Макшеев А.И. Остатки старинного города из Сырдарьи // Санкт-Петербургские ведомости. 1867. №60.
Маргулан А.Х. Архитектурные памятники в долине р. Кенгир // Вестник АН Казахской ССР. 1947. №11. С. 62-71.
Маргулан Э.Х. ¥лытау тещрегендеп тас мYсiндерi // Ежелп мэдениет куэлары. Алматы, 1966. (на каз. яз.).
Мейер Л. Киргизская степь Оренбургского ведомства. СПб., 1865. 288 с. Мендикулов М. Памятники народного зодчества Западного Казахстана. Алма-Ата, 1987. 160 с.
Настич В.Н. К эпиграфической истории Баласагуна // Красная речка и Бурана. Фрунзе, 1989. С. 158--77.
Ошанов О.Ж. Реликтовые черты казахской мемориально-поминальной архитектуры // Интеграция археологических и этнографических исследований. Алматы; Омск, 2004. С. 97-99.
Пантусов Н.Н. Памятник Денгек в Лепсинском уезде. Памятник Козы-Курпеч и Баян-Сулу в Лепсинском уезде. Казань, 1902. С. 9-17. Плетнева С.А. Половцы. М., 1990. 208 с.
Пугаченкова Г.А. Мавзолей Араб-ата // Искусство зодчих Узбекистана. Ташкент, 1963. Вып. 2. 117 с.
Семби М.К. Тюркский меридиан. Алматы, 2002. 128 с. Тайжанов К., Исмаилов Х. Макчам - дом для духов предков // Советская этнография. 1980. №3. С. 87-93.
Фазлаллах Рашид ад-дин. Огуз-наме. Баку, 1987. 128 с. Хмельницкий С.Г. Между саманидами и монголами. Архитектура Средней Азии XI - начала XIII в. Берлин; Рига, 1996. Ч. 1. 336 с.
Чариков А.А. О локальных особенностях изваяний Прииртышья // СА. 1979. №2. С. 179-190.
Шер А.Я. Каменные изваяния Семиречья. М. Л., 1966. 144 с.
А.М. Илюшин, С.С. Онищенко
Кузбасский государственный технический университет
им. Т. Ф. Горбачева, Кемерово; Кемеровский государственный университет, Кемерово
КИПЧАКСКИЕ ОБЕРЕГИ ПО РЕЗУЛЬТАТАМ РАСКОПОК СРЕДНЕВЕКОВЫХ ЖИЛИЩ НА ТОРОПОВО-7
На основе новых материалов из раскопок жилищ Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции на комплексе археологических памятников Торопово-7 исследуется гипотеза о наличии оберегов в виде головы или черепа лошади у населения, входившего в этнополитический и этнокультурный ареал Восточный Дешт-и-Кип-чак. Основанием для выработки гипотезы послужили палеозоологиче-
ские материалы из раскопов №5, 8-10, где были выявлены факты наличия в жилищных котлованах по нескольку экземпляров черепов лошади, которые преднамеренно оставлялись в жилище. Эти артефакты сложно объяснить с позиции хозяйственно-бытовой сферы жизнедеятельности, но они вполне вписываются в систему мировоззрения средневекового населения, где на черепа лошадей возлагалась защитная функция жилища. На территории Кузнецкой котловины были отмечены факты использования лошади в культовой практике с периода поздней бронзы до эпохи средневековья. Исследуемым фактам были найдены аналогии в письменных и этнографических материалах по традиционной культуре тюркоязычных народов, что свидетельствует о правомерности высказанной гипотезы.
Ключевые слова: Кузнецкая котловина, эпоха средневековья, Восточный Дешт-и-Кипчак, жилище, оберег, череп лошади.
Новые материалы из раскопок Кузнецкой комплексной архео-лого-этнографической экспедиции гуманитарного научного центра Кузбасского государственного технического университета (ККАЭЭ ГНЦ КузГТУ) на комплексе археологических памятников Торопово-7 позволяют утверждать о наличии оберегов в виде головы или черепа лошади у населения, входившего в этнополитический и этнокультурный ареал Восточный Дешт-и-Кипчак. Это утверждение основывается на систематизации палеозоологических и археологических артефактов и их сравнительном анализе с другими источниками исторической информации. Цель статьи - доказать факт использования местным средневековым населением в своей повседневной культуре черепов лошадей в качестве оберегов своего жилища.
Комплекс археологических памятников Торопово-7 находится в Верхнем Приобье на территории Кузнецкой котловины в предгорьях Салаирского кряжа в долине среднего течения Касьмы. Этот археологический памятник был открыт Ю.В. Шириным в 2003 г. и систематически исследуется ККАЭЭ ГНЦ КузГТУ с 2008 г. (Ширин Ю.В., 2003; Илюшин А.М., 2015, с. 647-650; Илюшин А.М., Борисов В.А., Бутьян В.А., 2014, с. 149-160; 2014а, с. 151-154; Илюшин А.М., Буть-ян В.А., 2011, с. 115-120; Илюшин А.М., Бутьян В.А., Борисов В.А.,
2012, с. 142-152; Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Бутьян В.А., 2009, с. 165-179). Исследование материалов раскопок позволило выделить две культурно-хронологические группы археологических объектов, одна из которых относится к шандинской археологической культуре XI-XIV вв. н.э. на территории Кузнецкой котловины (Илюшин А.М.,
2013, с. 137-142). Эта группа состоит из таких объектов, как остатки
жилищ и культовые семейные площадки, которые были сооружены населением, входившим в этнополитическое и этнокультурное объединение Восточный Дешт-и-Кипчак (Илюшин А.М., 2013а, с. 127136; 2014, с. 64-69; Илюшин А.М., Борисов В.А., 2014, с. 100-105; Илюшин А.М., Борисов В.А., Онищенко С.С., 2015, с. 61-65; и др.). Раскопано девять жилищ, которые могли круглогодично использоваться этим населением. Конструктивно они представляли собой полуземлянки, состоящие из котлована (подчетырехугольной формы и ориентированного углами по сторонам света), вырытого в земле до уровня непромерзания почвы и наземной постройки, которая могла быть в виде сруба, чума или юрты. В раскопанных жилищных котлованах в центральной части, как правило, располагался очаг, а в некоторых из них были выявлены грунтовые ямы хозяйственного назначения. Во всех жилищах имелись находки и были зафиксированы многочисленные кости животных (целые и во фрагментах).
При исследовании палеозоологических коллекций из раскопов №5, 8-10 С.С. Онищенко обратил внимание на наличие целых или подверженных разрушению со временем черепов лошадей в средневековых жилищах на Торопово-7. Было выявлено, что: в жилище 3 на раскопе №5 были найдены крупные фрагменты от лицевых и затылочных частей черепов от двух особей, а также целые и разрушенные нижние челюсти от семи особей; в жилище 1 на раскопе №8 - разноразмерные остатки от минимум двух полнокомплектных черепов (мозговой череп и нижняя челюсть); в жилище 2 на раскопе №8 - разноразмерные фрагменты от пяти полнокомплектных черепов; в жилище 1 на раскопе №9 - обломки и мелкие фрагменты от двух мозговых черепов и зубные кости от трех лошадей; в жилище 2 на раскопе 10 - остатки минимум двух полнокомплектных черепов и обломки зубных костей. Эти факты обращают на себя внимание, ведь в отличие от жилищ на межжилищном пространстве не обнаружено ни одного фрагмента от черепов и зубов лошадей. В подавляющем большинстве костные фрагменты черепов лошадей вне зависимости от размера и локализации не имели следов воздействий рубящими или режущими орудиями (надрезы, зарубки, ровные срезы). Отсутствие механических разрушений черепов, лишенных на момент разрушения мягких тканей, однозначно не позволяет их отнести к кухонным остаткам, возникшим как следствие манипуляций черепами на стадии приготовления мясной пищи и ее потребления. Такая ситуация предполагает, что полнокомплектные черепа и нижние челюсти лошадей преднамеренно оставлялись в жилище. Наличие нескольких таких
крупных объектов, как черепа лошадей (длиной более 50 см и высотой с нижней челюстью до 30 см), в жилищах в период их функционирования, вероятно, - не случайное событие и может быть отнесено к традиции оформления жилого пространства. Эти факты сложно объяснить с позиции хозяйственно-бытовой сферы жизнедеятельности населения, но они вполне вписываются в мировоззрение средневекового населения, которое возлагало на черепа лошадей защитную функцию оберега жилища.
В Кузнецкой котловине традиция использования черепов лошадей в ритуальных целях восходит к ирменской археологической культуре периода поздней бронзы, когда их клали на специальные площадки или в могилы под земляными насыпями, а ее появление объясняли наличием кочевого ведения хозяйства, почитанием тотемных животных и выполнением ими охранных функций для погребенных (Ковалевский С.А., 2004, с. 126-127). В эпоху средневековья находки целых или тафономически разрушенных черепов лошадей были зафиксированы рядом с могилами, во рвах, ямах и на специальных ритуальных площадках под земляными курганными насыпями (Бобров В.В., Васютин А.С., Онищенко С.С., 2010, с. 156-274; Васю-тин А.С., Васютин С.А., Онищенко С.С., 2013, с. 100, 112-114, 145, 176; Илюшин А.М., 1999, с. 53; 2012, с. 28; 2014а, с. 34; Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г., 1992, с. 6-8, 11, 15-16; и др.). Все эти находки объясняли наличием культа предков и традицией совершения заупокойной тризны и жертвоприношения животных, что было характерно для тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху средневековья (Нестеров С.П., 1990, с. 85-92). В это же время появляются захоронения людей с тушей или шкурой лошади под земляными курганными насыпями (Васютин А.С., Васютин С.А., Онищенко С.С., 2013, с. 138, 173; Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г., 1992, с. 9-10; Илюшин А.М., 1993, с. 30; 1999, с. 55-57; 2012, с. 28; 2014а, с. 36; и др.), которые интерпретируются как устойчивая традиция погребального обряда кочевников-скотоводов, окончательно сформировавшаяся в эпоху раннего железного века в Центральной Азии (Тишкин А.А., Дашковский П.К., 1997, с. 115). Все вышеперечисленные факты своими корнями связаны с «культом коня и конского черепа, в котором якобы воплощен могущественный дух, играющий существенную роль в первобытных обрядах различных народов» (Мелетинский Е.М., 1958, с. 197).
Находки черепов лошади в жилищах развитого средневековья на Торопово-7 в Кузнецкой котловине, вероятно, представляют собой
обереги, призванные защищать дом и его жителей от бед и приносить в него счастье и достаток. Эти обереги явно были намеренно созданы жителями для защиты себя, своего дома, своих родных и близких. Известно, что у средневековых кыпчаков Казахстана существовала традиция, которая своими корнями уходит в культуру саков: лучших коней приносить в жертву, а череп и копыта коня использовать в качестве оберега (Ахинжанов С.С., 1999, с. 244; Маргулан А.Х., 1986, с. 31). Традиция использовать в качестве оберега череп лошади находит аналогии в этнографических материалах. По поверью башкир, «лошадиный череп оберегал хозяина и его имущество от дурного глаза, от всяких зол. В прошлом широко был распространен (и не только у башкир, но и у многих тюрко-монгольских и других народов) обычай вешать лошадиный череп над ульями, во дворе, на кольях оград, на воротах в качестве оберега» (Назиров Р.Г., 1982, с. 39). «Череп коня у тюркоязычных горцев Северного Кавказа применялся в качестве оберега. Еще во второй половине XX в. можно было увидеть иссохшие древние черепа лошадей, прикрепленные к центральным опорным столбам старинных карачаевских жилищ на древних заброшенных поселениях. Поскольку центральный столб жилища карачаевцев и балкарцев считается святыней и олицетворяет собой нерушимость семьи и рода, то подвешивание черепа лошади именно на эти столбы приобретает особый символический смысл. Кумыки череп лошади как оберег вешали в садах и на деревьях» (Текеева Л.К., 2013, с. 169).
Все эти факты подтверждают гипотезу о том, что найденные в средневековых жилищах на Торопово-7 черепа лошадей использовались населением в качестве оберегов и могли подвешиваться к потолку, перекладинам, стенкам или класться на полки внутри жилого строения, используемого круглогодично. Это открытие позволяет расширить роль коня в традиционной культуре и мировоззрении средневекового населения Кузнецкой котловины, являющегося составной частью Восточного Дешт-и-Кипчак.
A.M. Ilyushin, S.S. Onischenko KIPCHAKSKY CHARMS BY RESULTS OF EXCAVATION MEDIEVAL DWELLINGS ON TOROPOVO-7
In article on the basis of new materials from excavation of dwellings of Kuznetsk complex arkheologo-ethnographic expedition on a complex of archaeological monuments of Toropovo-7 the hypothesis about existence of charms in the form of the head or a skull of a horse at the population entering an ethnopolitical and ethnocultural area East Desht-i-Kipchak is in-
vestigated. By paleozoologichesky materials from excavations No. 5, 8-10 where the facts of existence in housing ditches on some copies of skulls of a horse which were purposely left in the dwelling were elicited were formed the basis for development of a hypothesis. It is difficult to explain these artifacts from a position of the economic and household sphere of activity, but they quite fit into system of outlook of the medieval population where protective function of the dwelling was assigned to skulls of horses. In the territory of Kuznetsk Depression the facts of use of a horse in cult practice from the period of late bronze to a Middle Ages era were noted. To the studied facts analogies were found in written and ethnographic materials on traditional culture of the Turkic people that testifies to legitimacy of the stated hypothesis.
Key words: Kuznetsk Depression, Middle Ages era, East Desht-i-Kipchak, dwelling, charm, skull of a horse.
Библиографический список
Ахинжанов С.С. Кыпчаки в истории средневекового Казахстана. Ал-маты, 1999. 296 с.
Бэйтенов Е.М. КYмбездер // БЫм жэне ецбек. 1984. №7. Бобров В.В., Васютин А.С., Онищенко С.С. Вагановский курганный некрополь IX в н.э. в Присалаирье. Кемерово, 2010. 276 с.
Васютин А.С., Васютин С.А., Онищенко С.С. Калтышинский археологический микрорайон в конце VIII-XI вв. н.э.: природа и культура (степное Присалаирье). Кемерово, 2012. 213 с.
Илюшин А.М. Курганы средневековых кочевников долины реки Ба-чат. Кемерово, 1993. 116 с.
Илюшин А.М. Население Кузнецкой котловины в период развитого средневековья (по материалам раскопок курганного могильника Торопово-1). Кемерово, 1999. 208 с.
Илюшин А.М. Курганы поздних кочевников близ устья Ура. Кемерово, 2012. 188 с.
Илюшин А.М. Касьминский археологический микрорайон и результаты раскопок на Торопово-7 // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 2013. С. 137-142.
Илюшин А.М. Семейные святилища у восточных кыпчаков (по материалам исследований Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции в 2011 г.) // Казахстан и Россия: научное и культурное взаимодействие и сотрудничество. Астана-Омск, 2013а. С. 127-136.
Илюшин А.М. Исследование семейных культовых площадок восточных кыпчаков на Торопово-7 в Кузнецкой котловине // Полевые исследования в Верхнем Приобье, Прииртышье и на Алтае. 2013 г.: археология, этнография, устная история. Павлодар, 2014. Вып. 9. C. 64-69.
Илюшин А.М. Курганы кыштымов в долине Ура. Кемерово, 2014а. 216 с.
Илюшин А.М. Исследования Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции в 2010-2012 гг. // Археологические открытия 2010-2013 гг. М., 2015. C. 647-650.
Илюшин А.М., Борисов В.А. Средневековое жилище на комплексе археологических памятников Торопово-7 // Сохранение и изучение культурного наследия Алтайского края. Барнаул, 2014. Вып. XX. С. 100-105.
Илюшин А.М., Борисов В.А., Онищенко С.С. Исследования средневековых жилищ на комплексе археологических памятников Торопово-7 // Полевые исследования в Прииртышье, Верхнем Приобье и на Алтае. 2014 г.: археология, этнография, устная история. Барнаул, 2015. Вып. 10. С. 61-65.
Илюшин А.М., Борисов В.А., Бутьян В.А. Полевые исследования Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции в 2012 г. // Вестник КузГТУ. 2014. №1. С. 149-160.
Илюшин А.М., Борисов В.А., Бутьян В.А. Полевые исследования Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции в 2013 г. // Вестник КузГТУ. 2014а. №6. С. 151-154.
Илюшин А.М., Бутьян В.А. Исследования Кузнецкой комплексной ар-хеолого-этнографической экспедиции в 2010 г. // Вестник КузГТУ. 2011. №3. С. 115-120.
Илюшин А.М., Бутьян В.А., Борисов В.А. Исследования Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции в 2011 г. // Вестник КузГТУ. 2012. №2. С. 142-152.
Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Бутьян В.А. Результаты полевых разведок Кузнецкой комплексной археолого-этнографической экспедиции в 2008 г. // Вестник КузГТУ. 2009. №3. С. 165-179.
Илюшин А.М., Сулейменов М.Г., Гузь В.Б., Стародубцев А.Г. Могильник Сапогово - памятник древнетюркской эпохи в Кузнецкой котловине. Новосибирск, 1992. 126 с.
Ковалевский С.А. Ритуально-жертвенные комплексы с черепами животных в эпоху поздней бронзы у населения ирменской культуры // Вестник КузГТУ. 2004. №5. С. 126-130.
Маргулан А.Х. Казахское народное прикладное искусство. Алма-Ата, 1986. Т. 1. 256 с.
Мелетинский Е.М. Герой волшебной сказки. Происхождение образа. М., 1958. 264 с.
Назиров Р.Г. Череп на шесте. Международные параллели к одному русскому сказочному мотиву // Фольклор народов РСФСР. Уфа, 1982. С. 33-43.
Нестеров С.П. Конь в культах тюркоязычных племен Центральной Азии в эпоху средневековья. Новосибирск, 1990. 143 с.
Текеева Л.К. Домашние животные в традиционном мировоззрении тюркоязычных народов Северного Кавказа (XIX - начало XX в.) // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. 2013. №11, ч. I. C. 167-170.
Тишкин А.А., Дашковский П.К. Захоронение человека с конем как отражение некоторых сторон социально-экономической структуры населения
Горного Алтая скифской эпохи // Социально-экономическая структура древних обществ Западной Сибири. Барнаул, 1997. С. 115-127.
Ширин Ю.В. Охранные археологические работы в исторической зоне «Кузнецк» и на юге Кемеровской области в 2003 г. (Новокузнецк, 2004) // Архив историко-архитектурного музея «Кузнецкая крепость», Ф. 3. Оп. 3. Д. 26/27.
НИ. Рыбаков
Петровская академия наук и искусств, Сибирское подразделение ПЕТРОГЛИФЫ ГОРЫ ЧУРТАГ И ЕЕ ОКРЕСТНОСТЕЙ
Петроглифы горы Чуртаг (Северная Хакасия) задокументированы автором в 2003 г. Они представляют культовую иконографию чужеродной религиозной традиции и являются сопутствующим камнеграфиче-ским комплексом изображений персонажей в мантиях (Подкамень: экспедиция И.Р. Аспелина, 1887). Это символическое искусство характеризует религиозный синкретизм буддийско-манихейских сововлече-ний конца VIII - X в. в исторической среде государства древних кыргы-зов. Некоторая часть этой петрографики, по мнению автора, имеет подобия и тождество петроглифам на торговых путях Северного Ладакха.
Ключевые слова: синкретическое искусство, равноконечные кресты, космические символы, буддизм, манихейство, торговые пути, Енисей, Северный Ладакх.
Гора Чуртаг, жизненная гора, гора жизни, входит в ландшафтный комплекс хребта Арга, разделяющего две реки: Белый Июс и Черный Июс, территории Северной Хакасии. Гора обращена южным склоном к реке Кизилке, левому притоку Белого Июса. Глухие ландшафты бассейна Кизилки не попадали в поле зрения научных экспедиций, включая самую раннюю - петровского времени (Д.Г. Мессершмидт, 1722).
Три группы петроглифов, обнаруженные на скальных обнажениях горы, представляют варианты равноконечных крестов, астральных символов и комбинированные сопоставления тех и других. Памятники задокументированы автором в 2003 г. Они представляют визуальные камнеграфические образы культового синкретизма чужеродной религиозной традиции и являются сопутствующим комплексом всего фонда изображений персонажей в мантиях (экспедиция И.Р. Аспе-лина в 1887 г.). Это искусство в целом как факт характеризует буддий-ско-манихейские сопряжения в государстве древних кыргызов (конец VIII - X в.). Воспроизведения на скальных плоскостях древних отложений красновато-бурого тона выполнены в технике грубой выбивки,