CC BY
66
УДК 81'253
А. Ю. Калинин 10.52070/2542-2197_2021_2_844_204
старший преподаватель
факультета иностранных языков и регионоведения
Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова
a_kalinine@mail.ru
КОГНИТИВНЫЕ И ПРАГМАТИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ СИНХРОННОГО ПЕРЕВОДА НА ИНОСТРАННЫЙ ЯЗЫК
Статья посвящена проблеме языкового направления в переводе, в частности, прагматическим и когнитивным вопросам синхронного перевода на иностранный язык. Критический анализ двух полярных подходов к определению системного статуса синхронного перевода на неродной для переводчика язык и сопоставление мнений о целесообразности его внедрения в широкую переводческую практику позволяют заключить, что спекулятивные гипотезы о неизменных когнитивных преимуществах перевода на родной язык не подтверждаются данными эмпирических исследований.
Ключевые слова: синхронный перевод; направление в переводе; перевод на иностранный язык; квалитативный потенциал; когнитивная нагрузка.
A. Yu. Kalinin
Interpreter PhD Senior Lecturer
Faculty of Foreign Languages and Area Studies Lomonosov Moscow State University Rassian Union of Translators & Interpreters (UTR) a_kalinine@mail.ru
COGNITIVE AND PRAGMATIC ISSUES OF SIMULTANEOUS INTERPRETING INTO A "B" LANGUAGE
The article considers the problem of directionality in translation, focusing on some pragmatic and cognitive issues related to two antagonistic approaches to determining the systemic status of simultaneous interpreting into the interpreter's non-native language. A critical review of traditions of professional practice and the undertaken theoretical and experimental research lead to the conclusion that hypotheses about compulsory cognitive advantages while interpreting into an "A" language are not supported by empirical research data.
Key words: simultaneous interpreting; directionality in interpreting; interpreting into B language; quality potential; cognitive load.
Введение
В последнее время вопросы целесообразности осуществления синхронного перевода (СП) на неродной для исполнителя язык и, как следствие, дискуссия о необходимости обучения данному виду деятельности в рамках программ профессиональной подготовки переводчиков находятся в центре внимания как теоретиков, так и методистов устного перевода. Если в отечественной традиции принято обозначать данное направление как перевод на иностранный язык, то в зарубежном пере-водоведении за ним закрепились такие наименования, как профессиональный жаргонизм «ретур» (от фр. retour - возвращение, движение в обратном направлении) или более нейтральный вариант - перевод на язык В. Последний термин берет свое начало в классификации рабочих языковых комбинаций устных переводчиков, разработанной Международной ассоциацией конференц-переводчиков AIIC [AIIC 2012] и принятой в большинстве крупных международных организаций и зарубежных вузов, осуществляющих подготовку переводчиков. Согласно этой классификации, различают язык А - родной или «основной» для переводчика язык, язык В - активный иностранный (2-й язык, L2), степень владения которым приближается к степени владения основным, однако допускается некоторая «неидеоматичность» говорения и письма, и язык(и) С - один или несколько пассивных языков, с которых может осуществляться профессиональный устный перевод (рецептивная языковая деятельность), но на которые переводчик, как правило, не работает [там же]. Если переводчик в равной степени свободно владеет двумя языками (естественный координативный билингвизм), то это говорит о том, что в его рабочей комбинации присутствуют два языка А. Таким образом, под переводом на иностранный язык обычно подразумевается перевод в направлении А^В.
Долгое время проблема направления в СП не вызывала особого интереса ни у исследователей, ни у практиков перевода. С начала Нюрнбергского процесса над нацистскими преступниками, от которого принято отсчитывать историю СП и где перевод осуществлялся только на родные языки переводчиков, такое направление расценивалась как единственно адекватное. Однако с расширением сферы использования СП в 1970-80-е гг. профессиональное сообщество раскололось по вопросу о квалитативном потенциале перевода с родного языка на иностранный и, соответственно, о необходимости систематического
обучения этому виду деятельности. Традиционно принято выделять два диаметрально противоположных подхода к этой проблеме: так называемый западный и восточно-европейский (советский). Справедливости ради стоит признать, что данные названия весьма условны, поскольку среди переводоведов обеих геополитических зон существуют как сторонники, так и противники признания перевода на иностранный язык полноценным видом переводческой деятельности. Тем не менее в целом для сторонников Западной школы перевода характерно мнение о том, что «.. .перевод на язык, используемый нами в обиходе -это единственный способ, от которого можно ожидать естественно звучащего, точного, а значит максимально эффективного результата»1 [Newmark 1981, c. 3]. Отсюда, среди терминов, которыми обозначается любой перевод на неродной для переводчика язык, независимо от формы (устной или письменной), преобладают такие эпитеты как: технический (technical) [там же], непрямой (indirect) [Grossman 2000], инвертированный (inverse) [Beeby 1996]. В СССР и странах социалистического блока доминировал принципиально иной подход: в силу целого ряда факторов как политического, так и демографического свойства. Перевод на иностранный язык рассматривался как неотъемлемая часть трудовых функций переводчика, а обучение последовательному и синхронному видам устного перевода велось (и по сей день ведется) в обоих направлениях (А-^В).
Проблема профессионального синхронного перевода на неродной язык имеет, на наш взгляд, как минимум три принципиальных аспекта: каузальный, телеологический и дезидеративный. Каузальный и дезидеративный аспекты составляют прагматическое измерение проблемы, тогда как телеологический аспект связан с процессами когниции. Рассмотрим их более подробно.
Каузальный аспект
Причины, по которым на Западе профессиональное сообщество синхронистов пошло по пути отрицания необходимости перевода в режиме ретур, связаны с тем, что в эпоху становления норм конфе-ренц-перевода и формирования принципов деятельности лингвистических служб крупных международных организаций речь шла почти исключительно о межъязыковых контактах внутри ограниченной
1 Зд. и далее перевод наш, если не указано иное. - А. К. 206
группы наиболее распространенных, «мировых» языков: английского, французского, испанского, реже немецкого. В Западной Европе, даже до ее политического объединения в рамках ЕС, практически отсутствовали ограничения мобильности переводческих кадров, т. е. носители указанных языков могли свободно приглашаться на временную или постоянную работу в другую страну. Тем самым, асимметрия спроса / предложения СП на язык А во всех основных комбинациях была практически нейтрализована. По другую сторону «железного занавеса» ситуация отличалась разительно: в СССР и странах Восточной Европы просто-напросто не проживало достаточного количества носителей основных европейских языков, которые могли и хотели бы работать в качестве устных переводчиков, и в то же время здесь существовали весьма ощутимые ограничения на свободный въезд и, тем более, трудоустройство иностранцев. В этом отношении любопытно, как по-разному решалась кадровая проблема в сфере дипломатического перевода, где присутствует ряд ограничительных требований на допуск специалистов к переводческой работе. В силу того, что переводчик на переговорах и прочих мероприятиях высокого и высшего дипломатического уровней призван точно и недвусмысленно доносить официальную позицию государства по тому или иному вопросу, к выполнению этих функций допускаются исключительно граждане той страны, которую они представляют в составе делегации, а сам перевод выполняется на язык противоположной стороны. На Западе на такую работу зачастую приглашаются переводчики-выходцы из страны языка перевода (или потомки эмигрантов), тогда как в СССР, а теперь в России, указанные функции выполняются носителями русского языка с высоким уровнем владения иностранным. Несмотря на тот факт, что в условиях межгосударственных переговоров советским и российским дипломатическим переводчикам приходилось переводить на неродной для них язык, их компетентность в этой сфере не вызывает сомнения. Достаточно вспомнить имена В. Суходрева, И. Корчилова, П. Палаж-ченко и ряда других переводчиков, которые внесли свою лепту в дело развития международных отношений нашей страны и укрепления ее положения на мировой арене. Более того, участие в двусторонних переговорах на высоком и высшем межгосударственных уровнях отдельных переводчиков с каждой стороны представляет собой правило не без исключений. Так, в случае, если для одной или обеих сторон государственным является один из так называемых «периферийных»
языков, переговоры могут обслуживаться и одним переводчиком (носителем этого самого языка). Последнее обстоятельство объясняет тот факт, что переводчикам делегаций стран Восточной Европы также приходилось - и приходится по сей день - работать в обоих направлениях как в последовательном режиме на переговорах, так и в синхронном - на пресс-конференциях по итогам международных встреч.
Телеологический аспект
В телеологическом отношении, т. е. с точки зрения целесообразности, обоснование преимущества того или иного направления в переводе отталкивается от достаточно размытого концепта воспринимаемого качества транслята. Как показал ряд исследований, ожидания от СП и требования у разных категорий участников коммуникативной ситуации перевода (инсайдеры, т. е. непосредственные реципиенты перевода и отправители исходного сообщения, сам переводчик и его напарник по кабине и аутсайдеры: заказчики / инициаторы перевода, сторонние эксперты / другие коллеги) могут значительно отличаться. Тем не менее независимо от целевой группы, большинство информантов выдвигают на первый план такие параметры качества, как отсутствие опущений и искажений значимой информации, когерентность переводного высказывания, отсутствие морфосинтаксических и стилистических ошибок в языке перевода, тембр голоса, мелодическое оформление речи переводчика и т. д. Apriori, квалитативный потенциал СП считается результирующей, как минимум, двух взаимосвязанных факторов: языковой компетентности исполнителя на рецептивном (в исходном языке) и продуктивном (в переводящем языке) уровнях и оптимальной когнитивной нагрузки в каждый конкретный момент процесса перевода. Считается, что синхронисты, как правило, работают на пределе допустимого когнитивного насыщения, а значит наилучший результат должен дать такой режим работы, который способствовал бы относительной экономии психофизиологических ресурсов переводчика. Именно поэтому «линия фронта», разделяющая сторонников и противников целесообразности профессионального СП на неродной язык, пролегает в двух вышеуказанных областях.
Особенно активно против использования синхронного перевода в режиме ретур выступают представители так называемой парижской школы, основательницей которой являлась Д. Селескович. В своих работах она высказывает следующие аргументы:
1) СП сам по себе представляет крайне стрессогенную ситуацию, которую не стоит осложнять дополнительными трудностями контроля над речепорождением на иностранном языке, вместо того, чтобы полностью сконцентрироваться на передаче важной информации
2) при переводе на родной язык многие решения приходят к переводчику интуитивно, а речь его звучит более естественно и легко воспринимается реципиентами перевода;
3) при работе на родной язык переводчику не приходится постоянно тратить время на поиск в долгосрочной памяти идиоматических конструкций иностранного языка, что лишь увеличивало бы отставание от оратора [Séleskovitch, Lederer 2002, с. 113-114].
Интуитивность переводческих решений при переводе с иностранного языка отмечает и К. Дежан Ле Феаль, настаивая на том, что в родном языке языковое чутье носит не только «креативный», но и «коррективный» характер, который и предопределяет выбор переводчика в пользу наиболее приемлемого с точки зрения узуса переводящего языка варианта [Dejean Le Féal 2000, с. 11]. Вторит им и В. Вильс (V. Wills), имея в виду не только синхронный, но межъязыковой перевод в принципе: «Оптимальным направлением перевода является направление "иностранный язык - основной язык". Это объясняется тем, что при билингвизме (а компетенция переводчика является компетенцией билингва) компетенция в сфере основного языка интернализуется в более высокой степени, чем компетенция в сфере второго языка» [Швейцер 1988, с. 25-26]. И наконец, наиболее радикально высказался по поводу перевода на иностранный язык П. Ньюмарк: «Он [переводчик] всякий раз будет попадать впросак не с точки зрения ошибок в грамматике (которую он, вероятно, знает даже лучше, чем многие носители переводящего языка) и не с точки зрения лексики (его словарный запас может быть весьма богатым), но в плане фразеологической сочетаемости, поскольку предложенные в таком переводе коллокации могут оказаться недопустимыми или сомнительными» [Newmark 1981, c. 180]. Резюмируя вышесказанное, можно прийти к заключению, что основной аргумент против профессионального СП на иностранный язык - неизбежное интерферирующее влияние родного языка переводчика на текст перевода.
Сам по себе факт существования в СП межъязыковой интерференции на различных уровнях бесспорен, однако корреляция такого влияния с направлением перевода не так очевидна. Наши наблюдения над образцами СП выступлений мировых политических деятелей на
заседаниях Генеральной ассамблеи ООН показывают, что деструктивная интерференция в переводе может наблюдаться не только в направлении А^В. В СП самого высокого институционального уровня исходный иностранный язык (В) способен оказать не меньшее интерферирующее влияние на речевую продукцию профессионального переводчика на родном языке (А). Приведем лишь несколько ярких примеров интерферентов при профессиональном СП на русский язык речей Президентов Франции Ф. Олланда и Э. Макрона, выступавших в разные годы на заседаниях Генассамблеи (пунктуация условна):
Фрагмент оригинального выступления на французском языке
„.il y a des conflits qui demeurent sans règlement depuis des années. Je pense ici au Proche-Orient
„pour le monde les choses depuis plusieurs mois ont bien avancé
„pour que chacun puisse faire sa part
„construire un ordre international fondé sur le droit et le respect de la parole donnée
...notre organisation en est trop souvent réduite à déplorer des violations des droits qu'elle s'étaitjurée de garantir. 70 ans après l'adoption par cette assemblée à Paris de la Déclaration des droits de l'homme, un relativisme culturel, historique, religieux conteste aujourd'hui les fondements de leur universalité
Официальный СП русской языковой кабины ООН
„продолжаются конфликты, которые остаются без урегулирования в течение многих и многих лет. Я думаю здесь о Ближнем Востоке
„мы выдвинулись вперед в последние месяцы очень энергично
„для того чтобы каждый мог вложить свою лепту
„построить миропорядок, основанный на праве, на уважении обещаний
„ наша организация слишком часто вынуждена оплакивать нарушение прав, которые она обязалась гарантировать. По прошествии 70 лет после принятия этой ассамблеей в Париже декларации прав человека культурный релятивизм, исторический и религиозный сегодня бросает вызов фундаменту их универсальности
Не вдаваясь в подробный анализ структурных параметров интерференции иностранного языка в приведенных примерах, отметим лишь, что они вполне наглядно иллюстрируют случаи необоснованного калькирования и / или нарушения фразеологической сочетаемости элементов переводного высказывания, которые вряд ли можно отнести на счет
недостаточного владения переводчиком родным языком. Вероятно, подобные сбои являются следствием когнитивной перегрузки и возникают в силу работы в условиях постоянных временных ограничений, свойственных СП, в котором среди прочих доминант присутствует необходимость сохранять оптимальный уровень отставания от оратора, равномерный темп и плавность речи. Результаты эксперимента по двунаправленному переводу в паре английский ^ польский языки (правда, с участием студентов, обучающихся СП на продвинутом уровне) также опровергают гипотезу «Парижской школы» [Bartlomiejczyk 2009].
Таким образом, практика СП в международных организациях ставит под сомнение тезис о том, что сам по себе факт перевода на язык А обеспечивает «естественное» и «легко воспринимаемое» звучание транслята. Тем не менее «Западный» подход прочно утвердился в крупных международных организациях. Так, в ООН из шести постоянно действующих языковых кабин четыре (английская, испанская, русская и французская) осуществляют СП только на язык А. Справедливости ради стоит заметить, что, как мы уже писали выше, причины такой практики во многом объясняются прагматическими (каузальными) факторами: ООН, ЮНЕСКО и другие крупные международные организации с ограниченным количеством официальных языков не испытывают ощутимых проблем ни с приемом в штат своих лингвистических служб, ни с привлечением на временную работу в качестве фрилансеров переводчиков, для которых вышеупомянутые языки международного общения являются родными.
Существует, однако, и противоположный взгляд на целесообразность использования перевода в направлении А^В. Например, Ю. Денисенко, а позднее Й. Томола и М. Хелевэ отстаивают предпочтительность СП с родного языка на иностранный, поскольку в норме понимание исходного сообщения на родном языке максимально, что помогает избежать значимых информационных потерь и неадекватной интерпретации переводчиком входящей информации а, следовательно, способствует более высокому качеству работы в данном направлении [Denissenko 1989; Tommola, Heleva 1998]. Сказанное, разумеется, верно в случаях, когда переводчик владеет иностранным языком в активных видах речевой деятельности (language proficiency) на таком уровне, который позволяет говорить о тексте перевода как лингвистически конгруэнтном.
Данная позиция перекликается с результатами наблюдений над характером распределения когнитивных усилий в синхронном переводе: П. Падилья экспериментально установила, что порядка 80 % внимания переводчика концентрируется на слушании и понимании исходного сообщения и лишь 20 % - на речепорождении [Padilla 1995]. Важность опоры на экспериментальные данные показывает и недавнее электрофизиологическое исследование (с регистрацией показателей ЭЭГ) двунаправленного СП в комбинации русский ^ английский, продемонстрировавшее отсутствие значимой корреляции между скоростью насыщения оперативной памяти и направлением перевода [Koshkin et al. 2018]. Любопытна в этом отношении попытка признанного специалиста в области устного перевода Д. Жиля применить к оценке когнитивной оптимальности СП в разных направлениях методы количественного анализа. Используя ранее предложенную им же «модель усилий в СП» (Effort Model) [Gile 1995], исследователь выдвигает предварительную гипотезу о том, что с учетом распределения суммарной когнитивной нагрузки между процессами речепо-рождения и речевосприятия, перевод на иностранный язык оказывается более «когнитивнозатратным» по сравнению с переводом на родной (88 у.ед. vs 72 у. ед.) [там же, с. 11]. Однако при детальном рассмотрении оказывается, что единственный смысл, который имеют неравенства Д. Жиля, - собственно математический. Во-первых, расчеты основаны на целом ряде допущений (например, умозрительна презумпция, согласно которой, как понимание, так и порождение звучащей речи на родном языке требуют от индивида на 40 % меньше усилий по переработке информации, чем на иностранном; или тезис о том, что на любом языке понимание задействует 30 % общего объема доступных когнитивных ресурсов, тогда как говорение - 70 %, заимствованный из данных опроса sic! практикующих синхронистов). Во-вторых, предложенная формула не позволяет учитывать лингвистические аспекты СП в конкретных языковых парах, а потому обладает сомнительной релевантностью. Справедливости ради, следует отметить: сам Д. Жиль признает, что при смене хотя бы одного из условий неравенства, конечный результат окажется обратным, а в резолютивной части своей статьи подчеркивает, что «предпочтения, которые отдаются тому или иному направлению устного перевода, основаны на традициях, а не на научных данных» [Gile 2005, с. 9].
Возвращаясь к аргументам в пользу целесообразности СП на иностранный язык, стоит обратить внимание и на гипотезу о том, что направление А^В может рассматриваться как оптимальное в плане когнитивной нагрузки не только на стадии понимания, но и на этапе перевыражения. Так, Э. Иглесиас Фернандес полагает, что такой перевод более «экономичен» в когнитивном отношении, так как в силу ограниченного репертуара языковых средств в неродном языке переводчик затрачивает меньше усилий на выбор (или точнее перебирание - А. К.) потенциальных эквивалентов, что само по себе оптимизирует процесс СП [Iglesias Fernandez 2005]. В этой связи, примечательно, что в отечественной традиции на мероприятиях, где требуется двунаправленный СП, принято поручать работу на иностранный язык более молодым членам переводческой бригады, а перевод с иностранного языка - более опытным переводчикам. Такая практика, разумеется, не может служить научным аргументом в пользу меньшей объективной трудности перевода в режиме А^В, по сравнению с переводом на родной язык, однако заметим, что она вряд ли бы укоренилась, если бы показала свою нежизнеспособность. Заметим также, что и противоположная точка зрения носит в целом презумптивный характер: Э. Прунч, например, утверждает, что ему не удалось найти сколько-нибудь значимых объективных подтверждений предпочтительности перевода на родной язык по сравнению с переводом на иностранный. На это же указывает и Н. Покорн, добавляя: «.. .современные исследования показывают, что направление перевода не является надежным критерием языкового и культурного качества перевода» [Покорн 2016, с. 98].
Дезидеративный аспект
К числу прагматических аспектов вышеозначенной проблемы стоит отнести и дезидеративный, связанный с актуальными тенденциями лингвистического рынка и потребностями в том или ином виде и направлении перевода. Как уже отмечалось выше, под влиянием AIIC в международных организациях СП в направлении А^В для основных европейских языков не использовался. Терпимость проявлялась лишь по отношению к арабскому и китайскому языкам (в ООН арабская и китайская кабины осуществляют СП в обоих направлениях) и локальным рынкам перевода. Однако расширение Европейского
Союза в 1990-2000-е гг. и принцип, согласно которому государственные языки всех стран-членов этого объединения являются рабочими в европейских институтах, поставили под вопрос однозначность подобной модели. В конце своей жизни Д. Селескович, главный идеолог борьбы с конференц-переводом на язык В, даже признавала неизбежность его постепенного внедрения в институциональную практику [Seleskovitch 1999].
Сегодня в Европарламенте говорят на 24 языках и, несмотря на внушительный собственный штат переводчиков (более 200 чел.) и еще около 2000 привлеченных, организовать СП во всех 552 языковых комбинациях так, чтобы синхронисты работали исключительно на языки А, не представляется возможным не только финансово, но и чисто технически. Поэтому для «периферийных» языков ЕС активно применяется СП в режимах реле и ретур, и в результате, сегодня большая часть языковых кабин СП работают в обоих направлениях [Bartlomiejczyk 2009]. В том, что касается «основных» европейских языков, ситуация не так однозначна. В 2004 г. многолетний преподаватель ESIT и старший переводчик ОЭСР К. Донован опубликовала результаты опроса на тему СП на язык В, в котором участвовали как пользователи перевода (участники 30 различных международных мероприятий, проходивших в Париже), так и сами конференц-пере-водчики. Результаты эти показательны: пользователи СП не склонны связывать качество перевода с его направлением (и даже иногда с удивлением обнаруживали, что это был СП на иностранный для исполнителя язык), переводчики же, которым приходилось переводить на язык В, отмечали значительные трудности, которые вызывали у них необходимость поиска адекватного регистра, перевод шуток и анекдотов, а также подчеркивали чувство неуверенности и дискомфорта [Donovan 2004].
Подобное восприятие ситуации СП становится вполне понятным, если принять во внимание, что в основной массе участники опроса от переводческого сообщества обучались во французских, бельгийских и других школах конференц-перевода, где по-прежнему не готовы признавать объективные запросы европейского рынка. Потребность в СП на язык В (особенно на английский) ощущается и во многих азиатских странах [Lim 2005], и с учетом их бурного экономического развития и культурно-исторических традиций, равно как и недостаточного количества профессиональных переводчиков со знанием восточных
языков, которые готовы работать в этих регионах, позиции данного направления СП в мировой практике постоянно укрепляются.
Что касается российского рынка СП, объем которого в абсолютных величинах относительно невелик (по некоторым подсчетам, из $ 250 млн на долю СП приходится не более 5 % [Объем и динамика рынка переводов в России 2018]), он в целом сохранил тенденции, заложенные в советское время, хотя и значительно увеличил количество «человекочасов» СП в год. От переводчика-синхрониста в российских условиях ожидают языковой поливалентности, т. е. умения работать в разных направлениях: так проходят не только крупные частные мероприятия, но и ежегодные форумы с государственным участием, такие, как ПМЭФ, заседания дискуссионного клуба «Валдай» и т. п. Полагаем, что с совершенствованием технической базы удаленного конференц-перевода рынок СП в нашей стране будет постепенно расти. Активно развивается и сфера синхронного медиа-перевода: сегодня крупнейшим заказчиком этого без преувеличения сложнейшего вида переводческой деятельности является группа многоязычных телеканалов RT, где прямые трансляции важнейших событий общественно-политической жизни РФ сопровождаются СП на английский, французский, испанский, арабский, а иногда и другие языки. В синхронных кабинах телестудий - в основном, русские переводчики.
Заключение
Как мы показали, в телеологическом отношении проблема СП с родного языка на иностранный, по всей вероятности, не имеет однозначного решения, поскольку к настоящему моменту переводоведение не располагает достаточным количеством эмпирических данных, которые бы позволяли говорить о принципиальных когнитивных преимуществах того или иного направления по сравнению с другим. Мы полагаем, что при достаточном уровне сформированности у переводчика лингвистической компетенции на рабочих языках ключевую роль играют владение техниками и приемами СП, а также адекватность выбранной стратегии перевода. С учетом объективно существующих потребностей в СП на язык В на многих зарубежных и, в особенности, на российском рынках, а также принимая во внимание, что способность осуществлять такой перевод существенно увеличивает конкурентные преимущества специалиста, мы считаем целесообразным уделять особое внимание данному направлению перевода при подготовке переводчиков-синхронистов.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ / REFERENCES
Объем и динамика рынка переводов в России. 2018. [Ob"em i dinamika rynka perevodov v Rossii (2018). (Volume and Dinamics of Translation Market in Russia). (In Russ.)]. URL: www.translationrating.ru/russian-market-size-2018 (дата обращения: 01.07.2020).
Покорн Н. К. Перевод на иностранный язык в подготовке и профессиональной деятельности переводчиков // Вестник Санкт-Петербургского государственного университета. Серия 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. 2016. Вып. 4. С. 86-99. [Pokorn, N. K. (2016). Translation into a foreign language within in translator training and translation practice. Bulletin of Saint-Petersburg State University. Seriya 9. Philology. Oriental Studies. Journalism, 4, 86-99. (In Russ.)].
Швейцер А. Д. Теория перевода: Статус, проблемы, аспекты. М.: Наука, 1988. [Shvejcer, A. D. (1988). Teoriya perevoda: Status, problemy, aspekty (Theory of translation: status, problems, and aspects). Moscow: Nauka. (In Russ.)].
AIIC. Working languages. 2012. URL: www.aiic.net/p/4004. (дата обращения: 01.07.2019).
Bartlomiejczyk M. Simultaneous interpreting from one's native language: The case for Polish // C. Laplace, M. Lederer & D. Gile (Ed.) La traduction et ses Métiers. Aspects théoriques et pratiques. Caen: Lettres Modernes Minard, 2009. P. 39-52.
Dejean Le Féal K. Perfecting Active and Passive Languages // Conference Interpretation and Translation. 2000. Vol. 2. P. 7-23.
Denissenko J. Communicative and interpretative linguistics // The Theoretical and Practical Aspects of Teaching Conferenc e Interpretation / eds Gran L., Dodds J., Udine: Campanotto Editore, 1989. P. 155-157.
Donovan C. European Masters Project Group: Teaching simultaneous interpretation into a B language. Preliminary findings // Interpreting. 2004. # 6 (2). P. 205-216.
Gile D. Basic Concepts and Models for Interpreter and Translator Training. Amsterdam ; Philalelphia: John Benjaming, 1995.
Gile D. Directionality in Conference Interpreting: a Cognitive view // Directionality in Interpreting. The 'Retour' or the Native? Gent: Communication & cognition. 2005. P. 9-26.
Iglesias Fernandez E. Bidirectionality in Interpreter Training in Spanish Universities: an Empirical Study // Directionality in Interpreting. The 'Retour' or the Native? Gent: Communication & cognition. 2005. P. 101-126.
Lim H.-O. Working into the B Language: The Condoned Taboo? // Meta. 2005. Vol. 50. # 4.
Newmark P. Approaches to Translation. Oxford ; N-Y. ; Toronto ; Sydney ; Frankfurt: Pergamon Press, 1981.
Koshkin R. [et al.]. Testing the efforts model of simultaneous interpreting: An ERP study / R. Koshkin, Y. Shtyrov, A. Myachykov, A. Ossadtchi // PLOS ONE, 2018. 13 (10). URL: www.journals.plos.org/plosone/arti-cle?id=10.1371/#pone.0206129.ref066 (дата обращения: 01.07.2020).
Padilla P. Procesos de atención y memoria en interpretación de lenguas. Doctoral Dissertation. Universidad de Granada, 1995.
Séleskovitch D. The Teaching of Conference Interpretation in the Course of the Last 50 Years // Interpreting. 1999. Vol. 4. # 1. P. 55-66.
Séleskovitch D., Lederer M. Pédagogie raisonnée de l'interprétation. (2e éd. corr. et augm.). Paris: Didier érudition, 2002.
Tommola J., HelevaM. Language direction and source text complexity: effects on trainee performance in simultaneous interpreting // Unity in Diversity?: Current Trends in Translation Studies. Manchester: St. Jerome, 1998. P. 177-186.
