CC BY
21
74. Там же. С. 23.
75. Там же. С. 25.
76. Она почему-то транслитерирует родовое имя Poetelius как Петилий, а не Петелий, и неверно сокращает личное имя Маний (дает сокращение от имени Марк).
77. Чеканова Н. В. Эволюция... С. 26.
78. Там же. С. 28.
79. Токмаков В. Н. Луций Сикций Дентат и падение децемвиров //Среда, личность, общество. Докл. конф., 1992. С. 162-168.
80. Там же. С. 168.
81. Мейер Эд. Римский плебс //Очерки из экономической и социальной истории древнего мира и средних веков. СПб., 1899. С. 142.
V. V. Dementieva
THE ROMAN DECEMYIRATE AS THE HIGHEST MAGISTRACY IN HISTORICAL RESEARCHES OF THE 19th-20th CENTURIES
The hypotheses, available in the scientific literature concerning to decemviri consulari imperio legibus scribundis as Roman highest magistracy in the middle of the У century B.C. are analysed. The concepts of the ordinary and extraordinary character of the Decemvirs post, and the interpretations of the law-making process are stated. The points of view of the researchers on the order structure of the colleges of Decemvirs and the theory of nonexistence of the second college are considered. It is concluded, that there is no modern scientific theoretical model of the Decemvirate in the historical researches of the last decades.
В. В.ДЕМЕНТЬЕВА (Ярославлъ)
КОЛИЧЕСТВЕННЫЙ СОСТАВ КОЛЛЕГИИ КОНСУЛЯРНЫХ ВОЕННЫХ ТРИБУНОВ
Вопрос о количестве мест в магистратуре tribuni militum consulari potestate традиционно привлекает внимание исследователей, поскольку они неизбежно должны объяснять, во-первых, представленную в источниках динамику численности этих должностных лиц, и, во-вторых, несовпадение сведений такого рода по отдельным годам. Отражение в источниковой базе данного количественного показателя не позволяет на эмпирическом уровне, без теоретического осмысления, численно охарактеризовать коллегию консулярных трибунов. Потребность в концептуальном обосновании численного ее состава для нас особенно важна, поскольку количественная характеристика проливает дополнительный свет на сущностные черты магистратуры.
Информация о количестве лиц, избранных военными трибунами с консульской властью на тот или иной год, содержится, главным образом, у Тита Ливия, Диодора Сицилийского и в консульских фастах. Дополняют информационную картину сведения Дионисия Галикарнасского, Плутарха в биографии Камилла, Помпония в Диге-стах, слова императора Клавдия в сенате, а также сообщения, сохраненные Иоанном Зонарой. При этом мы должны сразу оговориться, что в данном случае, гораздо более чем во многих других, ощутимо воздействие одного немаловажного обстоятельства, — опубликованные тексты античных авторов, которыми мы пользуемся, есть результат прочтения поздних списков, имеющих свои палеографические особен-
ности, трудности понимания, сложности заполнения лакун, и, как следствие, неоднозначность реконструкции содержания. Это относится как к перечням имен кон-сулярных трибунов, представленных в разных публикациях сочинений Диодора и Ливия, так и к информации о количестве этих магистратов, включенной в Дигесты. Сказанным определяется невозможность не только абсолютно точного установления численности коллегии консулярных трибунов многих лет, но и точного воссоздания сведений источников об этом. В таких условиях мы можем выявить изменения численности лишь на уровне основной тенденции, а не в виде подробного графика с фиксацией всех точек. Мы можем попытаться установить принципы и закономерности количественного формирования консулярного трибуната, но не имеем возможности дать определенный ответ о конкретной численности ряда коллегий.
Начнем с сообщений Ливия и Диодора, как наиболее подробных. Для первого случая функционирования магистратуры консулярных трибунов в 444 г. до н.э. они называют трех человек (Liv. IV. 7. 1; Diod. XII. 32. 1), хотя расходятся в одном имени. Этой же цифрой «три» они определяют количество персон в коллегии 438 г. до н.э. (Liv. IV. 16. 7; Diod. XII. 38. 1), приводя одинаковые имена. Для 434 г. до н.э. Ливий называет по именам только консулов, говоря при этом и об имеющихся сообщениях в его первоисточниках также о консулярных трибунах (Liv. IV. 23. 1-2), а Диодор опять-таки перечисляет трех военных трибунов с консульской властью (Diod. XII. 53. 1). На 433 и 432 гг. до н.э. сведения этих авторов совпадают и сводятся к утверждению о наличии трехместной коллегии (Liv. IV. 25. 2; 25. 5; Diod. XII. 58. 1; 60. 1). Таким образом, в составе магистратуры консульских военных трибунов при всех случаях ее применения до 426 г. до н.э. античная традиция называет трех должностных лиц.
С 426 г. до н.э. возникает в сочинениях древних историков при записях об избрании консулярных трибунов число «четыре» (Liv. IV. 31. 1; Diod. XII. 80. 1). Ливий сохраняет его для двух следующих лет, 425 и 424 гг. до н.э. (Liv. IV. 35. 1; 35. 4), а Диодор только для 424 г. до н.э. (Diod. XII. 82. 1), называя для предыдущего, 425 г. до н.э. опять три имени (Diod. XII. 81. 2). Возвращение к трехместной коллегии, по Ливию, приходится на 422 г. до н.э. (Liv. IV. 42. 2), для которого у Диодора по этому поводу сведений нет. Два следующих случая использования консулярного трибуната, в 420 и 419 гг. до н.э., отмеченные только у Ливия, в его изложении характеризуются наличием, соответственно, четырех и трех консулярных трибунов (Liv. IV. 44. 1; 44. 13)1. Далее, до 405 г. до н.э., у античных авторов идет чередование в разных вариациях трех- и четырехместных коллегий. В 418 г. до н.э., по сведениям и Ливия (Liv. IV. 45. 4), и Диодора (Diod. XIII. 2. 1), отличающимся только одним личным (praenomen) именем, было трое высших магистратов. В 417 г. до н.э., согласно обоим авторам, расходящимся, правда, в определении двух имен, имелось четверо носителей верховной исполнительной власти (Liv. IV. 47. 7; Diod. XIII. 7. 1). Для 416 г. до н.э. Ливий находит трехчленную коллегию (Liv. IV. 47. 8), а Диодор четырехчленную (Diod. XIII. 9. 1) при совпадении в его передаче трех, названных Ливием, имен. Годы 415, 414, 407 и 406 значатся у того и другого античного историка, при определенных расхождениях в списках имен, как отмеченные наличием четырех военных трибунов с консульской властью (Liv. IV. 49. 1; 49. 7; 57. 12; 58. 6; Diod. XIII. 34. 1; 38. 1; XIV.
3. 1; 12. 1). Находящийся в середине этого хронологического отрезка 408 г. до н.э. и латинский, и греческий автор считают годом трехместной коллегии консулярных трибунов, перечень которых у них отличается одним именем.
Начиная с 405 г. до н.э. Ливий почти постоянно отмечает шесть консулярных трибунов2, за исключением 403 г. до н.э., под которым значится восьмиместная коллегия (Liv. У. 1. 2). От встречающегося в литературе XIX — начала XX века утверждения, что для 396, 387 и 385 гг. до н.э. Ливий определяет пять консулярных трибунов3, следует, вероятно, отказаться4. Во всяком случае, современные публикации текста Ab urbe condita содержат шесть реконструируемых их имен для данных лет, что принимается историографией5.
Диодор, в свою очередь, также часто сообщает для периода от 405 г. до н.э. о шестичленной высшей магистратуре6, но нередко называет и иное количество должностных мест консулярных трибунов. Так, для 394 г. до н.э. мы находим у него утверждение о трех магистратах, но только два их имени (Е)юс1. XIV. 97. 1); такое же их количество — трое — засвидетельствовано у него и для 368 г. до н.э. (Е)юс1. ХУ.
18. 1). Цифрой «четыре» при четырех именах Диодор обозначает количественный состав коллегий 391, 386, 385, 384, 383, 382, 378, 376 и 370 гг. до н.э. (Е)юс1. XIV. 107. 1; ХУ. 15. 1; XV. 25. 1; XV. 28. 1; XV. 36. 1; XV. 38. 1; XV. 41. 1; XV. 57. 1; XV. 71. 1; ХУ. 76. 1). Из перечисленных лет 376 г. до н.э. не отмечен Ливием среди имевших консулярный трибунат. Для 369 г. до н.э. Диодор называет конкретные имена пяти персон, но не приводит цифры общего количества членов коллегии (Е)юс1. XV. 77. 1). Под 400 г. до н.э. у него содержится упоминание о числе «шесть», как определяющем количество высших магистратов, но отмечены только четыре имени (Рюс1. XIV. 47. 1). Три года, 389, 380 и 379 гг. до н.э., характеризуются у Диодора наличием восьмиместных коллегий консулярных военных трибунов (Е)юс1. ХУ. 22. 1; ХУ. 50. 1; XV. 51. 1), однако в первом случае названы по именам только семь человек, тогда как в двух других все восемь.
За хронологические отрезки с 422 г. до н.э. по 414 г. до н.э., с 408 г. до н.э. по 390 гг. до н.э., с 370 по 367 гг. до н.э., а также для 380 г. до н.э. мы имеем еще сведения о количественном составе магистратуры консульских военных трибунов, сохранившиеся в капитолийских фастах7. Информация этого эпиграфического источника на 422 и 420 гг. до н.э. о количественном и персональном составе магистратуры консулярных трибунов совпадает с данными Ливия (у Диодора сведения о консулярном трибунате этих лет отсутствуют). Для 419 г. до н.э. фасты называют не троих как Ливий, а четверых военных трибунов с консульской властью, воспроизводя список Ливия и добавляя еще одно имя (у Диодора опять-таки данных нет). 418 г. дает соответствие всех трех имен капитолийских фаст трем именам, приведенным Ливием, расходясь в одном личном имени со списком Диодора. Для 417 г. до н.э. фасты согласуются с Ливием и Диодором в числе консулярных трибунов (четыре), но список их имен, совпадая с диодоровым, отличается от ливиева двумя именами. Под 416 г. до н.э. отмечены в фастах, также как это сделано Диодором, четыре консулярных трибуна, совпадающие с его текстом и в персоналиях, в противовес трем членам коллегии у Ливия. 415 и 414 гг. до н.э. обозначены в фастах четырехместной магистратурой (как у Ливия и Диодора). Годы 408-404, а также 402-395, 390 по капитолийским фастам характеризуются той же численностью консулярных трибунов, что и у античных историков (которые на этих отрезках времени по данному вопросу не противоречат друг другу: соответственно 408 г. до н.э. — три, 407 и 406 гг. до н.э. — четыре, остальные годы из перечисленных — шесть). 403 г. до н.э., в котором, как мы видели, у Ливия действуют восемь консулярных военных трибунов, в фастах отмечен шестичленной (как у Диодора) коллегией, а двое оставшихся от ливиева списка значатся как цензоры. В 391 г. до н.э. количество консулярных трибунов (шесть), приводимое в фастах, соответствует Ливию, а не Диодору, точно также, как оно совпадает с ливневым для 370, 369, 368 и 367 гг. до н.э. (за последний год у Диодора данные отсутствуют). Главное несоответствие капитолийских фаст сведениям римского и греческого историков по вопросу о численности должностных лиц в коллегии консульских трибунов связано с 380 г. до н.э., для которого в найденном в 1899 г. на форуме фрагменте фаст запечатлены девять имен (максимальное число, нигде более в источниках не встречающееся), тогда как у Диодора на этот год их восемь, а у Ливия — шесть.
Итак, при перечислении состава коллегий какого-либо года или при засвидетельствовании числа входящих в них магистратов наши источники называют от трех до девяти членов коллегии. При этом цифрами 3, 4, 6, 8 можно обозначить упомянутое в источниках общее число членов коллегии, цифрами 5, 7 и 9 — только итоги под-
счетов названных в текстах имен (первые две по спискам Диодора, третья — консульских фаст). Очевидным образом прослеживается чередование трех- и четырехместных коллегий в период до 405 г. до н.э. После этого года наиболее часто, особенно у Ливия, количество консулярных трибунов определяется цифрой 6. Вообще же, Ливий позволяет нам почерпнуть у него сведения о численном составе сорока девяти коллегий военных трибунов с консульской властью. Они распределяются так: девять коллегий по три человека, девять по четыре, тридцать по шесть и одна из восьми членов8. Ливий не склонен каждый раз называть сначала число трибунов, а затем перечислять их имена. Он поступает так сравнительно редко (ограничиваясь только списком лиц), но, когда прибегает к такой манере изложения, это число не расходится с количеством упомянутых имен, тогда как у Диодора мы наблюдаем обратное. За период от 425 до 368 Диодор обычно приводит меньше имен, чем Ливий или фасты. К тому же, до 395 г. до н.э. Диодор дает число консулярных трибунов большее, чем сам называет имен, но это число, как правило, соответствует содержащемуся в тексте Ливия или консульских фастах. После же 395 г. до н.э. Диодор называет в коллегиях консулярных трибунов столько имен, сколько он определяет их членов, но это число уже не соответствует информации других источников. Из-за отмеченной специфики сведения Диодора не поддаются статистической обработке, то есть, мы не можем определенно сказать, сколько он называет коллегий той или иной численности. Г. Мартынов считал, что недостающие у Диодора имена консулярных трибунов есть плод позднейшей переработки фаст и приходил к выводу о недостоверности списков Ливия9. Герхард Перль сделал наблюдение, что почти для половины коллегий консулярных трибунов седения Диодора соответствуют информации прочей античной традиции, а расхождения с ней объяснял не ошибками автора и не состоянием сохранившихся рукописей его труда, а наличием соответствующих сведений в его первоисточниках10. Не отрицая вероятности существования особого варианта фаст, которым пользовался Диодор, отметим, что, во-первых, он, по всей видимости, восходит к общему с фастами Ливия первоисточнику, а, во-вторых, часть расхождений следует все же считать результатом небрежности Диодора или ошибок переписчиков его труда11.
Итак, основные источники, систематично и в хронологической последовательности осведомляющие нас о количестве ШЬиш пйШшп соши1ап ро1ез1а1е, не создают целостного впечатления для решения данной проблемы вследствие противоречивости данных и неявной логики отраженных изменений численности. Поэтому их изучение породило в историографии различные точки зрения и трактовки.
Распространенная оценка историками сведений нарративных источников заключается в утверждении, что коллегии из трех, четырех и шести членов зафиксированы в них определенно, а коллегии из пяти и восьми магистратов — вызывающим сомнения образом12. При этом, Р. Бунзе считает, что 5, 8 и 9-ти местные коллегии следует признать неисторичными на том основании, что ни для одного из тех лет, под которыми они упомянуты, нет единодушной передачи источников числа высших магистратов13. Проявление некоторой общности взглядов исследователей в изучаемом вопросе, — представление о прогрессивном увеличении количества мест в коллегии с течением времени14. Собственно, такую линию развития магистратуры в отношении ее численности предложил автор первой специальной статьи Оттокар Лоренц 15. Не согласился с данным подходом Людвиг Ланге16, полагавший, что этот вывод есть результат некритического следования Ливию. Л. Ланге отстаивал мнение об исходной численности коллегии в шесть магистратов, которое он стремился подкрепить рассмотрением военной организации. Это дискуссионное обсуждение вопроса обозначило две основные точки зрения, сформулированные в историографии к середине XIX в. и сохраняющиеся в ней на протяжении полутора столетий. Незадолго до названной дискуссии взгляд, обосновывавший изначальную норму в виде шестичленной коллегии высказал Бартольд Нибур17, предложивший логическую цепочку
разделения децемвирата на консулярный трибунат, цензуру и квестуру (в совокупности составлявшие также десять должностных лиц). Затем на практике, по его представлениям, могло быть понижение числа военных трибунов с консульской властью, но повышение сверх шести не могло иметь места. В противоположность Б. Нибуру отстаивал мнение о начальном трехчленном составе магистратуры А. Швеглер18.
Подробное обоснование гипотезы о нормальной и максимально возможной численности коллегии консулярных трибунов в шесть человек дал Теодор Моммзен19. Максимальная численность, по его трактовке, не всегда достигалась (при отсутствии права кооптации и возможности избрания суффектов), но предел в шесть лиц был обусловлен количеством командиров (ЫЬиш пйШшп) в римском войске. Т. Моммзен, также как и Б. Нибур, отрицал существование восьмиместных коллегий, объясняя их появление в источниках соединением имен шести консулярных трибунов и двух цензоров (что усмотрел еще Якоб Перизоний, голландский ученый рубежа XVII-XVIII вв.20). К детальному анализу этого вопроса Т. Моммзен вынужден был вернуться в последние месяцы жизни в связи с находкой фрагмента капитолийских фаст за 380 г. до н.э.21, которая, очевидным образом подрывая его концепцию, не заставила отказаться от прежних взглядов, но побудила к дополнительному их обоснованию. Опираясь на сведения о 403 г. до н.э., для которого Ливий сообщает о восьми консулярных трибунах, а консульские фасты о шести и двух цензорах (имена цензоров совпадают с двумя последними в ливиевом списке), Т. Моммзен распространил вывод о некорректном объединении в источниках двух различных коллегий на все случаи упоминания более чем шестиместной магистратуры, в том числе и на сведения вновь найденного фрагмента. Появление девятого места он объяснял следующим образом. Пять имен совпадают в трех списках (Ливия, Диодора, фаст) — Л. Валерий, П. Валерий Попликола, Сп. Сергий Фиденат, Л. Менений, Т. Папирий. Два других из первых семи в фастах совпадают: одно (Луций Эмилий Мамерцин) со списком Диодора, другое (Сер. Корнелий Малугинский) со списком Ливия. На этом основании он делал вывод о контаминации двух шестичленных списков, которая дала число семь, а под двумя последними именами капитолийского обломка (Л. Папирия Мугиллана и Сульпиция Петика) скрываются два цензора, которые у Ливия обозначены как Сульпиций Камерин и Сп. Постумий Регилльский. При этом Т. Моммзен полагал, что в первоначальных списках цензор Сульпиций был дополнен различными именами коллеги, поэтому у Ливия второе цензорское имя восходит к одному списку, а в консульских фастах — к другому. Сам умудренный исследователь понимал уязвимость своих построений, но отмечал, что надежного решения на имеющемся материале невозможно достигнуть22
Теория Т. Моммзена (опиравшегося на до него возникшую идею) о контаминации списков и об интерполяции имен была воспринята многими исследователями23, а детально развита Фридрихом Мюнцером24. Он обратил внимание на сведения о ряде лет, в которых нашел «фиктивные имена добавленных лиц». Например, рассматривая сведения Ливия и Диодора за 425 г. до н.э., Ф. Мюнцер отмечал, что греческий автор называет три имени, а Ливий сначала также эти три в обратной последовательности, а, затем, добавляет четвертое — Гораций. Еще два Горация встречаются у него в шестиместных коллегиях консулярных трибунов 386 и 378 гг. до н.э. Упоминание всех Горациев Ф. Мюнцер считал фальсификацией, а расхождение у Диодора между называемым им числом магистратов и количеством указанных имен неслучайным: Диодор, на его взгляд, пропускал сомнительные имена, но не хотел сказать, что число консулярных трибунов уменьшилось по сравнению с предыдущим годом. Также фальсификацией считал Ф. Мюнцер занесение Ливием в списки консулярных трибунов 415, 405 и 369 гг. до н.э. родового имени Квинкций, рассматривая его чуть ли не как нарицательное, как общее место формуляра. Отметим также (не повторяя хода его долгих рассуждений), что, проанализировав сведения о цензуре 380 г. до н.э., он пришел к следующим выводам. В источниках, на базе
которых создавались фасты, фигурировали последовательно сменявшие друг друга две пары цензоров. Речь шла о том, что один из первой пары (Постумий) умер вскоре после вступления в должность, и редактор капитолийских фаст включил от их пары только оставшегося в живых его коллегу и полностью вторую цензорскую пару, что и дало в совокупности с шестью консулярными трибунами число девять. Обосновывая далее предположение о дублировании под 380 г. до н.э. сведений, относящихся к 366 г. до н.э., Ф. Мюнцер приходил к заключению, что фактически в 380 г. до н.э. была одна цензорская пара, состоявшая из Л. Эмилия и Папирия, соответственно консулярных трибунов насчитывалось только шесть, вопреки списку консульских фаст.
В 70-е гг. XX в. исследования в рамках «теории интерполяции», хотя и с некоторыми новыми подходами, были продолжены Джоном Пинсентом25. В весьма обширной статье, написанной в просопографическом ключе, он стремился доказать (на разнообразных примерах) различия сведений фаст, лежавших в основе трудов Ливия и Диодора, а также многочисленность случаев интерполяции. Но, в отличие от предшественников, данный автор не считал список Ливия более надежным, а версию Диодора упрощенной и сокращенной. Дж. Пинсент утверждал, что на Ливия основательно повлияли искажения, допущенные Лицинием Макром. Последнего он рассматривал самым вероятным автором теории, согласно которой коллегия консульских трибунов состояла из трех патрициев и трех плебеев26. Опровергая эту теорию, Дж. Пинсент подверг пристрастной проверке реальность плебейских имен, полагая, что большинство их было привнесено в описания ранней римской истории в те периоды, когда члены их родов играли заметную роль, — в эпоху Второй Пунической войны, Гракхов, Суллы, Цицерона и Цезаря.
Противоположную концепцию, которая отрицает широкомасштабную и преднамеренную интерполяцию, особенно в списках, представленных Ливием и консульскими фастами, тщательно аргументировал А. Друммонд27. Этот исследователь сформулировал выводы о том, что и Диодор, и Ливий, опирались, в конечном счете, на общий список консулярных трибунов, который Ливий воспроизвел точнее. Рассмотрев расхождения в свидетельствах античных авторов за 389, 387, 380 и 379 гг. до н.э., А. Друммонд отверг точку зрения, что применительно к этим годам цензоры были совмещены с консулярными трибунами как члены одной магистратуры. Он считал наиболее вероятным, что дополнительные имена в тексте Диодора являются вставными, но причина этого, на его взгляд, скорее небрежность, чем умышленная интерполяция. Восьмичленную коллегию Диодора 379 г. до н.э. нельзя, по его мнению, понимать как сочетание шести консулярных трибунов и двух цензоров, так как одно дополнительное имя — Требоний — плебейское, а плебеи были допущены к цензуре практически только в 351 г. до н.э. Очень весомый, на наш взгляд, аргумент А. Друммонда против традиционного понимания в историографии смешения цензоров с консулярными трибунами состоял в том, что следует признать тогда на протяжении десяти лет, от 389 до 379 гг. до н.э. шесть цензорских пар28, что просто невероятно, учитывая пятилетний промежуток между избраниями их на должность (при сроке полномочий в полтора года цензоры избирались раз в пять лет). Меньшее же чем в других источниках количество имен консулярных трибунов за ряд лет у Диодора он считал просто результатом их пропуска и попытался объяснить эти потери. Так, А. Друммонд находил, что там, где у Ливия или в капитолийских фастах два или более консулярных трибунов в списке одного года имели одинаковые родовые имена, Диодор регулярно, начиная с 390 г. до н.э., включал имя только одного представителя рода. К числу изъятых таким образом в тексте Диодора имен А. Друммонд отнес: 406 г. — Гн. Корнелия, 405 г. — Кв. Квинкция, 404 г. — Гн. Корнелия, 402 г. — Кв. Сервилия, 398 г. — М. Валерия и Л. Фурия, 395 г. — П. Корнелия, 394 г. — Л. Фурия, 391 г. — Эмилия и Фурия, 390 г. — Н. Фабия (инициал N у данного родового имени приведен в консульских фастах — В. Д.) и Кв. Фабия.29. Кроме того,
пропуски имен в тексте Диодора А. Друммонд определял и как «промах глаза копииста», когда от одного личного имени до такого же, но принадлежавшего представителю другого рода (или вообще до иного имени), переписчик пропускал текст. Например, в перечне P. Manlius, Р. Licinius, L. Titinius, P. Maelius (400 г. до н.э.) выпали два имени в середине, а вместо Sp. Postumius, L. Pinarius появился аномальный Sp. Pinarius (432 г. до н.э.). А. Друммонд обратил внимание также на то, что в списке Диодора утрачивались обычно последние или (менее часто) первые имена.
Глубокий анализ проблемы, предпринятый А. Друммондом, привел его к мысли о возможности двух вариантов обобщающих рассуждений. Либо консулярный трибунат был гибким учреждением, численность которого могла быть изменена, и нет ничего невероятного в том, что существовали восьми и девятичленные коллегии (в качестве, как он писал, краткого эксперимента). Либо же «неправильно большие» коллегии есть результат некоторой путаницы в списках, вследствие повреждения их первоначальных текстов в ходе галльского завоевания, когда от них могло сохраниться по два-три имени, присоединенных потом к коллегии следующего года. Сам А. Друммонд склонялся ко второму варианту. Мы же рассматриваем в качестве вполне адекватного политическим реалиям первый вариант, поскольку он очень органично вписывается в общий контекст функционирования магистратуры tribuni militum consulari potestate и может быть подтвержден источниками.
Вернемся, поэтому, к нашей источниковой базе. Кроме суммированных нами выше данных о численности коллегии по годам источники содержат представления античных авторов о принципах количественного ее формирования. При этом речь идет либо просто о большем числе должностных лиц, чем в консульской магистратуре (что отмечено у Диона Кассия — XL. 45)30, либо о диапазоне, в котором оно изменялось (см. слова императора Клавдия в лионской надписи — I. L. S. 21231 и Пом-пония в Дигестах — Dig. I. 2. 2. 2532). Диапазон этот обозначен в приведенных цитатах в одном случае (в речи императора Клавдия) от шести до восьми, в другом (в Дигестах), видимо, все-таки не двадцать, как в рукописи, а — «шесть плюс-минус несколько». Число «двадцать» значится в рукописи, но закономерно вызывает недоумение исследователей, изучавших консулярный трибунат. Поэтому в историографии неоднократно предлагалось считать это ошибкой переписчика и давались различные варианты ее исправления; наиболее предпочтительным из них нам представляется использованный Т. Моммзеном: переписчик принял римскую цифру VI за буквенное сокращение vi (viginti)33. То есть, наиболее вероятно, Помпоний говорил о нестабильном числе военных трибунов с консульской властью, колебавшемся около шести. Сам факт представлений древних писателей о подвижном в принципиальном плане количестве консулярных трибунов, о нестабильности численного состава коллегий, более показателен, чем упоминания об избрании некоторого количества лиц в нее на тот или иной год.
При подобных обобщениях у античных авторов может содержаться и фиксация одного определенного числа, но это число указывается по-разному. Так, Ливий пишет о привычке патрициев занимать восемь мест консулярных трибунов (Liv. VI. 37. 6)34, из чего следует, что он считал восьмиместную коллегию обычной, во всяком случае часто применявшейся, хотя при описании по годам упомянул о ней только в виде исключения. Другое конкретное число, а именно, «шесть» называют иные античные авторы. По свидетельству Дионисия Галикарнасского, уже при введении должности установлено было избирать на нее в общей сложности шесть человек (Dionys. XI. 60)35. То же самое представление Диона Кассия об изначальной формуле комплектования магистратуры «три плюс три» сохранено Иоанном Зонарой (Zon. YII. 19)36. Плутарх в биографии Камилла (Plut. Cam. I)37 также отметил это количество. Последнее утверждение, правда, может относиться к определенному периоду, а не иметь значения нормы для всей эпохи существования консулярного трибуната. В любом случае, мы видим, что в представлениях античных авторов нет единообра-
зия понимания в качестве нормы какого-то единого количества мест коллегии военных трибунов с консульской властью. Вероятнее всего, это означает отсутствие таковой в государственной практике.
Весьма любопытно и отношение Тита Ливия к изменениям численности магистратуры консулярных военных трибунов. По его словам, уже на 438 г. до н.э. разрешалось выбирать шесть трибунов (Ыу. IV. 16. 6) и, когда он указывает на первый случай избрания коллегии в таком количестве (Ыу. IV. 61. 1), то оставляет этот факт без комментария. Точно также он не придает большого значения изменению числа магистратов в 426 г. до н.э., когда впервые выбрали четверых (Ыу. IV. 31. 1). Нет в его тексте и мотивировок возвращения к трехместной коллегии 422 г. до н.э. (Ыу. IV.
42. 2), как нет их при возобновлении четырехчленной магистратуры (Ыу. IV. 44. 1). Только когда речь у него идет о формировании восьмиместной коллегии, он указывает причину принятия решения и его характер (Ыу. У. 1. 2). Складывается впечатление, что Ливий не проявлял особого интереса к тому, сколько — три, четыре или шесть магистратов было избрано, полагая, вероятно, что уже со второго раза применения магистратуры можно было комплектовать ее из шести человек, но ничему не противоречило и меньшее число должностных лиц. В связи с этим вполне можно думать, что при голосовании на комициях, если не удавалось заполнить все места в коллегии, она считалась, тем не менее, дееспособной при условии избрании больше двух лиц (то есть более чем в консулате). Т. Моммзен в «Римском государственном праве», правда, полагал, что в случае неполного формирования коллегии должен был быть предписан какой-то законный способ кассации выборов38, но мы не видим в нем потребности. Судя по последней публикации Т. Моммзена на эту тему, сам он отказался от такой трактовки39. Другой же тезис Т. Моммзена, что следовало непременно избрать три, четыре или шесть магистратов, но не пять, так как ежемесячная передача фасок могла равномерно осуществляться в течение двенадцати месяцев года именно при таких вариантах, на первый взгляд, вполне приемлем. Однако, все же практика функционирования коллегиальных магистратур, в частности, децемвирата свидетельствует, что распределение «не поровну» высшей власти между должностными лицами на протяжении административного года существовало. Поэтому мы не считаем принципиально невозможной пятиместную коллегию. Тем более, как нас убеждает исследование А. Друммонда, сведения источников о восьмиместной коллегии не фиктивны, а для восьми магистратов ежемесячная передача империя также не приводила к равенству по времени обладания им. Учтем к тому же, что при совместном ведении военных действий носитель империя менялся ежедневно, а при раздельном — обладателем его был каждый командующий, поэтому фактически время наделения империем должностных лиц в магистратуре, состоявшей более чем из двух человек, никогда не было одинаковым.
Итак, нам представляется, что численность коллегии консулярных военных трибунов не была стабильной в двояком смысле: во-первых, с течением времени менялось максимально возможное количество мест в ней, а, во-вторых, не всегда они могли быть полностью заняты. Что касается изменения предельной численности магистратов, то, по нашему мнению, оно проводилось на основе решения комиций. Во всяком случае, именно с комициями связывает Ливий постановление о переходе к восьмиместной магистратуре (Ыу. V. 1. 1-2)40. Каждый же раз народные собрания голосовали только персональный состав коллегии, а не количество ее членов: однократное принятие законодательного акта по поводу допустимости шести, восьми или какого-либо иного числа высших должностных лиц, по всей видимости, было достаточным. Эрнст Херцог думал, что неизбежно сенат регулярно должен был определять численность магистратуры41. Возможно, конечно, что в сенатском постановлении о переходе в том или ином году к консулярному трибунату указывалось, в каком количестве (в пределах разрешенного решением комиций) должна быть укомплектована коллегия, но не исключено и отсутствие в нем количественной регламен-
тации. Могло быть просто принято, что избираются в коллегию должностные лица в количестве не свыше утвержденного народным собранием максимума, а реальное число избранных зависело от хода голосования.
Не находя жестко определенного и неизменного на протяжении конституционной жизни магистратуры количества консулярных трибунов, зададимся вопросом о том, были ли детерминированы изменения их численности военной организацией. Традиционно в антиковедении принимается существование тесной связи между количеством tribuni militum войска и численностью высших магистратов tribuni militum consulari potestate. При этом сторонники точки зрения об изначальной трехчленной коллегии соотносят это число либо с командирами войска трех гентильных триб42, либо с тремя трибунами легиона43. Приверженцы концепции о постоянной норме консулярных трибунов в шесть человек связывают это число как с разделением трех родов (Тициев, Рамнов и Луцеров) на priores и posteriores44, так и с шестью трибунами легионов45. Не отрицая генетической связи происхождения магистратуры с военной организацией, отметим следующее. Опираясь на развернутый анализ, проведенный в монографии В. Н. Токмакова, мы отвергаем непосредственное соответствие количества консулярных трибунов в любом их числе, трибунам легиона, ибо он не существовал как структурно оформленная воинская единица на всем протяжении применения их магистратуры46. Не принимаем мы также привязку числа этих носителей высшей исполнительной власти к количеству руководителей войск гентильных триб, поскольку, по обоснованию В. Н. Токмакова, пешие подразделения на их базе не могли формироваться47, а термин tribuni militum относится не к досер-вианским, а сервианским трибам48. К моменту введения консулярного трибуната в римскую конституцию трибуны как командиры армейских подразделений должны быть соотнесены с центуриатной военной организацией и не с манипулярной, а с фаланговой тактикой ведения боя. Это, в свою очередь, означает, что военные трибуны, проходившие процедуру персонального голосования в комициях для наделения их консульскими полномочиями, были командирами подразделений фаланги. По вопросу о структуре римской фаланги этого времени, как отмечает В. Н. Токмаков, определенных сведений нет, можно только предполагать наличие четырех, шести рядов, или иного их количества49. Поскольку это гипотетичное количество рядов фаланги некоторым образом соответствует числу консулярных военных трибунов разных лет и, к тому же, не является единственно возможным (как и в случае с изучаемыми магистратами), то не исключено, что численность консулярных трибунов напрямую зависела от количества командиров рядов фаланги. Однако доказать это невозможно, так как нам абсолютно не известно, менялось ли и, если менялось, то каким образом, число рядов фаланги. Поэтому теоретически вполне можно допустить и иной вариант, когда непосредственной зависимости двух этих величин не было. Иначе говоря, магистратура консулярных трибунов, будучи по рождению связана с военной организацией, могла жить самостоятельной политической жизнью и формироваться не только из числа лиц, в данный момент исполнявших обязанности tribuni militum, но и из других государственных деятелей. Впрочем, мы уже замечали, что в Риме все политики непреложно были в эту эпоху полководцами, поэтому в своей предшествовавшей карьере непременно когда-либо были командирами рядов фаланги. Следовательно, в таком случае, можно сказать, что консулярный трибунат комплектовался из действующих и бывших военных трибунов50, а его численность, соответственно, не была детерминирована количеством командиров в структуре фаланги. Она, к тому же, могла не быть тождественна этому количеству еще и по той причине, что не все tribuni militum, находившиеся в войске в период избирательной кампании консулярных трибунов, непременно наделялись статусом последних. Мы не знаем точно, все ли военные трибуны получали право быть избранными в консулярный трибунат: мнения в историографии при отсутствии свидетельств источников разделились противоположным образом51. Но, даже если исходить из концеп-
ции Гаэтано Де Санктиса о том, что голосование в комициях при наделении полномочиями высшей власти проводилось по всем, имевшимся в войске трибунам, то это не означает непременный успех всех баллотировавшихся кандидатур. Избирательная кампания в Римской Республике имела свои правила политической игры, возможность воздействия на ее исход со стороны председателя комиций и т.д.
Приведенные рассуждения показывают, что, если даже была норма соответствия количества консулярных трибунов числу войсковых трибунов, то на практике ей неукоснительно следовать было затруднительно, ибо превращение назначенного в армии военного трибуна в трибуна консулярного обуславливалось избирательной кампанией. Поэтому, на наш взгляд, строгого равенства числа tribuni militum consulari potestate количеству имевшихся на момент выборов в нее военных трибунов (командиров подразделений фаланги) в реальной жизни не было.
Таким образом, свидетельства источников (при всей неоднозначности заложенной в них информации и сложностях ее обработки), а также достижения историографии в их анализе, дают нам основания сделать вывод, что магистратура консульских военных трибунов не имела жестких, раз и навсегда установленных количественных рамок. Она не только численно изменялась с течением времени, но и могла быть заполнена меньшим количеством магистратов, чем это в данный момент разрешалось. Строгой привязки численности консулярного трибуната к количеству войсковых трибунов в реальной государственной практике быть не могло, хотя при возникновении магистратуры оно, по-видимому, определило исходный максимум магистратских мест. Гипотеза, имеющая очень широкое распространение в историографии (связываемая обычно с именем Т. Моммзена, хотя она возникла до него, но именно им была наиболее развернуто изложена) о том, что все коллегии консулярных трибунов свыше шести человек есть результат присоединения в источниках к списку ее членов имен цензоров, не поддерживается нами, так как найденные А. Друммондом серьезные контрдоводы убеждают нас в ее несостоятельности. Мы считаем вполне возможным существование восьми и девятичленных коллегий, зафиксированных в источниках, что, на наш взгляд, не противоречит никаким поли-тико-правовым установлениям ранней Республики. Количественная гибкость магистратуры военных трибунов с консульской властью, к констатации которой мы приходим, дает дополнительные основания говорить о ее неординарности. Именно в чрезвычайных обстоятельствах возможность «численного маневра», присущая консулярному трибунату, могла принести ощутимую общественную пользу.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Р. Ридли для 419 г. до н.э. принимает, опираясь опять-таки на Ливия, не трех, а четырехместную коллегию. См.: Ridly R. Т. The «Consular Tribunate»: The Testimony of Livy //Klio. Beiträge zur Alten Geschichte. 1986. Bd. 68. Heft. 1. P. 463.
2. Liv. IV. 61. 1; IV. 61. 4; V. 8. 1; V. 10. 1; V. 12. 9-10; V. 13. 3; V. 14. 5; V. 16. 1; V. 18. 2; V. 24. 1; V. 26. 1-2; V. 32. 1; V. 36. 12; VI. 1. 8; VI. 4. 7; VI. 5. 7; VI. 6. 3; VI. 11. 1;
VI. 18. 1;VI. 21. 1; VI. 22. 1; VI. 22. 5; VI. 27. 2; VI. 30. 1; VI. 31. 1; VI. 32. 3; VI. 36. 3; VI. 38. 2; VI. 42. 3.
3. Mommsen Th. Römisches Staatsrecht. Bd. 2. Leipzig, 1874. S. 167; Beloch K. J. Römische Geschichte bis zum Beginn der Punischen Kriege. Berlin und Leipzig, 1926. S. 255.
4. A. Друммонд, правда, для 387 г. до н.э. принимает расхождения в текстах Ливия и Диодора, находя у Ливия только пять имен. См.: Drummond A. Consular Tribunes in Livy and Diodorus //Athenaeum. 1980. Vol. 58. P. 65.
5. Pinsent J. Military tribunes and Plebeian consuls: The Fasti from 444 to 342 //Historia. 1975. Heft 24. P. 29; Ridley R. T. The «ConsularTribunate»: The Testimony of Livy... P. 464-465.
6. Diod. XIV. 19. 1; XIV. 35. 1; XIV. 38. 1; XIV. 44. 1; XIV. 47. 1; XIV. 54. 1; XIV. 82. 1; XIV. 85. 1; XIV. 90. 1; XIV. 94. 1; XIV. 110. 1; XV. 20. 1; XV. 32. 1; XV. 24. 1; XV. 48. 1; XV. 61. 1.
7. Corpus Inscriptionum Latinarum. Vol. 1. Berolini, 1863. P. 17-20; Hülsen Ch. Neue Inschriften vom Forum Romanum. Mit 6 Abbildungen im Text und einem Plan //Klio. Beiträge zur Alten Geschichte. Leipzig, 1902. Bd. 2. S. 248; Mommsen Th. Das Neugefundene Bruchstück der Capitolinischen Fasten //Hermes. Berlin, 1903. Bd. 38. Heft 1. S. 116.
8. По подсчетам Дж. Ппнсента и таблице Р. Ридли получается восемь коллегий по три человека и десять по четыре, поскольку они для 419 г. до н.э. учитывают четырехчленную коллегию, видимо, корректируя данные Ливия консульскими фастами; по публикациям же текста Ливия следует вести речь о трехместной магистратуре этого года.
9. Мартынов Г. О начале римской летописи //Ученые записки императорского Московского ун-та. Отдел историко-филолог. 1904. Вып. 32. С. 17.
10. Perl G. Kritische Untersuchungen zu Diodors Römischer Jahrzählung. Berlin, 1957. S. 85-86.
11. Drummond A. Consular Tribunes... P. 57-72.
12. Heurgon J. The Rise of the Rome to 264 В C. London, 1969. P. 174; Drummond A. Consular Tribunes... P. 57. A. Зиновьев полагал, что обычно в коллегию избиралось 3, 4 или 6 человек, а если 8, то двое из них должны были производить ценз: Зиновьев А. Римские древности. Описание общественной и частной жизни древних римлян. М., 1884. С. 81.
13. Bunse R. Das römische Oberamt in der frühen Republik und das Problem der «Konsulartribunen». Trier, 1998. (Bochumer Altertumwissenschaftliches Colloquium. Bd. 31.) S. 85.
14. Cornelius F. Untersuchungen zur frühen römischen Geschichte. München, 1940. S. 60; Ranouil P.-Ch. Recherches sur le Patriciat (509-366 avant J.-C.). Paris, 1975. P. 20; Ogilvie R. M. A Commentary on Livy. Books 1-5. Oxford, 1965. P. 539.
15. Lorenz O. Über das Consulartribunat. Besonderer Abdruck. Wien, 1855. S. 3-28.
16. Lange L. Über Zahl und Amtsgewalt der Consulartribunen (1855) //Lange L. Kleine Schriften aus dem Gebiet der classischen Alterthumwissenschaft. Bd. 1. Göttingen, 1887. S. 236-242.
17. Niebuhr B. Römische Geschichte. Berlin, 1853. S. 571-573.
18. Schwegler A. Römische Geschichte. Bd. 3. Tübingen, 1858. S. 114.
19. Mommsen Th. Römisches Staatsrecht... S. 166-168.
20. Cm.: Niebuhr B. Römische Geschichte... S. 571; Münzer F. Consulartribunen und Censoren //Hermes. 1922. Bd. 57. S. 134.
21. Mommsen Th. Das Neugefundene Bruchstück der Capitolinischen Fasten... S. 116-124.
22. Ibid. S. 118-119.
23. См., например: Soltau W. Die Anfänge der Römischen Geschichtschreibung. Leipzig, 1909.
S. 191-192.
24. Münzer F. Op. cit. S. 134-149.
25. Pinsent J. Op. cit. P. 1-83.
26. Ibid. P. 40, 50.
27. Drummond A. Consular Tribunes... P. 57-72.
28. Ibid. P. 67.
29. Ibid. P 59.
30. ...^i^idpxouqp dvilp icSvp maicov, блсо^р лЛеюгх^р ap^ovisqp соалерр лотер dftoSsiKvixovioa, KaGiaTaaGaipsariYOwro. (...ввести военных трибунов вместо консулов, чтобы учредить более многочисленных должностных лиц, как некогда они провозглашались.)
31. ... quid commemorem in pluris distributum consulare imperium tribunosque militum consulari imperio appellatos, qui seni et saepe octoni crearentur? (...напоминать ли о консульском империи, разделенном между многими, и о провозглашенных военных трибунах с консульским империем, избиравшихся в количестве шесть, а часто и восемь?)
32. ...factum est, ut tribuni militum crearentur partim ex plebe, partim ex patribus consulari potestate. Hique constituti sunt vario numero: interdum enim viginti fuerunt, interdum plures, nonnumquam pauciores. (...было установлено, чтобы избирались военные трибуны с консульской властью, частью из плебеев, частью из патрициев. Они вводились разной численностью: иногда ведь их было двадцать, иногда больше, иногда меньше.)
33. Mommsen Th. Das Neugefundene Bruchstück der Capitolinischen Fasten... S. 117.
34. ...qui octona loca tribunis militum creandis occupare soliti sint. (...кто при избрании военных трибунов имел обыкновение занимать восемь мест.)
35. ... dvxi T(»v im&Toov xiXidpxo'oq; mto5£i%9fjvc)a, треТс; |i£v ек x&v reaxpiKlcov, треТс; 5^ ек T&v 5r||i0TiK(BV... (вместо консулов выбирать военных трибунов, троих из патрициев, троих из плебеев...)
36. ...треТс; (жрГ gKcrcepoov xiXiapxotx; dvxi x&v 5г)о im&Toov aipeta9ai <yove5oi;£v. (...согласились от каждой из двух сторон избирать трех военных трибунов вместо двух консулов.)
37. То yap ei; av5pac;, alia |ifi 5гю, тоТс; 7ipdy|iaaiv ecpeaxdvai, яарец'овеТто хойс; ßap'ovo|ievo'oc; xriv 6Xiyap%lav. (Кто тяготился олигархией, мог утешиться тем, что шесть мужей, а не два стояли во главе государства.)
38. Mommsen Th. Römisches Staatsrecht... S. 167.
39. Mommsen Th. Das Neugefundene Bruchstück der Capitolinischen... S. 116-124.
40. Comitia utriusque populi longe diversa ratione facta sunt. Romani auxere tribunorum militum consulari potestate numer um; octo, quot nunquam antea, creati... (Комиции каждого из двух народов приняли совсем противоположные планы действий. Римляне, увеличив число военных трибунов с консульской властью до восьми, избрали их в таком количестве, как никогда раньше...)
41. Herzog E. Geschichte und System der Römischen Staatsverfassung. Bd. 1. Leipzig, 1884. S. 740.
42. Staveley E. S. The Significance of the Consular tribunate //The Journal of Roman Studies. 1953. Vol. 43. P. 32; Sealey R. Consular tribunes once more //Latomus. New-York-London, 1959. Vol. 18. P. 526.
43. Lorenz O. Op. cit. S. 9; Abbot. F. F. A history and description of Roman political institutions. New-York, 1963. P. 184; Volkmann H. Grundzuge der römischen Geschichte. Darmstadt, 1982. S. 27. Hölkeskamp K.-J. Die Etnstehung der Nobilität. Stuttgart, 1987. S. 152.
44. Mommsen Th. Römisches Staatsrecht... S. 168.
45. Lange L. Über Zahl und Amtsgewalt der Consulartribunen... S. 238-242; Herzog E. Geschichte und System... S. 740.
46. Токмаков В. H. Военная организация Рима Ранней республики (VI-IV вв. до н.э.). М., 1998.С. 204-206.
47. Там же. С. 55-57.
48. Там же. С. 59.
49. Там же. С. 215.
50. То, что баллотироваться в консулярный трибунат могли не только лица, на тот момент являвшиеся военными трибунами в армии, косвенно подтверждают факты избрания на следующий год консулярных трибунов предыдущего года (Liv. IV. 56. 2, 12; V.
14. 5; V. 16. 1; VI. 18. 1; VI. 21. 1; VI. 22. 1; VI. 27. 2), поскольку, по всей видимости, консулярные трибуны имели в своем подчинении в качестве командиров рядов фаланги других лиц.
51. См.: De Sanctis G. Storia dei Romani. Vol. II. Firenze, 1967. P. 54-56; Staveley E. S. The Significance of the Consular Tribunate... P. 32.
V. V. Dementieva
THE SIZE OF MAGISTRACY OF THE CONSULAR MILITARY TRIBUNES
In the article it is asserted that the size of magistracy «tribuni militum consulari potestate» was inconstant and magistracy could be filled with a smaller number of magistrates than it was allowed. The author does not support a hypothesis that 6 people were the normal and the greatest possible quantity of consular tribunes. The author disagrees with a point of view that all cases, mentioned in the sources, when magistracy consisted of more than 6 members are the results of the contamination of military tribunes and censors’ lists. It is concluded that size inconstancy of magistracy «tribuni militum consulari potestate» gives additional reasons to consider its extraordinarily.
