CC BY
184
Vestnik RUDN. International Relations. ISSN 2313-0660 (print), ISSN 2313-0679 (online)
Вестник РУДН. Серия: МЕЖДУНАРОДНЫЕ ОТНОШЕНИЯ
2022 Vol. 22 No. 1 180-196
http://journals.rudn.ru/international-relations
DOI: 10.22363/2313-0660-2022-22-1-180-196
Научная статья /Research article
Китай и страны Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива: от экономических сделок к стратегическому партнерству
Е.М. Савичева1 И, A.M. Бребдани1 , И.В. Рыжов2
'Российский университет дружбы народов, Москва, Российская Федерация 2Национальный исследовательский Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского,
Нижний Новгород, Российская Федерация Ssavicheva-em@rudn.ru
Аннотация. Ближний Восток в целом и субрегион Персидского залива в частности приобретают все большее стратегическое значение для Китая. Субрегион не только богат природными ресурсами, прежде всего энергетическими, и в значительной степени обеспечивает ими динамично развивающуюся китайскую экономику, но и открывает доступ к основным мировым морским и сухопутным путям, а также африканским и европейским рынкам. Цель исследования состоит в выявлении особенностей взаимодействия Китая со странами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) в сфере энергетики, торговли и инвестиций в условиях растущей экономической взаимозависимости, выводящей отношения Пекина с арабскими странами субрегиона на уровень стратегического партнерства. Таким образом, отношения Китая с этой группой государств выходят за рамки сугубо экономических интересов и затрагивают стратегические интересы Пекина, активно продвигающего свою масштабную инициативу «Один пояс, один путь», что предполагает активизацию политики КНР на ближневосточном направлении. Методологической основой исследования стал междисциплинарный подход. Авторы придерживаются парадигмы неореализма, в том числе теории баланса сил и региональных комплексов безопасности, принципа, согласно которому внешняя политика государства диктуется логикой международной системы и распределения силы среди государств. Полезными оказались положения теории «властного транзита», которые приблизили к пониманию роли и места Китая, превращающегося в сверхдержаву в мировой политике. В основе исследования лежат и такие методы исторической науки, как проблемно-хронологический, историко-генетический, системно-структурный, сравнительно-сопоставительный. Сбор и обработка значительного пласта статистических данных дают возможность сделать вывод о появлении новых влиятельных акторов в Ближневосточном регионе.
Ключевые слова: Ближний Восток, КНР, ССАГПЗ, энергетическая безопасность, Один пояс, один путь, стратегическое партнерство
Благодарности: Исследование выполнено при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 20-014-00039 на тему «Модели и риски сотрудничества в регионе Ближнего и Среднего Востока в первой четверти XXI века».
© CaBmeBa E.M., Epe6gaHH A.M., Pbram H.B., 2022
ioj 0 | This work is licensed under a Creative Commons Attribution 4.0 International License. https://creativecommons.Org/licenses/by/4.0/
China and Gulf Cooperation Council Countries: From Economic Deals to Strategic Partnerships
Elena M. Savicheva1 0, Ammar M. Brebdane1 , Igor V. Ryzhov2
1 Peoples' Friendship University of Russia (RUDN University), Moscow, Russian Federation 2 Lobachevsky State University, Nizhny Novgorod, Russian Federation Hsavicheva-em@rudn.ru
Abstract. The Middle East in general and the Persian Gulf sub-region in particular are becoming increasingly strategic for China. The sub-region is not only rich in natural resources, primarily energy, and to a large extent provides them to the dynamically developing Chinese economy, but also opens up access to main global maritime and land routes, as well as African and European markets. The study focuses on China's interaction with the Gulf Cooperation Council (GCC) countries in the field of energy, trade, and investment in the context of growing economic interdependence that elevates Beijing's relations with the Arab countries of the sub-region to the level of strategic partnership. Thus, China's relations with this group of states go beyond purely economic interests and affect the strategic interests of Beijing, such as active promotion of the large-scale "Belt and Road Initiative," which implies the intensification of China's policy in the Middle East. The methodological basis of the study is an interdisciplinary approach. The authors adhere to the neorealism, particularly the theory of the balance of power and regional security complexes, the principle according to which the foreign policy of a state is heavily dictated by the logic of the international system and the distribution of power among states. The power transit theory allows us to understand better the current role of China becoming a superpower in world politics. The research also applies such methods of historical science as chronological, genetic, systemic-structural, and comparative methods. The collection and processing of a significant layer of statistical data makes it possible to highlight the emergence of new powerful political actors in the Middle East.
Key words: Middle East, China, Gulf Cooperation Council, energy security, Belt and Road Initiative, BRI, strategic partnership
Для цитирования: Савичева Е. М., Бребдани А. М., Рыжов И. В. Китай и страны Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива: от экономических сделок к стратегическому партнерству // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2022. Т. 22, № 1. С. 180—196. https://doi.org/10.22363/2313-0660-2022-22-1-180-196
Acknowledgements: The reported study was funded by RFBR according to the research project number 20-014-00039 "Models and Risks of Cooperation in the Middle East region in the First Quarter of the XXI Century."
For citation: Savicheva, E. M., Brebdane, A. M., & Ryzhov, I. V. (2022). China and Gulf Cooperation Council countries: From economic deals to strategic partnerships. Vestnik RUDN. International Relations, 22(1), 180—196. https://doi.org/10.22363/2313-0660-2022-22-1-180-196
Введение
В российской историографии пока не так много работ, в которых бы исследовались различные стороны сотрудничества КНР с арабскими странами Персидского залива, достигшего в ряде случаев уровня стратегического партнерства. Следует выделить труд известной российской арабистки Е.С. Мел-кумян, в котором особое внимание уделяется периоду, когда и в Китае, и в Омане «были приняты перспективные планы развития, реализация которых стала стимулом для дальнейшего расширения омано-китайских
связей» (Мелкумян, 2020, с. 46). Такие авторы, как Т.Л. Дейч (2018), Е.И. Сафронова (2018), М.Ф. Ильминская (2015), Ж.В. Петру-нина (2016) в своих исследованиях подчеркивают стратегическую важность для Китая поставок ресурсов из Ближневосточного региона. Е.Н. Грачиков (2019) анализирует особенности стратегии партнерских отношений КНР.
Из англоязычной литературы отметим, прежде всего, работы китайских экспертов, среди которых С. Ву (Wu, 2015), оценивающий роль инициативы «Один пояс, один
путь» в продвижении сотрудничества между Китаем и арабскими странами Залива, а также M. Чен (Chen, 2011), Ж. Ли (Liu, 2016). Интерес также представляли и труды, посвященные экономической дипломатии Китая (Sun & Zoubir, 2015).
Дж. Фултон, один из ярких представителей западной историографии, утверждает, что как экономические, так и внутриполитические потребности арабских стран Залива предопределили мощную поддержку с их стороны инициативы «Один пояс, один путь». Однако при этом ее реализация может привести к обострению ситуации в субрегионе и появлению напряженности либо между государствами Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива (ССАГПЗ) и их конкурентами на Ближнем Востоке, либо между значимыми внерегиональными игро-ками1.
Т. Ниблок, профессор Института арабских и исламских исследований Эксетерского университета, в своей работе отмечает, что страны Залива и Китай, в первую очередь, пошли на экономическое сближение, но они также перешли на уровень более тесного политического партнерства, стратегическое значение которого с течением времени будет только возрастать (Niblock, 2017). Дж. Гарлик и Р. Хавлова (Garlick & Havlova, 2020) представляют исследование подходов Китая к защите и расширению своих интересов в Персидском заливе в свете ирано-саудовского соперничества.
В последнее десятилетие КНР становится все более влиятельным актором в регионе Ближнего Востока и Северной Африки (БВСА). Хотя до недавнего времени эта держава считалась здесь «новичком» и китайские подходы к ближневосточным политическим вызовам и проблемам безопасности отличала традиционная осторожность, тем не менее Китай по мере расширения своего
1 Fulton J. The G.C.C. Countries and China's Belt and Road Initiative (BRI): Curbing Their Enthusiasm? // Middle East Institute. October 17, 2017. URL: https://www.mei.edu/publications/gcc-countries-and-chinas-belt-and-road-initiative-bri-curbing-their-enthusiasm (accessed: 27.11.2021).
экономического присутствия в этом важном регионе неуклонно укрепляет многоплановое взаимодействие с арабскими странами.
Отношения Пекина со странами БВСА основываются прежде всего на глобальном спросе Китая на добываемые в регионе энергоносители, а также знаменитой китайской инициативе «Один пояс, один путь» (Belt and Road Initiative, BRI), о запуске которой было широко объявлено в 2013 г. С 2015 г. Китай считается крупнейшим мировым покупателем сырой нефти2, при этом более половины импорта «черного золота» поступает именно с Ближнего Востока. Кроме того, Ближний Восток, будучи стратегически важным логистическим перекрестком, расположенным на стыке Азии, Европы и Африки, приобретает особую значимость в контексте нацеленного в будущее масштабного проекта «Один пояс, один путь», который призван сделать Китай ключевым игроком в сфере торгово-экономических коммуникаций. За пределами Азиатско-Тихоокеанского региона Ближний Восток благодаря богатым углеводородным ресурсам и геостратегическому положению может рассматриваться в качестве важнейшего для Пекина региона3.
В настоящее время «центр тяжести» политики Китая в Ближневосточном регионе заметно смещен в сторону Персидского залива в силу доминирующего положения, которое государства Залива занимают на мировых нефтегазовых рынках. Хотя китайская инициатива «Один пояс, один путь» пока не получила широкой реализации в арабских монархиях Залива, за исключением Омана, тем не менее страны — члены ССАГПЗ не скрывают своей заинтересованности в привлечении крупных китайских девелоперов, особенно в отраслях инфраструктуры и энергетики, что
2 China has Become the World's Biggest Crude Oil Importer for the First Time // Time. May 11, 2015. URL: https://time.com/3853 451/china-crude-oil-top-importer/ (accessed: 27.11.2021).
3 Scobell A., Nader A. China in the Middle East: The Wary Dragon // RAND Corporation. 2016. URL: https://www.rand.org/content/dam/rand/pubs/research_rep orts/RR1200/RR1229/RAND_RR1229.pdf (accessed: 27.11.2021).
означало бы их приобщение к вышеупомянутой инициативе Пекина4. Представляется, что на практике характер связей между Китаем и государствами Персидского залива постепенно трансформируется, вырастая из формата двусторонних сделок (порой очень крупных, но не всегда выстроенных системно) до уровня стратегических отношений (Bazoobandi, 2020). С учетом важности региона политика Пекина становится все более амбициозной и изощренной с точки зрения экономических и дипломатических подходов и, в меньшей степени, вопросов безопасности5.
С момента публикации двух «Белых книг» («Прекрасные перспективы и практические шаги по совместному созданию экономического Шелкового пояса и морского Шелкового пути XXI века» 2015 г. и «О политике Китая в отношении арабских государств» 2016 г.) отношения между Китаем и странами Персидского залива приобрели более четкие очертания. Указанные публикации, в сущности, не содержат специальной конкретики именно в отношении Ближнего Востока, однако там сформулированы ключевые направления развития сотрудничества КНР с зарубежными странами в рамках инициативы «Один пояс, один путь», а именно: политическая координация, инфраструктурная взаимосвязанность, беспрепятственный товарообмен, свободное движение капитала, сближение между народами6.
4 Fulton J. The G.C.C. Countries and China's Belt and Road Initiative (BRI): Curbing Their Enthusiasm? // Middle East Institute. October 17, 2017. URL: https://www.mei.edu/publications/gcc-countries-and-chinas-belt-and-road-initiative-bri-curbing-their-enthusiasm (accessed: 27.11.2021).
5 Lons C., Fulton J., Sun D., Al-Tamimi N. China's Great Game in the Middle East // European Council on Foreign Relations. October 21, 2019. URL: https://ecfr.eu/ publication/china_great_game_middle_east/ (accessed: 27.11.2021).
6 Прекрасные перспективы и практические действия
по совместному созданию экономического пояса Шел-
кового пути и морского Шелкового пути XXI века // Госкомитет по делам развития и реформ. Министерство иностранных дел и Министерство коммерции КНР. 28.03.2015. URL: https://www.fmprc.gov.cn/rus/
Такой подход находился в полном соответствии с официально декларированными схемами сотрудничества между Китаем и странами ССАГПЗ. Так, в политическом документе, увидевшем свет в 2016 г. под эгидой МИД КНР, была презентована схематическая модель сотрудничества «1 + 2 + 3» (рис. 1), согласно которой Китай и арабские страны будут концентрировать усилия на совместных проектах в энергетике, торговле и инвестициях, инфраструктуре, а дополнительным подспорьем тесного взаимодействия послужат три сферы, в которых активно внедряются высокие технологии и инновации — ядерная энергетика, альтернативные источники энер-
7
гии и космос .
В документе также упоминаются предполагаемые перспективные сферы сотрудничества, среди которых подготовка специалистов, обмен развединформацией, оборона и борьба с терроризмом, что нашло свое подтверждение в выступлении председателя КНР Си Цзиньпина в штаб-квартире ЛАГ (Каир, 21 января 2016 г.). По словам китайского лидера, Пекин в арабском мире не нацелен на поиск единичного привилегированного партнера или отдельной сферы сотрудничества, не стремится к «заполнению вакуума» сугубо для собственной выгоды — напротив, он хотел бы содействовать делу мира и одновременно обрести широкий круг друзей и партнеров, желающих примкнуть к китайской инициативе «Один пояс, один путь» на взаимовыгодной основе и ради достижения высо-
о
ких результатов .
zxxx/201504/t20150415_766831.html (дата обращения: 27.11.2021).
7 China's Arab Policy Paper // Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. January 13, 2016. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/zxxx_ 662805/t1331683.shtml (accessed: 27.11.2021).
8 Work Together for a Bright Future of China-Arab Relations: Speech by H.E. Xi Jinping President of the People's Republic of China at the Arab League Headquarters, Cairo, 21 January 2016 // Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/zxxx_662805/t133548 4.shtml (accessed: 27.11.2021).
Г 1 Ядерная ■ г ^ Космос
энергетика 1
Рис. 1. Схематическая модель сотрудничества «1 + 2 + 3»
Источник: China's Arab Policy Paper // Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. January 13, 2016. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/zxxx_662805/t1331683.shtml (accessed: 27.11.2021).
Взаимодействие в энергетической сфере
С 1993 г. Китай стал нетто-импортером сырой нефти, а в 2015 г. обогнал Соединенные Штаты как крупнейший импортер. Согласно статистическим данным, опубликованным Управлением энергетической информации США (Energy Information Administration — EIA), 67,3 % потребляемой нефти в Китае в 2019 г. приходилось на импорт9. По имеющимся экспертным оценкам, две трети годового прироста потребления нефти в мире в указанном году произошло за счет Китая: тогда ежедневно расходовалось приблизительно 14,5 млн барр. нефти и нефтепродуктов, что на 500 000 барр./день (то есть почти на 4 %) больше, чем в предыдущем 2018 г.10 (рис. 2). Интенсивный рост китайской экономики под-
9 How is China's Energy Footprint Changing? // China Power. January 30, 2021. URL: https://chinapower.csis.org/ energy-footprint (accessed: 27.11.2021).
10 China // U.S. Energy Information Administration.
September 30, 2020. URL: https://www.eia.gov/
international/analysis/country/CHN (accessed: 27.11.2021).
разумевает резкое или даже опережающее увеличение энергетических затрат, что, соответственно, обусловливает наращивание топливных и сырьевых поставок из-за рубежа. Таким образом, в целях укрепления национальной энергетической безопасности Китай заинтересован в поиске дополнительных источников, которых будет достаточно для бесперебойного снабжения и подпитывания стабильного экономического развития (Захаров, Русак, 2017).
В настоящее время доказанные запасы нефтяных месторождений в странах ССАГПЗ составляют порядка 30,5 % от общемировых резервов (табл. 1)11. Три страны из «аравийской шестерки» входят в десятку крупнейших нефтедобывающих государств мира, и все они (исключая Бахрейн) входят в «тридцатку» крупнейших производителей. Катар является четвертым по величине в мире
11 Statistical Review of World Energy // BP. July, 2021. URL: https://www.bp.com/en/global/corporate/energy-economics/statistical-review-of-world-energy.html (accessed: 27.11.2021).
0
1993 1995 1997 1999 2001 2003 2005 2007 2009 2011 2013 2015 2017 2019
Рис. 2. Производство и потребление нефти и нефтепродуктов в Китае в 1993—2019 гг., млн барр./день
Источник: Country Analysis Executive Summary: China // U.S. Energy Information Administration. September 30, 2020. URL: https://www.eia.gov/international/content/analysis/countries_long/China/china.pdf (accessed: 27.11.2021).
производителем природного газа, запасы которого составляют 12,4 % от мировых12.
Таблица 1
Запасы нефти стран Совета сотрудничества арабских государств Персидского залива в 1999—2019 гг.
Источник: Statistical Review of World Energy // BP. July 2021. URL: https://www.bp.com/en/global/corporate/ energy-economics/statistical-review-of-world-energy.html (accessed: 27.11.2021).
12 Statistical Review of World Energy // BP. July, 2021. URL: https://www.bp.com/en/global/corporate/energy-economics/statistical-review-of-world-energy.html (accessed: 27.11.2021).
Энергоресурсы в течение длительного времени формировали львиную долю торговли между КНР и странами ССАГПЗ. По состоянию на 2017 г., около 40 % китайского импорта сырой нефти приходилось на страны Ближнего Востока и Северной Африки13. В 2019 г. данный показатель составлял уже 41,3 %, причем крупнейшим поставщиком «черного золота» для Китая служила Саудовская Аравия (табл. 2)14 Прогнозы, опубликованные в 2012 г. Международным энергетическим агентством, указывают, что экспорт нефти с Ближнего Востока в Китай может удвоиться к 2035 г.15
Также следует указать на значительные поставки сжиженного природного газа (СПГ) из Катара в Китай. На данный момент Катар обеспечивает почти 28 % от общего объема
13 China: Country Brief // International Trade Centre. URL: https://www.intracen.org/country/china/ (accessed: 27.11.2021).
14 Workman D. Top 15 Crude Oil Suppliers to China // World's Top Exports. URL: http://www.worldstopexports.com/ top-15-crude-oil-suppliers-to-china (accessed: 27.11.2021).
15 World Energy Outlook 2012 // The International Energy Agency (IEA). November, 2012. URL: https://iea.blob.core.windows.net/assets/ebe15dfb-30c8-42cf-8733-672b3500aed7/WEO2012_free.pdf (accessed: 27.11.2021).
Страна На конец 1999 г., млн баррелей На конец 2009 г., млн баррелей На конец 2018 г., млн баррелей На конец 2019 г., млн баррелей Доля в мировых запасах по состоянию на конец 2019 г., %
Саудовская Аравия 262 800 264 600 297 700 297 600 17,2
Кувейт 96 500 101 500 101 500 101 500 5,9
ОАЭ 97 800 97 800 97 800 97 800 5,6
Катар 13 100 25 900 25 200 25 200 1,5
Оман 5 700 5 500 5 400 5 400 0,3
импорта СПГ в Китай. Ожидается, что китайский спрос на это сырье только за период с 2017 по 2023 г. возрастет на 60 %16.
Таблица 2
Экспорт нефти странами Персидского залива в Китай в 2019 г.
Источник: Workman D. Top 15 Crude Oil Suppliers to China // World's Top Exports. URL: http://www.worldstopexports.com/top-15-crude-oil-suppliers-to-china (accessed: 27.11.2021).
Принимая во внимание долгосрочные и тесные связи между странами ССАГПЗ и США, Пекин не может не испытывать опасений в связи с тем, что, как отмечают эксперты, Вашингтон может оказать давление на эти страны и перекрыть поставки энергоносителей из субрегиона в Китай17. Это дает повод Пекину воспринимать Иран как возможного ключевого партнера в регионе (Краснов, Юртаев, 2016).
По состоянию на 2019 г., Китай удовлетворял за счет иранской нефти около 3 % своих потребностей в данном продукте. Вместе с тем Пекин в основном полагается на существующую ныне архитектуру безопасности в Персидском заливе для защиты своих
16 China to Become Top Gas Importer in 2019 Boosted by LNG — IEA // Reuters. June 26, 2018. URL: https://www.reuters.com/article/gas-iea-idUSL1N1TR114 (accessed: 27.11.2021).
17 Lons C., Fulton J., Sun D., Al-Tamimi N. China's
Great Game in the Middle East // European Council on Foreign Relations. October 21, 2019. URL:
https://ecfr.eu/publication/china_great_game_middle_east/
(accessed: 27.11.2021).
торгово-экономических связей со странами субрегиона. Парадокс заключается в том, что эта система на протяжении десятилетий своего существования основывалась на партнерстве стран ССАГПЗ с США и Великобританией. Поскольку охрана водных путей в зоне Залива обеспечивается в основном американцами, это избавляет китайскую сторону от необходимости привлекать к этой задаче собственные силовые контингенты, а следовательно, и от осложнений, которые неизбежно
возникли бы в случае появления в зоне Зали-
18
ва китайских военных .
Однако подобное «преимущество» может в любой момент обернуться для Китая серьезной угрозой для обеспечения бесперебойных поставок углеводородов. Поскольку на данном историческом этапе вероятность торгово-экономической войны двух ведущих мировых сверхдержав становится очевидной, то тенденцию «вызревания» такой угрозы для китайских интересов никак нельзя игнорировать.
Если США будут интерпретировать взятую на себя миссию охраны морских путей в Заливе, охватывая акватории Тихого и Индийского океанов, то это может означать, что весь водный маршрут поставок углеводородов в КНР оказывается под американским контролем. С одной стороны, такая нежелательная для Пекина перспектива может побудить его принять геостратегический вызов от главного глобального конкурента и прибегнуть к неким шагам, не исключающим его прямого участия в обеспечении безопасности региона. Речь может идти о расширении ареала китайского присутствия на воде и на суше в зоне Персидского залива, а также в регионе Большого Ближнего Востока и Индо-Тихоокеанского бассейна. Мотивы для подобных рассуждений лежат на поверхности. У Китая отнюдь не одна, а сразу несколько причин для расширения своего морского присутствия в зоне Индийского океана. Этот процесс может, в свою очередь, привести
18 Exclusive Interview: Obama on the World // The New York Times. August 10, 2014. URL: https://www.nytimes.com/video/opinion/10000000304778 8/china-as-a-free-rider.html (accessed: 27.11.2021).
Страна Рейтинг среди мировых поставщиков Рейтинг среди арабских поставщиков Доля в общем объеме импорта нефти Китаем, % Стоимость импорта, млрд долл. США
Саудов- 1 1 16,9 40,1
ская
Аравия
Ирак 3 2 9,9 23,7
Оман 6 3 6,9 16,4
Кувейт 7 4 4,5 10,8
ОАЭ 8 5 3,1 7,3
Всего - - 41,3 98,3
Справочно: Иран 9 — 3 7,1
и к усилению его вовлеченности в сферу безопасности на Ближнем Востоке19.
С другой стороны, нынешняя нестабильность на Ближнем Востоке напрямую влияет на политику, проводимую Пекином в регионе. Китайская сторона ощущает явный дискомфорт в условиях, когда ВМС США контролируют маршруты транспортировки нефти из Персидского залива, в том числе и в сторону Южно-Китайского моря. И действительно, в случае, если события примут неблагоприятный оборот (например, вооруженный конфликт при участии США, установление последними жесткой экономической блокады и т. п.), Китай может лишиться поставок нефти и газа с Ближнего Востока. Таким образом, намерение китайского руководства отчасти заместить импорт аравийской нефти аналогичными поставками из других географических регионов выглядит вполне логичным.
Пекин намерен диверсифицировать источники поставок энергоресурсов в страну, и инициатива «Один пояс, один путь» призвана помочь в достижении этой цели. Тем не менее значение региона Персидского залива для Китая будет и далее возрастать по мере увеличения его внутреннего спроса на углеводороды. По мнению ряда экспертов, прогнозируемое увеличение добычи сланцевой нефти и газа должно понизить спрос на ближневосточную нефть на рынках Северной Америки и Европы, при этом зависимость Китая от традиционных поставщиков ближневосточной нефти может в будущем только увели-20
читься .
Торговый диалог
Торговля является достаточно диверсифицированной отраслью отношений Китая со
19 Lons C., Fulton J., Sun D., Al-Tamimi N. China's great game in the Middle East // European Council on Foreign Relations. October 21, 2019. URL: https://ecfr.eu/publication/china_great_game_middle_east/ (accessed: 27.11.2021).
20 Quilliam N. China and the Middle East: From 'Economy Only' to 'Keeper of International Order' // The Middle East in London. Vol. 14. No. 4. June-July, 2018. URL: https://www.soas.ac.uk/lmei/meil/recent-issues/file135013.pdf (accessed: 27.11.2021).
странами Залива. За последние годы его товарооборот со странами ССАГПЗ в целом и с
каждым государством — членом этой органи-
21
зации в отдельности значительно вырос . Углеводороды составляют основную часть китайского импорта; одна только эта статья делает торговый баланс с Китаем несбалансированным в четырех аравийских монархиях из шести, а ОАЭ и Бахрейн постоянно ввозят из Китая больше, чем поставляют туда. Что касается Бахрейна, то такую ситуацию можно объяснить значительным сокращением поставок энергоресурсов и более слабой экономикой по сравнению с партнерами по ССАГПЗ. С ОАЭ ситуация иная: экономика Эмиратов в значительной части является реэкспортной, при том что их экспорт в Китай весьма значителен (почти 2,5 % его годового импорта сырой нефти)22. Вместе с тем китайские компании активно используют ОАЭ в качестве трансрегионального хаба ввиду развитой инфраструктуры и благоприятной бизнес-среды, что позволяет КНР выходить на рынки Южной Азии, Ближнего Востока и Восточной Африки (Fulton, 2020).
Что касается других аравийских монархий, то и для них значимость Китая как крупнейшего коммерческого партнера и импортера трудно переоценить, тем более памятуя о том, что «углеводородные» статьи наполняют доходную часть их бюджетов примерно на 85—90 %23. В качестве примера приведем Султанат Оман. Нефтегазовые поступления составляют здесь от 68 до 85 % государственных доходов (доля зависит от конъюнктуры международных рынков), и эта зависимость делает Китай чрезвычайно важным партнером. 43,7 % экспортной выручки поступает в оманскую казну из Китая24.
21 Data // National Bureau of Statistic of China. URL: http://www.stats.gov.cn/english/Statisticaldata/AnnualData / (accessed: 27.11.2021).
22 China: Country Brief // International Trade Centre. URL: https://www.intracen.org/country/china/ (accessed: 27.11.2021).
23 The CIA World Factbook. URL: https://www.cia.gov/ the-world-factbook/ (accessed: 27.11.2021).
24 Explore All Countries — Oman // The CIA World
Factbook. URL: https://www.cia.gov/the-world-factbook/
countries/oman/ (accessed: 27.11.2021).
В 2016 г. Китай занял первое место в списке шести крупнейших экспортно-импортных рынков для всех стран ССАГПЗ25. В настоящее время Китай стал для них ключевым экономическим партнером, в том числе для отдельно взятых Кувейта, Омана, Саудовской Аравии и ОАЭ. Для КНР, в свою очередь, ССАГПЗ является группой стран, которая занимает восьмое место по объемам импорта и экспорта. Интересно, что из семи ведущих торговых партнеров Китая все, кроме Германии, находятся в пределах Азиатско-Тихоокеанского региона и имеют с соседом устоявшиеся торговые и исторические связи. Тем самым подтверждается тезис, что Ближний Восток стал для Китая самой крупной и важной торгово-экономической зоной за пределами Азиатско-Тихоокеанского реги-она26. В рамках инициированного Пекином в 2010 г. стратегического диалога «Китай — страны ССАГПЗ» было организовано несколько переговорных раундов (4 июня 2010 г. в Пекине, 2 мая 2011 г. в Абу-Даби, в январе 2014 г. и 25 апреля 2016 г. в Пекине) о фина-лизации специального соглашения между Китаем и странами ССАГПЗ в целях подготовки к созданию зоны свободной торговли между Китаем и арабскими странами27.
Следует отметить, что ССАГПЗ — это второй после АСЕАН интеграционный формат, который ведет переговоры по поводу соглашения о свободной торговле с Китаем. Переговорный процесс начался еще в июле 2004 г., когда Китай и страны ССАГПЗ заключили рамочное соглашение об экономическом и торговом сотрудничестве,
25 The CIA World Factbook. URL: https://www.cia.gov/ the-world-factbook/ (accessed: 27.11.2021).
26 Scobell A., Nader A. China in the Middle East: The Wary Dragon // RAND Corporation. 2016. URL: https://www.rand.org/content/dam/rand/pubs/research_reports/ RR1200/RR1229/RAND_RR1229.pdf (accessed: 27.11.2021).
27 Аль-барнамадж ат-танфизий ли мунтада ат-таавун аль-арабий ас-сыний, 2014—2016 [Исполнительная программа Форума китайско-арабского сотрудничества на 2014—2016 гг.] // China — Arab States Cooperation Forum. 06.10.2014. URL: http ://www.chinaarabcforg/ara/hhyjwx/bzj hywj/diliuj iebu zhangjihuiyi/201406/t20140610_6907478.htm (дата обращения: 27.11.2021). (На арабском языке).
инвестициях и технологиях. За этим последовало 9 переговорных раундов, имевших целью подписание соглашения о свободной торговле, призванное усилить взаимодействие между заинтересованными сторонами и, в частности, устранить тарифные барьеры на пути перемещения капиталов .
Также важно отметить, что в интересах поддержания взаимодействия стороны учредили ряд совместных институтов: Совместный комитет по экономике и торговле Китай — ССАГПЗ, Китайско-арабский экономический и торговый комитет, Форум по торговому сотрудничеству Китай — ССАГПЗ. Подобные же структуры были созданы в каждом из государств — членов Совета сотрудничества, в частности такие, как Ассоциация дружбы Оман — Китай, Деловой совет Китай — Катар, Ассоциация дружбы Китай — Кувейт.
Инвестиционное сотрудничество
Инвестиционное сотрудничество является еще одной опорой экономических отношений Китая со странами ССАГПЗ, и в последние годы объем финансовых вложений также значительно увеличился. В 2016 г. Китай стал крупнейшим внешним инвестором на Ближнем Востоке29. По состоянию на 2018 г., почти две трети китайских инвестиций в регионе Ближнего Востока и Северной Африки приходилось на арабские страны Залива30. В 2005—2020 гг. Китай направил в страны ССАГПЗ 101,33 млрд долл. США в качестве прямых инвестиций (табл. 3).
28 China and Gulf nations resume free trade agreement talks // The State Council Information Office of The People's Republic of China. January 21, 2016. URL: http://www.scio.gov.cn/32618/Document/1464959/1464959. htm (accessed: 27.11.2021).
29 §im§ek M. China and the Middle East — A priceless pivot // Central Banking Institute. May 4, 2020. URL: https://www.centralbanking.com/central-banks/economics/ 4738091/china-and-the-middle-east-a-priceless-pivot (accessed: 27.11.2021).
30 Green A. GCC Trade and Investment Flows // The Economist Intelligence Unit. December 16, 2014. URL: https://impact.econ-asia.com/perspectives/economic-development/gcc-trade-and-investment-flows-0 (accessed: 27.11.2021).
Таблица 3
Китайские инвестиции в государствах ССАГПЗ в 2005—2020 гг., млн долл. США__
\чГод Страна^ 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020 Всего
Бахрейн 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 0 1 420 0 1 420
Кувейт 0 0 840 0 510 570 260 510 0 240 2 270 1 830 1 330 2 070 220 280 10 930
Оман 150 0 0 160 720 0 0 0 0 0 300 2 870 0 320 970 1 130 6 620
Катар 100 540 0 140 740 0 1 185 0 600 560 1 180 1 110 0 230 0 750 7 800
Саудовская 1 100 0 2 770 1 170 4 230 340 4 320 1 830 2 800 2 970 3 310 1 250 1 910 4 710 5 500 1 650 39 860
Аравия
ОАЭ о 300 650 3 550 670 130 450 1 150 730 640 760 4 150 7 790 8 010 4 320 1 400 34 700
Источник: China Global Investment Tracker // American Enterprise Institute. URL: https://www.aei.org/china-global-investment-tracker/ (accessed: 27.11.2021).
Для стран ССАГПЗ приток инвестиций из Китая пришелся на период развития, когда страны стали стремиться к снижению зависимости от углеводородных поступлений и диверсификации национальных экономик31. Члены ССАГПЗ стали основными реципиентами масштабных инфраструктурных контрактов с привлечением китайских компаний, в том числе по строительству таких объектов, как стадион Лусаил в Катаре (основная площадка для проведения чемпионата мира по футболу в 2022 г.), нефтеперерабатывающий завод Янбу, высокоскоростная железнодорожная магистраль, связывающая Джидду с Меккой и Мединой, и др.32 Региональная программа развития Gulf Vision, вобравшая в себя крупные инфраструктурные проекты, открывает широкие горизонты для будущего сотрудничества. Каждая из стран ССАГПЗ занялась формированием собственного «видения», в частности программ Saudi Vision 2030, Kuwait Vision 2035 "New Kuwait", Abu Dhabi's Vision 2030, Qatar National Vision 2030, Oman Vision 2040, Bahrain Economic Vision 2030. Все это, по сути, представляет собой национальные варианты проектов по диверсификации экономики стран ССАГПЗ, иначе говоря, проекты перехода от модели
31 Mercy A.K. China in the Middle East: Influence and Investment // The Diplomat. September 25, 2019. URL: https://thediplomat.com/2019/09/china-in-the-middle-east-influence-and-investment/ (accessed: 27.11.2021).
32 Declaration of Action on China-Arab States
Cooperation under the Belt and Road Initiative // China — Arab States Cooperation Forum. July 10, 2018. URL: http://www.chinaarabcf.org/ara/lthyjwx/bzjhywj/dbj/201807/ P020210828308252626492.pdf (accessed: 27.11.2021).
рантье, построенной на эксплуатации одного углеводородного ресурса, к «постнефтяной» модели, где прямые иностранные инвестиции становятся важной составляющей экономического развития (Kamrava, 2018).
Летом 2018 г. Китай анонсировал очередной раунд инвестиций и кредитования на сумму 23 млрд долл. США. Портам и промышленным комплексам уделяется особое внимание, поскольку они формируют логистическую цепочку, связывающую Китай с Персидским заливом, а также с морями — Аравийским, Красным и Средиземным. В Пекине о таком подходе заговорили летом 2018 г., в частности в презентационном материале, именуемом Industrial Park-Port Interconnection, Two-Wheel and Two-Wing Approach, содержался следующий тезис: «Китайская сторона заинтересована в участии в строительстве морских портов и планируемой железнодорожной сети арабских стран, а также поддерживает арабскую сторону в создании "золотой логистической цепи", связывающей Центральную Азию, Восточную Африку, Индийский океан и Средиземное море»33. Порт Халифа в ОАЭ, оманский порт Дукм, порт Джизан в Королевстве Саудовская Аравия (КСА), порты Айн-Сохна и Порт-Саид в Египте (на Суэцком канале), а также порт Джибути служат опорными точками
33 Xi Jinping Delivers a Speech at The Opening Ceremony of The Eighth Ministerial Meeting of The China — Arab States Cooperation Forum // Ministry of Foreign Affairs of the People's Republic of China. July 10, 2018. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/zxxx_ 662805/t1575994.shtml (accessed: 27.11.2021).
этого проекта, и именно там будет производиться существенная часть работ по реализации инициативы «Один пояс, один путь» на Ближнем Востоке.
Сотрудничество в рамках инициативы «Один пояс, один путь»
С момента провозглашения Китаем инициативы «Один пояс, один путь» в 2013 г. страны ССАГПЗ рассматривают ее как драйвер укрепления двустороннего сотрудничества. Инициатива содержит 6 основных векторов, они же — экономические коридоры, или «полосы движения». Эти коридоры формируют архитектуру указанной инициативы и представляют видение Китая, а именно то, каким образом зарубежные страны и регионы могут в ней участвовать34. Впрочем, среди предлагаемых направлений действия инициативы Аравийский полуостров не значился35. Тем не менее лидеры Китая и стран ССАГПЗ трактовали «Один пояс, один путь» как важнейшую составляющую своих отношений, и проекты, уже принятые там к реализации китайскими компаниями, проводились под эгидой упомянутой инициативы36.
Как уже отмечалось, в основу сотрудничества по линии «Одного пояса, одного пути» положено пять принципов: «Политическая координация», «Взаимосвязанность инфраструктуры», «Бесперебойный торговый обмен», «Свободное перемещение капитала»,
34 Экономический коридор Новый Евразийский наземный мост (NELBEC); Экономический коридор Китай — Монголия — Россия (CMREC); Экономический коридор Китай — Центральная Азия — Западная Азия (CCWAEC); Экономический коридор Китай — Индокитайский полуостров (CICPEC); Бангладеш — Китай — Индия — Экономический коридор Мьянмы (BCIMEC); Экономический коридор Китай — Пакистан (CPEC).
35 Yini H. China to Invest $900b in Belt and Road Initiative // China Daily. May 28, 2015. URL: http://usa.chinadaily.com.cn/business/2015-05/28/content_ 20845687.htm (accessed: 28.11.2021).
36 Fulton J. The G.C.C. Countries and China's Belt and Road Initiative (BRI): Curbing Their Enthusiasm? // Middle East Institute. October 17, 2017. URL:
https://www.mei.edu/publications/gcc-countries-and-chinas-belt-and-road-initiative-bri-curbing-their-enthusiasm
(accessed: 27.11.2021).
«Сближение между народами». Вместе с тем китайская экономическая дипломатия опиралась на подобные положения еще до выдвижения Пекином инициативы в 2013 г. Как известно, Китай традиционно концентрируется на торгово-экономических аспектах отношений с зарубежными партнерами, оставляя политические вопросы на периферии своего внимания (Sun & Zoubir, 2015, pp. 907—908).
Наблюдается отчетливая синергия между проектами из серии «Видение» для стран Персидского залива и китайской инициативой: и в том, и в другом случае приоритет отдается связыванию в одну систему объектов и соотнесению политических соображений с аспектами экономического сотрудничества. Ряд лидеров аравийских монархий однозначно подтвердил связь между проектами «Видения» и инициативой «Один пояс, один путь». Так, наследный принц Саудовской Аравии Мухаммад бин Сальман назвал это «одним из основных столпов концепции Саудовской Аравии Vision 2030»37. Ради достижения этой цели саудовский лидер в 2016 г. отправился в Китай в составе королевской делегации, включавшей также министров торговли, инвестиций, энергетики, промышленности и минеральных ресурсов, культуры, информации и информационных технологий. С их участием в Пекине была проведена панельная дискуссия на тему «Saudi Vision 2030 и Инициатива "Один пояс, один путь": вместе ради перспективного будущего». Кроме того, в ходе этого визита было подписано 15 двусторонних меморандумов о взаимопонимании по проектам, связанным с планом Vision 2030 по диверсификации экономики Саудовской Аравии38.
В марте 2017 г. состоялся государственный визит в Пекин короля Сальмана. Кульминацией встречи стало подписание
37 Fusing Vision 2030 with Belt Road Initiative // Arab News. September 3, 2016. URL: http://www.arabnews.com/ node/979346/saudi-arabia (accessed: 27.11.2021).
38 Saudi Arabia Signs Initial Deals with China on Prince's Visit // Reuters. August 30, 2016. URL: https://www.reuters.com/article/us-saudi-china-agreements/ saudi-arabia-signs-initial-dealswith-china-on-princes-visit-idUSKCN1151HT (accessed: 27.11.2021).
контрактов на сумму 65 млрд долл. США. Кроме того, деловые круги двух стран подписали 22 соглашения о совместных инвестиционных проектах, многие из которых относились также и к программе Vision 203039. Интересная подробность: группа китайских экспертов выдвинула инициативу о сооружении железной дороги между КНР и КСА через территории Афганистана, Ирана и сопредельных стран Залива. Однако в свете политической напряженности, сохраняющейся между странами ССАГПЗ и Ираном, шансы на реализацию подобной идеи пока
40
невелики .
Объединенные Арабские Эмираты обладают внушительным потенциалом, чтобы стать ключевым координатором и заметным бенефициаром инициативы «Один пояс, один путь». ОАЭ заняли 16-е место в отчете о глобальной конкурентоспособности, опубликованном несколько лет назад Всемирным экономическим форумом41. ОАЭ являются наиболее важным коммерческим партнером Китая в арабском мире, и на них приходится 26 % всей китайской торговли в регионе, не связанной с нефтью42.
Инициатива «Один пояс, один путь» еще более упрочит преимущество ОАЭ как регионального центра финансовых операций — обстоятельство, которое позволит ускорить и финансовое сотрудничество с Китаем. В
39 China, Saudi Arabia sign US$65 Billion in Deals as King Salman Starts Beijing Visit // South China Morning Post. March 16, 2017. URL: https://www.scmp.com/ news/china/policies-politics/article/2079528/china-saudi-arabia-sign-us65-billion-deals-king-salman (accessed: 27.11.2021).
40 Jin L., Janardhan N. Belt and Road Initiative: Opportunities and Obstacles for the Gulf // The Emirates Diplomatic Academy. June 2018. URL: https://www.agda.ac. ae/docs/default-source/Publications/edainsight_beltandroad_ en.pdf?sfVrsn=4 (accessed: 27.11.2021).
41 The Global Competitiveness Report 2016—2017 // World Economic Forum. 2016. P. XIII. URL: http://www3.weforum.org/docs/GCR2016-2017/05FullReport/ TheGlobalCompetitivenessReport2016-2017_FINAL.pdf (accessed: 27.11.2021).
42 China Leading Trade Partner of UAE: Al Mansouri //
Gulf News. July 22, 2019. URL: https://gulfnews.com/ uae/china-leading-trade-partner-of-uae-al-mansouri-
1.65370898 (accessed: 27.11.2021).
декабре 2016 г. Сельскохозяйственный банк Китая (Agricultural Bank of China, ABC) получил разрешение на открытие в Эмиратах отделения банка для ведения расчетов в юанях, после чего в мае 2017 г. начал работу клиринговый банк ABC RMB в Дубае43. К концу того же года четыре китайских банка открыли здесь семь филиалов; ожидается, что они помогут в стимулировании торговых связей между двумя странами и изучении вопросов финансирования в рамках китайской инициативы. Кроме того, в ОАЭ проживает самая большая китайская община на Ближнем Востоке, включающая от 200 тыс. до 300 тыс. физических лиц и более 4 200 компаний. В Дубае действуют филиалы четырех крупнейших банков Китая, а также центр валютных свопов, который в 2018 г. произвел транзакции на сумму около 7 млрд долл. США в китайских юанях44.
Если рассматривать развитие отношений Пекина с Оманом, то необходимо отметить, что с конца 2016 г. Китай вкладывает миллиарды долларов в превращение района Дукм, рыбацкой деревни в 550 км к югу от столицы Омана города Маскат, в индустриально-логистический центр. Хотя проект служит частью национальной стратегии экономической диверсификации, но, по всей вероятности, он одновременно свидетельствует об успехе китайских усилий по продвижению инициативы «Один пояс, один путь». Район Дукм расположен на берегу Аравийского моря, и именно поэтому он является потенциально выгодной площадкой для возведения китайских производственных предприятий, чья продукция будет ориентирована на расположенные недалеко экспортные рынки субрегиона Персидского залива, Индийского субконтинента и Восточной Африки. Кроме
43 Agricultural Bank of China Starts RMB Settlement in UAE // Xinhua. May 10, 2017. URL: http ://www.xinhuanet.com/english/2017-05/10/ c_136272388.htm (accessed: 27.11.2021).
44 Fulton J. China is Becoming a Major Player in the Middle East // MarshMcLennan: Brink. September 18, 2019. URL: https://www.brinknews.com/china-is-becoming-a-major-player-in-the-middle-east/ (accessed: 27.11.2021).
того, Дукм расположен рядом с источниками углеводородного сырья, которые китайские компании собираются задействовать здесь для производственных нужд. Китайцы уже инвестировали в Дукм порядка 3,06 млрд долл. США45 . Ожидается, что эта цифра увеличится до 10,7 млрд долл. США в течение срока реализации проекта, сообщает компания Oman Wanfang LLC. Помимо этого, Оман заинтересован в инвестировании в особую экономическую зону в Гвадаре (проект, продвигаемый Китаем в Пакистане)46.
В Кувейте также подтверждают, что инициатива «Один пояс, один путь» поможет ему достичь целей, изложенных в программе «Новый Кувейт 2035» (Kuwait Vision 2035 "New Kuwait")41. В этом эмирате планируют возвести «Шелковый город» — проект, который обойдется примерно в 100 млрд долл. США и в итоге приведет к появлению нового транспортного, логистического и финансового центра. И это опять-таки будет «вкладом в копилку» китайской инициативы «Один пояс, один путь». На данный момент в нефтяном, строительном и инфраструктурном секторах Кувейта работают около 40 китайских компаний.
В Катаре уже были реализованы несколько китайских инфраструктурных проектов; только в 2014 г. были заключены сделки на сумму 8 млрд долл. США48. Правда, с того времени активность катарцев по линии названной китайской программы несколько снизилась. Тем временем Китай открыл два
45 Chinese Firms to Set up 25 Projects in Duqm Free Zone // Times of Oman. October 2, 2017. URL: https://timesofoman.com/article/43434-chinese-firms-to-set-up-25-projects-in-duqm-free-zone (accessed: 27.11.2021).
46 Pakistan, Oman Discuss Opportunities Offered by CPEC, Gwadar Port // Times of Islamabad. May 8, 2017. URL: https://timesofislamabad.com/08-May-2017/pakistan-oman-discuss-opportunities-offered-by-cpec-gwadar-port (accessed: 27.11.2021).
47 Kuwait, China Share Enthusiasm on 'Belt and Road' Economic Initiative // Kuwait Time. May 13, 2017. URL: http://news.kuwaittimes.net/pdf/2017/may/13/p03.pdf (accessed: 27.11.2021).
48 Alagos P. Qatar and China Sign $8bn Infrastructure
Deals // Gulf Times. April 8, 2015. URL:
https://www.gulf-times.com/story/434171/Qatar-and-China-
sign-8bn-infrastructure-deals-in-1 (accessed: 27.11.2021).
валютных клиринговых центра в Катаре49 и ОАЭ, а также учредил два совместных инвестиционных фонда с этими двумя странами на общую сумму 20 млрд долл. США50.
Бахрейн меньше других соседей продвинулся в части кооперации с китайской инициативой, хотя, несомненно, и он получит преимущества от участия в ней. Это, по мнению авторов, было бы полезным для диверсификации экономики, снижения чрезмерной зависимости от Соединенных Штатов, а также послужило бы признанием того, что Китай становится важным торговым и инвестиционным партнером также и для этого монархического государства.
Таким образом, стремление к сопряжению инициативы «Один пояс, один путь» с планами развития стран Персидского залива было перенесено на уже существующий задел в отношениях, который успели наработать китайские компании в рамках осуществлявшихся ранее инфраструктурных и строительных проектов. В период с 2005 по 2014 г. строительные и инфраструктурные контракты Китая в странах ССАГПЗ достигли 30 млрд долл. США, что составило 8 % от общемирового объема китайских инвестиций за этот период 51.
Официальные лица используют протокольные визиты и многосторонние форумы для декларации поддержки китайской инициативы, подчеркивая взаимодополняющий характер национальных и региональных планов развития зоны Залива. В частности, эта тема получила исчерпывающую поддержку в ходе Форума китайско-арабского сотрудничества (10 июля 2018 г., Пекин). Состоявшееся тогда
49 Renminbi Clearing Centre in Qatar to Strengthen Commercial & Economic Ties between China and the MENA Region // Qatar Central Bank. April 15, 2015. URL: http://www.qcb.gov.qa/english/news/pages/ renminbiclearingcentre.aspx (accessed: 27.11.2021).
50 Declaration of Action on China — Arab States Cooperation under the Belt and Road Initiative // China — Arab States Cooperation Forum. July 10, 2018. URL: http://www.chinaarabcf.org/ara/lthyjwx/bzjhywj/dbj/20180 7/P020210828308252626492.pdf (accessed: 27.11.2021).
51 Green A. GCC Trade and Investment Flows // The Economist Intelligence Unit. December 16, 2014. URL: https://impact.econ-asia.com/perspectives/economic-development/gcc-trade-and-investment-flows-0 (accessed: 27.11.2021).
же очередное министерское совещание приняло китайско-арабскую декларацию о создании «Одного пояса, одного пути», а Китай объявил о подписании документов о сотрудничестве в его рамках с девятью арабскими странами (Саудовская Аравия, Судан, Ирак, Оман, Катар, Кувейт, Ливан, Египет, Марокко). Пять арабских стран подписали документы о сотрудничестве с Китаем в сфере производства (ОАЭ, Алжир, Саудовская Аравия, Судан, Египет). Семь арабских стран стали членами Фонда Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (ОАЭ, Саудовская Аравия, Иордания, Оман, Катар, Кувейт и Египет)52.
Другие арабские страны и Лига арабских государств также приняли активное участие в первой сессии форума международного сотрудничества «Один пояс, один путь», состоявшейся в Пекине в мае 2017 г. На второй сессии той же направленности, прошедшей в апреле 2019 г., было объявлено, что 19 арабских стран подписали документы о сотрудничестве в рамках инициативы «Один пояс, один путь» (в их числе одни только ОАЭ заключили соглашение о сотрудничестве на сумму 3,4 млрд долл. США)53. В дополнение к уже имеющимся компонентам программы «Один пояс, один путь» форум 2017 г. огласил новое измерение — «Цифровой Шелковый путь»54. Эта идея согласуется с планами, недавно озвученными в ОАЭ и КСА.
Стратегическое партнерство Китая со странами ССАГПЗ
Стратегия партнерских отношений, использующая такие инструменты, как
52 Declaration of Action on China — Arab States Cooperation under the Belt and Road Initiative // China — Arab States Cooperation Forum. July 10, 2018. URL: http://www.chinaarabcf.org/ara/lthyjwx/bzjhywj/dbj/20180 7/P020210828308252626492.pdf (accessed: 27.11.2021).
53 The UAE Signed a Massive, $3.4 Billion Deal with China — and That 'Isn't a Surprise' // CNBC. April 29, 2019. URL: https://www.cnbc.com/2019/04/29/china-uae-trade-deal-on-belt-and-road-isnt-a-surprise-wef-president.html (accessed: 27.11.2021).
54 Full text of President Xi's Speech at Opening of Belt and Road Forum // Xinhua. May 14, 2017. URL: http://www.xinhuanet.com/english/2017-05/14/c_136282
982.htm (accessed: 27.11.2021).
взаимное доверие, экономическая взаимозависимость, культурные контакты, поддержка в вопросах обеспечения безопасности, — главный ресурс дипломатии Китая. Поскольку расширение и углубление двусторонних отношений способствует реализации его стратегических целей (Грачиков, 2019), взаимодействие Китая со странами Ближнего Востока и Северной Африки стало важнейшим компонентом глобальной партнерской сети. Зона Персидского залива — важный регион стратегического партнерства Китая, поскольку китайские интересы в регионе значительны. Почти все соглашения о стратегическом партнерстве, являющемся плодом сотрудничества, дополняющим проект «Один пояс, один путь», заключены Китаем с арабскими странами на протяжении последнего десятилетия.
В 2016 г. председатель КНР Си Цзиньпин прибыл с визитом в Саудовскую Аравию, и две страны декларировали всеобъемлющее стратегическое партнерство и высший уровень дипломатических отношений. То же самое было сделано в ходе пребывания китайского лидера в Объединенных Арабских Эмиратах летом 2018 г. Кувейт, Катар и Султанат Оман установили стратегическое партнерство, которое является вторым по статусу уровнем китайского партнерства (табл. 4).
Неудивительно, что именно Саудовская Аравия и ОАЭ были выбраны в качестве всеобъемлющих стратегических партнеров. Первая является доминирующей силой в регионе и важнейшим торговым партнером Китая. «Возвышение» Эмиратов свидетельствует о том, что Пекин рассматривает их как ключевого регионального игрока, что было подчеркнуто в совместном заявлении, в котором китайская сторона дала высокую оценку «конструктивной роли, которую ОАЭ играют в региональных делах»55. По мнению китайской стороны, ОАЭ имеют ряд преимуществ перед другими членами ССАГПЗ, а именно: сравнительно высокую политическую стабильность, приобретенный статус регионального
55 UAE, China Issue Joint Statement, Agree to Establish Comprehensive Strategic Partnership // Emirates News Agency. July 21, 2018. URL: http://wam.ae/en/ details/1395302699891 (accessed: 27.11.2021).
центра логистики и инфраструктуры, обеспечение комфортных условий для ведения бизнеса56. ОАЭ и сами стремятся играть функцию «главных ворот» в регион для инициативы «Один пояс, один путь».
Таблица 4
Статус двусторонних отношений между Китаем и странами Совета сотрудничества арабских
Источник: Xi Jinping Holds Talks with King Salman bin Abdulaziz Al Saud of Saudi Arabia: Two Heads of State Jointly Announce Establishment of China-Saudi Arabia Comprehensive Strategic Partnership // Ministry of Foreign Affairs of People's Republic of China. January 20, 2016. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/wjb_663304/zzjg_ 663340/xybfs_663590/gjlb_663594/2878_663746/2880_663 750/201601/t20160121_534799.html (accessed: 27.11.2021); China, UAE Agree to Lift Ties to Comprehensive Strategic Partnership // Ministry of Foreign Affairs of People's Republic of China. July 21, 2018. URL: https://www.fmprc. gov.cn/mfa_eng/wjb_663304/zzjg_663340/xybfs_663590/gil b_663594/2903_663806/2905_663810/201807/t20180723_5 36488.html (accessed: 27.11.2021); Xi Jinping Holds Talks with Kuwaiti Emir Sheikh Sabah Al-Ahmad Al-Jaber Al-Sabah // Ministry of Foreign Affairs of People's Republic of China. July 9, 2018. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_ eng/wjb_663304/zzjg_663340/xybfs_663590/gjlb_663594/28 38_663666/2840_663670/201807/t20180710_533545.html (accessed: 27.11.2021); Xi Jinping Holds Talks with Emir Tamim bin Hamad Al Thani of Qatar and Two Heads of State Together Announce to Establish China-Qatar Strategic Partnership // Ministry of Foreign Affairs of People's Republic of China. November 3, 2014. URL: https://www.fmprc.gov.cn/mfa_eng/wjb_663304/zzjg_66334
56 Fulton J. Friends with Benefits: China's Partnership Diplomacy in the Gulf / ed. by M. Lynch, A. Jamal // Shifting Global Politics and the Middle East: POMEPS Studies 34. Washington: Middle East Political Science, 2016. P. 33—39. URL: https://pomeps.org/wp-content/uploads/2019/03/POMEPS_Studies_34_Web.pdf (accessed: 27.11.2021).
0/xybfs_663590/gjlb_663594/2873_663736/2875_663740/20 1411/t20141105_534483.html (accessed: 27.11.2021); Xi Jinping and Sultan Qaboos bin Said of Oman Exchange Congratulatory Messages, Announcing the Establishment of China-Oman Strategic Partnership and Celebrating the 40th Anniversary of the Establishment of Bilateral Diplomatic Relations // Ministry of Foreign Affairs of People's Republic of China. May 25, 2018. URL: https://www.fmprc.gov.cn/ mfa_eng/wjb_663304/zzjg_663340/xybfs_663590/gjlb_6635 94/2863_663716/2865_663720/201805/t20180529_534113.h tml (accessed: 27.11.2021).
Каковы перспективы перехода других стран ССАГПЗ именно к всеобъемлющему стратегическому партнерству? Изучению этого вопроса уделил внимание Георг Стрювер из Германского института глобальных и региональных исследований (German Institute for Global and Area Studies, GIGA). Он обращает внимание, что китайские лидеры соблюдают особую осторожность при выборе внешнего партнера на таком высоком уровне и руководствуются при этом необходимым сочетанием трех условий: высокий уровень политического доверия, тесные экономические связи и высокая оценка качества сотрудничества, достигнутого в других областях (например в сфере культуры). Помимо структуры двусторонних отношений в Пекине придают большое значение месту, занимаемому конкретным государством на международной арене. Пекин рассматривает этот уровень партнерства только с теми, кто «играет важную роль в международной экономике и политике» (Struver, 2017, p. 45).
В свою очередь, российский востоковед-китаист Е.Н. Грачиков добавляет к оценкам германского коллеги еще один «критерий годности». Это — признание принципа «одного» — единого Китая, иначе говоря, однозначная поддержка позиции Пекина в отношении Тайваня, Тибета и Синьцзяна (а в будущем, безусловно, к этому перечислению должно добавиться подтверждение внешним партнером суверенных прав КНР на острова в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях). Е.Н. Грачиков также отмечает наличие традиции, которой придерживается Пекин при оценке степени влияния стран-партнеров в их макрорегионах, равно как и возможности использования их потенциалов для расширения
государств Персидского залива
Страна Статус Год подписания
Саудовская Аравия Всесторонние стратегические партнерские отношения 2016
Объединенные Арабские Эмираты Всесторонние стратегические партнерские отношения 2018
Катар Стратегические партнерские отношения 2014
Кувейт Стратегические партнерские отношения 2018
Оман Стратегические партнерские отношения 2018
дипломатического ресурса КНР в проведении своей политики в тех или иных регионах.
Таким образом, страны-партнеры оказались поделены на две более узкие группы — опорные партнеры (zhidian, которые
поддерживают коренные национальные интересы КНР, и узловые (jiedian, используемые КНР для расширения своих внешнеполитических ресурсов (Грачиков, 2019). Согласно такой градации, страны ССАГПЗ не квалифицируются ни в качестве узловых, ни опорных. С учетом установленных Пекином критериев государства Персидского залива, кроме КСА и ОАЭ, вряд ли выйдут на уровень всеобъемлющего стратегического партнерства. К примеру, отношения КНР с Катаром весьма тесны, но все-таки не на том уровне, как с вышеупомянутыми двумя соседними монархиями. К тому же следует принять во внимание до сих пор не устраненные противоречия между Катаром и так называемым «контртеррористическим квартетом» (КСА, АРЕ, ОАЭ и Бахрейн). Вероятно, в данном случае Пекин предпочитает практиковать «тихую дипломатию»57. Связи с Оманом также довольно развиты, и проект порта Дукм указывает на наличие у Пекина стратегических замыслов. Однако с экономической точки зрения Оман менее важен, что делает маловероятным придание двустороннему сотрудничеству привилегированного статуса. Что касается Бахрейна, то его особое партнерство с Китаем официально не зафиксировано, а двусторонняя торговля незначительна.
Руководство стран Ближнего Востока и Северной Африки обычно приветствует партнерство с Пекином, утверждая, что он относится к ним как к равным, а не как к младшим партнерам. Помимо своей политики
57 Fulton J. China's Approach to the Gulf Dispute // Asia Dialogue. May 3, 2018. URL: https://theasiadialogue.com/ 2018/05/03/chinas-approach-to-the-gulf-dispute/ (accessed: 27.11.2021).
невмешательства в чужие внутренние дела, неприсоединения и отказа участвовать в войнах (в частности через прокси) Китай, как правило, оставался в хороших отношениях со всеми сторонами региональных конфликтов, включая Иран, Саудовскую Аравию с союзниками и остальные арабские государства (в том числе Алжир, Марокко и др.), а также Израиль.
Заключение
Растущие амбиции Китая по интегрированию региона Ближнего Востока и Северной Африки в инициативу «Один пояс, один путь» в силу экономических и политических причин привели к значительному росту участия Китая в делах региона. Два самых влиятельных государства ССАГПЗ — Саудовская Аравия и Объединенные Арабские Эмираты — останутся краеугольным камнем китайского экономического курса на Ближнем Востоке. Постоянные усилия Китая по обеспечению энергоресурсами и налаживанию стратегических партнерских отношений в дополнение к проекту «Один пояс, один путь» будут и дальше оставаться источником прямой конкуренции с Соединенными Штатами. Не исключается, что члены ССАГПЗ могут всерьез рассмотреть перспективу политических договоренностей и совместных мер безопасности с Китаем, особенно если Соединенные Штаты частично уйдут с Ближнего Востока или если между Вашингтоном и столицами стран ССАГПЗ возникнет какая-либо напряженность. Разумеется, выбор Пекина при подобном развитии событий будет нелегким. Если Китай вознамерится сделать ставку на усиление своего влияния в БВСА, ему придется, так или иначе, погрузиться в хаотичную геополитическую атмосферу этого региона и более настойчиво применять здесь свои экономические активы и рычаги стратегического влияния.
Поступила в редакцию / Received: 15.04.2021 Доработана после рецензирования / Revised: 12.07.2021 Принята к публикации / Accepted: 21.12.2021
Библиографический список
Грачиков Е. Н. Стратегия партнерских отношений КНР: практика и концептуализация (1993—2018) // Мировая экономика и международные отношения. 2019. Т. 63, № 3. С. 83—93. https://doi.org/10.20542/0131-2227-2019-63-3-83-93 Дейч Т. Л. Китай в борьбе за ресурсы в Африке и арабском мире // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2018. Т. 18, №. 3. С. 595—611. https://doi.org/10.22363/2313-0660-2018-18-3-595-611 Захаров А. Н., Русак Н. Внешнеэкономические аспекты энергетической стратегии КНР и роль постсоветского пространства // Мировое и национальное хозяйство. 2017. № 4 (43). С. 23—28. Ильминская М. Ф. Регион Персидского залива как зона геополитических интересов Китая // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2015. № 1. С. 152—161. Краснов К. Г., Юртаев В. И. Внешняя политика Ирана на Ближнем Востоке и американская стратегия «системного сдерживания» // Вестник Российского университета дружбы народов. Серия: Международные отношения. 2016. Т. 16, № 4. С. 616—627. https://doi.org/10.22363/2313-0660-2016-16-4-616-627 Мелкумян Е. С. Султанат Оман — КНР: стратегическое партнерство // Азия и Африка сегодня. 2020. № 12.
С. 46—50. https://doi.org/10.31857/S032150750012798-9 Петрунина Ж. В. Китай и страны Ближнего Востока: история развития отношений во второй половине ХХ — начале XXI вв. // Ученые записки Комсомольского-на-Амуре государственного технического университета. 2016. Т. 2, № 1 (25). С. 16—20. Сафронова Е. И. КНР и страны Африки, Латинской Америки и Ближнего Востока // Китайская Народная Республика: политика, экономика, культура 2017—2018 / под общ. ред. С.Г. Лузянина. Москва : Форум, 2018. С. 321—336.
Bazoobandi S. The New Regional Order in the Middle East: Changes and Challenges. London, New York :
Palgrave Macmillan, 2020. https://doi.org/10.1007/978-3-030-27885-4 Chen M. Exploring Economic Relations between China and the GCC States // Journal of Middle Eastern and
Islamic Studies (in Asia). 2011. Vol. 5, no. 4. P. 88—105. https://doi.org/10.1080/19370679.2011.12023192 Fulton J. Domestic Politics as Fuel for China's Maritime Silk Road Initiative: The Case of the Gulf Monarchies // Journal
of Contemporary China. 2020. Vol. 29, no. 122. P. 175—190. https://doi.org/10.1080/10670564.2019.1637566 Garlick J., Havlova R. China's "Belt and Road" Economic Diplomacy in the Persian Gulf: Strategic Hedging amidst Saudi-Iranian Regional Rivalry // Journal of Current Chinese Affairs. 2020. Vol. 49, no. 1. P. 82—105. https://doi.org/10.1177/1868102619898706 KamravaM. Troubled Waters: Insecurity in the Persian Gulf. Ithaca : Cornell University Press, 2018. Liu Z. Historical Evolution of Relationship between China and the Gulf Region // Journal of Middle Eastern and
Islamic Studies (in Asia). 2016. Vol. 10, no. 1. P. 1—25. https://doi.org/10.1080/19370679.2016.12023276 Niblock T. Problems and Opportunities for China in Developing Its Role in the Gulf Region // Asian Journal of Middle
Eastern and Islamic Studies. 2017. Vol. 11, no. 3. P. 1—11. https://doi.org/10.1080/25765949.2017.12023305 Struver G. China's Partnership Diplomacy: International Alignment Based on Interests or Ideology // The Chinese
Journal of International Politics. 2017. Vol. 10, no. 1. P. 31—65. https://doi.org/10.1093/cjip/pow015 Sun D., Zoubir Y. H. China's Economic Diplomacy towards the Arab Countries: Challenges Ahead? // Journal of
Contemporary China. 2015. Vol. 24, no. 95. P. 903—921. https://doi.org/10.1080/10670564.2015.1013379 Wu S. Constructing "One Belt and One Road" and Enhancing the China — GCC Cooperation // Journal of Middle Eastern and Islamic Studies (in Asia). 2015. Vol. 9, no. 2. P. 1—15. https://doi.org/10.1080/19370679.2015.12023264
Сведения об авторах: Савичева Елена Михайловна — кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории международных отношений Российского университета дружбы народов; ORCID: 0000-0001-8617-3508; e-mail: savicheva-em@rudn.ru
Бребдани Аммар Мухсен — аспирант кафедры теории и истории международных отношений Российского университета дружбы народов; ORCID: 0000-0002-0808-7521; e-mail: ammarbre1@gmail.com Рыжов Игорь Валерьевич — доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории и политики России Института международных отношений и мировой истории Национального исследовательского Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского; ORCID: 0000-0002-6417-1517; e-mail: ivr@fmo.unn.ru
