литовцы), так и во внутреливонских политических столкновениях "лифляндских господ" (датчане, Орден, шведы). Для подтверждения вышеназванных тезисов обратимся к материалу источника. Во время правления епископа Мейнгарда, купеческая помощь Ливонской церкви заключалась главным образом в сфере оказания услуг, связанных с транспортными коммуникациями. Так, сам преподобный прибыл в Прибалтику "вместе с купцами" (I, 1). Позже, в 1186 году, когда ливы обманом изгнали Мейнгарда из построенного им же замка Гольм, торговцы, зимовавшие в Эстонии, были готовы помочь епископу с отплытием на остров Готланд (I, 4). Предположительно транспортировка строителей, воздвигших Икскюль и Гольм из Скандинавии была также осуществлена силами торговцев, так как Ливонская церковь в это время была крайне мала и бедна.
Шло время, число немцев, прибывающих в Прибалтику, росло, и в 1200 году епископ Альберт задумался о строительстве нового города - Риги (IV, 4). Место для закладки нового поселения было выбрано не случайно. Как сообщает Генрих Латвийский, было специально отобрано поле, при котором "можно было устроить корабельную гавань" (V, 3). Наличие места, пригодного для стоянки кораблей, имело стратегическое значение для создающегося поселения. Во-первых, немецкая колония была еще крайне малочисленна и располагала довольно ограниченной территорией и производственными ресурсами, что делало ее зависимость от заморских поставок безальтернативной. Во-вторых, гавань в Рижском заливе должна была способствовать упрощению логистики, связанной с прибытием в страну отрядов пилигримов. Ну и в-третьих, торговые причалы были необходимы купцам для швартовки кораблей отправляющихся в Германию, или наоборот возвращающихся из Европы.
Немецкие купцы, занимавшиеся морской торговлей, стремились к монополизации торговли в Лифляндии. В этом их активно поддерживали церковные властители региона. В 1200 году папа Иннокентий по просьбе Теодориха - брата епископа Альберта запретил под страхом анафемы посещение гавани туземцев-семигаллов, расположенной западнее Риги (IV, 6,7). Германские купцы позже дополнили папское распоряжение: каждый, кто заходил в гавань семигаллов лишался имущества и жизни. Таким образом, немецкие негоцианты стремились ограничить прямые контакты иностранных купцов (в том числе и русских) с местным населением, тем самым превращая Ригу в главный торговый город Прибалтики. В дальнейшем, церковные власти региона продолжили поддержку торговой экспансии. Так, захват эстами собственности купцов, по мнению Хрониста, является адекватным (сопоставимым с "сопротивлением благодати крещения") предлогом для начала боевых действий в Эстляндии (XIII, 1). Стоит отметить, что купцы, по нашему мнению, были в достаточной степени заинтересованы в покорении Эстонии. Освоение ими торгового маршрута, по которому они зимой передвигались на санях из Лифляндии в Псков, свидетельствует о том, что наряду с морской торговлей, которая представлялась довольно опасным предприятием в связи с пиратством (в этом отношении отличались морские разбойники с острова Эзель) и неопределенной политической ситуацией между Балтийскими державами (Данией и Священной Римской Империей, и Вольными городами; Новгородом и Швецией и т.д.) существовали также сухопутные пути, соединяющие немецкую колонию и Северо-Восточные русские земли. В случае подчинения Эстонии, прямое торговое сообщение между Ригой и Новгородом/Псковом стало бы гораздо безопаснее. Но не только на Восток надвигалась немецкая торговая экспансия. В 1212 году Рижский епископ договорился с полоцким князем о "безопасном плавании купцов по Двине" - тем самым тевтонским негоциантам открывался свободный доступ в
русские земли южнее Кукенойса и Герцикэ (XIV, 5).
В свою очередь, купцы принимали неоднократное участие в военных походах, организованных Ливонской церковью против язычников - при описании структуры крестоносного воинства они, наряду с некоторыми другими корпоративными структурами, получают дефинитивное определение. Часто, когда происходили внезапные нападения туземцев, именно они вместе с ремесленниками организовывали оборону Риги. Описывая бюргеров, Генрих Латвийский несколько раз останавливается на их доспешном облачении (XIV, 5), что свидетельствует о воинственном и боевитом характере последних. Однако, не только туземцы могли воспрепятствовать передвижению купцов по дорогам Эстонии. В 1221 году по пути в Роталию (область на северо-западе Эстляндии), германские купцы были схвачены датчанами, а всех их имущество конфисковано. (XXIII, 7) Однако, благодаря вмешательству епископа, торговцы были отпущены. Данный эпизод наглядно подтверждает вышеупомянутый тезис о взаимовыгодном союзе средневековых предпринимателей с ливонской церковью и о поддержке, которую оказывал епископ появляющемуся Рижскому купечеству. Вершиной этого сотрудничества стало дарование епископом Альбертом "готландского права" городу Риге. В соответствии с указом епископа, купцы получили возможность избирать городского судью, которому принадлежала вся полнота юридической власти в городе. Кроме того, данный документ закреплял ранее полученные городом привилегии, определявшие его автономию: отмена пошлины, отмена испытания каленным железом, разграничение владений и т.д. Таким образом, епископ вознаградил предпринимательскую прослойку, не предававшую партию Альберта (по крайней мере по тексту "Хроники") за все время его 25-летнего правления.
Купцы, однако, не были единственными светскими жителями города Риги. Наряду с ними в тексте Генриха Латвийского постоянно встречаются упоминания о горожанах. По нашему предположению, Имерский хронист под термином "горожане" подразумевает германских мастеров, ремесленников и мелких лавочников, проживавших в Рига. Вопросы, связанные со временем их прибытия в Прибалтику, сферой деятельности, отношениями с духовными властителями региона, а также их примерной численностью, рассматриваются в данном подразделе на основе нашего источника.
Немецкие мастера и строители начали приезжать в Прибалтику еще при епископе Мейнгарде в конце XII века, в связи со строительством и укреплением двух замков - Икскюля и Гольма (I, 4). В дальнейшем, при Альберте, Рижская епархия продолжила вербовку в Германии квалифицированных ремесленников для удовлетворения широкого спектра хозяйственных потребностей нового города. На страницах "Хроники Ливонии" сравнительно мало указаний на профессиональную деятельность первых поселенцев. По всей видимости, это связанно с тем, что большую часть времени Генрих Латвийский находился вдали от Ливонской столицы в своем сельском приходе в Торейде. Однако, некоторые детали, сообщаемые им, позволяют реконструировать хозяйственные занятия первых рижан. Так, хронист упоминает о двух рыбаках (VI, 4), а также о горожанине Мартине, который занимался медоварением (VIII, 2). В 1214 году в Риге случился страшный пожар, в результате которого пострадала церковь Святой Девы Марии вместе с колоколами (XVI, 5). Как сообщает Генрих Латвийский, позднее "отлит был другой колокол, больше первого". Данная ремарка хрониста свидетельствует о наличии в городе металлургического производства. Действительно, в условиях стремительного городского развития, проистекавшего на фоне непрекращающихся боевых действий и дальнейшего хозяйственного освоения страны, кузнечество и литейное дело были стратегически важными отраслями городской экономики.
В то же время, нельзя не заметить, что на ранних этапах своей истории Рига больше напоминала сельское поселение, чем город, что соответствующим образом отражалась на сфере деятельности его обитателей. Имерский хронист периодически отмечает, что пока поселение было недостаточно хорошо укреплено, рижане
часто страдали от набегов русских, литовцев и ливов, целью, которых был захват лошадей и рабочего скота. Таким образом, учитывая то, с каким вниманием к деталям летописец относится к потерям скота (он различает лошадей и прочих домашних животных), а также бесстрашие, с которым поселенцы отстаивали своих коней, можно предположить, что одним из основных занятий первых рижан было скотоводство. Кроме того, нам представляется, что немало горожан было занято в строительной сфере. С 1201 по 1225 год как в Риге, так и по всей Лифляндии и Эстляндии появилось множество новых зданий и сооружений: в 1205 году был построен монастырь Динамюнде (VII, 5), который в сильно видоизмененном виде сохраняется до сих пор; из описания большого рижского пожара мы узнаем, что к 1214 году были возведены епископский дом, церковь Святой Марии с большими колоколами, церковь ордена Меченосцев (XVI, 5); в 1214 году был построен замок Фридлан и т.д. Вероятно, столь масштабные строительные работы требовали значительного человеческого капитала. Нам известно, что участие в возведении католических храмов и рыцарских замков было одной из повинностей, которую несли туземцы по отношению к своим новым немецким господам. Но Имерский хронист еще в начале своего повествования характеризует ливов и лэттов как людей, не сведущих в каменном строительстве и не знающих свойств цемента (I, 4). Следовательно, при постройке жилых зданий и объектов иного назначения им отводилась подсобная, неквалифицированная роль. Тогда, кто же при строительстве выступал в роли инженеров и высококвалифицированных рабочих? Ответ очевиден - горожане. Более того, говоря о людях епископа, посланных для усиления замка в Кукенойсе, Генрих Латвийский особенно выделяет каменщиков, призванных укрепить крепость. Таким образом, можно предположить наличие специализации по сферам строительной деятельности среди городских тружеников.
Однако, жизнь первых рижан не ограничивалась только одной профессиональной активностью. Им приходилось отбивать многочисленные атаки туземцев, литовцев и русских, которые не хотели смириться с изменившимся не в их пользу балансом сил в прибалтийском регионе. Примечательно, но в отличие от купцов горожане нечасто принимали участие в завоевательных походах. Как видно из текста Хроники, их военные успехи заключались главным образом в обороне своего города от вражеских сил. Вероятно, это было связанно с их непосредственными профессиональными обязанностями и теми важными функциями, которые они выполняли в городском производстве. Только в исключительных случаях, как, например, во время объявленного в 1224 году общеливонского похода против русских и дерптских эстов, рижане отрывались от своих трудов, и выступали в поход вместе с воинством епископа (XXVI, 6).
Стоит отметить, что в структуре нарождающегося остзейского общества горожане занимали прочные позиции. В частности, во время осады Риги ливами в 1206 году представители горожан принимали участие в совещании, которое состоялось у епископа относительно дальнейших действий тевтонов в случае продолжения военного конфликта (VIII, 4). Кроме того, когда литовцы ограбили двух рижских рыбаков, пилигримы (очевидно выполняя приказ вышестоящих должностных лиц) схватили находящихся в городе литов и поместили их в тюрьму, до тех пор, пока рыболовам не было возвращено их имущество. Приведенные факты подтверждают наше предположение о том значительном положении, которое занимали представители городского сословия в иерархии ливонского социума. Однако, стоит отметить, что, говоря о городском населении в Прибалтики в XIII - XIV веках, мы имеем дело со сравнительно небольшим контингентом. Так, по данным Рижской долговой книги в 1286 - 1352 годах, немецкое население города не превышало 1150 человек. Следовательно, возможно предположить, что в первой трети XIII века мы имеем дело с населением, вряд ли превышавшем цифру в 1000 жителей.
Рассмотрев условно "мирных" участников колонизационного движения, представляется необходимым обратится непосредственно к боевым частям, которыми располагала Ливонская церковь. Здесь сразу стоит
остановится на пилигримах, которые были одной из наиболее важных составных частей крестоносного воинства.
Еще при епископе Мейнгарде папа римский даровал полное отпущение грехов "всем тем, кто, приняв крест пойдут для восстановления первой церкви..." (I, 12). В дальнейшем первосвященники неоднократно давали епископу Альберту (единожды Бертольду из-за краткосрочности его правления) разрешение на ведение проповеди и на призыв пилигримов к крестовому походу "во отпущение грехов". Подобные привилегии патримония св. Петра вместе с решением об охране папским престолом имущества лиц, отправлявшихся в качестве пилигримов в Прибалтику, позволяют Генриху заключить, что "папа, назначая пилигримство в Ливонии.. .приравнял его пути в Иерусалим" (XII, 6).
В данном подразделе мы попробуем разобраться, кем были пилигримы по своему происхождению, из каких регионов Европы они приезжали, а также рассмотрим некоторые особенности их деятельности в земле Святой Девы Марии. "Хроника" Генриха Латвийского не дает точного ответа, на вопрос о сословной принадлежности пилигримов. В то же время нам представляется очевидным, что паломники не были однородны в классовом отношении. Практически каждый год в "Хронике" (в третьей и в четвертой книге) начинается с перечисления лиц, приехавших вместе с епископом Альбертом в Ливонию. При этом, в описании прибывших Генрих строго соблюдает иерархический порядок: сначала хронист говорит о персонах, находящихся на высших ступенях средневековой иерархии - герцогах, епископах, графах, бургграфах, многих из которых он называет поименно, иногда даже упоминая детали из их биографии; затем хронист без детальной персонификации перечисляет клириков и рыцарей; в конце этого своеобразного списка он добавляет и "всякого народа". Таким образом, можно констатировать, что в Ливонию приезжали лица совершенно дифферентных социальных страт, от безымянной массы простого люда до представителей знатнейших германских фамилий.
Стоит отметить, что в отличие от военных походов на Ближний Восток, где сражались крестоносцы со всей Европы, география участников ливонских пилигримств сравнительно скудна. Во-первых, епископ Альберт набирал людей для экспедиции в Ливонию исключительно в Германии. Во-вторых, если объединить все косвенные свидетельства, встречающиеся в тексте Генриха Латвийского, то мы придем к выводу, что в Прибалтику ехали представители фактически двух регионов Германии - Саксонии и Вестфалии. Исключением, пожалуй, является первый приезд Альберта в Лифляндию, когда вместе с ним прибыло до 500 человек с острова Готланд (Швеция), хотя, скорее всего, подавляющее большинство из них также были этническими немцами (III, 3).
Но что же влекло немецких путников к Лифляндским берегам? Нам представляется вполне очевидным, что в эпоху, когда сознание индивидуума было пропитано религиозными идеями - участие в крестовом походе во имя "защиты первой церкви" вместе с сопутствующим отпущением грехов представлялось весьма привлекательным предприятием. Однако, несмотря на это, часть пилигримов преследовала и свои личностные, корыстные цели. Вместе с тем, чтобы лучше понять мотивы ревнителей христианской веры, необходимо обратиться к их моральному облику. В тексте "Хроники" Генриха Латвийского содержатся детали биографий некоторых из участников пилигримства. Так, Бернард из Липпэ, впоследствии епископ семигаллов, в молодости был в своей стране "виновником многих битв, пожаров и грабежей" (XV, 4). Филипп Рацебургский, почтенный епископ, который в отсутствие Альберта исполнял его полномочия, прибыл в Ливонию, так как был близким сподвижником отлученного от церкви императора Оттона IV. Подобные проспографические сведения позволили советским историкам предполагать, что в Ливонию отправлялись главным образом авантюристы, жаждущие наживы, и откровенные преступники, оказавшиеся вне закона у себя на родине. Вряд ли это утверждение вполне верно, так как уже было сказано выше - крестоносное воинство было крайне неоднородным. Однако, некоторые детали из "Хроники" Генриха могут подтвердить справедливость слов Маркса, который характеризовал
участников походов в восточную Прибалтику, как "псов-рыцарей", "прохвостов", "крестоносную сволочь".
При чтении труда Имерского летописца, невозможно не заметить многочисленных проявлений неоправданной животной жестокости со стороны "воинства Христова". Так, в битве с литовцами в 1205 году немцами "было перебито множество эстов", которые безоружные следовали за литовским обозом в качестве пленных. (VII, 9) Часто в пылу борьбы, сообщает источник, немцы убивали и своих союзников - крещенных ливов и лэттов. Кроме того, военные экспедиции германцев не обходились без уничтожения мирного населения - при покорении Гарии (северо-восточной области Эстонии) тевтоны разожгли костер у входа в пещеру, где скрывались мирные жители, многие из которых погибли от удушья в первые часы, а оставшиеся в живых были добиты позднее (XXI, 8). Однако, жестокость не являлась единственным пороком, присущим пилигримам. Указание Генриха, о том, что паломники в 1210 году " не готовы были послушно участвовать в работах..." в совокупности с его замечанием о том, что Альберт вынужден был дать разрешение пилигримам на битву с флотом эзельских пиратов (иначе они бы обошлись и без его санкции) свидетельствует о непокорном и своенравном духе, присущем крестоносцам.
Стоит отметить, что добыча и материальное обогащение отнюдь не были безынтересными для пилигримов. В тексте Генриха упоминания о военных трофеях, их многочисленности и дороговизне встречаются с пугающей периодичностью. Среди добычи, захваченной немцами у противников, преобладал скот, лошади, меховые шкуры, редко серебро и церковная утварь, иконы, полученные в результате ограбления Псковских земель. Как указывает Генрих, трофеи делились поровну между всеми участниками походов (XIII, 4). Стоит отметить, что, несмотря на кажущуюся незначительность приобретенных таким образом материальных благ, их ценность для разных пилигримов была не одинакова. Вполне очевидно, что для высокородных герцогов, графов, епископов, поголовья захваченных животных, а также православная церковная утварь не представляла особого интереса. Для них более первостепенным, вероятно, было участие в богоугодном деле, а также те привилегии, которые получали участники пилигримств - а именно отпущение грехов. В то же время, для основной массы рыцарства - которая не обладала значительными материальными богатствами, а также для "прочего народа" наряду с ценностями, характерными для представителей высшей знати, было присуще стремление к богатству (у Генриха есть характерное указание на то как воины, оставив битву, устремились к добыче), так как трофеи, привезенные из Ливонии, были в состоянии поправить материальное положение и укрепить достаток. Хотя не стоит забывать и о личностных целях, которые преследовали отдельные индивиды. Так, вышеупомянутый Филипп Рацебургский находился четыре года в Ливонии, чтобы не видеться с императором Оттоном. Или, например, Альберт Голштинский, который, по предположению историка М. Бойцова, занимался в Эстляндии подготовкой датского вторжения.
Непосредственная деятельность крестоносцев в Прибалтике также, по нашему мнению, различалась в зависимости от социального статуса паломников. В тексте Хроники мы находим упоминания о пилигримах, работающих на лесозаготовках и строительстве стен (XVI, 4). Кроме того, участие паломников в поимке и конвоировании литовцев в рижскую тюрьму свидетельствует об исполнении ими полицейских функций по поддержанию правопорядка в городе. Также, хронист указывает на крестоносцев, несущих гарнизонную службу в одном из двинских замков. По нашему мнению, все вышеназванные обязанности - а именно несение полицейской и гарнизонной службы, участие в строительстве и лесозаготовках, были присущи пилигримам, главным образом, происходящим из среды "прочего народа". Вместе с тем, наряду с вышеизложенными фактами, в "Хронике" мы сталкиваемся также с рассказами несколько иного характера. Так, примечателен эпизод с рыцарем Готфридом, который в 1207 году был назначен судьей "по мирскому праву" (IX, 3). Он собирал налоги, брал взятки и недостаточно много денег отправлял в епископскую казну. Другие пилигримы, увидев его
обогащение и завидуя, вскрыли принадлежавший судье сундук и нашли там 19 марок серебра. Приведенный отрывок свидетельствует не только о соответствующих морально-нравственных характеристиках паломников (мздоимец и воры), но и об исполнении представителями рыцарского сословия судебных обязанностей. Кроме того, в некоторых случаях перед именами высокородных крестоносцев Генрих Латвийский делал приписку -полководец (как в случае с графом Генрихом из Штупенгузена). По всей видимости, эти господа обладали немалым опытом военных сражений и соответствующим происхождением для командования германскими отрядами, как например граф Альберт Ольденбургский о полководческих талантах и многочисленных крестоносных победах которого, Генрих красноречиво повествует в главе, посвященной девятнадцатому году правления третьего рижского епископа (XX, 1-9).
Таким образом, можно заключить, что пилигримы, принадлежавшие к рыцарскому сословию, занимали важные должности в управленческих и военных структурах прибалтийской церкви. Вместе с тем, стоит отметить и различие, существовавшее между пилигримами во время военных походов. Генрих неоднократно подчеркивает, что представители благородного сословия сражались верхом на закованных в броню конях (XIII, 7). Однако, учитывая отсутствие подобных сведений по отношению к прочим паломникам и принимая во внимание дороговизну боевой лошади и доспешного облачения, возможно предположить, что ратники, происходящие из среды "прочего народа" сражались в пешем строю.
Глава II: Административная и религиозная политика Рижского епископства.
Итак, проанализировав состав германцев, завоёвывающих и колонизирующих Прибалтику, стоит рассмотреть так называемый оккупационный режим, установленный захватчиками на покоренной территории. В рамках данной главы представляется целесообразным рассмотреть проводимую немцами политику христианизации, систему религиозного управления в целом, налогообложение, а также обратиться к вопросу о судопроизводстве.
Христианизация народов Прибалтики началась в 1184 году, когда первый епископ Икскюля - Мейнгард, крестил некоторых ливов. Однако, по-настоящему масштабная религиозная политика начала проводиться в регионе только с рукоположением в сан третьего епископа Рижского - Альберта. В первые годы распространения католической веры в Ливонии сравнительная "мягкость" германцев привлекает внимание исследователя. Епископы организовывали пиры, где обильно угощали и одаривали подарками знатных балтов, параллельно проповедуя христианские идеалы (I, 4; II, 3). Нам представляется, что подобная миссионерская практика была столь гуманна в связи с тем, что численность германцев в Прибалтике в это время была ничтожно мала.
Вместе с тем, по мере накопления военных ресурсов и в связи с провалом попыток мирного обращения язычников, тевтоны переходят к тактике насильственного распространения католичества. Стандартно германцы выдвигались в поход против населения того или иного туземного замка, находя различные обоснования своему завоевательному предприятию (отступничество от дававшихся ранее обещаний креститься; помощь литовцам; обиды, нанесенные купцам и т.д.). Во время осады крепости, когда положение защитников начинало стремительно ухудшаться, язычники начинали просить мира, на что получали единый ответ: "Если вы согласитесь .стать детьми истинного миротворца Христа, то тогда мы заключим с вами истинный мир.". У автохтонного населения фактически не оставалось выбора, ведь в противном случае им грозило физическое истребление. Немцы же в свою очередь, не доверяя балтскому и финскому населению Ливонии, выставляли требование о выдаче заложников, в качестве гарантии того, что туземцы примут крещение. Как правило, в качестве заложников отбирались дети самых влиятельных представителей родоплеменной знати - старейшин, которых отлучив от родителей и Отечества, отправляли в Германию. Возможно предположить, что, требуя в качестве гарантии приверженности католичеству детей племенной верхушки, немцы преследовали
одновременно две цели. Во-первых, ливы зная, что в случае, их возможного неповиновения могут пострадать их близкие, менее охотно были бы склоны к открытому сопротивлению германцам. Во-вторых, отправляя заложников в Саксонию, для получения последними религиозного образования, немцы решали проблему нехватки духовных лиц со знанием местных диалектов, что было необходимо для дальнейшего обращения язычников.
В этой связи стоит отметить один колоритный эпизод, описанный Генрихом Латвийским в главе, посвященной седьмому году правления епископа Альберта. В 1205 году в Ригу были приглашены новообращенные ливы, перед которыми было разыграно театрализованное представление на сюжеты Ветхого и Нового Завета (IX, 7). Подобная мистерия была необходима для объяснения туземным народам основ христианской веры, так как в связи с языковым барьером многочисленные проповеди епископа и прочих каноников не были понятны большинству туземного населения. Следовательно, актерская игра и пантомима должны были нагляднее продемонстрировать балтам основы христианской веры.
Когда же наступало относительное затишье и умиротворение после боевых действий, в покоренную область направлялись священники. Они обучали народ "начаткам веры", совершали таинство крещения, строили церкви (участие в возведении культовых сооружений было одной из многочисленных обязанностей балтского населения), разграничивали границы приходов (XIII, 6). Стоит отметить, что некоторые священники оставались для проповеди и исполнения пастырских функций на постоянной основе в какой-то одной из областей Ливонии, другие же переходили от деревни к деревне, обращая все новых и новых автохтонов в католичество. Одновременное существование подобных тактик может быть объяснено конкретными задачами, стоявшими перед Рижской церковью в какой-то определенный момент времени. Так в начале 1220-ых, автор "Хроники" Генрих Латвийский совершал (XXIV, 4-9) обход по приморским областям Эстонии с целью крещения максимально большого числа финно-угров, так как в это время шла ожесточенная борьба между немцами и датчанами за господство в Прибалтике, и границы колониальных образований нередко определялись принадлежностью новообращенных туземцев к той или иной прибалтийской епархии. Во время обращения балтских и эстонских народов миссионеры старались на материальном и духовном уровне бороться с языческим мировоззрением туземцев. Так, примечателен рассказ Имерского хрониста о священнике Данииле, который, чтобы доказать ложность предсказаний жреца ливов относительно кары, которая постигнет народы в случае принятия единобожия, молился целые сутки (XIII, 7). Когда на другое утро балты увидели, что ничего из обещанного в пророчестве не произошло, они еще сильнее утвердились в католичестве. В то же время, некоторые германские проповедники действовали радикальнее. Генрих Латвийский, автор "Хроники Ливонии", крестивший северо-восточные области Эстонии в 1220 году, сообщает о некоем клирике, который уничтожил языческое капище, дабы наставить эстов в вере, и на личном примере продемонстрировать ничтожность идолов (XXIV, 5).
Наряду со священниками, миссионерские функции в Ливонии осуществляли монахи. Генрих Латвийский упоминает о данной епископу Альберту папской привилегии, в соответствии с которой для христианизации Ливонии из Германских монастырей он мог привлекать одного из членов братии по своему усмотрению (XIII, 5). Со временем немецких монахов в Прибалтике стало относительно много, о чем свидетельствует основание в 1205 году монастыря в Динамюнде. Таким образом, судьба тевтонского монаха в Лифляндии была вариативна: он мог как вести проповедь среди туземного населения, объясняя ему "начатки христианства" и выступая в роли приходского пастыря (что более характерно для первых годов правления Альберта, так как с течением времени в качестве проповедников мы все чаще встречаем штатных священников), так и заниматься подвижничеством в монастырских стенах или в скиту. Стоит отметить, что Динамюнде был не просто значимым пунктом на религиозной карте Ливонии. Монастырь на протяжении столетий являлся
стратегически важным объектом - крепостью, прикрывавшей Ригу, со стороны Балтийского моря. Именно поэтому, в сан аббата посвящали только преданных и верных людей (первый настоятель был братом епископа), которые затем делали стремительную церковную карьеру (оба упоминаемых в "Хронике" аббата впоследствии добились епископского сана).
В Лифляндии и Эстляндии на момент окончания летописания Генриха существовало 3 епископства, находящихся в подчинении Альберта - Рижская, Эстонская (позднее Дерптская) и семигальская епархии. Формально две последних не зависели от Риги. Как бы то ни было, в тексте "Хроники" мы находим указание на то, что первосвященник даровал Альберту архиепископскую привилегию - назначать епископов в новоприсоединенных епархиях по своему усмотрению. А, следовательно, о полной автономности говорить не приходилось, так как епископ Рижский наделял архиерейским саном близких соратников (Бернард) и родственников (оба епископа эстонских - Теодорих и Герман, приходились Альберту братьями). Кроме того, целесообразно заметить, что эстонская, и тем более семигальская епископии существовали скорее на бумаге, чем в реальном пространстве. На их территориях происходили многочисленные военные столкновения, что самым естественным образом мешало складыванию полноценного клерикального аппарата. Более того, в связи с тем, что немцы довольно поздно обратились к колонизации этих территорий, ни в Семигалии, ни на первых порах в Эстонии, не существовало даже населенного пункта, где бы могла быть размещена резиденция епископа, капитул, монастыри и т.д. Все это появлялось в области только с наступлением умиротворения и прекращением боевых действий.
Теперь же, рассмотрев особенности религиозной политики, проводимой немецкими захватчиками на покоренной территории, хочется перейти к вопросам административно-правового характера. Практически все отечественные исследователи Прибалтики отмечали тяжелое положение туземцев, проживающих на землях, находящихся под немецкой оккупацией. Данная точка зрения нами полностью разделяется. Одним из условий христианизации была десятина, которую покоренные балты выплачивали в епархиальную казну (XXIII, 8). Соответственно, если ливонские деревни передавались епископами в бенефиции их светским или духовным вассалам, то право сбора десятины переходило к последним. В этом случае архиерей получал одну сотую того урожая зерна (оброк обычно собирался в мерах ржи с плуга), который собирали крестьяне, зависимые от его ленников (т.е. 1/10 от 1/10 ввиду обязательности десятины для всех христиан).
Кроме того, еще в 1200-ых годах, при завоевании Лифляндии, германцы проводили политику по выселению туземцев за пределы их прежних укрепленных поселений. По всей видимости, данные меры были обусловлены тем, что тевтоны боялись открытых проявлений непокорности и потому, предвидя будущие восстания, стремились максимально обезопасить места своего гарнизонного базирования и проживания. Ухудшавшееся материальное положение и звериная жестокость, с которой немцы осуществляли присоединение новых территорий, вынуждали туземцев браться за оружие и организовывать вооруженные выступления против захватчиков. Однако, несмотря на яростное сопротивление балтов, стратегическая инициатива в итоге всегда оказывалась в руках тевтонских захватчиков. После подавления подобных восстаний, следовали санкции против бунтовавших племен. Карательные меры варьировались в зависимости от отношения конкретного племени к католичеству и германской власти в целом, и от уровня оказанного немецким войскам сопротивления. Полное физическое уничтожение всего племени, денежный штраф, увеличение оброка, помещение отдельных лидеров восстания в тюрьму - вот неполный перечень пенитенциарных мер, легших тяжким бременем на плечи автохтонного населения.
Еще одной непосильной ношей для коренных жителей Лифляндии и Эстляндии была военная повинность. Как справедливо заметил К. Маркс, отсутствие единодушия среди жителей Лифляндии и Эстляндии
было одним из решающих факторов, способствовавших успешности немецких колонизационных предприятий. Немцы использовали противоречия между лэттами и ливами при покорении придвинской области. Затем, взаимная вражда между латышами и эстонцами, проживающими в Саккале и Угандии, стала причиной вхождение этих земель в состав германских религиозно-светских образований. Таким образом, можно заметить, что часто, когда дело касалось участия в боевых действиях, направленных против давних врагов, туземцы добровольно, с большой охотой и рвением вступали в союз с немцами. Однако, в тех случаях, когда германские военные экспедиции направлялись против нейтральных племен, проживающих на удаленных территориях, автохтоны не имели особого желания присоединяться к данному предприятию. В ответ на это германским командованием была разработана мера, предусматривающая наказание в виде значительного денежного штрафа (3 немецких марки) племенам, не выставившим отряды в сводное войско (XXVIII, 8).
Заключение.
Итак, подводя итог нашего исследования, хочется обобщить полученные выводы для создания единой картины событий, происходивших в Прибалтике в конце XII - первой четверти XIII столетия.
Для автора "Хроники" все явления и процессы, происходившие в ходе германской колонизации Прибалтике, имеют только одно объяснение - божественное. Идея распространения христианской веры "ко всем народам" служит обстоятельством, полностью нивелирующим все негативные стороны германской оккупации. Однако, как нам удалось выяснить, появление немецких миссионеров на берегах Двины было не случайно -Бременская епархия, потерявшая свои северные епископии, остро нуждалась в приобретении новых территорий и усилении своего влияния. Однако, с ростом Рижского епископства в качестве самостоятельной церковной единицы, Рижские клирики начинают стремиться к независимости от митрополии, которую они в итоге получили в 1214 году. Ливонские епископы постоянно стремились к расширению границ собственной епархии, что способствовало увеличению денежных поступлений, росту статуса (получив независимость от Бремена, Альберт нацелился на получение сана митрополита, некоторыми правами которого он обладал) и влияния.
В этих устремлениях ливонских клириков поддерживало городское население - купцы, ремесленники, торговцы. Они, восприняв высокие идеалы христианизации, не могли не понимать, какие выгоды им открываются в связи с колонизационным движением. Следовательно, вполне естественным представляется союз купцов, чья торговая экспансия активно поддерживалась Ригой и клириков, в военных предприятиях которых, негоцианты играли далеко не последнюю роль.
Еще одной силой, участвующей в колонизации Прибалтике, были пилигримы. Они не были монолитным образованием, представляя собой разнородную совокупность людей практически всех сословий. Соответственно различными были и причины, побуждавшие жителей северной Германии отправляться в ливонский край. Кто-то стремился разбогатеть, некоторые имели проблемы с законом, другие были в опале. В зависимости от происхождения паломника, определялась его роль в жизни остзейского социума. В то же время, весьма примечательна та звериная жестокость, которая сопровождала завоевание Прибалтики. Подобная свирепость и стремление основной массы крестоносцев к стяжательству, красноречиво свидетельствуют о морально -нравственном облике пилигримов, и ставят под сомнения те высокие ценности, которые декларирует "Хроника Ливонии".
Говоря об итогах колонизационной деятельности германских завоевателей, хочется сказать об ухудшении материального положения туземцев и о хозяйственном оскудении края. Бремя налогов и повинностей тяжким грузом легли на плечи автохтонного населения региона. Прежде свободные люди попали в зависимость от оккупантов. Убийства и грабежи, правовое закрепощение, выселение за пределы собственных селищ, вот те ценности, которые европейцы принесли балтам.
Список используемой литературы:
1. Аннинский С.А., Быстрянский В.А. Генрих Латвийский. Хроника Ливонии. М.-Л., 1938.
2. Бойцов М.А., Ткаченко Н.Г. Вместо Палестины — Ливония // Вестник Московского университета. Серия 8: История. №2. М., 1995. С. 59 - 74.
3. Колеватов Н.М. Русские глазами Генриха Латвийского // Европа в Средние века и Новое время: общество. Власть. Культура: материалы Всероссийской, с международным участием, научной конференции молодых ученых. Ижевск. 2018. С. 99 - 102.
4. Маркс К.Г. Хронологические выписки // Большевик. №24. М., 1936.
5. Матузова В.И., Назарова Е.Л. Крестоносцы и Русь. Конец XII в. — 1270 г.: Тексты, переводы, комментарии. М., 2002.
6. Райли-Смит Дж. История крестовых походов. М., 1998.
7. Чешихин Е.В. История Ливонии с древнейших времён. Рига, 1884.
