CC BY
6
Научная статья
УДК 172.4 +130.2 + 304.9
DOI10.18522/2072-0181-2022-112-42-49
КОЛЛИЗИИ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА В КОНТЕКСТЕ ИНОКУЛЬТУРНЫХ ЗАИМСТВОВАНИЙ
В.Д. Бакулов, А. Ф. Поломошнов, А.В. Лыкова
COLLISIONS OF THE RUSSIAN NATIONAL CHARACTER IN THE CONTEXT OF FOREIGN CULTURAL BORROWINGS
V.D. Bakulov, A.F. Polomoshnov, A.V. Lykova
История России, как никакой другой цивилизации, столь же грандиозна, сколь и трагична, столь же парадоксальна, сколь и неповторима. В нашей истории нетрудно обнаружить целую череду культурных разрывов, связанных с усердными, хотя и не всегда успешными инокультурными заимствованиями с Запада или с Востока, сопряженными с одновременным разрушением или отказом от своих отечественных социокультурных форм и институтов.
Еще Н.А. Бердяев отмечал, что «историческая судьба русского народа была несчастной и страдальческой, и развивался он катастрофическим темпом, через прерывность и изменение типа цивилизации» [1, с. 7]. Современные российские исследователи также констатируют дискретность отечественной истории. И.В. Кон -даков отмечает: «...российской истории в целом свойственна не непрерывность, а по преимуществу дискретность: резкая смена культурных парадигм; время от времени назревающая ломка общественно-исторического уклада и социаль-
Бакулов Виктор Дмитриевич - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой философии и методологии науки Института философии и социально-политических наук Южного федерального университета, 344065, г. Ростов-на-Дону, пер. Днепровский, 116, e-mail: viktor_bakulov@mail.ru, т.: 8(863)2184000, доб. 21042;
Поломошнов Андрей Федорович - доктор философских наук, профессор, заведующий кафедрой иностранного языка и социально-гуманитарных дисциплин Донского государственного аграрного университета, 346493, Ростовская область, пос. Персиановский, ул. Дачная, 22, e-mail: paf1@ mail.ru;
Лыкова Анна Викторовна - аспирант кафедры иностранного языка и социально-гуманитарных дисциплин Донского государственного аграрного университета, 346493, Ростовская область, пос. Персиановский, ул. Дачная, 22, e-mail: anna-lykova@yandex.ru.
ного устройства страны» [2, с. 293]. Н.П. Мони-на связывает дискретность российской истории с критическими цивилизационными угрозами, в результате которых русская история и культура неоднократно прерывались и ставились под вопрос бурными катаклизмами [3, с. 205]. Об отсутствии прочной связи между эпохами российской истории говорит А. А. Сапронов [4].
Можно привести еще множество подобных оценок. Их единодушие, очевидно, является отражением фактического положения дел. Список культурных разрывов в российской истории практически совпадает с ее основными стадиями: принятие христианства и отказ от язычества, призвание варягов, татаро-монгольское иго, реформы Петра I, социалистический эксперимент XX в. по лекалам западного марксизма, либеральные реформы 90-х гг. XX в.
Противоположные оценки и острая полемика альтернативных лагерей российской общественной мысли характерны не только для современного, но и для любого периода резких качественных трансформаций российского об-
Viktor Bakulov - Southern Federal University, 116 Dnep-rovsky Lane, Rostov-on-Don, 344065, e-mail: viktor_ bakulov@mail.ru, tel.: 8(863)2184000, ext. 21042;
Andrey Polomoshnov - Don State Agrarian University, 22 Dachnaya Street, Persianovsky, Rostov Region, 346493, e-mail: paf1@mail.ru;
Anna Lykova - Don State Agrarian University, 22 Dachnaya Street, Persianovsky, Rostov Region, 346493, e-mail: anna-lykova@yandex.ru.
щества. Так, реформы Петра I породили раскол российского общества и российской национальной мысли на два лагеря: славянофилов и западников, которые, естественно, давали этим реформам противоположные оценки.
В целом негативную оценку реформ Петра I дал Н.Я. Данилевский, который видел их суть в насильственном переворачивании русской жизни, российских цивилизационных начал на иностранный лад, в заражении российского молодого цивилизационного типа опасной болезнью «европейничанья» [5, с. 296-297].
Напротив, В.С. Соловьев считал, что Петровские реформы не имели цели навязывания нам чуждой культуры, а способствовали усвоению ее самых позитивных общечеловеческих ценностей. Это был подвиг самоотречения от национального эгоизма и национальной ограниченности: «Реформа Петра Великого была в высшей степени оригинальна (курсив наш - Авт.) именно этим смелым отречением от народной исключительности (от мнимой поверхностной оригинальности)...» [6, с. 288-289].
Найти некоторый баланс в этих оценках попытался Н.А. Бердяев, отмечая, с одной стороны, необходимость Петровских реформ, а с другой - неадекватность их методов. «Реформа Петра была неизбежна, но он совершил ее путем страшного насилия над народной душой... Переворот же Петра, усилив русское государство, толкнул Россию на путь западного и мирового просвещения» [1, с. 12-13].
В связи с этими и подобными им неоднозначными оценками других эпизодов резких социокультурных трансформаций общества в нашей истории возникают закономерные вопросы. Почему мы периодически (и в очередной раз в наше время) с увлечением рушим до основания существующие, сложившиеся нами же ценой больших усилий выстроенные традиционные социокультурные формы и устои (в случае с последними реформами - советские, социалистические устои), и пытаемся строить новый мир с руин? Почему мы постоянно (но не очень успешно) пытаемся заимствовать социокультурные формы на Западе и пренебрежительно относимся к собственному опыту и традициям?
За этими вопросами встает малоисследованная общая проблема российского национального самосознания: каким образом многочисленные культурные разрывы и метаморфозы русской истории связаны с русским национальным характером, а именно с теми его чертами, которые определяют отношение к другим культурам
и к качественным трансформациям общества? Другими словами: какие качества национального характера и каким образом связаны с феноменом радикальных инокультурных реформ в России? Каким образом отражаются эти реформы на российской культурно-антропологической самобытности и каким образом влияет эта самобытность на динамику самих реформ? Каким образом, наоборот, качества и метаморфозы русского национального характера влияют на социокультурные трансформации российского общества?
Логика нашего исследования подводит нас прежде всего к вопросу о том, как связаны ино-культурные влияния с собственной российской идентичностью. Меняют ли они ее и насколько сильно? И.В. Кондаков выделяет в структуре ци-вилизационной идентичности три компонента: менталитет, локалитет и глобалитет, подчеркивая при этом относительную устойчивость менталитета, относительную подвижность лока-литета и противоречивую нестабильность динамики глобалитета. При этом менталитеты меняются наиболее медленно, обладают самой большой степенью ригидности. Локалитеты гораздо менее ригидны, более динамичны, их обусловливают миграции этносов, развитие и трансформация социальных процессов, этнических политико-идеологических установок и решений. Наиболее сложно и стохастично протекает формирование глобалитетов. Их зависимость от различного рода ситуаций и обстоятельств делает эти составляющие национально-культурных идентичностей в высшей степени нестабильными [7, с. 106].
На наш взгляд, хотя инокультурные влияния, безусловно, являются фактором динамики российской цивилизационной и культурно-антропологической идентичности, они ее модифицируют поверхностно или феноменально, но не изменяют ее основ, а, напротив, перерабатываются через эти основы и интегрируются в российскую цивилизационную идентичность. Другими словами, восприятие инокультурных влияний проходит через фильтр российской ци-вилизационной и культурно-антропологической идентичности. То, что совместимо с ней и может ее обогатить, воспринимается и интегрируется, а чуждое отторгается.
В этом плане и рассмотрим российскую культурно-антропологическую идентичность -национальный характер - в контексте концепции единства дискретности и устойчивости российской цивилизационной идентичности в связи с инокультурными воздействиями и за-
имствованиями. Прежде всего, следует уточнить определение культурно-антропологической идентичности, которая выражается в категории «национальный характер». В связи с этим уместно использовать определение национального характера в контексте проблемы цивилизацион-ной идентичности. Современный исследователь Л.А. Поломошнов отмечает особое значение понятия «национальный характер», имеющего обусловливающее значение для личностной национальной социокультурной идентификации. В соответствии с таким подходом им выделяются две основных формы существования национального характера: «Первая форма - это самобытный культурно-антропологический склад народа. Вторая форма - национальное представление о национальном характере. Это представление является элементом национального самосознания. В рамках этого представления национальный характер рассматривается как форма национальной идентичности» [8].
Конкретизируем проблему связи национального характера с инокультурными заимствованиями в следующей форме: есть ли в нашем, российском национальном характере черты, облегчающие или затрудняющие, а может быть, стимулирующие инокультурные заимствования? В поисках ответа на этот вопрос обратимся к отечественной мысли.
Если говорить о классиках русской философии Х1Х-ХХ вв., то доминирующей позицией является приписывание русскому национальному характеру таких черт, как открытость, восприимчивость к инокультурным воздействиям, толерантность к иным культурам, способность к инокультурным заимствованиям, «всечеловеч-ность».
Наиболее ярким представителем этого направления остается Ф.М. Достоевский, который пытался соединить русский патриотизм и почвенность с открытостью в своих тезисах о всемирной отзывчивости, о русском европейце. Писатель был убежден с том, что русскому народу присуща «способность всемирной отзывчивости и полнейшего перевоплощения в гении чужих наций, и перевоплощения почти совершенного...» [9, с. 515-516]. При этом Ф.М. Достоевский настаивал на том, «что русская душа, что гений народа русского, может быть, наиболее способны, из всех народов, вместить в себе идею всечеловеческого единения, братской любви, трезвого взгляда, прощающего враждебное, различающего и извиняющего несходное, снимающего противоречия. Это не экономическая
черта и не какая другая, это лишь нравственная черта...» [9, с. 516].
Этой чертой народной русской души Достоевский объясняет и оправдывает нашу открытость к инокультурным заимствованиям. «...Стремление наше в Европу, даже со всеми увлечениями и крайностями его, было не только законно и разумно... в конце концов бесспорно имеет и высшую цель» [9, с. 516]. Смысл этой высшей цели состоит в объединении народов и культур Европы в единую христианскую цивилизацию, в которой была бы со всей полнотой реализована та идеальная гуманистическая модель общества, которая, однако, как указывают в своем анализе современные авторы И.И. Ев-лампиев и Е.В. Громова, так и не смогла никогда полностью воплотиться в реальность [10, с. 140].
Весьма специфическую интерпретацию всемирной отзывчивости, открытости русского национального характера представил В.С. Соловьев. Он стремился приписать русскому народу способность к жертве национальным эгоизмом в интересах христианского, всечеловеческого интернационализма. Правда, данная интерпретация всемирности, всечеловечности русского национального характера оказалась впоследствии лишь утопической мечтой Владимира Соловьева, жестко развенчанной реальной историей.
Нетипичной в массовом хоре всечеловеч-ности русского национального характера является акцентированно патриотическая, почвенническая позиция Н.Я. Данилевского. Исходя из постулированного им закона, согласно которому цивилизация не передается от одного культурно-исторического типа к другому, мыслитель, тем не менее, признает, что существуют различные способы воздействия цивилизаций друг на друга. Н.Я. Данилевский допускает, что эффективными могут быть только такие инокультурные заимствования, при которых народ сохраняет основы своей цивилизационной самобытности и творчески, критически перенимает только то, что стоит вне сферы народности: выводы и методы положительной науки, технические приемы и усовершенствования искусств и промышленности.
К непередаваемым от одной цивилизации к другой Н.Я. Данилевский относит политическое и общественное устройство, быт и нравы, религиозные воззрения [5, с. 124]. Отсюда следует, что никакой особой открытости и всемирной отзывчивости в русском национальном психическом складе нет. Этот склад уникален и самобытен. Его утрата имеет катастрофические для
русского человека последствия, это утрата всего. Поэтому, по мнению Н.Я. Данилевского, «русский, перестав быть русским, обращается в ничто - в негодную тряпку, чему каждый, без сомнения, видел столько примеров, что не нуждается ни в каких особых указаниях» [5, с. 224].
Некоторым диссонансом в хоре, воспевающем российскую особую всечеловечность, отзывчивость и открытость к инокультурным заимствованиям, «всемирность», звучит также позиция Н.А. Бердяева, указывающего на принципиальную антиномичность русского национального характера. Бердяев обнаружил в русском национальном характере антиномию национализма и открытости, всечеловечности, всемирной отзывчивости. Тезис этой антиномии гласит, что «Россия - самая не шовинистическая страна в мире... Русские почти стыдятся того, что они русские; им чужда национальная гордость и часто даже - увы! - чуждо национальное достоинство» [11, с. 13].
Антитезис этой антиномии является, напротив, резким упреком в самом грубом великодержавном российском национальном шовинизме: «Россия - самая националистическая страна в мире, страна невиданных эксцессов национализма, угнетения подвластных национальностей русификацией, страна национального бахвальства, в которой все национализировано вплоть до вселенской церкви Христовой» [11, с. 14]. Примечательно здесь то, что заявленная Бердяевым антиномия на самом деле таковой, скорее всего, не является. Тезис выражает позицию русской прозападнической, космополитической интеллигенции. А антитезис характеризует позицию российской власти, стремящейся естественным образом к интеграции национальных окраин в единое государство, а также позицию легально «патриотической» части российского общества. Тем не менее, сама идея антиномичности, противоречивости черт русского национального характера, определяющих его отношение к другим народам и культурам, безусловно, продуктивна и справедлива.
И.А. Ильин пытался обосновать не противоречивость антиномии патриотизма и отзывчивости, а, напротив, их синтез в русском национальном характере. С одной стороны, философ декларирует ценность патриотизма (в его терминологии - «истинного национализма»). Патриотизм, или истинный национализм, состоит в постижении личностью национального духа своего народа, приверженности ему и его защите. Под
русский национализм (патриотизм) И.А. Ильин подводит духовную основу, поскольку национальное своеобразие он рассматривает как дар Бога. «...Мы утверждаем русский национализм, инстинктивный и духовный, исповедуем его и возводим его к Богу... Каждый народ имеет национальный инстинкт, данный ему от природы (а это значит - и от Бога), и дары Духа, изливаемые в него от Творца всяческих. И у каждого народа инстинкт и дух живут по-своему и создают драгоценное своеобразие. Этим русским своеобразием мы должны дорожить, беречь его, жить в нем и творить из него...» [12].
Такому духовному истинному русскому национализму Ильин противопоставляет деструктивный интернационализм (космополитизм). «Интернационализм (курсив наш - Авт.) отрицает Родину, и национальную культуру, и самый национализм, и духовный акт своеобразно-национальной структуры. Интернационалист, будучи духовно никем, желает сразу стать "всечеловеком"...» [13, с. 201].
Истинный русский национализм Ильин рассматривает как предпосылку и основу для формирования «сверхнационализма». Тем самым бердяевская антиномия отзывчивости и национального эгоизма и шовинизма снимается в процессе перехода от истинного национализма (патриотизма) к истинной всечеловечности (сверхнационализму). Очевидно, что Ильин ведет речь о высшем типе патриотизма, выходящем на всемирность. Именно в этом контексте Ильин характеризует отношение русского народа, которому он приписывает качество истинного национализма (патриотизма) к другим народам. «....Настоящий патриот не способен ненавидеть и презирать другие народы (курсив наш -Авт.), потому что он видит их духовную силу и их духовные достижения. Он любит и чтит в них духовность их национальной культуры, хотя национальный характер их культуры может казаться ему странным, чуждым и даже неприятным» [13, с. 204].
Автор достаточно комплиментарного портрета русского национального характера Н.О. Лосский приписывает русскому народу особую одаренность: «Русский народ поражает многосторонностью своих способностей. Ему присуща высокая религиозная одаренность, способность к высшим формам опыта, наблюдательность, теоретический и практический ум, творческая переимчивость, изобретательность, тонкое восприятие красоты и связанная с нею артистичность, выражающаяся как в поседневной
жизни, так и в творении великих произведений искусства...» [14, с. 85].
В духовном плане Лосский выдвигает идеал всечеловека, который «в соборном единении с другими индивидуумами участвует во всей полноте и разнообразии жизни человечества. Такой идеал противоположен всенивелирую-щему и всеобедняющему интернационализму: это - супранационализм... требующий не подавления, а развития национальных особенностей. Соборное единение различных народов предполагает возможность взаимопроникновения национальных культур» [14, с. 108]. Здесь наблюдается перекличка Н.О. Лосского с идеями В.С. Соловьева и Ф.М. Достоевского о всечеловечности русского человека. Вместе с тем Н.О. Лосский, конечно же, ближе всего все-таки к И.А. Ильину, поскольку, подобно ему, отстаивает приоритетность сохранения самобытного национального лица.
Современные российские мыслители, как и классики русской философии, также не дают однозначной интерпретации открытости или закрытости русского национального характера в отношении инокультурных влияний и заимствований. Н.В. Теплых декларирует наиболее распространенный в современном дискурсе стереотип, согласно которому русский характер предполагает «всемирную отзывчивость» и открытость другим национально-культурным влияниям [15, с. 206].
В этом же русле мыслит и И.В. Кондаков, который утверждает, что в современной России формируется некий евразийский «общероссийский глобалитет, общий для всех народов, населяющих современную Россию... Этот глобали-тет, формирующийся на территории России, но выходящий за ее пределы, проблематичен и перспективен, поскольку объединяет гетерогенные и разноосновные культуры - западного и восточного типа - в единую и противоречивую цивилизацию, мозаичную в своей основе, но органично вписывающуюся в глобализированное мировое культурное пространство и изоморфную человечеству как целому» [7, с. 106-107]. Следовательно, в российском культурно-антропологическом типе, в самой российской цивилизации заключена способность формирования евразийского глобалитета и интеграции в мировое глобализированное культурное пространство.
В.К. Трофимов выделяет в русском национальном менталитете систему ценностей, связанную с определением собственного места и предназначения в сообществе других народов.
«Данная система ценностей основана на принципе толерантного и комплементарного отношения к иноплеменникам. Терпимость и уважительное отношение к другим нациям и народам относится к числу сущностных качеств русского национального менталитета» [16, с. 310-311]. Толерантность к другим народам и культурам как качество национального характера интерпретируется В.К. Трофимовым также как готовность к инокультурным заимствованиям.
Еще одной стороной российской национальной толерантности, по В.К. Трофимову, является отсутствие национального шовинизма и эгоизма в отношении к другим народам. Идея всечеловечности, убежден он, глубоко укоренена в русском народе и проявляется в праве любить человечество, в способности не ненавидеть другие народы за их национальное своеобразие, в отсутствии взгляда на чужие народы как на средство для решения узкокорыстных эгоистических национальных интересов. Однако в этой всечеловечности и толерантности В.К. Трофимов видит и негативные моменты, связанные с неумением отстаивать свои национальные интересы даже в собственной стране, а также легкое попадание русских под влияние не самых лучших образцов современной западной массовой культуры. В связи с этим Трофимов настаивает на том, чтобы русская инокультурная толерантность и открытость не доходила до недопустимого отказа от национальной самобытности и пренебрежения национальными интересами в пользу иноземцев [16, с. 324].
Жива в современном дискурсе и традиционная русская идея о высшем духовном, всемирном призвании русского народа и связанной с ним соответствующей способности к духовной интеграции мировой культуры. В исполнении С.В. Кортунова эта идея, в разных формах представленная Ф.М. Достоевским, В.С. Соловьевым и другими российскими мыслителями XIX и XX вв., уже без религиозной оболочки декларируется как историческая миссия русского народа. Эту миссию С.В. Кортунов видит в создании, причем именно в духовной сфере, интеркультуры [17, с. 549].
Более взвешенно и реалистично к проблеме баланса патриотизма и антипатриотизма в русском национальном сознании подходит В.Ф. Шаповалов, который утверждает, что, несмотря на доминирование патриотической мировоззренческой позиции в отечественной мысли и массовом сознании, «характерным для России
приходится считать и постоянное наличие антипатриотических настроений» [18, с. 124].
Как видим, в российской национальной мысли в целом сложилась неоднозначная трактовка качеств русского национального характера, связанных с отношением к другим народам и культурам и инокультурным заимствованиям. Эта интерпретация варьируется в рамках некой шкалы: самоуничижение перед иностранцами и иностранной культурой - открытость, толерантность - закрытость, национальный шовинизм. Поскольку отношение к другим народам и культурам опосредуется отношением русского народа к самому себе, к собственной цивилизации, постольку шкала отношения к другим сопряжена в характеристике русского национального характера со шкалой отношения к себе: всечело-вечность - патриотизм - национализм.
Вокруг этих шкал и выстраивают свои концепции отечественные мыслители. Вместе с тем неоднозначность и динамизм проявления тех или иных сторон этих шкал в текущем состоянии русского национального характера неизбежно размывают все попытки какой-то однозначной интерпретации проблемы: существуют ли в русском национальном характере какие-то фундаментальные качества, которые делают русский народ принципиально отзывчивым и податливым к инокультурным заимствованиям и периодическим радикальным социокультурным трансформациям своего общества, или же таких качеств в нашем национальном характере нет?
При постижении русского национального характера, в том числе и в контексте поставленной нами проблемы, нужно, во-первых, исходить из его амбивалентности, формирующейся, проявляющейся и развивающейся в контексте истории русского народа, в которой ключевую роль играют как раз эпохи радикальных социокультурных трансформаций.
Во-вторых, не следует абсолютизировать эту амбивалентность и историческую динамичность русского национального характера. Разрешение проблемы единства его динамичности и устойчивости состоит в признании неких фундаментальных инвариантных структур, сопряженных с соответствующими инвариантными структурами российской цивилизационной идентичности. Цивилизационные инварианты российской идентичности в своей основе остаются устойчивым каркасом российской циви-лизационной и культурно-антропологической идентичности, хотя их феноменальные формы и проявления трансформируются и развиваются в
контексте исторических трансформаций российского общества. К ним относятся державность, духовность и соборность. В русском национальном характере им соответствует следующая триада культурно-антропологических инвариантов: коллективизм - гуманизм - патриотизм.
Актуализация тех или иных качеств русского национального характера, связанных с отношением к другим народам и культурам в связи с инокультурными заимствованиями, сопряжена с циклом этих заимствований, на разных стадиях которого актуализируются те или иные спектры ранее очерченных нами шкал.
Можно сформулировать интегральное качество русского национального характера, объединяющее отношение к иным культурам и социокультурным трансформациям российского общества: почвенность или беспочвенность. Почвенность - наличие устойчивых архетипи-ческих структур русского национального характера как формы культурно-антропологической идентичности, общенациональных устоев и ценностей, их последовательное сохранение и отстаивание, приверженность исторической самобытной основе и традициям. Беспочвенность - отсутствие устойчивых архетипических структур русского национального характера или отказ от их последовательного сохранения и отстаивания, нигилистическое отношение к самобытной национальной истории и традициям.
Эту антиномию полемически актуализировал Петр Яковлевич Чаадаев в своих «Философических письмах», упрекнув русский народ именно в беспочвенности. «Мы никогда не шли об руку с прочими народами; мы не принадлежим ни к одному из великих семейств человеческого рода; мы не принадлежим ни к Западу, ни к Востоку, и у нас нет традиций ни того, ни другого. Стоя как бы вне времени, мы не были затронуты всемирным воспитанием человеческого рода» [19, с. 35-36].
Почвенность и беспочвенность по-разному актуализируются в русском национальном характере в зависимости от разных типов ино-культурных заимствований. Первый тип - внешне стимулированные и инициированные заимствования под давлением внешних культур и цивилизаций, т.е. подражательные или принудительные заимствования как результат культурного общения и взаимодействия России с культурами Запада и Востока. Второй тип - вызванные потребностями внутреннего развития российского общества, стимулированные изнутри его социокультурные трансформации с элементами твор-
ческого заимствования и переработки, адаптации к российской почве инокультурных форм и институтов. Ярким примером первого типа являются реформы Петра I, а второго типа - реформы Александра II.
Эти два существенно различных типа ино-культурных заимствований, будучи своеобразным вызовом для национального характера, по-разному влияют на него. Первый тип, предполагающий актуализацию беспочвенности, обычно вызывает отторжение в народном сознании и актуализирует патриотизм, в крайних формах доходящий до национального шовинизма. Второй тип, актуализирующий именно почвенность национального характера и опирающийся на нее, как это ни парадоксально, способен обеспечить искомый многими русскими мыслителями синтез патриотизма и всечеловечности.
Проведенное исследование позволяет сделать некоторые выводы. Во-первых, специфический цикл инокультурных модернизаций в России, соединяя два фактора: отношение к иным культурам и отношение к реформам, - актуализирует в национальном характере соответствующие антиномичные пары черт, и в том числе интегральную пару - почвенность и бес-повенность. Этот цикл не только актуализирует, но и развивает и трансформирует ту или иную сторону антиномий национального характера, определяя сложную диалектику всемирной отзывчивости и национального российского традиционализма в русском характере и в российском обществе. Благодаря этому и возможен сам специфический тип российских реформ.
Во-вторых, радикальные реформы и ино-культурные заимствования меняют, трансформируют национальный характер, но не субстанционально, а феноменально. Его архетипические структуры, инварианты (патриотизм, гуманизм, коллективизм) остаются относительно устойчивыми. По мнению С. В. Кортунова, именно эти инварианты обеспечивают особое всемирно-историческое призвание России [17, с. 550-551].
В-третьих, взаимодействие инокультур-ных модернизаций и русского национального характера определяется общей логикой модерниза-ционного цикла и является способом культурно-исторического развития российского общества и национального характера, обеспечивающим специфическую историческую преемственность и устойчивость отечественных архетипических цивилизационных структур: державности, духовности, соборности. На российской почве и в национальном характере приживаются, про-
ходя через этот цикл, только гуманистические позитивные инновации обогащая национальную идентичность и национальный характер. Инородные, несовместимые с национальным характером и российской цивилизационной идентичностью инновации отторгаются.
В-четвертых, в субстанциональной структуре национального характера нет архети-пических инвариантов антиномии почвенничества и беспочвенности. Почвенность и беспочвенность, сменяя друг друга, актуализируются в национальном характере на феноменальном уровне на разных стадиях цикла инокультурных заимствований. Их крайние, акцентуированные проявления актуализируются в периоды острых кризисов российской цивилизационной идентичности.
В целом хотелось бы подчеркнуть, что сохранение субстанциональных инвариантов российской цивилизационной и культурно-антропологической идентичности обеспечивает цельность и внутреннюю преемственность исторического бытия российской цивилизации, ее жизнеспособность, несмотря на феноменальную, поверхностную дискретность нашей истории.
ЛИТЕРАТУРА
1. Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М.: Наука, 1990. 224 с.
2. Кондаков И.В. Цивилизационная идентичность России: сущность, структура и механизмы // Вопросы социальной теории. 2010. Т. 4. С. 282-304.
3. Монина Н.П. Условия формирования русской культуры: геополитический аспект // Омский научный вестник. 2010. № 1. С. 204-208.
4. Сапронов П.А. Культурология. Курс лекций по теории и истории культуры. СПб.: Лениздат, 2001. 560 с. С. 506.
5. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-романскому. М.: Европа, 2003. 607 с.
6. Соловьев В.С. Национальный вопрос в России. Выпуск первый // Сочинения: в 2 т. Т. 1. М.: Прав-да,1989. С. 259-408.
7. Кондаков И.В. Евразийский глобалитет (к постановке проблемы) // Universum: Вестник Герце-новского университета. 2013. № 1. С. 105-114.
8. Поломошнов Л.А. Национальный характер как проблема самосознания русской культуры: авто-реф. дис. ... канд. филос. наук. Волгоград, 2021. 22 с. С. 11.
9. Достоевский Ф.М. Дневник писателя. М.: Современник, 1989. 557 с.
10. Евлампиев И.И., Громова Е.В. Славянофильство и западничество как формы русского национального самосознания: анатомия конфликта и его результаты // Вестник Русской христианской гуманитарной академии. 2019. Т. 20, № 3. С. 130-141.
11. Бердяев Н.А. Судьба России. М.: Мысль, 1990. 208 с.
12. Ильин И.А. О грядущей России. Избранные статьи. Джорданвилл, Н.Й.: Изд-во Св.-Троицкого монастыря, 1991. 367 с. С. 263-264.
13. Ильин И.А. Путь духовного обновления. М.: Ин-т русской цивилизации, 2011. 1216 с. С. 142.
14. Лосский Н.О. Характер русского народа. Франк-фурт-на-Майне: Посев, 1957. 156 с.
15. Теплых Н.В. Соборность и патриотизм как ценности русского мира // Контекст и рефлексия: философия о мире и человеке. 2021. Т. 10, № 3A. С. 202-208.
16. Трофимов В.К. Душа России: истоки, сущность и социокультурное значение русского менталитета. Ижевск: Ижевск. гос. сельхоз. академия, 2008. 406 с.
17. Кортунов С.В. Национальная идентичность: Постижение смысла. М.: Аспект Пресс, 2009. 589 с.
18. Шаповалов В.Ф. Российский патриотизм и российский антипатриотизм // Общественные науки и современность. 2008. № 1. С. 124-132.
19. Чаадаев П.Я. Философические письма: письмо первое // Статьи и письма. М.: Современник, 1987. С. 33-49.
REFERENCES
1. Berdyaev N.A. Istoki i smysl russkogo kommunizma [The origins and meaning of Russian communism]. Moscow, Nauka, 1990, 224 р.
2. Kondakov I.V Voprosy sotsialnoy teorii, 2010, vol. 4, рр. 282-304.
3. Monina N.P. Omskiy nauchnyy vestnik, 2010, no. 1, рр. 204-208.
4. Sapronov P.A. Kulturologiya. Kurs lektsiypo teorii i istorii kultury [Culturology. Course of lectures on the theory and history of culture]. St. Petersburg, Leniz-dat, 2001, 560 р., р. 506.
5. Danilevskiy N.Ya. Rossiya i Evropa. Vzglyad na kul-turnye i politicheskie otnosheniya slavyanskogo mira k germano-romanskomu [Russia and Europe. A look at the cultural and political relations of the Slavic world to the German-Romance]. Moscow, Europe, 2003, 607 р.
6. Soloviev VS. Natsionalnyy vopros v Rossii. Vy-pusk pervyy [National question in Russia. Release the first]. In: Sochineniya: v 2 t. Т. 1 [Works: in 2 vols. Vol. 1]. Moscow, Pravda,1989, рр. 259-408.
7. Kondakov I.V. Universum: Vestnik Gertsenovskogo universiteta, 2013, no. 1, рр. 105-114.
8. Polomoshnov L.A. Natsionalnyy kharakter kak problema samosoznaniya russkoy kultury: avtoref. dis.... kand. filos. nauk [National character as a problem of self-consciousness of Russian culture: Thesis of the PhD Dis.]. Volgograd, 2021, 22 р., р. 11.
9. Dostoevsky F.M. Dnevnikpisatelya. Moscow, Sovre-mennik, 1989, 557 р.
10. Evlampiev I.I., Gromova E.V Vestnik Russkoy khris-tianskoy gumanitarnoy akademii, 2019, vol. 20, no. 3, рр. 130-141.
11. Berdyaev N. A. Sudba Rossii [The fate of Russia]. Moscow, Mysl, 1990, 208 р.
12. Ilyin I.A. O gryadushchey Rossii. Izbrannye statii [About the coming Russia. Featured articles]. Jor-danville, NY, The Holy Trinity Monastery, 1991. 367 р., рр. 263-264.
13. Ilyin I.A. Put dukhovnogo obnovleniya [The path of spiritual renewal]. Moscow, Institute for the History of Russian Civilization, 2011, 1216 р.
14. Lossky N.O. Kharakter russkogo naroda [The nature of the Russian people]. Frankfurt am Main, Possev, 1957, 156 р.
15. Teplykh N.V. Kontekst i refleksiya: filosofiya o mire i cheloveke, 2021, vol. 10, no. 3A, рр. 202-208.
16. Trofimov V.K. Dusha Rossii: istoki, sushchnost i sotsiokulturnoe znachenie russkogo mentaliteta [Soul of Russia: Origins, essence and socio-cultural significance of the Russian mentality]. Izhevsk, Izhevsk State Agricultural Academy, 2008, 406 р.
17. Kortunov S.V. Natsionalnaya identichnost: Postizhe-nie smysla [National identity: Comprehension of meaning]. Moscow, Aspekt Press, 2009, 589 р.
18. Shapovalov V.F. Obshchestvennye nauki i sovremen-nost, 2008, no 1, рр. 124-132.
19. Chaadaev P.Ya. Filosoficheskie pisma: pismo pervoe [Philosophical letters: letter one]. In: Statii i pisma [Articles and letters]. Moscow, Sovremennik, 1987, рр. 33-49.
Статья поступила в редакцию 4 ноября
2022 г.
The article was submitted to the editorial
office on November 4, 2022.
