УДК 616.89-02-092
КЛИНИЧЕСКАЯ И НЕйРОПСИХИАТРИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ПОВЕДЕНЧЕСКИХ ЗАВИСИМОСТЕЙ
Убейконь Д. А.1, Руденко Н. В.1, Голубь А. А.1
1 Медицинская академия имени С. И. Георгиевского (структурное подразделение) ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского», 294006, бульвар им. ленина, 5/7, г. Симферополь, россия.
Для корреспонденции: руденко Николь Владленовна, соискатель кафедра психиатрии, психотерапии, наркологии с курсом общей и медицинской психологии, Медицинская академия имени С.И. Георгиевского ФГАОУ ВО «Крымский федеральный университет имени В.И. Вернадского. E-mail: [email protected].
Information about authors:
ubeykon D. A orcid.org/0000-0002-3390-5434; SPIN-код: 5595-8241
Rudenko N. V. orcid.org/0000-0002-1115-8503
Golub A. A. orcid.org/0000-0002-4419-8026
For correspondence: rudenko N. V., Medical Academy named after S.I. Georgievsky of Vernadsky CFu. E-mail: [email protected].
РЕЗЮМЕ
В представленной статье, посвященной вопросам психоневрологических особенностей поведенческих аддикций, проанализированы характерные черты как химических, так и нехимических зависимостей, выявлены их сходства и различия во многих аспектах, таких как: этиологические факторы, механизмы возникновения, особенности течения, диагностики и лечения. цель этой работы — привлечь внимание медицинского мира к проблеме поведенческих аддикций в связи с низкой распространенностью специальных медицинских учреждений для лечения этих заболеваний. Данная работа может быть интересна практикующим психиатрам, психологам, врачам общей практики и студентам медицинских университетов.
Ключевые слова: аддиктивное поведение, нехимические аддикции, нейрофизиология зависимости.
CLINICAL AND NEUROPSYCHIATRY CHARACTERISTICS OF BEHAVIORAL DEPENDENCIES
Ubeykon D. A, Rudenko N. V., Golub A. A.
Medical Academy named after S.I. Georgievsky of Vernadsky CFu Address: Russian Federation, Republic of Crimea, 295051, Simferopol, 5/7, Lenin Avenue
SUMMARY
In the presented article devoted to the questions of psycho-neurological features of behavioral addictions, characteristic features of both chemical and non-chemical dependencies were analyzed, their similarities and differences in many aspects, such as: etiological factors, mechanisms of origin, flow peculiarities, diagnostics and treatment were revealed. The purpose of this work is to draw the attention of the medical world to the problem of behavioral addictions due to the low prevalence of special medical institutions for the treatment of these diseases. This work may be of interest to practicing psychiatrists, psychologists, general practitioners and students of medical universities.
Key words: addictive behavior, non-chemical addictions, neurophysiology of addiction.
ВВЕДЕНИЕ
Значение слова «зависимость» менялось с течением времени. Оно происходит из латинского языка, addicere, и обозначает "связанный с" или "порабощенный", и в его начальной формулировке не ассоциировалось с употреблением химических веществ. В Средние века им описывали не поведение, связанное с употреблением веществ, а скорее с "привычки" или "склонности». В XVIII начали появляться отсылки к зависимостям (например, от табака), и на протяжении всего XX века этот термин применялся к чрезмерному / проблематичному употреблению опия и других наркотиков до такой степени, что, в ходе обсуждения третьего издания Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам (DSM-Ш-R) комитет по расстройствам, связанным с употреблением психоактивных веществ, постановил, что наркомания может быть определена как компульсивное употребление наркотиков [1]. Однако, с тех пор людей интересует, можно ли считать нехимические зависимости (например, азартные игры) аддикциями по своей природе. Некоторые авторы предложили основные характеристики зависимостей, в том числе продолжительное совершение действий, приводящих к неблагоприятным последствиям, снижение контроля над участием в этих действиях, склонность к навязчивым мыслям об этих поступках [2]. Если рассматривать эти элементы в качестве центральных компонентов аддикций, то рамки зависимости могут применяться к более широкому спектру расстройств поведения, чем те, которые связаны с употреблением психоактивных веществ [3].
В первом десятилетии этого тысячелетия произошел явный сдвиг в пользу концептуализации поведения, связанного с нехимическими зависимостями. Констанс Холден в двух статьях рассматривает важные вопросы, касающиеся нехимических аддикций [4,5]. Во-первых, она спрашивает, существуют ли вообще поведенческие зависимости и могут ли новые научные методы, такие как нейровизуализация, доказать, что химические зависимости и, например, зависимость от азартных игр, имеют общие нейрофизиологические паттерны. Во второй статье она поднимает вопрос о включении гэмблинга наравне с химическими аддикциями в DSM-5 в раздел «Расстройства, связанные с приемом психоактивных веществ и аддиктивные состояния». Эта реклассификация была частично основана на систематических обзорах литературы, проведенных исследованиях в группах DSM-5, сравнивающих и контрастирующих гэмблинг с химическими аддикциями [6] и гэмблинга с обсессивно-компульсивным расстройством (ОКР) [7]. Данные этих исследований указывают на близкое сходство гэмблинга и химических зависимостей, но значительно меньшее между гэмблингом и обсессивно-компульсивным расстройством во многих областях, включая диагностические критерии, клинические характеристики, социальные факторы, сопутствующие расстройства, личностные характеристики, поведенческие паттерны, биохимический профиль, нейроциркуляцию, генетические факторы и лечение. В итоге гэмблинг был переквалифицирован вместе с химическими аддикциями в DSM-5, в то время как другие расстройства, ранее классифицировавшиеся как "Расстройств контроля над побуждениями, не включенной в другие группировки" либо по-прежнему классифицируются как «Расстройства контроля над побуждениями», либо были реклассифицированы в другие категории. В частности, трихотилломания была переклассифицирована вместе с ОКР в категорию «Обсессивно-компульсивных и связанных с ними расстройств».
ГЭМБЛИНГ
По указанным причинам игроманию можно считать образцовой поведенческой зависимостью. Она более изучена по сравнению с другими поведенческими пристрастиями, и будет в центре внимания данного обзора. По данным Всемирной организации здравоохранения на сегодняшний день процент людей, имеющих зависимость от азартных игр, составляет 1-5%. Это единственный вид нехимической аддикции, включенный в DSM-5 в раздел «Расстройства, связанные с приемом психоактивных веществ и аддиктивные состояния». С клинической точки зрения гэмблинг и химические аддикции демонстрируют частое совместное появление в клинических образцах, демонстрируют схожие модели развития (с высокими показателями у подростков и молодых взрослых и более низкими показателями у пожилых людей), показывают общий генетический и экологический вклад в двойные исследования и демонстрируют как сходства, так и различия на нейробиологическом уровне [8].
Разные клинические исследования обнаруживали сходства между гэмблингом и химическими аддикциями. Например, общества анонимных игроков, смоделированные по образцу обществ анонимных алкоголиков, доступны во всем мире, что связано с их благоприятным влиянием на течение заболевания, особенно в сочетании с профессиональным
лечением. Поведенческая терапия для лечения химических зависимостей была адаптирована и для гэмблинга. Плацебо-контролируемые рандомизированные клинические исследования показали, что в лечении гэмблинга оказались эффективными препараты, используемые для фармакотерапии расстройств употребления химических веществ. Примечательно, что налтрексон, антагонист опиоидных рецепторов, применяемый для лечения опиоидных и алкогольных зависимостей, продемонстрировал превосходство над плацебо в нескольких рандомизированных клинических испытаниях, как и другой антагонист опиоидных рецепторов - налмефен [9]. Например, лица с игровой зависимостью и алкоголизмом в семейном анамнезе чаще и лучше реагировали на антагонисты опиоидных рецепторов, чем те, у кого анамнез по алкоголизму не отягощен, что указывает на возможное существование общих биологических особенностей алкогольных и химических аддикций, являющихся мишенью для антагонистов опиоидных рецепторов [10]. Эти выводы перекликаются с результатами лечения дисульфирамом ветеранов США, которые страдали алкоголизмом и имели преходящие психические расстройства. Как и в случае злоупотребления алкоголем, антагонисты опиоидных рецепторов действуют через снижение влечения [11]. Таким образом, полученные данные свидетельствуют о сходствах и различиях между гэмблингом и расстройствами, связанными с употреблением алкоголя, как и было предположено в исследованиях когнитивно-поведенческой функции и структуры мозга. Например, было установлено, что группы лиц с проблемами употребления алкоголя и игровыми зависимостями отличаются от здоровых субъектов по показателям импульсивности и рискованного принятия решений, в то время как лица только с алкоголизмом демонстрируют больше нарушений в областях мышления и кратковременной памяти [12]. Эти результаты могут быть связаны с конкретными нейробиологическими коррелятами, поскольку недавнее исследование показало, что как индивидуумы с гэмблингом, так и пациенты с кокаиновой зависимостью, демонстрируют различия в строении белого вещества комиссуральных (спаечных) проводящих путей, тогда как последствия расстройств, связанных с употреблением алкоголя, были более выражены в ассоциативных трактах [13].
Двойные исследования показывают, что оба фактора (генетический и экологический) способствуют совместному возникновению гэмблинга и химических аддикций. В выборке мужчин-близнецов значительная роль в совместном возникновении таких расстройств, как: игровая и алкогольная зависимость, патологическое употребление табака и конопли, отводится и генетическим, и факторам окружающей, в то время как со-возникновение патологического пристрастия к азартным играм и расстройств, связанных с употреблением стимуляторов, связано, в основном, с генетической предрасположенностью Эти данные указывают на высокую связь употребления социально приемлемых веществ с возникновением патологического пристрастия к азартным играм, и, следовательно, на высокую степень влияния на это факторов окружающей среды [14]. Такие воздействия особенно актуальны для женщин, в то время как у мужчин на одновременное возникновение азартных зависимостей и алкоголизма больше влияют генетические факторы [15]. Также данные некоторых исследований свидетельствуют о том, что потенциальные генетические риски возникновения игровой зависимости в большей степени могут быть выражены в поведении у лиц, находящихся в неблагоприятном социальном положении.
Анализ влияния эпигенетических факторов на игровые зависимости были произведены совсем недавно, и результаты первоначально указывают на то, что метилион DRD2 (ген, кодирующий дофаминовые D2-рецепторы, и предположительно связанный с аддиктивным поведением и расстройствами, включая гэмблинг [16]) может зависеть от качества лечения и особенностей диагностики, причем более низкий уровень метилиона наблюдается у абстинентных пациентов и у импульсивных индивидуумов [17]. Необходим ряд дополнительных исследований для определения конкретных генов, связанных с игровым расстройством, и того, как их экспрессия может быть подвержена влиянию конкретных воздействий окружающей среды, чтобы определить факторы и пути, связанные как с уязвимостью, так и с отказоустойчивостью. На сегодняшний день ни одно из проведенных исследования геномных ассоциаций не выявили конкретных областей, имеющих существенное значения в развитии гэмблинга.
Были предложены конкретные нейротрансмиттеры играющие роль в развитии игровой зависимости. При этом предполагается, что серотонин связан с контролем импульсов; дофамин ответственен за систему вознаграждений; норадреналин - за возбуждение и азарт; и опиоиды - за мотивы и побуждения. Хотя клинические исследования и подтверждают некоторые из этих взаимосвязей, вклады нейротрансмиттеров кажутся более сложными и могут отличаться от таковых при химических аддикциях. Результаты анализа с использова-
нием D3-специфичного радиолиганда пропил-гексагидронафго-оксазин(PHNO) указывают на различия у отдельных лиц с расстройствами употребления стимуляторов и гэмблингом. В частности, несколько исследований выявили межгрупповые различия у лиц с и без расстройства, связанными с употреблением стимуляторов, в отношении наличия PHNO в черной субстанции [18], в то время как эти различия не наблюдались у лиц с и без гэмблинга [19]. В совокупности эти данные свидетельствуют о том, что некоторые выводы о связи дофамина с развитием зависимостей могут быть справедливыми только в отношении конкретных веществ, причем стимуляторы, такие как кокаин, возможно, оказывают прямое воздействие на дофаминовые системы.
Результаты функциональной магнитно-резонансной томографии (фМРТ) свидетельствуют о сходстве гэмблинга и химических зависимостей, а также о различиях в отношении конкретных когнитивных областей, включая центр вознаграждения, когнитивного контроля и тяги [20]. Что касается центра обработки вознаграждения, то в нескольких исследованиях наблюдалась сниженная активация вентрального стриатума во время периода обработки вознаграждения, аналогичные результаты показали исследования, связанные с употреблением алкоголя и табака. В течение фазы исхода обработки вознаграждения относительно уменьшенная активация вентромедиальной префронтальной коры наблюдалась у субъектов с гэмблингом, что соответствовало выводам относительно сниженной активации данной области у этих же субъектов в других контекстах, включая когнитивный контроль, тягу, принятие рискованных решений, и воспроизведение азартного поведение. Недавнее исследование игровых зависимостей выявило повышенную активацию островковой доли и поясной коры у лиц с гэмблингом, и определило функциональные взаимодействия отделов головного мозга при возникновении тяги к азартным играм: положительную связь между островковой зоной и вентральным стриатумом, и отрицательную - между вентральным стриатумом и медиальной префронтальной корой [21]. Эти данные перекликаются с недавним исследованием тяги у пациентов с гэмблингом, которое выявило усиленную активацию дорсальной и медиальной областей префронтальной коры, а также островковую активацию у женщин с данным расстройством.
Последние исследования были направлены на поиск сходств и различий в функции и структуре мозга в группах гэмблинга и химических аддикций. Например, исследование тяги, индуцированной различными сигналами (азартные игры, кокаин и сниженное настроение) у определенных групп пациентов (соответственно, лица с гэмблингом, кокаин-зависимые и группа здоровых людей) по условию вовлечения в процесс вентральной и дорсальной префронтальной коры, показало, что первая область активируется у зависимых субъектов в ответ на сигнал об употреблении кокаина, а вторая проявляет повышенную активность сигнал-специфическим образом (у пациентов с гэмблингом в ответ на участие в азартных играх; у кокаин-зависимых - на употребление кокаина; и у здоровой группы - в ответ на сниженное настроение) [22]. С помощью фМРТ был произведен анализ обработки побед, поражений, а также других событий во время имитации игры в игровые автоматы. Пациенты с гэмблингом показали большую активацию вентрального стриатума, чем здоровые, у которых возрастала возможность выигрыша (т. е. первые два слота игрового автомата совпадали), в то время как кокаин-зависимые испытуемые имели сравнительно меньшую активацию вентрального стриатума, чем здоровые при очевидном поражении (т. е. первые два слота не совпадали). Аналогичная картина возникла и в вентро-медиальной префронтальной коре [23]. Эти данные указывают на то, что обработка вознаграждения, связанного с азартными играми, может быть в большей степени сосредоточена на возможности выигрыша у пациентов с гэмблингом и возможности поражения у пациентов с кокаиновой зависимостью.
Во время решения задачи по уменьшению убытков от игры (включая: игру с очевидной потерей; вариантов уменьшения вероятности проигрыша; принятия потери) субъекты с кокаиновой зависимостью и гэмблингом показали отличия от субъектов здоровой группы в разные периоды принятия решений. В частности, у пациентов с игровой зависимостью выявили большую связь между активацией медиальной префронтальной коры и принятии решения о прекращении игры, чем кокаин-зависимые и здоровые исследуемые. В это же время пациенты с кокаиновой зависимостью показали меньшее вовлечение миндалевидно-полосатого участка, чем здоровые [24]. Эти выводы подчеркивают важные сходства и различия в мотивационных и связанных с вознаграждением/потерей процессах развития гэмблинга и кокаиновых зависимостей.
Использование диффузионной МРТ показало аналогичные различия в группах пациентов с игровой и кокаиновой аддикциями (по сравнению со здоровой группой) в пересека-
ющихся волокнах кортико-стриарного тракта и теменно-затылочной области. Исследование объема серого вещества в этих трех группах выявило, что по сравнению со здоровыми лицами и лицами с гэмблингом, кокаин-зависимая группа показала снижение объема фронтальной коры головного мозга, тогда как импульсивность во всех трех группах обратно зависела от объемов островковой и подкорковой областей (миндалина, гиппокамп) [25]. Эти выводы свидетельствуют о том, что некоторые нейробиологические данные более тесно связаны с особенностями диагностических групп (к которым в этом случае могут относиться нейротоксические эффекты кокаина, хотя эта возможность является спекулятивной и требует прямого изучения в продольных исследованиях), тогда как другие более тесно связаны с трансдиагностическим подходом, при этом последние согласуются с исследовательским критериям доменов (RdOC ).
Хотя многие модели возникновения химических аддикций исторически применялись и для гэмблинга, следует проявлять осторожность в этом вопросе. Например, как отмечалось ранее, широкораспространенная концепция центральной роли дофамина в возникновении зависимостей была поставлена под сомнение как для игровых, так и для широкого спектра химических аддикций [26], а генетические исследования последних идентифицировали гены, участвующие в метаболизме наркотических веществ. Тем не менее, важный вклад могут внести данные исследований, в которых будут использоваться в выборках большен, и аналитические подходы, генерирующие более стабильные и воспроизводимые результаты для непосредственного сравнения и противопоставления гэмблинга и химических аддик-ций. Такой процесс должен помочь более точно определить нейронные и нейрохимические сходства и различия между этими двумя расстройствами.
ЗАВИСИМОСТЬ ОТ ИНТЕРНЕТ-ИГР
По мере роста доступности и использования Интернета рассматривается вопрос о том, в какой степени определенное поведение на его просторах может быть проблематичным или вызывающим привыкание. В то время, как первоначальные исследования в основном были сосредоточены на типах и моделях использования Интернета в более общем плане (т. е. "интернет-зависимость" [27]), более поздний акцент был сделан на типах поведения, выполняемых в Интернете. Особого внимания заслуживают игры. Рабочая группа DSM-5 по химическим аддикциям рассмотрела вопрос о проблеме азартных игр и использования интернета и предложила включить предварительные критерии расстройства, связанного с использованием интернета, в третий раздел DSM-5, посвященный состояниям, требующим дополнительных исследований [28]. Решение сосредоточить внимание на компьютерных играх было принято с учетом того, что в то время было доступно больше данных о проблемах с играми в интернете, чем с другими проблемами использования Интернета, хотя в настоящее время исследуется более широкий диапазон поведения, связанного с Интернетом (например, социальные сети, азартные игры, просмотр порнографии, покупки). Критерии расстройства, связанного с интернет-играми, имеют сходство с критериями гэмблинга и включают клинически значимые нарушения или дистресс, связанные с выполнением пяти (или более) из десяти критериев, относящихся к таким признакам, как толерантность, отстраненность, тревога и вмешательство в основные области жизнедеятельности. Несмотря на деятельность DSM в области оценки расстройства, связанного с интрнет-играми, дискуссии по этому поводу не утихают. Например, некоторые ученые считают, что признание этого расстройства отдельной нозологической единицей может иметь негативные последствия для кибер-спростменов [29], в то время как другие считают, что наличие четких диагностических критериев поспобствует направлению усилий здравоохранения на профилактику и лечение этих расстройств [30].
Предлагаемые критерии игрового расстройства, рассматриваемые для 11-го издания международной классификации болезней (МКБ-11), доступны в интернете. Основные критерии включают в себя вмешательство в основные области жизнедеятельности, постоянные и повторяющиеся эпизоды игр в течение по крайней мере 12 месяцев, что продолжается, несмотря на неблагоприятные последствия и в условиях нарушения контроля над поведением.
Что касается лечения, то несколько методов были официально протестированы, например, исследования когнитивно-поведенческих методов лечения, показывающих некоторые перспективы в лечении расстройства, связанного с интернет-играми. Первоначальные исследования были направлены на поиск возможных нейронных механизмов, лежащих в основе эффективных методов лечения игрового расстройства. Было обнаружено, что поведенческая интервенция, включающая элементы когнитивной поведенческой терапии,
по итогам повторного тестирования привело к снижению тяжести интернет-зависимости, времени, проведенного в играх, и силе влечения. При этом после лечения снижалась функциональная активность между островково зоной, предклиньем и лингвальной извилиной [31]. Кроме того, результаты исследования состояния покоя (в условиях отсутствия провоцирующих сигналов) показали, что поведенческое вмешательство снижает силу связи между орбито-фронтальной корой и гиппокампом, а также между задней поясной извилиной и моторными областями мозга [32].
Эти данные свидетельствуют о том, что когнитивно-поведенческая терапия может работать частично за счет снижения силы связи во время воздействия сигналов и в состоянии покоя между регионами, вовлеченными в вызванную сигналами тягу к химически веществам и патологической игре. Другие методы (например, когнитивный контроль, принятие решений о вознаграждении за риск) были предложены в качестве потенциальных целей лечения расстройства пользования интернетом, и исследования с использованием фМРТ выявили различия в нейронных коррелятах этих процессов у людей с интрнет-расстройствами и без них [33]. Таким образом, их потенциальное применение в клинических исследованиях требует прямого изучения.
СЕКС-ЗАВИСИМОСТЬ
Как интернет-зависимые, так и интернет-независимые формы проблемного сексуального поведения требуют клинического рассмотрения и исследования. В настоящее время существует бета-проект нозологической единицы под названием "компульсивное расстройство сексуального поведения", который предлагается включить в МКБ-11. Особенности предлагаемого расстройства включают «постоянную модель неспособности контролировать интенсивные, повторяющиеся сексуальные импульсы или побуждения», которая включает в себя озабоченность, неудачные попытки контролировать сексуальное поведение и сексуальное взаимодействие, несмотря на неблагоприятные последствия, с предлагаемым сроком не менее 12 месяцев и ассоциацией со значительным обеднением или ухудшением состояния основных областей жизнедеятельности. Несмотря на сходства в описании сексуального расстройства и гэмблинга, зависимостей от интрнет-игр и химических аддикций и включение основных элементов зависимостей в сексуальное расстройство, в настоящее время предлагается классифицировать по МКБ-11 его как "расстройство импульсного контроля" вместе с пироманией, клептоманией и др. Этот подход может отражать текущие дебаты относительно наиболее подходящей классификации сексуального расстройства, а также ограниченный объем данных о нем во многих областях, включая эффективные методы лечения и оценки распространенности [34].
Одной из областей, получившей значительное исследовательское внимание, является нейробиология сексуального расстройства. Например, при сравнении гетеросексуальных мужчин с сексуальным расстройством и без него, мужчины, страдающие данным расстройством, показали большую активацию в миндалевидном теле, вентральном стриатуме и передних поясных извилинах в ответ на сексуальные сигналы. Другие исследования показывают, что закономерности в отношении концентрации внимания у пациентов с сексуальным расстройством аналогичны тем, которые определяются у пациентов с наркоманией [35]. Предварительные данные свидетельствуют о том, что налтрексон может быть полезен для уменьшения влечения при лечении этого расстройства [36]. Несмотря на то, что эти результаты только предварительные и в их анализе преобладает исследование гетеросексуальных мужчин, данные свидетельствуют о множественности сходств между сексуальным расстройством и зависимыми расстройствами, такими как гэмблинг и химические аддикции.
ВЫВОДЫ И ПЕРСПЕКТИВНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
хотя поле поведенческих зависимостей продолжает расширяться, оно все еще молодо, и остается много пробелов в том, что известно в клинической практике на сегодняшний день. Несмотря на все большее понимание нейробиологических основ гэмблинга за последние несколько десятилетий, процесс внедрения этой информации в улучшенные стратегии профилактики и лечения был медленным, особенно без лекарственных средств. Кроме того, учитывая структуру национальных учреждений здравоохранения Российской Федерации, которая включает в себя отдельные институты, ориентированные на расстройства, связанные с употреблением алкоголя и наркотических веществ, никто так и не смог сосредоточиться на других пристрастиях, нет института, приоритетом которого были бы поведенческие зависимости. Таким образом, в России прогресс в понимании биологических процессов,
приводящих к возникновению поведенческих зависимостей, вероятно, будет медленнее, чем в случае других психических расстройств, что может привести к неравенству в отношении здоровья людей с поведенческими зависимостями (и других пострадавших, например, членов семьи). Тем не менее, по мере проведения исследований во всем мире и технического прогресса, ведущего к более четкому пониманию индивидуальных различий, связанных с развитием, сохранением и восстановлением от поведенческих зависимостей, есть основания надеяться, что будут достигнуты успехи в направлении индивидуализированного и более эффективного ухода, а также что будут усовершенствованы подходы к профилактике, лечению и политике в отношении поведенческих зависимостей в будущем.
Конфликт интересов: авторы заявляют об отсутствии конфликта интересов.
Conflict of interest: We have no conflict of interest to declare.
список ЛИТЕРАТУРЫ
1. O'Brien CP., Volkow N., Li TK. (2006) What's in a word? Addiction versus dependence in DSM-V. Am J Psychiatry, 163(5), pp. 764-765
2. Potenza MN. (2008) The neurobiology of pathological gambling and drug addiction: an overview and new findings. Phil Trans R Soc B, 363(1507), pp. 3181-3189.
3. Grant JE., Potenza MN, Weinstein A. et al. (2010) Introduction to behavioral addictions. Am J Drug Alcohol Abuse, 36(5), pp. 233-241.
4. Holden C. (2001) Behavioral' addictions: do they exist? Science, 294(5544), pp. 980-982.
5. Holden C. (2010) Behavioral addictions debut in proposed DSM-V. Science, 327(5968), pp. 935.
6. Potenza MN. (2006) Should addictive disorders include non-substance-related conditions? Addiction, 101(suppl 1), pp. 142-151.
7. Potenza MN., Koran LM., Pallanti S. (2009) The relationship between impulse control disorders and obsessive-compulsive disorder: a current understanding and future research directions. Psychiatry Res, 170(1), pp. 22-31.
8. Fauth-Buhler M., Mann K., Potenza MN. (2006) Pathological gambling: a review of the neurobiological evidence for its classification as an addictive disorder. Addict Biol, 22(4), pp. 885-897.
9. Yip SW., Potenza MN. Treatment of gambling disorders. (2014) Curr Treat Options Psychiatry, 1(2), pp. 189-203.
10. Grant JE., Kim SW., Hollander E. et al. (2008) Predicting response to opiate antagonists and placebo in the treatment of pathological gambling. Psychopharmacology (Berl), 200(4), pp. 521-527.
11. Maisel NC., Blodgett JC., Wilbourne PL. et al. (2013) Meta-analysis of naltrexone and acamprosate for treating alcohol use disorders: when are these medications most helpful? Addiction, 108(2), pp. 275-293.
12. Lawrence AJ., Luty J., Bogdan NA. et al. (2009) Problem gamblers share deficits in impulsive decisionmaking with alcohol-dependent individuals. Addiction, 104(6), pp. 1006-1015.
13. Yip SW., Morie KP., Xu J. et al. (2017) Shared microstructural features of behavioral and substance addictions revealed in areas of crossing fibers. Biol Psychiatry Cogn Neurosci Neuroimaging, 2(2), pp. 188-195.
14. Xian H., Giddens J., Scherrer J. et al. (2014) Environmental factors selectively impact co-occurrence of problem/pathological gambling with specific drug-use disorders. Addiction, 109(4), pp. 635-644.
15. Slutske WS., Ellingson JM., Richmond-Rakerd LS. et al. (2013) Shared genetic vulnerability for disordered gambling and alcohol use disorder in men and women: evidence from a national community-based australian twin study. Twin Res Hum Gen, 16(2), pp. 525-534.
16. Comings DE. (1998) The molecular genetics of pathological gambling. CNS Spectrums, 3(6), pp. 20-37
17. Hillemacher T, Frieling H, Buchholz V et al. (2016) Dopamine-receptor 2 gene-methylation and gambling behavior in relation to impulsivity. Psychiatry Res, 239, pp. 154-155.
18. Matuskey D., Gallezot JD., Pittman B. (2014) Dopamine D3 receptor alterations in cocaine-dependent humans imaged with the PET ligand [11C] (+)PHNO. Drug Alcohol Depend, 139, pp. 100-105.
19. Boileau I, Payer D, Chugani B et al. (2013) The D2/3 dopamine receptor in pathological gambling: a positron emission tomography study with [11C](+)-propyl-hexahydro-naphtho-oxazin and [11C] raclopride. Addiction, 108(5), pp. 953-963.
20. Leeman RF., Potenza MN. (2012) Similarities and differences between pathological gambling and substance use disorders: a focus on impulsivity and compulsivity. Psychopharmacology (Bed), 219(2),
pp. 469-490.
21. Limbrick-Oldfield EH, Mick I, Cocks RE et al. (2017) Neural substrates of cue reactivity and craving in gambling disorder. Transl Psychiatry, 7(1), p. 992.
22. Kober H., Lacadie C., Wexler BE. et al. (2016) Brain activity during cocaine craving and gambling urges an fMRI study. Neuropsychopharmacology, 41(2), pp. 628-637.
23. Worhunsky PD., Malison RT., Rogers RD. et al. (2014) Altered neural correlates of reward and loss processing during simulated slot-machine fMRI in pathological gambling and cocaine dependence. Drug Alcohol Depend, 145, pp. 77-86. Doi:
24. Worhunsky PD., Potenza MN., Rogers RD. (2017) Functional brain networks associated with loss-chase decision-making in pathological gambling and cocaine dependence. Drug Alcohol Depend, 178, pp. 363-371.
25. Yip SW, Worhunsky PD, Xu J et al. (2017) Gray-matter relationships to diagnostic and transdiagnostic features of drug and behavioral addictions. Addict Biol. Epub ahead of print.
26. Potenza MN. (2013) How central is dopamine to pathological gambling or gambling disorder? Front Behav Neurosci, 7:206.
27. Young K. Psychology of computer use: XL. (1996) Addictive use of the Internet: a case that breaks the stereotype. Psychol Rep, 79(3 pt 1), pp. 899-902. Doi:
28. Petry NM., O'Brien CP. (2013) Internet gaming disorder and the DSM-5. Addictio, 108(7), pp. 11861187.
29. Aarseth E, Bean AM, Boonen H et al. (2016). Scholars' open debate paper on the World Health Organization ICD-11 Gaming Disorder proposal. J Behav Addict, 1;6(3), pp. 267-270.
30. Saunders JB, Hao W, Long J et al . (2017) Gaming disorder: its delineation as an important condition for diagnosis, management and prevention. J Behav Addict, 1;6(3), pp. 271-279.
31. Zhang JT, Yao YW, Potenza MN et al. (2016) Effects of craving behavioral intervention on neural substrates of cue-induced craving in Internet gaming disorder. Neuroimage Clin, 12, pp. 591-599.
32. Zhang JT, Yao YW, Potenza MN et al. (2016) Altered resting-state neural activity and changes following a craving behavioral intervention for Internet gaming disorder. Sci Rep.
33. Liu L, Xue G, Potenza MN et al. (2017) Dissociable neural process alterations during risky decisionmaking in individuals with Internet-gaming disorder. Neuroimage Clin, 14, pp. 741-749.
34. Kraus SW., Voon V., Potenza MN. (2016) Should compulsive sexual behavior be considered an addiction? Addiction, 111(12), pp. 2097-2106
35. Banca P., Morris LS., Mitchell S. et al. (2016) Novelty, conditioning and attentional bias to sexual rewards. J Psychiatr Res, 72, pp. 91-10. 36. Kraus SW., Meshberg-Cohen S., Martino S. et al. (2015) Treatment of compulsive pornography use with naltrexone: a case report. Am J Psychiatry, 172(12), pp. 1260-1261.
references
1. O'Brien CP., Volkow N., Li TK. (2006) What's in a word? Addiction versus dependence in DSM-V. Am J Psychiatry, 163(5), pp. 764-765
2. Potenza MN. (2008) The neurobiology of pathological gambling and drug addiction: an overview and new findings. Phil Trans R Soc B, 363(1507), pp. 3181-3189.
3. Grant JE., Potenza MN, Weinstein A. et al. (2010) Introduction to behavioral addictions. Am J Drug Alcohol Abuse, 36(5), pp. 233-241.
4. Holden C. (2001) Behavioral' addictions: do they exist? Science, 294(5544), pp. 980-982.
5. Holden C. (2010) Behavioral addictions debut in proposed DSM-V. Science, 327(5968), pp. 935.
6. Potenza MN. (2006) Should addictive disorders include non-substance-related conditions? Addiction, 101(suppl 1), pp. 142-151.
7. Potenza MN., Koran LM., Pallanti S. (2009) The relationship between impulse control disorders and obsessive-compulsive disorder: a current understanding and future research directions. Psychiatry Res, 170(1), pp. 22-31.
8. Fauth-Buhler M., Mann K., Potenza MN. (2006) Pathological gambling: a review of the neurobiological evidence for its classification as an addictive disorder. Addict Biol, 22(4), pp. 885-897.
9. Yip SW., Potenza MN. Treatment of gambling disorders. (2014) Curr Treat Options Psychiatry, 1(2), pp. 189-203.
10. Grant JE., Kim SW., Hollander E. et al. (2008) Predicting response to opiate antagonists and placebo in the treatment of pathological gambling. Psychopharmacology (Berl), 200(4), pp. 521-527.
11. Maisel NC., Blodgett JC., Wilbourne PL. et al. (2013) Meta-analysis of naltrexone and acamprosate for treating alcohol use disorders: when are these medications most helpful? Addiction, 108(2), pp. 275-293.
12. Lawrence AJ., Luty J., Bogdan NA. et al. (2009) Problem gamblers share deficits in impulsive decisionmaking with alcohol-dependent individuals. Addiction, 104(6), pp. 1006-1015.
13. Yip SW., Morie KP., Xu J. et al. (2017) Shared microstructural features of behavioral and substance addictions revealed in areas of crossing fibers. Biol Psychiatry Cogn Neurosci Neuroimaging, 2(2), pp. 188-195.
14. Xian H., Giddens J., Scherrer J. et al. (2014) Environmental factors selectively impact co-occurrence of problem/pathological gambling with specific drug-use disorders. Addiction, 109(4), pp. 635-644.
15. Slutske WS., Ellingson JM., Richmond-Rakerd LS. et al. (2013) Shared genetic vulnerability for disordered gambling and alcohol use disorder in men and women: evidence from a national community-based australian twin study. Twin Res Hum Gen, 16(2), pp. 525-534.
16. Comings DE. (1998) The molecular genetics of pathological gambling. CNS Spectrums, 3(6), pp. 20-37
17. Hillemacher T, Frieling H, Buchholz V et al. (2016) Dopamine-receptor 2 gene-methylation and gambling behavior in relation to impulsivity. Psychiatry Res, 239, pp. 154-155.
18. Matuskey D., Gallezot JD., Pittman B. (2014) Dopamine D3 receptor alterations in cocaine-dependent humans imaged with the PET ligand [11C] (+)PHNO. Drug Alcohol Depend, 139, pp. 100-105.
19. Boileau I, Payer D, Chugani B et al. (2013) The D2/3 dopamine receptor in pathological gambling: a positron emission tomography study with [11C](+)-propyl-hexahydro-naphtho-oxazin and [11C] raclopride. Addiction, 108(5), pp. 953-963.
20. Leeman RF., Potenza MN. (2012) Similarities and differences between pathological gambling and substance use disorders: a focus on impulsivity and compulsivity. Psychopharmacology (Bed), 219(2), pp. 469-490.
21. Limbrick-Oldfield EH, Mick I, Cocks RE et al. (2017) Neural substrates of cue reactivity and craving in gambling disorder. Transl Psychiatry, 7(1), p. 992.
22. Kober H., Lacadie C., Wexler BE. et al. (2016) Brain activity during cocaine craving and gambling urges an fMRI study. Neuropsychopharmacology, 41(2), pp. 628-637.
23. Worhunsky PD., Malison RT., Rogers RD. et al. (2014) Altered neural correlates of reward and loss processing during simulated slot-machine fMRI in pathological gambling and cocaine dependence. Drug Alcohol Depend, 145, pp. 77-86. Doi:
24. Worhunsky PD., Potenza MN., Rogers RD. (2017) Functional brain networks associated with loss-chase decision-making in pathological gambling and cocaine dependence. Drug Alcohol Depend, 178, pp. 363-371.
25. Yip SW, Worhunsky PD, Xu J et al. (2017) Gray-matter relationships to diagnostic and transdiagnostic features of drug and behavioral addictions. Addict Biol. Epub ahead of print.
26. Potenza MN. (2013) How central is dopamine to pathological gambling or gambling disorder? Front Behav Neurosci, 7:206.
27. Young K. Psychology of computer use: XL. (1996) Addictive use of the Internet: a case that breaks the stereotype. Psychol Rep, 79(3 pt 1), pp. 899-902. Doi:
28. Petry NM., O'Brien CP. (2013) Internet gaming disorder and the DSM-5. Addictio, 108(7), pp. 11861187.
29. Aarseth E, Bean AM, Boonen H et al. (2016). Scholars' open debate paper on the World Health Organization ICD-11 Gaming Disorder proposal. J Behav Addict, 1;6(3), pp. 267-270.
30. Saunders JB, Hao W, Long J et al . (2017) Gaming disorder: its delineation as an important condition for diagnosis, management and prevention. J Behav Addict, 1;6(3), pp. 271-279.
31. Zhang JT, Yao YW, Potenza MN et al. (2016) Effects of craving behavioral intervention on neural substrates of cue-induced craving in Internet gaming disorder. Neuroimage Clin, 12, pp. 591-599.
32. Zhang JT, Yao YW, Potenza MN et al. (2016) Altered resting-state neural activity and changes following a craving behavioral intervention for Internet gaming disorder. Sci Rep.
33. Liu L, Xue G, Potenza MN et al. (2017) Dissociable neural process alterations during risky decisionmaking in individuals with Internet-gaming disorder. Neuroimage Clin, 14, pp. 741-749.
34. Kraus SW., Voon V., Potenza MN. (2016) Should compulsive sexual behavior be considered an addiction? Addiction, 111(12), pp. 2097-2106
35. Banca P., Morris LS., Mitchell S. et al. (2016) Novelty, conditioning and attentional bias to sexual rewards. J Psychiatr Res, 72, pp. 91-10. 36. Kraus SW., Meshberg-Cohen S., Martino S. et al. (2015) Treatment of compulsive pornography use with naltrexone: a case report. Am J Psychiatry, 172(12), pp. 1260-1261.