CC BY
53
ВЕСТНИК УДМУРТСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
87
УДК 903.2(470.5X045) А.Е. Митряков
КЕРАМИЧЕСКИЙ КОМПЛЕКС ТАРАСОВСКОГО СВЯТИЛИЩА РАННЕГО ЖЕЛЕЗНОГО ВЕКА В СРЕДНЕМ ПРИКАМЬЕ
Рассматриваются вопросы атрибуции и хронологии керамического комплекса Тарасовского святилища эпохи раннего железного века (далее - РЖВ) в Среднем Прикамье. Публикуется подробное описание формализованных характеристик комплекса (морфология, орнаментация, технологические характеристики), описывается сопутствующий ему датирующий материал, на основании чего обозначается нижняя хронологическая граница существования памятника. Приводятся аргументы в пользу «поздней» верхней даты функционирования комплекса в пределах последних столетий до н. э., которая обосновывается периферийным положением памятника относительно зоны хронологических привязок и наличием импортных сосудов на кольцевидных поддонах. Формулируется проблема выделения диагностических признаков хронологии глиняной посуды позднеананьин-ской-раннепьяноборской эпохи, предлагаются возможные пути её решения.
Ключевые слова: керамика, ранний железный век, Среднее Прикамье, ананьинская культура, пьяноборская культура.
Тарасовское святилище располагается в Сарапульском районе Удмуртской Республики в одном км к юго-востоку от с. Тарасово, на правом берегу р. Кама, в двух км от её современного русла. Памятник занимает ту же площадку, что и Тарасовский могильник 1-У вв. н. э.; в ходе полевых работ изначально был интерпретирован как селище эпохи РЖВ и известен в историографии как Тарасовское I селище [1. С. 5-7]. Однако последующий анализ памятника выявил крайне специфичный облик его материалов: отсутствие жилищ и сооружений, немногочисленность орудий труда и в то же время большое количество предметов глиняной пластики, наконечников стрел и миниатюрных глиняных сосудиков. В результате памятник был интерпретирован автором работ, доктором исторических наук, профессором Р. Д. Голдиной как святилище.
Помимо специфических категорий инвентаря, который непосредственно увязывается с культовой практикой эпохи РЖВ, коллекция памятника насчитывает 7 561 фрагмент керамических сосудов привычных размеров, находящих аналогии в поселенческих памятниках ананьинско-пьяноборского времени.
Коллекция памятника сильно фрагментирована: более 85 % её составляют слабоискривлённые неорнаментированные фрагменты стенок площадью 5-20 см2, неинформативные при визуальном анализе. Для статистического анализа были отобраны 679 фрагментов верхних частей горшковидных сосудов, для 414 из которых восстанавливаются диаметры по венчику и шейке, в том числе для 297 по венчику, шейке и тулову; для 45 фрагментов чашевидных сосудов восстанавливается диаметр по венчику; для 9 фрагментов - плоские днища. Вся посуда ручной лепки. Для большей части визуально прослежено наличие в тесте примесей или их сочетания (толчёная раковина (662 экз., 91,6 %), шамот (15 экз., 2,04 %), их сочетание (13 экз., 1,8 %), песок (28 экз., 3,96 %); в единичных случаях -дресва и тальк (по 3 экз.). Обжиг, как правило, неровный, костровой, цвет поверхности и теста посуды колеблется в широких пределах - от светло-серого и ярко-оранжевого до чёрного. Судя по тому, что большинство сосудов с раковинной примесью содержат частицы раковины даже на поверхности сосудов, обжиг проходил при достаточно низких температурах - до 700-800 °С.
Морфология посуды. Морфологические указатели для горшковидных сосудов Тарасовского святилища (рис. 1) были рассчитаны по методике В. Ф. Генинга [7]. Отдельно фиксировались специфические особенности формы, например, неравномерный изгиб плечика (рис. 1: 1, 7, 12). Форма венчика у сосудов коллекции крайне нестабильна и вследствие этого не фиксировалась. Морфологические характеристики горшковидных сосудов комплекса по указателям ФБ и ФГ сведены в табл.
Некоторое понижение показателей профилировки шейки в столбце «слабая» связано в первую очередь с тем, что небольшая (1-2 мм) разница в диаметрах шейки и горловины при рисовке посуды плохо фиксируется и нередко принимается за нулевую. За исключением этого момента, можно видеть, что распределение посуды по значениям указателей высоты и отгиба шейки стремится к нормальному (графическая корреляция значений даёт аналогичный результат) и не позволяет выделить различные морфологические группы.
Рис. 1. Тарасовское святилище. Глиняная посуда
Морфологические характеристики посуды Тарасовского святилища
Высота шейки Профилировка шейки
прямая слабая средняя сильная Очень сильная Всего
Очень низкая 24 (5,8 %) 4 (0,97 %) 23 (5,56 %) 11 (2,66 %) 0 (0,00 %) 62 (14,98 %)
Низкая 91 (21,98 %) 49 (11,84 %) 140 (33,82 %) 49 (11,84 %) 3 (0,72 %) 333 (80,43 %)
Средняя 7 (1,69 %) 3 (0,72 %) 8 (1,93 %) 2 (0,48 %) 0 (0,00 %) 19 (4,59 %)
Всего 122 (29,47 %) 56 (13,53 %) 171 (41,3 %) 62 (14,98 %) 3 (0,72 %) 414 (100%)
Указатель выпуклости плечика ФЖ, рассчитанный для 297 сосудов, также указывает на тенденцию к нормальному распределению: очень слабо выпуклые плечики - 13 экз. (4,38 %), слабовыпуклые - 84 экз. (28,28 %), средневыпуклые - 178 экз. (43,1 %), сильно выпуклые плечики - 22 экз.
(7,41 %). Графическая корреляция его с указателями ФБ и ФГ также не даёт оснований для членения выборки на разнородные группы. В целом можно констатировать морфологическое единство подавляющего большинства горшковидных сосудов комплекса.
Чашевидные сосуды (45 экз.; рис. 1: 17, 19) имеют диаметр от 5 до 34 см, средний диаметр -12,5 см. У подавляющего большинства чаш низкое открытое или слегка прикрытое горло, лишь у нескольких экземпляров закрытость более выражена.
В коллекции присутствуют фрагменты плоских днищ (9 экз.) на так называемых «поддонах» (рис. 1: 18, 20, 21, 22, 24, 25). Диаметр восстанавливается для 6 днищ и составляет по опорной плоскости 2, 5, 8, 9, и 16 см. Высота поддона от опорной плоскости до места перехода в днище сосуда варьируется от 2 до 15 мм и не коррелирует с диаметром днища.
Орнаментация посуды. Из 450 фрагментов горшковидных и чашевидных сосудов с восстанавливающимся диаметром по венчику орнаментировано 409 (90,9 % от всей выборки) сосудов. Основными техническими приёмами орнаментации являются: округлые и стремящиеся к ним по форме неровные вдавления (402 экз., 98,3 % от общего количества); организованные в ряды (370 экз., 90,5 %; рис. 1: 5, 8,13); треугольные группы по три (30 экз., 7,3 %; рис. 1: 9, 11, 12, 19); зигзаги (2 экз., 0,5 %; рис. 1: 7); оттиски шнура (59 экз., 14,4 %) в виде одиночных (рис. 1: 4), сдвоенных (рис. 1: 3) и строенных (рис. 1: 1, 2) опоясывающих линий, а также «волны» (8 экз., 2 %; рис. 1: 3, 4) в сочетании с ними; оттиски гребенчатого штампа различной конфигурации в виде зигзагообразных поясков (5 экз., 1,2 %; рис. 1: 16); ряды оттисков гладкого каплевидного штампа (1 экз., 0,25 %); защипы по краю венчика (1 экз., 0,25 %).
Для всей выборки (724 экз.) фрагментов верхних частей сосудов эти цифры следующие: неор-наментированные (66 экз., 9,1%); округлые и стремящиеся к ним по форме неровные вдавления (601 экз., 83 %); организованные в ряды (551 экз., 76,1 %); треугольные группы по три (47 экз., 6,5 %) и зигзаги (4 экз., 0,6 %); оттиски шнура (230 экз., 31,8 %) в виде одиночных, сдвоенных и строенных опоясывающих линий, а также «волны» (32 экз., 4,4 %) в сочетании с ними; оттиски гребенчатого штампа различной конфигурации в виде зигзагообразных поясков (11 экз., 1,5 %); ряды оттисков гладкого каплевидного штампа (8 экз., 1,1 %); защипы по краю венчика (4 экз., 0,55 %); прочерченный орнамент (4 экз., 0,55 %); ногтевидные вдавления (1 экз., 0,1 %)
Корреляционный анализ указателей формы с основными элементами орнаментации не выявил выраженной зависимости между ними. То же касается и соотношения формы с объединёнными группами посуды со шнуровой/нешнуровой орнаментацией [9. С. 38-39].
Атрибуция и хронология комплекса. Нерасчленённость комплекса по сочетанию морфологических и орнаментальных признаков не позволяет выделить в нём отдельные типологические группы. Это дает возможность полагать, что комплекс принадлежит единой традиции и формировался он либо в сравнительно короткий промежуток времени, либо в процессе плавной непрерывной эволюции признаков.
Традиционно посуда, орнаментированная шнуровыми оттисками, относится в Удмуртском Прикамье к ананьинским древностям раннего железного века. Современная хронологическая схема развития ананьинской керамики в Среднем Прикамье восходит к схеме 1960-х гг. В. Ф. Генинга и В. Е. Стоянова [8], более подробно она была разработана в 1970-80-е гг. Л.И. Ашихминой [2; 3], в 1990-е гг. системно корректировалась В. Н. Марковым [14; 15]. Датировка комплекса по аналогиям в Удмуртском Прикамье - отсутствию сложношнуровых узоров и резких переходов от шейки к тулову, а также большой доле сосудов без шнуровой орнаментации, может быть предложена в пределах V-III вв. до н. э. [2. С. 145-148].
Уточнить эту датировку позволяет наличие в комплексе памятника серии трёхлопастных втульчатых наконечников стрел, хронология которых разработана с привязкой к более точно датированным скифским и раннесарматским материалам степной зоны [13].
11 наконечников длиной 22-37 мм с треугольным пером (рис. 2: 3, 7-13, 15-17) отнесёны к типу С-40, по С. В. Кузьминых (соответствуют типу IX, по К. Ф. Смирнову и М. Г. Мошковой, некоторым вариантам типа 4, по А.И. Мелюковой, типу 3Б, по Б. А. Литвинскому). Ближайшая аналогия для рис. 2: 4-5 - наконечники из п. 1 Биктимировского могильника, для рис. 2: 3 - из погребения 4 кургана 1 Шиповского могильника. Появление их на Каме и Белой фиксируется с V-IV вв. до н. э., массовое внедрение - на рубеже V-IV вв. и III в. до н. э. Значительная доля меди еленовско-ушкаттинской группы (ЕУ), выявленная в ходе технологического анализа серии таких наконечников, указывает на то, что «роль савроматов и ранних прохоровцев в их распространении бесспорна» [13. С. 108-109].
6
8
10
11
12
14
V
15 16
J_L
Рис. 2. Тарасовское святилище. Изделия из бронзы. 1-18 - наконечники стрел; 19 - зооморфная
накладка
Один базисный наконечник длиной 44 мм с треугольным пером (рис. 2: 18) относится к типу С-48, по С. В. Кузьминых (соответствует типам, X и XI, по К. Ф. Смирнову и М. Г. Мошковой, типу 5 , по А. И. Мелюковой, типу А/IX, по Н. Л. Членовой, типу 24, по А. М. Кулемзину). Нижняя граница датировки таких наконечников - самый конец V в. до н. э. [13. С. 109].
Ещё один подобный наконечник, но меньших размеров (26 мм) отнесен к типу С-50, по С. В. Кузьминых (соответствует типам XII-XIII, по К. Ф. Смирнову и М. Г. Мошковой, типу 6, по А. И. Мелюковой, типу III, по О. А. Вишневской, типу 4, по Б. А. Литвинскому, типу 25, по А. М. Кулемзину, типу 10, по В. В. Волкову), и по нечёткому разделению втулки и пера может быть датирован IV-III вв. до н. э. Аналогичные наконечники встречаются в погребении 4 кургана 5 Шиповского могильника и погребении 6 кургана 9 Шиповского могильника. С. В. Кузьминых указывает на наличие
таких наконечников и в Охлебининском могильнике [17. С. 67]. Медь группы ЕУ, из которой они изготовлены, указывает на их савроматское происхождение [13. С. 110].
Среди трехгранных втульчатых наконечников один наконечник длиной 23 мм (рис. 2: 6) отнесен к типу 66, по С. В. Кузьминых (соответствует типу IV, по С. В. Кузьминых и М. Г. Мошковой). Датировка этих наконечников укладывается в пределы 1У-Ш вв. до н.э. [13. С. 112].
Два наконечника длиной 14 и 21 см со сводчатым пером (рис. 2: 1, 4) отнесёны к группе С-92, по С. В. Кузьминых (соответствуют типу XIV, по К. Ф. Смирнову и М. Г. Мошковой, некоторым вариантам типа 9, по А. И. Мелюковой, типу 2, по Б. А. Литвинскому). Наконечники данного типа датируются находками в комплексах Ананьинского могильника и Конецгорского селища [10. С. 260] в пределах VIII в. до н. э. [13. С. 114].
Помимо этого, в коллекции имеется обломок бронзового наконечника стрелы длиной 19 мм с треугольным пером без остатков крепления (рис. 2: 2), что не позволяет атрибутировать его однозначно: это может быть очень узкий втульчатый наконечник типа С-40, по С. В. Кузьминых, либо черешковый наконечник одного из типов С-110-114. Следует отметить, что в последнем случае он несколько выпадет из общей датировки комплекса, так как бронзовые трёхлопастные черешковые наконечники с треугольным пером датируются по аналогиям, приведенным С. В. Кузьминых, не позднее У в. до н. э.
Ещё одной примечательной находкой является плоская зооморфная бронзовая бляшка размером 1,8 х 3,0 см., изображающая существо с узким телом, крупной головой с двусоставным завитком над ней и трёхпалыми конечностями (рис. 2: 19). Композиционно изображение, судя по всему, восходит к классической для звериного стиля позе «припавшего к земле хищника», однако, в отличие от классических образцов такого стиля [4. С. 42], не даёт полноценной возможности для видовой идентификации. По определению кандидата биологических наук, директора естественно-научного музея кафедры экологии УдГУ А. Г. Меньшикова, с наибольшей долей вероятности существо может быть интерпретировано как лягушка, что позволяет говорить о местном изготовлении предмета в подражание более выразительным степным образцам. Е. С. Богданов, отсылающий распространение сюжетов с «припавшим к земле хищником» к китайской изобразительной традиции бронзового века, датирует их распространение в степной полосе Евразии преимущественно У-Ш вв. до н. э. [4. С. 55-60]. Резонно предположить, что местные подражания им должны датироваться временем не ранее этой даты.
Облик керамического комплекса и сопутствующего материала позволяют обозначить его нижнюю дату в пределах У в до н. э. Относительно верхней даты можно совершенно уверенно говорить о том, что комплекс продолжает формироваться в IV в. до н. э. Что касается III в. до н. э., прямых оснований для такой датировки в комплексе нет, однако, учитывая, что памятник расположен на периферии степной зоны, а основная часть датировок вещевого комплекса опирается именно на степные памятники, можно предположить, что верхняя дата керамического комплекса выходит за рубеж ^-Ш вв. до н. э.
Косвенно на это указывает наличие в комплексе серии сосудов на кольцевидных поддонах (рис. 1: 18, 20-22, 24-25), нехарактерных для местной керамической традиции. Немногие экземпляры таких сосудов в лесных и лесостепных приуральских памятниках обычно интерпретируются как курильницы [17. С. 85, рис. 18-11]. Л. А. Краева в своей диссертации, посвящённой изучению савромато-сарматской керамики Южного Приуралья, отмечает, что такие сосуды относительно немногочисленны и в той местности (3-4 % выборки), но существуют на протяжении всего периода с IV в. по I в. до н. э., при этом именно для ^-Ш вв. до н. э. более характерно так называемое выделенное дно, а кольцевидные поддоны более распространены в III—I вв. до н.э. [11. С. 146]. Вне зависимости от того, рассматривать л сосуды на кольцевидных поддонах в качестве подражания античной круговой керамике или же бронзовым сарматским котлам [5. С. 231, рис. 3], для Прикамья они будут иметь южное происхождение, и, как следствие, не должны датироваться временем ранее ^-Ш вв. до н. э.
Проблема атрибуции поселенческих материалов (в первую очередь, керамики) последних веков нашей эры в Прикамье поднималась уже неоднократно [6; 12; 16]. Несмотря на то, что в комплексе святилища отсутствуют предметы, узко датируемые III—I вв. до н. э., вопрос о верхней границе функционирования памятника, на наш взгляд, следует оставить открытым до момента выделения характерных черт керамических комплексов последних веков н. э. в Прикамье либо до убедительного доказательства отсутствия таковых. Важным шагом на пути разрешения этой проблемы мог бы стать детальный сравнительный анализ позднеананьинских комплексов и материалов пьяноборских памятников типа Барановского III, Быргындинского IV поселения или нижних слоёв Чегандинского городища.
СПИСОК ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ
1. Голдина Р. Д. Отчёт о работах в Удмуртской АССР в 1980 г. // Архив Института истории культуры народов Поволжья и Приуралья УдГУ. Ф. 2. Д. 110.
2. Ашихмина Л. И. Городище Каменный лог ананьинской культуры Среднего Прикамья // Материальная и духовная культура финно-угров Приуралья. Ижевск, 1977.
3. Ашихмина Л. И. Генезис ананьинской культуры в Среднем Прикамье // Коми филиал АН СССР. Сер. препринтов «Научные доклады». Сыктывкар, 1985. Вып. 119.
4. Богданов Е. С. Образ хищника в пластическом искусстве кочевых народов Центральной Азии (скифо-сибирская художественная традиция) // Новосибирск, 2006.
5. Боковенко Н. А. Типология бронзовых котлов сарматского времени в Восточной Европе // Советская археология. 1977. № 4.
6. Бугров Д. Г. Поселения пьяноборской культуры в Икско-Бельском междуречье: автореф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 2006.
7. Генинг В. Ф. Программа статистической обработки керамики из археологических раскопок // Советская археология. 1973. № 1.
8. Генинг В. Ф., Стоянов В. Е. Итоги археологического изучения Удмуртии // Вопросы археологии Урала. Свердловск, 1961. Вып. 1.
9. Голдина Р. Д., Колобова Т. А., Казанцева О. А., Митряков А. Е., Шаталов В. А. Тарасовское святилище раннего железного века в Среднем Прикамье. Ижевск, 2013.
10. Збруева А. В. История населения Прикамья в ананьинскую эпоху // Материалы и исследования по археологии Урала и Приуралья. М., 1952. Т. 5.
11. Краева Л. А. Гончарство ранних кочевников Южного Приуралья в VI-I вв. до н. э.: дис. ... канд. ист. наук. Рукопись.
12. Красноперов А. А. Основные проблемы изучения периода конца раннего железного века - начала средневековья в Прикамье - перспективы решения. https://www.academia.edu/attachments/31065165/download_file ?st=MTQwOTI5Nzg1NCw5MS4xNDYuMzcuMTMyLDQxNzYzMTI%3D&s=sidebar
13. Кузьминых С. В. Металлургия Волго-Камья в раннем железном веке. М., 1983.
14. Марков В. Н. Ананьинская проблема (некоторые итоги и задачи ее решения) // Памятники древней истории Волго-Камья. Казань, 1994.
15. Марков В. Н. Нижнее Прикамье в ананьинскую эпоху (Об этнокультурных компонентах ананьинской общности). Сер. Археология евразийских степей. Вып. 4. Казань, 2007.
16. Митряков А. Е. Everything goes? О сопоставимости исторических данных на примере двух локальных хронологий эпохи РЖВ в Удмуртском Прикамье // Региональная история, локальная история, историческое краеведение в предметных полях современного исторического знания. Ижевск, 2012.
17. Пшеничнюк А. X Охлебининский могильник // Археология и этнография Башкирии. Уфа, 1968. Вып. 3.
Поступила в редакцию 10.12.13
A.E. Mitryakov
THE CERAMIC ASSEMBLAGE OF TARASOVSKOYE SANCTUARY OF THE EARLY IRON AGE IN THE MIDDLE KAMA REGION
The paper is dedicated to chronology and attribution of ceramic assemblage of the Early Iron Age in Tarasovskoye sanctuary in the middle Kama River. The detailed description of formalized characteristics of assemblage (its morphology, ornamentation, technical characteristics) is published, and the associated well-dated material, that marks the lower chronological boundary of monument's existence, is described. The arguments for the "late" upper bound of its existence in the last centuries b.c. are based on peripheral localization of the monument relative to the zone of historical bindings, as well as on the presence of import vessels with the ring-shaped bottoms. The problem of defining the characteristics of late Ananyino - early Pyanoborye ceramics is formulated; the possible ways of its solving are suggested.
Keywords: ceramics, the Early Iron Age, Middle Kama, Ananyinskaya culture, Pyanoborskaya culture.
Митряков Александр Евгеньевич,
кандидат исторических наук, младший научный сотрудник Музея археологии
ФГБОУ ВПО «Удмуртский государственный университет» 426034, Россия, г. Ижевск, ул. Университетская, 1 (корп. 2) E-mail: fluteast@mail.ru
Mitryakov A.E.,
candidate of history, junior researcher of Archaeological Museum
Udmurt State University
462034, Russia, Izhevsk, Universitetskaya st., 1/2 E-mail: fluteast@mail.ru
