CC BY
125
С. А. Панкратова
когнитивно-семантическое моделирование процессов метафорического выбора
В последнее время еще более возрос интерес к метафоре — понятию, известному в науке вот уже две с половиной тысячи лет1 и ныне интенсивно разрабатываемому на междисциплинарной основе. Изучение метафоры захватывает разные области знания: философию, логику, психологию, герменевтику, литературоведение, семиотику, риторику, лингвистическую философию, различные школы лингвистики. Фундаментальная наука выходит на новый этап представлений о сущности метафоры. Главной тенденцией начала XXI в. в изучении метафоры считается постепенный отход от воззрений на нее как второстепенную по своей роли риторическую фигуру, своего рода «продукт» субъективного восприятия и отражения мира творческой личностью, во многом непредсказуемый и непрогнозируемый. Междисциплинарный, когнитивно-семантический подход определяет актуальность изучения метафоры как мыслительного механизма.
Новизна данного подхода состоит в том, что интеграция лингвистических и психологических данных заставляет взглянуть на метафору гораздо шире прежде обусловливавших ее понимание рамок тропеизма и системоорганизующей роли в языке, и рассматривать ее как универсальный когнитивный механизм, позволяющий осуществлять концептуализацию нового онтологического явления по аналогии с уже сложившейся системой понятий. О высокой степени разработанности проблемы свидетельствует обширный круг литературы по метафоре, дающей философский, лингвистический и когнитивный анализ этого многогранного явления, сама библиография по метафоре насчитывает около четырех тысяч работ2. Однако, есть и такие аспекты метафоры, которые стали актуальны в наши дни и, соответственно, изучены не столь детально. Цель статьи — осветить значимость и ход изучения прежде не так активно разрабатываемой (по сравнению с назывной, информативной и эмотивной функциями) эвристической, познавательной функции метафоры, комплексное исследование которой находится еще в начале пути.
В чем же заключена эвристическая, познавательная функция метафоры? Действительно, человеческое сознание устроено так, что все новое, нетрадиционное провоцирует поиск объяснения, поиск рационального зерна, лежащего в его основе. Вот почему дети настойчиво требуют от взрослых объяснений непонятных им вещей, а взрослые, став свидетелями непрогнозируемого явления, пытаются найти ему логическое обоснование. Ученый выдвигает гипотезу и не отступает от нее, добиваясь либо подтверждения, либо опровержения. Попытка понять непонятное выступает в виде основной движущей силы исторического развития личности и общества. Весь познавательный процесс носит верификационный характер и находится в отношении «вопрошания» к познаваемому материальному и нематериальному миру, реализуясь в ряде основных смысловых вопросов — «Кто?», «Что?», «Где?», «Когда?», «Куда?», «Зачем?», «Почему?», «Какой?», «Как?», «Сколько?» и т. п. В этой связи становится очевидной терапевтическая сторона познавательнопоисковой активности человеческого сознания — все непонятное, неопределенное
© С. А. Панкратова, 2008
вызывает отрицательные эмоции. И наоборот, простые и объяснимые вещи приводят нас в состояние душевного равновесия. Реалии мира вызывают вопросы, ответы на которые должны быть найдены и принести человеку радость и ощущение безопасности. С этой точки зрения, метафорический выбор — это основанный на механизмах вторичной номинации поиск нового описания абстрактного концепта, осуществляемый в познавательных, эвристических целях (греч. <Леш^ко» — отыскивать, открывать) и способный дать объяснение сути непознанного абстрактного концепта и даже привести к «каскаду» новых мыслей, догадок, первичных рабочих гипотез и теорий.
Преимущество метафорического способа усмотрения истины в том, что, изначально принадлежа к фантазийно-игровой форме духовного творчества, метафора базируется на иной, более богатой, чем рационально-логические формы мышления, «имагинативной» логике. Это позволяет достигать более плотного, точного и концентрированного описания действительности. Благодаря творческому по своей природе метафорическому выбору к истине приходят незатратным путем интуиции (лат. «тШеог» — пристально смотрю), которая есть «.. .опыт не до конца осознаваемого, но тщательно препарируемого разумом постижения истины прямым усмотрением»3.
Процесс метафорического выбора приносит также и радость творчества, открытия новых фантазийных, виртуальных миров благодаря тому, что метафора нацелена на одновременное постижение и истинного, и прекрасного или красоты истинного. Метафора — это «.одновременно “дар гения” и мастерство геометра, превосходно владеющего наукой пропорций»4. Объяснением этому служит положенная в основании метафорического выбора интенция укрепления уверенности его истинности. Постоянным чувством, сопровождающим метафорический выбор, является удивление, а не принятое в рационализме скептическое сомнение. «интеллектуальное озарение и эмоциональный катарсис — взаимодополняющие аспекты неделимого процесса»5, в котором возникшее ощущение красоты служит дополнительным подкреплением истинности элегантно решенной проблемы.
Более чем двухтысячелетняя история изучения метафоры показывает эволюцию ее понимания как скрытого сравнения, через аномальный подход и теорию взаимодействия к когнитивной теории метафоры, определяющей ее как способ существования лексики гипотетических пространств, «невидимых миров» человеческого сознания и подсознания. обращаясь к экскурсу в историю современного, когнитивного подхода к метафоре, отметим, что не сразу фокус ее изучения сместился из стилистической сферы (где метафоре отводилась второстепенная роль риторической фигуры, усиливающей эмоциональное воздействие) в когнитивную. Лингвистика долгое время, по словам Поля Рикера, развивалась с опаской «.распахнуть ворота семантической овчарни волку психологизма»6. Параллельно с этим, когнитивная психология изучала нейрофизиологические процессы ассоциирования при помощи главных методов естественных наук (наблюдения, эксперимента и измерения). В ходе их работы психологам потребовались некогнитивные. образные объяснения мыслительных процессов, чтобы «.вывести психологию из болота ментализма»7. «Болото ментализма» здесь следует понимать как научную терминологию, описывающую суть и результаты экспериментов, но не способствующую доходчивому объяснению научных открытий и взаимопониманию среди самих ученых. А ведь существует огромный пласт научных терминов-метафор. Это подметили психологи З. Фрейд и Г. Фехнер, представив бессознательное как «тайник», заглянуть в который можно сквозь «окна» души — которыми являются речь и чувства.
Так сложились предпосылки возникновения когнитивной науки, изучающей мыслительные процессы, в том числе и метафоризацию, на новом, интегративном уровне — с позиций наук как «естественного» цикла (нейрофизиологии и теории информации), так и «семиотического» цикла (логики, философии и семантики). В истории этот период 70-х гг. прошлого века, когда произошел пересмотр взглядов на изучение сознания, стали называть Когнитивной революцией (англ. «Cognitive revolution», «Cognitive turn»). Ключевой в когнитивистике стала метафора «мышление > механизм», поскольку именно тогда, благодаря трудам кибернетиков Ч. Беббиджа, Н. Винера, Дж. Шеннона, когнитивных психологов и антропологов Дж. Миллера, У. Найссера, Ж. Пиаже, Р. Д’Андрада, Р. Редфильда активно изучался искусственный интеллект. Именно под влиянием новейшего в те дни изобретения человечества сознание стали рассматривать как «компьютер», извлекающий из памяти сенсорные данные и «трансформирущий» их ради решения познавательных задач. Большая словарная статья посвящена механической метафоре в «Кратком словаре когнитивных терминов» Е. С. Кубряковой (1996)8.
Пожалуй, самым последним достижением когнитивной лингвистики стала Теория Концептуальной Интеграции М. Тернера и Ж. Фоконье, которые рассматривают метафору как особый вид ментального проецирования (англ. «mapping» — проекция) концептуальной области-источника на область-цель, одновременно с которым сознанием создаются и хранятся в кратковременной памяти временные промежуточные концептуальные зоны (англ. «blends» — сополагаемые сферы), которые затем встраиваются в структуру знания в момент речи и служат важной составляющей когнитивного процесса9.
из вышеприведенного отрывка становится очевидным, что современные когнитивные подходы к изучению метафоры зачастую грешат излишним психологизмом когнитивных описаний, а это, в свою очередь, выявляет необходимость хотя бы минимальной расшифровки используемых терминов. Так, не совсем ясным остается утверждение о том, что механизм метафоризации «ингерентно встроен»10 в языковую систему. Как именно метафора «формирует, структурирует и предопределяет наш способ мышления о мире»?11 Способна ли метафора предопределять и практические области жизнедеятельности — наше поведение, мораль, политику, искусство? Выходит, что феномен метафоры как фундаментального свойства языка разработан разносторонне и в то же время не системно, он не получил комплексной трактовки с психологической и семантической позиций. Ответ на поставленные проблемы лежит в русле интегративного, когнитивно-семантического подхода к языку. Для этого необходимо уточнить само определение метафоры, под которой понимают все что угодно — и сам психологический процесс ассоциирования, и его языковое воплощение.
В предпринимаемой попытке изучить эвристическую роль метафорического выбора задачей первой очередности, естественно, является согласование многочисленных (лингвистических и психологических) терминов, касающихся метафоры. Так, взамен лингвистическому термину «метафора» (неявно объединяющему стилистико-риторические аспекты самого процесса и его результат) и психологическому термину «ассоциирование» (имплицирующему простую связку «стимул > реакция»), был предложен термин метафорический выбор — исследуемый в русле интегративного подхода к языку когнитивносемантический механизм. Он интегрирует как полученные «естественнонаучными» методами (наблюдение и эксперимент) когнитивные данные о психологических процессах ассоциирования, так и полученные «семиотическими» методами (языковое моделирование) уже зафиксированные в словарях и художественной литературе данные о семантических процессах вторичной номинации.
Неоднозначной представляется и задача прояснения природы основных участников метафорического выбора. Здесь в качестве исходного принимается положение о том, что объект изучения лингвистики — это не сами нематериальные структуры сознания, а выражающие эти структуры элементы языка — концепты, опредмеченные в языковой форме слова (имени концепта) многомерные психические образования сознания. В теории метафоры уже были разнообразно поименованы участники метафоризации (главный субъект и прилагаемая к нему система имплицируемых признаков вспомогательного субъекта) — референт / коррелят, тема / контейнер, рамка / фокус, источник / цель, донор / акцептор, содержание / оболочка12. Однако ни одна из пар именований не учитывает эвристическую цель познания. В соответствии с целью открытия новых сторон концептуальных абстракций, главные участники метафорического выбора поименованы как недостаточно познанный абстрактный концепт, не имеющий материального денотата (лат. «ехр1апаш», «explicand» — объясняемое) и объясняющий его системой своих импликаций конкретный концепт, соотносимый со словом с конкретным, предметным значением (лат. «explanandum» — объясняющее). Результатом метафорического выбора является когнитивная модель (КМ) — языковое средство концептуализации и упорядочения реальности, обладающая гибким, изменяемым по мере роста человеческого опыта каркасом, на который «нанизываются» различные по степени детализации и объему вербальные единицы.
Главным достижением изучения эвристической функции метафорического выбора стало понимание, что его механизмы не противоречат, а вписываются в разработанную отечественными психолингвистами Л. С. Выготским, А. А. Леонтьевым, А. Р. Лурией, С. Л. Рубинштейном функциональную психологическую модель формирования и формулирования мысли посредством языка. В рамках этой модели метафорический выбор может быть рассмотрен как один из творческих мыслительных механизмов. Побуждает к началу метафорического выбора чувство, что общепринятые когнитивные модели в чем-то неполно или неадекватно описывают тот или иной недостаточно познанный абстрактный концепт, а завершается весь процесс достраиванием когнитивной модели (в целях проверки верности избранной прототипной метафоры), а также моментом озарения-«инсайта» (который может и не наступить, и тогда весь процесс повторяется снова). В общей схеме мысле-и-речепорождения есть два момента, отличающие творческий по своей природе метафорический выбор от стандартного ословливания мысли — это прототипическое ассоциирование и признаковое конструирование, которые хотелось бы рассмотреть подробнее.
В первую очередь привлек к себе внимание доступный для изучения в рамках когнитивного подхода к метафоре механизм Прототипического ассоциирования. Это мгновенный процесс ассоциативного воспроизведения прежде зафиксированной в опыте межпонятийной связи, оставляющий вне поля зрения предметно-логический уровень смыслообразования, то есть то, какие именно признаки послужили основанием метафорического выбора. За произнесением абстрактного концепта «А» в сознании мгновенно всплывает ассоциативно связанный с ним конкретный концепт «Б».
Действительно, когнитивный подход к метафоре полагает, что задача описания концептуальных абстракций решается человеком не «с чистого листа», а с опорой на сформировавшиеся в прошлом ассоциативные связи, которые психологи называют архетипами, философы — пра-символами, лингвисты — семантическими универсалиями. Языковым коррелятом психологических терминов является прототипная метафора — регулярная, однотипная комбинация абстрактных и конкретных концептов, выражающая
объективированные, устоявшиеся, общепринятые для говорящих на английском языке способы членения действительности.
Прототипные метафоры хороши тем, что экономят когнитивные усилия и помогают быстро сориентироваться в бесконечном многообразии вещей, метафорически обозначив их. Недостаток прототипных метафор отмечен в отечественной концепции лингвистических обязательств13, отметившей, что, произнося одно слово, человек берет на себя обязательства по высказыванию других, а это связывает высказывание, придает ему стереотипность, клишированность, лишает творческого начала. Творческий характер метафорического выбора состоит в том, чтобы в сознательном эстетическом поиске описания абстрактного концепта отталкиваться от общепризнанных прототипных метафор, подмечать и создавать новые связи.
Итак, в когнитивном объяснении механизмов метафорического выбора нет обращения к глубинному ярусу смыслов исходных слов, здесь главный метод — подсчет количества ассоциативных реакций на заданное слово-стимул, из которого может следовать вывод, что одни слова более общеупотребительно-частотны. Идя дальше в направлении поиска оснований метафорического выбора, когнитивные эксперименты показали, что чаще припоминают образные слова. Образные знания извлекаются из памяти «сразу целиком» в первые 500 м. сек., и лишь затем сознание активизирует вербальные знания14. Еще одно предложенное когнитивными психологами объяснение, почему одни слова припоминают чаще других — в том, что это слова базового лексикона, усвоенные в раннем детстве. Они легче приходят на ум, потому что закодированы в обоих полушариях головного мозга человека, в то время как знания, приобретенные позже, связывают с работой левого полушария15.
Так, когнитивная психология обозначила приоритетную сферу метафорического выбора — это термины родства, обозначения частей тела и природных явлений, которые первыми усваиваются человеком и принадлежат к ядру лексикона. В результате нашел когнитивное подтверждение фундаментальный для лингвистики тезис об антропоцентризме языка16. Теперь это перспективное направление активно разрабатывается корпореальной, телесной (лат. «corpus» — тело) семантикой17, утверждающей, что сознание и язык основаны на телесном базисе, а устройство понятийного мира человека и семантики естественного языка обусловлено биологической природой человека.
То, что подается как новое в когнитивных исследованиях, возможно семантически объяснить в механизме признакового конструирования (ПК), то есть механизме вычерпывания признаков из конкретной семантической области и предицирование их абстрактному денотату18, при этом через систему импликаций открывается доступ к содержанию всего фрейма конкретной семантической сферы. Чтобы выйти на новый, цельный, системный уровень объяснения эвристически ценных механизмов метафорического выбора, необходимо было определить, что общего у различных семантических сфер. Этим общим является структура организации знаний — или фрейм, по-разному заполненный конкретной лексикой, но стандартно включающий структурные слоты (субъект, объект, место и инструменты), динамичные слоты (предикаты начала, содержания, конца и результата действия), а также слоты, описывающие качественные характеристики действия.
Заметим, что в традиционном представлении механизм метафоры состоит в переносе на обозначаемое или субъективном приписывании ему по аналогии некоторых признаков обозначающего. Главным достижением исследования эвристической значимости метафорического выбора стало определение объективной, не случайной относительно
общего знания основы метафорического выбора — этой основой являются типичные, стандартные, общепринятые в английском сообществе признаки предметных областей. Все вышесказанное натолкнуло на формулирование следующей гипотезы: сам состав элементов предметной семантической сферы определяет приоритеты в описании абстрактного концепта, усиливая наиболее разработанные компоненты смысла и ослабляя, редуцируя менее значимые.
В результате исследования эвристической значимости метафорического выбора в приложении к 16 ведущим предметным сферам (строительная, книжная, текстильная, финансовая, дорожная, военная, мореплавательная, законодательная, научная, механическая, промышленная, живописная, антропоцентрическая, биологическая, стихийная или природная) английского языка был выявлен их различный (в зависимости от доминирующих структурных <^», динамичных <Ш» или качественных <^» семантических оснований) эвристический потенциал:
(1) Если выбраны строительная, книжная, текстильная или финансовая семантические сферы, богатые структурными <^»-признаками, то речь в метафорическом описании абстрактного концепта пойдет о том, «Как он устроен?».
(2) Если избраны дорожная, военная, мореплавательная или законодательная семантические сферы, в которых широко представлены динамичные признаки <Ш», то в метафорическом описании абстрактного концепта речь, скорее всего, пойдет о вариантах развития ситуации, о том, «Как он действует?».
(3) Если избраны научная, механическая, промышленная или живописная семантические сферы, в которых наиболее разработаны качественные признаки <^», то в метафорическом описании абстрактного концепта речь пойдет о том, «Как он качественно изменяется?».
(4) Если избраны антропоцентрическая, биологическая, стихийная или природная семантические сферы, в них ведущими являются все типы оснований метафорического выбора — как структурные <^», так и динамичные <Ш», и качественные <^», что позволяет одновременно говорить и об устройстве, и о действиях, и об изменениях абстрактного концепта, отвечать на вопрос «Какова причина (происходжение) такой структуры, действий и изменений?» В результате было установлено, что последний тип когнитивных моделей, объясняющий все возможные аспекты концептуальных абстракций, обладает наиболее мощным характеризующим потенциалом. Так, именно на когнитивно-семантическом уровне был доказана ведущая роль принципа антропоцентризма в языке и в метафорическом выборе. Человек выбирает то, что лучше знает. А лучше всего мы знаем себя!
Все вышесказанное подводит к мысли об универсальности, доминировании в метафорическом выборе антропоцентрических, естественных когнитивных моделей. Они позволяют не только более глубоко осмыслить суть концептуальных абстракций, но также превосходят иные модели по широте охвата. Так, в отличие от других семантических сфер, практически все типы концептуальных абстракций (идеи, творчество, язык, общество, история) осмысливаются как живые существа. К примеру, в философии бытует когнитивная модель «идеи > живые существа», а творчество рассматривается как «рождение, рост и созревание» в сознании новых образов и переживаний (А. Бергсон, Ф. Дильтей, Л. Клагес, Г. Риккерт). В сравнительно-историческом языкознании утвердилась когнитивная метафора «язык > живое существо», в рамках которой язык рассматривается как сущность, обладающая «семейным сходством» (Л. Виттгенштейн) и проходящая стадии «становления, развития и распада» языковых форм. В органической социологии начала
XX в. (А. Сен-Симон, Г. Спенсер, И. С. Кон) ведущую роль играет когнитивная модель «общество > живое существо», согласно которой общество рассматривается как организм, у которого роль «кровообращения» играет торговля, функцию «головного мозга» исполняет правительство, экономическая жизнь сравнивается с «обменом веществ», а социальные конфликты сопоставляются с глобальными «конвульсиями» (Э. Тоффлер). Общество, вырастая в цивилизацию, проходит стадии «возникновения, роста, надлома и разложения» (А. Тойнби). Естественные, природные когнитивные модели имеют преимущество в метафорическом выборе. Это подтверждается как на когнитивном (исконный антропоцентризм человеческой психики), так и на семантическом (доминирование всех типов оснований метафорического выбора — как структурных <^», так и динамичных <Л», и качественных <^», что позволяет одновременно говорить и об устройстве, и о действиях, и об изменениях абстрактного концепта, отвечать на вопрос «Какова причина (происходжение) такой структуры, действий и изменений?») уровнях.
Важным следствием сформулированной закономерности оказывается возможность объяснения изменений, эволюции концептуальной системы носителей языка — метафорический выбор направлен за пределы простого описания фактов к выяснению закономерностей функционирования и к их причинному объяснению. Оказывается, что установленные когнитивно-семантические закономерности метафорического выбора в разнородной семантической среде не противоречат, а соответствует когнитивному повороту конца
XIX — начала XX вв. от оперирующей индуктивными методами (наблюдение, испытание, эксперимент) позитивистско-сциентистской традиции познания действительности через упорядочивающий накопленный фактический материал структурализм-функционализм к объясняющей истоки персоналистско-экзистенциалистской традиции. Открытия когнитивной теории метафоры соответствуют новому типу постнеклассической рациональности, сущностью которого является появление среди объектов современной науки «природных комплексов»19, в которые включен в качестве главного участника сам человек.
Удивительным, на первый взгляд, оказывается следование доминирующих тенденций метафорического выбора общему руслу развития человеческого познания, описывающего своего рода круг от власти субъективности к безраздельному господству объективных явлений и вновь к признанию субъективных феноменов. но о тождестве принципов мышления и бытия (порядок и связь идей те же, что и порядок и связь вещей) задумывались давно (Б. Спиноза). Далее, в уже в XIX в., диалектический материализм объяснял эволюцию познания природы — путь от исходного представления о конкретном предмете, — как нерасчлененном целом к его анализу и мысленному воссозданию в его целостности. В этой концепции непосредственное созерцание природы как нерасчлененного целого (охватывается общая картина, но не ясны частности) сменяется анализом природы (ее членение, выделение и изучение отдельных вещей и явлений, причин и следствий, затушевывающее универсальную связь явлений, общую картину) и должно вести к воссозданию целостной картины (связывание изолированного на основе уже познанных частностей). В труде «Логика и рост научного знания» К. Поппер выявил преемственность научных схем объяснения (совокупность неявно задаваемых регулятивных принципов познания), выраженную в смене общепринятых однозначно-детерминистских парадигм мышления эпохи механицизма функциональными и генетическими схемам объяснения. но никогда прежде это не связывалось с объяснением механизмов метафорического выбора в разнородной семантической среде, на основе когнитивно-семантического анализа структуры лежащих в основании когнитивных моделей конкретных семантических сфер.
В доказательство универсальной направленности метафорического выбора, обусловленного общей направленностью исторического и материально-культурного развития приведем историю метафорического осмысления центрального для человечества абстрактного концепта — сознание, метафорическое понимание которого претерпело эволюцию, выраженную в последовательной смене когнитивных моделей: «сознание > строение > механизм > растение». Так, в XVII в. эмпирики отождествляли психику со строением: память это «кладовая» идей, в которой «кирпичики» ощущений связаны «цементом» ассоциаций (Т. Гоббс, Дж. Локк, Дж. Милль). В XVIII в. утверждается механическая когнитивная модель сознания, в соответствии с которой идеи, понятия и теории рассматриваются прагматиками (Г. Пирс, Дж. Дьюи, Дж. Мид) как «инструменты» действия, истинные в случае своей «работоспособности». новейшая компьютерная когнитивная модель рассматривает сознание как некий «автомат». Критика механицизма содержится в новой естественно-природной когнитивной модели сознания психологии
XX в., подчеркивающей такие его стороны, как целостность, модернизме как «поток» сознания, в котором мысли, ощущения и внезапные ассоциации постоянно перебивают друг друга, причудливо переплетаясь (Ф. Брентано, У. Джеймс). Творчество противопоставлено субъективной технически-интеллектуальной деятельности конструирования, всего лишь комбинирующей старое, и рассматривается как непрерывное «рождение, рост и созревание» в сознании новых образов и переживаний (А. Бергсон, Ф. Дильтей, Л. Клагес, Г. Риккерт).
Перспективы дальнейшего исследования. Подводя итог, отметим, что для полноты описания механизмов метафорического выбора необходимо ответить на вопрос: «Кем осуществляется метафорический выбор?». Дальнейшего глубокого изучения требует метафора не только как средство познания, но и как средство убеждения и воздействия, что, в общем, соответствует коммуникативно-прагматическим тенденциям в развитии лингвистики с ее обостренным интересом к человеку говорящему, его отношению к выражаемому содержанию, его воле, желаниям и убеждениям. Однако коммуникативно-прагматические характеристики метафорического выбора многочисленны и разнообразны — это культура и традиции носителей языка, их личностные особенности, ролевой статус и коммуникативные намерения. Открывающиеся перспективы изучения метафоры содержат много трудностей, «подводных камней», так как различны культурные типы сознания (европейский рационально-логичный и ориентальный образно-витиеватый); различны традиционные метафорические модели для разных культур (Путь-Дорога у русских, Корабль и Механизм у представителей английской нации); различно отношение к традициям и языковым нормам (уважение к стереотипам зрелых людей и языковое новаторство молодежи); различны когнитивные стили мышления (знания экспертов расширяются, а знания неспециалистов углубляются). Даже сильные эмоции, суживая восприятие до оценочной шкалы «хорошо-плохо», влияют на метафорический выбор.
Отдельного кропотливого исследования требуют коммуникативно-прагматические установки, которые могут работать как на благо, так и во вред человеку, если поставлена цель искажения, маскировки подлинной сущности обозначаемого, что так часто применяется для формирования стереотипов, моделирования культурных ценностей.
О коммуникативных установках зачастую свидетельствуют лишь экстралингвистические факторы, эмфаза и интонация. К примеру, такое высказывание, как «Она — ведьма» для употребляющего его метафорически есть оскорбление, а в устах человека, который верит в ведьм — утверждение. В нашем случае удалось лишь наметить очертания портрета
языковой личности как творца метафорического выбора — его традиционные культурные установки, средний интеллект, эмоциональная уравновешенность, добросовестность (отсутствие намерения создать ложную ментальную картину), склонность к языковому новаторству и живой интерес к познаваемой абстрактной сущности.
Выводы. В наше время многократного ускорения развития информационных технологий, темпов научного прогреса и культурного творчества трансформируется сам способ мышления и познания мира. Человек разумный превращается в человека информационного. на языковом уровне это проявляется в смене познавательных установок, характерных для целых эпох. «... Общество не выживет, если не перейдет от эпохи просвещения и эрудиции второго тысячелетия (с его лозунгом “Знание — сила”) к эпохе интеллекта третьего тысячелетия с лозунгом “Мышление — могущество”»20. Теперь интеллектуальный прогресс сказывается не в простом наращивании объема знаний, а в развитии мыслительных способностей, в дополненном интуитивно-творческими методами логико-диалектическом освоении обществом механизмов мышления, в том числе и творческих в своей основе механизмов метафорического выбора. на метафорическом уровне это отличие предстает как оппозиция финансовой когнитивной модели сознания как некого накопительного банка, которой противостоит метафора живого, творческого познания, естественность которой определяет приоритет ее выбора.
В связи с этим становится очевидно, что основные усилия по разрешению проблем современности могут быть сосредоточены и в гуманитарной области — это осмысление бытующих в сознании и языке установок, шаблонов, выраженных в традиционных, стереотипных, классических, ключевых метафорах. Специфика метафорического мышления состоит в преодолении соблазна готовых схем, в направленности познания от стереотипных, канонизированных к автономным, нестандартным способам осмысления непознанного. Исследование когнитивных механизмов метафорического выбора в их эвристической функции оказывается ценным именно потому, что способно показать трансформацию познавательных установок, стереотипов носителей языка. А это, в свою очередь, оказывается возможным в рамках современного, интегративного, когнитивно-семантического подхода, сочетающего как когнитивные данные о процессах мышления, так и семантические данные опыта метафорического выбора тех или иных семантических сфер, уже зафиксированного в словарях и литературе.
1 Аристотель. Поэтика. М., 1927.
2 Петров В. В. Метафора: от семантических представлений к когнитивному анализу // Вопросы языкознания. 1990. № 3; Shibles W. A. Metaphor: an Annotated Bibliography and History. Whitewater (Wis.), 1971.
3Никитин М. В. Основания когнитивной семантики. СПб., 2003. С. 53.
4Рикер П. Метафорическое творчество // Теория метафоры. М., 1990. С. 440.
5 KoestlerA. The three Domains of Creativity in The Concept of Creativity by Denis Dutton, Martinus Nijhoff Publishers. London, 1981. P. 1-17.
6Рикер П. Метафорическое творчество // Теория метафоры. М., 1990. С. 446.
7EysenkH. J. A Model for Intelligence. Berlin, 1982. Р. 9.
8 Кубрякова Е. С. Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996.
9 TurnerM., Fauconnier G. Conceptual integration and formal expression // Journal of Metaphor and Symbolic Activity. 1995. Vol. 10. № 3. P. 183-204.
10 Ульман С. Семантические универсалии // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 5. М., 1970. С. 252.
11 Ульман С. Семантические универсалии // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 5. М., 1970. С. 267-269.
12 Телия В. Н. Типы языковых значений. Связанное значение слова в языке. М., 1981. С. 221.
13Жинкин Н. И. Язык. Речь. Творчество. М., 1998.
14 Clark J. M., Paivio A. A. Dual Coding Perspective on Encoding Process // Imagery and related Mnemonic Process. Theories, Individual Differences and Applications / Eds. M. McDaniel, M. Pressley. 1987. P. 5-33.
15 Нейропсихологический анализ межполушарной ассиметрии мозга / Отв. ред. Е. Д. Хомская. М., 1986.
16 Ульман С. Семантические универсалии // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 5. М., 1970. С. 253.
17Ruthrof H. The body in language. London — New York, 2000.
18Никитин М. В. О семантике метафоры // Вопросы языкознания. 1979. № 1; Никитин М. В. Лексическое значение слова. М., 1983; Никитин М. В. Курс лингвистической семантики. СПб., 1996.
19 Степин В. С. Теоретическое знание: структура, историческая эволюция. М., 2000. С. 29.
20 Войтов А. Г. История и философия науки: Учеб. пос. для аспирантов. М., 2005. С. 74.
