CC BY
5
НАУКА. ОБЩЕСТВО. РЕЛИГИЯ SCIENCE. SOCIETY. RELIGION
Научная статья УДК 101.1:316
Б01 10.18522/2072-0181-2024-117-5-11
КОГДА КОНСЕРВАТИВНЫЙ КРЕАЦИОНИСТ ВСТРЕЧАЕТСЯ С РАДИКАЛЬНЫМ ТРАНСГУМАНИСТОМ: «КОГНИТИВНАЯ СВОБОДА» И «ПОЛИТИЧЕСКАЯ ДИФФУЗИЯ»
А.А. Кириллов, А. В. Селютина
WHEN A CONSERVATIVE CREATIONIST MEETS A RADICAL TRANSHUMANIST: "COGNITIVE FREEDOM" AND "POLITICAL
DIFFUSION"
A.A. Kirillov, A.V. Selyutina
Ироничная фраза «Когда консервативный креационист встречается с радикальным трансгуманистом», вынесенная в заголовок наших размышлений. принадлежит Рай Сентенция, доктору философии по английскому языку и сравнительному литературоведению Калифорнийского университета в Дэвисе [1] и призвана со всей риторической характерностью представить полярные пропозиции. которые имеются у представителей различных подходов к изучению расширяющегося влияния нейронауки и растущей области технологических достижений (NBIC), способных «усилить познавательные возможности» человека. Что же стоит на пути преодоления разногласий и барьеров в понимании перспектив роста «человеческого знания»? По мнению калифорнийского профессора - это «политическое, дисциплинарное и религиозное сектантство» [2, с. 222]. Наличие перечисленных факторов и
Кириллов Андрей Александрович - кандидат философских наук, доцент кафедры социальной философии Института философии и социально-политических наук Южного федерального университета, 344065, г. Ростов-на-Дону, пер. Днепровский, 116, e-mail: [email protected], т. 8(863)2184000 доб. 21022;
Селютина Анастасия Викторовна - преподаватель кафедры философии и методологии науки Института философии и социально-политических наук Южного федерального университета, 344065, г. Ростов-на-Дону, пер. Днепровский, 116, e-mail: [email protected], т. 8(863)2184000 доб. 21022..
вынуждает выйти на конструирование концепта - «когнитивная свобода», который бы смог интеллектуально защитить тезис о том, что «... что каждый из нас родом из другого прошлого и смотрит на мир через разные призмы» [1]. Именно Сентенция Рай*, на которую мы ссылаемся, была соучредителем национальной некоммерческой организации и соавтором термина «когнитивная свобода» (Cognitive Liberty). Данный «Центр когнитивной свободы и этики» (CCLE) с конца 90-х гг. служил исследовательской площадкой образовательного права и политики, занимающийся защитой «основных личных ценностей (свободы мысли) на стыке передовых нейронаук и технологий 21 века» [3]. В CCLE Сентенция Рай работала главным директором и пресс-секретарем в течение пяти лет (1999-2004) и именно в данный период ею были заложены теоретические основания социальных, этических и юридических принципов понимания когнитив-
* Совместно со своим мужем, известным американским юристом Ричардом Гленом Буар.
Andrey Kirillov - Institute of Philosophy and Socio-Political Sciences of the Southern Federal University, 116, Dneprovsky lane, Rostov-on-Don, 344065, e-mail: [email protected], t. +7(863)2184000 ext. 21022.
Anastasia Selyutina - Institute of Philosophy and Socio-Political Sciences of the Southern Federal University, 116, Dneprovsky lane, Rostov-on-Don, 344065, e-mail: [email protected], t. +7(863)2184000 ext. 210-22..
ной свободы. Проблемным полем данной исследовательской линии для CCLE стал последовательный анализ и перспективное рассмотрение спорных дискуссионных ситуаций в области нейроэтики, государственной политики и защиты психической свободы - «... Нашей главной заботой является развитие неограниченного потенциала человеческого разума и защита свободы мысли. сеть ученых, разрабатывающих законодательство, политику и этику свободы мысли. Наша миссия заключается в разработке государственной политики, которая сохранит и укрепит свободу мысли в 21 веке. Мы отслеживаем достижения в области нейротехнологий, психофармакологии, когнитивных наук и юриспруденции, чтобы выявлять и предлагать рекомендации относительно тех разработок, которые потенциально могут существенно повлиять на свободу мысли» [3].
В основе идеологической импликатуры, легитимирующей рассуждения о необходимости «защиты когнитивной свободы», лежит набор «аксиоматических утверждений» о том, что «.мы, как общество, прямо признали фундаментальное право человека на когнитивную свободу и немедленно начали определять его контуры» [4]. Актуальным фоном для производства подобных «аксиом» выступает пафос утверждений о «посягательстве на когнитивную свободу» [5], которая может принимать различные формы - это и «новые технологии» (биогенетическая модификация, взаимодействие человека и компьютера, сканирование мозга, нанотехноло-гии, нейронные сети), и «новые» фармацевтические препараты, открывающие возможности для «эволюции» человека [5].
Истоки установки на «необходимость защиты когнитивной свободы можно найти в более ранней, восходящей ещё к началам ренес-сансной философии и медицины, позиции Пара-цельса - Theophrastus Bombastus von Hohenheim (1493-1541). У Парацельса мы встречаем установку, согласно которой «.мысли свободны и не подчиняются никаким правилам. На них зиждется свобода человека и возвышается над светом природы» [6]. Взгляды Парацельса соединяют в себе сочетание мистического взгляда на природу явлений с пониманием необходимости их изучения на основе опытного подхода, а применительно к природе человека - это нашло своё воплощение в формировании политики лечения болезней химическими средствами и развития основ современной фармакологии [7]. Антропологические и медицинские воззрения
Парацельса о том, что - «человек есть реализованная мысль», что «человек есть то, что он думает», а «мысли человека воздействуют на мир, а мир воздействует на человека», создают «естественное основание» аргументации сторонников «защиты когнитивной свободы». Концептуальные истоки теории «когнитивной свободы» непосредственно опираются на эти «естественные основания», при разработке системы «нейро-правил» [4] и определении Р. Сентенция понятия «когнитивная свобода», согласно которому рассматриваемый феномен надо понимать как «... право и свободу контролировать собственное сознание и электрохимический мыслительные процессы.» [2, с. 227].
Рост интереса к заявленной проблематике определяется увязыванием вопроса о статусе «когнитивной свободы» с политизированным встраиванием этого исследовательского сюжета в поле интенсивных дебатов об этике нейровизу-ализации и «когнитивном совершенствовании». Именно в предметном поле данных дебатов происходит разработка определения и нормативный анализ когнитивной свободы как «нового надёжного фундамента» для производных от него политико-правовых конституционных норм, определяющих гражданский статус индивида - «. право и свобода контролировать собственное сознание, и электрохимические мыслительные процессы являются необходимым субстратом практически для любой другой свободы» [2, с. 227].
Согласно позиции Рай Сентенция, необходимо в отношениях государства и гражданина усматривать две линии поведения: во-первых, не подвергать насильному изменению сознания, посредством старых и новых психоактивных препаратов и технологий, лиц, не причиняющих вред окружающим, а также лиц с отклоняющимся от нормы поведением; во-вторых, если последствия принятия новых психоактивных препаратов или технологий, улучшающих сознание не несут вред для окружающих, то не ограничивать на законодательном уровне их потребление и не вводить уголовную ответственность за их употребление. Данные положения одновременно сохраняют индивидуальную свободу личности в выборе сохранности и улучшения своей когнитивной активности, но в то же время дают полную свободу на выбор метода или способа этого улучшения (либо на отказ от любого вмешательства в естественное (природное) развитие своего сознания и процессы познания). Индивид (гражданин) и государство вступают в конфликт на базе вопроса о естественных правах человека,
которые одновременно являются их когнитивными и политическими правами. Безусловно, государство вмешивается в когнитивные процессы сознания своих граждан. В явной форме, а не с помощью манипуляций это проявляется в предписании насильственного лечения наркомании, алкоголизма и психических болезней, последствиями которых стало нанесение вреда окружающим в различной форме (преступление). Их индивидуальная свобода нарушается. Для остальных в обществе появляется страх применения государственных санкций на индивидуальную когнитивную деятельность за рамками наказания/исправления преступников (возможно, именно этот страх стоит за «волнами» противников вакцин, «чипирования», дальнейшего развития нейротехнологий и т.д.). «А если дальше таким образом будет исправляться любое неподходящее поведение?», - вот что волнует людей. И тогда мы вынуждены задуматься об ограничениях вмешательства в наше сознание государством. Но возможно ли договориться с государством о невмешательстве в процессы сознания граждан? Как можно ограничить подобное вмешательство? Каким способом сохранить свою когнитивную свободу? Есть ли в этом реальная необходимость? Вот вопросы, которые составляют прикладное социально-политическое и правовое поле проблематизации.
Сформулированные вопросы чётко очерчивают траекторию исследовательской линии разработчиков концепции «когнитивной свободы», которая двигается к созданию аналитические модели, обосновывающей необходимость защищать ценности личности, лежащие в основе функциональной демократии. Р. Сентенция раскрывает понимание данных ценностей через возможность «... принимать индивидуальные решения, несмотря на изменения в нашем понимании и способности манипулировать когнитивными процессами» [2, с. 222]. Этот ценностный ориентир, по мнению американского исследователя, способен обеспечить «мощный инструмент» для корректной оценки и стимулирования разработок КБ1С в поле социального контроля.
Таким образом, среди широкого ряда современных злободневных характеристик и концептуальных ориентиров, призванных сделать пространство политических свобод человека более определённым и более актуальным, «когнитивная свобода» занимает особое почётное место. Можно говорить и о «свободе мысли», можно говорить и о «психическом самоопределении», и о «суверенитете над разумом», и о
«ментальной независимости», но только конструкт «когнитивная свобода» включает в себя все искомые компоненты, которые способны представить пути решения сложных нейроэти-ческих проблем, возникающих в связи с появляющимися новыми видами «нейробиотехно-логий», направленными на совершенствование «человеческого познания». Известный социоби-олог Э.О. Уилсон [8] прямо говорит о том, что область исследования человеческого сознания и его познавательных способностей могут быть сегодня представлены как поле исследования, формирующееся из четырёх основных областей знания - это когнитивные нейронауки, исследования в области генетики человека, собственно социобиология и биология среды. По мнению И.А. Бесковой: «Социальные науки тоже могут формировать исследовательское поле, где бы их результативность могла бы быть конвертирована в качество научной информации, принимаемой науками естественными, к таким дисциплинам можно отнести когнитивную психологию и антропологию, так как они претендуют на то, чтобы объяснять биологические феномены в их связке со сложными формами социального поведения человека» [9, с. 165-166]. Неучтённым и важным дополнительным фактором, заставившим обратить внимание в данном широком контексте на концепцию «когнитивной свободы», может быть привлечение исследовательского ресурса политической науки.
В поле политических исследований научной монографии адаптацию проблематики «когнитивная свобода» представляет Т.А. Под-шибякина [10], в которой феномен «когнитивной свободы» дополняется конструктом «управления», а следовательно - фактором «контроля». Автор предлагает оригинальную диффузионную концепцию понимания когнитивной свободы, также предлагает рассматривать когнитивную свободу как новую политическую свободу XXI в. и проводит анализ «каналов» распространения современной политики посредством «диффузионных сетей».
В самом названии работы автор пытается связать два описательных конструкта - «политическая диффузия» и «когнитивная свобода» и тем самым выйти на актуальную почву исследовательской работы. Правда, основанием для этой связки выступает весьма смелая и оригинальная авторская гипотеза о «свободе»: «Главным свойством диффузии (распространения), его родовым признаком, будь то культурная, экономическая или политическая диффузия, является
«Свобода», еще один аспект непознанного этого феноменального явления» [10, с. 4]. Можно сразу заметить, что данный процесс у автора предстает как противоречивый, строящийся на сюжете соотношения свободы [10, с. 5] и принуждения со стороны властных инстанций. Исходя из констатации данного и до сих пор политической наукой «непознанного феноменального явления», формулируется «. главный вопрос, ждущий ответа и подлежащий исследованию в данной работе: как можно управлять свободными процессами распространения политики?» [10, с. 6]. Автор сознательно моделирует удобную для него дихотомию контрастного восприятия отечественного политического опыта, основанную на обязательном различении отрицательной «модернизации, основанной на мобилизации, насилии и принуждении» и «распространение лучшего опыта демократических форм» -«естественных, спонтанных процессов», олицетворением которой и служит теория диффузии (распространения) инноваций, а в политической сфере - концепты «диффузии политики» [10, с. 7]. В такой предсказуемой компоновке «политическая диффузия выступает составной частью современного мирового политического процесса глобализации и распространения инноваций, в том числе и политических. Изучение ее закономерностей дает ключ к пониманию современных механизмов демократизации как глобального политического процесса и новых способов управления в условиях информационного общества» [10, с. 8]. Для автора имеет значение распространение технологии демократической политики в мире, или чаще упоминаемой им идеологии. Развивая этот сюжет, автор наглядно демонстрирует проблемное поле управления «когнитивной свободой» с исследовательских позиций политической науки: «Политическая идеология является той областью, где эвристический и когнитивный выбор не просто вступают в противоречие, но и могут порождать когнитивные искажения» [10, с. 114]. Интересно, что вопрос о «когнитивной свободе» при данном рассмотрении в конце концов сводящийся к «. двум традициям эвристики в принятии политических решений элитами» [10, с. 115], хорошо и наглядно представлен «вопросом Даниэля Канеманна» [11]: «Как государственные и общественные институты могут помочь людям делать правильный выбор, не ограничивая их свободы?» [10, с. 116]. Возможно, в «вопросе» Нобелевского лауреата 2002 г. за разработки в области поведенческой экономики и скрывается искомый ответ о «тон-
ких управленческих механизмах», которые риторически защищены простым отказом использовать ряд привычных терминов: «Сознательно избегая употребления понятия "манипулирование" и связанных с ним проблем защиты со стороны различных сообществ, предлагаем взглянуть на ситуацию принуждения в позитивном смысле, как на управленческую технологию» [10, с. 116]. Заметим, что для тех, на ком будет «опробована» данная управленческая технология, она все равно останется принуждением и ограничением прав человека.
Т.А. Подщибякина сознательно сводит в единое пространство все эмблематические девизы и маркировки «постсовременности» - глобализацию, инновацию, демократизацию, информатизацию, чтобы ещё раз актуализировать старый добрый вопрос об «управлении», хорошо известный ещё со времён социальной кибернетики А. Ампера [12] и кибернетики первого порядка Н. Виннера [13]. В отечественной литературе понятия «диффузия политики» и «политическая диффузия» практически не исследуются: «можно утверждать, что в России отсутствует сама почва для зарождения этого явления, оно возникает только в условиях "чистой воды" децентрализованной власти и не "размножается в неволе" политических систем с жестко выстроенной централизованной властью» [10, с. 4]. Таким образом, автор выходит в своей монографии на актуальность глобальную, «мировой тренд», и локальную, или национальную, актуальность, рассматривая проявление «свободной, беспрепятственной циркуляции информации и знаний по каналам коммуникации, однако жизненно необходимой для реализации когнитивной свободы граждан, и, в определенной степени, выступающей гарантией всех политических прав и свобод» [10, с. 5].
На каких же сюжетах выстраивается адаптация тематики когнитивной свободы к пространству научного политического исследования? Ключевая гипотеза автора носит немного парадоксальный характер - «современные формы управления. в том числе свободы мысли, не могут строиться только на администрировании, они требуют овладения тонкими управленческими механизмами коммуникации» [10, с. 13]. Что такое «тонкие управленческие механизмы», и как они выходят за границы «администрирования», остаётся непрояснённым вопросом. Впрочем, можем предположить, что здесь имеет место продолжение «избегания» понятия манипуляции для сохранения нейтрального тона исследова-
ния. Хотя автор монографии в основном исследовании ориентируется на свою приверженность когнитивному подходу в его различных формах и стратегиях реализации, ему приходится обращаться и к нарративному анализу, ориентируясь на дискурсивный подход при обращении к политической метафорологии. Это необходимо в связи с его попыткой обнаружить искомые «тонкие управленческие механизмы» в «. неявных когнитивных контекстах распространения инноваций, которые, во-первых, должны быть эксплицированы, во-вторых, структурированы в когнитивную модель, в-третьих, описаны в качестве интеллектуальных технологий» [10, с. 15]. Хотя во введении методология сводится к концепции когнитивно-идеологических матриц (С.П. Поцелуев, М.С. Константинов), но в основных теоретических положениях текста встречаются прямые и многочисленные отсылки на позицию Фабрицио Жиларди и Фабио Вассерфайллена, которые используются как для разведения понятий «диффузии власти» и «политической диффузии», так и представления каналов и механизмов («обучение, конкуренция/соревнование, принуждение и эмуляция/подражание» [10, с. 55]) распространения политики. Как промежуточный итог, возможно констатировать - главной проблемой использования такого множества методов для концептуализации понятий является их гармоничное и аргументированное применение.
Ориентируясь на эмпирическое обоснование концепта когнитивной коммуникации памяти и идеологии, Т.А. Подшибякина вынужденным образом отходит от политического нарратива и погружается в глубины «исторической памяти - как диффузии идеологического нарратива» [10, с. 108]. Работа с такими объектами вряд ли может быть репрезентативна при опоре на молодёжные социологические опросы. Это понимает и сам автор, так как справедливо и своевременно обращается к конструкции «практическое прошлое» Х. Уайта, но выход на тропологический анализ политических нарра-тивов пока не происходит - «проанализированы возможности воздействия на историческую память как когнитивное свойство сознания и процесс диффузии идеологических нарративов» [10, с. 201]. А ведь, возможно, именно там и будут обнаружены, искомые автором монографии «тонкие управленческие механизмы» для описания «.стратегии и технологии сетевого контроля над свободой доступа к получению и распространению информации» [10, с. 237].
Авторская мысль о том, что в современном информационном/постинформационном обществе и сетевом обществе значительным фактором выступает манипуляция информацией, которая дает право управлять политическими дискурсами, имеет право на жизнь, учитывая, что в наше время распространяется информация по новым медиа - борьба и необходимость «преодолеть политическое, дисциплинарное и религиозное сектантство» - становится проблемным полем теорий и исследовательских подходов, связанных с концептом «когнитивной свободы». Ограничение свободы слова в медиа в привычной форме прямой цензуры вызывает большое недовольство и неприятие среди населения, поэтому механизмы влияния становятся все более скрытыми. Политический дискурс и политическое пространство в качестве акторов вынуждены воспринимать не только профессионалов, политическую элиту, но и организации и каждого пользователя интернета. В этом действительно прослеживается актуальная проблематика, которую, впрочем, еще предстоит рассматривать.
Траектория политического исследования феномена «когнитивной свободы» ставит важный вопрос о том, как соотнести политику государства в области контроля и необходимость сохранять автономию «титульных» свобод отдельных граждан. Можно сказать, что сама заявленная перспектива рассмотрения проблемы артикулируется как формула - «политическое измерение когнитивной свободы», так как «. свобода когнитивная, понимаемая как необходимое условие всех других свобод, не могут быть сведены к существующим правам. когнитивная свобода - позволяет заложить основу для создания новых прав человека» [14, с. 27]. Этот вопрос имеет острую дискуссионную форму, получившую непосредственную реализацию в политико-правовом процессе, иначе доктору Р. Сентенция, в её бытность руководителя ССЬБ, не пришлось бы участвовать в целом ряде рабочих встреч при Президентском Совете по биоэтике [15] в Вашингтоне и обсуждать в 2004 г. с членами Совета основные полемические траектории развития и социального влияния новых биотехнологий, а также производимые ими эффекты «улучшения человека» и статуса его «ментальной свободы». «Не подвергается сомнению тот факт, что государство и его граждане не смогут договориться по этому вопросу. У них различные цели и потребности. А значит, когда консервативный креационист встретится с радикальным трансгуманистом, их спор бу-
дет долгим, насыщенным, но бесполезным, так как никто со своей позиции не уйдет, а также не примет аргументов другого. Индивид продолжит охранять свои свободы (в том числе и когнитивную свободу как «субстрат для практически всех остальных свобод» [2, с. 227]. Из этого следует, что конфликтное поле вокруг «управления информацией», «управления сетевыми отношениями» и «управления политическим дискурсом» будет только расширяться. Недаром термин «когнитивный контроль» представлен автором монографии (в психологической трактовке) как проявление свободы человека контролировать собственные когнитивные состояния и процессы. Возможен ли абсолютный контроль над собственным сознанием? Р. Буар высказывает вполне обоснованные сомнения, указывая на то, что процесс «осознания» интерактивен, и человеческий мозг, «создавая танец познания, постоянно переплетает внешний мир с внутренним миром, создавая бесшовную, бескрайнюю апперцептивную петлю обратной связи» [4]. Подобное видение «динамического» характера сознания, меняющегося и постоянно взаимодействующего с иными акторами «когнитивной свободы», может помочь раскрыть перед сегодняшними читателями многие интересные аспекты идей и замыслов «отца» старинных аксиом «естественной теории когнитивной свободы» Парацельса: «Мысли порождают творческую силу, которая не является ни элементарной, ни звездной. Мысли создают новое небо, новую твердь, новый источник энергии, из которого проистекают новые искусства. Когда человек решает что-то создать, он устанавливает новые небеса, поскольку это область, и из нее в него вливается работа, которую он желает создать... Ибо такова необъятность человека, что он больше неба и земли» [6, с. 118].
Следовательно, феномен «когнитивной свободы» и ее эпистемологические претензии могут выступать фундаментальным основанием свободы мысли, как таковой, берут свое начало не в современном мире, в котором политизация общественных процессов в явной форме ставит под вопросом не только свободное поведение людей, но и их свободу мысли, а значительно раньше - в XVI в., в работах философа и медика Парацельса. Актуализация проблемного поля управления «когнитивной свободой» в политических и биополитических целях вызывает сильную противоборствующую этому процессу реакцию, выражением которой и стало создание «Центра когнитивной свободы и этики» (ССЬБ) в 90-х годах Рай Сентенция и Ричардом Буар.
Мы приходим к выводу, что в современности действительно присутствует «посягательство на когнитивную свободу» личности со стороны государства. Однако стратегия «защиты» до сих пор не проработана, так как в законодательстве, политике и этике на данный момент не сформировалось единого мнения по этому вопросу. Не разработано определение и не установлены статус и контуры «когнитивной свободы», не утихают дебаты о границах «когнитивного совершенствования» и его возможных ограничениях. Проблемы только копятся, а попытки решения будут сталкиваться с негодованием и недоверием одной из сторон взаимоотношений (государство и граждане), с невозможностью найти компромисс: ведь, как мы указали ранее, цели сторон кардинально противоположны.
Привлечение политической науки к исследованию феномена «когнитивной свободы» дает нам право рассматривать «... право и свободу контролировать собственное сознание и электрохимический мыслительные процессы...» [2, с. 227] и «проявление свободы человека контролировать собственные когнитивные состояния и процессы» [10, с. 58] (здесь трактовки Рай Сентенция и Т. А. Подшибякиной схожи) как новую политическую свободу XXI в. Это открывает возможность создания новых прав человека или изменения имеющихся. «Когнитивная свобода» становится субстратом «для практически всех остальных свобод» [2, с. 227] и «гарантией всех политических прав и свобод» [10, с. 5]. Перенос проблемы свободы мысли из чисто этического и когнитивного в политический дискурс вынудит государство рассматривать каждого человека как актора политики и менять механизмы воздействия на граждан и «каналы» распространения власти. А, следовательно, проблемное поле исследования конфликта «управления» и «контроля» со «свободой» будет только расширяться.
ЛИТЕРАТУРА
1. UC Regents, Davis Campus: официальный сайт [Электронный ресурс]. URL: https://writing. ucdavis.edu/people/sotoole (дата обращения 24.10.2023).
2. Sententia Wr. Cognitive Liberty and Converging Technologies for Improving Human Cognition // The Coevolution of Human Potential and Converging Technologies / Ed. by Mihail C. Roco and Carlo D. Montemagno. Annals of the New York Academy of Sciences. Vol. 1013. N.Y.: New York Academy of Sciences, 2004. P. 221-229.
3. Cognitive Liberty & Ethics: официальный сайт [Электронный ресурс]. URL: https://www.cogm-tiveliberty.org/ (дата обращения 24.10.2023).
4. Richard Glen Boire, «On Cognitive Liberty» (4-part essay) // Journal of Cognitive Liberties. From Vol. 1, Issue No. 1 pages 7-13 (Winter 1999/2000) [Электронный ресурс]. URL: https://www.cognitiveliber-ty.org/on-cognitive-liberty-boire/ (дата обращения 25.10.2023).
5. Ray Kurzweil. The Age of Spiritual Machines: When Computers Exceed Human Intelligence. London: Viking Press, 1999. 388 p.
6. Paracelsus: Selected Writings. Ed. by J. Jacobi. N.Y.: Pantheon Books, 1951. 346 p. Р.118.
7. Голод А. Новый взгляд на идеи Парацельса, или о несовместимости лекарств. // Наука и жизнь. 2014. № 2. С. 44-49.
8. Wilson E.O. How to Unify Knowledge // Unity of Knowledge: the Convergence of Natural and Human Sciences. Eds. by Damasio A.R. and Harrington A. and Kagen J. and McEwen B.S. and Moss H. and Shaikh R. N.Y.: New York Academy of Sciences, 2001. P. 13-14.
9. Бескова И.А. Естественный интеллект, междис-циплинарность и феномен интегрального постижения. Философия науки и техники. 2014.
C. 165-166.
10. Подшибякина Т.А. Политическая диффузия: управление когнитивной свободой: монография. Ростов н/Д; Таганрог: Изд-во Южного федерального университета, 2020. 282 с.
11. Kahneman D. Thinking, Fast and Slow. N.Y.: Farrar, Straus and Giroux, 2011. 499 p.
12. «Опыт о философии наук, или аналитическое изложение естественной классификации всех человеческих знаний» (1834). См. Поваров Г.Н. Ампер и кибернетика. М.: «Советское радио», 1977. 96 с.
13. Винер Н. Кибернетика и общество. Управление и связь в животном и машине. М.: ИЛ. Советское радио, 1958. 212 с.
14. Paolo Sommaggio, MarcoMazzocca, Alessio Gerola, Fulvio Ferro. Cognitive liberty. A first step towards a human neuro-rights declaration // BioLaw Journal -Rivista di BioDiritto. 2017. No. 3. P. 27-45.
15. Comments to the President's Council on Bioethics Wrye Sententia // Journal of Cognitive Liberties. 2003. Vol. 4. No. 1. P. 25-41.
REFERENCES
1. UC Regents. Davis Campus: official website Available at: https://writing.ucdavis.edu/people/sotoole (accessed October 24, 2023).
2. Sententia Wr. Cognitive Liberty and Converging Technologies for Improving Human Cognition. In: The Coevolution of Human Potential and Converging Technologies. Ed. by Mihail C. Roco and Carlo
D. Montemagno. Annals of the New York Academy
of Sciences. Vol. 1013. N.Y.: New York Academy of Sciences, 2004. P. 221-229.
3. Cognitive Liberty & Ethics: official website Available at: https://www.cognitiveliberty.org/ (accessed October 24, 2023).
4. Richard Glen Boire. «On Cognitive Liberty» (4-part essay). Journal of Cognitive Liberties. 1999/2000 (Winter). Vol. 1. No. 1. P. 7-13 Available at: https:// www.cognitiveliberty.org/on-cognitive-liberty-boire/ (accessed October 5, 2023).
5. Ray Kurzweil. The Age of Spiritual Machines: When Computers Exceed Human Intelligence. London: Viking Press, 1999. 388 p.
6. Paracelsus: Selected Writings. Ed. by J. Jacobi. N.Y.: Pantheon Books, 1951. 346 p. Р.118.
7. Golod A. A new view on the ideas of Paracelsus, or on the incompatibility of drugs. Science and Life. 2014. No. 2. P. 44-49.
8. Wilson E.O. How to Unify Knowledge. In: Unity of Knowledge: the Convergence of Natural and Human Sciences. Eds. by Damasio A.R. and Harrington A. and Kagen J. and McEwen B.S. and Moss H. and Shaikh R. N.Y.: New York Academy of Sciences, 2001. P. 13-14.
9. Beskova I. A. Natural intelligence, interdisciplinarity and the phenomenon of integral comprehension. Philosophy of science and technology. 2014. P. 165-166.
10. Podshibyakina T.A. Political diffusion: managing cognitive freedom: a monograph. Rostov-on-Don; Taganrog: Southern Federal University Publishing House, 2020. 282 p.
11. Kahneman D. Thinking, Fast and Slow. N.Y.: Farrar, Straus and Giroux, 2011. 499 p.
12. «Experience on the Philosophy of Sciences, or an analytical account of the natural classification of all human knowledge» (1834). See Povarov G.N. Ampere and Cybernetics. Moscow: «Soviet Radio», 1977. 96 p.
13. Wiener N. Cybernetics or control and communication in the animal and the machine. Moscow: IL. Soviet Radio, 1958. 212 p.
14. Paolo Sommaggio, Marco Mazzocca, Alessio Gerola, Fulvio Ferro. Cognitive liberty. A first step towards a human neuro-rights declaration. BioLaw Journal -Rivista di BioDiritto. 2017. No. 3. P. 27-45.
15. Comments to the President's Council on Bioethics Wrye Sententia. Journal of Cognitive Liberties. 2003. Vol. 4. No. 1. P. 25-41.
Статья поступила в редакцию 03.11.2023;
одобрена после рецензирования 05.03.2024; принята к публикации 10.03.2024.
The article was submitted 03.11.2023;
approved after reviewing 05.03.2024; accepted for
publication 10.03.2024.
