CC BY
183
УДК 811.161.1.
С. В. Киселёва S. V. Kiseleva
Когнитивная модель значения глагола
(на примере глагола партитивной семантики)
Cognitive model of the semantic of a verb
(by the example of a verb of partitive semantics)
В статье глагол (глагол со значением партитивности) рассматривается как часть речи, которая отражает определенный пласт человеческого опыта, в частности, различные отношения между предметами, людьми, самого человека к окружающему миру. Задача описания глагола с когнитивной точки зрения заключается в том, чтобы объяснить, какое именно представление о партитивном отношении фиксируется глаголом, какие структуры знания стоят за ним, и какая информация об отношении «части и целого» вербализуется при этом.
The article considers the verb (for example, of the «part-whole» semantics) as a part of speech, which reflects a certain level of person's experience, especially different relations between things, and between people and environment. The object of the verb description from the cognitive point of view is to explain what kind of performance about partitive relation is fixed by the verb, what structures of knowledge are behind it, and what information about a "part-whole relation" is verbalized herewith.
Ключевые слова: глагол, партитивные отношения, структура знания, наблюдатель действия, когнитивная модель, скрытые и выраженные значения, метонимический, метафорический.
Key words: verb, partitive relations, structure of knowledge, action observer, cognitive model, hidden and expressed meanings, metonymical and metaphorical.
Значение глагола как когнитивная структура, которую человек формирует в сознании, отражает определенный пласт человеческого опыта, определенное представление о мире. Французский исследователь Л. Теньер, предложивший вербоцентрическую концепцию структуры высказывания, ядром которой является глагол, указывал на то, что своим лексическим значением он способен репрезентировать всю ситуацию, предопределять число и состав ее участников и их ролевой статус и иерархию. Эту способность глагольной семантики Л. Теньер рассматривает как пропозициональный аспект глагола [22, с. 117]. Вслед за Л. Теньером, многие исследователи отмечают эту особенность глагольной семантики. Так, С.Д. Кац-нельсон пишет, что через понятие глаголы соотносятся с событием и в зависимости от характера события, которое они выражают, гла-
голы определяют набор предметов и предметных функций [21, с. 10; 8, с. 122-123].
В когнитивной лингвистике неоднократно предпринимались попытки установить базовые концепты глагольной семантики, особенно на материале глаголов движения. Здесь следует отметить работы А. Ченки, Дж. Лакоффа, Дж. Серля, М. Джонсона, Л. Талми, Д. Слобина и Ж. Фоконье, а также предшествовавшую их исследованиям хорошо известную и когнитологам, и психологам работу Дж. Миллера, который первым поставил вопрос об организации внутреннего лексикона человека в виде своего рода концептуальных репрезентаций и рассмотрел семантику английских глаголов движения [26]. Теория ментальных пространств Жиля Фоконье явилась попыткой моделирования механизмов языкового понимания на основе теоретических принципов когнитивной лингвистики. Декларируя свою приверженность когнитивному подходу в семантике, он заявляет: «Несмотря на то, что язык несомненно имеет свою собственную структуру, он существенным образом связан с другими когнитивно обусловленными структурами, и именно эти связи определяют основные свойства его организации» [24, с. 151].
Ж. Фоконье считает, что, помимо слов, в высказывании имплицитно присутствуют огромные массивы информации, необходимые для понимания его содержания. Понимание высказывания оказывается возможным благодаря тому, что языковые выражения выполняют функцию своеобразных инструкций, в соответствии с которыми осуществляется некое ментальное конструирование на когнитивном уровне [24, с. 62]. В качестве теоретической базы, призванной отразить то, что происходит «за кадром», что составляет когнитивный фон повседневного общения и здравого рассуждения, автор предлагает ментальные пространства, трактуя их как упорядоченные множества с элементами и отношениями между ними, открытые для пополнения их новыми элементами и отношениями соответственно [24, с. 16]. В содержательном аспекте, ментальные пространства представляют собой модели ситуаций (реальных или гипотетических) в том виде, как они концептуализируются человеком.
Как отмечает Ж. Фоконье, язык создаёт ментальные пространства и задаёт отношения между ними, как и отношения элементов между собой внутри пространств. Успех человеческого общения зависит от степени схожести построенных собеседниками пространственных конфигураций, что обеспечивается не только собственно языковым аспектом понимания. Помимо образующих дискурс языковых выражений, построение ментальных пространств обусловлено также многочисленными экстралингвистическими факторами, в том числе фоновыми знаниями, доступными схемами, прагматической информацией, ожиданиями и т.д. [24, с. 2].
Что же касается глаголов отношения со значением партитивности, то можно предположить, что они являются одной из нетрадиционно выделяемых в семантике лексико-семантических групп (ЛСГ) глаголов, которые являются противопоставленными ЛСГ «действия», «состояния», «психического воздействия», «речи» и др. Следует отметить, что в динамических глаголах партитивной семантики есть акциональная сема «действия», а в статических -неакциональная сема «состояния». Распределение глагольной лексики по неким смысловым разрядам является достаточно условным, так как вследствие особенностей своей семантики глаголы способны переходить из одной ЛСГ в другую, что подтверждает мнение, высказанное Р.Лэнекером, о том, что единица будет ассимилирована в категорию, если говорящий сочтёт возможным каким-либо образом соотнести её с прототипическими представителями этой категории (ср. "an entity [will] be assimilated to a category if a person finds any plausible rationale for relating it to prototypical members" [25, с. 17]). Это относится и к глаголам отношения. Богатство их семантического многообразия проявляется не только в английском языке. Этот факт при изучении глаголов отношения в русском языке отмечен Р.М. Гайсиной [6].
Отдельное изучение глаголов партитивного отношения имеет целью установить не только их семантические различия с концептуальной точки зрения, но и их когнитивные характеристики как основных выразителей категории отношения. Подобное описание предполагает рассмотрение глаголов как такой части речи, которая отражает определённый пласт человеческого опыта -различные отношения между предметами, людьми, самого человека
к окружающему миру, т. к. в действительности все вещи характеризуются через отношения. Глагол понимается при этом как «языковая форма, передающая определённое ментальное содержание и имеющая во внутреннем лексиконе человека своё собственное вербальное и невербальное представление, свою репрезентацию» [13, с. 84].
Таким образом, задача описания глагола с когнитивной точки зрения заключается в том, чтобы объяснить, какое именно представление о партитивном отношении фиксируется глаголом, какие структуры знания стоят за ним, и какая информация об отношении «части и целого» вербализуется при этом.
Идеи зарубежных и отечественных лингвистов о том, что «языковые категории - это категории нашей когнитивной системы» [16, с. 47], и что «когнитивный цикл развивается от восприятия к знанию» [1, с. 112] позволяет говорить о том, что то, «как познано явление, не может не отразиться на основаниях языковых категорий». Поэтому в задачу исследования языковой категории отношения входит изучение всей цепочки связей в следующей последовательности: «отношение «часть-целое», как оно есть -партитивное отношение, как оно воспринято и познано -вербализация глаголом» [13, с. 85].
К настоящему времени в описании семантики глагола, как указывает Е.С. Кубрякова, сложились две тенденции: согласно одной из них, унаследованной от классического и традиционного языкознания, глаголом считается такое слово, которое обозначает действия, состояния, процессы. Согласно второй традиции, семантика глагола рассматривается более широко - не только как действие, но и как событие или ситуация. Представляется, что обзор взглядов по этому поводу следует начать с того, какое место ей отводится и как она трактуется в классической традиции.
В своём функционировании любой язык характеризуется как определёнными единицами и отношениями между ними, так и определёнными процессами, обуславливающими выбор этих единиц и их комбинаторику. Сочетание статического, устойчивого и динамического, процессуального заложено в самой диалектической природе языка. Само понятие языка, отмечает Г.В. Колшанский, включает динамику языка как деятельности [11, с. 27].
Двойственный, диалектический характер природы языка как сущностная его характеристика даёт всегда основания рассматривать любое его синхронное состояние в двух аспектах: с одной стороны, в статическом, когда констатируется наличие того или иного явления и его отличительные признаки, и, с другой - в динамическом, когда отражается процессуальная сторона языковой деятельности человека. Для статических моделей описания, отражающих языковую картину мира, основным является понятие «единицы измерения» и сама принимаемая в модели классификационная схема. Для моделей второго типа, изучающих «формы движения языка», главным является понятие процесса, динамики языковых явлений, которые лежат в основе речевой деятельности, использования языка [12, 20].
В большинстве случаев значения глаголов описывались со статической точки зрения. Их основной целью является изучение глагольной таксономической системы как статических результатов категоризации событий окружающего мира, представление семантической классификации глагольных значений, имплицирующей обобщённую «семантическую модель мира». Глагольное значение при этом рассматривается как результат «психического процесса обобщения информации, поставляемой объективной действительностью, выделения существенных признаков отображаемых референтов за счёт абстрагирования от их несущественных признаков» [19, с. 6]. Как стало известно, «значение служит для однозначной фиксации и передачи опыта в пространстве и во времени, оно обеспечивает общение и понимание, это как бы посланник одних сознаний другим» [17, с. 375]. Под психологическим углом зрения, значение - системное качество, «приобретаемого смыслом слова или высказывания (или компонентом этого смысла) в условиях единства смыслообразующего контекста» [17, с. 382].
В качестве основания для выделения тех или иных значений принимаются онтологические свойства обозначаемых глаголом событий либо валентностные признаки глагола. Описание семантики глагола предполагает его классификацию, причем классификации строятся на различных основаниях, с учётом разных факторов, влияющих на семантику глагола. Среди основных
классификационных признаков, лежащих в основе выделения различных глагольных классов и подклассов, используются: 1) динамичность / статичность; 2) отношение к оси времени -вневременность/эпизодичность; 3) длительность / недлительность; 4) фазовость / нефазовость; 5) количество и семантические типы аргументов; 6) контролируемость / неконтролируемость; 7) активность / неактивность; 8) направленность / ненаправленность и общая векторная характеристика; 9) степень реализованности действия по отношению к внутреннему пределу.
При этом некоторые авторы с различной степенью детализации определяют семантическую специфику субъекта (например, причастности либо непричастности, в отношении степени его причастности к осуществлению обозначаемого события: агентивность / неагентивность, намеренность / ненамеренность, контролируемость, отстранённость, активность / пассивность восприятия и т.п.), а также самого события по отношению к объекту (в плане его результативности, терминальности и т. д.).
С учётом тех или иных признаков выделяют различные типы ситуаций, лежащие в основе описания семантики глагольных предикатов: собственно действия, деятельность, процессы, явления, состояния, события, акты, факты, поступки, свойства, отношения. Многие классификационные признаки при этом пересекаются, в результате этого одни и те же языковые единицы попадают в разные классы или обнаруживают полуфункциональность и, соответственно, получают разные наименования. Например, глаголы типа love, hate квалифицируются и как процессы, и как состояния, и как предикаты связи.
Все эти классификации глаголов достаточно хорошо известны и не раз обсуждались на страницах лингвистических изданий. Здесь достаточно отметить, что разнообразие точек зрения и аспектов рассмотрения доказывает тщетность попытки представить полную картину глагольной таксономии на системно парадигматическом уровне и даёт основания думать о влиянии многих факторов на формирование значения глагола с когнитивных позиций.
Деление глаголов на действия, состояния и процессы соответствуют, в общем, делению глаголов на динамические и статические, а третья семантическая категория - это глаголы
отношения. В таком именно понимании глагол и выступает в ряду других кардинальных частей речи как величина с ними однопорядковая. Глаголы действия в этой традиции считались лучшими представителями своего класса, наиболее ярко отображающими черты глагольности [13, с. 85; 14, с. 284]. В этой связи возникает закономерный вопрос о месте динамических глаголов партитивного отношения в системе глагола и о соотношении понятий действия, движения и отношения.
Движение, являясь всеобъемлющей категорией и предполагая всякое изменение, охватывает все перечисленные рубрики глагольного значения. «В языке, как и вообще в природе, - отмечал И.А. Бодуэн де Куртене, - все живёт, все движется, все изменяется. Спокойствие, остановка, застой - явление кажущееся; это частный случай движения при условии минимальных изменений» [3, с. 349]. Меняется при этом и значение слова. Л.С. Выготский подчёркивал, что в разных контекстах слово легко меняет свой смысл, приобретает другое значение, что «реальное значение слова неконстантно» [5, с. 346-347]. Не случайно, что уже в рамках статических описаний постоянно отмечается широкая вариативность глагольных значений, их омонимия и синонимия.
В ряде работ традиционного направления, как отмечает Е.В. Падучева, ««действие» - это обобщённое наименование для всех значений, выраженных глаголом». Автору же представляется более правильным начать с «типичных» действий, пренебрегать маргинальными, аналогично тому, как при определении птицы пренебрегают пингвинами и другими птицами, не умеющими летать. Таким типичным глаголом действия Е.В. Падучева считает, например, глагол открыть в русском языке. По мнению ученого, цель глаголов действия носит всегда характер дискретного изменения (в противоположность глаголам деятельности). В прототипическом случае целью глаголов партитивной семантики является изменение целого и частей, характера отношения между объектами (части образовали целое «часть->целое», целое распалось на части «целое->часть», его не стало). «Дискретность цели - это и есть то, что отличает действие от деятельности». Элемент «намеренность» автор считает в толковании избыточным, поскольку он вытекает из семантического разложения предиката
действия: действовать - значит, по определению, намеренно действовать [18, с. 69-71]. По этому поводу существуют и другие мнения. В.Г. Гак, в частности, полагает, что на уровне языковой системы в функциональное поле номинации действия входят также «первообразные глаголы, образованные от глаголов» (ср. ходить-выходить) [7, с. 79]. Е.С. Кубрякова, сопоставляя понимание движения в физике и лингвистике, предлагает рассматривать действие как явление преимущественно кинематическое, интенциональное, вызванное определённым источником, энергией [13, с. 87].
В данной работе движение толкуется по-другому. Дело в том, что в значение динамических партитивных глаголов входит семантический компонент движения, поскольку «создать», «построить», «организовать» что-то в качестве целого, либо «разъединить», «разрезать» какую-нибудь вещь на куски/пополам, разрушить целое на фрагменты можно лишь при совершении каких-то перемещений, движений в пространстве. Однако эти компоненты не являются здесь обязательными (ср. собраться с мыслями, разрушить душу) или, точнее сказать, ведущими в их семантике. В подобных метафорических переносах слова «мысли» и «душа» повторяют, мысленно сканируют то движение, которое ассоциируется с описываемым действием в буквальном смысле. А семантический компонент каузации показывает соотношение между причиной и следствием, т.е. соотношение между двумя или более элементами, ситуациями, событиями, где один из них причиняет / заставляет / способствует / каузирует другого что-то сделать («relationship etc that exist between two or more events or situations, where one causes the other to happen» [28, с. 200]).
Аналогичным образом, можно утверждать, что не все движения предполагают действия. Так, например, нельзя сказать о дожде, льющемся с неба на землю, что он «действует» - он просто «льётся» (The rain is pouring/falling down on the ground/earth), ненамеренно совершая перемещение в пространстве. Именно поэтому при изучении классов глаголов мы выделяем особую группу динамических глаголов отношения, где «движение», осуществляемое субъектом по отношению к объекту, он может иметь как интенциональный (He manages to unite charm with an ability
to organize people [27, с. 1596]), так и неинтенциональный характер (The two types unite in a new amalgamated cell [27, с. 1596]).
Если система номинаций движения в языке образует расплывчатое множество, то в этом исследовании следует опираться на «лучших» её представителей, прототипическое ядро -«простое перемещение объектов, когда изменение есть изменение в соотносительном положении неких объектов». Именно оно является прототипическим образцом для всех сложных видов действий [13, с. 87].
В языкознании постепенно зарождалась и другая традиция описания глагольной семантики. Ш. Балли отмечал, что «процессы обычно воспринимаются вместе с предметами» [2, с. 52-53]. Постепенно в лингвистике утверждались мысли о том, что глаголы обозначают такие признаки объекта, которые мыслятся вместе с этим объектом. В свою очередь некоторые лингвисты указывают на то факт, что в глагольных лексемах фиксируются и закрепляются различные аспекты связей глагольного действия, процесса, состояния с предметами, лицами, производящими эти действия (ср., to stroll - глагол определяет субъект действия, to carry -детерминирует объект действия, to taxi - указание на средство передвижения, to waddle - показывает на определённый способ/ характер передвижения, to paddle - указывает на инструмент, при помощи которого совершается передвижение. В содержание глагола, таким образом, вовлекается представление о том, кто или что совершает действие, а также то, на кого или на что оно направлено. Представления семантики глагола о том, что же он обозначает, принимают всё более сложный и развёрнутый характер [14, с. 285].
В интерпретации Л. Теньера «глагольный узел» рассматривается в качестве ядра маленькой драмы. «Действительно, - пишет Теньер, - как в какой-нибудь драме, в нем обязательно имеется действие, а чаще всего также действующие лица и обстоятельства. Если перейти от плана драматической реальности к плану структурного синтаксиса, то действие, актёры и обстоятельства становятся соответственно глаголом, актантами и сирконстантами» [22, с. 117].
В настоящее время у разных авторов наблюдается тенденция
вовлекать в описание глагола широкий круг явлений. Глагол, как
36
пишет Е.С. Кубрякова, всё чаще трактуется как «схватывающий концептуально некие конституирующие части реально существующего положения дел» [14, с. 285]. В семантике синтаксиса всё более утверждается взгляд на глагольное значение как на отражение либо всей ситуации, сцены, либо определенного её аспекта. Достаточно вспомнить установление связей глагола с определёнными фреймами, сценами, сценариями у представителей падежной и фреймовой теории [23, с. 83-84] или связь глаголов с разными видами человеческой деятельности в работах Е.С. Кубряковой [13, с. 85-86]. По её мнению, глагол может рассматриваться не столько как обозначение разных процессов, действий и состояний, сколько как обозначение свёрнутых ситуаций, относящихся к описанию положения дел, прежде всего к описанию межпредметных связей и отношений [14, с. 148]. При употреблении какого-либо глагола, например «сломать», активизируется сцена-прототип, ассоциируемая с этим процессом: некое лицо ломает предмет на части (две или более).
С точки зрения Н.Н. Болдырева, только выделение объектов в событии, то есть его пропозициональная интерпретация, даёт возможность окончательно определить категориальное значение глагола, его соотнесённость с этим событием (см. пример автора John burned the paper - акциональный глагол, The paper burns easily - глагол свойства или класса). Это даёт возможность автору утверждать, что «изучение категориальных значений глагола на системно-парадигматическом уровне носит условный характер» [4, с. 80]. Он считает, что в системе языка глагол однозначно не выражает ни действие, ни процесс, ни состояние и т.д., а лишь может рассматриваться как «преимущественно закреплённый за выражением того или иного категориального значения in potential, как отражение в языке различных категориальных событий» [там же]. Глагол, таким образом, обозначает то или иное событие внешнего мира в самом общем виде, который лишь в предложении категоризуется как действие, процесс, состояние и т.д. в зависимости от условий и целей интерпретации.
Целесообразно заметить, что в традиционных грамматиках глагол рассматривается максимальным образом абстрагировано от конкретного его значения. Напротив, в лексикографических источниках, как отмечает Е.С. Кубрякова, преобладает стремление к возможно более полному описанию значений глагола,
включающему указание на обстоятельства действия (ср. run - to go very quickly on foot, swim - to move in water using arms, legs, flippers). За первой традицией стоит опыт лингвистического анализа глагола, а за второй его сочетание с психолингвистическими наблюдениями за ситуацией, описываемой глаголом [13, с. 85].
На данном этапе представляется необходимым указать на некоторые проблемы, касающиеся глагольной лексики в целом, и предлагаемые пути их решения. Так, если в изучении глагола согласно второй традиции его можно считать «матрицей» будущего высказывания [10, с. 5-6], то не совсем ясно, каким образом строится эта структура, что же конкретно обозначает глагол. По мнению Е.С. Кубряковой, на концептуальном уровне этот вопрос заключается в следующем: «включает ли он предметные и обстоятельственные значения в свой состав или же только имплицирует их, открывает ли глагол определенную валентность или же содержит в себе представление о классе её заполнителей» [14, с. 286]. Другими словами, остаётся непонятно, образуют ли предметные компоненты значения интегративную часть его семантической структуры, или же обозначенным глаголом они только активизируются в сознании действием, движением, состоянием.
Следующая проблема связана с отнесением глагола к категории признаковых слов. Причисление глагола наряду с прилагательным к признаковой, предикатной лексике позволяет рассматривать и концепты действия, состояния и процессы как признаковые, непредметные концепты. Однако это является противоречием утверждению о том, что глагол может имплицировать предметные сущности [9, с. 25].
Е.С. Кубрякова обосновывает источники и основания особой «признаковости» глаголов, опираясь на психологические особенности восприятия объектов в их движении. Пространственная континуальность в движении сменяется иной конфигурацией в соотношении части и целого: часть осмысляется как независимая фигура, описывающая некую траекторию движения. Само движение представлено в виде схемы так, что траектория его может быть мысленно восстановлена. Поскольку изменение положения объектов происходит во времени, в семантике глагола присутствует и хронотопный фактор: движение требует воссоздать в представлении о нём не только его пространственную
определённость, но и его протяжённость во времени [13, с. 86-87]. Именно поэтому в работах большинства когнитологов движение описывается как ситуация, сцена, динамическая картинка, изображающая не только перемещение, но и протекание события во времени.
Кроме того, Е.С. Кубрякова полает, что «именно сочетание пространства и времени создаёт то замечательное начало в семантике глагола, которое позволяет ему прокладывать векторные связи в составе будущего высказывания и соединять в одной структуре предметные и непредметные, признаковые сущности» [13, с. 88]. Автор предлагает единую когнитивную модель глагола, включающую саму структуру деятельности (источник, операция, средство, результат), её темпоральную локализацию и включение различных сирконстантов. В данной модели главное заключается в том, что семантическая структура глагола является свёрнутой: в ней фиксируется один или несколько компонентов из общей схемы, имеющих способность замещать представление о деятельности или движении в целом по принципу метонимии. Глагол обладает способностью «свернуть» информацию о времени, пространстве, представление о субъекте, объекте действия и его инструменте. Таким образом, в семантике глагола наблюдается эмпатия, акцент на той или иной стороне описываемой ситуации. Часть информации фиксируется жёстко, обычно это ядро (интенсионал) его семантики, т.е. сведения об операции, другая часть только имплицируется, находится в импликационале значения. Именно метонимические переходы, полагает Е.С. Кубрякова, лежат в основе номинации глаголом целой ситуации, которая с его помощью активизируется. Поэтому автор именно глагол считает «метонимическим обозначением» тех когнитивных характеристик, которые были получены при наблюдении за разными видами движения и которые сами отразили репрезентацию и осмысление протекания движения во времени и пространстве. В этом, по мнению автора, заключается смысл определения глагола как процессуального признака, способного метонимически восстанавливать гораздо более сложные и развёрнутые структуры в человеческой памяти, создавая макет будущего высказывания [13, с. 88-90]. С нашей точки зрения, изучаемые динамические глаголы партитивного отношения способны метонимически и метафорически обрисовать сложные и
полные картины в человеческом сознании. Метафоризируется не сам глагол, а всё высказывание в целом.
Поэтому можно постулировать о том, что установление когнитивных характеристик глагола требует ответа на ряд сложнейших вопросов, возникающих на стыке теории познания и теории номинации, психологии и лингвистики. Описание глагола с когнитивной точки зрения предполагает рассмотрение его как такой части речи, которая отражает определённый пласт человеческого опыта. Глагол при этом понимается как языковая форма, передающая определённое ментальное содержание и имеющая во внутреннем лексиконе человека своё собственное вербальное и невербальное представление, свою репрезентацию. С точки зрения Е.С. Кубряковой (а мы разделяем это мнение), смысл описания глаголов заключается в том, чтобы объяснить, какое именно представление о мире фиксируется глаголами. Обращение к семантике глагола диктуется стремлением определить, к наречению каких сущностей он приспособлен, какие структуры знания стоят за ним, какая информация им вербализуется [15].
Подобный подход связан с когнитивной наукой. Суть его заключается в обращении к образным аспектам мышления, к обыденному сознанию и естественной логике событий, к принципам восприятия и осмысления мира в ходе его предметно-наглядного познания и т.п. Базовая посылка когнитивной лингвистики, состоящая в том, что в системе языка отражается то, как человек видит мир, предполагает, что вопрос о предназначенности языковых единиц и форм их существования в выражении смысла не должен рассматриваться в отрыве от определённых когнитивных факторов. Как отмечает Ю.Д. Апресян, истолковать значение какой-либо единицы языка значит эксплицировать выражаемое ею наивное понятие. Описать наивное понятие в общем случае значит описать некий факт (например, ситуацию действительности), ситуацию восприятия (положение наблюдателя относительно описываемого факта) и ситуацию общения (оценку описываемого факта говорящим или предполагаемую говорящим оценку этого факта со стороны адресата). Наивные понятия отличаются от научных ещё и тем, что впервые часто входит указание положения самого наблюдателя относительно рассматриваемых предметов. Однако, если ситуация действительности и ситуация общения давно и по праву являются объектами внимания в общей теории языкового
значения, ситуация восприятия (т.е. роль фигуры наблюдателя и связанных с ней факторов в формировании языкового значения) до недавнего времени оставалась в стороне. Применительно к глаголам партитивной семантики это отразилось в том, что ими считались только классические партитивные глаголы со статической семой «часть и целое», как например to consist of, to contain, to include etc.
Динамические партитивные глаголы (to join, unite, divide, separate etc) связаны с движением. В представлении движущегося предмета важным становится противопоставление фона и фигуры. Меняются зрительно их соотношения в пространстве: фигура, отделяясь от фона, описывает некую траекторию, совокупность мысленно соединённых точек в пространстве, в которых находился перемещающийся предмет. Движение рождает особый вид репрезентации в нашем мозгу - схемы или программы движения, его мысленно воспринимаемого «следа». Изображение, соответствующее представлению о меняющемся во времени соотносительном расположении объектов - части и целого, фона и фигуры - в динамике пространства и времени, и становится когнитивным основанием глагола [15, с. 442].
Мы разделяем мнение Е.С. Кубряковой в том, что когнитивная модель, разъясняющая семантику глагола, строится как аналог определённого вида деятельности (биологического, физиологического, физического и т.п.) с полной реконструкцией основных компонентов этой деятельности. В этом смысле представляется важным принимать во внимание широкую трактовку семантики глагола как отвечающую позиции наблюдателя действия. Поскольку все виды деятельности структурированы так, что основным компонентом структуры является тот, кто осуществляет действие, или то, что является его источником, сама деятельность, средство или инструмент её, объект, на который она направлена, и, наконец, цель, в когнитивной модели появляется срединная строчка. Модель отражает далее протекание во времени и в пространстве. В реализации этой модели всё зависит от игры скрытых и выраженных значений, от облигаторных валентностей и т.п. Мы полностью разделяем точку зрения Е.С. Кубряковой, что увиденная или осмысленная деятельность, обозначаемая глаголом, может быть названа так, что в семантической структуре глагола (структуре свёрнутой) фиксируется один или несколько компонентов
из общей схемы, способной затем по принципу метонимии замещать представление о действии в целом [15, с. 444].
Интерпретация одного глагола через другой означает, что существуют некие атомарные предикаты, прототипические образцы простейших операций. Именно сочетание пространства и времени, локализация в пространстве и времени и создаёт то начало в семантике глагола, которое позволяет ему прокладывать векторные связи в составе будущего высказывания и соединять в одной структуре предметные и непредметные, признаковые сущности. Глагол представляет собой нечто вроде метонимического и метафорического обозначения тех когнитивных характеристик, которые были получены при наблюдении за разными видами движения во времени и в пространстве. По мнению Е.С. Кубряковой, именно в этом заключается смысл определения глагола как процессуального признака, способного метонимически (и метафорически - подчёркнуто нами) восстанавливать гораздо более сложные и развернутые структуры в нашей памяти, создавая каркас будущего предложения [15, с. 445]. Таким образом, динамические глаголы со значением становления и исчезновения партитивных отношений можно рассматривать с позиций обозначенного ими действия.
Список литературы
1. Арутюнова Н.Д. Типы языковых значений: Оценка, событие, факт. - М.: Наука, 1988. - 338 с.
2. Балли Ш. Французская стилистика / Пер. с фр., М., 1961. - 369 с.
3. Бодуэн де Куртенэ И.А. Избранные труды по общему языкознанию. -Т. 1. - М.: Изд-во АН СССР. - 1963. - 384 с.
4. Болдырев Н.Н. Категориальное значение глагола: Системные и функциональные аспекты. - СПб., 1994. - 171 с.
5. Выготский Л.С. Собрание сочинений: в 6-ти томах. - Т. 2. - М.: Педагогика, 1982. - 504 с.
6. Гайсина Р.М. Лексико-семантическое поле глаголов отношения в современном русском языке. - Саратов: Изд-во Сарат. ГУ, 1981. - 196 с.
7. Гак В.Г. Пространство мысли (опыт систематизации слов ментального поля) // Логический анализ языка. Ментальные действия. - М.: Наука, 1993. -С. 22-29.
8. Гийом Г. Принципы теоретической лингвистики / Г. Гийом: перевод с француз.; общ. ред. послесл. и коммент. Л.М. Скрелиной. - М.: Прогресс, 1992. - 224 с.
9. Голубкова Е.Е. Фразовые глаголы движения (когнитивный аспект). - М.: ГЕОС, 2002. - 175 с.
10. Кацнельсон С.Д. Общее и типологическое языкознание. - Л.: Наука, 1986. - 315 с.
11. Колшанский Г.В. Соотношение субъективных и объективных факторов в языке. - М.: Наука, 1975. - 231 с.
12. Кубрякова Е.С. Динамические представления синхронной системы языка // Гипотеза в современной лингвистике. - М.: Наука, 1980. - С. 217-261.
13. Кубрякова Е.С. Глаголы действия через их когнитивные характеристики // Логический анализ языка. Модели действия. - М.: Наука, 1992. - С. 84-90.
14. Кубрякова Е.С. Части речи с когнитивной точки зрения. - М., 1997. -326 с.
15. Кубрякова Е.С. Язык и знание: На пути получения знаний о языке: Части речи с когнитивной точки зрения. Роль языка в познании мира / Рос. Академия наук. Ин-т языкознания. - М.: Языки славянской культуры, 2004. - 560 с. -(Язык. Семиотика. Культура).
16. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике. - М., 1988. - Вып. XXIII. - С. 12-53.
17. Леонтьев Д.А. Психология смысла: природа, строение и динамика смысловой реальности. 2-е, испр. изд. - М.: Смысл, 2003. - 487 с.
18. Падучева Е.В. Глаголы действия: толкование и сочетаемость // Логический анализ языка: Модели действия. - М.: Наука, 1992. - С. 69-77.
19. Сильницкий Г.Г. Структура глагольного значения и результатив // типология результативных конструкций (результатив, статив, пассив, перфект). - Л.: Наука, 1983. - С. 54-65.
20. Скрелина Л.М. Грамматическая синонимия. - Л.: Изд-во ЛГПИ, 1987. -
84 с.
21. Степанов Ю.С. Имена. Предикаты. Предложения: Семиологическая грамматика / Ю.С. Степанов. - М.: Наука, 1981. - 360 с.
22. Теньер Л. Основы структурного синтаксиса. - М., 1988. - 653 с.
23. Филлмор Ч. Основные проблемы лексической семантики // Новое в зарубежной лингвистике. - Вып. XII. - М.: Радуга, 1983. - С. 74-122.
24. Fauconier G. Methods and Generalizations // Cognitive Linguistics, Foundations Scope and Methodology. Berlin-N.Y., 1999. - 355с.
25. Langacker R.W. Foundations of Cognitive Grammar. V.I., Theoretical Prerequisites. Stanford, California, 1987. - P. 1-378.
26. Miller G.A. English verbs of motion: A case study in semantics and lexical memory. // Coding Processes in Human Memory / Ed. by A. W. Melton and E. Martin. Washington D.C.: Winston, 1972. - С. 19-47.
27. CCELD - Collins Cobuild English Language Dictionary. Collins London and Glasgow, 1990. - 1703 c.
28. LDCE - Longman Dictionary of Contemporary English, New Edition. - London: Longman Group Ltd., 2004. - 1949 c.
