CC BY
8Урюмцев Е.Р.
Магистрант кафедры Всеобщей истории, Новосибирский государственный университет.
«Кипевшие отвагой войны-франки из рода тех, кто издавна во всех боях громил врагов своих»: проблема восприятия национальных мотивов в битве при Бувине (28 июля 1214 г.)*
В современной французской историографии сложилась довольно единая позиция относительно первого национального триумфа - события, когда родилась французская нация. Подобная позиция не является новинкой; она встречается в работах французских медиевистов Анри-Франсуа Делаборда, Жоржа Дюби, в массе научно-популярных трудов. Это событие произошло в воскресенье 27 августа 1214 года, в день сражения при Бувине. Знакомый с историей средневековья человек сразу же задастся вопросом: «откуда в начале XIII века могло возникнуть представление о нации или национальном чувстве?». Традиционно появление национальных государств связывают с периодом Нового времени. Исследование ставит перед собой цель проанализировать данную позицию, разобрать её истоки и понять, насколько подобный подход соответствует действительности.
Начать следует с описания самого события. Почему битва при Бувине столь важна? Во-первых, битва при Бувине являлась решающим генеральным сражением, подводившим итог под более чем двадцатилетним противостоянием с Английским королевством и его правящей династией - План-тагенетами. Для эпохи Высокого средневековья генеральное сражение само по себе было большой редкостью, поскольку в описываемый период оно могло решить судьбу государя, поставить под вопрос существование всего королевства. И наконец даже в случае победы оно могло не принести больших выгод, но нанести непоправимый урон. Государи средневековья предпочитали не ставить на карту все имеющиеся средства, выбирая для войны менее рискованные способы - маневрирование на чужой территории с последующим их разорением или осады замков. Тем не менее, сражение состоялось, и это действительно первое сражении территориальной Франции с международной коалицией. На поле битвы при Бувине сошлись под
© Урюмцев Е.Р., 2023.
единым стягом множество врагов французского короля: герцоги Фландрии и Булони, по сути, могущественных и независимых правителя, граф Уильям Солсбери из Англии и глава всего союза - император Оттон IV. То есть, если раньше предшественники Филиппа Августа лишь могли претендовать на земли вокруг Иль-де-Франса и город Орлеан ввиду ограниченности их реальной власти, то в правление Августа изменился масштаб противостояния [5. Р. 59]. Теперь король Франции обладал огромными территориями и большой армией, сравниться с которой могли лишь объединённые англогерманские силы. Значение сражения было столь велико, что практически сразу же оно начало приобретать мистический ореол, обрастая легендами и особым символизмом. Рассмотрим подробнее в чем этот символизм заключался.
Главный источник о битве при Бувине - произведение «Филлипиада» за авторством Гийома Бретонца, придворного капеллана и хрониста короля Филиппа [2. Р. 346]. Это синхронный источник, писавшийся на протяжении нескольких лет; конкретно отрезок, посвященный сражению, написан приблизительно в начале второго десятилетия XIII века. Нужно отметить, что Гийом Бретонец непосредственно находился на поле боя, подле короля. Он видел сражение собственными глазами, и, хотя описание написано не сразу, тем не менее более синхронных источников у нас нет. Естественно, характер сочинения прославляет фигуру короля, но не только. Гийом возносит хвалу главным королевским советникам: брату Герену из ордена Госпитальеров, первому советнику короля (по мнению Гийома именно он являлся организатором всей победы), епископу Бове Филиппу де Дрё, сбившему с коня Уильяма Солсбери и т.д. Кроме того «Филлипиада» представляет читателю подробное описание сражения, представленное через воодушевленные описания: «Кипевшие отвагой войны-франки, бившиеся один против троих, смело идущие на встречу опасностям», наконец «победившие, потому что были они сильны духом и добродетельны» [4. Р. 141]. Однако, автор не только рассматривает эпизоды сражения, но также акцентирует внимание на характере всей войны, превращая её в сакральную. Здесь зарождается символизм, столь явно вписывающийся в привычное для средневекового человека христианское, трехчастное представление о Святой Троице и о мире; воплощенное как на небесах, так и на земле [3. Р. 348].
Король Филипп, как добрый христианин не желал сражаться в воскресенье - день, который должен быть посвящен Богу. Это германцы вынудили его своими хитрыми ухищрениями вести войну. Когда пришло время битвы Филипп преклонил колени в молитве; по его приказу подняли Орифламму, святое знамя, благословлённое церковью. За короля будет сражаться Святой Дионисий, покровитель Парижа и Франции [3. Р. 347].
Королевская армия символично и условно разделилась на три части, три порядка «нации»: прежде всего рыцарство, правая рука короля, его надежда и спаситель в случае опасности; далее идут добрые простолюдины, верные сыны покорного народа, а не плебеи или наемники; третья часть, «армия мира Божьего», люди коммун под предводительством священников, работники и горожане. Именно им доверяют охранять Орифламму; этот жест доверия, оказанного королем, имел и практическое назначение - нельзя было позволить центру войска бежать, и Орифламма должна была поддерживать людей и их веру [3. Р. 349]. Таким образом, Гийом Бретонец изображает образ христианского воинства, сражающегося за веру и своего короля. А кто находился на противоположной стороне?
Лагерь германского император показан как место, где царит зло и беспорядок. Предводители алчные и надменные, солдаты безумные или наемники. В этой армии нет добрых людей или священников, «все прогнило вокруг германского императора». Император Оттон IV отлучен от Церкви, его приближенные - враги Папы, друзья еретиков. Есть среди них и предатели, изменившие клятвам [3. Р. 350], а предательство — это самое страшное деяние с точки зрения средневековой морали. В противовес благословленной Орифламме германцы держали множество разнообразных эмблем и знамен, все дерзостные и «словно бы дьявольские», с драконами и черными орлами. Но главное в войске противника это его цели. Германцы, подобно античным варварам, пришли убивать и грабить, наемники без роду и племени, оплаченные за счет ограбленных бедняков и разоренных церквей [4. Р. 139]. Вот какие слова вкладывает Гийом Бретонец в уста императора Оттона перед битвой: «Следует предать смерти и изгнать и клириков, и монахов, обласканных Филиппом, восславляемых им, коих он всеми силами защищает... Сколь много более будет пользы и проку от церкви, когда так я восстановлю справедливость. Пусть лучше добрые рыцари владеют хорошо возделанными полями, плодородными землями, щедро дарующими радость и богатство, чем эти ленивые и бесполезные выродки, явившиеся на свет только для того, чтобы пожирать хлеб, бездельничать и прохлаждаться» [8. С. 284-285]. То есть, германский император и его люди, представленные через образ однозначного зла, тьмы и скопища чудовищ.
Гийом Бретонец представляет сражение как шахматную партию, на стороне «Белых» король Франции, поскольку он сражается за правое дело, дело Христа и против мятежников; супротив него на стороне «Черных» германский император с войском негодяев и предателей, задумавших расколоть королевство, сжечь церкви и т.д. И результат вполне очевиден для любого средневекового человека - победа была одержана, а «злые и проклятые» бежали в беспорядке [3. Р. 349].
Король Франции одержал победу, но почему? Разгадка кроется не в ко-
личестве рыцарей или сержантов, а в том, что он не мог не победить. Ведь все искренне сражающиеся за дело Христа, защищающие его церковь и народ обязаны восторжествовать. В восприятии средневекового человека первичен именно мотив, то благородное чувство, за которое сражался Филипп II Август, а победа лишь следствие его правильных действий. В конце концов любое сражение - суд Божий, на нем ты защищаешь право на собственное видение власти и труд многих десятилетий. Именно Господь помогал королю одержать победу.
Помогает Филиппу и его народ. Когда король возвращался в Париж, повсюду в сельской местности и в городах его встречают рукоплесканием, колокольным звоном, торжествами. Когда же государь вступил в столицу началась подлинная эйфория. Семь дней и семь ночей продолжались празднества. Так, Гийом Бретонец показывает нам, что король благословлён Богом, и Бог подтвердил права короля, восстановил мир на земле, призвал обе стороны мира (клир и народ) восславить победителя и возрадоваться. И в этом праздновании рождается доселе неизвестное - в гармонии и согласии григорианского пения король словно бы набросил на всех под-даных свой плащ [3. 351]. Кровь, пролитая в битве при Бувине окропила всех «детей Галлии», и король своей милостью будто бы упраздняет все диссонансы, различия пола и возраста, но самое важное различия звания [4. Р. 141]. Празднование Бувинской виктории - праздник равных. Собственно, отсюда берет корни позиция о национальном единении и французском духе - король чувствует любовь народа, платит ему тем же, и теперь за королем Франции, подлинным, настоящим пойдут все французы: от бедняка до епископа. Так в «Филлипиаде», и это отмечает Жорж Дюби, как будто бы предстает единая нация, сплотившаяся вокруг короля [4. Р. 142]. Однако насколько данное предположение соответствует действительности?
Поистине, Филипп Август во многом изменил представление о Франции, буквально переформатировав её из франкского государства во французское королевство. Впервые надев корону как король Франции, а не как король франков, Филипп претендует на императорские регалии и полномочия. После поражения Оттона именно французский государь становится наследником империи Карла Великого. Неудивительно, поскольку именно в таком духе «крепкой королевской власти, с сильной рукой монарха, как это было при Карле Великом» воспитывался с детства Филипп II [5. Р. 58-59]. Государство с реальной властью короля было полноправной целью, к достижению которой французский монарх планомерно продвигался четыре десятилетия. Результат этой политики - великая победа, становление королевства, прозвище Август. В устах Гийома Бретонца «Август» — это объединитель или собиратель, в первую очередь франкских земель, но также это завоеватель, вершащий судьбу христианского мира
вместе с Его Святейшеством Папой [3. P. 348].
За королем в едином порыве пошли люди, и восприняли Бувинскую победу с таким небывалым размахом, что подобное явление даже отобразилось в рукописях французских хроникеров. Но если отложить хвалебные оды и посмотреть на реальность, то можно заметить, что во всем правлении короля Филиппа II, и уж тем более в эпохе Высокого средневековья, битва при Бувине - это относительно локальное и небольшое событие. Оно стало важным по значению и результатам, но оно не могло произвести социальную революцию и создать общество иного толка - общество национальное.
Действительно, король своей харизмой повел людей на битву, и люди всей душой стояли за него и за дело Христа, которое он защищал. Но в первую очередь это происходит, потому что они его подданые, «люди короля». Концепция «Do ut des» или «Даю, чтобы ты дал», объясняющая средневековый принцип взаимозависимости и принадлежности к кому-то (оммаж, вассалитет) гораздо лучше объясняет поведение подданых короля, чем сомнительное национальное чувство. Не совсем понятно к какому государству оно бы проявилось, как такое вообще возможно в феодальном обществе с отсутствием понятия и представления о «нации». В описываемый период национальное чувство еще не могло являться объединяющим фактором. Филипп - первый король, которому удалось как раз этим событием, этой победой, объединить людей под десницей короля. То есть впервые королевская власть, помимо религии и языка стала столпом единения людей, тем немногим общим, что у них было. Но это не национальное чувство, и не его аналог. Я склоняюсь к тому, что здесь речь идет скорее о некоем краткосрочном порыве, зафиксированном на харизме конкретного короля и на великой победе. Но подтягивать к этому событию рождение французской нации - вывод чересчур сомнительный. Однако если это не национальное чувство, то почему такое внимание хроникеры уделяют локальному событию? Что такого отличного от других было в политике Филиппа II? Попытаемся ответить на этот вопрос.
27 августа 1214 года сражение на полях Бувина закрепило во французском обществе торжество «королевской модели» - понятия, введенного французским медиевистом Жераром Сивери для обозначения филиппиан-ских преобразований. Историк отмечал, что в описываемый период в обществе Высокого средневековья параллельно сосуществовали «феодальная модель» и «королевская модель»; под «феодальной моделью» понималось доминирование в королевстве крупных сеньоров, под «королевской» же моделью крылось решительная победа королевской власти во всех областях общественной жизни [5. P. 10]. За этой победой стоял огромный синтез действий социального и духовного характеров. Создание в королевстве развитого и преданного Филиппу чиновничества, использование «персо-
нального оммажа» королю для укрепления власти и расширения королевского домена, закрепление за Парижем роли столицы, формирование армейских структур подконтрольных бальи, прево и сенешалям а также весь тот легендарный и мифологический аспект разобранный в данной работе -образ Защитника Веры, борца с еретиками и первого короля Франции - все это вписывается в логику королевской модели и преобразования страны. Необходимо отметить, что несмотря на кажущиеся очевидными различия и новизну Филипп и его правительственная команда не создавали нового общества. То есть даже такие изменения были лишь некой французской вариацией развития феодализма, а если сказать точнее очередным «Возрождением», поскольку весь символизм, дух и логика этих преобразований были пронизаны взглядом назад, в Империю Карла Великого.
Битва при Бувине и преобразования новоиспеченного короля Франции совершенно уникальны по масштабу и последствиям. Однако несмотря на это подобные изменения были в полной мере явлением средневековым, неотделимым от исторической действительности развитого феодализма. Несмотря на краткий в исторической перспективе момент праздника равных на поле боя, неравенство, являющееся неотъемлемой частью феодального общества и естественной нормой жизни, никуда не делось [7. Р. 37]. Достаточно взглянуть на время эпоху после Бувинской баталии, на другие военные кампании или масштабные события. Подобного восхваления в духе «равенства» и «единения» не упоминает ни один из королевских хроникеров или писателей. Официальные жизнеописания приобретают иной характер и переходят к восхвалению персональных качеств: святости, справедливости, храбрости. Отличным примером такой работы является «Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика» за авторством Жана де Жуанвиля [6. С. 10-11], описывающая правление и моральный облик короля Людовика IX. В описываемый же период в работах Гийома Бретонца явственно видится желание отдать должное политике Филиппа II Августа по созданию подлинного Французского королевства с реальной королевской властью, а не национальные мотивы.
После битвы при Бувине произошло не столько рождение французской нации или государственности сколько окончательное слияние понятий «королевский домен» и «Французское королевство». Предпосылки для этого слияния возникали давно, но потребовалось масштабное сражение чтобы его закрепить. После Бувина различия между этими двумя понятиями для современников окончательно исчезнут. Формулировалась новая титулатура (король Франции взамен королю Франков), новое устройство королевства на авторитете монарха и взаимодействии с бюрократией. Но реальность, конечно, оставалась феодальной. Для формирования новых национальных мотивов были необходимы более структурные изменения в
обществе, ставшие возможными лишь с изменением исторической действительности и технологическим развитием уже в Новое время. Постановка вопроса о создании подобного общества на поле битвы при Бувине или в эпоху Высокого средневековья хоть и чрезвычайно заманчиво, но важно не поддаваться этому соблазну и помнить, что подобный подход носит слишком дискуссионный характер и навряд ли соответствует действительности.
[1] Recueil des Actes de Philippe Auguste, 1, Paris, 1916. p. 417; éd. Ch. De La Roncière, P. Contamine, R. Delort,
M. Rouche (dir.), L'Europe au Moyen Âge, 2. P. 34-35.
[2] Henry François Delaborde. Oeuvres de Rigord et de Guillaume Le Breton, historiens de Phillipe-Auguste: Tome
second-Philippide de Guillaume Le Breton, Paris, 1885. P. 346.
[3] Georges Duby. Histoire de la France, Des origines à nos jours, Paris, coll. "Bibliothèque historique", 1971.
P. 132-145.
[4] Georges Duby. Les trois ordres ou l'imaginaire du féodalisme. Paris, Gallimard, 1978. P. 428.
[5] Sivéry G. Philippe Auguste. Perrin. 2003. P. 60-292.
[6] Жуанвиль Жан де. Книга благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика /
СПб.: Евразия, 2007. С. 10-178.
[7] Урюмцев Е.Р. Королевская армия Франции и социальное неравенство в эпоху Филиппа II августа
(1180-1223 гг) / Е.Р. Урюмцев // European Journal of Humanities and Social Sciences. 2022. № 3. С. 34-38. - DOI 10.29013/EJHSS-22-3-34-38.
[8] Дюби Ж. История Франции. Средние века, М.: 2001. C. 264-290.
[9] Philippe Contamine. La Guerre au Moyen Age. Paris, Presses universitaires de France, 1980. P. 100.
[10] Philippe Contamine, Guerre, état et société à la fin du Moyen Âge, La Haye, Mouton, Paris, 1972. P. 14.
[1] Recueil des Actes de Philippe Auguste, 1, Paris, 1916. p. 417; ed. Ch. De La Roncière, P. Contamine, R. Delort,
M. Rouche (dir.), L'Europe au Moyen Âge, 2. P. 34-35.
[2] Henry Francois Delaborde. Oeuvres de Rigord et de Guillaume Le Breton, historiens de Phillipe-Auguste: Tome
second-Philippide de Guillaume Le Breton, Paris, 1885, p. 346.
[3] Georges Duby. Histoire de la France, Des origines à nos jours, Paris, coll. Bibliothèque historique, 1971.
P. 132-145.
[4] Georges Duby. Les trois ordres ou l'imaginaire du feodalisme. Paris, Gallimard, 1978. P. 428.
[5] Sivery G. Philippe Auguste. Perrin. 2003. P. 60-292.
[6] Joinville Jean de. The book of pious sayings and good deeds of our holy king Louis / St. Petersburg: Eurasia,
2007. P. 10-178.
[7] Uryumtsev E.R. Royal army of France and social inequality in the era of Philip II of August (1180-1223)
/ E.R. Uryumtsev // European Journal of Humanities and Social Sciences. 2022. № 3. P. 34-38. - DOI 10.29013/EJHSS-22-3-34-38.
[8] Duby J. History of France. Middle Ages, M.: 2001. C. 264-290.
[9] Philippe Contamine. La Guerre au Moyen Age. Paris, Presses universitaires de France, 1980. P. 100.
[10] Philippe Contamine, Guerre, état et société à la fin du Moyen Âge, La Haye, Mouton, Paris, 1972. P. 14.
Библиографический список:
Reference
Урюмцев Е.Р.
Магистрант кафедры Всеобщей истории, Новосибирский государственный университет.
«Кипевшие отвагой войны-франки из рода тех, кто издавна во всех боях громил врагов своих»:
проблема восприятия национальных мотивов в битве при Бувине (28 июля 1214 г.)
Аннотация. В статье рассматривается мифологизация битвы при Бувине на основе данных официальных хроникеров короля Филиппа II Августа. Исследуется образ воюющих противников, их мифология и сакральный облик, представленный в изложении французской стороны. Предлагается альтернативный вывод о несоответствии с реальностью тезиса, характеризующего Бувинскую битву как первое французское национальное событие.
Ключевые слова: Битва при Бувине, Филипп II Август, нация, мифология, неравенство, Высокое Средневековье.
Uryumtsev E.R.
Master's degree student of the Department of General History of Novosibirsk State University.
Frank wars seething with courage from the kind of those who have long smashed their enemies in all battles": the problem of perception of national motives in the battle of Bouvines (July 28, 1214) Abstract. The article discusses the mythologization of the Bouvines battle based on the data of the official chroniclers of King Philip II Augustus. The author examines the image of the warring opponents, their mythology and sacred appearance, presented in the presentation of the French side. An alternative conclusion is proposed about the discrepancy with the reality of the thesis characterizing the Battle of Bouvines as the first French national event.
Key words: Battle of Bouvines, Philip II Augustus, nation, mythology, inequality, High Middle Ages.
