CC BY
26
Варданян Акоп Вараздатович
доктор юридических наук, профессор, Ростовский юридический институт МВД России (е-таИ: [email protected])
Айвазова Ольга Владиславовна
кандидат юридических наук, доцент, Ростовский юридический институт МВД России (e-mail: [email protected])
Диспозитивный характер заявлений юридических лиц о преступлениях экономической направленности как повод для возбуждения уголовного дела: дискуссионные вопросы теории и практики
В статье рассмотрены дискуссионные вопросы механизма реализации уголовного преследования по уголовным делам о преступлениях экономической направленности, обязательным условием которого является наличие заявления о возбуждении уголовного дела от имени организации, пострадавшей в результате совершения преступления. Делается вывод о целесообразности унификации двух процессуальных режимов принятия решения о возбуждении уголовного дела, предусмотренных ч. 3 ст. 20 УПК РФ и ст. 23 УПК РФ, первый из которых прямо признан частно-публичным обвинением, второй фактически отнесен некоторыми исследователями и практиками к разновидности частно-публичного обвинения, но с точки зрения закона таковым не является.
Ключевые слова: экономическая деятельность, преступления экономической направленности, организация, юридическое лицо, уголовное преследование, коммерческая организация, частно-публичное обвинение, судопроизводство, руководитель.
A.V. Vardanyan, Doctor of Law, Professor, Rostov Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected];
O.V. Aivazova, Candidate of Law, Assistant Professor, Rostov Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia; e-mail: [email protected]
Dispositive applications of legal entities on economic crimes as a pretext for a criminal case: discussion questions of theory and practice
The article deals with debatable questions of the mechanism of realization of criminal prosecution on criminal cases about the crimes of economic orientation, a prerequisite of which is a statement of a criminal case on behalf of the organization affected by the crime. It is made the conclusion about expediency of unification of the two procedural modes of decision-making on excitation of criminal case under pt. 3 of art. 20 and art. 23 of the Criminal Procedure Code, the first of which is recognized as a private-public accusation, the second is actually related by some researchers and practitioners to the kind of private-public prosecution, but from the point of view of the law is not.
Key words: economic activities, economic crimes, organization, legal entity, criminal prosecution, commercial organization, private-public prosecution, judiciary, head.
Современная уголовно-процессуальная политика, отражая устои формируемого в России гражданского общества, необходимым атрибутом которого являются соблюдение, охрана и защита основных прав, свобод, законных интересов личности и организаций, постепенно реализует тенденцию признания значимости деловой репута-
ции юридических лиц, активно участвующих в предпринимательской и иной не запрещенной законом деятельности [1, с. 3-9; 2, с. 50-53; 3, с. 28-31]. Публичный по общему правилу характер отечественного уголовного судопроизводства в предусмотренных законом случаях приобретает элементы диспози-тивности, в частности при принятии решения
179
о возбуждении уголовного дела и осуществлении уголовного преследования в отношении сотрудников коммерческих или иных организаций, совершивших отдельные виды преступлений экономической направленности.
Вместе с тем, данное само по себе позитивное начало, обеспечивающее юридическим лицам право на самоопределение касательно обращения в правоохранительные органы с заявлением о возбуждении уголовного дела либо отказа от этого действия в случае, если неизбежное оглашение событий, связанных с осуществлением расследования, способно причинить существенный вред деловой репутации организации, нередко неоднозначно реализуется на практике. В теории уголовного процесса, криминалистики и иных смежных юридических наук оно также является предметом обсуждения и полемики по целому спектру взаимосвязанных вопросов [4, с. 49-52; 5, с. 55-58].
Еще в первоначальной редакции УПК РФ 2001 г. содержалась ст. 23 «Привлечение к уголовному преследованию по заявлению коммерческой или иной организации», основное содержание которой сохранилось прежним по сей день, неоднократные изменения заключались лишь в уточнении категорий организаций, подпадающих под действие указанной нормы. Итак, в соответствии со ст. 23 УПК РФ «если деяние, предусмотренное главой 23 Уголовного кодекса Российской Федерации, причинило вред интересам исключительно коммерческой или иной организации, не являющейся государственным или муниципальным предприятием либо организацией с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования, и не причинило вреда интересам других организаций, а также интересам граждан, общества или государства, то уголовное дело возбуждается по заявлению руководителя данной организации или с его согласия. Причинение вреда интересам организации с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования одновременно влечет за собой причинение вреда интересам государства или муниципального образования». Напомним, что гл. 23 УК РФ, к которой отсылает ст. 23 УПК РФ, содержит ряд посягательств, совершаемых лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих или иных организациях, предусмотренных ст. 201, 202, 203, 204, 204.1, 204.2 УК РФ.
В юридической литературе и в практической деятельности данный режим осуществления
уголовного преследования постепенно стал известен как прямо не урегулированная в УПК РФ фактическая разновидность обвинения (уголовного преследования) в частно-публичном порядке.
Вместе с тем, виды уголовного преследования предусмотрены в ст. 20 УПК РФ. В соответствии с ч. 3 ст. 20 УПК РФ к уголовным делам частно-публичного обвинения, инициируемым не иначе как по заявлению потерпевшего, но не подлежащим прекращению в связи с примирением, согласно действующему законодательству относятся посягательства не только на здоровье, честь, достоинство, неприкосновенность личности, но и на права и законные интересы индивидуальных предпринимателей и организаций. К таким деяниям относятся преступления, предусмотренные ст. 159-159.3, 159.5, 159.6, 160, 165 УК РФ, совершенные «индивидуальным предпринимателем в связи с осуществлением им предпринимательской деятельности и (или) управлением принадлежащим ему имуществом, используемым в целях предпринимательской деятельности, либо если эти преступления совершены членом органа управления коммерческой организации в связи с осуществлением им полномочий по управлению организацией либо в связи с осуществлением коммерческой организацией предпринимательской или иной экономической деятельности, за исключением случаев, если преступлением причинен вред интересам государственного или муниципального унитарного предприятия, государственной корпорации, государственной компании, коммерческой организации с участием в уставном (складочном) капитале (паевом фонде) государства или муниципального образования либо если предметом преступления явилось государственное или муниципальное имущество».
Таким образом, в УПК РФ постепенно, в результате реализации государственной политики по поддержанию малого и среднего бизнеса, стимулированию свободных рыночных отношений, фактически оказались закреплены две по сути сходные формы частно-публичного уголовного преследования, реализуемые в отношении лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих или иных организациях.
Процессуальные формы уголовного преследования в соответствии с ч. 3 ст. 20 и ст. 23 УПК РФ обладают общностью в плане диспозитив-ного характера инициации публичной изобличительной деятельности стороны обвинения, что заключается в праве потерпевшего представить заявление о преступлении, имеющее
180
юридическое значение для принятия решения об осуществлении уголовного преследования, при наличии комплекса оснований, касающихся: категорий совершенных деяний; связи преступного посягательства с осуществлением предпринимательской или иной экономической деятельности;
организационно-правовой формы и формы собственности хозяйствующих субъектов;
направленности и характера причиненного вреда, категорий потерпевших.
Часть 4 ст. 20 УПК РФ содержит исключение из общего правила об уголовном преследовании в частном или частно-публичном порядке, позволяющее руководителю следственного органа, следователю, дознавателю с согласия прокурора возбудить уголовное дело о любом преступлении, относящемся, в том числе, к категории дел частно-публичного обвинения, если соответствующее деяние совершено в отношении лица, которое в силу зависимого или беспомощного состояния либо по иным причинам не может самостоятельно защищать свои права и законные интересы.
Учитывая, что различные организации, функционируя в сфере как экономической инфраструктуры, так и уголовно-процессуальных правоотношений, в любом случае выражают свою позицию через руководителей или иных уполномоченных сотрудников, полагаем, что частным случаем зависимого или беспомощного состояния может являться совершение соответствующего деяния самим руководителем организации. Практика показывает, что случаи совершения преступлений экономической направленности руководителями в отношении имущества и деловой репутации возглавляемых ими организаций, к сожалению, не являются редкостью [6, с. 745-754; 7, с. 3-9; 8, с. 97-104]. И это несмотря на то, что именно руководитель организации в соответствии с гражданским законодательством не только обязан представлять законные интересы возглавляемого им юридического лица, но и вправе действовать при этом без доверенности как в различных государственных органах, так и во взаимоотношениях с иными участниками предпринимательской или иной экономической деятельности. Тем более, что законодатель в анализируемой норме демонстрирует широкий подход к трактовке невозможности для пострадавших самостоятельной защиты своих прав и законных интересов, включая в ее содержание и совершение преступления лицом, данные о котором неизвестны. Кроме того, УПК РФ вообще демонстрирует различные подходы при
обозначении адресатов различных уголовно-процессуальных правоотношений в плане дифференциации физических и юридических лиц. В некоторых случаях он прямо указывает на юридических лиц, индивидуальных предпринимателей, граждан как на участников соответствующих правоотношений. Но встречаются и варианты употребления нейтрального понятия «лицо» («лица»), под которым, как нам представляется, можно понимать как физических, так и юридических лиц, если юридическое лицо как правовая фикция способно выполнить соответствующее действие. Например, юридическое лицо не может быть допрошено, но может быть адресатом заявления о преступлении.
Вместе с тем, представляется, что в целях единообразного применения положений ч. 4 ст. 20 УПК РФ желательно нормативное отражение этого правила. В качестве одного из вариантов, на наш взгляд, возможно следующее уточнение: в последнем предложении ч. 4 ст. 20 УПК РФ после слов «к иным причинам» добавить слова: «относятся также случаи совершения преступления лицом, данные о котором неизвестны, а равно случаи совершения преступлений, указанных в части 3 статьи 20 настоящего Кодекса руководителем организации».
Часть 5 ст. 20 УПК РФ констатирует, что уголовные дела, за исключением дел, указанных в ч. 2 и 3 ст. 20 УПК РФ, считаются уголовными делами публичного обвинения. Таким образом, согласно ч. 5 ст. 20 УПК РФ действие ч. 4 ст. 20 УПК РФ не распространяется на деяния, категории которых в бланкетном порядке указаны в ст. 23 УПК РФ. То есть получается, что в отношении преступлений, указанных в ст. 23 УПК РФ (гл. 23 УК РФ), нет такой гарантии защиты прав и законных интересов в случаях, если потерпевший не способен осуществить самозащиту.
Полагаем, что вряд ли такая дифференциация форм осуществления уголовного преследования в соответствии с ч. 3 ст. 20 УПК РФ и ст. 23 УПК РФ оправданна, особенно с учетом общности родового объекта преступного посягательства (сфера предпринимательской и иной экономической деятельности), категорий организаций, оказавшихся в орбите уголовно-процессуальных правоотношений, и т.д. Кроме того, на практике названые виды деяний, подпадающих под действие ч. 3 ст. 20 и ст. 23 УПК РФ, нередко совершаются в совокупности.
Поэтому считаем целесообразным унифицировать режим частно-публичного уголовно-
181
го преследования в отношении преступлений, указанных в ч. 3 ст. 20 УПК РФ и ст. 23 УПК РФ (гл. 23 УК РФ).
Итак, если преступлениями указанных категорий причинен вред исключительно интересам данной организации, то необходимым условием для принятия решения о возбуждении уголовного дела является заявление или согласие руководителя этой организации (ст. 23 УПК РФ) либо заявление потерпевшего или его законного представителя (ч. 3 ст. 20 УПК РФ).
В сравнительном аспекте категории субъектов подачи такого заявления, согласно указанным нормам, не являются принципиально различными. Интересы организации в соответствии с гражданским законодательством Российской Федерации реализует ее руководитель, он же с точки зрения гражданского законодательства является ее представителем по закону (иными словами, законным представителем). Другое дело, что с точки зрения УПК РФ институт законных представителей предусмотрен в отношении физических лиц, которые вследствие возраста, состояния здоровья, психических расстройств не способны самостоятельно осуществлять свои права на защиту. В отношении организаций предусмотрено участие представителей. Поэтому, учитывая, что действующая редакция ч. 3 ст. 20 УПК РФ предусматривает ряд деяний, совершенных в отношении коммерческих организаций, в числе заявителей следует также предусмотреть представителя юридического лица, которым в силу гражданского законодательства является руководитель либо, при наличии доверенности, иное уполномоченное лицо.
Согласно ст. 23 УПК РФ для инициации уголовного преследования возможно как собственно заявление руководителя юридического лица (как активное выражение позиции по вопросу о привлечении к уголовной ответственности), так и его согласие (как пассивное отражение мнения организации). Часть 3 ст. 20 УПК РФ предусматривает только заявление. Законодатель в ст. 23 УПК РФ не уточняет, письменное или устное заявление является юридически значимым. Письменное согласие по сути сближает эту форму реагирования с заявлением. Устное заявление, на наш взгляд, недостаточно достоверно отражает позицию организации по вопросу о привлечении ее сотрудника к уголовной ответственности, даже если оно будет отражено в протоколе. Поэтому в обоих случаях предпочтительно письменное заявление юридического лица о преступлении, подписанное его полномочным представителем, а также со-
держащее иные реквизиты, позволяющие индивидуализировать организацию как субъекта гражданского общества.
Таким образом, заявление от имени юридических лиц о совершенных в отношении их преступлений экономической направленности названных категорий при условии соблюдения всех требований, изложенных в ч. 3 ст. 20 и ст. 23 УПК РФ, является единственным поводом для возбуждения уголовных дел соответствующих категорий, что не вполне учитывается на практике.
Например, нередко заявление от имени организации попросту не истребуется. Это могут быть случаи реализации оперативных материалов в отношении руководителей юридических лиц [9, с. 62-66]. Данная ситуация актуальна и тогда, когда не определены характер и размер причиненного вреда. Так, руководителем структурного подразделения организации РДЖ подписан акт приема-сдачи работ, которые фактически не были завершены (один из вагонов поезда пригородного сообщения, не находящийся в момент производства работ в эксплуатации вследствие его неисправности, не был оснащен системой видеонаблюдения, устанавливаемой в рамках реализации социальной программы по борьбе с экстремизмом и терроризмом). Вред, причиненный организации, не являлся значительным, что согласовывалось с отсутствием гражданского иска к обвиняемому и в целом с позицией представителя потерпевшего, не заинтересованного в привлечении к уголовной ответственности и не выражающего заявления об этом. Само оборудование не было присвоено или утрачено обвиняемым, а находилось на ответственном хранении в данной организации. Тем не менее, уголовное дело было возбуждено по ч. 1 ст. 201 УК РФ, и в постановлении о возбуждении уголовного дела указано на факт причинения имущественного вреда интересам организации. В процессе расследования и судебного разбирательства было установлено, что, несмотря на то, что организация - подразделение РЖД не настаивает на привлечении сотрудника к уголовной ответственности, вред причинен не столько организации, сколько обществу, поскольку незавершенность работ заключалась в неустановке в одном из вагонов поезда пригородного сообщения системы видеонаблюдения в целях реализации социальной программы по борьбе с экстремизмом и терроризмом, что не способствует антитеррористической и антиэкстремистской защищенности объектов железнодорожного транспорта.
182
С другой стороны, необходимым условием привлечения к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 201 УК РФ является наличие у субъекта преступления специфических целей: извлечение выгод и преимуществ для себя или других лиц либо нанесение вреда другим лицам, если это деяние повлекло причинение существенного вреда правам и законным интересам граждан или организаций либо охраняемым законом интересам общества и государства. Очевидно, что в данном случае уместно говорить об угрозе причинения вреда, но не о наступлении реального вреда. Тем не менее, указанные доводы стороны защиты были отвергнуты, а подсудимый осужден [10].
Полагаем, что нормативно закрепленный диспозитивный характер заявлений об указанных преступлениях не является случайным. Принцип диспозитивности в принятии решения о привлечении к уголовной ответственности за отдельные категории преступлений экономической направленности, со-
1. Варданян А.В., Гончаров К.В. Механизм злоупотребления полномочиями субъектами управленческих функций в коммерческих и иных организациях как методологическая основа для формирования частной криминалистической методики расследования преступлений // Изв. Тульск. гос. ун-та. Экон. и юрид. науки. 2015. № 4-2. С. 3-9.
2. Варданян А. В. Методологические проблемы классификации исходных следственных ситуаций, типичных для расследования злоупотреблений полномочиями лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих и иных организациях // Юристъ-Правоведъ. 2013. № 1(56). С. 50-53.
3. Варданян А. В. Учение о следственной ситуации как теоретико-методологический ориентир для совершенствования организации расследования злоупотреблений полномочиями в коммерческих и иных организациях // Юристъ-Правоведъ. 2013. № 2(57). С. 28-31.
4. Варданян А.В., Гончаров К.В. Злоупотребление управленческими полномочиями в коммерческой или иной организации: опыт правоприменительной практики и некоторые проблемы возбуждения уголовного дела и предварительного расследования // Юристъ-Правоведъ. 2015. № 2(69). С. 49-52.
5. Варданян А. В. Осуществление управленческих полномочий в коммерческой или иной организации вопреки интересам службы: ак-
вершенных в отношении юридических лиц, восходит к конституционным гарантиям свободы предпринимательской и иной не запрещенной законом деятельности, что необходимо учитывать при рассмотрении информации о преступлении в стадии возбуждения уголовного дела. Неотъемлемым условием принятия верного решения об инициации уголовного преследования либо об отказе от такового выступает более тщательное, а не формальное, как, к сожалению, иногда бывает на практике, исследование в стадии возбуждения уголовного дела не только размера, но и характера вреда, причиненного преступлением. Если же характер вреда изначально был определен ошибочно и вред был причинен исключительно имуществу или деловой репутации юридического лица, то уголовное дело подлежит прекращению по п. 5 ч. 1 ст. 24 УПК РФ - отсутствие заявления потерпевшего, если уголовное дело может быть возбуждено не иначе как по его заявлению.
1. VardanyanA.V., GoncharovK.V. Mechanism of the abuse of power subjects of administrative functions in commercial and other organizations as the methodological basis for the formation of private criminalistics methods of crime investigation // Bull. of Tula state university. Economic and legal sciences. 2015. № 4-2. P. 3-9.
2. Vardanyan A.V. Methodological problems of classification of initial investigative situations, typical for the investigation of abuse of authority by persons performing managerial functions in commercial or other organizations // Lawyer. 2013. № 1(56). P. 50-53.
3. Vardanyan A. V. The doctrine of the investigative situation as a theoretical and methodological guideline to improve the organization of the investigation of abuse of authority in commercial and other organizations // Lawyer. 2013. № 2(57). P. 28-31.
4. Vardanyan A.V., Goncharov V.K. Abuse of managerial powers in a commercial or other organization: the experience of law enforcement practice and some problems of excitation of criminal case and preliminary investigation // Lawyer. 2015. № 2(69). P. 49-52.
5. Vardanyan A.V. Managerial powers in a commercial or other organization contrary to the service interests: actual problems of investigation // Philosophy of law. 2014. № 6(67). P. 55-58.
6. Vardanyan A.V., Kazakov V.V. Forensic analysis of the subjects of offences related
183
туальные проблемы расследования // Философия права. 2014. № 6(67). С. 55-58.
6. Варданян А.В., Казаков В.В. Криминалистический анализ субъектов преступлений, связанных с воспрепятствованием законной предпринимательской или иной деятельности, как фактор повышения результативности расследования // Всерос. криминологический журн. 2015. Т. 9. № 4. С. 745-754.
7. Варданян А.В., Варов И.И. Дискуссионные вопросы формирования исходных следственных ситуаций, типичных для первоначального этапа злоупотреблений полномочиями лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих и иных организациях // Изв. Тульск. гос. ун-та. Экон. и юрид. науки. 2013. № 2-2. С. 3-9.
8. Варданян Г.А. Криминалистически значимые особенности организованных групп, осуществляющих серийное производство и оборот фальсифицированных лекарственных средств, как информационный ориентир для организации раскрытия и расследования указанных преступлений // Изв. Тульск. гос. ун-та. Экон. и юрид. науки. 2014. № 3-2. С. 97-104.
9. Павличенко Н.В. Новая уголовная политика в сфере борьбы с экономическими преступлениями сквозь призму оперативно-разыскной деятельности // Юрид. наука и правоохранительная практика. 2013. № 1(23). С. 62-66.
10. Уголовное дело 1-59/2010. Железнодорожный районный суд г. Ростова-на-Дону, 2010 г.
to impeding the legitimate business or other activities, as the factor of increase of effectiveness of investigation // Russian criminological journal. 2015. Vol. 9. № 4. P. 745-754.
7. Vardanyan A.V., Varov I.I. Controversial issues of generate the initial investigative situations, typical for the initial stage of the abuse of power by persons performing managerial functions in commercial or other organizations // Bull. of Tula state university. Economic and legal sciences. 2013. № 2-2. P. 3-9.
8. Vardanyan G.A. Forensically significant features of organized groups engaged in mass production and trafficking of counterfeit medicines, as an information reference point for the organization of disclosure and investigation of these crimes // Bull. of Tula state university. Economic and legal sciences. 2014. № 3-2. P. 97-104.
9. Pavlichenko N.V. The new criminal policy in the sphere of fight against economic crimes through the prism of operational-investigative activity // Legal science and law enforcement practice. 2013. № 1(23). P. 62-66.
10. Criminal case 1-59/2010. Railway district court of Rostov-on-Don, 2010.
184
Гусев Алексей Васильевич
доктор юридических наук, доцент, Краснодарский университет МВД России (тел.: +79183534517)
Проблемы соотношения содержания понятий
«след» и «фрагмент следа»
В статье рассматриваются актуальные вопросы криминалистической классификации материальных следов-отображений. Обосновывается необходимость проведения дополнительной классификации материальных следов в трасологии путем введения дополнительного классификационного элемента - «фрагмент следа-отображения». Определяются сущность фрагмента следа-отображения и его отличие от полного отображения следа. Высказывается предложение о введении определенных классификационных признаков фрагментов следов-отображений, позволяющих определить степень криминалистической значимости фрагмента для решения идентификационных и диагностических вопросов криминалистики.
Ключевые слова: криминалистика, трасология, следы преступления, следы-отображения, классификация материальных следов.
A.V. Gusev, Doctor of Law, Assistant Professor, Krasnodar University of Ministry of the Interior of Russia; tel.: +79183534517.
Problems of correlation of the notions «trace» and «track fragment»
The article considers topical issues of forensic classification of material traces display. The necessity of an additional classification of material traces in the trace evidence analysis by introducing additional classification element - «fragment of the trace display» is substantiated. The essence of the fragment of the trace display and its difference from the full display track are considered. There is a proposal for the introduction of certain classification signs of fragments of the traces display, determining the forensic significance of the fragment to solve the identification and diagnostic forensics.
Key words: forensic science, trace evidence analysis, traces of crime, traces display, classification of material traces.
Криминалистическая наука сформировалась, в том числе, благодаря исследованиям, проведенным в области механизма следообразования различных материальных следов. Этому вопросу посвятили свои научные труды многие отечественные и зарубежные ученые, сформулировавшие научную основу криминалистической трасологии: Г. Гросс [1], С.Н. Трегубов [2], И.Н. Якимов [3], С.М. Потапов [4], П.С. Семеновский [5], Б.И. Шевченко [6; 7], Г.Л. Грановский [8], И.Ф. Крылов [9], Н.П. Майлис [10], А.Н. Василевский [11] и др. Со временем знание криминалистической трасологии систематизировалось и расширялось путем добавления в его содержание новых открытых учеными видов следов и описания их признаков, а также выявления ранее не изученных специфических особенностей следообразующего процесса.
В настоящее время криминалистическая трасология относится к достаточно полно систематизированному элементу криминалистической теории, в котором четко сформулирована классификация материальных следов,
различаемых в зависимости от следообразу-ющего объекта, условий формирования следа, степени восприятия следов. Несмотря на это, процесс совершенствования знаний в области криминалистической трасологии продолжается. В первую очередь это касается вопросов расширения классификации уже известных видов следов, в том числе в результате разработки новых направлений трасологических исследований, к которым, например, следует отнести микротрасологию (трасологические исследования микроследов) и зоотрасологию (трасологические исследования следов животных). Позитивное значение для дальнейшего развития знаний трасологии имеет и терминологическое уточнение понимания следа как единого элемента, носителя криминалистически значимой информации и его фрагмента -носителя неполной информации криминалистического значения.
Большинство научных исследований в области трасологии посвящены вопросам изучения классификационных признаков следа как целостного информационного элемента.
185
Вопросы научного анализа фрагментов материальных следов практически не исследуются, что оказывает негативное влияние на решение классификационных и диагностических вопросов по отношению к следообразующему объекту. Особенно это касается следов-отображений, исследование фрагментов которых не всегда позволяет их классифицировать по отношению к определенному виду следообра-зующей поверхности. В первую очередь это связано с недостаточно изученным механизмом образования и исследования фрагментов следов-отображений.
Проведение научных исследований в обозначенной проблематике позволит дополнить знания криминалистической трасологии информацией, которая позволит оперировать боле точными понятиями в случае выявления фрагментов следов-отображений. Терминологическое разграничение понимания целого следа и его фрагмента создаст условия для формирования единого подхода к описанию в процессуальных документах данных видов отображений. Указанное уточнение создаст условия, исключающие возможные ошибки в практике следственной и судебно-экспертной деятельности, связанные с пониманием того, в каком виде (целый, часть целого) след был обнаружен и в каком виде (целый; часть целого) он изучался в ходе судебно-экспертного исследования.
Говоря о необходимости уточненной классификации в трасологии признаков фрагмента следа, необходимо отметить, что происхождение слова «фрагмент» связано с латинским языком, в котором таким образом обозначался обломок, кусок, осколок [12]. В русском языке под фрагментом понимается отрывок текста, художественного, музыкального произведения или обломок, остаток древнего произведения искусства [13]. Со временем русская транскрипция слова «фрагмент» стала использоваться как синоним слова «часть» [14]. В русской речи есть и производное от слова «фрагмент» слово «фрагментарность», смысловое содержание которого представляет собой обрывочность, неполноту, частичность [15]. Таким образом, широкое понимание фрагмента следа в криминалистике может определяться как часть чего-то целого, имеющего отношение к событию преступления и лицам, вовлеченным в механизм этого события.
Общее криминалистическое понимание «фрагмента» в качестве части чего-то целого имеет и более узкое понимание по отношению к изучаемым криминалистической трасологией
следам-отображениям, которые наиболее часто становятся объектом судебно-трасологиче-ской экспертизы. Полагаем, что в этом случае фрагмент следа-отображения может рассматриваться как какое-либо частичное(неполное) отображение поверхности следообразующего объекта на поверхности объекта следовоспри-нимающего. Наряду с пониманием фрагмента следа-отображения, необходимо уточнить тра-сологические критерии, позволяющие определять признаки части целого следа. Выработка обозначенных критериев может осуществляться в рамках такой физической величины [16], которая характеризует размер части следа-отображения по отношению к общей площади следообразующей поверхности.
Поскольку не всегда есть возможность по фрагменту следа определить действительные размеры контактной поверхности следообразу-ющего объекта, возникают затруднения в классификации данного следа в качестве целой части или части целого (фрагмента). Решение этой задачи должно осуществляться в ходе предварительного диагностического исследования обнаруженного следа-отображения. При таком исследовании классификационное отнесение следа к целой части или фрагменту этой части зависит от соотношения размерных величин изучаемого следа и размерных величин предполагаемой контактной поверхности следообразующего объекта.
Во многих случаях такое диагностирование не составит труда. Например, несложно определить по следу обуви, является ли он фрагментом или полностью передает подошвенную часть обуви, оставившей след. Однако в ряде случаев такое диагностирование затруднено в силу отсутствия возможности установления групповых признаков следообразующего объекта, а соответственно, определения величины его предполагаемой зоны контакта. Невозможность классифицировать размерную величину изучаемого следа-отображения по отношению к сформировавшей его контактной поверхности не дает основания определять данный след в качестве фрагмента. Такое предложение объясняется тем, что фрагмент следа может быть определен только тогда, когда будет понятно, что он является только частью контактной поверхности следообразующего объекта.
В основе предлагаемого разграничения терминов «след» и «фрагмент следа» должна лежать устанавливаемая в ходе предварительного или судебно-экспертного исследования информация о том, является или нет обнаруженный след частью контактной поверхности следо-
186
