CC BY
69
о о
В. Б. Александров
V. B. Alexandrov
Классовое и национальное: концепция В. И. Ленина и русская философская мысль
Class and national: Concept of V. I. Lenin and the Russian Philosophical Thought
Александров Владимир Борисович
Санкт-Петербург
Северо-Западный институт управления — филиал РАНХиГС
Заведующий кафедрой культурологии и русского языка
Доктор философских наук, профессор kr@szags.ru
Ключевые слова:
нация, класс, материалистическое понимание истории, мистицизм, личность, творчество, свобода
В статье анализируются основные подходы русской философии ХХ в. к решению проблемы взаимоотношения классового и национального начал в процессах общественной жизни. В частности, рассматриваются идеи, высказанные по данному вопросу В. И. Лениным и противостоящие им взгляды русских философов С. Н. Булгакова и Н. А. Бердяева.
Alexandrov Vladimir Borisovich
Saint-Petersburg
North-West Institute of Administration of the Russian Presidential Academy of National Economy and Public Administration
The Head of the Chair of Culturology and Russian language
Doctor of Science (Philosophy), Professor kr@szags.ru
Key words:
nation, class, materialist conception of history, mysticism, personality, creativity, freedom
The article analyzes the main approaches of Russian philosophy of the XX century to the solution of problems of the relationship between the class and the national origin in the processes of public life. The ideas, expressed on this issue by V. I. Lenin, and the opposing views expressed by the Russian philosophers S. N. Bulgakov and N. A. Berdyaev, are discussed in particular.
Тема нации обычно выдвигается на первый план в эпохи больших потрясений — социальных катаклизмов, революций, войн, обостряющих проблему смыслов социального бытия, мотивации субъектов социального действия — от индивида до народных масс в самом широком смысле слова. В сложной и противоречивой истории России было немало периодов, когда обострение социальных и политических противоречий побуждало лучшие умы страны обращаться к теме нации. Одним из таких периодов было второе десятилетие ХХ в. В это время на первый план политических дискуссий выходит тема отношения к участию России в Первой мировой войне, формируются идейные предпосылки революционных потрясений 1917 г. Уже
после свершившихся революций происходило выстраивание отношения к истории страны, определение принципов построения нового государства.
Сложность данной темы обусловлена тем, что она находится на пересечении самых различных ракурсов видения социальной жизни общества: философского, культурологического, социологического, политологического, конкретно-исторического и даже социально-психологического. При этом, естественно, видение нации в рамках того или иного подхода не может не оказывать влияния на разработку национальной проблематики в категориях других подходов.
Одним из важнейших аспектов национальной проблематики является вопрос о соотношении нации и класса как форм
общности людей, влияющих на ход исторического процесса, и принадлежность к которым выступает основанием для личностного самоопределения человека.
В настоящей статье мы рассмотрим некоторые философские идеи, высказанные в указанный период истории России и касающиеся природы нации и связанных с ними представлений о способах включения национальной проблематики в политическую практику, соотношения национального и классового начал в историческом процессе, особенно в переломные эпохи общественного развития. Эти идеи представляются весьма значимыми и для современной дискуссии по поводу всплеска националистической идеологии, обострения межнациональных отношений и для формирования будущего российского многонационального государства.
Рассмотрение данной проблематики мы начнем с анализа хорошо известных в свое время идей вождя российского пролетариата В. И. Ленина, высказанных им в 1914 г. в знаменитой статье «О национальной гордости великороссов», неизменно включавшейся в перечень обязательной литературы в советских вузах. В основе идей, выдвинутых В. И. Лениным, лежит парадигма материалистического понимания истории и основанная на ней социально-политическая доктрина, включающая в себя категории классовой борьбы, социалистической революции и диктатуры пролетариата.
В этой статье характеристика нации не связана с ее пониманием как важнейшей формы общественной жизни, через которую осуществляется единство российского общества как важнейшего элемента той почвы, на которой происходит самоопределение индивида. Для Ленина основной формой социального бытия выступает класс. Соответственно личность в рамках такого подхода обретает подлинность своего существования в рамках, прежде всего, классовой общности. Национальное бытие вторично, оно осваивается человеком через призму его классовой принадлежности.
Великий идеолог пролетариата не отказывает чувству национальной гор-
дости в праве на существование. Но < это чувство он трактует специфическим ^ образом, подчиняя его борьбе за осво- ^ бождение от угнетения, от рабского со- ^ знания большинства населения страны. ^ «Чуждо ли нам, великорусским созна- ^ тельным пролетариям, — вопрошал в о 1914 г. В. И. Ленин, — чувство нацио- о нальной гордости?» И отвечал: «Конечно, нет! Мы любим свой язык и свою родину, мы больше всего работаем над тем, чтобы ее трудящиеся массы (т. е. 9/10 ее населения) поднять до сознательной жизни демократов и социалистов» [8, а 107]. В приведенном фрагменте особое внимание привлекает понимание национальной гордости. Кроме любви к языку и родине, в качестве важнейшего своего измерения она имеет стремление «поднять» трудящихся до сознательной жизни демократов и социалистов.
Понимание продуктивности заявленной в процитированном выше тезисе позиции предполагает ответ на вполне законный, на наш взгляд, вопрос: может ли оказаться плодотворным стремление к формированию демократического сознания и готовности принять принципы демократии лишь у части (пусть и существенно большей) населения? Представляется, что, отвечая на этот вопрос, мы должны иметь в виду следующую, вполне очевидную, альтернативу. Либо демократия является принципом политической организации всего общества в целом, всей нации, либо за прекраснодушными речами о демократии в обществе будет скрываться диктатура тех, кто, говоря о необходимости внесения демократического сознания в трудящиеся массы, границы этой массы понимает в соответствии с необходимостью установления и сохранения собственной власти. Именно так и произошло в нашей стране. Кроме того, установленная в стране «диктатура пролетариата», по сути дела, исключала и демократические механизмы установления воли самого пролетариата, от имени которого власть осуществлялась. Иными словами, классовый подход и демократия — две вещи «не совместные». Классовый подход естественным образом ведет к
< диктатуре партии, того «просвещенно-^ го» меньшинства, которое, декларируя ^ заботу о демократии и упразднении экс-^ плуатации, стремится, прежде всего, к ^ сохранению собственной власти. ^ Заметим, что развитие политической о культуры трудящихся — дело, конечно, о необходимое. Было бы странно и нелепо это отрицать. Но проблема заключается в том, что работа в этом направлении не гарантирует демократизации общества в целом. Демократизация — это сложный политический процесс, связанный с развитием институтов гражданского общества. Он предполагает изменения в общественном сознании нации в целом. Эти изменения должны поддерживаться соответствующими процессами в экономической и социальной сферах. Соответственно только на этом пути может быть осуществлено желание Ленина «свободной и независимой, самостоятельной, демократической, республиканской, гордой Великороссии, строящей свои отношения к соседям на человеческом принципе равенства» [8, с. 108]. Это прекрасная формула, под которой, я думаю, подпишется любой человек демократических убеждений. Однако ее реализация возможна на основе принципиально иного подхода к пониманию взаимоотношения класса и нации, нежели тот, который имел в виду В. И. Ленин.
В конце упомянутой статьи Ленин еще более усиливает классовый подход, подчиняя национальный интерес не только классовому интересу российского пролетариата, но и интересу международного пролетариата. «Интерес (не по-холопски понятой) национальной гордости великороссов совпадает с социалистическим интересом великорусских (и всех иных) пролетариев» [8, с. 110]. Особого внимания заслуживает, на наш взгляд, оговорка в скобках. Она, по сути дела, означает, что нация исчезает, растворяется в классовой принадлежности. В этом вопросе Ленин идет за Марксом, полагавшим, что нации — неизбежный продукт буржуазной эпохи и что дальнейшее развитие капитализма будет ломать национальные перегородки и ставить на место национальных антагонизмов классовые.
Известна и марксистская идея о том, что рабочие не имеют отечества и что соединение усилий рабочих, «по крайней мере цивилизованных стран», есть одно из первых условий освобождения пролетариата [9, с. 75]. Увы, эта идея в дальнейшем историческом развитии не нашла своего подтверждения. Нация оказалась значительно более мощным фактором единения человеческих общностей, чем классовая. И сегодня, в эпоху неумолимо разворачивающегося процесса глобализации, когда международная интеграция осуществляется далеко не по классовому признаку, существуют мощные тенденции национально-культурного обособления (С. Хантингтон говорит, например, о конфликте цивилизаций), противостоящие глобализации и в экономике, и в политике, и в сфере культуры.
Известно, что позиция Ленина, касающаяся понимания национальной гордости великороссов, имела «служебный» характер по отношению к решению вопроса об участии в мировой войне. Высшим проявлением этой позиции стал призыв защищать отечество, «борясь всеми революционными средствами против монархии, помещиков и капиталистов своего отечества, т. е. худших врагов нашей родины» [8, с. 108]. Из этого призыва следовало, что «нельзя великороссам "защищать отечество" иначе, как желая поражения во всякой войне царизму, как наименьшего зла для 9/10 населения Великороссии» [8, с. 108-109]. Критическое осмысление подобного высказывания связано с философским размышлением о том, какое бытие, классовое или национальное, является в большей степени субстанциональным, выражающим основные смыслы самоопределения человека и общества.
Думается, что политические программы, ставящие на первое место класс, его политическую борьбу за власть, не могут по своей сути выразить подлинные основания человеческого бытия. Нельзя не признать справедливость слов Бердяева о том, что «политика <...> не затрагивает корней бытия. "Политика" остается на поверхности и создает призрачное бытие» [3, с. 481]. Именно поэтому в самых
сложных ситуациях национальное оказывается самым прочным корнем, связывающим человека с жизнью. Вспомним, что в тяжелые годы Великой Отечественной войны главный на то время идеолог классовой борьбы пролетариата обратился к национальному чувству русских людей, вспомнив о великих героях прошлого — Александре Невском, Дмитрии Донском, Александре Суворове.
Последний тезис В. И. Ленина вызывает вопросы и чисто политического свойства. Поражение собственных «помещиков и капиталистов» приведет к тому, что пролетарии окажутся эксплуатируемыми чужими «помещиками и капиталистами», что вряд ли станет для них более приемлемым. Солидарность же пролетариата воющих стран не является фактором победы или мира. Какой бы ни была солидарность пролетариев, победить или установить мир может лишь государство. Поэтому какой-то смысл подобные лозунги могли иметь только в том случае, если бы власть во всех воюющих странах неожиданно перешла в руки миролюбивых пролетариев, перспективу чего можно определить, по меньшей мере, как прекраснодушную утопию.
Понимание В. И. Лениным национальной гордости великороссов и политических следствий, вытекающих из этого понимания, являются в явном виде философски не отрефлексированными. Идеологическая установка, подчиняющая человеческое бытие классовому началу, проходит мимо вопроса о том, какие формы социального бытия в большей степени открывают окно в сферу подлинного существования человека, создают возможность для его самопо-лагания как творческого и социально ответственного индивида. Подобная идеология могла привести к положительному результату в некоторой конкретной политической ситуации, но, с точки зрения исторической перспективы, она неизбежно оказывалась проигрышной.
Принципиально другая парадигма, касающаяся природы нации и ее значения как формы укоренения человека в историческом бытии, содержится в трудах русских философов, творивших
в одно с Лениным время. Эта парадиг- < ма устанавливает и новые ориентиры ^ в понимании взаимоотношения нацио- ^ нального и классового в общественной ^ жизни общества. ^
При всем многообразии идей и на- ^ правлений, существующих в русской ре- о лигиозной философии, можно выделить о некоторые общие черты способа мышления, характерного для отечественных мыслителей в сфере социальной проблематики, составляющие указанную парадигму. Такими чертами являются мистицизм, определяющий видение природы социальной реальности и основных форм ее существования, а также целостное и даже органическое понимание явлений социальной реальности как имеющих духовную природу1.
В статье мы рассмотрим понимание природы нации, развивавшееся русскими философами С. Н. Булгаковым и Н. А. Бердяевым. При определенном различии их философских воззрений, касающихся, прежде всего, определения смысла личностного бытия, они оба в размышлениях на тему нации, со всей определенностью, выражали свою приверженность указанной выше концепции социальной реальности. Можно сказать, что дискуссия, состоявшаяся между ними по данному вопросу, позволила более полно выявить эвристические возможности данной парадигмы. И следует отметить, что сделанные ими выводы при всей, казалось бы, абстрактности их размышлений оказались в большей степени соответствующими логике исторического развития, а также более актуальными для осмысления современного политического процесса.
С. Н. Булгаков, как известно, развивал идеи философии всеединства на основе софиологии, в соответствии с которой общество обретает единство перед лицом Бога. Свое философствование он определял как мистический реализм. В соответствии с такой философией, говорил он, «мы должны мыслить национальность как некоторое субстанциональное бытие, существующее прежде
1 См.: [1, е. 212].
< сознания и составляющее его бытий-^ ственный рг1ив» [6, с. 438]. ^ Согласно Булгакову существует два ^ подхода к пониманию нации. Первый из ^ них, продолжающий номиналистическую ^ линию, позитивистский. В его рамках о «нация всецело разрешается в совокупен ность фактов, так или иначе связанных с национальной жизнью, и есть только абстракция от этих фактов» [6, с. 436]. Заметим, что этот подход, естественно, не определявший себя как позитивистский, был характерен и для марксистско-ленинской концепции нации. Второй подход трактует нацию в духе философии реализма. Для него «нация не только совокупность феноменологических своих обнаружений, исчисляемых и изучаемых наукой, но прежде всего некое субстанциальное начало, творчески производящее свои обнаружения» [6, с. 436]. Каждый из этих подходов укоренен в определенной метафизике. В первом случае это феноменология, во втором — учение о трансцендентной реальности, «интуитивно опознаваемой в непосредственном переживании».
Булгаков не отрицает значимости эмпирического исследования жизни нации. Однако такое исследование ничего не дает для понимания смысловых основ национального бытия. Оно становится беспомощным, когда речь начинает идти о деятельности, направленной на развитие или сохранение нации, об идеях, настроениях, волевых импульсах, свойственных нации в целом.
Н. А. Бердяев в своем учении о нации также исходит из мистического понимания социальной реальности. Однако в его воззрениях это понимание реальности обнаруживает еще один эвристический потенциал для толкования природы нации, позволяющий существенно дополнить воззрения Булгакова. Это дополнение определяется общей направленностью его философского мировоззрения, которое известно как персоналистская философия, как экзистенциализм, для которого личностное свободное самоопределение человека перед лицом абсолюта является смыслополагающим фактором. Понятое таким образом лич-
ностное бытие является в полном смысле подлинным и противостоящим социальному бытию, в котором личность может стать рабом государства, класса и национальности.
Бердяев в своей философии противопоставил объективированное существование человеческого духа его стремлению к подлинному существованию в мире свободы. Этот способ существования является результатом трансцендирования, т. е. выхода за пределы объективированного бытия. Такое трансцендирование есть реализация нравственной идеи, не требующей научного обоснования, поскольку источник ее существования — исторический опыт народа1. В мире свободы оказывается возможным подлинно творческое существование человеческой личности, которое составляет ее сущностную определенность.
Мыслитель критикует крайности индивидуализма и социологизма как «две стороны одной и той же разобщенности мира, два выражения того же некосмического состояния мира» [3, с. 479]. Принцип, которому следует Бердяев, это принцип «вселенского организма». В соответствии с ним судьбы личности и судьбы вселенной соединены в общем существовании перед лицом абсолютного центра, т. е. перед лицом Божественного плана творения [5, с. 126-127]. Такой подход, полагает мыслитель, позволит ощутить полноту бытия, полноту личностного самоощущения. В свете этого подхода Бердяев и пытается понять сущность нации как особой формы органического, вселенского бытия человека.
Позиция Бердяева, согласно которой творческое и свободное самополагание личности перед лицом абсолюта выступает способом ее подлинного бытия, подвергалась критике Булгаковым, который оценивал ее как мистическое христианство, фейербахианский мистицизм, утверждая, что человек не есть творящее существо, поскольку «идеальный план предвечного бытия завершен и
1 См.: [2, с. 213].
замкнут». В силу такого положения дел «человечество земное в силах лишь приобщиться к предвечно существующему небесному человечеству». Более того, рассмотрение человека как существа творящего, по Булгакову, есть не что иное, как сатанизм [7, е. 160].
В свою очередь, сам Бердяев, характеризуя философию Булгакова, отмечал, что мир у Булгакова выступает как хозяйство; он, по словам Бердяева, «соединяет дух православия с духом экономического материализма. Он Бога ощущает как Хозяина, мир как хозяйство» [3, е. 550]. Булгаков отрицает творческую общественность, полагая, что сущность жизни в труде. По сути дела его мировоззрение, по мнению Бердяева, можно определить как православный материализм.
По вопросу о природе нации позиции двух мыслителей близки. Однако, разделяя точку зрения Булгакова, согласно которой нация имеет мистическую основу, Бердяев идет дальше, утверждая, что национальное бытие — высшее условие творческого бытия личности. Это бытие, в котором личность выступает как субъект, творящий культуру.
Понимание нации в духе мистицизма Бердяев дополняет своеобразным рационалистическим подходом, трактующим сущность национальных общностей как обусловленную их укорененностью в природе. «Нации — исторические образования, но заложены они уже в глубине природы, в глубине бытия» [4, е. 78]. Эту природную укорененность Бердяев понимает предельно широко. Самые глубинные ее истоки он видит в Космосе. «В самых недрах жизни космической есть потенции национальных судеб, есть энергия, влекущая к осуществлению этих судеб» [4, е. 78].
Следующей ступенью природной обусловленности нации выступает раса, или, точнее, специфическое смешение рас, образующее данную национальность. «Раса сама по себе есть фактор природно-биологический, зоологический, а не исторический. Но фактор этот не только действует в исторических образованиях, он играет определяющую и таинственную роль в этих образованиях. Поистине
в расе есть таинственная глубина, есть < своя метафизика и онтология <...> Между ^ расой зоологической и национальностью ^ исторической существует целый ряд по- ^ средствующих иерархических ступеней, ^ которые находятся во взаимодействии» ^ [4, е. 77]. Соответственно вопрос о на- о циональном самоопределении, «не есть о вопрос абстрактно-юридический, это есть И вопрос биологический, в конце концов, мистико-биологический вопрос» [4, е. 76]. Думается, такой подход, расширяющий понятие нации до включения в него, по сути дела, этнической определенности и выводящий понимание нации за пределы сугубо исторической категории, выражающей общность, формирующуюся в эпоху становления буржуазного общества, является оправданным. Такой подход позволяет более содержательно размышлять об истоках нации, глубже понимать бытийные истоки национального чувства.
В стремлении соединить природные корни национального бытия и его мистические основы взгляды Бердяева сближаются с воззрениями Булгакова, который полагает, что нация в своих истоках имеет реальное кровное единство, отношения отцовства, сыновства, материнства, в которых сокрыта глубочайшая и интимнейшая тайна человеческого бытия [6, е. 437].
В силу этих глубинных оснований чувство национальной общности, полагают оба философа, является самым сильным, превосходящим по своей энергетике чувство классовой общности. Булгаков отмечает, что попытка поставить классовое единство выше национального является бесперспективной. «Несмотря на всю пролетарскую идеологию, рабочие все-таки интимнее связаны со своими предпринимателями-соплеменниками, нежели с чужеземными пролетариями, как это и осознается в случае международного конфликта» [6, е. 450]. Нельзя не согласиться с Булгаковым в том, что национальность глубиннее, подлиннее, чем социальная или классовая принадлежность, которая всегда вторична, поскольку она дальше отстоит от бытийных основ человеческого существования, чем национальность. «Люди не родятся,
< но делаются пролетариями или капита-^ листами; они могут перемещаться по со-^ циальной лестнице, сынами же данного ^ народа они родятся, но не делаются» [6, ^ с. 450]. Еще более эмоционально, обра-^ щаясь к представителям революционно-о демократической идеологии, формули-о рует эту идею Н. А. Бердяев: «Безмерно глубже заложено национальное, чем ваша демократия, чем ваш "народ", чем все ваши количества и массы сегодняшнего дня» [4, с. 85].
Мысли русских философов об изна-чальности, субстанциональности национального бытия со всей очевидностью подтвердились в последние десятилетия отечественной истории, когда национальное единение победило классовую солидарность и народы бывшего СССР в качестве своей дальнейшей судьбы выбрали существование в национальных границах, а не в рамках единого идеологического пространства.
Сила национального чувства такова, полагает С. Н. Булгаков, что она порождает убеждение в особой миссии нации, которое может достигать вершины мессианистского самоощущения. Его основание он видит в том, что факт соборного существования в рамках нации человек переживает как своего рода «эротический пафос», как любовь. Такое чувство, как и любовь к отдельному человеку, порождает убеждение в том, что предмет любви (в данном случае нация) обладает чем-то таким, чего нет ни у кого в мире. Это своеобразный механизм, который формирует идею национального призвания или национального мессианизма. Применительно к России это может быть церковно-религиозная миссия — явление миру «русского Христа», его можно видеть в феномене социалистических наклонностей русского народа, в идее особой «апокалиптической» революционности [6, с. 443].
Русские философы не ограничиваются общей характеристикой национального бытия, они указывают на конкретные формы культуры, в которых кодируется национальный дух. Такими формами культуры выступают язык, искусство, философия, религия. Так, христианская
вера каждому народу представляется в его собственном национальном языке, с заложенными в его словах особыми смыслами и традиционными оттенками национальных верований. Русская вера в Христа невозможна вне видения своей родины как Святой Руси, в которой христианская вера приобретает свой особый смысл. Важнейшей формой культуры, в которой выражается национальная специфика, выступает, согласно Булгакову, философия, которая в зависимости от особенностей национальной культуры может интересоваться теми или иными проблемами, способами их рассмотрения, отличаться общей направленностью философской мысли.
Национальная культура не безлична. Ее символами выступают выдающиеся личности, наиболее полно реализовавшие в своем творчестве национальное начало. «Дух нации всегда выражается через качественный подбор личностей, через избранные личности» [4, с. 84]. Для Булгакова это святые, праведники, а также герои, для Бердяева это гении. «Самого совершенного и высшего своего выражения нация достигает в гении. Гений всегда народен, национален, в нем всегда слышится голос из недр, из глубин национальной жизни» [4, с. 84]. Личности подобного типа создают образцы национальной жизни, являются персонификацией ее фундаментальных ценностей.
Рассмотрение национальности как важнейшей формы общественного бытия и условия личностной реализации не означает движения в направлении национализма и шовинизма. Такой подход, и это легко увидеть, если внимательно читать русских философов, никоим образом не противоречит принципу свободы и равноправия народов и не исключает сформулированного Лениным идеала «свободной, демократической, республиканской Великороссии, строящей свои отношения с другими народами на основе принципов человеческого равенства». Только это равенство в первую очередь касается наций и может быть достигнуто при условии свободного развития нации, в рам-
ках которой свободно культивируются свойственные ей символы, традиции, ценности, связывающие воедино всех ее представителей. Путь равноправия наций, неприемлемость шовинизма и национализма как единственно верный всегда подчеркивали русские мыслители. По словам Булгакова, в политической сфере пора выходить «на путь свободы и равноправия народностей» [6, е. 456] и стремиться избежать реакционного национализма. Н. А. Бердяев развивает идею здорового национализма в свете понимания национального бытия как творческого в своей основе. Выступая против тех, кто упивается национальными особенностями, он говорил, что «существует другой тип национализма, национализм творческий. Для этого типа национального сознания национальное
Литература
бытие есть творческое задание. Этот тип национального сознания <...> призывает к самокритике и перевоспитанию во имя национального бытия» [4, е. 90].
Таким образом, идеи Булгакова, рассматривавшего нацию как важнейшую форму субстанционального бытия, и идеи Бердяева о национальном бытии как непрерывном творческом процессе, как условии полноценной творческой самореализации человеческой личности перед лицом абсолюта в своем диалоге и взаимодополнении создают весьма эффективную философскую парадигму. На ее основе возникают возможности для более продуктивного размышления о природе наций и межнациональных отношений, нежели это было возможно в рамках «классовой парадигмы» исторического процесса.
1. Александров В. Б. Русская философия ХХ века об истоках власти, государства и права // Управленческое консультирование. 2011. № 2.
2. Александров В. Б. Тема социальной реальности в русской философской мысли // Управленческое консультирование. 2010. № 1.
3. Бердяев Н. А. Смысл творчества // Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.
4. Бердяев Н. А. Философия неравенства // Русское зарубежье: из истории социальной и правовой мысли. Л., 1991.
5. Бердяев Н. А. Философия свободы // Бердяев Н. А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989.
6. Булгаков С. Н. Размышление о национальности // Булгаков С. Н. Сочинения: в 2 т. М., 1993. Т. 2.
7. Булгаков С. Н. Философия хозяйства // Булгаков С. Н. Сочинения: в 2 т. М.,1993. Т. 1.
8. Ленин В. И. О национальной гордости великороссов // Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 26.
9. Ленин В. И. Карл Маркс // Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т. 26.
о о
References
1. Aleksandrov V. B. Russkaya filosofiya XX veka ob istokakh vlasti, gosudarstva i prava // Upravlencheskoe konsultirovanie. 2011. № 2.
2. Aleksandrov V. B. Tema sotsialnoy realnosti v russkoy filosofskoy mysli // Upravlencheskoe konsultirovanie. 2010. № 1.
3. Berdyaev N. A. Smysl tvorchestva // Berdyaev N. A. Filosofiya svobody. Smysl tvorchestva. M., 1989.
4. Berdyaev N. A. Filosofiya neravenstva // Russkoe zarubezh'e: Iz istorii sotsialnoy i pravovoy mysli. L., 1991.
5. Berdyaev N. A. Filosofiya svobody // Berdyaev N. A. Filosofiya svobody. Smysl tvorchestva. M., 1989.
6. Bulgakov S. N. Razmyshlenie o natsionalnosti // Bulgakov S. N. Sochineniya v dvukh tomakh. M., 1993. T. 2.
7. Bulgakov S. N. Filosofiya khozyaystva // Bulgakov S. N. Sochineniya v dvukh tomakh. M., 1993. T. 1.
8. Lenin V. I. O natsionalnoy gordosti velikorossov // Lenin V. I. Poln. sobr. soch. T. 26. 9 Lenin V. I. Karl Marks // Lenin V. I. Poln. sobr. soch. T. 26.
