УДК 94(470.6)
КАВКАЗСКИЙ НАМЕСТНИК А.И. БАРЯТИНСКИЙ ОБ ИСЛАМЕ
© 2010 г. Н.А. Нефляшева
Центр цивилизационных и региональных исследований РАН, Center for Civilizational and Regional Studies RAS,
ул. Спиридоновка, 30/1, г. Москва, 123001, Spiridonovka St., 30/1, Moscow, 123001,
cvi-reg@inafr. ru cvi-reg@inafr. ru
Представления об исламе и его радикальных течениях представителей российской политической элиты на Северном Кавказе во второй половине XIX в. находились в прямой зависимости от исламского академического и имперского политического дискурсов, определяли характер и методы взаимодействия с мусульманами региона. Анализ записки А.И. Барятинского отражает некоторые аспекты и динамику кавказской политики Петербурга.
Ключевые слова: ислам, Барятинский, мюридизм, шариат, адат, военно-народное управление, Российская империя, Северный Кавказ.
Representations about an Islam and its radical currents, developed representatives of the Russian political elite on Northern Caucasus in second half XIX в., were in direct dependence from Islamic academic and imperial political discourses, defined character and methods of interaction with Moslems of region. The analysis of a note of A.I.Baryatinskii reflects some aspects and dynamics of the Caucasian political practices of Petersburg.
Keywords: islam, Baryatinskiy, Sharia, an adat, military national management, Russian Empire, Northern Caucasus.
А.И. Барятинский - легендарный покоритель имама Шамиля, Кавказский наместник (1856 - 1862) и главнокомандующий Отдельным Кавказским корпусом, осуществил на своем посту ряд мероприятий, способствовавших интеграции региона в состав Российской империи - от введения системы военно-народного управления до организации городской жизни Тифлиса. Он оставил после себя уникальные записки, в числе которых письмо, адресованное под грифом «Весьма секретно» своему ближайшему сподвижнику генерал-лейтенанту Н.И. Евдокимову, командующему левым крылом Кав-
казской линии [1]. В архивном деле оно обозначено как «Докладная записка о сущности ислама и о методах управления горцами». Усеченный фрагмент этого документа был опубликован А.А. Зиссерманом в его знаменитой биографии Барятинского под названием «Записка наместника Кавказского князя А.И. Барятинского о внутреннем состоянии Кавказа» [2], а его полная версия хранится в Российском военно-историческом архиве в фонде Главного штаба Кавказской армии [3, л. 1 - 16].
Записка датирована февралем 1858 г., когда ситуация на Северном Кавказе осложнялась в связи с акти-
визацией в регионе Англии, Турции и Франции, а вопрос уничтожения войск Шамиля и его государства стал для Барятинского определяющим. Главнокомандующий Кавказским корпусом принимает решение принципиально изменить тактику военного завоевания Кавказа и осуществляет преобразования в управлении и комплектовании Кавказской армии. В этой связи обращение наместника накануне решающей военной операции к теме ислама, размышления о сущности религиозной доктрины, объединившей горские народы, столь различные в лингвистическом и культурном отношениях, представляются закономерными.
Копии письма наместника были направлены начальнику Прикаспийского края генералу А.Е. Врангелю, начальнику Лезгинской кордонной линии и Джаро-Белоканского военного округа генералу И.А. Вревскому, начальнику правого крыла Кавказской линии Г.И. Фи-липсону, Тифлисскому военному губернатору генерал-майору А.Х. Капгеру, Кутаисскому генерал-губернатору генерал-майору князю Г.Р. Эристову, командиру Грузинского гренадерского великого князя Константина Николаевича полка полковнику князю И.Д. Тархан-Моуравову.
Письмо наместника не имеет четко выраженной структуры, однако в его содержании выделяются следующие блоки проблем: характеристика ислама и кавказского мюридизма как его радикального направления; особенности и последствия распространения мюридизма на Кавказе; практика российской администрации в отношении кавказских элит; дальнейшие перспективы и методы проведения русской политики в регионе. Стилистика текста и его тональность свидетельствуют о том, что записка написана Барятинским под влиянием Р. Фадеева, его пресс-секретаря, посвятившего мюридизму отдельный раздел в своей работе «Шестьдесят лет Кавказской войны» [4, с. 41 -64]. Некоторые фрагменты письма явно перекликаются с этим знаменитым исследованием Р. Фадеева, в особенности строки, посвященные мобилизующей силе ислама. Они написаны наиболее эмоционально и иногда даже выходят за рамки официального документа, поднимаясь до уровня литературного сочинения. «Сторона человеческой природы, на которую (ислам. - Н.Н.) действует, которую он избрал своим орудием, есть не разум и не совесть, но страсть, способность человека к нравственному взрыву: мусульманство в полном смысле есть учение поджигательное, оно воспламеняет людей, удвоивает их силы, делает их способным к великим вещам настолько, насколько в отдельном человеке или в целом народе достает горючего материала» [3, л. 2].
Одна из особенностей письма, придающая ему исламоведческий ракурс, заключается в том, что А.И. Барятинский вписывает мюридистское движение на Северном Кавказе в более широкий политико-культурный контекст - по мнению наместника, возникновение и дальнейшая активизация мюридизма на Кавказе есть частный случай и логическое продолжение активизации ислама во всем мире «от Африки до Индейских островов».
Представляют интерес и данные Барятинским оценки ислама, его структурных особенностей и мобилизующего потенциала. Они находятся в прямой зависимости от уровня понимания традиций учения Мухаммада, существующего в русском имперском востоковедении того времени: «Мусульманство есть не только религия, но общественный закон, определяющий все отношения людей между собою; оно устанавливает между своими последователями и политическое устройство и права: гражданское и уголовное». С другой стороны, наместник недооценивает гибкость ислама, его способность адаптировать местные традиции: «В стране, где оно (мусульманство. -Н.Н.) утверждается, должны исчезнуть все национальные учреждения, все обычаи и понятия, выработанные жизнью народа. Все классы и состояния, наслоенные в обществе веками истории; мусульманство не признает ни племенных, ни сословных отличий и не дает им места в своем законе; оно признает только мусульман»[3, л. 2]. Народ, принимающий ислам, как считает А.И. Барятинский, «не может ни сохранить своих древних учреждений, ни развить новых из своей жизни».
Барятинский пишет о том, что Российская империя на собственном опыте почувствовала «увлекающую силу мусульманской проповеди», на протяжении 30 лет используя только силовые методы воздействия на горцев при противостоянии с Шамилем и его наибами, недооценив динамику и специфику распространения ислама.
Одно из базовых положений концепции наместника, предлагающей принципиально новый взгляд на политику империи в регионе, заключается в необходимости поддерживать традиционную горскую аристократию, развитое сословное деление, существующее в Черкесии, Большой Кабарде и равнинном Дагестане, а также адат, поскольку «права и обычаи собственно туземные - естественные враги мусульманской проповеди». Тема поддержки горской аристократии, которую развивает Барятинский, поднимается в его письме трижды. Именно горская аристократия способна противостоять мусульманской проповеди: «У горцев, как у всех обществ, имеющих дворянство, высшие сословия составляли политическую часть народа, считались природными охранителями общественных учреждений; существование дворянства основывалось на адате и потому естественно дворяне были ревностнейшими защитниками адата». Власть аристократии и горских элит, по мнению наместника, являлась единственным инструментом, обеспечивавшим правопорядок на подконтрольных им территориях, так как высшие сословия были «заклятыми противниками духовного деспотизма и безусловного равенства, проповедуемого рьяными мусульманскими учителями, нашими и ихними врагами» [3, л.2 об.].
Наместник отмечает, что до тех пор пока исламизм не получил распространения на Кавказе, его влияние ограничивалось обрядовой практикой, но, окрепнув, он обрушился на дворянство - «на сословие, в котором адат, можно сказать, воплощался». «На
Кавказе права владетелей высших сословий и племенной адат уживались с мусульманством, существовавшим только по названию; когда мусульманство проникло в убеждение, сословия и обычаи пали всюду перед шариатом» [3, л.2 об.].
Барятинский определяет хронологическое начало этого процесса - «за несколько лет до принятия Грузии в русское подданство» - и пишет о его синхронном развитии параллельно на восточном и на западном Кавказе. Наместник не указывает прямо ни на одно из антирусских движений горцев, основанных на идеологии ислама, поколебавших традиционный сословный порядок, но, очевидно, имеет в виду прежде всего движение шейха Мансура (Ушурмы), первое освободительное движение горцев, под лозунгами консолидации на основе идеологии священной войны и установления шариата, охватившее значительную часть Северного Кавказа - Чечню, Дагестан, Кабарду и Черкесию в 1785 - 1791 гг., а также шариатское движение, развернувшееся в Кабарде и Черкесии в конце XVIII - начале XIX в.
Мусульманская проповедь, отмечает Барятинский, по существу пересоздала горцев в глазах русского правительства, сделала их единым организмом, однако в течение десятилетий «все правительственные меры кавказского начальства были направлены не против мюридизма, но против его естественных врагов, наследственных правителей, высших сословий и народных учреждений горцев»[3, л.3 об.].
Наместник критически оценивает политику русского правительства, считая, что власть реализовала в регионе мероприятия, которыми необходимо было не начинать, а завершать интеграцию Кавказа. В частности, Барятинский, не называя лиц, негативно характеризует единую систему гражданского управления, введенную сенатором П.В. Ганом в 1840 г., заранее обреченную на провал на Кавказе, отличающемся лингвистическим и культурным разнообразием. Другая серьезная ошибка заключалась в том, что в новой системе управления, замыкавшейся на штабе при Кавказском наместнике, прежние владетели были заменены офицерами Кавказской армии. «Унизить горских владетелей и дворян, ограничивая во всем их обычные права, заменяя их по возможности офицерами, значило сокрушить единственную пружину, посредством которой правительство могло повелевать горскими племенами, не прибегая к штыкам» [3, л. 4 ].
Наконец, «самым большим промахом, какой только возможно сделать», наместник считает тот факт, что русские власти сделали ставку на шариат, а не адат на том основании, что шариат является писаным законом. Идея поддержки адата в противовес шариату становится у Барятинского доминирующей. Адат, по мнению наместника, должен стать и основой судопроизводства для горцев, «ибо вместе с дворянством начнет сама собою опять возникать и противоположная Шариату сила Адата, пределы власти шариатского суда сами собою стеснятся вопросами исключительно духовными, а в народные словесные судилища мы сможем вносить начала гражданские, сблизить их
с русским судопроизводством... С устранением шариата падает общественное значение мусульманских духовных, главных поборников мюридизма; с адатом снова возникает, если не прежнее влияние, то по крайней мере законное положение высших сословий, навеки обращенных мюридизмом к верноподданиче-ству» [3, л. 4].
В качестве дополнительных мер, необходимых для включения региона в «тело империи», наместник предлагает развивать систему высшего образования для горцев. Именно в период его наместничества были осуществлены преобразования по децентрализации Кавказского учебного округа, дальнейшее развитие получила практика предоставления вакантных мест для горцев в высшие учебные заведения Российской империи, таких как Санкт-Петербургский, Московский, Казанский университеты, Императорское училище правоведения, Горыгорецкий земледельческий институт, институт корпуса инженеров путей сообщения, институт корпуса горных инженеров, лесной и межевой институт, Лазаревский институт живых восточных языков, Константиновский межевой институт, строительное училище путей сообщения, Императорская академия художеств, Санкт-Петербургское коммерческое училище, технологический институт.
При Барятинском активизируется деятельность и Ставропольской гимназии - самого крупного и престижного учебного заведения для горцев Северного Кавказа, через стены которого прошли сотни молодых людей, выходцев из семей горской аристократии.
Однако Барятинский как опытный политик смотрел на проблему шире, осознавая, что только лишь получение образования и освоение европейских норм этикета не способны изменить ментальность горца, сформировать мусульманина, лояльного империи. Наместник пишет о том, что даже европейски воспитанные и образованные горцы носят своеобразную маску, которая слетает, едва они переступают порог собственного дома: «семейный быт, в котором человек образуется нравственно, который составляет существенную часть жизни, до сих пор замкнут совершенно от всякого постороннего влияния» [3, л.4 об.].
В этих условиях каналом распространения русского культурного влияния способна стать женщина-мусульманка из высших сословий. Мужчина-мусульманин, по мнению наместника, сталкивается в своей повседневной жизни с русскими и вскоре убеждается, они «не звери», поэтому «идеи его не могут иметь той безумно-фанатической односторонности как у мусульманки». Коммуникативные возможности женщины в силу особенностей кавказской соционор-мативной культуры сужены, в ее глазах русские предстают «воплощением злых духов». Поэтому сближение женщины с русским обществом, по мысли наместника, приведет к тому, что «женское влияние, до сих пор враждебное нам, сделается для нас благоприятным, по крайней мере, в высшем классе, голове всего народа» [3, л. 4].
Наместник предостерегает своих сподвижников от реальных угроз нового распространения мюридизма:
«... если опять, в связи с военными успехами, мы не будем стараться теперь же обессиливать самое начало, из которого сложился мюридизм, то должны будем постоянно ожидать, что рано или поздно мюридизм снова, под влиянием того или другого имама, подымет голову при первой возможности и вновь разрушит все наши усилия к умиротворению края» [3, л. 15 об.].
В случае следования в русле предлагаемых им мер мусульманское духовенство утратит свое влияние, население будет уклоняться от шариатских сборов, обедневшее духовенство неизбежно потеряет свой высокий социальный статус, а его обязанности сведутся только к выполнению пятикратных молений и обрядов жизненного цикла. Но поскольку, подчеркивает Барятинский, народ, лишенный религии, тоже представляется обременительным для правительства, вместо ислама, стремительно теряющего свои позиции, необходимо предложить горцам «другое готовое исповедание», «более чистое и более успокоительное». Проект восстановления православия на Северном Кавказе у народов, когда-то исповедовавших христианскую веру, и поддержки православия у народов, и сейчас являющихся христианами, учреждение «Общества восстановления православного христианства на Кавказе» стали таким же значимым вектором правления Барятинского, как и победа над Шамилем и введение системы военно-народного управления.
«Докладная записка о сущности ислама и о методах управления горцами» Барятинского занимает особое место в корпусе источников по истории Российской империи на Северном Кавказе, а также в рукописном наследии самого наместника; она сыграла немаловажную роль в формировании исламского дискурса Российской империи. Ключевые слова, используемые наместником для характеристики мюридизма, - «страстный», «воспламеняющий» и «страшный». Барятинский пишет о том, что «Коран владеет страшною силою прозелитизма», и что ислам «довольно показал всему свету, как он страшен в этом состоянии, когда в самом
начале своего существования покорил и обратил половину христианского мира». Именно страх перед возникновением на Северном Кавказе нового государства, аналогичного имамату Шамиля, станет определяющим при оценке и выработке стратегий по отношению к исламу и мусульманскому духовенству в российской кавказской политике на протяжении длительного периода начиная с 30-х гг. XIX в. вплоть до осуществления мероприятий по умиротворению Кавказа уже после окончания военных действий.
Литература и примечание
1. Кавказская линия (Кавказские укрепленные линии) -система пограничных укреплений русских войск на Кавказе в XVIII - XIX вв., возведенных по самым большим рекам Кавказа - Кубани и Тереку, в то время - южная граница России. Начало Кавказской линии было положено гребенскими казаками, которые построили крепости Кизляр (1735 г.) и Моздок (1763 г.). На базе этих крепостей позже возникли Кизлярская и Моздокская линии. В 1778 г. по инициативе А.В. Суворова по реке Кубань была построена Кубанская пограничная линия протяженностью 550 км. В 1784 г. были сооружены укрепления по Военно-Грузинской дороге. К 1785 г. все укрепления составили единую Кавказскую укрепленную линию, позже разделенную на левый фланг, центр, правый фланг и единую Кавказскую укрепленную линию. На линии несли службу Кавказское и Черноморское казачьи войска. С окончанием Кавказской войны Кавказская линия утратила свое значение.
2.Записка Наместника Кавказского князя А.И. Барятинского о внутреннем состоянии Кавказа // Зиссерман А.А. Фельдмаршал князь А.И. Барятинский. 1815 - 1879. М., 1890. Т.2. С.277 - 279.
3. Российский государственный военно-исторический архив. Ф. 14719. Оп.1. Д. 260.
4. Фадеев Р. А. Шестьдесят лет Кавказской войны // Кавказская война. М., 2003.
Поступила в редакцию 17 марта 2009 г.