CC BY
59
КЛЮЧЕВЫЕ ЕДИНИЦЫ РУССКОГО ЯЗЫКОВОГО СОЗНАНИЯ И ИХ ИНОКУЛЬТУРНОЕ ВОСПРИЯТИЕ
Н.С. Сергиева
Кафедра русского и общего языкознания Сыктывкарский государственный университет Октябрьский пр., 55, Сыктывкар, Россия, 167005
В статье представлен анализ одного из фрагментов ядра русского языкового сознания. Язык выступает как транслятор культурной информации, а культура — как историческая память народа.
Психолингвистика, ее теоретический аппарат, материал и методы исследования дают возможность глубинносмыслового изучения русского языка, расширения знаний о русской культуре и ее носителях, разрушения негативных этнических стереотипов и формирования этнической толерантности. Практическое использование достижений этой науки в преподавании РКИ предоставляет дополнительные возможности для повышения эффективности обучения русскому языку в ограниченной языковой среде.
Современный подход к преподаванию РКИ характеризуется особым вниманием к проблемам межкультурной коммуникации, соизучению языка и культуры. Цель обучения — формирование представления о русском языковом сознании в процессе обучения языку и выработка навыков совместной деятельности и общения по правилам русского социума и русской культуры. Язык в этом случае выступает как транслятор культурной информации, а культура — как историческая память народа. Несомненно, что подобные задачи могут быть выполнены только с опорой на серьезные теоретические изыскания в области лингвокульту-рологии и психолингвистики. Вхождение в русское лингвосоциокультурное пространство делает необходимым изучение этнической картины мира, культурной традиции, обращение к исследованию русской ментальности, культурно-национального миропонимания [8. С 12]. Русский язык в рамках данного подхода выступает как средство приобщения к русской культуре, как ее «зеркало».
Использование этнопсихолингвистического подхода в изучении РКИ позволяет иностранному учащемуся не только погрузиться в мир жизненных ценностей носителей изучаемого языка, но и понять сходство и различие русской и родной культуры и, следовательно, эффективно решать проблемы межкультурной коммуникации. От преподавателя РКИ требуется умение анализировать ассоциативный материал и использовать его в процессе обучения, сопоставляя «свое» и «чужое», наглядно показывая, что является ценностью для русского человека, чему он отводит особое место в своей жизни. Использование материалов ассоциативных словарей и специально подобранных прецедентных текстов помогает через речевые образы носителей русского языка способствовать формированию русского языкового сознания (см. пример таких учебных материалов в [7]).
Даже самые общеупотребительные слова, обозначающие ключевые понятия, такие, как дом, семья, свобода, мир и т.д. нагружены специфическими для каждой культуры ассоциациями. На наш взгляд, именно такие слова представляют интерес для глубинного анализа, помогают выявить этнокультурную специфику образа мира разных народов.
Как и какие формы та или иная культура накладывает на восприятие окружающей действительности, помогают понять результаты массовых ассоциативных экспериментов, представленные в ассоциативных словарях.
В структуре языкового сознания выделяют ядро, которое образуют слова, единицы семантической сети, имеющие наибольшее число связей в другими единицами данной семантической сети, представленной в виде обратного (от реакции к стимулу) ассоциативного словаря. Анализ ядра языкового сознания русских по данным трех русских ассоциативных словарей — «Словаря русских ассоциативных норм» (САНРЯ), «Русского ассоциативного словаря» (РАС: РАС-1, РАС-11), «Славянского ассоциативного словаря» (САС) — позволяют говорить о стабильности системы языкового сознания, выявляемой в свободном ассоциативном эксперименте. Как можно проследить с 60-х гг. ХХ в., центральными для языкового сознания русских являются такие понятия, как человек, дом, жизнь, хорошо, друг, нет [9. С. 160—162]. Выделение ядра и оперирование его единицами дает большие возможности для исследования этнокультурной специфики языкового сознания, в том числе и в сопоставительном аспекте.
В настоящее время создано несколько десятков ассоциативных словарей разных языков, выявлены ядерные единицы этих языков. Сопоставительное исследование ядра языкового сознания разных народов позволяет выделить 10 универсальных и наиболее важных единиц языкового сознания: жизнь, человек, хорошо, любовь, красивый, радость, счастье, дом, друг, деньги. Можно утверждать, что в центре языкового сознания находится сам человек и его жизнь, а языковое сознание имеет положительную оценочность и является в целом оптимистичным (хорошо, счастье). Важными в жизни человека представляются его отношения с другими людьми (любовь, друг), место, где он живет (дом), и материальное обеспечение своей жизни (деньги). Столь же значимыми сторонами являются эмоциональная (радость, любовь, счастье) и эстетическая (красивый) [3. С. 182].
Надо сказать, что на фоне общей оптимистической картины ядро русского языкового сознания выглядит наиболее «мрачным»: только у русских среди 10 единиц, занимающих первые позиции в ядре, выделенном по материалам РАС, зафиксированы три единицы с негативной семантикой и отрицательной оценкой — плохо, нет, дурак. В ядре языкового сознания других народов таких единиц не более одной. При этом можно уверенно говорить, что слова нет и плохо являются стабильными компонентами ядра. Например, слово нет занимает относительно постоянную позицию в структуре ядра языкового сознания, что подтверждается также данными онтогенеза [9. С. 161].
В качестве еще одной особенности состава ядра языкового сознания русских можно отметить чрезвычайно высокую позицию такой единицы, как дом: ранг 2 в РАС и ранг 5 — в САС. В отношении этого слова сходные показатели
наблюдаются только в ядре языкового сознания белорусов. У других славянских народов эти позиции ниже.
Каков образ дома в русской культуре и, соответственно, в русском языковом сознании? В древности основным значением слова дом во многих странах было ‘семья’, а в Древней Руси ‘хозяйство’ (отсюда «Домострой») и одновременно ‘семья, домашние’, поскольку общее хозяйство ведут все родичи совместно, его и наследуют члены рода. По мере изменения социальных условий актуализировалось то одно, то другое исконное значение этого слова, но при этом всегда сохранялись в нерасторжимом единстве и все остальные [1. С. 205, 207].
Этапы развития значения слова дом в истории русского языка В.В. Колесов представляет следующим образом: «Отражая смену поколений в восприятиях людьми сущности бытия, понятие „дом“ постепенно утрачивает одно за другим все значения, ранее сплетенные в исходном корне: в родовом быту дом — это прежде всего населяющие его люди, в феодальном мире Древней Руси — хозяйство, и только ближе к нашему времени — здание, в котором может скрываться все это — и люди, и нажитое имущество, и сама жизнь, Влияние чужой культуры, раздвоение смысла между житейским и освященным (разные представления о доме), расхождение своеобразных стилей (стиля литературы и стиля обиходной речи) — все это так или иначе отразило в себе сужение смысла старинного корня: здание форма — вот что такое дом, как его понимаем мы» [1. С. 210]. Однако данные ассоциативных словарей вносят в этот вывод свои коррективы. Н.Л. Чулкина, исследовавшая концептосферу русской повседневности, указывает, что в современном русском языковом сознании тесно переплетаются два концепта — дом и семья [10. С. 134].
В ядро ассоциативного поля (АП) (1) дом входят родной 12 (РАС-1. С. 175); родной 57; семья 47; большой 38 (САС. С. 92, 94); здание 14; новый 13; родной 10 (САНРЯ. С. 77). Такой набор ассоциатов указывает на то, что в языковом сознании современного человека дом — это психологическое понятие, и оно обозначает прежде всего место, где живет сам человек и его семья, место, связанное с его рождением, т.е. «семейный» компонент АП явно доминирует, на его анализе мы и сосредоточим внимание. «Обратный словарь» обнаруживает еще одно значимое отношение в языковом сознании. Связь человека с домом в течение всей его жизни остается неразрывной, человек дом покидает и может там остаться, в это же место он возвращается: покинуть 29; оставить 28; покидать 23; вернуться 20; приехать, приходить 13; прийти 12; оставаться 9; остаться 8; приезжать 7 (РАС-11. С. 208—209).
«Семейную» линию ассоциаций продолжают реакции мой 4; семья 3; родина, у бабушки 1 (РАС-1. С. 175); мой 14; родина 9; мама 6; родители 3; в котором мы живем, отчий, родительский 2; деда, мать, наш, очаг семьи, родителей, родное, родной дом, родные, родня 1 (САС. С. 92, 94); семья, мой 7; наш 4; мама, мать, ребенок, сын 1 (САНРЯ. С. 77). С этим связана и еще одна характеристика дома — большой: большой 4 (РАС-1. С. 175); большой 38 (САС. С. 92, 94); большой 6 (САНРЯ. С. 77). Это подтверждается и данными обратных словарей, которые добавляют еще одну высокочастотную связь — старый. Наиболь-
шее количество входящих связей дом обнаруживает со словами наш 112; старый 102; родной 86 (РАС-11. С. 208—209); большой 85; родной 79; старый 52; семья 42 (САС. С. 284). «Семейные» связи в ассоциативно-вербальной сети весьма разнообразны. Покажем их в кратком варианте, только на примере обратного русского словаря в САС: семья 42; родина 20; мать 8; жена 2; бабушка, брат, ребенок 1 (САС. С. 284).
В.В. Колесов, опираясь на данные русских диалектных и исторических словарей, так формулирует представление о доме, лежащее в основе народного сознания: это «не понятие о здании, а понятие о чем-то созданном, постоянном, общем для всех „своих“, которые объединяются кровом такого дома. Именно это значение дома и отражено в Словаре Даля: дом — родной кров; разумеется, со всеми припасами (хозяйством), со всем населением, объединенным родственными узами» [1. С. 207].
Еще один важный признак дома как семейного пристанища — это уют. Непременным атрибутом русского уюта является тепло и маленькие размеры [11. С. 142]. Такие ассоциации представлены во всех словарях: тепло 2; уют 1 (РАС-1. С. 175); уют 19; тепло 11; очаг 10; уютный 7, теплый 1 (САС. С. 92, 94); очаг 4; уют 1 (САНРЯ. С. 77). Как пишет Ю.С. Степанов, «в русском понятии уют присутствует семантический и психологический компонент — ощущение „своего, своего дома (ср. фр. ип chez-soi „свой уголок, свой дом“), нахождения у себя, „домашности“». По его мнению, в современном русском быту понятие «уюта» объединяет две линии — с одной стороны, представление об уютном крестьянском или мещанском доме, с другой — о «комфорте» дворянского быта. Именно представление о «крестьянском и мещанском уюте» выражены в современном языковом сознании — ощущение теплого, укромного, «своего» уголка, маленького домашнего мира [6. С. 807—808]. Интересны и связанные с уютом приметы интерьера дома, его заполненность («вещный мир»): кресло 1 (РАС-1. С. 175); кровать, телевизор 2; кошка, стол 1 (САС. С. 92, 94); ванна, кровать, стол 1 (САНРЯ. С. 77); дом ^ тапки 10; кресло, телефон 4; печь, халат 3; ковер, печка, стол 2; борщ, ванна, варенье, диван, зеркало, икона, камин, картина, ключ, книга, кошка, кровать, мебель, палас, полка, стул, телевизор, штора 1 (РАС-11. С. 208—209); стол 1 (САС. С. 284). Как считает Ю.С. Степанов, в современной России понятие «комфорт» вытесняет понятие «уют» [6. С. 810], однако данные ассоциативных словарей скорее свидетельствуют об устойчивости традиционных представлений. Ссылаясь на результаты исследования Н.Л. Чулкиной, детально исследовавшей АП уют и комфорт в РАС, отметим, что именно уют для русских людей связан с домом, семьей, ассоциируется не только с удобствами, но и с любовью, покоем и присутствием близких и дорогих людей, он «одухотворен» и «сотворен» ими. Комфорт — это прежде всего удобства [10. С. 141].
Характеристика дома как надежного и безопасного убежища для человека представлена реакциями защита, убежище 1 (РАС-1. С. 175); крепость 21; спокойствие 6; убежище 3; защита; крепость, надежность; моя крепость, опора, пристанище 1 (САС. С. 92, 94); крепость 4 (САНРЯ. С. 77). В то же время ни одна из этих связей на материале обратных словарей не подтверждается, т.е.
дом в современном русском языковом сознании реально не связан с понятиями безопасности, неприступности и защищенности. Такие представления являются скорее желаемыми, чем действительными. Дом дарует русскому человеку только чувство психологической защищенности и покоя, возникающее в семье, рядом с близкими, но не реальной безопасности. Устойчиво представление о доме как убежище от непогоды, стихии, поэтому основным его признаком является крыша: крыша 3 (РАС-1. С. 175); крыша 14 (САС. С. 92, 94); крыша 2 (САНРЯ. С. 77); крыша 45; кров 40; кровля 9 (РАС-11. С. 208—209).
Ассоциации со словами жизнь, жить, жилье, хотя и не имеют высоких частотных показателей, но стабильно обнаруживаются во всех словарях: жилой 2; жизнь, жилище, жить 1 (РАС-1. С. 175); жилье 5; жилище 3; в котором мы живем, жилой 2; в котором я живу, жить, житье 1 (САС. С. 92, 94); жилище, жилье 3; где живу, жилой, жить 1 (САНРЯ. С. 77); в том числе и в обратных: жилище 15; жить 4; жизнь 1 (РАС-11. С. 208—209); жить 3; жизнь 1 (САС. С. 284). Главное действие, связанное с домом (кроме жить), — строить: строить 2; построенный, построим сами, построить, строиться 1 (РАС-1. С. 175); строится, строить 2; строит 1 (САС. С. 92, 94); построен, построить, строится 1 (САНРЯ. С. 77); построить 71, строить 55; строиться 32 (РАС-11. С. 208). Обратный словарь выявляет еще одну устойчивую связь в языковом сознании: дом — заброшенный 53; разрушен 27 (РАС-11. С. 208).
Слово «дом» как ‘здание’ известно в Древней Руси уже в XIII в. Как считает
B.В. Колесов, это значение появилось под влиянием греческого языка на древнерусский книжный язык [1. С. 208—210].
Образ дома как здания в современном русском языковом сознании представлен по-разному. Так, по данным прямых словарей, чаще преобладает образ городского дома, каменного и многоэтажного, с соответствующими архитектурными приметами: кирпичный 3; каменный, многоэтажный, с балконами 1 (РАС-1.
C. 175); кирпичный 8; каменный 4; здание 3; двухэтажный 2; многоэтажный, с колоннами, трехэтажный, восьмиэтажный (САС. С. 92, 94); здание 14; высотный, кирпичный 2; многоэтажный, трехэтажный 1 (САНРЯ. С. 77). Поэтому столь устойчивы ассоциации «городского» типа, когда дом ассоциируется прежде всего с квартирой, комнатой или общежитием: квартира 1 (РАС-1. С. 175); квартира 19; общежитие 2; (САС. С. 92, 94); квартира 8; комната 2; общежитие 1 (САНРЯ. С. 77).
Менее отчетливо в прямых словарях представлен образ сельского дома, чаще всего традиционной постройки, ветхого и неблагоустроенного: хата 2; изба, избушка 1 (РАС-1. С. 175); хата 9; сарай 4; изба 1 (САС. С. 92, 94); сарай 8; изба 5; деревянный 3; хата, хибара 1 (САНРЯ. С. 77). И конечно, следует отметить типичное для современной российской действительности явление: дача 1 (РАС-1. С. 175); дача 4 (САС. С. 92, 94); дача 1 (САНРЯ. С. 77) [10.
С. 142—149]. В обратные словарях, напротив, преобладает образ именно сельского дома, совмещающего традиционные признаки родового гнезда и материального достатка большой семьи: старый 102; деревянный 87; кирпичный 69; свой 62; собственный 43; большой 41; высокий 35; пригородный, хата 20;
деревня 15; деревенский, старинный 14; сельский 13 (РАС-11. С. 208); большой 85; красивый 36; белый 18; деревня 12; богатый 10 (САС. С. 284).
В ядро АП дома (наречие) входят ассоциаты хорошо 10; сидеть 9; уют 7 (РАС-1. С. 175). Положительная оценка пространства, выраженная словами хорошо, уют, уютно, тепло, всегда хорошо, сочетается с семантикой «проживать, находиться постоянно, длительное время», выраженных глаголами сидеть 9; спать 3; жить 1 (РАС-1. С. 175), что особенно ярко проявляется в обратных словарях: оставаться 76; остаться 47; сидеть 36; находиться 32; отдыхать 19 (РАС-11. С. 209); жить 5 (САС. С. 284). Следует отметить существующие в языковом сознании представления о доме как семейном пространстве: мама 3; семья 2 (РАС-1. С. 175); родители 8; отец 5; мама 4; жена 3 (РАС-11. С. 209); жена 3; мать 2 (САС. С. 284).
Современное наречие дома представляет собой остаток формы отложительного падежа слова дом, обозначающего буквально ‘от дома’ или ‘из дома’. В.В. Колесов пишет, что наречия, особенно древний пласт, сохраняют то значение корня, которое было им свойственно в момент образования изолированных форм. Дома, значит ‘у себя’, ‘среди своих’. Быть как дома можно и необязательно в доме, т.е. в здании, но всегда чувствовать себя равным со всеми остальными обитателями дома, одним из близких. По мнению исследователя, в Древней Руси нерасторжимая цельность человеческого коллектива, положения людей, их хозяйство, состояние их дел в общем доме как нераздельное понятие о домашнем быте были слиты в корне в те времена, когда отложительный падеж был живой синтаксической формой имени. И еще одна особенность. Для Древней Руси определение рода, рождения, родственников (т.е. семьи) через дом было не свойственно, т.к. при этом смешивались разные понятия (родственные и имущественные отношения). «Одно дело — родичи по рождению, другое — по совместному жительству, по дому; в первом содержится идея времени, во втором — пространства» [1. С. 207— 208]. В современном русском языковом сознании эти понятия ближе.
Специфика ассоциативного словаря заключается в том, что он является своего рода зеркалом ментально-эмоционального состояния среднего носителя языка, состояния, свойственного определенному историческому моменту или периоду его жизни (а значит, жизни общества) и отраженному в его языке. То, что выражено в языке, имеет корни в далеком прошлом и определяет этнокультурную специфику образа мира. Язык в этом случае выступает как транслятор культурной информации, а культура — как историческая память народа.
ПРИМЕЧАНИЯ
(1) При анализе материалов ассоциативных словарей слова-стимулы обозначаются прямым полужирным шрифтом, слова-реакции — полужирным курсивом.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Колесов В.В. Древняя Русь: наследие в слове. Мир человека. — СПб.: филологический факультет Санкт-Петербургского государственного университета, 2000 (Серия «Филология и культура).
[2] Русский ассоциативный словарь. В 2 т. / Ю.Н. Караулов, Г.А. Черкасова, Н.В. Уфимцева, Ю.А. Сорокин, Е.Ф. Тарасов. — М.: Астрель, 2002.
[3] Сергиева Н.С. Ядро языкового сознания и его ключевые единицы // Вестник МГЛУ. Вып. 525. Языковое сознание как образ мира. Серия Лингвистика. — М.: МГЛУ, 2006.
[4] Славянский ассоциативный словарь: русский, белорусский, болгарский, украинский / Н.В. Уфимцева, Ю.Н. Караулов, Е.Ф. Тарасов. — М., 2004.
[5] Словарь ассоциативных норм русского языка / Под ред. А.А. Леонтьева. — М.: МГУ, 1977.
[6] Степанов Ю.С. Константы. Словарь русской культуры: Изд. 2-е испр. и доп. — М.: Академический проект, 2001.
[7] Тарасов Е.Ф., Дронов В.В., Ощепкова Е.С. «Бабушка рядышком с дедушкой...» Обучение младших школьников ассоциативным связям русских слов // Русский язык за рубежом. — 2007. — № 4 (203).
[8] Теремова Р.М. Российская ментальность и проблема ее инокультурного восприятия // Философский век. Альманах. Вып. 32. — СПб, 2006.
[9] Уфимцева Н.В. Культура и проблема заимствования // Встречи этнических культур в зеркале языка (в сопоставительном лингвокультурном аспекте). — М.: Наука, 2002.
[10] Чулкина Н.Л. Мир повседневности в языковом сознании русских: лингвокультурологическое описание. — М.: Изд-во РУДН, 2004.
THE KEY UNITS OF RUSSIAN LANGUAGE CONSCIOUSNESS AND THEIR OTHER-CULTURAL PERCEPTION
N.S. Sergieva
Department of Russian and General Linguistics Syktyvkar State University
Oktyabrsky prospect, 55, Syktyvkar, Russia, 167001
The author presents a pattern of analysis of the fragment of the Russian language consciousness core. Language is presented as a repository of cultural information, and culture — as an ethnic historical memory.
