CC BY
219
ТЕОРЕТИЧЕСКАЯ И ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ • 2022 • Том 15 • № 2
ОБЩАЯ ПСИХОЛОГИЯ
Научная статья УДК 159.9.01
ключевые положения о личностных ценностях и смыслах
(ПО МАТЕРИАЛАМ ОТЕчЕСТВЕННыХ
и зарубежных научных источников)
Е.А. Брызгалин
Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова, Москва, Россия,
[email protected], https://orcid.org/0000-0002-7365-174X
Актуальность. На текущий момент в научной психологии актуализировалась проблема множественности академических позиций в отношении ценностно-смысловой сферы личности, которая требует от научно-психологического сообщества ответственного разрешения. Выход из этой проблемной ситуации видится в наращивании системно-аналитических исследований на эту тему.
Цель исследования — попытка системного описания ключевых академических положений о личностных ценностях и смыслах.
Метод. Применен мыслительный метод «анализа через синтез» (по С.Л. Рубинштейну и А.В. Брушлинскому). Из многочисленных отечественных и зарубежных публикаций по теме ценностей и смыслов автор выделял самые существенные (на его взгляд) части, интеграция которых позволила бы целостно изложить магистральные положения о ценностно-смысловой сфере личности.
Результаты. Постулирована приоритетность ценностей и смыслов в направленности личности, рассмотрена специфика их генезиса, природа избирательности, характерность строения, принципы функционирования и реорганизационная динамика.
Заключение. Теоретические обобщения по гетерогенным изысканиям цен-ностно-ориентационных и смысловых граней личности в разрезе индивидуального и группового своеобразия могут значительно поспособствовать устранению научных расхождений в объяснении мотивационно-волевых составляющих личностной направленности и тем самым позитивно сказаться на развитии психологической науки.
Ключевые слова: ценностно-смысловая сфера, ценность, ценностная ориентация, смысл, личность.
Для цитирования: Брызгалин Е.А. Ключевые положения о личностных ценностях и смыслах (по материалам отечественных и зарубежных научных источников) // Теоретическая и экспериментальная психология. 2022. № 2 (15). С. 46-66. doi:
GENERAL PSYCHOLOGY
Scientific Article doi:
FUNDAMENTALS ABOUT PERSONAL VALUES AND MEANINGS (BASED ON MATERIALS FROM RUSSIAN AND FOREIGN SCIENTIFIC SOURCES)
Evgeniy A. Bryzgalin
Lomonosov Moscow State University, Moscow, Russia, [email protected], https://orcid.org/0000-0002-7365-174X
Background. Currently there is a polymorphism of academic positions regarding the value-meaning sphere of personality. This issue requires a responsible resolution from the psychological community. Building up the system-analytical research on the topic is considered as the way out of this problematic situation.
Objective of the study is to systematically describe the key academic statements on personal values and meanings.
Methods. The study implemented a thinking method of "analysis through synthesis" (according to S.L. Rubinshtein and A.V. Brushlinsky). The author distinguished the most essential parts of the numerous works on values and meanings by Russian and foreign authors. The integration of these parts made it possible to holistically outline the main statements on the value-meaning sphere of personality.
Results. The research allowed to postulate the dominant priority of values and meanings in the personality orientation, to consider the specifics of their genesis, the nature of selectivity, structural characteristics, principles of functioning, and reorganization dynamics.
Conclusion. Theoretical generalizations based on heterogeneous research on the value-oriented and meaning aspects of personality from the perspective of individual and group specificity can significantly boost elimination of inconsistencies in explanations of the motivational-volitional components of personality orientation, and thus have a positive impact on the development of psychological science.
Keywords: value-meaning sphere, value, value orientation, meaning, personality.
For citation: Bryzgalin, E.A. (2022). Fundamentals about personal values and meanings (based on materials from Russian and foreign scientific sources). Teoreticheskaya i eks-perimental'naya psykhologiya (Theoretical and experimental psychology), 2 (15), 46-66. doi:
Введение
Ценностно-смысловая сфера закладывается на глубинном уровне личности, играя одну из ключевых ролей в побудительной, исполнительной и регулятивной функциях жизнедеятельности. Однако в научно-психологическом сообществе нет единства в понимании многих аспектов этого психологического конструкта.
Так, к примеру, бросается в глаза рассогласованность в толковании понятий «ценность», «ценностная ориентация» и «смысл», а также их частое смешение с другими дефинициями, фигурирующими в описании детерминации личности (такими как: потребность, мотивация, мотив, мотиваторы / мотивационные детерминанты, интересы, предпочтения, склонности, увлечения, желания, хотения и др.). Кроме того, в научной психологии нет единой точки зрения относительно расположения ценностей и смыслов в схеме волевого процесса, т.е. ощущается противоречивость в конкретизации того, между какими звеньями (или этапами) возникновения и активного управления личностью собственным поведением происходит активизация ценностей и смыслов.
Еще один камень преткновения заложен в градуальной трансформации трактовок ценностей и смыслов с течением времени, что, например, убедительно продемонстрировал широкомасштабный исследовательский проект под названием «Всемирный обзор ценностей» (англ. World Values Survey; сокр. WVS), инициированный Р. Инглхартом. Реализация этого проекта смогла за 7 раундов с 1981 по 2022 г. (Веб-сайт: https://www.worldvaluessurvey.org/wvs.jsp) охватить массовую выборку более чем из 100 стран мира. Результаты WVS, в соответствии с «пересмотренной теорией модернизации», подтвердили тот факт, что ценности (а вместе с ними и смыслы) меняются предсказуемым образом с учетом отличительных особенностей современности. Так, на примере «поколения Z», т.е. людей, родившихся исключительно в эпоху интернета и выросших под его значительным воздействием, было продемонстрировано, что тотальное проникновение сетевых технологий в жизнь человека влияет на его ценностно-ориентационную систему (Яницкий и др., 2019) и приводит к трансформации прошлых и выработке все новых и новых ценностей (и смыслов). Естественно, такие кардинальные преобразования существенно модифицируют воззрения на ценностно-смысловую сферу личности.
Впрочем, порой встречаются и исключения. К примеру, В.А. Брэйтуэйт и В.А. Скотт (Braithwaite, Scott, 2013) пишут о достигнутой в 1950-1960-х гг. согласованности мнений об отнесении ценности не только к характеристике предметов, но и к личности, что утвердило жесткую сепарацию между материальным и идеальным ценностными слоями. Безусловно, такой «согласованности» явно недостаточно для искоренения многочисленных разногласий даже в рамках проблематики личностных ценностей, не говоря уже о смысловой плоскости.
Однако в научной психологии имеется немало фундаментальных теоретических и эмпирических построений, касающихся ценностно-смысловой сферы. Они не утрачивают со временем своей актуальности, выдерживая своего рода проверку на прочность. Опираясь на метод «анализа через синтез» (по С.Л. Рубинштейну и А.В. Брушлинскому) и принцип системности в психологии, мы в настоящей статье поставили цель представить авторитетные отечественные и зарубежные научные источники по личностным ценностям и смыслам, отобрать и скомпоновать в единое целое твердо установленные (базовые) положения по этой теме.
Поскольку в ценностях усматривается лиминальность (т.е. переходное состояние) к смыслам (Карпинский, 2021), то наиболее полное и логически выстроенное обзорно-аналитическое исследование ценностно-смысловой сферы
личности может получиться только через ее декомпозицию. Поэтому отправной точкой для нас станет разбор ценностно-ориентационной субсистемы, занимающей более высокое положение в личностной структуре, а вслед за этим последует описание нижележащей смысловой подсистемы.
Ценностно-ориентационные основания личности
Здесь и далее мы будем придерживаться позиций Ш. Шварца и Н.А. Журавлевой, понимающих ценности как «руководящие принципы [стандарты] в жизни» (Schwartz, 2012, p. 16) и в высшей степени желаемые (в том числе воображаемые) явления внутренней и окружающей реальностей (Журавлева, 2013), а ценностные ориентации — как направленность личности на реализацию тех или иных ценностей. Попутно заметим, что еще Ф. Ницше, провозглашая идею «переоценки ценностей», справедливо понимал под ценностями ориентиры для жизни, которые сейчас в теории самодетерминации рассматриваются как жизненные цели.
Ценностные ориентации направляют вектор целеполагания согласно формирующейся в ходе онтогенеза системе ценностей, которая служит основанием для автономного осознанно-оценочного выбора действий субъекта либо целой группы с учетом имеющихся возможностей в конкретных условиях. При этом сами ценности не ограничиваются определенными ситуациями, отражая качество их трансцендентности, т.к. одна и та же ценность может быть задействована в разноплановых социальных ролях: например, ценность честности может по-разному эксплицироваться в школе, на работе, в политике, семье, с друзьями, посторонними людьми и пр. (Schwartz, 2012).
Ценностные образования амбивалентны, т.е. им присущ двойственный психосоциальный характер: они, с одной стороны, вырабатываются исторически («консервируются», по выражению Д.А. Леонтьева), поскольку инге-рентно включены в динамику общественных отношений (Леонтьев, 2007), с другой — индивидуально интернализируются (ассимилируются) в структуру личности в качестве обязательных элементов ее жизненного опыта — происходит так называемая ценностная социализация (Шатене, 2021). Из этого следует, что природа ценностей субъектно-объектна. А.В. Брушлинский также замечает, что ценностный фонд личности обусловлен ее (само)воспитанием (Брушлинский, 2003).
Н.А. Журавлева выделяет психологические факторы развития системы ценностей: ими являются, во-первых, самобытность потребностно-мотиваци-онной сферы и индивидных свойств (возраст, пол, темперамент, способности, ведущие внутрисубъектные потребности и мотивы, уровень самосознания и т.д.), а во-вторых — объективные факторы, включающие макро- и микросоциальные условия (например: культура, группы членства, референтные группы, традиционная система общечеловеческих ценностей, средства масс-медиа, общественные институты и пр.), а также социальные и профессиональные характеристики личности (Журавлева, 2013). Сукцессивный генез ценностной сферы постепенно повышает уровень индивидуальной рефлексии, усложняя и прочнее связывая этим личностные конструкты (по Дж. Келли) и диспозиции (в определении Г. Олпорта) (Яницкий, 2000).
Н.Е. Харламенкова отмечает, что, как правило, ценности не присваиваются субъектом напрямую, а утверждаются посредством познания ценностных свойств объекта (Харламенкова, 2008), исходным условием для чего, как утверждает В.И. Кабрин, является аутокоммуникация (самоанализ) и коммуникация с миром (Кабрин, 2008). Сюда в особенности относится взаимодействие с другими людьми, когда один человек (или группа) выступает ценностным ресурсом для другого, что А.В. Петровский обозначает как «отраженную субъ-ектность», инобытие кого-либо в ком-либо (Петровский, 2007). Следовательно, ценности, представляя собой «идеалы» транзитивности, реверсируются («отзеркаливаются») на интра-, интер- и трансперсональном уровнях, тем самым олицетворяя «холархию» ценностного универсума: ценности «оживают» (обнаруживают свое актуальное существование) исключительно во встрече, контакте с самим собой и окружающей действительностью. В результате взаимодействия субъекта с миром (в настоящее время неважно с каким — реальным или виртуальным) происходит их ценностное взаимоотражение, а также взаимопроникновение/взаимообогащение, порождая «параметры порядка» в многомерном мире человека (Васильев, 2018), который таким путем становится продленным в пространство своей субъективностью.
Что касается иных мотивационных предикторов личности, то между некоторыми из них и ценностями необходимо проводить четкие различия. К таковым относятся нормы, убеждения, идеалы, верования, а также идеологии. Р.М. Уильямс пишет следующее: «Нормы более или менее конкретно говорят о том, что следует или не следует делать отдельным субъектам в данных обстоятельствах. Ценности же — это стандарты желательности», которые предопределяют причины по принятию или отклонению определенных норм (Williams, 1968, p. 284).
М. Рокич называет ценность разновидностью убеждения, которая занимает центральное место в системе убеждений личности, входящих в состав ее мировоззрения — крепкой системы взглядов на мир в целом. Мировоззрение также включает верования (приверженность какой-либо идее, настоящей или иллюзорной) и идеалы (мечты о совершенном, эталоны). Идеология же исходит из более глобальной темы (суммы идей), впитывающей только ценности вокруг нее (например, либеральная идеология вмещает ценность свободы за счет равенства) (Рокич, 1968).
Поскольку в ноосфере «рассеяно» безграничное множество разнообразных ценностей, то многие люди отбирают и сочетают лишь небольшой упорядоченный набор, имеющий определенную весомость для их жизни (Журавлева, 2013), ибо, как утверждает Г. Риккерт, сущность ценностей «состоит в их значимости, а не в фактичности» (Риккерт, 2015, с. 100). Соответственно желательность или, наоборот, нежелательность той или иной ценности определяется значением ее содержания для конкретного человека (Шатене, 2021). Можно сказать, ценности исходят от «сигнификации» теми значениями, которые составляют образ мира человека (Карпинский, 2021). Причем избирательное отношение к тем или иным ценностям отражается в установке личности (в понимании Д.Н. Узнадзе и Ш.А. Надирашвили) через их объективацию (ценностную ориентацию), пробуждая предрасположенность к определенной деятельности.
Согласно персоналистическому онтологизму М. Шелера, личность, изъявляя феноменологическое отношение к конкретным ценностям, ранжирует их по критериям субъективной предпочтительности, не исключая диссонанса между ними и варьирования порядка из целого ряда возможных разномодаль-ных альтернатив (Шелер, 2020). В. Франкл также считает, что ценностный ранг переживается вместе с самой ценностью, ставя одни ценности превыше других, что влияет на аксиологическую гармоничность/дисгармоничность личности (Франкл, 2012). В таком же духе высказывались Г. Мюнстерберг, Э. Шпрангер, М. Рокич и др. По этой причине человеку иногда приходится разрешать ценностный конфликт, т.е. такую жизненную ситуацию, при которой возникает необходимость сделать выбор в пользу одних или других (иной раз взаимоисключающих) ценностей и/или ценностных ориентаций.
В связи с этим, пишет В.Е. Клочко, необходимо признать правоту Л.С. Выготского в том, что если «вся психика построена по типу инструмента, который выбирает...», т.е. «психика — это "решето, процеживающее мир", то ценности являются ячейками этого "решета"» (Клочко, 2008, с. 59). Катализатором ценностных ориентаций становятся обостренные влечения (драйвы) и потребности, толкающие изнутри (или ноодинамика по В. Франклу либо «жизненные порывы» в значении М. Шелера), а именно такая движущая сила, которая порождает устойчивое поле напряжения, устремляющее человека к воплощению в нужной ему форме ценностей, культивирующих призывы к действию. В итоге ценности, как пишет А. Маслоу, «открываются» субъектом в своей высшей природе, оказывая существенное влияние на проявление черт и характера личности (Маслоу, 2002).
При «оживлении» всякой ценности она начинает смешиваться (соотноситься) с эмоциями и чувствами, т.е. «окрашиваться» ими. По этому поводу Э. Дюркгейм пишет так: «Всякая ценность предполагает оценку, осуществляемую субъектом в тесной связи с определенным состоянием чувств» (Дюркгейм, 2021, с. 228). В этом ключе И. Хейде обращает внимание на то, что ничто и никогда не обладало бы ценностью, не будь аффективных воздействий индивида (Иеуёе, 2019).
Представление о значимости той или иной ценности не обходится без когнитивного (познавательного) звена, органически необходимого для ценностной селекции (Журавлева, 2013). Таким образом, в ценностных процессах личности прослеживается «единство аффекта и интеллекта», сформулированное Л.С. Выготским. Несмотря на это, личность наделена также способностью «интуитивно чувствовать» (индицировать) ценности (Лэнгле, 2018, с. 330), поэтому осознанность для них не всегда является необходимым признаком. К тому же процесс ценностной избирательности комплементарен: так, Л. Постман, Дж. Брунер и Э. Мак-Гиннис подтвердили, что сензитивность (чувствительность) в восприятии зависит от уже имеющихся ценностей у каждого человека, — «мы отбираем информацию в соответствии с нашими ценностными приоритетами» (Шатене, 2021, с. 18).
В минималистских классификациях ценности подразделяют на материальные/внешние и духовные (не(пост)материальные)/внутренние (Инглхарт, 2018). Со своей стороны Ш. Шварц различает следующие два типа ценностей:
ценности личности (на уровне индивидуальных приоритетов и нормативных идеалов) и ценности культуры (ценности общества, социальных групп) (Schwartz, 2011). Принимая во внимание теорию Ш. Шварца, К. Шатене предлагает учитывать тот факт, что «в действительности каждая ценность может преследоваться либо в альтруистических целях, включая благо других, либо в корыстных целях, т.е. для личной выгоды, исключая благо других» (инклюзив-ность против эксклюзивности) (Шатене, 2021, с. 52).
Для систематизации ценностей В.А. Ядовым была разработана статусно-иерархичная структура в виде ядерно-центрической модели: 1) ценности, образующие фундированное (стабильное) ядро; 2) ценности среднего статуса (структурный резерв); 3) ценности ниже среднего статуса (периферия); 4) ценности низшего статуса. Ценности ядерного и низшего статусов малоподвижны, а те, что занимают промежуточное положение, испытывают перманентные метаморфозы. Так С.Л. Рубинштейн обращает внимание на ценностную динамику, заключающуюся в том, что в процессе жизни у любого человека «в результате изменения внутренних условий» происходит естественная перестройка ценностного комплекса, детерминирующего его поведение (Рубинштейн, 2003, с. 384). Д. Летбридж в этом плане пишет, что подлежащие актуализации «...ценности сегодня — не те же, что были вчера, а завтра вновь станут другими» (Lethbridge, 1992, р. 145), однако, по-видимому, радикальное (резкое) изменение ценностной иерархии способно привести к серьезному личностному кризису.
В то же время В.А. Ядов подчеркивает, что, поскольку ценностные ориентации располагаются на высшем уровне диспозиционной иерархии, то они наделены свойствами самостоятельности и относительной константности (в противовес аморфности), причем в разных жизненных ситуациях на первый план выходят стремления к реализации несходных доминирующих ценностей (Ядов и др., 2013). Такого плана фильтрация ценностных горизонтов поддерживает внутреннюю целостность личности, организуя ее жизненное пространство.
Групповые ценности констеллируют (порождают) исключительный практический опыт, который конвенциализируется (разделяется и поддерживается) большинством лиц в группе, формируя ее «внутренний стержень» («ценностно-ориентационное единство», по А.В. Петровскому, 2007, с. 103), определяющий изоморфно-коллективную уникальность. В общепринятых ценностях Т. Парсонс видит высшие принципы (нормативы), исходя из которых проистекает групповой консенсус (Парсонс, 2018), поэтому то, что кажется ценным в одной общности, может не иметь абсолютно никакой ценности в другой1. Более того, диапазон ценностной диверсификации является ведущей характеристикой уровня развития определенной (суб)культуры, передающей свои ценности из поколения в поколение (так называемая «миграция ценностей»), оказываясь тем самым как хранилищем, так и генератором ценностей (Леонтьев, 2007).
1 В аксиологии отмечается, что существует рубеж, за которым ценности приобретают нерелевантный или даже противоположный знак, т.е. превращаются в безразличные ценности (что еще у стоиков именовалось как адиафора) либо вовсе в антиценности.
Таким образом, соподчиненная система ценностей и ценностных ориента-ций также способна отражаться в предпочтениях отдельных социальных объединений (а не только в личностном плане); иначе говоря, ценности какой-либо общности зависимы от конституирующей ее господствующей направленности (Perry, 2014), выражающей интеграционную (консолидирующую) функцию.
Итак, на личностном уровне показано, что:
1) термины «ценность» и «ценностная ориентация» имеют четкие определения, поэтому их нужно отличать от иного вида мотивационных механизмов (например, норм, убеждений, идеалов, верований, идеологий и др.);
2) ценностно-ориентационная сфера личности формируется в результате ценностной социализации, действующей по субъектно-объектному принципу ценностной селекции в согласии со значениями образа мира, за что во многом отвечают неразрывно связанные в этом процессе когнитивная и аффективная личностные структуры;
3) высшие (ядерные) и низшие по значимости ценности, как правило, очень слабо поддаются изменению в ценностной иерархии, в отличие от срединных. Ценностные ориентации в этом плане более стабильны, поскольку в конкретной ситуации могут быть задействованы разные ценности или одна и та же ценность может воплощаться в различных контекстах;
4) ценности влияют на поведение в целом, поскольку сквозь имеющуюся у человека совокупность ценностей (помимо всех прочих мотиваторов) предварительно пропускаются все возникающие потребности (и мотивы).
На групповом уровне показано, что ценности любого сообщества: 1) всегда сплачивают его членов, 2) передаются «по наследству», 3) творят коллективную исключительность, 4) определяют степень развития и общую траекторию совместной деятельности, в ходе которой также могут вырабатываться новые ценности.
Далее рассмотрим базовые положения о смысловых параметрах личности.
Система смыслов как метарегулятор личностной активности
В. Франкл утверждает, что человек наполняет свое бытие (Dasein, по Л. Бинсвангеру и М. Боссу) смыслом всегда через воплощение ценностей, которые становятся основой для принятия решений (Франкл, 2012). Близкие взгляды прослеживаются и у многих других ученых. Например, Э. Шпрангер разработал понятие смысловой связи, понимая под ней связующую инстанци-онную нить, идущую от ценностей к смыслу (Шпрангер, 2014). Дж. Ройс подобным же образом усматривает функцию ценностей как «мост между смыслом и личностью» (Royce, 1964, р. 103). А. Лэнгле рассматривает ценности как предпосылки для смысла (Лэнгле, 2019). В.Э. Чудновский характеризует смысл как «идею, присвоенную человеком и ставшую для него ценностью чрезвычайно высокого порядка» (Чудновский, 2006, с. 193). К.В. Карпинский, называя ценности «источниками смысла жизни», замечает, однако, что смыслообразующими становятся лишь те ценности, которые агглютинируют жизнь личности в еди-
ное целое, задействуя сквозную (долгосрочную и трансситуативную) линию ее активности. От генеза, содержательного контейнирования и структурно-функциональных свойств ценностной «антологии» зависит производная индивидуального смысла, отличающегося, в частности, размахом своей широты (Карпинский, 2019).
Широта жизненного смысла определяется квантитативным составом и разнородностью смыслообразующих ценностей личности (или целой группы, если речь идет о социетальном смысле): широкий смысл черпается (слагается) из обширного числа инаковых (несмежных) ценностей, могущих простираться на пространный спектр разноплановых жизнедеятельных сфер, тогда как смысл, проистекающий из сопредельных ценностей, способных пронизывать малое количество областей бытия (или даже всего одну из них), интерпретируется как узкий. От количества ценностей, с которыми личность ассоциирует свою жизнь, зависит и консистенция плотности смыслов, а в качественном выражении — их скудость или богатство (там же). Отдельным же аспектом комбинации (перекомпоновки) ценностей в личностный смысл является их когерентность — степень сочетанной совместимости и гармоничности друг с другом (Pöhlmann, Gruss, Joraschky, 2006).
Д.А. Леонтьев подчеркивает, что жизнь каждого человека, поскольку она к чему-то устремлена (интенциональна), объективно имеет смысл, придающий ей витально необходимую определенность посредством реальных отношений с действительностью, т.е. носит характер превращенной формы жизненных отношений с миром (Леонтьев, 2007). Так, по мнению А. Адлера, «ни один человек не может уйти от смыслов» (Adler, 2014, p. 10). При этом смысл как основание, на котором покоится бытие, скорее недостижим как цель, он чаще всего открыт и заключается в процессе, потому И. Ялом рассматривает смысл в перспективе всей жизни (Ялом, 2019). Получается, что человек представляет из себя «смыслозависимое» существо, обладающее врожденной тягой к смыслу и обреченное на его/их нескончаемый поиск и обретение («схватывание» по выражению А. Лэнгле) или изобретение (либо переосмысление уже наличествующих), а также на стабилизацию (удержание/сбережение) и практическое исполнение (т.е. попытку удовлетворения) как постоянно возобновляющиеся жизненные задачи (едва ли не энтелехию смысла) в изначально бессмысленном мире. Это И. Ялом объясняет разрешением внутреннего конфликта между необходимостью в смысле и исконно безразличным миром (там же). Угроза хаоса вынуждает человека творить смысл, писал Ф. Ницше2, поэтому он должен стать хозяином хаоса, обуздать его, «стать формой: стать логичным, простым, недвусмысленным, стать математикой, стать законом — вот какая здесь великая амбиция» (Ницше, 2017, с. 489). При этом даже мир безумца — всегда осмысленный мир, несмотря на то что мы можем его не понимать, постулировал Л. Бинсвангер (Бинсвангер, Кун, 2017). Оттого С.Л. Франк утверждает, что можно сомневаться в существовании смысла жизни, необходимого для осмыс-
2 Другими словами, наше мышление всегда требует строго логической формы и структуры для мира, являясь, согласно Ф. Ницше, аполлоновским, но на самом деле реальность не имеет такой формы и потому сама является дионисийской (хаосной).
ления жизни в целом, но точно не в существовании стремления к личностному смыслу, необходимого для раскрытия и внесения в нее смысла (Франк, 2004).
Таким образом, претворение личностных смыслов, состоящих из ценностей, есть смысложизненная ориентация, тогда как смыслы жизни особая категория личностных смыслов, отражающих практическую реализацию индивидуально-глобального смысла (Карпинский, 2021).
Психологические проблемы со смыслом могут приводить человека к фазе психической энтропии (чувству пустоты, экзистенциальной индифферентности) (Леонтьев, Клейн, 2018) или кризисам бессмысленности, смыслоутраты и нереализованности смысла жизни и т.п. Частным подвидом последнего является кризис неоптимального смысла жизни, характеризующегося контрпродуктивным смысловым воплощением из-за дисфункциональных (дизрегуля-торных) качеств личности (Карпинский, 2019). Предельный случай смыслового нарушения Л. Бинсвангер видел в распаде единства модусов существования (котоша), когда один из них начинает превалировать над остальными, персонифицируя модус «заброшенности» (Бинсвангер, 1999).
Так, Д.А. Леонтьев выделяет три конститутивных элемента, критически необходимых для смыслообразования: 1) носитель смысла, т.е. то, смысл чего имеется в виду (например, смысл бытия, смысл деятельности, смысл поступка и т.д.); 2) контекст смысла — квинтэссенция того, с чем именно соотнесен носитель смысла (например, с какой-либо ситуацией, совокупностью обстоятельств и мн. др.); 3) связь носителя с контекстом, которую в ракурсе компьютерной метафоры можно интерпретировать как гиперссылку, адресующую носителю некий смысл (Леонтьев, 2014). Из этого следует, что ставить вопрос о смысле означает находиться в изыскании подходящего контекста, где может не просто раскрыться, но и исполниться одинарный смысл, а то и вся жизнь человека. Иногда смыслообразование может проходить неожиданно — например, при замыкании жизненных отношений, когда случается встреча с тем, что/кто спонтанно становится потенциальным смыслом, либо при индукции смысла — придании смысла тому, что поначалу было лишено смыслового момента, де-факто являясь некой разновидностью функциональной автономии Г. Олпорта, проникшей сквозь смысловую призму.
Как считает В.Е. Клочко, если за ценностями стоят «напряженные потребности», то за смыслом — «столь же напряженные возможности» (Клочко, 2008, с. 59), совокупность которых лимитирована границами/рамками жизненного мира каждой отдельной личности. Поэтому конкретная жизненная ориентация, конкретизируемая за счет различных межпредметных связей, способна опосредствовать разное движение смысла (так называемое бытийное опосредование или мироопосредование), от чего «в решающей степени зависит, как сложится судьба смысла» (Леонтьев, 2007, с. 150). В результате из всех возможных альтернатив делается выбор в пользу какой-то одной. Этот выбор стимулирует индивидуальную свободу через включение в какое-либо дело, посредством которого личность вносит собственную эссенцию (сущность) в мир, раскрывая тем самым ресурсы/потенции экзистенции (существования). М. Шелер пишет так: «Мы свободны в той мере, в какой личность ... принимает решения» (Шелер, 2007, с. 125); личность — это «постоянно самоосуществляющееся в себе
самом (сущностно определенное) упорядоченное строение актов» (Шелер, 1994, с. 160). В. Франкл высказывается об этом следующим образом: человек «существует как своя собственная возможность, в пользу которой или против которой он может принять решение», каждый раз рассчитывая, «чем он будет в следующее мгновение» (Франкл, 2021, с. 295). Ж.-П. Сартр же полагал, что абсолютных причин для выбора изначально не существует, поэтому человек сначала должен попытаться собственными силами «впитать» желаемые ценности и благодаря им наделить смыслом собственную жизнь и окружающий мир (Сартр, 2005).
Принятие самостоятельного решения (намерения) действовать (с предпосылкой ответственности за создание своими действиями осмысленности) инициируется волевыми усилиями, интегрирующими все устремления в одно целое. В конечном итоге это решение становится неким ответом «да» (одобрительным импульсом, подъемной силой) для созидательной/преобразующей активизации ценностей, конгруэнтных (резонирующих, созвучных, соответствующих) внутреннему голосу человека. Это необходимо для того, чтобы что-то замысленное/новое возникло в будущем, опираясь на прошлое (собственно говоря, смыслы, построенные из ценностей, подобны вектору для воли и выступают регулятором поведения высшего ранга). В итоге цепочку связи носителя с контекстом продолжает воля как непрерывный «линк» (соединение, подключение, диалогический поток, взаимообмен, визави, взаимная соотнесенность) между интимно-внутренней и внешней реальностями (или соотнесенностью с «иным» по М. Буберу). Качество их «встречи» и координации свидетельствует об уровне личностной аутентичности (или выражение «сути» в феномене транспарентности (прозрачности) по К. Дюркхайму), т.е. меру истинного выражения человека (либо «быть как есть» в Баэет-анализе М. Босса) в том, что его касается3. В этом плане, как отмечает Е.А. Сергиен-ко, жизнь подлинна лишь тогда, когда выбор жизненной стратегии сообразен смыслу, укорененному в ноэтическом (духовном) измерении личности, ведь человек есть духовный «деятельный центр» («активный агент») человеческого бытия, который проживает персональное «духовное начало» («духовное самоисполнение») в диапазоне от «я доверен самому себе» до «я требую от самого себя» и «могу» исполнить то, что имеет «значение-для-меня», демонстрируя этим степень силы упрямства духа (Сергиенко, 2008).
Когда личность стремится к смыслу как величине вариативно-онтической, она вкладывает в это стремление выражение априорной самоценности, истин-
3 Автор придерживается мнения плеяды экзистенциальных психологов «позитивного» (персоналистического/или антропоцентрического (типология по В.В. Летуновскому) тренда (например, В. Франкл, А. Лэнгле, Р. Мэй, И. Ялом, Дж. Бьюдженталь и др.) о том, что экзистенция не обусловливается извне какими-либо причинами, а определяет сама себя посредством «конгруэнтной» организации внутренних условий (человек через собственную субъектность формирует себя сам и несет ответственность за то, кем он в результате становится). Это мнение идет вразрез с так называемой «экзистенциальной трагикой» (Ж.-П. Сартр, М. Хайдеггер, К. Ясперс, А. Камю и др.), гласящей, что сущность есть предикат существования, т.е. рассматривающей экзистенцию как уже нечто сложившееся, и потому повлиять на ее изменение очень сложно либо совсем невозможно.
ного самопринятия, а также добровольности (независимости), т.к. любое долженствование или принуждение несомненно разрушительны для смысла, если он целесообразно не обосновывается подчиненностью чему-либо/кому-либо еще, кроме себя самого. Таким образом, если человек не желает что-то делать, но все же делает, то «экзистенциальная отдача» от этого его действия будет сведена к нулю. По всей видимости, атрибутом ценностно-смыслового наполнения обладает лишь деятельность с положительной валентностью, поскольку именно в таком воплощении достигается утверждение ценностно-смыслового поля; в ином случае происходят его девальвация и диссипация (Карташев, Карташев, 2018).
Можно обобщить, что обретение подлинности (становление самим собой) происходит в случае, когда человек постигает себя как конечную «экзистенцию», занимая высокую самодетерминированную позицию, которая преобразуется в духовную деятельность (Шелер, 2007) для одухотворения/ оживотворения личного духа, ориентированного на чуткую рецепцию смыслов и одновременно ими управляемого в конкретных жизненных ситуациях (активно-деятельностная сторона смысла).
Тем не менее, если в логотерапии В. Франкл постулировал, что воля к смыслу генуинно (исходно) играет центральную роль во «взращивании» экзистенции, то согласно его непосредственному ученику А. Лэнгле ей предшествуют еще три дополнительные экзистенциальные мотивации (базовые условия смыслогенерации) на онтологическом, аксиологическом, этическом и праксиологическом уровнях: 1) соотнесение с миром: побуждение к тому, чтобы принять возможности реальности и выдержать накладываемые ею фактические ограничения существования; 2) соотнесение с жизнью: переживание ценностей как духовных ориентиров бытия, в том числе личной жизни как ценности; 3) соотнесение с самим собой (во всей своей уникальной автономности, соразмерности самому себе, себе(само)тождественности. И только затем идет соотнесение со смыслом (логосом) в деятельности, как это подразумевал уже сам В. Франкл (Лэнгле, 2009). Именно поэтому, чтобы понять смысл, нужно связать его с тем, ради/для чего он реализуется, потому что смысл воплощает принцип единства деятельности, сознания и личности. При этом действие, которое может войти в разные виды деятельности (т.е. направляемое различающимися мотивами), приобретает разный смысл, тогда как развитие смыслов есть продукт развития мотивов деятельности, поэтому «вопрос о смысле есть всегда вопрос о мотиве» (Леонтьев, 2020, с. 336).
С точки зрения В. Франкла «органом смысла» является совесть (аксиологическая интуиция), следящая за тем, чтобы личность надлежащим образом вела себя в плане свершения аутентичности путем предчаянья того, какие наилучшие, по ее мнению, ценностно-смысловые точки опоры и какое поведение будет необходимо в том или ином случае. По сути, если воля имеет решающий голос, то совесть есть ее внутренний совещательный (согласующий) интеграл, отвергающий при своем разумном развитии любое давление со стороны относительно принятия собственных решений, возвышаясь над гегемонией конформности (Франкл, 2012). Такой вид совести Э. Фромм называл гуманистической, а ее противоположный вариант — авторитарной совестью (Фромм, 2020).
Сопряженным с совестью феноменом является вина перед самим собой за неистинное существование при постулате «казаться, а не быть», будоражащее тревогу (или даже страх) упустить многие предоставляемые жизнью шансы (породить «проекты» в значении М. Мерло-Понти), в том числе принимая неверные решения либо не принимая их вообще («страх (тревога) — это головокружение от свободы», уточнял Р. Мэй, цитируя С. Кьеркегора4 (Кьеркегор, Мэй, 2021, с. 7)). В том случае, когда человек осознает зов вины, «просыпается» совесть, ведущая к решимости быть самим собой (Франкл, 2021) (или «мужестве быть» по П. Тиллиху). «Осуществляя смысл ..., человек тем самым осуществляет себя» (Леонтьев, 2007, с. 41), что вызывает «чувство собственного места в мире» (Шпет, 2014, с. 301).
Смысловая сфера (или смысловая матрица, по Р. Мэю) точно так же, как и ценностная, является координационно-субординационной подвижной системой («динамической смысловой системой», по Ф.Е. Василюку и А.Г. Асмолову) глубинных структур картины мира субъекта как микрокосма индивидуальных смыслов (в определении В.Ф. Петренко). В этом микрокосме, складывающемся в процессе социализации, есть ядро и периферия, где располагаются разные по приоритетности (последовательности, очередности) смыслы или их классы («большие» и «малые» смыслы по В.Э. Чудновскому; «высокоуровневые» и «низкоуровневые» структуры по Д.А. Леонтьеву).
Ядерная область объемлет ведущий смысловой конгломерат крайней степени продолжительного существования, стабильности (консервативности) и сцепленности. Смысловое «ядро» фокусируется на смысловых связях, практически неподатливых к флуктуациям (в отличие от периферической области), но если оно все же подвергается видоизменению, то это влияет на все уровни и субсистемы индивидуально-психологической организации и сопровождается масштабной перестройкой (или даже полным перерождением, принципиально новым смыслостроительством) личности. Оптимальным же для смысловой системы считается гибкий баланс устойчивости и изменчивости (пластичная инертность с обеспечением «самозащиты» от внешних помех) входящих в нее смыслов (Карпинский, 2019), которые облекаются смысловой установкой (термин А.Г. Асмолова), выражающей «тенденцию (осознаваемую или неосознаваемую) к сохранению общей направленности деятельности в целом» (Асмолов, 2002, с. 84).
Сформированные смысловые системы отличаются глубиной, которая в литературе описывается, с одной стороны, как эксклюзивный смысловой кон-
4 Р. Мэй различал нормальную (конструктивную) и невротическую (деструктивную) тревогу. Если конструктивная тревога переживается в периоды личностного роста или непредсказуемых изменений, т.е. всякий раз, когда значимые ценности подвергаются каким-либо онтологическим угрозам, то невротическая тревога сопровождает человека-невротика в том случае, если поставленные под сомнение ценности являются для него своего рода догмами, отказ от которых может лишить его существование смысла, что выражается в чувстве иллюзорной безопасности. Все это рассматривается Р. Мэем с позиции экзистенциальной свободы, при которой есть право выбора действий, однако когда такое право отсутствует (например, у заключенных в тюрьме), то личность может «оживить» в себе сущностную (т.е. искреннее внутреннюю) свободу, которая способна придать ограниченному существованию смысл.
тинуум, влияющий на благополучие личности (или группы), с другой — как степень осознанности и конкретности смыслов жизни (их четкости, ясности, обдуманности, понимания, прозрачности) либо, наоборот, абстрактности (нечеткости, расплывчатости, туманности, чрезмерной обобщенности, отвлеченности, неотрефлексированости) смысложизненных представлений (Карпинский, 2019).
Смысловая саморегуляция личности (в терминологии Б.В. Зейгарник) обнаруживается также и в совместной деятельности с другими людьми, имеющими единый смыслообразующий контекст, слитый в коллективную единицу поведения. Исходя из этого, всеобщие смысловые формы социальных отношений тоже интимизируются в человеке, абсорбируясь (поглощаясь) сущностными пластами его «самости».
Очевидно, что ценностно-смысловой каркас сообщества наделяется для его членов императивной значимостью; его преобразование (расширение/дополнение и обновление) осуществляется в синтезе интрапсихического базиса и окружающего пространства (в том числе под социальным воздействием), замыкаемых в референтную смысловую дугу (Карташев, Карташев, 2018).
Таким образом, используя терминологию Д.А. Леонтьева, можно сказать, что групповая динамика столкновения смыслов способна реконструировать «смысловую ткань жизнедеятельности», осевшей на «смысловом горизонте» как широком богатстве и разнообразии ценностей, создавая их принципиально новый вариант через «смысловую горизонталь», т.е. плоскость содержательной открытости людей (как «демиургов» смысла) к смысловому миру друг друга. В таком случае новые типы смыслов слагаются из отдельных многогранных смысловых частей в ходе смыслопередачи (смыслообмена) индивидуальных смысловых «продуктов», экзистенциально самоопределяющих членов каких-либо сообществ. «Смысл возможен лишь в коммуникации», — пишет А. Адлер (Adler, 2014, p. 13). В.В. Налимов трактует открытую миру личность как «фабрику по переработке смысловых оценок» (Налимов, 2011, с. 244), что по большому счету связано с гетеростазической природой личности (по В.Е. Клочко).
По этой причине, с позиции Дж. Шоттера, социальные миры суть совместные продукты взаимодействия общих смыслов (или социальных смыслов в понимании Я. Смедслунда), т.е. динамическое пересечение смыслов, имеющих огромное значение для социокультурной смысловой обусловленности (Shotter, 1974). Ф. Феникс сходно заявляет, что смыслы являются «совместным способом понимания» (Phenix, 1964, р. 13), поскольку для каждого человека каждая ситуация несет в себе частный смысл (т.е. смыслы сами по себе полиморфны и многомерны, их можно анализировать под разными углами зрения). Причем согласно Ю. Джендлину социальные смыслы, вступающие в бесконечные поливариантные отношения с другими смыслами, в существе своем неисчерпаемы (Gendlin, 1997). Его дополняет Э. Петерфройнд, указывая на то, что смыслы обладают «экзистенциалом» (данностью) изменения во времени, т.к. один и тот же феномен может подвергаться различным реинтерпретациям в разные исторические периоды (Peterfreund, 1971). Р. Харре отмечает, что социальное поле смыслов может быть как относительно универсальным (глобальным), т.е. неподконтрольным одной конкретной культуре, так и частным, возникающим
и получаемым субъектами лишь в ограниченных физических (а в наше время и виртуальных) (суб)культурах, которые устремлены к приданию смысла своим социальным взаимоотношениям (Harre, 1977).
С. Великовский характеризует культуру как «смыслодобывающее и смыс-лоизготовляющее орудие», выступающее в роли духовных опор полагания смыслов для других людей (Великовский, 2019). М.М. Бахтин говорит, что смыслы врощены в культуру (Бахтин, 2020). М. Вебер называет смысл узловым компонентом в постижении человеческой культуры (Вебер, 2010).
Подводя итоги о смыслах на персоналистическом уровне, можно сказать следующее: 1) каждый человек нуждается в личностных смыслах (воля к смыслу), которые, являясь производной от ценностей, «цементирующих» жизненный путь, должны реализовываться (под «надзором» совести) в силу имеющихся жизненных обстоятельств (смысложизненная ориентация); 2) смысл жизни отличается от личностного смысла своей тотальностью в осмыслении всей жизни, а не ее отдельных аспектов; 3) смысловая фрустрация может приводить к невротическим последствиям вследствие вины перед самим собой за упущенные возможности из-за неспособности пересилить тревогу либо страх, возникающие перед претворением определенного смысла; 4) поскольку смысловая система задает устойчивость жизнедеятельности, то в норме ее ядерная область, внедренная в «сердцевину» картины мира, более стационарна, чем периферическая область, которая гораздо легче поддается перестройке.
На общественном уровне можно утверждать, что социальные смыслы (широкомасштабные или частные), оседающие в мире культуры (как и ценности), способны не только объединять людей между собой, но и при взаимодействии комбинироваться до бесконечности в новые, оригинальные смыслы.
Заключение
Охватить в рамках одной статьи весь существующий в научных базах данных объем информации по ценностно-смысловой сфере личности не представляется возможным, поэтому данная работа и не задумывалась как всеобъемлющая. Наша задача состояла в том, чтобы обобщенно (сжато) представить наиболее «отшлифованные» научной психологией, стержневые положения о личностных ценностях и смыслах, выделенные из релевантных публикаций и монографий экспертов, плотно занимавшихся/занимающихся исследованием представленной темы.
Понимая, что достигнутый результат может подвергнуться усиленной критике, все же заметим, что он представляет собой одну из немногих на сегодняшний день попыток (1) составить современный и сравнительно целостный взгляд на ценностно-смысловую сферу личности; (2) преодолеть имеющуюся в научно-психологическом сообществе дезорганизованность (разобщенность) по ценностно-смысловому кругу вопросов (в том числе терминологическому); (3) подготовить теоретическую почву в интересах достижения в будущем вероятной психологической конвенциональности (сглаживания ассиметричности воззрений) относительно локализации ценностей и смыслов на стадиях волевого процесса, что необходимо для повышения точности понимания человеческого поведения.
Дальнейшее углубление знаний о ценностно-смысловой сфере личности может внести вклад в прогрессивную эволюцию психологической науки, поскольку каждый из описанных в статье ценностных и смысловых аспектов нуждается в отдельном детализированном анализе.
Литература:
Асмолов А.Г. По ту сторону сознания: методологические проблемы неклассической психологии. М.: Смысл, 2002.
Бахтин М.М. К философии поступка. Михаил Бахтин: Избранное. В 2-х т. Т. 1. Автор и герой в эстетическом событии / Под ред. С.Я. Левита. СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2020.
Бинсвангер Л. Бытие в мире. Введение в экзистенциальную психиатрию. Избранные статьи. М.: Ювента, 1999.
Бинсвангер Л., Кун Р. Экзистенциальный анализ. М.: Институт общегуманитарных исследований, 2017.
Брушлинский А.В. Психология субъекта. СПб.: Алетейя, 2003.
Васильев И.А. Проблема отражения и порождения смыслов в мышлении человека // Сибирский психологический журнал. 2018. № 67. С. 27-43.
Вебер М. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания // МЕТОД: Московский ежегодник трудов из обществоведческих дисциплин. 2010. № 1. С. 360-412.
Великовский С. В поисках утраченного смысла. СПб.: Центр гуманитарных инициатив,
2019.
Дюркгейм Э. Ценностные и «реальные» суждения. Социология. Ее предмет, метод, предназначение / Под ред. А.Б. Гофмана. М.: Юрайт, 2021.
Журавлева Н.А. Психология социальных изменений: ценностный подход. М.: Институт психологии РАН, 2013.
Инглхарт Р. Культурная эволюция. Как изменяются человеческие мотивации и как это меняет мир. М.: Мысль, 2018.
Кабрин В.И. Транскоммуникативные основания анализа ценностного мира человека. Ценностные основания психологической науки и психология ценностей / Под ред. В.В. Знако-ва, Г.В. Залевского. М.: Институт психологии РАН, 2008.
Карпинский К.В. Психология смысложизненного кризиса. Г.: ГрГУ, 2019.
Карпинский К.В. Источники смысла жизни: новый метод психодиагностики личности. Г.: ГрГУ, 2021.
Карташев С.И., Карташев В.С. Смыслонаполнение жизни. М.: ИПЦ Маска, 2018.
Клочко В.Е. Закономерности движения психологического познания: проблема ценностей и смысла в призме трансспективного анализа. Ценностные основания психологической науки и психология ценностей / Под ред. В.В. Знакова, Г.В. Залевского. М.: Институт психологии РАН, 2008.
Кьеркегор С., Мэй Р. Очищение страхом или Экзистенция свободы. М.: Родина, 2021.
Леонтьев А.Н. Проблемы развития психики. М.: Смысл, 2020.
Леонтьев Д.А. Психология смысла: строение и динамика смысловой реальности. М.: Смысл, 2007.
Леонтьев Д.А. Смыслообразование и его контексты: жизнь, структура, культура, опыт // Мир психологии. 2014. № 1. С. 104-117.
Леонтьев Д.А., Клейн К.Г. Качество мотивации и качество переживаний как характеристики учебной деятельности // Вестник Московского университета. Сер. 14. Психология. 2018. № 4. С. 106-119.
Лэнгле А. Воплощенная экзистенция. Развитие, применение и концепты экзистенциального анализа / Под ред. П.К. Власова. Х.: Гуманитарный Центр, 2019.
Лэнгле А. Современный экзистенциальный анализ: история, теория, практика, исследования: монография / Под ред. А.А. Лэнгле, Е.М. Уколовой, В.Б. Шумского. М.: Юрайт, 2018.
Лэнгле А. Фундаментальные мотивации экзистенции как действенная структура экзистенциально-аналитической терапии // Экзистенциальный анализ. Бюллетень. 2009. № 1. С. 9-29.
Маслоу А. По направлению к психологии бытия: Религии, ценности и пик-переживания / Под ред. E. Рыбиной. М.: Эксмо-Пресс, 2002.
Налимов В.В. Спонтанность сознания. М.: Парадигма С&Т, 2011.
Ницше Ф. Воля к власти. М.: Эксмо, 2017.
Парсонс Т. О структуре социального действия. М.: Академический проект, 2018.
Петровский А.В. Психология и время. СПб.: Питер, 2007.
Риккерт Г. Философия истории. М.: Direct-Media, 2015.
Рокич М. Верования, отношения, ценности. М.: Прогресс, 1968.
Рубинштейн С.Л. Бытие и сознание. Человек и мир. СПб.: Питер, 2003.
Сартр Ж.-П. Экзистенциализм — это гуманизм. Предмет и метод психологии. Антология / Под ред. Е.Б. Старовойтенко. М.: Академический проект, 2005.
Сергиенко Е.А. Ценность категории «субъект» для психологии и некоторые дискуссионные вопросы ее разработки. Ценностные основания психологической науки и психология ценностей / Под ред. В.В. Знакова, Г.В. Залевского. М.: Институт психологии РАН, 2008.
Франк С.Л. Смысл жизни. М.: АСТ, 2004.
Франкл В. Десять тезисов о личности (новая редакция). Доктор и душа. Логотерапия и экзистенциальный анализ / Под ред. К. Чистопольской. М.: Альпина нон-фикшн, 2021.
Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Книга по требованию, 2012.
Фромм Э. Человек для себя. М.: ACT, 2020.
Харламенкова Н.Е. Сущность и механизмы ценности Я. Ценностные основания психологической науки и психология ценностей / Под ред. В.В. Знакова, Г.В. Залевского. М.: Институт психологии РАН, 2008.
Чудновский В.Э. Становление личности и проблема смысла жизни: Избранные труды. М.: МПСИ, МОДЭК, 2006.
Шатене К. Психология ценностей. Х.: Гуманитарный Центр, 2021.
Шелер М. О сущности философии: работы разных лет / Под ред. С.Я. Левита. СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2020.
Шелер М. Избранные произведения / Под ред. А.В. Денежкина. М.: Гнозис, 1994.
Шелер М. Философские фрагменты из рукописного наследия. М.: Институт философии, теологии и истории св. Фомы, 2007.
Шпет Г.Г. Явление и смысл. СПб.: Лань, 2014.
Шпрангер Э. Формы жизни: Гуманитарная психология и этика личности. М.: Канон + РООИ «Реабилитация», 2014.
Ядов В.А и др. Саморегуляция и прогнозирование социального поведения личности: Дис-позиционная концепция / Под ред. В.А. Ядова. М.: ЦСПиМ, 2013.
Ялом И. Экзистенциальная психотерапия. М.: Класс, 2019.
Яницкий М.С. и др. Система ценностных ориентаций «поколения Z»: социальные, культурные и демографические детерминанты // Сибирский психологический журнал. 2019. № 72. С. 46-67.
Яницкий М.С. Ценностные ориентации личности как динамическая система. К.: Кузбасс-вузиздат, 2000.
Adler, A. (2014). What Life Should Mean To You. Los Angeles: Business and Leadership Publishing.
Braithwaite, V.A., Scott, W.A. (2013). Values. In Robinson J.P., Shaver P.R., Wrightsman L.S (Eds.), Measures of personality and social psychological attitudes, (pp. 661-753). Cambridge, Massachusetts: Academic Press.
Gendlin, E.T. (1997). Experiencing and the Creation of Meaning: A Philosophical and Psychological Approach to the Subjective (Studies in Phenomenology and Existential Philosophy). Chicago: Northwestern University Press.
Harre, R. (1977). Rules in the explanation of social behavior. In P. Collett (Ed.), Social Rules and Social Behavior, (pp. 28-41.) Oxford: Blackwell.
Heyde, J.E. (2019). Wege zur Klarheit: Gesammelte Aufsätze. Berlin, Boston: De Gruyter.
Lethbridge, D. (1992). Mind in the world: The Marxist psychology of self-actualization. Minneapolis: Mep Publications.
Perry, R.B. (2014). General Theory of Value, its Meaning and basic Principles construed it terms of Interest. Cambridge: Harvard University Press.
Peterfreund, E. (1971). Information, systems, and psychoanalysis: an evolutionary biological approach to psychoanalytic theory. New York: International Universities press.
Phenix, P. (1964). Realms of meaning: a philosophy of the curriculum for general education. New York: McGraw-Hill.
Pöhlmann, K., Gruss, B., Joraschky, P. (2006). Structural properties of personal meaning systems: A new approach to measuring meaning of life. The Journal of Positive Psychology, 1 (3), 109-117.
Royce, J.R. (1964). The encapsulated man: An interdisciplinary essay on the search for meaning. Princeton, NJ: Van Nostrand.
Schwartz, S.H. (2012). An overview of the Schwartz theory of basic values. Online readings in Psychology and Culture, 2 (1), 1-20.
Schwartz, S.H. (2011). Values: cultural and individual. In F.J.R. van de Vijver, A. Chasiotis, S.M. Breugelmans (Eds.), Fundamental Questions in Cross-Cultural Psychology, (pp. 463-493). Cambridge: Cambridge University Press.
Shotter, J. (1974). What is it to be human? In N. Armistead (Eds.), Reconstructing social psychology, (pp. 53-71). Harmondsworth: Penguin.
Williams, R.M., Jr (1968). Values: The Concept of Values. In D.L. Sills (Eds.), International Encyclopedia of the Social Sciences, vol. 16, (pp. 283-287). New York: Macmillan.
References:
Asmolov, A.G. (2002). Beyond Consciousness: methodological problems of non-classical psychology. Moscow: Smysl. (In Russ.).
Bakhtin, M.M. (2020). To the philosophy of straights. In S.Ya. Levit (Eds.), Mikhail Bakhtin: Favourites (1st ed.). The author and the hero in an aesthetic event, (pp. 47-102). St. Petersburg: Tsentr gumanitarnykh initsiativ. (In Russ.).
Binswanger, L. (1999). Being-In-The-World. Selected Papers. Moscow: Yuventa. (In Russ.).
Binswanger, L., Kuhn, R. (2017). Existential analysis. Moscow: Institut obshchegumanitarnykh issledovanii. (In Russ.).
Brushlinskiy, A.V. (2003). Psychology of the subject. In V.V. Znakov (Eds.). Moscow: Aleteiya. (In Russ.).
Vasilyev, I.A. (2018). Reflection and the creation of meaning in human thinking. Sibirskij psiho-logicheskij zhurnal (Siberian Journal of Psychology), (67), 27-43. (In Russ.).
Weber, M. (2010). «Objectivity» of socio-scientific and socio-political knowledge. METOD: Moskovskii ezhegodnik trudov iz obshchestvovedcheskikh distsiplin (Moscow yearbook of works from social science disciplines), (1), 360-412. (In Russ.).
Velikovsky, S.I. (2019). In search of lost meaning. St. Petersburg: Tsentr gumanitarnykh initsiativ. (In Russ.).
Durkheim, E. (2021). Value and real judgments. In A.B. Gofman (Eds.), Sociology. Its subject, method, purpose, (pp. 227-242). Moscow: Yurait. (In Russ.).
Zhuravleva, N.A. (2013). Psychology of social change: a value approach. Moscow: IP RAN (In Russ.).
Inglehart, R. (2018). Cultural Evolution. How people's Motivations are Chanding and How this is Chanding the World. Moscow: Mysl'. (In Russ.).
Kabrin, V.I. (2008). Transcommunicative foundations of the analysis of the value world of man. In V.V. Znakov, G.V. Zalevskii (Eds.), Value foundations of psychological science and psychology of values, (pp. 94-122). Moscow: IP RAN Publ. (In Russ.).
Karpinskii, K.V. (2019). Psychology of the meaning of life crisis. Grodno: GrGU. (In Russ.).
Karpinskii, K.V. (2021). Sources of the meaning of life: a new method of personality psychodiagnostics. Grodno: GrGU. (In Russ.).
Kartashev, S.I., Kartashev, V.S. (2018). The meaning of life. Moscow: IPTs Maska. (In Russ.).
Klochko, V.E. (2007). The logic of the development of psychological knowledge and the problem of the method of science. Metodologiya i Istoriya Psihologii (Methodology and History of Psychology), 2 (1), 5-19. (In Russ.).
Kierkegaard, S., May, R. (2021). Purification by fear or existential freedom. Moscow: Rodina. (In Russ.).
Leontiev, A.N. (2020). Problems of the development of the mind. Moscow: Smysl. (In Russ.).
Leontiev, D.A. (2007). Psychology of sense: nature, structure and dynamics of sense reality. Moscow: Smysl. (In Russ.).
Leontiev, D.A. (2014). Meaning making and its contexts: life, structure, culture, experience. Mir psihologii (The World of Psychology), (1), 104-117. (In Russ.).
Leontiev, D.A., Klein, K.G. (2018). The quality of motivation and the quality of experiences as characteristics of learning activity. Vestnik Moskovskogo universiteta (Moscow University Psychology Bulletin), (4), 106-119. (In Russ.).
Langle, A. (2019). Embodied existence. Development, application and concepts of existential analysis. Kharkov: Gumanitarnyi Tsentr. (In Russ.).
Langle, A. (2018). Modern existential analysis: history, theory, practice, research. In A.A. Lengle, E.M. Ukolova, V.B. Shumskii (Eds.). Moscow: Yurait. (In Russ.).
Langle, A. (2009). The fundamental motivations of human existence as effective structure of existential analytical psychotherapy. Ekzistencial'nyj analiz (Existential Analysis), (1), 9-29. (In Russ.).
Maslow, A. (2002). Toward a Psychology of Being. Moscow: Eksmo. (In Russ.).
Nalimov, V.V. (2011). Spontaneity of consciousness. Moscow: Paradigma S&T. (In Russ.).
Nietzsche, F. (2017). The will to power. Moscow: Eksmo. (In Russ.).
Parsons, T. (2018). The structure of social action. Moscow: Akademicheskii proekt. (In Russ.).
Petrovsky, A.V. (2007). Psychology and time. Saint Petersburg: Piter. (In Russ.).
Rickert, H. (2015). The problems of the philosophy of history. Moscow: Direct-Media. (In Russ.).
Rokeach, M. (1968). Beliefs, attitudes and values: A theory of organization and change. Moscow: Progress Publ. (In Russ.).
Rubinstein, S.L. (2003). Being and consciousness. Man and the world. Saint Petersburg: Piter. (In Russ.).
Sartre, J.P. (2005). Existentialism is humanism. In E.B. Starovoytenko (Eds.), The subject and method of psychology. Anthology, (pp. 209-233). Moscow: Akademicheskii proekt. (In Russ.).
Sergienko, E.A. (2008). The value of the category "subject" for psychology and some controversial issues of its development. In V.V. Znakov, G.V. Zalevskii (Eds.), The value basis of psychological science and the psychology of values, (pp. 62-82). Moscow: IP RAN (In Russ.).
Frank, S.L. (2004). The meaning of life. Moscow: AST. (In Russ.).
Frankl, V. (2021). Ten Theses on the Human Person. In K. Chistopolskaya (Eds.), The Doctor and the Soul: From Psychotherapy to Logotherapy, (pp. 290-300). Moscow: Al'pina non-fikshn. (In Russ.).
Frankl, V. (2012). Man's search for meaning. Moscow: Kniga po trebovaniyu. (In Russ.).
Fromm, E. (2020). Man for himself: An inquiry into the psychology of ethics. Moscow: AST. (In Russ.).
Charlamenkova, N.E. (2008). The essence and mechanisms of the value of the Self. In V.V. Zna-kov, G.V. Zalevskii (Eds.), The value basis of psychological science and the psychology of values, (pp. 148-165). Moscow: IP RAN (In Russ.).
Chudnovsky, V.E. (2006). The formation of personality and the problem and the problem of the meaning of life: Selected works. Moscow: MPSI, MODEK. (In Russ.).
Chataigné, C. (2021). Psychology of values. Kharkov: Gumanitarnyi Tsentr. (In Russ.).
Scheler, M. (2020). About the essence of philosophy: works of different years. In S.Ya. Levit (Eds.). St. Petersburg: Tsentr gumanitarnykh initsiativ. (In Russ.).
Scheler, M. (2007). Philosophical fragments from the estate. Moscow: Institut filosofii, teologii i istorii svyatogo Fomy. (In Russ.).
Scheler, M. (1994). Selected works. In A.V. Denezhkin (Eds.). Moscow: Gnosis. (In Russ.)
Shpet, G.G. (2014). Phenomenon and meaning. Saint Petersburg: Lan'. (In Russ.).
Spranger, E. (2014). Life forms: a draft. Moscow: Kanon + ROOI "Reabilitatsiya". (In Russ.).
Yadov, V.A, et al. (2013). Self-regulation and forecasting of a person's social behavior: A Dispositional concept. Moscow: TsSPiM. (In Russ.).
Yalom, I.D. (2019). Existential psychotherapy. Moscow: Klass. (In Russ.).
Yanitskiy, M.S et al. (2019). The value orientations system of Generation Z: Social, cultural and demographic determinants. Sibirskij psihologicheskij zhurnal (Siberian Journal of Psychology), (72), 46-67. (In Russ.).
Yanitskiy, M.S. (2000). Personal value orientations as a dynamic system. Kemerovo: Kuzbassvuz-izdat. (In Russ.).
Adler, A. (2021). What life should mean to you. Bensenville: Lushena Books.
Braithwaite, V.A., Scott, W.A. (2013). Values. In Robinson J.P., Shaver P.R., Wrightsman L.S (Eds.), Measures of personality and social psychological attitudes, (pp. 661-753). Cambridge, Massachusetts: Academic Press.
Gendlin, E.T. (1997). Experiencing and the Creation of Meaning: A Philosophical and Psychological Approach to the Subjective (Studies in Phenomenology and Existential Philosophy). Chicago: Northwestern University Press.
Harre, R. (1977). Rules in the explanation of social behavior. In P. Collett (Eds.), Social Rules and Social Behavior, (pp. 28-41). Oxford: Blackwell.
Heyde, J.E. (2019). Ways to clarity: Collected essays. Berlin, Boston: De Gruyter.
Lethbridge, D. (1992). Mind in the world: The Marxist psychology of self-actualization. Minneapolis: Mep Publications.
Perry, R.B. (2014). General Theory of Value, its Meaning and basic Principles construed it terms of Interest. Cambridge: Harvard University Press.
Peterfreund, E. (1971). Information, systems, and psychoanalysis: an evolutionary biological approach to psychoanalytic theory. New York: International Universities press.
Phenix, P. (1964). Realms of meaning: a philosophy of the curriculum for general education. New York: McGraw-Hill.
Pöhlmann, K., Gruss, B., Joraschky, P. (2006). Structural properties of personal meaning systems: A new approach to measuring meaning of life. The Journal of Positive Psychology, 1 (3), 109-117.
Royce, J.R. (1964). The encapsulated man: An interdisciplinary essay on the search for meaning. Princeton, NJ: Van Nostrand.
Schwartz, S.H. (2012). An overview of the Schwartz theory of basic values. Online readings in Psychology and Culture, 2 (1), 1-20.
Schwartz, S.H. (2011). Values: Cultural and individual. In F.J.R. van de Vijver, A. Chasiotis, S.M. Breugelmans (Eds.), Fundamental Questions in Cross-Cultural Psychology, (pp. 463-493). Cambridge: Cambridge University Press.
Shotter, J. (1974). What is it to be human. In N. Armistead (Eds.), Reconstructing social psychology, (pp. 53-71). Harmondsworth: Penguin.
Williams, Jr R.M. (2008). Change and stability in values and value systems: A sociological perspective. In M. Rokeach (Eds.), Understanding human values, (pp. 15-46). New York: Free Press.
Статья получена 01.02.2022;
принята 14.04.2022; отредактирована 01.06.2022
Received 01.02.2022; accepted 14.04.2022; revised 01.06.2022
ИНФОРМАЦИЯ ОБ АВТОРЕ
Евгений Алексеевич Брызгалин — выпускник аспирантуры кафедры общей психологии МГУ имени М.В. Ломоносова, психолог (частная практика), [email protected], https://orcid.org/0000-0002-7365-174X
ABOUT AUTHOR
Evgeniy A. Bryzgalin — PhD Candidate Department of General Psychology, Lo-monosov Moscow State University, psychologist (private practice), [email protected], https://orcid.org/0000-0002-7365-174X
