CC BY
94
УДК 130.2; 130.3; 159.9.01 КЛИПОВОЕ БЫТИЕ И КЛИПОВОЕ СОЗНАНИЕ
Г.Ф. Перетятькин
Южный федеральный университет, г. Ростов-на-Дону e-mail: [email protected]
В статье рассматривается феномен «клипового» сознания, обсуждаемый сегодня на различных уровнях, от обыденного до философской рефлексии, что вызывает противоположные интерпретации. С одной стороны, родители и педагоги бьют тревогу по поводу негативных последствий развития такого сознания у детей: они не читают книги, теряют навыки связно выражать свои мысли, становятся некоммуникабельными. С другой стороны, «клиповое сознание» рассматривается как своеобразная индульгенция, оправдывающая легковесность в творчестве и общении, маркирующая принадлежность к «креативной тусовке» (любой упрек и критику можно легко парировать: мол, ну, что вы хотите, мы ведь живем в клип-культуре).
Ключевые слова: сознание, культура, клип, визуальность, информационное общество, шизофрения.
В словаре иностранных слов мы находим значение термина «клип»: «[англ. clip - стричь; делать вырезки из газет, фильмов] - короткий музыкальный номер, снятый на видеопленку (обычно на фоне декораций, ландшафта, улиц и т.д.) [9]». Другие словари термин «клип» отсылают к слову «видеоклип», и становится понятно, что речь идет об определенной «нарезке» и «упаковке», как правило визуальной, но не обязательно, информации. «Слово dipping обозначает всего лишь подборку газетных вырезок на определённую тему. Клип прост, как натюрморт. Это лоскут, часть, не отсылающая к целому. И одновременно клип, требует грёз, фантазий, которыми заполняется место отсутствующего целого (курсив мой - Г.П.)» [4], - такую первоначальную характеристику клипа дает отечественный адепт клипового сознания философ Ф. Гиренок.
Сама же тема клипового сознания, как особой формы мышления, присущей значительной и все возрастающей части западного общества, появляется в начале 80-х годов у Тоффлера, который в своей книге «Третья волна» говорит о возникающей «клип-культуре», приводящей к изменению познания и сознания человека. Тоффлер утверждает, что благодаря развитию новых средств информации, «на личностном уровне
нас осаждают и ослепляют противоречивыми и не относящимися к нам фрагментами образного ряда, которые выбивают почву из-под ног наших старых идей, и обстреливают нас разорванными и лишенными смысла «клипами», мгновенными кадрами. По сути дела, мы живем в «клип-культуре»» [16, с. 277]. Возникает вопрос: неужели современная информационная революция и, связанная с нею, определенная «нарезка», «упаковка», «визуализация» информации позволяет говорить чуть ли о некоей новой форме общественного сознания, якобы присущей людям «третьей волны», олицетворяющих современный прогресс?
Для начала рассмотрим это сознание поближе и подробнее. Возможно это рассмотрение позволить нам в дальнейшем увидеть «клиповость» мышления как одну из необходимых фаз, пробегаемых человеческим сознанием в любом полноценном творческом акте. Итак, характеризуя проявления «клипового сознания», Тоффлер отмечает, что «вместо получения пространных, соотносящихся друг с другом «полос» идей, собранных и систематизированных, нас все больше пичкают короткими модульными вспышками информации - рекламой, командами, теориями, обрывками новостей, какими-то обрезанными, усеченными кусочками, не укладывающимися в наши прежние ментальные ячейки (подчеркнутые мною «ментальные ячейки» имеют особое значение, поэтому мы будем держать их в памяти для дальнейшего понимания -Г.П.)» [16, с. 278]. Замечу, что сегодня смена «вспышек информации», т.е. клипов может происходить через 5 - 6 кадров. С такой скоростью меняются «клипы», например, в современных детских мультиках.
Указывая на этот факт, известный мультипликатор Гарри Бардин с тревогой отмечает, что этот ритм ломает нормальное детское восприятие. Представьте, что скороговоркой произносится: «Жили-были старик со старухой у самого синего моря...» [1]. При такой скорости смены «клипов» у воспринимающего их человека, стремящегося удержаться на гребне информационной «волны», нет ни возможности, ни времени соотнести навязываемые ему, в виде «информации», идеальные схемы с реальными жизненными ситуациями. Но ведь подлинное сознание, в какой бы форме мышления оно не выступало, проявляется как способность обнаруживать «зазор», противоречие между уже имеющимися формами идеального и реальной жизнью, а также разрешать это противоречие в новых формах идеального. Э.В. Ильенков,
имея в виду сознание как реальную способность общественного человека, совершенно справедливо указывал: «сознание вообще есть там, где есть расхождение заранее заданной схемы действия и реально осуществимой схемы и где эта последняя тоже дана субъекту как схема внешней ситуации, с которой надо согласовывать заранее заданную» [8, с. 110]. Без такого соотнесения и согласования, когда, как сказал бы Хайдеггер, человек ставит свое сознание «в просвет бытия», исчезает одна из важнейших характеристик сознания, хорошо схваченная в немецком термине «сознание» - «das Bewußtsein» (осознанное бытие).
Содержательная характеристика сознания как «осознанного бытия» не может быть применена к «клиповому сознанию», поскольку это сознание имеет дело с неким маревом виртуальной реальности, с которой сливается, по выражению Бодрийяра, в «экстазе коммуникации». Бодрийяр очень точно описывает это «экстатическое» слияние, утверждая, что в современном информационном обществе для человека исчезает объективная реальность как «сцена», на которой он активно творит свою судьбу, отражая эту реальность в зеркале своего сознания. «Но сегодня сцены и зеркала больше нет; вместо них появились экран и сеть. Вместо отраженной трансцендентности зеркала и сцены существует некая неотражающая, имманентная поверхность, на которой разворачиваются операции - гладкая операциональная поверхность коммуникации. Что-то изменилось, и фаустовский, прометеевский (возможно, эдиповский) период производства и потребления уступил место «протеевской» эре соединений, контактов, касаний, обратной связи и всеобщего интерфейса, которая приходит вместе с целой вселенной коммуникации. Посредством телевизионного образа ... наше собственное тело и вся окружающая его вселенная становится неким контролирующим экраном» [19, р. 126-127]. Замечу, что бодрийяровская характеристика новой информационной эры как «протеевской», выглядит символично.
Сам Бодрийяр имеет здесь в виду, прежде всего, способность античного божества Протея, сына Посейдона, принимать различные чужие образы (т.е., являть себя в различных «клипах») и быстро менять их. И в этом смысле Протей действительно может рассматриваться как символ новой информационной эры. Однако у этого символа есть и другой значение. Протей обладал даром пророчества, но пророчествовал
лишь тому, кто мог удерживать его во всех его превращениях и метаморфозах до тех пор, пока превращения этого божества не останавливались на его собственном облике. Собственный же облик Протея - образ дряхлого, сонливого старичка. И если символы прошлых эпох - Прометей, Эдип, Фауст - действовали в реальном мире, испытывая его сопротивление и вызывая на себя удары судьбы, то символ новейшей «протеевской» эры западной культуры - дряхлый старичок (и как тут не вспомнить шпенглеровский «Der Untergang des Abendlandes»), сонно следящий за мельканием клипов и имеющий дело с пространством и временем телевизионной «симуляции», которую Бодрийяр называет «гиперреализмом симуляции». С этой-то «гиперреальностью» только и имеет дело «клиповое сознание». Что же касается обыкновенной, земной реальности, то, по Бодрийяру, «само реальное является как большое бесполезное тело, опустошенное и проклятое» [19, с. 129]. Бодрийяру будто бы вторит и Ф. Гиренок: «Особенность клипового сознания состоит в том, что его нельзя представлять как поток. Оно перестаёт течь куда-либо. Это сознание вне времени. Это серия взрывающихся галлюцинаций, лопающихся пузырей субъективности, обусловленных сжатием границ антропологического в человеке. Человеческое теперь задаётся технически, как то, что не воображает и расположено вне самоаффектации. Коммуникация съела самость. Человек перестал узнавать самого себя» [4]. В этом драматическом заключении Ф. Гиренка о «съеденной самости» и неузнаваемости человеком себя проглядывает еще одна особенность клипового сознания: оно не соотносится не только с «опустошенной и проклятой» земной реальностью, но и с самим собою, поскольку постоянно «растаскивается» меняющимися клипами.
Такое «растаскивание» делает невозможным «отбрасывание человека к самому себе» (Ясперс) и, соответственно, «отбрасывание» сознания в идеальную точечностъ трансцендентального единства апперцепции, без которой, по Канту, оно невозможно как реальная человеческая способность. В таком случае, кроме содержательной стороны сознания как «осознанного бытия» теряется еще и его формальная характеристика, хорошо схваченная уже не в немецком, а в русском слове «сознание»: сознание как со-знание, т.е. со-единение знания, со-четание данных чувственного опыта в единстве, целостности
идеального образа мира. Это свойство со-знания со-единять знание в формах суждения, ставить в отношение между собой различные результаты опыта о мире вещей есть не что иное, как идеальное выражение на уровне человеческой психики реального отношения между вещами. Такое значение термина «сознание» особенно выделяют представители патопсихологии.
С.С. Корсаков, например, определяя сознание как «своеобразное гармоничное сочетание приобретенного из опыта, сочетание «знаний» (сознание) (курсив мой - Г.П)» [10, с. 18], отмечает неразвитость этой способности у людей умственно неполноценных. Собственно, умственная неполноценность как раз и состоит в неспособности соединять, сочетать элементарные представления опыта с точки зрения причинной зависимости, или еще какой-либо категориальной связи и выражать эти связи в суждении о мире. Если такие связи и возникают у умственно отсталых людей, «то существуют лишь очень короткое время и настолько не прочны, что почти не оставляют после себя следа» [10, с. 12]. Это означает, что умственно неполноценные люди, для которых мир «рассыпается», раскалывается на отдельные восприятия и образы, как раз и «мыслят» клипами в чистом виде.
В художественной литературе ХХ века образец подобного «клипового» сознания представлен в романе Фолкнера «Шум и ярость». В первой части этого романа события передаются глазами несчастного идиота Бенджи, сознание которого осталось на уровне трехлетнего ребенка и для которого мир распадается на «клипы». Неразвитость сознания Бенджи как раз и проявляется в том, что он не способен со-четать, со-единять эти «клипы» в какое-либо категориальное единство. Как говорили в таких случаях старые философы (еще «первой волны»), «связь идей» у него не совпадает со «связью вещей». Впрочем, еще раньше, в XIX веке, подобный художественный опыт предпринял А.П. Чехов. В рассказе «Гриша» он попытался представить восприятие мира мальчиком, которому два с половиной года. Сознание этого малыша по структуре удивительно похоже на сознание героя Фолкнера, тридцатитрехлетнего Бенджи: и для того, и для другого мир распадается на «клипы». Только для маленького мальчика функцию «переключателя» клипов выполняет рука няньки, равнодушно влекущей его по улице. Конечно, нельзя напрямую переносить данные патопсихологии на
клиповое сознание, но то, что оно таит в себе угрозу шизофренического раскола, - это несомненно.
Чтобы показать, что мы вовсе не сгущаем краски, напомню, что задолго до возникновения понятия «клип» и «клиповое мышление» Вяч. Вс. Иванов в книге «Чет и нечет», посвященной проблеме функциональной асимметрии мозга, рассказал об американском мальчике, которого в раннем возрасте родители, уходя на работу, оставляли в манеже один на один с включенным телевизором, вероятно полагая (как и многие сегодняшние родители, покупающие своим малышам гаджеты и умиляющиеся их умению занимать самих себя с их помощью), что «общение» с телевизионным экраном будет «развивать» их чадо. Через некоторое время у мальчика обнаружилась странная особенность: он умел писать тексты коммерческих реклам и названий передач, но не умел связно говорить. Врачи предположили у него «детскую шизофрению». Указывая на причину этой «шизофрении», Вяч. Иванов пишет: «... оба полушария мозга мальчика, главным собеседником которого в раннем детстве был включенный телевизор, оказались забитыми этой колоссальной разнообразной зрительной информацией, в частности коммерческими рекламами, прерывающими все передачи. Когда мальчик заговорил, его речь была типичной речью «правого мозга» - он произносил названия отдельных марок машин, но не целые предложения» [7, с. 51]. Сам термин «шизофрения» означает тот или иной «раскол» сознания индивида. В случае с мальчиком расколотой оказалась сопряженная работа двух полушарий мозга, в нормальных условиях выполняющих разные функции. В отличие от левого полушария, которое преимущественно выполняет речевую функцию и отвечает за логику, основной функцией правого полушария является наглядное восприятие внешнего мира.
Что касается речевых возможностей этого «правого мозга», то, в отличие от левого, он может воспринимать и воспроизводить только такие словесные формулы, которые служат обозначением наглядной, непосредственно воспринимаемой ситуации: рекламу, команды, лозунги, «речевки», «кричалки», «слоганы», и т.п. Замечу, что выделенные слова появились в современном словаре совсем недавно и означают то, чем оперирует современная молодежь, выражающая на площадях формулировки «призывов» и «протестов», почерпнутых из «сетей».
Когда, скажем, они дружно кричат, как их научили, «мы здесь власть», то «протест» функционирует здесь как «клип», т.е., в полном соответствии с определением Гиренка, как «часть, не отсылающая к целому», целому какой-либо реальной программы.
Такая речевая ограниченность правого полушария обусловлена тем, что в нормальных условиях это полушарие отвечает за восприятие конкретной ситуации «здесь и теперь», за «картинку», которую мы видим в реальном режиме времени и пространства. Речевые возможности правого полушария ограничены именно связанностью языка материей реальной ситуации. Благодаря развивающейся в труде функциональной асимметрии мозга левое полушарие начинает управлять посредством слова, свободного от непосредственной связи с единичной материальной ситуацией, «крылатым словом» (Гомер), благодаря которому возможна формулировка целеполагания, и слово становится инструментом продуктивного воображения.
Эту-то перебиваемую рекламой, смену «картинок» несчастный мальчик и видел постоянно на экране телевизора, что и привело к формированию «правополушарности» восприятия мира. В связи с этой историей «детской шизофрении», Вяч. Вс. Иванов уже тогда, 40 лет назад, предостерегал об опасности «общения» с современными источниками информации.
Конечно, эта история «детской шизофрении» может показаться преувеличением. Это ведь когда было, да и был ли мальчик, может мальчика и не было, как выражался один литературный герой. Ну что ж, посмотрим современную апологетику клипового сознания Ф. Гиренком, держа в памяти американского мальчика в манеже с «расколотым» сознанием. Прежде всего Ф. Гиренок констатирует раскол в системе школьного образования: «В школе началась война между поколениями: школьники ориентируются на клиповое сознание, учителя приучают их к понятийному. Учителя привыкли говорить много, длинно, утомительно и обо всем. Школьники хотят, чтобы они говорили коротко, как на камеру, и по существу, полагая, что урок - это место еще и для когнитивных развлечений. Лектору нужно давать не 90 минут, а 10 минут для изложения своих или чужих мыслей. Все остальное время должно уйти на обсуждение (курсив мой - Г.П.)» [5]. Нас не должны удивлять слова «школьники хотят...». После того как современным школьникам
объяснили, что они получают в школе «образовательные услуги» (такая либеральная «пайдейя»), они могут требовать все, что им хочется, любые «когнитивные развлечения», нужно только вовремя объяснить им их «права». Но главное состоит в том, что здесь различаются и противопоставляются клиповое сознание как визуальное, «правополушарное» сознание и понятийное, речевое, «левополушарное» мышление. Именно такое различение лежит в основе утверждения, что «жизнь современного человека стала жизнью после сознания. А это значит, что язык - это теперь наше сознание. На агрессию языка сознание ответило клипом (курсив мой - Г.П.)» [4]. Иными словами, для современного человека «после сознания» языкового должна наступить эпоха визуального, клипового сознания.
Чтобы еще лучше пояснить, что означает это своеобразное восстание против «агрессии языка» Гиренок пишет: «Быстроте мысли мешает увалень-язык. Клиповое мышление старается избежать встречи с языком, свести к минимуму его присутствие. Поэтому первый признак клипового мышления - это языковой минимализм. Мгновенное схватывание сути дела происходит в образе или наглядной схеме. Клиповое мышление интересует не способ связывания одного суждения с другим, а наглядное изображение мысли в целом (курсив мой - Г.П.)» [4]. Напомню, что мальчику из манежа с «детской шизофренией» также был присущ «языковый минимализм» и он также не владел «способом связывания одного суждения с другим». Этот «способ связывания суждений» утрачен у современных выпускников школ и студентов настолько, что слово «как бы» превращается в симулякр логической связки. Без этого «как бы» «увалень язык» современного человека уже не может высказать даже самое элементарное суждение.
И вот этот «шизофренический» раскол лежит здесь в основе решения проблемы школьного образования. Причем сам Ф. Гиренок в конфликте «понятийного», языкового мышления учителей и клипового мышления учеников занимает сторону учеников. «На самом деле, -пишет он, - в образовательных учреждениях столкнулись две реальности: книжная и экранная, нарождающаяся и отмирающая, ученики и учителя. Школьник смотрит на учителя как на экранный персонаж и ждет от него умения упаковывать мысль в образ (курсив мой - Г.П.)» [5]. Вместо того, чтобы попытаться решить проблему
преодоления назревающего в системе образования «шизофренического раскола», Ф. Гиренок, желая выглядеть истинным «прогрессистом», хотел бы этот «раскол» углубить и, тем самым, оставить в «манеже», как того американского мальчика, целое поколение мальчиков и девочек с новейшими гаджетами. Именно так нужно понимать его заключение: «Другим признаком клипового мышления является обращение не к опыту, а к воображению. Опыт закрывает возможность связи с априорными ресурсами мышления. Воображение как раз использует эти ресурсы. Визуальное мышление актуализирует их» [4]. И действительно, зачем детям обращаться к опыту, пусть лучше пребывают в клиповых грезах. Правда у некоего Канта было другое мнение об отношениях между опытом, «априорными ресурсами мышления» и воображением, но стоит ли учитывать это мнение; благо, что клиповое мышление позволяет вырывать из культурного контекста только то, что нравится грезящему воображению и не связываться с суждениями прошлого.
Заметим, что Ф. Гиренок предполагает у школьников «априорные ресурсы мышления» уже имеющимися, «врожденными», и для них, как и для него, вопрос лишь в «упаковке» этого мышления либо в слове, либо в образе, «клипе». В сущности, сознание отождествляется здесь или с речевой деятельностью или же с визуальной. Но нам пока важно указать, что предостережения Вяч. Вс. Иванова, к сожалению, сегодня сбываются, и поэтому нас не должна удивлять тема шизофрении и «шизоанализа», возникшая в постмодернизме.
Бодрийяр, в частности, заключает, что с приходом коммуникации и информации общество получает новую форму шизофрении. «Шизо лишен всякой сцены, открыт всему вопреки себя самого, живет во все возрастающем смущении, - пишет философ и далее делает малоутешительный вывод, касающийся носителя клипового сознания. -Он более не способен проводить границу своего собственного существования, не способен разыгрывать пьесу себя самого, не способен творить себя как зеркало. Отныне он лишь чистый экран, переключающийся центр для всех сетей влияния» [19, р. 132]. Слова «для всех сетей влияния» здесь ключевые, ибо именно «сети влияния» делают носителя клипового сознания внушаемым, суггестивным, а стало быть, неспособным «разыгрывать пьесу себя самого», но легко разыгрывающим «пьесу другого».
Да, но что порождает «клиповое сознание», характеристики которого мы выявили? Было бы ошибкой объяснять появление такого правополушарного сознания «здесь и теперь» только исходя из самого человеческого сознания, «ошизевшего» от плодов информационной революции (хотя, как мы видели, Ф. Гиренок так и делает, рисуя фантастическую картину восстание сознания против «агрессии языка»). Вероятно, здесь при объяснении необходимо исходить из изначальной вплетенности сознания в отношения человеческого бытия. Возможно, рассмотрение исторического развития этих отношений поможет нам понять происхождение правополушарности клипового сознания «здесь и теперь».
Конечно же, понятия «правополушарный человек» и «левополушарный человек» это «практически истинные» (Маркс) абстракции, возникающие, во-первых, в медицинской практике, как фиксация и изучение последствий очаговых поражений коры головного мозга (вследствие кровоизлияний, травм, опухолей и т.п.). Сама жизнь производит здесь жестокую «абстракцию» одного из полушарий индивида. Во-вторых, и этот случай более важен для нас, вышеуказанные абстракции возникают в ходе определенной культурно-исторической практики, когда, как мы видели, происходит «травмирование и очаговое поражение» уже не индивидуального мозга и сознания, а сознания общества. Этот случай должен становиться предметом исследования не нейрофизиологов, а философов, социологов, социальных психологов и прочих гуманитариев.
Причины такой «абстракции», как верно отмечал Э.В. Ильенков, выявляются «на пути материалистического анализа «анатомии и физиологии» общественного производства материальной и духовной жизни общества и ни в коем случае не анатомии и физиологии мозга как органа тела индивида» [8, с. 190]. Уже Маркс, исследуя «анатомию и физиологию» капиталистического общества, отмечает, как «исторический факт», появляющееся здесь «различие между индивидом как личностью и случайным индивидом» [12, с. 87], который условия своей жизнедеятельности воспринимает как «случайные оковы». В условиях рыночной конкуренции такой индивид стремится использовать случайность в своих интересах, и для него поэтому естественным становится восприятие мира с точки зрения рыночной конъюнктуры -
«здесь и теперь»: «Это право беспрепятственно пользоваться, в рамках известных условий, случайностью люди называли до сих пор личной свободой» [12, с. 86].
Интересно, что эта «точечность» сознания «здесь и теперь», как форма «клипового» восприятия мира «случайным индивидом», как бы повторяет на более высокой ступени тот феномен сознания «здесь и теперь», с которого начинается гегелевская «Феноменология духа» и который, по Гегелю, представляет первую, начальную, еще полуживотную ступень развития человеческого сознания, выступающего, в силу этого, как «случайный разум». В «Феноменологии духа» в чистом виде впервые рассмотрен процесс преодоления, снятия становящимся человеческим сознанием первоначальной животной, «правополушарной» (а мозг животного относится к миру только правополушарно) «клиповой» раздробленности «чувственной достоверности» на бесконечные единичные «здесь» и «теперь». Такая первоначальная раздробленность единичных «здесь» и «теперь» преодолевается, по Гегелю, во всеобщности и целостности «этого», которому они принадлежат и на которое можно «указать». «Указывание, - пишет Гегель, -следовательно, само есть движение, которое выражает то, что есть «теперь» поистине, т.е. некоторый результат или множество «теперь» в совокупности; и указывать означает узнавать на опыте, что «теперь» есть всеобщее» [2, с. 56]. Дважды выделяемое здесь Гегелем слово указывать высвечивает самую суть описываемого им диалектического процесса. И действительно, ребенок, еще не умея говорить, на раннем этапе развития уже начинает указывать на то или другое «это», тем самым пробиваясь с помощью взрослых ко всеобщему в вещах, к представлению о вещах и утверждая себя в этом мире как человек. Но если у Гегеля «здесь» и «теперь» снимались «этом», то в буржуазном обществе в роли «этого» выступает «товар» во всем его многообразии в мире потребления.
С другой стороны, в современной социальной системе «здесь и теперь» в сознании «случайного индивида» приобретает характер всеобщности и необходимости, являясь идеальным отражением совершенно реальных отношений бытия буржуазного общества, присущей ему рыночной конъюнктуры. Биржа является тем хронотопом, в пространстве которой, происходит аберрация моментов времени: момент настоящего «уплотняется», «сгущается» до точечности «здесь и
теперь», которой придается характер абстрактной общности, оторванной от моментов прошлого и будущего. Эта «клиповая точечность» биржевого хронотопа прекрасно представлена в фильме Мартина Скорсезе «Волк с Уолл-стрит» (2013) с великолепным Леонардо ДиКаприо в главной роли. И то, что фильму не дали «Оскара», лишь подтверждает, что он выявил самую суть клипового мышления в действии.
Прошлое приносится в жертву настоящему, и история отбрасывается, как ненужный придаток. Что касается будущего, то оно приобретает всеобщность только тогда, когда неожиданно вторгается в настоящее «здесь и теперь» в виде какого-нибудь социально-экономического кризиса.
Общество рыночной экономики «атомизирует» бытие человека, освобождая его от, казавшихся в прошлом естественными, общинных, родовых, корпоративных, а сегодня и семейных связей. Этому индивиду противостоят отчужденные от него в вещной форме его собственные производительные силы и социальные отношения, политико-юридические институты и формы культуры, которые он воспринимает в превращенных, фетишистских формах товарного мира, как своеобразную «виртуальную реальность», как «заколдованный, извращенный и на голову поставленный мир...» [13, с. С. 398]. Само бытие такого индивида начинает носить все более выраженный «клиповый» характер. Перед нами «человек-клип» (в полном соответствии со значениями английского глагола clip: обрезать, отсекать, отрезать, обрывать, обрубать, обманывать, сокращать, делать вырезки), выступающий как «случайный», «абстрактный», т.е., «частичный», «отщепленный» от социального целого индивид, как фрагмент, обрывок «текста» всемирной истории, которая стихийно складывается, «пишется» у него «за спиной» и до которой ему нет дела. По существу, он и есть «лоскут, часть, не отсылающая к целому», в полном соответствии с тем определением клипа, которое, как мы уже видели, дает Ф. Гиренок.
Таково объективное «клиповое» бытие «атомизированного» индивида, но требуется время, чтобы проявилось и оформилось соответствующее этому бытию клиповое сознание как таковое. Первым эту «спираль» возвращения, соскальзывания [15] буржуазного человека к «точечному» сознанию «здесь» и «теперь», с отрывом от реальности, с
необходимостью присущим такому сознанию, открыл и терминологически обозначил уже в начале двадцатого столетия Павел Флоренский, исследовавший интеллектуальный, культурный и экзистенциальный кризис человечества. «Реальность, - заключает он по поводу «атомизации» бытия человека, - не дается уединенному в здесь и теперь точечному сознанию» [17, с. 343]. Такое сознание, по Флоренскому, теряет ощущения мировой реальности и подменяет ее иллюзионизмом: «Иллюзионизмом, как деятельностью, не считающейся с реальностью, по существу своему отрицается человеческое достоинство: отдельный человек замыкается здесь в субъективное и тем самым перерезывает свою связь с человечеством, а потому и с человечностью» [17, с. 341-342]. И это так несмотря на то, что развитие средств массовой коммуникации создают как раз обратную иллюзию информационной связи с миром. Кстати, именно указанную Флоренским реальность Бодрийяр, в конце века, как мы видели, будет называть «бесполезным телом, опустошенным и проклятым».
После второй мировой войны предчувствие массового возникновения клипового сознания «здесь» и «теперь», а также его опасность для человечества встречаем у Ясперса. «Сегодня, - писал он, -существует множество образов фактического нигилизма. Появились люди, как будто отказавшиеся от всякого самобытия, для которых ничего как будто не имеет ценности, которые по воле случая переходят от одного мгновения к другому, равнодушно умирают и равнодушно убивают, как будто живут в одурманивающих представлениях количественного, в слепых, сменяющих друг друга типах фанатизма; они живут, подгоняемые элементарными, чуждыми всякому смыслу, могущественными и все-таки быстро проносящимися аффектами и в конечном итоге инстинктивной воле к мгновенному наслаждению (курсив мой - Г.П.)» [18, с. 497-498]. Заметим, как точно описал Ясперс основные черты рождающегося клипового сознания: здесь и отказ от всякого «самобытия», и случайные «клиповые» переходы от одного «мгновения» к другому, и бессмысленность «быстро проносящихся аффектов» и подмена социально и экзистенциально значимых целей «волей к мгновенному наслаждению».
Оставалось лишь найти техническое обеспечение такому «мгновенному» восприятию мира, лишающему человека «всякого
самобытия» и дающему взамен «мгновенные наслаждения», но оно появится не сразу. Сначала становящийся капитализм должен был подчинить себе свои фундаментальные, базисные предпосылки -экономические, политико-юридические, социальные - и лишь к началу ХХ века у него «доходят руки» до общественного сознания, которое превращается в сферу духовного производства, приносящего прибыль. После первой мировой войны окончательно исчерпывают себя все просветительские иллюзии и гуманистические установки и совершается переход от идеалов Просвещения к массовой манипуляции сознанием. В процессе этого перехода, «буржуазное общество произвело на свет мощные реальные инструменты демагогии, селекции предрассудков, поверхностного, но эффективного перекомбинирования элементов обыденного сознания, фиксации одних его представлений и «неподкрепления» других» [11, с. 60]. Для решения задачи тотальной манипуляции и суггестии переформатируется и упрощается само понимание сознания, сущность которого сводится к некоему вместилищу «информации» с «ментальными ячейками» Тоффлера.
И что самое главное, информация становится товаром, которому, как и любому товару, нужно придать товарную упаковку, своеобразный «информационный маркетинг», т.е. необходимо еще и изменить саму подачу и «нарезку» информации таким образом, чтобы она была доступной и легко укладывалась в «ментальные ячейки» сознания. Клип и становится такой товарной «упаковкой». И развивающаяся «индустрия сознания», благодаря достижениям информационной революции, лишь технически реализует вышеуказанные объективные предпосылки «правополушарного», «клипового» восприятия мира. Буржуазная цивилизация, примеривая на себя, в процессе своей истории, формы сознания предшествующих эпох, начиная с мифологической и религиозной, наконец находит к «концу истории» (Фукуяма) форму, наиболее адекватную себе - «клиповое сознание». Человек-клип буржуазного общества получает сознание, соответствующее его бытию «случайного», «абстрактного» индивида. Рождается «клип-культура», а также люди «третьей волны» Тоффлера - носители «клипового сознания». Эта «клип-культура» выступает как фетишизация информации адептами и носителями клипового сознания. В результате формируется человек информированный, но не мыслящий. Сознание
существует здесь в виде формальной способности «пользоваться» информацией.
Но послушаем Тоффлера еще, может быть мы что-то упустили, и все не так уж плохо. «Информационная бомба, - вдохновенно описывает он рождающееся общество «третьей волны», - взрывается в самой гуще людей, осыпая нас шрапнелью образов и в корне меняя и восприятие нашего внутреннего мира, и наше поведение» [16, с. 263]. Тоффлер утверждает, что «люди третьей волны», в отличие от «публики второй волны», стремящейся к «готовым, установившимся моральным и идеологическим истинам прошлого» [16, с. 278], чувствуют себя неплохо «под бомбардировкой» непрестанно меняющихся «клочков информации». И, правда, зачем блаженным потребителям информации все эти «установившиеся истины прошлого», особенно моральные, когда, как уже выяснилось, клиповое сознание «заточено» на настоящее, на «здесь и теперь». Правда, слово «сознание» имеет еще один важнейший смысл: со-знание, в смысле со-участия в уже имеющемся у человечества знании, со-причастности к знанию тех самых «установившихся истин прошлого», которые снисходительно оставляются для безнадежно устаревшей «публики второй волны».
Так ли уж это важно, если, как увлеченно продолжает Тоффлер: «Нас настигает все новая информация, и мы вынуждены постоянно пересматривать картотеку образов. Старые, относящиеся к прошлой жизни образы должны заменяться новыми, иначе наши действия не будут соответствовать новой реальности, мы станем более некомпетентными (курсив мой - Г.П.)» [16, с. 265-266]. Напомню, что «новая реальность» это не та «опустошенная и проклятая» реальность, в которой живут обыкновенные люди. Это «виртуальная реальность», за которой порой и не угнаться. Отсюда, почти истерическая заряженность на момент настоящего, боязнь чего-то не успеть, упустить, пропустить, страх предстать в глазах других несовременным, отсталым, некомпетентным...
В результате этой погони за возникающей «здесь и теперь» и тут же ускользающей «новой реальностью» возникает некий одноразовый мир «одноразового» человека с одноразовым сознанием, который вдохновенно описывается Тоффлером: «Это ускорение процесса становления образов внутри нас приобретает временный характер. Одноразовое искусство, быстро снятые комедии положений, снимки,
сделанные «Полароидом», ксероксы, образчики изобразительного искусства, которые пришпиливают, а затем выбрасывают. Идеи, верования и отношения, как ракеты, врываются в наше сознание и внезапно исчезают в никуда. Повседневно опровергаются и ниспровергаются научные и психологические теории. Идеологии трещат по швам. Знаменитости порхают, делают пируэты, атакуя наше сознание противоречивыми политическими и моральными лозунгами» [16, с. 266]. Обществу, с такой «порхающей» формой общественного сознания становятся ненужными формы сознания прошлых эпох: искусство с его эстетическим идеалом, мораль с ее императивами, право с его принципами и т.д. Все это слишком сложно, серьезно и обременительно по времени. То ли дело «порхающее» клиповое сознание, становящееся, как религия в средние века, высшей санкцией признания искусства, морали, религии, права и проч. Все должно быть «одноразовым» и «порхающим». В результате, одна только «одноразовая» современная политика чего стоит. В XIX веке Прудон определял политику как «мытье рук в навозе», но что бы он сказал о политике современных «одноразовых» политиков?!
Глядя на этот одноразовый, «порхающий» мир, начинаешь понимать, откуда у писателя Пелевина возникла идея романа «Жизнь насекомых».
Что же касается счастливых носителей «клипового» сознания «третьей волны», созерцающих эти «одноразовые» порхания и пируэты знаменитостей, то читаем у Тоффлера: «будучи ненасытными читателями дешевых книг и специальных журналов, они залпом глотают огромное количество информации. Но они также внимательно следят за тем, как в новых концепциях и метафорах собираются и организуются в некое целое эти кусочки информации» [16, с. 279]. Эти «ненасытные» поглотители информации «учатся создавать свои собственные «полосы» идей из того разорванного материала, который обрушивают на них новые средства информации» [16, с. 279]. Что за собственные «полосы» идей учатся создавать люди «третьей волны» лучше всего поясняет Ф. Гиренок.
Вот что он пишет по поводу «клипового» творчества современных аспирантов. «Сегодня даже аспиранты знают, что диссертации и книги носят не понятийный характер. Они сшиваются так же, как одеяло, из
лоскутков фраз, из обрывков чужих мыслей, из фрагментов, которые называются открытыми цитатами, референциями, аллюзиями, скрытыми цитатами, пересказами и критикой. Даже ирония стала сегодня способом присвоения того, что принадлежит сфере чужого ума» [5]. Профессору, как говорится, виднее, он с аспирантами работает. Но, при таком творчестве, задача «творцов» заключается лишь в том, чтобы вместе с научным руководителем придумать нужное количество пунктов новизны и положений, выносимых на защиту. Кажется, если все пункты новизны диссертаций по гуманитарным наукам вытянуть в одну линию, то, можно опоясать землю. В результате, как там, у Пушкина:
И устарела старина,
И старым бредит новизна...
Но зададим вопрос, на какие философские основания опираются адепты клипового сознания и клиповой культуры? Нетрудно заметить, что, несмотря на весь современный терминологический «антураж», Тоффлер, с его «ментальными ячейками», восходит к традиции понимания сознания, которая получила классическое выражение у Джона Локка. В этой традиции сознание выступает как «чистая доска» (tabula rasa), отражающая воздействие на нее внешнего опыта и рефлексии. Сам Локк разрабатывал эту концепцию сознания для того, чтобы последовательно провести принцип сенсуализма в познании.
Однако нужно отметить еще одну, не менее важную, сторону локковской теории сознания, на которую обычно не обращают внимание. Дело в том, что выводы из этой теории очень удачно пришлись «ко двору» для идеологического оправдания миссии, набиравшей в то время мощь Британской империи по отношению к народам ее многочисленных колоний. Миссия эта получила, с легкой руки Рейдьяра Киплинга, поэтическое название «Бремя Белого Человека». У всех этих народов -«получертей/ полудетей», по оценке Киплинга, - Белый Человек должен был стереть с «доски» сознания варварские суеверия и на «чистых досках» сознания дикарей начертать ценности цивилизации, что он и делал на протяжение веков. Обычно, для закрепления ценностей хватало дешевых блестящих безделушек, предлагаемых аборигенам. Ну, а для особо непонятливых применялись другие методы. Вспомним картинку из школьного учебника по новой истории, на которой была изображена казнь восставших сипаев, привязанных к жерлам пушек.
К концу двадцатого века локковская «чистая доска» под влиянием информационной революции как раз и предстает в модернизированном виде как «гладкая операциональная поверхность коммуникации» Бодрийяра. Что касается Тоффлера, то он «в духе времени» усовершенствовал эту «операциональную поверхность», придав ей «пикселизированную» структуру, состоящую из «ментальных ячеек» для загрузки и выгрузки «информации», т.е. «пересматривания картотеки образов» в «нашей голове». Понятно, что, когда Тоффлер говорит, что нас «пичкают», «осаждают и ослепляют» модульными «вспышками информации», которые не укладываются в «наши прежние ментальные ячейки», то он должен был бы задать вопрос, который напрашивается: кто «пичкает», «осаждает и ослепляет» наше сознание, убирая одну информацию из этих самых «ментальных ячеек» и заполняя их другой информацией? Ну, не марсиане же. Но в восторге перед открывающимися перспективами информационной революции Тоффлер этот вопрос не задает. Ведь тогда нужно признать, что, под аккомпанемент речей о свободе и демократии, правах человека и гуманизме, люди рассматриваются всего лишь как пассивный объекты тотальной суггестии, ослепляемые и осаждаемые «модульными вспышками информации», упакованной в клипы.
Как видим, старушка «tabula rasa», лежащая в основе англосаксонского понимания сознания, и сегодня исправно служит все той же колониальной миссии, хотя вместо блестящих безделушек людям, рвущимся в «мировую цивилизацию», предлагают смартфоны, айпады, айфоны, которые могут ослеплять модульными «вспышками информации» не хуже блеска стеклянных бус и «огненной воды» в прошлом. Ну а сама вышеуказанная миссия теперь называется глобализацией. Нужно сказать, что англо-саксонский проект глобализированного мира опирается на эмпирически-номиналистическое понимание категории «общее». Он предполагает объединение стран, народов, людей на основе внешних, абстрактно-общих признаков сходства и различия. Признаки, по которым можно включать или не включать в грядущий «дивный новый мир», отбирают конечно же сами глобализаторы, в соответствие с логикой абстрагирования все того же Локка. Наличие клипового мышления, несомненно, является одним из таких признаков вхождения. Ведь только обладатели сознания здесь и
теперь, противостоящего реальному бытию и оторванного от исторических корней и традиций, могут быть элементами для строительства глобального общества «третьей волны».
Глобализацию ведь нужно рассматривать не только в экономическом, политическом или правовом аспекте, но и, может быть и прежде всего, в аспекте духовном. В духовном же смысле сознание массы людей «третьей волны» низводится до пустого вместилища информации. Информация, как превращенная форма идеального, его инобытие, фетишизируется и становится основой системы образования, формирующей и воспроизводящей клиповое сознание агентов буржуазной цивилизации. От сознания, как реальной способности, остается лишь более или менее развитое умение пользоваться информацией. И не случайно Тоффлер констатирует: «У нас в голове существует как бы склад образов.. Эти образы не появились сами по себе. Они формируются непонятным для нас образом из сигналов или информации, получаемой нами из окружающей нас среды» [16, с. 263]. «Сигналы», надо полагать, опять-таки, подают марсиане. Подобным образом и у Ф. Гиренка головы школьников понимаются как «склад» информации, нужно только этот «склад» очистить от понятийной, т.е. словесной информации и оптимально загрузить образной информацией, отвечая на требования самих школьников, получающих «образовательные услуги».
Таким образом, и Тоффлер, и Ф. Гиренок опираются на англосаксонскую традицию понимания сознания. Мышление, присущее сознанию, понимается этой традицией как субъективно-психическая способность оперировать закрепленными в языке «понятиями», а по существу, общими представлениями. Правила и схемы такого словесного мышления опираются на законы формальной логики, в соответствие с которым человек размышляет о мире и о своих действиях в этом мире. По аналогии с английской пословицей «мой дом - моя крепость», англосаксонская традиция и сознание мыслит по схеме «моя голова - мое сознание», а все, что вне головы, сознанием не считается. И еще одно в этой традиции считается несомненным: мышление существует здесь как одна из способностей, наряду с другими духовными способностями, такими, как восприятие, представление, воля, воображение и т.д. И поскольку мышление понимается здесь как одна из способностей головы,
по клиповое мышление действительно возникает как «шизофренический раскол», переключение в голове человека с вербального мышления на визуальное восприятие или воображение.
И тогда Ф. Гиренок начинает, как мы видели, клеймить «увалень язык», который слишком медленно мыслит словами, и гордо провозглашать, что «на агрессию языка» сознание «ответило клипом» и т.п. Он как бы «подмигивает» при этом юным сорванцам с гаджетами, мол, «ребята, я за вас», как тот учитель из «Республики ШКИД», который, желая быть для вчерашних беспризорников своим «в доску», тайком учит их скабрезным куплетам: Не женитесь на курсистках, Они толсты, как сосиски, Коль жениться Вы хотите, Лучше женку подыщите. И сорванцы с восторгом подхватывают: Эх, ма, труля-ля, Лучше женку подыщите!
Всю суть проблемы «клипового сознания», в таком случае, сводят к изменению психологии восприятия, связанному с развитием средств массовой информации, цифровизации и т.п., к некому «междусобойчику» психологических способностей - мышления, представления, восприятия и т.д. Понятно, что ссылки на информационную революцию, как причину изменения психологии и возникновения клипового сознания, лишь скрывают, маскируют подлинные экономические и социально-исторические причины его возникновения. Кроме того, такие ссылки, по существу, являются апологетикой клипового сознания: ведь если такое сознание является необходимым порождением информационной революции, то тот, кто критикует это сознание, - ретроград, выступающий против информационного прогресса. Однако, так ли это?
Действительно ли клиповое сознание, рассмотренное выше, можно считать новой ступенькой или самой высокой «третьей волной» духовного развития человека, его свободы? Увы! Как мы видели, клиповое сознание - это не высшее достижение духовного развития человечества, а последняя ступень духовной деградации капитализма. Это форма сознания - духовное средство глобализации как последней соломинки, за которую капитализм стремится ухватиться. Для этой
глобализации клиповое сознание - средство формирования рекрутов будущего «нового дивного мира» (Олдас Хаксли). Поэтому дальнейшее развитие человеческого сознания и человеческой свободы должно лежать уже за пределами капитализма.
Эти, формируемые системой образования носители клипового сознания, «ментальные ячейки» которого легко можно загружать нужной информацией, являются, как мы уже выяснили, чрезвычайно внушаемыми, суггестивными. Как показал в свое время Б.Ф. Поршнев, человеческая история начинается с речевого внушения - суггестии, обеспечивающей то, что классики немецкой философии называли «заторможенным вожделением». Преодоление суггестии контрсуггестией означало зарождение первых проблесков сознания, как способности человека, опираясь на слово и дело, критически преодолевать внушение. Вся духовная история человечества - это постоянная борьба все новых форм суггестии, стремящихся поработить человека, и контрсуггестии, критически преодолевающей духовное рабство [14]. Теперь же ирония и одновременно трагедия состоит в том, что с «правополушарным» клиповым сознанием, «восставшим», как утверждает Ф. Гиренок, против речевого, понятийного мышления вместе с этим мышлением исчезает и база для контрсуггестии. В этом смысле господство клипового сознания означало бы торжество тотальной суггестии. И тогда, с суггестии человеческая история началась, суггестией и закончится. Или, как говорил один герой Достоевского: «С муравейника достопочтенные муравьи начали, муравейником, наверно, и кончат...». Александр Зиновьев, продумывая такую возможность, написал роман-антиутопию, в которой пользуется концептом «человейник» [6].
Итак, мы рассмотрели апологетическую трактовку «клипового мышления», опирающуюся на англосаксонское понимание сознания как отражающей поверхности с «ментальными ячейками» для заполнения информацией. Но зафиксированная здесь проблема «клиповости» мышления, которая действительно порождается информационной революцией, должна иметь и другое, более обнадеживающее для человека и его свободы решение. Для того, чтобы найти такое решение, нам нужно перейти от англосаксонского субъективно-психического понимания сознания, при котором мышление берется как одна из многих
других духовных способностей к философскому, универсальному его пониманию, присущему классической континентальной философии.
Поэтому в следующих публикациях мы планируем рассмотреть мышление в том универсальном философском значении, какое придала ему континентальная классическая философская традиция. Выражая эту традицию, Гегель справедливо настаивал на том, что существует «только одно мышление»: «всеобщее во всех представлениях, воспоминаниях и вообще в каждой духовной деятельности, во всяком хотении, желании и т.д. Все они представляют собой дальнейшие спецификации мышления» [2, с. 122]. Возможно в этой традиции сознание, как способность мыслить, всегда включало, а в современную эпоху включает в гораздо более остро выраженной форме, «клиповость» в качестве необходимого момента своей деятельности.
Сами «клипы» здесь должны возникать не потому, что сознание людей «пичкают короткими модульными вспышками информации -рекламой, командами, теориями, обрывками новостей», как это у Тоффлера. Клип, если понимать его как форму мышления, как «спецификацию мышления» - это как раз часть, отсылающая к целому.
В противном случае, это будет что угодно, только не мышление.
Список литературы
1. Бардин, Г. Борьба с «клиповым сознанием» // Мумие Шакиров «Гарри Бардин: «Тем и ценна мультипликация, что она говорит о вечных ценностях». - URL: https://www.svoboda.org/a/133591.html.
2. Гегель. Энциклопедия философских наук. Т. 1. Наука логики. - М.: «Мысль», 1974. - 452 с.
3. Гегель. Феноменология духа // Сочинения. Т. 4. - М.: Соцэкгиз,1959. - 440с.
4. Гиренок, Федор. Клиповое мышление // Литературная газета. № 49 (6490), 2014 г.
5. Гиренок, Федор. Клиповое сознание // Газета «Завтра». № 51 (1100), 18 декабря 2014 г.
6. Зиновьев, А.А. Глобальный человейник. - М.: Алгоритм, «Эксмо», 2006. - 448 с.
7. Иванов, Вяч. Вс. Чет и нечет Асимметрия мозга и знаковых систем. - М.: Изд-во «Советское радио», 1978. - 184 с.
8. Ильенков, Э.В. Диалектическая логика. Очерк истории и теории. - М.: Политиздат, 1974. - 320 с.
9. Словарь иностранных слов: [более 4500 слов и выражений]. - М.: Эксмо, 2006. -669 с.
10. Корсаков, С.С. К психологии микроцефалов // Хрестоматия по патопсихологии. -М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.
11. Мамардашвили, М.К., Соловьев Э.Ю., Швырев В.С. Классика и современность: две эпохи в развитии буржуазной философии. // Философия в современном мире. Философия и наука. - М.: Изд-во «Наука», 1972. - С. 28-95.
12. Маркс, К., Энгельс, Ф. Фейербах. Противоположность материалистического и идеалистического воззрений (Новая публикация первой главы «Немецкой идеологии»). - М.: Политиздат, 1966. - 152 с.
13. Маркс, К. Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала») // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. - Т. 25. Ч. II. - М.: Политиздат, 1963. - 551 с.
14. Поршнев, Б.Ф. Контрсуггестия и история // История и психология. - М.: Наука, 1971. - С. 7-35.
15. Потемкин, А.В., Перетятькин Г.Ф. Соскальзывание как момент развития // Потемкин А.В. Метафизические диатрибы на берегах Кизитеринки. - Ростов-на-Дону: ООО «Ростиздат», 2003. - С. 467-477.
16. Тоффлер, Э. Третья волна. - М.: ООО «Фирма «Изд-ва АСТ», 1999. - 261 с.
17. Флоренский, П.А. У водоразделов мысли. Том 2. - М.: Изд-во «Правда», 1990. 447 с.
18. Ясперс, К. Смысл и назначение истории: - М.: Политиздат, 1991. - 527 с.
19. Baudrillard, Jean. Ecstasy of Communication // The Anti-Aesthetic. Essays on Postmodern Culture / Ed. H. Foster. Port Townsend: Bay Press, 1983.
CLIP BEING AND CLIP CONSCIOUSNESS
G.F. Peretyatkin
Southern Federal University, Rostov-on-Don e-mail: [email protected]
The article examines the phenomenon of "clip" consciousness, which is discussed today at various levels, from ordinary to philosophical reflection, which causes opposite interpretations. On the one hand, parents and teachers are worried about the negative consequences of the development of such a consciousness in children: they do not read books, they lose the skills to express their thoughts coherently, and become uncommunicative. On the other hand, "clip consciousness" is viewed as a kind of indulgence, justifying lightness in creativity and communication, marking belonging to a "creative get-together" (any reproach and criticism can be easily parried: they say, well, what do you want, we live in clip culture).
Keywords: consciousness, culture, clip, visuality, information society, schizophrenia.
