CC BY
1070
каждый может ее сохранять без вреда тому же праву, если при этом он не берет на себя никакой смелости ввести что-нибудь в государстве как право или сделать что-нибудь против принятых законов.
3. Эту самую свободу каждый может иметь, сохраняя мир в государстве, и от нее не возникает никаких неудобств, которые нельзя было бы легко устранить.
4. Каждый может иметь свободу также без вреда благочестию.
5. Законы, издаваемые относительно спекулятивных предметов, совершенно бесполезны.
6. Эта свобода не только может быть допущена без нарушения в государстве мира, благочестия и права верховных властей, но ее должно допустить, чтобы все это сохранить.
То государство будет наиболее своенравным, которое зиждется на разуме и руководствуется им. И потому та верховная власть является наилучшей, при которой люди проводят жизнь в согласии и права которой блюдутся нерушимо [4, с. 225]. В этой связи Спиноза полагал, что единственно абсолютное государство, опирающееся на согласие подданных, правящее ими при помощи только разумных законов, обеспечивающее свободу, равенство, общее благо, — это демократия, «народная форма верховной власти».
Демократия в наибольшей мере способна повелевать подданными и не имеет надобности их опасаться, так как устройство государства обеспечивает разумность законов, а тем самым свободу как подчинение осознанной необходимости. Таким образом, можно сказать, что концепция Спинозы о «народной форме верховной власти» — первое в идеологии Нового времени теоретическое обоснование демократии. На основании вышесказанного можно сделать вывод, что суждения Спинозы о законе и праве основываются на свойственном рационализму представлении о свободе как подчинении равному для всех разумному закону.
Политико-правовое учение Спинозы о естественном праве явилось немалым шагом к постижению сущности государства и права. Его стремление освободить теорию политики от морализирования предопределило отождествление права, «мощи» и законов природы. Философские воззрения Спинозы были восприняты Руссо и другими мыслителями демократического направления. По нашему мнению, его имя можно смело ставить в один ряд с такими величайшими мыслителями — философами права и теоретиками доктрины «естественного права», как Г. Гроций, Ш. Монтескье, Д. Дидро, П. Гольбах, А.Н. Радищев, Ж-Ж. Руссо, Дж. Локк.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Беленький, М.С. Спиноза [Текст] / М.С. Беленький. - М., 1973. - 554 с.
2. Гроций, Г. О праве войны и мира [Текст] / Г. Гроций. - М., 1994. - 76 с.
3. Спиноза, Б. Избранные произведения [Текст]. В 2 т. Т. 1 / Б. Спиноза. - М., 1957. - 578 с.
4. Яхъяев, М.Я. Мыслители Нового времени [Текст] / М.Я. Яхъяев. - М., 2001. - 461 с.
УДК 343.1
В.Н. Снетков, Н.А. Фомина
КЛАССИФИКАЦИЯ СОВРЕМЕННЫХ МОДЕЛЕЙ ФЕДЕРАЦИИ
Многообразие подходов к изучению такого сложного феномена, как федеративное устройство государств, вызывает среди исследователей острые дискуссии по вопросам, касающимся выделения видов и методов данного
объекта, а также по вопросу классификации федераций.
По мнению В.Г. Вишнякова, «будучи целостным и единым государственным образованием, федерация не может строиться
"разномодельно"» [1, с. 20—28]. Он отвергает наличие типов и моделей федераций и считает, что в их изучении нет ни теоретического, ни практического смысла. Думается, что подобный подход достаточно спорный, так как он ограничивает возможности научного познания и фактически игнорирует многообразие проявлений федеративной формы.
Э.В. Тадевосян придерживается другой точки зрения по данному вопросу. В работе «О моделировании в теории федерализма и проблеме асимметричных федераций» он отмечает, что «любая реальная модель представляет собой неразрывное единство общего и особенного в теории и практике федерализма. Можно по-разному классифицировать и называть различные модели федерализма, но нельзя не признавать реального существования разновидностей федеративных систем, которые при всем том общем, что составляет суть федерализма, серьезно отличаются друг от друга по своей конкретной структуре, организации, функционированию и развитию» [2, с. 58—68].
С критикой подхода, отрицающего возможность применения моделирования в теории федерализма, выступила и И.А. Умнова. По ее мнению, «отказ от исследования федерализма на основе идентификации его особенностей и выделения различных моделей, характеризующих специфику систем разделения государственной власти по вертикали, степень развития демократии и эффективность федеративного устройства, едва ли оправдан. В результате такого научного "аскетизма" не только обедняется теория федерализма, но и снижается практическая значимость научных исследований, посвященных данной проблематике» [3, с. 28].
Л.М. Карапетян считает, что выделять необходимо именно модели федераций, но не федерализма, а изучение моделей федерализма методологически необоснованно и не дает ничего нового для научных исследований. Он отмечает, что «единственной моделью федерализма является федерализм» [4, с. 58] и в этом плане можно говорить лишь об особенностях федераций.
В юридической литературе часто критикуется подобный подход, но это происходит по простой причине: некоторые исследователи не
различают понятия «федерализм» и «федерация», что и приводит к путанице.
В связи с этим следует согласиться с А.В. Киселевой и А.В. Нестеренко, которые, устраняя имеющиеся противоречия, разъясняют, что не может быть «особенного» понимания федерализма. Не может быть особенного принципа в России, в США... Другое дело, что реализация данного принципа различна в разных государствах. Федерализм — это не форма, а принцип организации государственной власти. Именно поэтому не существует моделей, видов федерализма, национальных особенностей содержания федерализма, точно так же, как, например, не существует национальных особенностей принципа разделения властей, хотя каждое государство воплощает собственную конституционную модель данного принципа [5, с. 24].
В.А. Черепанов, придерживающийся такой же точки зрения, утверждает, что «федерализм представляет собой принцип государственного устройства и в этой своей ипостаси одинаково присущ всем федеративным странам, независимо от специфических особенностей федеративной формы их государственного устройства. При таком семантическом различении формы государственного устройства и принципа, который лежит в основе выделения данной формы, действительно "федерализм есть или его нет". Другое дело, когда речь идет о специфике проявления данного принципа в государственном устройстве различных стран. Здесь вполне уместно, можно и должно говорить о различных моделях федерации (но не федерализма)» [6, с. 27].
Таким образом, выделение моделей федераций необходимо для изучения их особенностей в разных странах. Виды федераций позволяют подразделить все существующие государства с федеративным государственным устройством на определенные группы, выявить их общие черты и уникальность каждого из них.
При исследовании федеративной формы государственного устройства само понятие «федерация» выступает в качестве общей категории, как единство всех ее разновидностей, а особенным являются различные модели федераций. На основе выделяемых моделей как раз и можно сравнивать отдельные неповторимые разновидности федераций, находить их тождественные
признаки в конкретной действительности.
Классифицировать модели федераций можно по разным критериям. Наиболее распространенна типология в зависимости от вида нормативного правового акта, учредившего федеративное государство. В соответствии с данным критерием принято выделять договорные и конституционные федерации.
Договорные федерации создаются путем подписания договора, как правило, между ранее независимыми государствами. Так возникли одни из первых федеративных государств -США и Швейцария, аналогичным образом шло образование федераций в Канаде, Австралии и Югославии.
Данный способ учреждения федераций «снизу вверх» нередко считается классическим и наиболее отвечающим федеративной природе государства, основанной на согласии объединяемых субъектов федерации.
Образование конституционных федераций начинается с принятия конституции путем частичной централизации конфедерации или децентрализации унитарного государства. Таким методом «сверху вниз» создавались Германия, Бельгия, Нигерия и Эфиопия.
Несмотря на существующую специфику, в конституционных федерациях также необходимо достижение согласия между составляющими ее субъектами по поводу единства и разделения государственной власти. В противном случае возникает возможность нарушения несогласной стороной формально-юридической модели федерации, закрепленной конституцией. Подобный политический конфликт может привести к серьезным последствиям, так как при этом разрушаются федеративные основы государственного устройства страны.
Таким образом, независимо от способа образования федерации («снизу» или «сверху») доминирующим требованием является добровольное согласие входящих в единое государство субъектов [7, с. 5]. По этой причине созданию конституционных федераций, как правило, предшествует период согласования, который в разных странах имеет свою специфику.
Разделение государственной власти между федеративным государством и составляющими его субъектами, являясь сутью федеративной формы, также выступает объектом научного
моделирования. В зависимости от принципа разделения государственной власти, способа определения самого объема власти для разных ее уровней можно выделить централизованные и нецентрализованные федерации.
В централизованных федерациях государственная власть максимально сосредоточена на федеральном уровне. Как правило, в конституциях подобных государств закрепляется открытый перечень предметов ведения федерации и делается оговорка о возможности принятия к рассмотрению любых вопросов общефедерального значения.
Основой для вертикального разделения государственной власти в нецентрализованных федерациях является принцип субсидиарно-сти: вопросы, которые можно решить на уровне субъекта, нет необходимости передавать наверх. Компетенция делится таким образом, чтобы проблемы могли быть урегулированы на том уровне, на котором они возникли, а федеральная власть вмешивалась только в том случае, если ситуация выходит за рамки полномочий субъектов федерации.
В современной науке отмечается демократический характер принципа субсидиарности как основы организации федеративного устройства. «В политической философии федерализма именно субсидиарность играет роль "противовеса", нейтрализующего опасность установления режима личной власти или иной формы бюрократической диктатуры. Руководствуясь принципом субсидиарности, федералисты считают возможным добиться четкого разграничения компетенции и полномочий уровней власти, не позволяя ни одному из них приобрести гипертрофированное значение» [8, с. 143].
По мнению В.А. Черепанова, выделенные централизованные и нецентрализованные модели федераций «представляют собой научные абстракции, идеальные типы. В реальности трудно найти "чистую" централизованную или нецентрализованную федерацию, все многообразие их разновидностей располагается между этими противоположными полюсами...» [6, с. 28]. Сегодня можно говорить лишь о степени централизации или децентрализации власти в конкретном федеративном государстве.
Интересной представляется классификация федеративных государств, основанная на
уровне децентрализации властных полномочий и правовой самостоятельности федеративных субъектов, предложенная В.Г. Введенским и А.Ю. Гороховым. По данному критерию они выделяют три группы федеративных государств [9, с. 66-73].
В первую группу включены страны с высоким уровнем децентрализации. Основные критерии: наличие у субъектов федерации собственных конституций (уставов), законодательных и судебных систем; фактическое невмешательство государства в выполнение региональных полномочий; сохранение за субъектами прав на региональные природные ресурсы; значительный объем региональных полномочий в социальной сфере. В эту группу входят такие страны, как Канада, Германия, Австрия, Бельгия и Австралия. С рядом оговорок авторы относят к ней и Россию, учитывая значительную степень правовой изоляции отдельных субъектов от центра.
Вторую группу составляют страны с умеренным уровнем децентрализации, при котором за государством сохраняются ключевые позиции в решении проблем общенационального значения и в распределении природно-ресурсной собственности. Особая роль отводится фактору «федеральной интервенции» [9, с. 71] и его практическому применению, но в то же время за субъектами сохранены основные институты государственности, характерные для федераций первой категории. В эту группу включены Швейцария, США, а также практически все латиноамериканские федерации, конституции которых в определяющей степени построены по образцу США.
Наконец, третью группу представляют государства с относительно низким уровнем децентрализации. Это большинство так называемых «молодых» федераций, в их числе Индия, Пакистан, Малайзия. В этих странах федеральная власть наделена значительно большими полномочиями, чем в государствах первых двух групп, а входящие в их состав субъекты во многих случаях фактически лишены всех атрибутов государственной власти.
Предложенная классификация представляет несомненный теоретический и эмпирический интерес. Она помогает произвести некоторую систематизацию на основе степени децентрализации, позволяя тем самым выделить общие
черты у различных по другим государственно-правовым параметрам федераций. Однако, как и многие другие типологии, она весьма условна.
В зависимости от типа взаимодействия между центральной и региональной властью выделяют дуалистическую и кооперативную модели федераций.
Сущность теории дуалистической федерации заключается в разделении власти в федеративном государстве таким образом, чтобы оба уровня управления были независимыми друг от друга и обладали самостоятельным статусом, установленным в конституции. Отсюда концепция дуалистического федерализма строится на двойственности суверенитета в федерации: суверенитет федеративного образования и его членов.
Думается, что в действительности суверенитет все же принадлежит исключительно центральной власти, а субъект федерации на правах государственного образования получает государственную самостоятельность в решении внутренних вопросов, но не независимость от центральной власти, и соответственно не может выйти из состава федерации.
В США федерация зародилась именно как дуалистическая, ее основой было строго фиксированное на конституционном уровне разделение функций и полномочий между центральной властью и властями штатов.
Следует отметить, что модель, ориентируемая на строгую фиксацию разделения власти между федерацией и ее субъектами, сегодня в «чистом» виде не действует ни в одной стране, так как, по справедливому замечанию И.А. Умновой, не соответствует «политическим реалиям» [3, с. 34].
Двух способов разделения власти, когда права поделены между федерацией и ее субъектами в виде фиксированного перечня либо в виде закрепления определенного круга вопросов за одной из сторон и предоставления другой всех остаточных полномочий, оказалось недостаточно. Обнаружилось, что имеются сферы, в которых требуются кооперация, т. е. сотрудничество, и солидарная ответственность центра и составных частей федерации при осуществлении определенных социально значимых государственных функций. Модель федерации,
основанная на использовании системы таких отношений, получила наименование кооперативной федерации.
В настоящее время практически все государства с федеративной формой государственного устройства являются кооперативными по своей природе.
Несмотря на позитивные тенденции развития государственности, вызванные развитием кооперативной федерации, следует отметить, что как в мировой, так и в отечественной науке до сих пор ведутся споры о том, какой тип федерации (дуалистический или кооперативный) в большей мере отвечает задачам обеспечения стабильности государства.
Противники системы кооперативных отношений отмечают нарушение схемы двучленной структуры федеративного государства и возникновение опасности преобразования федерации в конфедерацию.
Представляется, что подобные опасения напрасны, так как федеративная структура, построенная на кооперативных началах, придает федерации гибкость, помогает удерживать равновесие власти и, следовательно, более эффективно обеспечивает стабильность государства.
Многие ученые считают, что в настоящее время именно теория кооперативной федерации наиболее широко распространена и в зарубежных федерациях, и в России. Модели кооперативных федераций интенсивно развиваются в США, Германии, Австрии, Швейцарии и в каждой стране имеют свои особенности. Высокая степень разработанности такого типа федерации свидетельствует о его актуальности и адекватности политическим и правовым процессам, протекающим в государствах. Кооперативные федерации имеют особое значение в современную эпоху, так как позволяют в цивилизованных формах предупреждать и разрешать политические и национальные конфликты.
Однородность субъектов федерации с точки зрения их государственно-правовой природы и статуса — это еще одно основание типологиза-ции федераций. По данному критерию можно выделить три типа федеративных государств: симметричный, симметричный с элементами асимметрии и асимметричный.
По мнению И.А. Умновой, идеальной федерацией является именно симметричное
государство, в основу устройства которого положено объединение субъектов федерации, однородных по природе и равных по статусу, но в настоящее время абсолютно симметричных федерации с юридической точки зрения фактически не существует [3, с. 36].
В мировой практике наблюдаются тенденции развития асимметрии в федеративных отношениях симметричных государств [5, с. 194-195], так как каждое федеративное государство может столкнуться с объективными случаями асимметрии - необходимостью образования, наряду с равноправными субъектами федерации, федерального округа в рамках столицы государства, федеральных территорий, территорий с особым статусом. К некоторым федерациям примыкают так называемые ассоциированные, т. е. свободно присоединившиеся, государства.
В связи с этим необходимо определить, изменяется ли модель федеративных отношений при возникновении подобной ситуации. И.А. Умнова, отмечает: «Учитывая, что такие территории могут стать атрибутом любого государства независимо от того, унитарное оно или федеративное, представляется, что их появление в симметричном федеративном государстве означает наличие элементов асимметрии, не меняющих в целом общей симметричности федерации. Так, ассоциированные государства имеет и Новая Зеландия, которая не является федерацией по форме государственного устройства (острова Кука и Ниуэ)» [3, с. 40].
А.В. Киселева и А.В. Нестеренко считают, что государства, включающие в себя такие территории, являются в чистом виде асимметричными [5, с. 194-195].
Думается, что при наличии в составе федерации такого элемента, как свободно присоединившееся государство, она фактически теряет статус симметричного объединения и представляет собой образование с элементами асимметрии. Если же изменяется статус субъекта или создаются территории с прямым федеральным управлением, то федерация становится асимметричной.
Большинство федеративных государств сегодня - это симметричные федерации с элементами асимметрии, или, как их еще называют, относительно симметричные [3, с. 40].
В данном случае все субъекты федерации признаются однородными по природе и статусу (Германия, Австрия, Швейцария, Бразилия), но конституция может допускать исключения из общего правила, не касающиеся различий государственно-правовой природы субъектов федерации и затрагивающие лишь отдельные элементы их положения. Это именно исключение, а не правило, порождающее иную систему отношений, меняющую тип федерации как таковой.
Наименее удачной моделью федерации является асимметричная федерация, ведь в конституции изначально закрепляется разнородность субъектов федерации по их природе и статусу. В таких государствах, как правило, неизбежны конфликты, так как различия между субъектами федерации становятся источником недовольства тех, кто ущемлен в правах. Поэтому почти во всех странах с асимметричной моделью федерации либо со значительными элементами асимметрии наблюдается движение за реформирование федерации, связанное с повышением статуса ущемленных территорий до уровня субъектов федерации, за достижение равноправия субъектов федерации.
Именно путем преобразования территорий в субъекты федерации шло образование Австралии, Канады и, особенно, США, где осваиваемые колонистами территории приобретали статус субъектов федерации.
Сложившиеся сегодня в мировой практике варианты асимметрии можно подразделить на два вида: ограниченную и абсолютную асимметрию [3, с. 41].
Ограниченная асимметрия выражается различиями в правосубъектности однородных по природе субъектов федерации. Такой тип федерации характерен для Индии, где существует градация между штатами по их правам и обязанностям.
Абсолютная асимметрия - это наличие разных по природе территориальных образований с разными правами и обязанностями. Так, Танзания характеризуется полной асимметрией в соответствии с Конституцией 1977 года. К странам с абсолютной асимметрией можно отнести и США, ведь в их состав входят не только 50 штатов, которые обладают разным объемом прав, но и федеральный округ Колумбия, отличающийся
еще и статусом по сравнению с другими субъектами США.
В настоящее время в юридической литературе ведутся споры о том, может ли быть признана федерация асимметричной и допустимо ли признание асимметрии федеративного устройства как объективно заданной модели.
По мнению Л.М. Карапетяна, признание асимметрии конституционно-правового статуса субъектов федерации недопустимо для любого федеративного государства [4, с. 59]. Несмотря на такое категоричное заявление, он поясняет, что симметричность федерации не нарушается, если в составе федерации находятся иные образования, такие как ассоциированные субъекты, общефедеральные территории, обладающие особым правовым статусом, ибо критерий симметричности относится исключительно к субъектам федерации.
Кроме того, Карапетян считает, что на симметричность федерации не влияют и разные нормы представительства субъектов федерации в общефедеральных органах власти (например, в бундесрате - верхней палате парламента ФРГ — различные земли имеют от трех до шести представителей), так как данный фактор зависит от численности населения субъектов федерации.
Наконец, даже разница в предмете ведения и полномочиях субъектов федерации, закрепленная в общефедеральной конституции или федеративном договоре, не означает асимметричности федерации, ибо «такая "асимметричность" не доминирует над "симметричностью" конституционного статуса субъектов федерации, то есть их конституционно-правовым равноправием как главным принципом федерализма» [10, с. 32].
Однако при таком подходе неясным становится, что собственно имеется в виду под конституционно-правовым равноправием субъектов федерации.
Следует согласиться с В.Е. Чиркиным, который считает, что наличие асимметричной федерации может быть объективно задано и ее существование свидетельствует о разнообразии моделей федераций [11, с. 16—30].
Считается, что асимметричность федерации может быть объективной и оправданной на конкретном историческом этапе, а может
быть искусственной, создающей почву для постоянной конфликтности субъектов федерации, требующих уравнять их в правах. Естественно, что в отношении второго варианта асимметричности необходим поиск путей для преодоления отрицательных последствий и перехода к симметричной федерации.
Одной из причин асимметрии могут стать имеющиеся различия в статусе в зависимости от того, какой фактор положен в основу образования субъекта федерации — национальный или территориальный.
До сих пор ведется теоретический спор, допустимы ли федерации, построенные на национальной основе, или федерации, сочетающие территориальный и национальный факторы. Несмотря на то что большинство федеративных государств построено на территориальной основе, в мире имеет место сочетание территориального и национального факторов при построении федерации. Положительным примером государства, сочетающего в себе эти факторы, сегодня выступает Российская Федерация.
В практике также встречаются случаи, когда государство с ярко выраженными этническими особенностями выбирает наднациональный подход при построении федерации. Таким государством является Нигерия, пытавшаяся первоначально создать федерацию по национальному признаку, но в итоге, с целью предотвращения этнических конфликтов, перекроившая всю свою территорию на части по принципу: ни одна этническая группа, ни одно племя не образуют самостоятельного субъекта федерации.
Территориальный принцип, видимо, следует считать более предпочтительным для образования либо реструктурирования федерации, так как при таком варианте федеративного устройства национальный фактор как источник возможных конфликтов между территориями отсутствует. Именно по этой причине национально-этнические различия в составе
населения не получили отражения в государственной структуре США.
Однако это не означает полный отказ от использования национального фактора при построении федеративного государства. Необходимость учета такого фактора может быть вызвана также объективными обстоятельствами.
Наличие удачных примеров государств, построенных по национальному принципу, свидетельствует о том, что само по себе сочетание территориального и национального факторов при структурировании федерации допустимо. Важно, однако, чтобы применение национального принципа не разрушало государственность, не нарушало права и свободы человека, не стимулировало развитие национализма. Одним из условий, защищающих государственность от таких последствий, является формирование федерации на основе принципа равноправия субъектов федерации, их однородности по государственно-правовой природе и равенства по статусу независимо от того, по какому принципу они построены — национальному или территориальному.
Резюмируя, хотелось бы отметить многообразие современных моделей федераций. Их изучение по разным параметрам, характеризующим степень демократичности и эффективности, свидетельствует о важности ориентации на развитие моделей федераций более высокого уровня. В этом смысле предпочтение, видимо, должно отдаваться моделям кооперативной, децентрализованной, симметричной федерации, допускающей лишь объективно заданные элементы асимметрии.
Следует подчеркнуть, что федеративная форма государственного устройства должна быть объективно необходима в данном государстве, помогать в решении национальных конфликтов, предоставлять самостоятельность посредством передачи государственных полномочий. Если же федерация не соответствует политическим и правовым реалиям в государстве, это приведет к его развалу.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Вишняков, В.Г. Конституционное регулирова- 2. Тадевосян, Э.В. О моделировании в теории фе-
ние федеративных отношений [Текст] / В.Г. Вишня- дерализма и проблеме асимметричных федераций ков // Государство и право. — 1998. — № 12. [Текст] / Э.В. Тадевосян // Там же. — 1997. — № 8.
3. Умнова, И.А. Конституционные основы современного российского федерализма [Текст] / И.А. Умнова. - М., 1998.
4. Карапетян, Л.М. К вопросу о «моделях федерализма» [Текст] / Л.М. Карапетян // Государство и право. - 1996. - № 12.
5. Киселева, А.В. Теория федерализма [Текст] /
A.В. Киселева, А.В. Нестеренко. - М., 2002.
6. Черепанов, В.А. Конституционно-правовые основы разделения государственной власти между Российской Федерацией и ее субъектами [Текст] /
B.А. Черепанов. - М., 2003.
7. Карапетян, Л.М. Федерализм и право народов [Текст] / Л.М. Карапетян. - М., 1999.
8. Аболин, О.Ю. Всемирный и европейский федерализм: вероятные перспективы [Текст] / О.Ю. Аболин // Полит. исследования. -1994. - № 5.
9. Введенский, А.Г. Россия: испытание федерализмом. Теория и практика отечественного и зарубежного опыта [Текст] / А.Г. Введенский, А.Ю. Горохов. - М., 2002.
10. Карапетян, Л.М. Федеративное устройство российского государства [Текст] / Л.М. Карапетян. -М., 2001.
11. Чиркин В.Е. Современный федерализм: сравнительный анализ [Текст] / В.Е. Чиркин. -М., 1995.
УДК 342.7
В.В. Пылин
ПРАВОВЫЕ ОСНОВЫ УЧАСТИЯ ГРАЖДАН В НОРМОТВОРЧЕСТВЕ ОРГАНОВ МЕСТНОГО САМОУПРАВЛЕНИЯ
В любом современном демократическом и правовом государстве наиболее продуктивен такой характер развития гражданского общества и местных сообществ, при котором вся вертикаль государственных и муниципальных органов власти и управления позволяет максимально развиваться инициативе и самодеятельности граждан, непосредственной и представительной демократии, при котором максимально стимулируется самоорганизация экономических и политических сил.
Ключевой вопрос состоит в осознании того, что обновление жизни возможно лишь на основе свободы, самодеятельности и участия самого народа в правотворческой деятельности как непосредственно, так и через законодательные и представительные органы власти, в контроле над властью исполнительной, особенно в сфере местного самоуправления. Только тогда можно пробудить у людей сопричастность к необходимым в обществе преобразованиям, возродить нравственные стандарты, обеспечить разумный баланс между индивидуальными и коллективными интересами, включить граждан в противодействие коррупции, правовому нигилизму, терроризму, экстремизму, организованной преступности. Нужна реальная поддержка
людей. Только вместе власть и общество могут добиться успеха.
Президент РФ Д. А. Медведев, выступая на II Общероссийском гражданском форуме в 2008 году, подчеркнул, что местное самоуправление должно открывать гражданам возможность самостоятельно решать свои локальные проблемы так, как это происходит во всем мире, - без указаний и распоряжений сверху [2].
В Конституции Российской Федерации местное самоуправление закреплено как одна из основ конституционного строя, ориентированная на человека, его права и свободы. Конституция РФ, одна из немногих в мире, закрепила население муниципальных образований (МО) в качестве главного субъекта местного самоуправления, придав ему верховенство, установив, что местное самоуправление обеспечивает самостоятельное решение населением вопросов местного значения, включая владение, пользование и распоряжение муниципальной собственностью, что население самостоятельно определяет структуру органов местного самоуправления (ОМС) (статьи 130, 131).
В соответствии с указанными конституционными положениями действующее законодательство Российской Федерации предоставляет
