CC BY
58
РЕЦЕНЗИИ
Н.А. Мининков, докт ист.наук. проф. ЮФУ
Кислицын С.А. Контрэлиты, оппозиции и фронды в политической истории России. Ростов н/Д: Изд-во СКАГС, 2009. 538 с.
Новая монография видного современного российского исследователя отечественной политической истории нового и новейшего времени С.А.Кислицына представляет собой пример удачного сочетания научной и общественной значимости. В самом деле, поставленная проблема не только продолжает привлекать внимание историков и политологов, но и вызывает общественный интерес. Связан он с осознанием роли в обществе политической элиты и политической борьбы, в исторических судьбах народов и человечества в целом. Также определяется он тем, что общественно-политические реалии современного мира вызывают в массовом сознании аналогии с недавним советским прошлым, а образы, сюжеты и категории политической жизни этого прошлого сопоставляются с существующими ныне явлениями и субъектами, а иногда, с известным основанием, отождествляются с ними. При этом, как кажется иногда, оживают ушедшие в небытие призраки, в том числе наиболее мрачные. Уже это обстоятельство должно привлечь внимание к монографии. Но вместе с тем не меньший интерес к ней связан с тем, что С.А.Кислицыным ставится проблема субъекта политического действия и политической борьбы, имеющая научную значимость. Это -проблема политического лидерства и общественно-культурных групп общества, из которых выдвигается как находящаяся у власти политическая элита, так и ее противники. Следовательно, постановка проблемы может быть одобрена.
Проблеме соответствует структура исследования. Обращает на себя внимание наличие в ней первой главы, имеющей теоретическую направленность. Последующие шесть глав содержат анализ исторического материала, относящегося к истории политической элиты советского и постсоветского периодов. В рамки структуры вполне органично вписаны отдельные главы, посвященные конкретным вопросам взаимодействия разных отрядов советской элиты с властью, которые составляли особые темы исследования С.А.Кислицына. Это - трагическая история «Шахтинского дела», сложности во взаимоотношениях с властью М.А.Шолохова, а также инакомыслие и оппозиционность совет-
ской научной элиты. Следовательно, монография сочетает в себе исследование важных проблем теоретической политологии и политической истории и носит, таким образом, междисциплинарный характер. Такая структура позволяет не только дать представление о смысле политической элиты, оппозиции и фронды как политологической категории, но и наглядно показать, как эти и иные, связанные с ними, категории, находили проявления в отечественной политической истории XX в.
Первая, теоретическая глава содержит обстоятельный историографический обзор. Он охватывает как общее состояние этой проблематики, так и особенности ее в России. Это позволило С.А.Кислицыну сформировать авторское представление о таких важнейших категориях данного исследования, как политические элиты, контрэлиты и антиэлиты, как оппозиция и фронда. Представляется вместе с тем возможным обратить внимание, что обращение к историографическим сюжетам присутствует не только в первой главе, но и в ряде других глав при изложении конкретных вопросов политической истории. Это составляет достоинство монографии и позволяет представить особенности исследования этих вопросов в условиях разных политических, социокультурных и историографических ситуаций.
Важность предложенных в монографии характеристик в том, что они носят развернутый характер и позволяют учитывать разнообразие признаков, черт и качеств, которыми отличаются эти категории, сложность присущей им структуры. Особенно, как представляется, удачно сделано это в отношении такой более новой по сравнению с другими категорией, как антиэлита. В то же время справедливо отмечено, что антиэлита при определенных условиях, например, при смене политического режима, способна превратиться в политическую элиту. Также справедливым представляется замечание, что контрэлита как группа, которая может осуществлять властные функции, но не способна делать этого в силу каких-то конкретных особенностей общественно-политической ситуации, может войти в состав правящей политической элиты. Выделение и характеристика этих категорий позволит не только более конкретно и глубоко понять характер политических процессов в новейшей России, но и связать политическую историю с таким направлением современного исторического познания, как историческая биографика. Это не случайно, поскольку политическая борьба - явление, тесно связанное с судьбами людей, зачастую вполне трагическими, в ней проявляется связь судеб человека с судьбами общества и страны, а за политологическими категориями стояли и стоят конкретные люди. В этом - возможность рассмотрения политической истории России в свете философии истории XX в. - экзистенциализма как одного из значимых направлений исторического мышления наших дней. Это ставит
человека с его судьбой на первый план научного познания прошлого человечества. Монография С.А.Кислицына позволяет современным-российским историкам, стремящимся давать научный анализ личного участия в происходивших в стране событиях и процессах представителей политической, научной и художественной элиты как первого, так и второго плана. Вместе с тем опора на данные политологические категории позволяет наполнить конкретным, человеческим содержанием представление о других важнейших категориях политологии - таких, как государство, власть, революция, реакция, политические репрессии и ряд других. Следовательно, анализ политологических категорий элиты и производных от нее, данный С.А.Кислицыным, перспективен для исследования истории важнейших политических процессов, имевших место в России новейшего времени. И если в ходе исследования российской политической истории новейшего времени зачастую не хватало антропологического подхода, то данная монография с ее анализом важных политологических категорий открывает широкую возможность для ее изучения в свете этого подхода.
В данной монографии, как и в других своих исследованиях, С.А.Кислицын давал интересный образец такого подхода. Он сумел наполнить созданную им научную картину политической борьбы советского и постсоветского времени человеческим содержанием, показать самую тесную связь судеб идей с судьбами людей. В этом проявился глубокий, органичный историзм современного исследователя. За политической и внутрипартийной борьбой С.А.Кислицын показал столкновение личностей и характеров, накладывавших глубокий отпечаток на эту борьбу, на эпоху в целом.
Вызывает несомненный интерес проведенное в монографии сопоставление характеров воздействия на взаимоотношения внутри партийно-политической элиты со стороны двух «вождей» партии - Ленина и Сталина. Внимание к подобному сопоставлению стало заметно в публицистике и в исследовательской литературе начиная с XX съезда КПСС. В то время оно должно было служить подтверждением тезиса о нарушении Сталиным «ленинских норм партийной жизни», выражением чего стали массовые репрессии. В постсоветский период обращалось внимание не столько на отличия между Лениным и Сталиным, сколько на сходство в их отношении к человеку как к средству для достижения высших целей, «потребительское» отношение к людям, в том числе к большевикам, со стороны Ленина. Наиболее яркое выражение этой мысли в литературе конца прошлого века встречается, пожалуй, в трудах известного израильского историка Д.Штурман, с точки зрения которой сталинские репрессии против большевиков составляли органичное продолжение ленинского взгляда на человека как на рас-
ходный исторический материал для проведения в жизнь великих социальных идей. Определенное различие между «вождями» не принималось во внимание. Между тем, оно существовало, причем Лениным, в отличие от Сталина, допускалась для члена партии некоторая доля вольномыслия и инакомыслия в понимании и толковании теории марксизма. Указание С.А.Кислицына на это важно для понимания того, как каток массовых репрессий прошелся по самой партии, как место ветеранов партии занял слой аппаратчиков, выдвиженцев из числа лиц, чуждых традициям дореволюционного периода в истории партии и способствовавших укреплению личной власти Сталина, но затем также сметавшихся новыми волнами массовых репрессий. Оно вообще важно для понимания того, как такие волны превратились в норму жизни страны.
Еще одна проблема, интересно затронутая во второй главе монографии, относится к истории «перерождения» партии. По существу, поставлена актуальная проблема изменения социальной и политической сущности правящего политического авангарда, а также самого государства тоталитарного и авторитарного типа. На уровне самого общего наблюдения этот процесс прослежен применительно к истории коммунистической партии от дореволюционного ее периода вплоть до крушения коммунистического режима в СССР. Осмысление этого процесса имело место и в художественной литературе, например, в романах А.Рыбакова «Дети Арбата», А.Бека «Новое назначение», в ряде других произведениях. Что касается научного осмысления этого важного, сложного и вполне закономерного процесса, то современная политология проявляет к нему несомненный интерес. Один из путей такого осмысления намечен С.А.Кислицыным в связи с историей дореволюционного периода истории большевистской партии и политической элиты советского времени. Совершенно правомерно историк не принял распространенной в двадцатые годы точки зрения о том, что партия переживала своего рода «термидорианский переворот». Связано это с тем, что в историческом сознании осмысление современных процессов строится на основе ассоциации с известными образами и сюжетами прошлого. Для большевистской элиты, и вообще для людей того времени, были характерны ассоциации с событиями Великой Французской буржуазной революции. Как обоснованно показал С.А.Кислицын, никаких оснований для характеристики эволюции партии и в стране в свете представления о Термидоре 1794 г. не имелось. Природа этой эволюции была иной, что было отмечено на примере изменения сущности, характера и личного состава партийной верхушки. В самом деле, публицисты и литераторы, выходцы из интеллигенции, были характерны для дооктябрьского периода истории партии и для первых лет со-
ветской власти. Они сменились выходцами из пролетарской среды, нередко обюрократившимися рабочими и крестьянами, составившими прочную базу тоталитарного режима, но и сами время от времени подвергавшиеся репрессиям. Вместе с тем, такая элита, как верно отметил С.А.Кислицын, оказалась заинтересованной в гарантиях для себя от репрессий, и в этом же оказались заинтересованы широкие слои населения советского общества, осознававшие, что возможность угодить на «стройки социализма» была достаточно реальной. Есть основание добавить, что население страны, кроме того, было не менее заинтересовано в повышении материального уровня жизни, который был недопустимо низким даже на фоне небогатой, разбитой к тому времени войной Западной Европы. Указание С.А.Кислицына на то, что интересы советской элиты и широких слоев советского населения приобрели после смерти Сталина важные точки соприкосновения, представляется правильным. Заслугой советской элиты того времени стало свертывание режима массовых репрессий и разоблачение сталинской диктатуры.
Менее четко проведена С.А.Кислицыным мысль о дальнейшей эволюции советской элиты, которая началась в период хрущевской оттепели и перешла в новое качественное состояние с падением советской власти. Между тем, вне учета ее постепенного, но глубокого коррупционного перерождения эта эволюция едва ли может быть понята. Процесс такого перерождения наблюдался в эпоху брежневского застоя. Он не был остановлен ни в годы перестройки и гласности, ни в постсоветский период и приобрел катастрофические размеры за последнее десятилетие, когда в массовое сознание внедрялся миф о том, что благодаря укреплению «вертикали власти» и созданию основ «суверенной демократии» «Великая Россия встает с колен»...
Глава о «Шахтинском деле» привлекает внимание раскрытием механизма массовых репрессий с опорой на следственные действия и судебную расправу. Проведенный С.А.Кислицыным анализ этого дела связан с процессом смены политических элит. Обращено при этом внимание на использование властью в своих целях социальной ненависти, обращенной не только на «эксплуататорские классы», но и на интеллигенцию, на расширенное использование доступного для малокультурного в массе своей населения понятия «вредительство». Особый интерес должна вызвать авторская характеристика следствия, основанного на произволе и бездоказательных обвинениях, которые выдавались за доказанные факты. То же самое относится к суду, решение которого определялось интересами власти. В современной российской историографии исследованию следствия и суда в ходе массовых репрессий начинает уделяться серьезное внимание, что, например, заметно в исследовании А.И.Козлова о прототипе Григория Мелехова - Хар-
лампии Ермакове. Представляется, что изучение истории советского следствия и суда сталинского времени, сделанного С.А.Кислицыным на конкретном материале «Шахтинского дела», не может не вызывать повышенный общественный интерес в условиях сохранения в наши дни практики политического или иного заказа в отправлении судопроизводства, особенно по так называемым «резонансным делам».
Посвященная М.А.Шолохову глава «Фрондерство и инакомыслие в советской литературе» займет достойное место в исследованиях, посвященных великому русскому писателю. Ее положения и выводы не могут не учитываться в научной биографии Шолохова, создание которой назрело через сто пять лет после его рождения. С.А.Кислицын дает ответ на наиболее острый вопрос шолоховедения, который относится к авторству «Тихого Дона», и решает его в пользу Шолохова. Представляется интересной характеристика С.А.Кислицыным другого шолоховского романа, «Поднятая целина». Так, в советский период, в том числе и в годы перестройки преобладала точка зрения на роман как на очевидное художественное обоснование коллективизации, как защита политики по созданию в стране колхозного строя. Как показал С.А.Кислицын, этот роман был далеко не таким простым, как это казалось на первый взгляд, основанный на наличии в романе положительных образов коммунистов Давыдова и Нагульнова. В этой связи имело место противопоставление «Поднятой целины» другому выдающемуся произведению, посвященному коллективизации, роману Б.Можаева «Мужики и бабы», в котором содержится резкая критика сталинской коллективизации. Между тем, второй, как бы скрытый план романа Шолохова содержит совсем другую, весьма критическую, характеристику политики объединения единоличников в коллективные хозяйства, на что указывалось еще в статье литературного критика И.Коноваловой в 1990 г. в журнале «Огонек». Точка зрения, согласно которой «Поднятая целина» - очень сложное произведение и не сводится к апологетике колхозного строя, может быть всячески поддержана. Также может быть поддержана реакция С.А.Кислицына на утверждение некоторых литературоведов, в частности, Ф.Кузнецова и Н.Глушкова, сводивших причины исторической трагедии казачества к «проискам» «троцкистов», или, как нередко утверждалось такими авторами, антинациональной частью руководства РКП(б), представленной, прежде всего, Троцким и Свердловым. Последовательное и логичное обоснование лживости и ненаучности подобного утверждения, которое дал С.А.Кислицын, является вкладом в формирование научного понимания истоков трагедии страны и народа в годы революции и гражданской войны. Весьма интересна и оригинальна данная в монографии периодизация жизни и творчества Шолохова, когда писатель был, по
мнению С.А.Кислицына, «инакомыслящим в период нэпа, "обличите-лем-пророком" в период коллективизации, "рупором власти" в послевоенные годы и "автократическим мудрецом" на склоне жизни». Авторское выражение сложности личности Шолохова проявилось в анализе его поступков, когда он участвовал в кампании по раскрытию псевдонимов как части кампании по борьбе с космополитизмом, одной из гнуснейших в послевоенный период. Но это не помешало писателю с исключительной резкостью обвинить власти в расстреле новочеркасской демонстрации 2 июня 1962 г., а затем, через очень короткое время, внести свой вклад в травлю на XXIII съезде КПСС А.Синявского и Ю.Даниэля. Все это являлось важными штрихами, данными С.А.Кислицыным к характеристике М.А.Шолохова.
Глава «Инакомыслие и оппозиционность в среде советской научной элиты» интересна своей характеристикой связи науки и политики советского государства, а также положения в науке с личными судьбами некоторых известных ученых. Данная тема активно разрабатывается в течение нескольких десятилетий. Относится это, в частности, к историкам, когда в монографии В.Б.Кобрина «Кому ты опасен, историк?» прослежена судьба академика С.Б.Веселовского. Проблема инакомыслия и оппозиционности в научной среде, поставленной в данной монографии, представляется исключительно значимой. Она является частью более общей проблемы места науки в условиях тоталитарного режима или авторитаризма. Или же это - проблема возможности создания такими режимами оптимальных условий для продуктивного научного творчества. В самом деле, достоянием общественной дискуссии стал вопрос, способна ли страна в условиях ограниченности демократических свобод и имитации демократических процедур стать на уровень лидеров мировой науки? Может ли она решить эти задачи в условиях перманентной угрозы обвинения ученых в шпионаже, возможности их судебного преследования и ареста, что подтверждается рядом конкретных случаев? Или же придется довольствоваться традиционным прорывом в одной или нескольких отраслях научного знания, имеющих, как всегда, оборонное значение? Материалы, положения и выводы данной главы дают основание, скорее всего, для пессимистических выводов. Более того, они свидетельствуют о том, что внутренняя оппозиция, «кукиш в кармане», была характерна для целого ряда выдающихся ученых. При этом в определенных ситуациях оппозиционность ученого может перерасти в состояние острого противостояния с властью. Яркие и интересные примеры такого противостояния, на которые обращает внимание С.А.Кислицын, связаны с научной и общественной деятельностью выдающихся физиков Л.Д.Ландау и А.Д.Сахарова. Оба ученых высказали способность к политической
борьбе. При этом справедливо отмечены параллели между политической листовкой Ландау и манифестом выдающегося борца против сталинской диктатуры М.Н.Рютина, уже расстрелянного ко времени появления листовки молодого физика.
Две заключительные главы - «Контрэлиты и оппозиция в политическом процессе постсоветский России» и «Инволюция контрэлит и политических оппозиций в условиях режима "управляемой демократии"» посвящены анализу процессов, происходивших на рубеже XX-XXI вв., на глазах нынешних поколений. Этот период в политической истории страны, в борьбе элит, контрэлит и оппозиций переживает начало своего изучения, и в этой связи монография С.А.Кислицына, наряду с другими трудами современных историков, закладывают историографические основы для его последующего изучения.
С.А.Кислицын поставил исследовательскую проблему, отличающуюся своей остротой, и неоднозначностью ее научных трактовок и оценок. Не удивительно поэтому, что некоторые положения и выводы историка могут встретить возражение.
Так, представляется апологетичной по отношению к сталинскому режиму данная в конце второй главы общая характеристика итогов «сталинской политики», которые, по оценке С.А.Кислицына, «в целом были потрясающими». Относится это к тому, что «был создан уникальный военно-промышленный комплекс, который, в конечном счете, обеспечил победу СССР над гитлеровской Германией». Если чем-то «результаты сталинской политики» могут «потрясать» и поражать воображение, то это масштабами репрессий против собственного народа. Известно, во всяком случае, что при этом «уникальном» военнопромышленном комплексе нередко на передовой не хватало даже стрелкового оружия. Чувствуется перекличка с известным высказыванием, которое приписывается У.Черчиллю, что Сталин принял страну в лаптях, а оставил с атомной бомбой. Действительно, оставил с атомной бомбой. А еще - с голодающей деревней, с возрождением крепостничества в его колхозной форме, с низким уровнем жизни населения, с огромным количеством заключенных, с железным занавесом, отделявшим народ от цивилизованного мира. Кроме того, утверждение о «потрясающих результатах» сталинской политики противоречит другим, совершенно справедливым авторским утверждениям, в которых он дает крайне негативные оценки тирану и его политике.
В конце главы о советской научной элите подчеркивается, что «развал великого федеративного государства ... трудно назвать большим позитивным достижением». Не ясно, о каком государстве идет здесь речь, поскольку развалившийся Союз не был федеративным государством, а Российская Федерация сохранилась. Но даже если при-
знать, что речь идет об СССР, то следует иметь в виду, что его «развал» был вовсе не «крупнейшей геополитической катастрофой XX в.», поскольку прошлый век знал и нечто гораздо худшее, но он был обусловлен рядом объективных процессов. Вместе с загниванием правящей партии, которое было особенно заметно в годы застоя, шло и загнивание государства. Однако процесс этот был исключительно сложен. Он требует специального исследования. Сама по себе легкость распада Союза, отсутствие в конце 1991 г. сил, готовых защищать от его распада, свидетельствовали о том, что «спасти» союзное государство было невозможно. Да и не нужно: государства имперского типа, сложившиеся на заре нового времени, безвозвратно уходят в прошлое.
Своего рода диссонансом к глубоким и интересным историкобиографическим характеристикам, которые давались С.А.Кислицыным, звучит характеристика А.Н.Яковлева. Она поверхностна и напоминает коммунистическую публицистику девяностых годов, но не научный анализ характерного для всего постсоветского пространства феномена, когда люди, имевшие в прошлом коммунистические убеждения, отходили от них в связи с очевидностью того, что система не выдерживала столкновения с новыми историческими вызовами. Разрыв осуществлялся не сам по себе. Для этого требовалась переоценка ранее привычных ценностей и стереотипов, которая оказалась по силам А.Н.Яковлеву благодаря его большому жизненному опыту, в том числе опыту фронтовика, его высокой культуре, честности и мужеству.
Поражение Б.Е.Немцова на выборах в Сочи невозможно объяснить только его ошибками, которые и в самом деле были. Главной причиной являлось возможность для властных структур по существу неограниченного использования против него административного ресурса. Не случайно же возмущение тем, как проводятся выборы, недоверие к их результатам, все шире проникает в общество. Едва ли правомерно оправдание увеличение срока президентских полномочий. Ссылка на пример Финляндии совершенно некорректна, поскольку для стран с неразвитой демократической традицией вроде России всякое ограничение избирательного начала идет в ущерб процессу становления демократии. То же самое относится к ликвидации выборов губернаторов. Эта мера привела к усилению отрыва власти от населения, а в плане борьбы с коррупцией и терроризмом себя, как показала практика, совершенно не оправдала. Едва ли правильна демонстрация фрагмента известной картины С.Дали на обложке вместо всей картины.
В целом опыт исследования новейшей отечественной политической истории в свете истории ее политических элит, контрэлит и оппозиций, сделанного С.А.Кислицыным, представляется удачным. Он может быть развит и продолжен в ходе дальнейших исследований.
