CC BY
17РЕЦЕНЗИИ И ДИСКУССИИ
Казус Уробороса: Рецензия на книгу С. С. Аванесова «Человек в норме»
А. А. Львов
В рецензии рассматривается монография доктора философских наук С. С. Аванесова «Человек в норме». Мы исследуем актуальность концепции автора, развитие им целостной интерпретации человека как проблемы не только антропологической, но и онтологической. Обсуждается также представленное в тексте работы обоснование положения о том, что человек непостижим средствами сугубо положительной науки. Наконец, мы проясняем тезис о том, что человек в подлинно философском исследовании выступает как смыслообразую-щая цель философской антропологии, поскольку реализует внутренне присущую ему коммуникативную природу.
Ключевые слова: философская антропология, онтология человека, С. С. Аванесов, телеология, коммуникативная природа человека.
The Case of Ouroboros: A Review of Sergey S. Avanesov's Book "Chelovek v Norme"
Alexander A. Lvov
The review considers the monography of Sergey Avanesov, Dr. Sc., "Chelovek v Norme" (Rus.: The Man In the Norm). The paper scrutinizes the topicality of the author's conception, his development of the unified interpretation of the human being as not only anthropological, but also ontological problem. It also discusses the argument that the man cannot be realized only by the means of positive science. Finally, it clarifies the thesis that the human
beings represent a sense-forming goal of philosophical anthropology within a genuine philosophical investigation, as they make actual their implicit communicative nature.
Key words: philosophical anthropology, the ontology of man, Sergey S. Avanesov, teleology, the communicative nature of man.
Познание есть преодоление границы - в самом широком понимании слова «граница». Стремясь к тому, чтобы что-то стало нам знакомым, было нами познано, мы всегда как бы выходим из себя, претендуя на правомерность захвата и усвоения до сих пор несвойственной нам части окружающей нас действительности. Тогда возникает в нашем сознании вина за это действие -но не в форме мучительного переживания совести, а в форме бремени ответственности за присвоенное. Парадоксальным образом, рассуждая о человеке, мы оказываемся в ситуации, которую мы предложили бы обозначить понятием «казус Уробороса», - как мифический змей, кусающий себя за хвост, мы замыкаемся на самих себя, искусственно различая в нас же «субъект» и «объект» познания. Однако усвоение только и возможно, когда усваивается нечто не свойственное - как и человек для самого себя всегда остается непознанной, проблематичной сущностью. Возможно, именно с этим и связано его постоянное внимание к самому себе в самых разных проявлениях этого внимания: «О многих вещах человек говорит с интересом, и только о себе - с удовольствием», - по верному выражению И. С. Тургенева.
Книга доктора философских наук, профессора Сергея Сергеевича Аванесова «Человек в норме» [1] посвящена поиску тех оснований, на которых возможно было бы выстроить актуальный проект философской антропологии.
Перед нами работа, представляющая собой исследование возможности реанимировать субъект, от имени которого высказывается всякий философ, тем самым вернув его в антропологическое поле. Уже во Введении автор устанавливает, что речь пойдет о (скажем, пере-
фразируя Г. Маркузе) «многомерном» человеке - и текст основной части как раз посвящен воссозданию заявленной и ожидаемой многомерности.
Основная часть главным образом представляет собой сборник ранее публиковавшихся с 1998 по 2017 годы статей (для этого издания незначительно измененных) автора. Уже по этому можно судить о перспективе сформулированной автором проблемы поиска основания для построения онтологии человека - очевидно, что перед читателем не произведение, посвященное сиюминутному или конъюнктурному интересу, но взвешенное и продуманное исследование, целокупность результатов которого следует воспринимать в свете единства его замысла. В издание добавлены и несколько новых этюдов, посвященных существованию субъекта морали в режиме его ответственности, раскрытию потенциала синер-гийной антропологии, различным аспектам визуально-сти в коммуникативной практике и семантических исследований личности, а также властным измерениям атомарного субъекта, включающим и властные практики научного познания. Поскольку указанные главы не столько добавляют аргументы и уточняют исследовательские ходы, сколько развивают общую проблематику этой книги долгого замысла - ведь с большей ее частью читатель так или иначе уже мог познакомиться вне зависимости от этого издания - мы позволим себе сосредоточиться не на пересказе содержания глав, а обсудить, во-первых, разработку заявленной проблемы и, во-вторых, концептуальную состоятельность предложенного проекта «новой философской антропологии».
Итак, как уже было упомянуто, философскую антропологию автор понимает как «онтологию человека» [1, с. 17], а необходимость поисков такой онтологии, с его точки зрения, вызвана тем, что человек оказывается вытеснен из сферы философских исследований многочисленными спекулятивными схемами, порождающими излишнее теоретизирование. Таким образом возник феномен «эссенциального человека» - «существ[а], опреде-
ляемо[го] в своем бытии некоей родовой сущностью или "человеческой природой", подчиняющей человека всеобщему порядку сущего» [1, с. 9]. Именно эта химера и подменила в истории мысли человека как такового, и именно такой эссенциалистский конструкт и был провозглашен умершим - вслед за смертью Бога, а затем и смертью автора. Впрочем, автор справедливо замечает, что именно самому человеку и принадлежит постановка диагноза о летальном исходе человека [1, с. 7] - в этом смысле человек остается не смотря ни на что несхва-ченным, как бы восстает из-под покровов всепроникающей метафизики, чтобы обрести плоть и кровь, благодаря новой гуманитарной позиции, поискам которой и освящена эта книга.
Во Введении [1, с. 22] предлагаются три вопроса, которые так или иначе красной нитью пройдут сквозь все статьи основной части, как бы нанизываясь на единую смысловую конструкцию:
1. Что мы называем антропологией?
2. Что такое новое антропология?
3. Почему старая антропология перестала удовлетворять нас в способности объяснить «антропную реальность»?
Автор убежден в том, что человек не может стать просто объектом в широком смысле научного исследования или познания - напротив, «[ч]еловек, будучи предметом познания, всегда одновременно является и условием такого познания <...> А значит, мы не имеем права говорить, что человек есть предмет антропологического познания. Или, если угодно, он есть, но исключительно в модусе отсутствия» [1, с. 23]. Таким образом, утверждается, что человек принципиально не может быть редуцирован к «своим» объективным характеристикам, добыча которых является отличительной чертой именно положительных, опытных наук. Человек как: наука - продолжаем мы, вглядываясь в мысль автора -сам должен стать опытом самого себя, тем самым обретя до сих пор чуждую ему положительность: «То, что долж-
но произойти с антропологией, должно произойти с нами, в нас самих. <...> именно такая позиция является подлинно гуманитарной, единственно релевантной собственному способу существования человека» [1, с. 24]. Автор замечательно выражает уверенность в том, что, хотя философия человека немыслима без его онтологии как самой сущности антропологического исследования, человек, тем не менее, не может быть адекватно изучен в рамках эссенциалистской парадигмы. Мы уже видели, что под эссенциализмом здесь понимается собственно бытийный аспект человека - будь то «космический или физический» [1, с. 35].
Уцепимся за слово «адекватный». Буквальное понимание его (от латинского айавдио - сравнивать, сопоставлять, достигать) дает возможность увидеть некоторую цель антропологии, и эта цель, с нашей точки зрения, весьма характерна для автора книги. Впоследствии мы обнаружим ту же самую мысль - в выводах исследования человек понимается не как некоторая данность, одно лишь сущее, обладающее бытием, но и как то, что мыслиться только в качестве цели самого себя. Человек - это проект, который разворачивается в коммуникативном процессе как бы на вырост самого себя, и проект этот не обязательно должен быть удачным, он даже может вовсе не состояться [1, с. 349]. Другими словами, подобно тому, как постепенно в процессе публикаций статей, составивших основную части книги, разворачивалась мысль самого автора, так же разворачивается коммуникативное понимание человека на протяжении всего текста, который в этом случае выстаивается в качестве ряда занятных событийных метаморфоз и визуально-практических приключений, составляющих событие самоузнаваемости человека, его встречу с самим собой в общении: «<...> формы и практики визуальных презентаций являются осмысленными только в контексте коммуникации. При этом ясно, что сама культура как таковая имеет коммуникативную природу и в целом представляет собой по сути ни что иное, как сложную
динамическую систему коммуникаций» [1, с. 222]. Поскольку для нашего автора важен и теологический аспект коммуникации, задающий не только масштаб цели человека, но и порядок ее практического достижения, нам кажется, что в данном случае удачно подходит метафора кардинала Николая Кузанского: мир в этом смысле есть explicatio hominis, разворачивание человека, которым, как мозг глазом, сам мир (а в этом смысле, и сам Бог) видит себя и осознает себя в творческом диалоге.
В связи с этим нам представляется, что смыслом философско-антропологического исследования для нашего автора является обнаружение и обоснование человека как цели. Правда, в тексте самой книге этого понятия не найти; здесь говорится о «сути человека» [1, с. 343], о «кануне самого себя», «идеале», [1, с. 346] и, что то же самое, «норме» человека [1, с. 350]. И, тем не менее, нам хотелось бы пояснить такое свое понимание квинтэссенции рецензируемой работы, обратившись к историческому примеру. Знаменитый эмбриолог Карл Эрнст фон Бэр для себя выделял два типа телеологии. Первый, «старый» тип телеологии прежних естествоиспытателей, в рамках которого движение и изменчивость в природе понимались как результат божественного замысла, он обозначал понятием внутренней целесообразности -Zweck. Однако внутри родов живого Бэр признавал существование иной телеологии, которую не следует толковать в рамках привычной конструкции творческого замысла - это слепое, направленное на достижение некоего результата, но не имеющее никакой внутренней целесообразности движение - Ziel [2, с. 440]. Так вот, всякая эссенциалистская трактовка человека может быть обозначена как движение к такого рода Ziel, но тогда и результатом окажется лишь одномерное, позитивное изображение конечного сущего. Что же касается подлинной задачи философской антропологии, то необходимо различать здесь то, как мы знаем и то, о чем мы знаем - но различать только для того, чтобы немедленно понять, насколько искусственный характер носит такое
различие. На самом деле это знание слито воедино, и разделить его можно только в рамках предварительного аналитического подхода. Философское знание о человеке должно раскрыть именно этот Zweck, причем источником его в таком случае будет вовсе не нечто внешнее, а внутренняя коммуникативная природа человека, ориентированная на полноту раскрытие себя через Другого.
Можно ли согласиться с подобной задачей философской антропологии? - На наш взгляд, не только можно, но именно такова ее классическая формулировка, разрабатываемая еще Максом Шелером. Насколько нова такая антропология? - Совершенно не нова; ею занимался и сам Сократ. Однако именно поэтому она всегда актуальна, как (по меткому выражению Г.-Г. Гадамера) актуально прекрасное; всякий раз осознавая человека как «канун», философ различает контуры предваряющегося события, хотя и остается в родных для совы Минервы сумерках. Но сумерки эти - не сумерки кумиров, это именно рождение драмы своевременности человека из духа его творческого общения с собой - встречи с Настоящим.
Литература
1. Аванесов С. С. Человек в норме / Сергей Аванесов. Новосибирск: Офсет-ТМ, 2016.
2. Райков Б. Е. Карл Бэр, его жизнь и труды / Акад. наук СССР. Ин-т истории естествознания и техники. М.; Л.: Изд-во Акад. наук СССР, 1961.
